Рубизнес

для Гениев

из России

«Истина освободит вас»
http://Istina-Osvobodit-Vas.narod.ru
MARSEXX
Адрес (с 13.02.06): /tolstoy/tolstoy-makovickii.html

Сверхновый

Мировой

Порядок

МАНИФЕСТ ПРАВИЛЬНОЙ ЖИЗНИ «Жизнь со смыслом, или Куда я зову»
Бизнесмен, бросай бизнес!	Работник, бросай работу!	Студент, бросай учёбу!	Безработный, бросай поиски!	Философ, бросай думать!

Новости	Mein Kopf	Из книг	Люби всех и верь себе!!!	СверхНМП	«Си$тема»	Рубизнес
Человек, бросай есть мясо, рыбу и яйца!
Сверхновый Мировой Порядок из России Чего хочет разумный человек? К чёрту государство! К чёрту религиозные культы! К чёрту удовольствия! К чёрту деньги! К чёрту цивилизацию! «Жизнь со смыслом, или Куда я зову» Грандиозная ложь психологов: ЗАВИСИМОСТИ! Наша жизнь — чепуха! Рубизнес-1 Рубизнес Светлой памяти Иисуса Христа Развитие vs. сохранение О книгах Вл. Мегре Мы живые Демонтаж "си$темы" Чересчур человеческое Болтовня Достаточное Условия Бедность Города Решение проблем Эффективность Богатство Прибыль Война Деньги Паразитизм Сегодня Будущее Что делать Бизнес, Гении, Россия Почему Зачем

«Толстовский листок» — 8, изданный Вл. Морозом на собственные средства.

Ещё писания Льва Толстого берите в библиотеке Марселя из Казани «Из книг» и в «Толстовском листке» Вл. Мороза.

ТОЛСТОЙ ГОВОРИТ

У Толстого
1904 — 1910

«ЯСНОПОЛЯНСКИЕ ЗАПИСКИ» Д.П.МАКОВИЦКОГО

ВЫБОРКА СОСТАВИТЕЛЯ «ТОЛСТОВСКОГО ЛИСТКА»

ПРЕДИСЛОВИЕ К ВЫБОРКЕ ИЗ ДНЕВНИКА Д.П. МАКОВИЦКОГО

ИЗ "ПРЕДИСЛОВИЯ АВТОРА"

«ТОЛСТОЙ В ДНЕВНИКЕ МАКОВИЦКОГО»

"Д.П. МАКОВИЦКИЙ" БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК

"ЯСНОПОЛЯНСКИЕ ЗАПИСКИ"

ЛИЧНЫЕ ИМЕНА, УПОМИНАЕМЫЕ В ДНЕВНИКЕ Д.П. МАКОВИЦКОГО

Выборка из Дневника Д.П. Маковицкого "У Толстого. 1904-1910" произведена составителем "Толстовского Листка" по тексту издания "Литературного наследства" изд. "Наука" 1979 г.

Несмотря на огромный интерес, который представляет собой каждый день жизни Яснополянского дома в описании Маковицкого (люди, события), полное переиздание Дневника "Толстовским Листком" невозможно из-за обширности материала, представляющего собой более двух тысяч страниц в 4-х книгах. Второе полное издание Дневника в ближайшем десятилетии вряд ли можно ожидать, а тираж первого — 15 000 экземпляров -недостаточен ни для России, ни, тем более, для мира.

Вместе с тем невозможно и дальше оставлять втуне живую речь и всеохватную мысль Толстого, отраженную в Дневнике.

Сказанное выше диктовало необходимость выборки, в которой задачей составителя было акцентирование внимания читателя на высказываниях и суждениях Толстого.

В задачу составителя не входило освещение всех визитов посетителей Ясной Поляны.

Выбранные места, как отдельные пункты, пронумерованы по месяцам. Каждый месяц начинается с пункта один. Круглые скобки в тексте принадлежат Маковицкому, прямые и острые — составителю. Прямая речь без дополнительных ссылок принадлежит Толстому.

В.А. МОРОЗ

ПРЕДИСЛОВИЕ К ВЫБОРКЕ ИЗ ДНЕВНИКА Д.П. МАКОВИЦКОГО

Как современники не замечали, не понимали Христа! Подобно тому как теперь Льва Николаевича, его разъяснения истины, предостережения. Люди уничтожают остатки христианства. А может случится то, что с Христом: через несколько десятилетий или столетий им, Львом Николаевичем, будет жить мир.

Д.П. Маковицкий 20 апреля 1906 г.

Сравнивая "варварский мир" двухтысячелетней давности с варварским миром сегодняшним — видно, в чем он изменился. Произошла работа на связь — физическую. Он стал весь известен себе. Проявился. Приготовился, чтобы связаться дальше — духовно: 1. Единым религиозным сознанием. 2. Единым языком. 3. Единым, неразделенным на государства мировым сообществом. В этой предстоящей миру работе — первая помощь человечеству будет от Толстого-мыслителя, Толстого-ученого, Толстого-мудреца.

В.А. Мороз 1980 г.

I

Долго, слишком долго не печатался Дневник Д.П. Маковицкого "У Толстого. 1904-1910".

Публикация его состоялась в 1979 г. — чуть не 70 лет спустя после ухода Толстого из Ясной Поляны (и следом за ним из жизни), и — спустя почти 60 лет после смерти автора Дневника — свидетеля завершения жизненного пути Толстого. Несколько поколений людей не знали и продолжают не знать этот великий документ эпохи.

Тем временем жизнь людей нашего века стремительно летит в "неизвестность" (такую ли уж неизвестность, если видеть как будущее этой жизни зреет в ее настоящем?) — летит ветвью оторванной от ствола — религиозного сознания человечества, с венчающей его кроной — религиозным учением Толстого, в котором, как в высшей своей точке — точке единения — сошлось накопленное в тысячелетиях разноликое, как само человечество, сознание его религиозных учителей, чтобы предстать, наконец, единым учением (одновременно и — "старым", потому что доцерковным, и — "новым", потому что — внецерковным!), соединяющим сознание человечества, а значит, и само человечество одним для всех людей едино мысленным учением о Боге и человеке, как сыне Бога.

Увы, какова жизнь людей нашего века и какой она будет в веке будущем легко видеть по тому: в какой степени связана она с религиозным сознанием человечества.

Толстой говорит: "Выход для всех народов мира в одном: в том, чтобы признать то высшее религиозное сознание, до которого дожило человечество нашего времени и следовать ему".

Толстой говорит: "Только кажется, что человечество занято торговлей, договорами, войнами, искусствами: одно дело для него только важно и одно только дело оно делает: оно уясняет себе те нравственные законы, которыми оно живет. Нравственные законы уже есть. Человечество только уясняет их себе, и уяснение это кажется не важным и незаметным для того, кому не нужен нравственный закон, кто не хочет жить им. Но это уяснение нравственного закона есть не только главное, но единственное дело всего человечества."

Увы, жизнь людей нашего века настолько оторвана от религиозного сознания человечества и выработанного им нравственного закона, что кажется, будто нравственно полые существа каких-то очертенелых миров заполонили собой, уготованный единым Отцом всех людей — сынов-братьев — его прекрасное создание — Мир Божий.

Занятые увеличением материальных благ, при полном забвении "знания в чем назначение и благо человека" (слова Толстого), занятые "борьбой с преступностью" (не понимая, что по Христу борьба с преступностью означает борьбу человека с самим собой), занятые "искуплением вины" — вторичным возведением в России храма Христа Спасителя (в знак покаяния!) и одновременно совершением на Кавказе еще большей вины — того, что в XX веке получило название: преступление против человечности,— люди не могут остановиться в своей безумной деятельности. Как будто земля под ними — не Божья, а сами они не Божьи дети.

Но это не удивительно. "Не понимает" нравственный закон нерелигиозное сознание человека, составленное из нерелигиозных людей человеческое общество.

Отстаивание национальных интересов, как государственных границ, спустя двадцать веков после их упразднения религиозным учением Христа о всемирном братстве людей, и в самое время столь же сильного их отрицания религиозным учением Толстого!

Толстой говорит: "Россия? Что такое Россия? Где ее начало, где ее конец? Польша? Остзейский край? Кавказ со всеми своими народами? Казанские татары? Ферганская область? Амур? Все это не только не Россия, но все это чужие народы, желающие освобождения от того соединения, которое называется Россией... На нашей памяти Ницца была Италией, вдруг стала Францией; Эльзас был Францией, стал Пруссией; Приморская область была Китай, стала Россией; Сахалин был Россия, стал Японией. Нынче власть Австрии распространяется на Венгрию, Богемию, Галицию, а английского правительства — на Ирландию, Канаду, Австралию, Египет и мн. др., русского правительства на Польшу, Грузию и т.д. Но завтра власть эта может прекратиться. Единственная сила, связывающая воедино все эти России, Австрии, Британии, Франции, — это власть. Власть же есть произведение людей, которые, противно своей разумной природе и закону свободы, открытому Христом, повинуются людям, требующим от них дурных дел насилия. Стоит только людям сознать свою, свойственную разумным существам свободу и перестать делать по требованию власти дела, противные их совести и закону, и не будет этих искусственных, кажущихся столь величественными соединений -России, Британии, Германий, Франций, того самого, во имя чего люди жертвуют не только своей жизнью, но и свойственной разумным существам свободой. ("Конец века", 1905 г.)

Как будто, чтобы людям остановиться, одуматься и перемениться, нет для них в этой жизни руководящей нити: идущего от своего начала — Бога, религиозного сознания человечества, (нити, за которую надо только ухватиться, чтобы привести в соответствие с ним свою жизнь).

II

Люди нашего века не ведают, не интересуются, не хотят знать, и — им мешают, от них скрывают, им не дают знать, вызревшего на всей многотысячелетней мудрости, мировоззрения, обращенного в наше время к человечеству в целом -как наставления на путь религиозного сознания всего человечества (таково уж великое назначение Толстого!) — научающего людей религиозному отношению к жизни, и только тогда, вследствие этого, — их мирного, любовного существования под Богом (а не всеобщей гибели под бомбами).

И не удивительно, что живя в отрыве от учения, дающего им жизнь (что то же, что в глубоком нравственном невежестве) — люди ежечасно, ежеминутно убивают себя в войнах и без войн, потому что: или — работа над своим сознанием (изменение его) — делание его религиозным и тогда — Жизнь... Или — уничтожение жизни, своей и других, убийственной силой нерелигиозного сознания.

Позор человечества (а значит и России) в том, что имея перед собой нравственный закон, обозначенный всей мудростью человечества и определенный Толстым, как путь жизни, ни Россия, ни человечество не следуют ему.

III

И как люди нашего века, в разных частях материально сцепленного, но разномыслием расчлененного мира, оторваны от религиозных писаний самого Толстого, также они оторваны от совершенного в России честнейшего, любовного труда о ТОЛСТОМ.

В чем он? В запечатлении той истины, что мыслительная жизнь человека рождается на опоре религиозного сознания человека, и что дело Божье ("делайте как Я и будете такими как Я") делает только тот человек, кто имеет сознание Божье.

Достойный преклонения труд Маковицкого — в донесении до других Мысли, с одной стороны соединенной с "канвой жизни" (как мира, так и мыслителя), с другой — неотделимой от "вечного", "бесконечного", от "начала", от Бога. Толстой говорит: "Я живу в вечности и все должен рассматривать с точки зрения вечности".

Как до сих пор скрывается (не печатается) "Свод мыслей Толстого", составлявшийся много лет В.Г. Чертковым и Ф.А. Страховым и который более чем тридцатью их сотрудниками подготовлен к печати еще в 1913 г. и не напечатан (Толстой говорил о "Своде", что это его настоящая биография), так до недавнего времени скрывался Дневник Маковицкого.

Узнавая содержание этой драгоценной летописи, понимаешь, что иначе не могло и быть: то, чем жил Толстой-мудрец: углубленным уяснением жизни, и высшим, что есть в человечестве — мудростью его религиозных учителей (панацеей от бед человеческих) слишком не соответствует тому, чем жило и живет, как прежнее так и теперешнее человечество, руководящееся безбожным сознанием (а проще сказать — глупостью) — причиной всех бед человеческих.

Удивительно другое — что рукопись Маковицкого избежала уничтожения и дождалась выхода в свет, чтобы светить.

Дневник Маковицкого — великая книга великого человека. Потому что отвечает единственной задаче человеческой жизни — нести истину.

Оказавшись ближе других к чистейшему источнику Мысли, имя которому ТОЛСТОЙ, вбирая в себя его каждый вновь рожденный, озаряющий луч, проникаясь его сиянием в самом будничном окружении жизни, Маковицкий в своих шестилетних записях дал увидеть в цельности многогранный кристалл толстовской мысли. Это — проникновенная работа свободного ума и открытого сердца Маковицкого. Это — соединение одного работающего сознания (религиозного) с другим работающим сознанием (делающимся религиозным) не могло бы возникнуть без любовного отношения людей друг к другу и бесценного слияния в единомыслии двух людей. Это — исторический документ, навсегда вошедший в ту сферу жизни, выше которой нет — сферу религиозного сознания.

IV

Источник религиозной мысли (а мысль не религиозная не есть мысль) — БОГ.

Религиозная истина, открытая Христом и неустанно раскрываемая Толстым, исходит из центра или точки опоры — Духа Божьего в человеке и выращенного им в человеке религиозного сознания. Она в том, что весь известный нам род человеческий есть дети единого Отца (Бога).

Осознание в себе единого Отца указует на идеал, которым должен жить человек — жить Духом Божьим в себе — единением с Отцом.

Единый Отец собирает сознание человека на духе Божьем в человеке и обязует творить только божеское...

Единый Отец дает провести из Центра "равновеликие радиусы" (по Толстому) — такую деятельность человека, которая образует сферу религиозной жизни и несет так дальше, из века в век, Отцовские идеалы...

Единый Отец дает судить о "божеском" и "не божеском в философиях, науках, искусствах и всех делах человеческих...

Единый Отец дает понять, что разделение рода человеческого на государства, их устройства, границы есть уродливый атавизм. (Толстой называет патриотизм рабством)...

Единый Отец вскрывает ложность непримиримых между собой церквей "ложных вер" (по Толстому), не дающих миру людей соединиться в братской любви...

Сознание, опирающееся на точку опоры-центр — сознание религиозное — выводит в жизнь религиозную деятельность человека, и она-то (так просто), только она! — дает всему жизнь.

"Сын человеческий", очнувшись от безотцовщины, становится "сыном Божьим", узнавая исток своей жизни и дела, сознает свою общность со всем.

По истоку — из центра (точки опоры) или, наоборот, из нецентричности (безопорности) узнается: религиозна или не религиозна та или иная жизнь и деятельность человека. Отсюда так легко судить Толстому о "божеском" и "не божеском" в человеке и человечестве.

Нет разных точек зрения на жизнь и деятельность (чем гордятся, и чем хотят удивлять других: "быть собой", "быть не похожим"). Есть одна точка зрения — религиозная, прозревающая все, созидающая, и — множество других — слепых и разрушающих.

Религиозная мысль — творимое единомыслие с Отцом (а не то, пробив которого возражают спорщики, отстаивающие каждый "свою", а значит, безбожную "точку зрения"). Религиозная точка зрения — одна. Религиозная точка зрения одна на все!

Это надо знать. Этот камертон надо постоянно иметь в уме, узнавая взгляды Толстого на все, и, понимая его, вместе с ним понимать все.

V

Выборка из книги Маковицкого не есть системное изложение мышления Великого Философа Жизни (скорее всего таковым является неизвестный до сего дня, потому что содержится в строжайшей тайне, "Свод мыслей Толстого"). "Выборка" — это отдельные суждения по отдельным случаям, характеристики и оценки отдельных лиц, отклики на сделанное или высказанное кем-то, на события, касающиеся целых народов и жизни мира. Охватывая все это многообразие, не забывая "камертон", что все, о чем говорит Толстой, он говорит с одной точки зрения — религиозной, надо с благодарностью понимать еще и то, что все это доносится до нас Д.П. Маковицким — человеком несущим истину, и — "имеющий уши да слышит" — доходит до нас.

В.А. МОРОЗ 1995 г.

ИЗ "ПРЕДИСЛОВИЯ АВТОРА"

1. Я начал записывать слова Л.Н. Толстого сначала для чешских и словацких друзей и для биографов Л.Н., потом продолжал записывать потому, что те, кто лучше меня мог это делать, не делали этого; затем уже втянулся в эту работу.

2. Записывал я иногда по памяти, иногда же во время разговоров старался незаметно записывать все, какие успевал, отдельные выражения и целые мысли, сказанные Л.Н. Когда расходились спать, я садился за переписывание того, что в течение дня записал на листках, стараясь по этим записям восстановить нить разговора.

3. Слова тех лиц, с которыми говорил Л.Н., я не записывал подробно; от этого в моих записках Л.Н. часто говорит больше, чем его собеседники, и говорит как будто с апломбом, стараясь внушить собеседнику свою мысль. На самом деле бывало обратное: собеседники Л.Н. говорили больше, чем он, и часто именно они говорили с апломбом, стараясь заставить его согласиться с их мнением. Л.Н. же только отвечал на их слова.

4. Л.Н., спустя некоторое время после моего приезда в Ясную Поляну, узнал, что я записываю его слова, и мне бывало иногда неприятно сознавать, что я, может быть, стесняю его беседу, как бы оказывая давление на него, заставляя его воздерживаться от высказывания тех мыслей, записи которых он не желал. Но мне кажется, что, в конце концов, Л.Н. не был недоволен тем, что я записывал: иногда мне казалось, что Л.Н. говорил некоторые вещи таким тоном, в котором слышались обращенные ко мне слова: "Это запишите".

1904

Октябрь

1. Я приехал к Льву Николаевичу в Ясную Поляну с поручением от Черткова. <...> Я передал Л.Н. письмо Владимира Григорьевича.

— Боюсь писем Черткова, — сказал Л.Н. и ушел к себе в кабинет читать его. Через несколько минут вернулся опять в залу, говоря:

— Письмо Черткова прекрасное. Я вполне согласен с его взглядом, что если нет свободы воли, тогда нет и Бога.

2. — Жалею, что у Кропоткина такое чувство к японцам, что не доверяет хорошему, что в них есть, и не старается действовать на это у них, — сказал Л.Н. — Кант, которого я теперь много читаю и очень люблю, говорит, что если хочешь подействовать на другого, то действуй (влияй) на задатки хорошего в нем. Удивительно, что Кропоткин, анархист, за государственную войну. Мне государственная точка зрения, как и национализм, патриотизм, совсем чужды, я свободен от нее. Нельзя царствовать невинно.

3. — Социализм — это только один из симптомов; война будет, пока не все люди будут работать, и пока будут одни люди других бить по зубам, и пока будет земельная собственность; но не будет войны только тогда, когда у людей будет религиозное сознание.

4. — Жаль, что такие люди, как Кропоткин, пренебрегают религией, смотрят на религию как на что-то отжитое. И партийность обязывает. Он от этого (пропаганды революции) не может отказаться, может быть, потому, что ему пришлось бы отказаться от своего прошлого. Это так, как архиерею, который 30 лет жизни посвятил на то, чтобы сделаться архиереем, отказаться от церкви. Это трудно.

5. Кто-то сказал:

— Не было бы революции (Французской), где мы были бы теперь? Не было бы благодатных приобретений революции в Европе.

— Я думаю, наоборот, — сказал Л.Н., — было бы лучше. После революции правительство поднялось. Представители революции пошли на компромисс. Идеи Французской революции: уничтожение земельной собственности, введение подоходного налога, уничтожение милитаризма — не осуществились. <...> Если у нас был бы парламент, то о земельном вопросе кто стал бы говорить? Сошел бы с очереди, и пришли бы на очередь вопросы о постройке технических школ, сооружении памятника Николаю Павловичу. Царь мог бы осуществить национализацию земли. Если была бы революция, то после нее кто правил бы народом? Какие представители его?

6. — На письма к государю я махнул рукой и ничего не имею сказать государю. <...>

Это Л.Н. сказал так, что видно было, что он считает царя слабым человеком, который не то что другим, но и самому себе помочь не может.

7. — Бирюков говорил, что он старается, чтобы при ссоре враждебное чувство было доведено у него до нуля; чтобы оно, сколько раз его ни умножать, все-таки оставалось бы нулем...

8. [В разговоре о Черткове и Саранчеве, который живет у Чертковых.]

— Как у Саранчева, Черткова чередуется угнетение духа с подъемами его, так и у меня, и у всякого. Иногда просто не в состоянии думать.

9. — Прогресс идет по спиральной линии. Как на пароходе, который тянет за собой барки, надо наблюдать за силой пара: если есть пар, то, значит, есть и движение. Нельзя судить по внешним явлениям, есть ли движение или нет, а надо справляться, что говорили мудрецы тысячи лет тому назад и что теперь.

10. Назывались явления, свидетельствующие о регрессе человечества. Л.Н. на это возражал:

— Сократ был единицей, и истина (его взгляды) была только маленькой кучке доступна, а сейчас эти мысли доступны многому множеству. Вспомните времена Ивана Грозного, когда в Москве на пиках гнили головы людские.

11. Заговорили о ницшеанстве.

— Оно уже слабеет, прошло. Мне эта легенда, как Христос подходил к бесноватому и бес сказал ему: "Ты меня мучаешь", очень нравится. Так и теперь бес — Ницше, национализм, патриотизм, — слыша Христа, мечется.

12. Абрикосов ехал с ранеными солдатами. <...> Один солдат хвастался, сколько он убил японцев, китайцев. На слова Абрикосова "Но убивать же грех" солдат сказал: "Они ведь некрещеные, — все равно что собаки".

Л.Н. заметил:

— Какое злое внушение происходит от крещения: люди отличают себя от других!

13. — Настоящее есть соприкосновение прошлого и будущего. Его нет. Вне времени же человек свободен.

14. Редко у кого (у одного на тысячу) найдется религиозное сознание, что не должно противиться злу. Все думают сейчас о том, какие из этого выйдут последствия для государства. Самые ученые люди придают объективным делам значение, но не признают религиозного сознания. Масарик не признает непротивления злу, а это основа христианского учения.

15. — Если бы высшие государственные власти спросили совета у меня, — говорил Л.Н., — я бы им свободы религии не посоветовал, потому что этим правительство подрубило бы сук, на котором сидит. Свобода же слова — да, от этого оно ничего не потеряет.

16. — Можно указать писателей, у которых имеется религиозное настроение. К таким писателям принадлежат Диккенс, Гюго, Руссо. Никогда не теряет нравственной точки зрения и Кант.

17. — У немецкого народа отношение к религии внешнее, лучшие из них идут в церковь, русский народ настроен более религиозно; да и у славян вот назаренство.

18. Л.Н. передал мысль брата Сергея Николаевича: "Музыка есть воспоминание того, чего никогда не было, и мечты о том, чего никогда не будет". Другой раз сказал: "Музыка — это стенография чувств".

19. Абрикосов рассказал Толстому, что его дедушка советовал ему, умирая: "Не ищи, не добивайся правды, а то попадешь в яму — Ясную Поляну".

Л.Н. было неприятно слышать это. Я его пожалел при И.И. Горбунове: "Сколько ему неприятностей, сколько вражды против него, как он один идет против всего мира". — "Но зато и сколько радости, любви он испытывает. Чей голос слышен так во всем мире, как его?" — сказал Иван Иванович.

20. — Когда я сегодня просматривал все собранное мною для «Круга чтения», мне стало неприятно и совестно, что сам я пишу такие вещи, а жить так не умею.

21. — Надо поместить в «Круг чтения» Рескина о торговле. Также из Генри Джорджа, Давидсона-Моррисона... Какая интересная биография Гаррисона, составленная Чертковым! Борьба за освобождение негров испортила, ослабила в нем стремление к общему. Одному негру, бежавшему на Север, он указал путь и дал ему нож и револьвер, чтобы защищать себя. Это меня опечалило.

22. "Церковь упразднена, заменена всемирным общением". Такую заметку сделал Л.Н. на полях "Религии" Канта.

23. — У Канта ясный ум, но очень трудный слог, и он иногда неточно выражается. Чаннинг выражается точнее.

24. — У Канта "категорический императив" — то же, что религиозное сознание.

25. — Ламеннэ религиозный, немного революционер.

26. — Как Сютаев хорошо отвечает на возражение, что если мы не будем употреблять насилие, то турки завоюют нас: "Победи ты турка в себе, и тогда, когда мы будем так жить, сами турки придут к нам, чтобы жить по— нашему".

27. Л.Н. читал больше часа, а затем другие — еще час читали "Кому служить" Архангельского.

— Много хорошего, искренно и горячо написано, язык прекрасный. Архангельский лучше Эмерсона. Его мысль та, что насилие, которым хотим установить благоустройство (извне на людей действовать), портит людей.

28. — В каждом человеке есть божественное начало, действуйте на это.

29. — Хочется написать катехизис для детей.

Усвоение взглядов истины проложит в их душе путь, по которому им легче будет двигаться, жить. Слова "Бог" буду по возможности избегать, к этому пусть сами доберутся, пусть это вытекает из того, как они должны жить.

30. Л.Н. спросил меня про отца. Я сказал что он уже все понимает по-вашему, за исключением трех вопросов. Вот эти три вопроса: 1) непротивление злу, 2) незабота о завтрашнем дне, 3) целомудрие.

— Да ведь это те самые идеалы, которые вполне исполнить нельзя. Незабота о завтрашнем дне связана со свободой воли: для себя надо жить в настоящем, нет прошедшего и будущего, а для других (семья — расширение личности) надо стараться думать о прошедшем и будущем.

31. — Вы никогда не охотились? — спросил меня Л.Н. — Это атавизм — преследовать зверя.

32. Хорошо говорят у Толстых: правильно, выразительно, художественно, особенно сам Л.Н. Он не говорит на "а". Читает так, что и не заметишь, что читает из книги, как будто рассказывает. Интонация мастерская.

33. Я получил телеграмму из дому — зовут к заболевшему тифом племяннику. Л.Н. спросил меня, о чем телеграмма. <...> Прощаясь со мной:

— Приезжайте, голубчик.

Декабрь

1. — Спиноза говорит, что есть два способа познания: один внешний (опыт, наблюдение), второй — внутренний (совесть, божеское). Первый всеми силами стараются развивать, вторым пренебрегают.

2. — До "Войны и мира", когда мне было тридцать с лишним лет, Страхов прислал мне Эпиктета на французском языке. Я прочел и подумал, что это все — старое, известное. Когда впоследствии развилось у меня религиозное сознание, я читал снова Эпиктета и мне он был дорог; я нашел в нем точь-в-точь то же самое, что я перечувствовал, передумал.

3. — Как хорошо Давидсон-Моррисон предвидел будущее: государственный социализм (т.е. социализм, признающий власть государства) — детство; анархический социализм (который не признает никакой власти) — возмужалость. Писал он это в 1896 году, и теперь уже так есть (один социализм — прошлое, другой, анархический — будущее).

4. Л.Н. говорил о японском монахе, который на религиозном конгрессе в Чикаго (где он представлял несколько монастырей) играл выдающуюся роль; теперь же поехал на войну, чтобы побуждать солдат к храбрости, говоря им: "Есть два дела, ради которых стоит жить: это разум и истина, за которые теперь воюет Япония, вот и боритесь за них".

5. — Не надо принимать без критики изречения (мысли) известных авторов, как не надо пренебрегать изречениями неизвестных, не знаменитых людей. Эту мысль я вчера записал себе.

6— (О книге Коменского "Лабиринт света и рай сердца".]

— Это аллегории — не люблю. <...> Когда важное дело, надо тем проще выражаться. Иногда можно, как Христос, — притчами.

7. [Приехал Фролов, семинарист, 18-летний юноша, чтобы прочесть Л.Н. свои статьи "Кто я" и "Что вне меня".]

— Удивительно, что он выражает то же, пишет о том же, о чем я, 76-летний старик, — сказал Л.Н. — Он, как молодой человек, ищет сочувствия. Я ему советовал не писать сочинения, а выражать свои мысли в трех строках или на трех страницах. <...> Спрашивал, что делать, продолжать ли учиться? Я ему советовал не продолжать учение, а стать учителем, тогда у него будет досуг читать.

8. Шла речь про письмо Л.Н. о конституции (в Филадельфию), по которому "Московские ведомости" заключили, будто Толстой против конституции, замолчав, однако, что он против нее по христиански-анархистским мотивам.

9. — Надо думать про смерть. При прошлой болезни я видел, как это хорошо, если не боишься смерти,

10. М.А.Шмидт сказала:

— Когда хорошенько подумаю о словах Л.Н., всегда нахожу, что он прав; иногда мне кажется, что он ошибается, но, подумав хорошенько, убеждаюсь, что это я не понимала дела.

11. Сергей Львович хотел, чтобы Л.Н. высказался в том смысле, что конституция — очень желательный шаг вперед от абсолютизма. Л.Н. же говорил, что агитация земств в обществе в пользу конституции есть напрасная трата сил; люди знают нечто более хорошее, что надо делать. Если бы всякий из этих людей заботился о себе, о том, как ему самому надо жить, они поступали бы лучше и делали бы более нужную работу. Надо стараться каждому улучшать свою жизнь, а не думать о других — о пропаганде. О последствиях, о производимом этой внутренней работой эффекте нечего думать. Мнение других тоже не важно, надо работать перед Богом.

— Герцен сказал: "Когда бы люди захотели вместо того, чтобы спасать мир, спасать себя; вместо того, чтобы освобождать человечество, себя освобождать, — как много бы они сделали для спасения мира и для освобождения человечества!"

12. — Если бы была введена конституция, — сказал Л.Н., — меня это порадовало бы, как меня радует свежий снег, когда санный путь плохой. Конституция — это маленькое дело в движении человечества вперед. <...> А тут эту маленькую вещь ставят выше всего, а другими пренебрегают. Агитация — это известная деятельность, конституция — мера, которую может ввести правительство.

13. Л.Н. говорил, что никакими изменениями внешних форм человеческой жизни вообще и, в частности, русского государства, нельзя достигнуть того благополучия, которого можно достигнуть внутренней работой каждого отдельного человека над своим самоусовершенствованием. Что, может быть, материально и были бы некоторые улучшения, но что забота об этих материальных делах, несомненно, задерживала бы внутреннюю работу человека, потому что он отвлекался бы в другую сторону. И что если бы его (Л.Н.) спросило правительство, что ему делать, то он сказал бы — дать то, чего все требуют, потому что это бы всех успокоило, умиротворило. Так, например, если бы несколько человек собрались пахать, а вдруг их повели бы подметать двор; очень приятно иметь чистый двор, только нельзя заниматься этим, когда нужно пахать. Когда люди занимаются самоусовершенствованием и достигли некоторого развития, то попутно достигаются и материальные выгоды. Когда люди хороши, то нет нужды напирать на это (т.е. на материальные улучшения). Пример — духоборы.

14. Сергей Львович сказал, что при хороших формах жизни (правления) и люди будут лучше.

— Наоборот — тогда будут соблазняться теми формами и будут отвлекаться от внутренней работы, что и видно на других странах, где все те же грехи.

15. Бирюков ставил Л.Н. те же вопросы, клонящие к тому, чтобы получить от Л.Н. ответ, что конституция все-таки лучше монархии и что поэтому надо желать ее как шага вперед. Но Л.Н. не дал этого ответа.

— Лев Николаевич, не признавая правительство, будучи анархистом, не может желать перемены формы правления, — сказала Мария Львовна.

16. Брайан приезжал к Л.Н. в декабре 1903 г. Он приехал утром, а в 12 ч. должен был уехать, т.к. на другой день ему было назначено свидание с императором Николаем II. Л.Н. прервал свои занятия и вышел к нему. Поговорив с Л.Н., Брайан решил остаться до вечера и телеграфировал в Царское Село отказ.

— Брайан был серьезный, — сказал Л.Н. — Мне странно, что он может претендовать на президентское кресло. По своим взглядам, он очень исключительный американец.

17. — Я себя поймал: когда Россия уступила Кульджу, мне было жаль, зачем уступила, раз уже имела ее. Патриотическое чувство.

18. Был у Л.Н. еврей из Одессы интервьюировать его насчет сионизма и территориализма (переселения евреев в Уганду). Разговор был напряженный, серьезный, утомительный. Сионизм, оказывается, сильнее всего среди русских евреев. Территориализм симпатичнее Л.Н., чем сионизм, поддерживающий еврейскую исключительность и догматизм. Л.Н. вспоминал трех евреев, которые были ему симпатичны (Минора не было между ними). Минору-младшему дал рекомендацию к Тургеневу, другому — к Кросби. Вспомнил, что, когда он изучал еврейский язык с раввином Минором и они дошли до слова Yahve (Иегова), Минор сказал, что он не смеет произнести это слово, и вместо него сказал: "Адонай".

19. — Все ищу, чем держится правительство; что делает возможным, чтоб царствовали такие люди, как Наполеон или развратная, ограниченная, злая Екатерина, как могла она водить мир за нос в продолжение 30 лет?

Ответил, что находит причину в государственной машине, посредством которой достигается повиновение людей.

20. — Петр III и Павел были лучше, чем какими их представляют, потому что убили их и надо было их оклеветать, чтобы оправдать себя.

21. Бирюков упомянул про работы двух китайцев, писавших, что Л.Н. ссылается на их мудрецов и согласен с ними. Дунаев вспомнил про китайца во Владивостоке, который говорил его знакомым с большим уважением и знанием про Толстого.

22. Л.Н. так не говорит, как я записываю. Он выражается кратко, сильно, ни одного лишнего слова; слово соответствует представлению. Никто не говорит так определенно, как он.

23. [Вспоминали сына Ванечку, последнего ребенка Толстого.]

Раз няня недостаточно тепло одела его, и Софья Андреевна бранила ее, что ребенок может простудиться и заболеть. "Не сердись, мама. Разве не легче умереть, чем видеть, когда люди сердятся?"

24. Л.Н. сказал про Мережковского, что он балуется верой. Это хуже, чем если человек занимается верой из славолюбия, честолюбия или корыстолюбия.

25. [С Дальнего Востока приехал корреспондент "Руси" Попов,]

Корреспондент: По-моему да и по мнению многих кампания проиграна. И это ничего: будут самые обширные реформы. Выйдет на благо России.

— Будут ли реформы — сомневаюсь, выйдет ли благо — нельзя знать. Верный прогресс человечества один — в области духовной, в самоусовершенствовании каждого отдельного человека. И человек может двигать только себя одного, а не других реформами. Количество и связь причин, влияющих на движение человечества, огромны, так что нельзя предсказать и смешно приписывать известной внешней реформе важное влияние на движение человечества. Возьмем наш рост, одного индивидуума, какие разные и переплетенные были влияния на нас. Прогресс есть, но он нам не виден, как и рост дуба; иногда он идет по спирали.

26. — Я с самого начала видел в японцах нацию поразительно воинственную, какие являлись в известные времена — Кира, Александра, Карла XII, Фридриха Великого. Будет ли ей победа полезна — вопрос. Германии она не была на пользу. Также и Франции — то, что она проиграла, было скорее на пользу ей.

27. — Вы в Дрездене были, — спросил П.И. Бирюков, — классические картины галереи произвели на вас впечатление?

— Никакого, — ответил Л.Н., — то есть я еще находился под гипнозом, что надо восхищаться. Выжимал, дулся... ничего не вышло.

28. — Я сорок лет тому назад записал и теперь тоже такого мнения, — может быть, ошибаюсь, — что прогресса нет. То, что в деле истинного прогресса — духовном совершенствовании — было идеалом тому назад 2000 лет, то и сейчас есть. Реальная жизнь — духовная; телесное существование — только прибавление.

29. Я сказал Илье Васильевичу (лакею), чтобы он, когда делает что-нибудь в зале и Л.Н. в то время говорит, не стучал, как, например, сегодня стульями или, как в Гаспре, тарелками. Л.Н. не любит, если шумят возле него: у него слабый голос, часто покашливает, голова у него побаливает, ему трудно переносить шум. Я это вижу.

— Хорошо, человек забывает, — сказал Илья Васильевич.

— Знаете ли вы, Илья Васильевич, что Лев Николаевич — самый выдающийся человек со времен Христа?

— Да, миролюбием, кротостью. Раньше, чем хотят проявить гнев, воздерживаются. Человек 12 лет служит, мало ли что бывает? Но я никогда сердитого слова от них не слышал, косого взгляда не видал. Величайший человек. Таких, пожалуй, мало будет.

— Я же думаю, что не только теперь, но и никогда не было на Руси такого человека. Людей добрых, самоотверженных, кротких на Руси много, только мы не знаем про них, но с таким умом нет другого.

30. Л.Н. аккомпанировал снохе Софье Николаевне, которая пела. За обедом беседовал с ней о музыке.

— Музыка должна утишать, умилять, а не возбуждать страсти, — говорил он. Еще сказал, что она играла что-то томительное и после страстное и что такою не должна быть музыка. <...> Сказал, что Стасов, музыкальный критик, ничего не понимает в музыке.

31. Л.Н. спрашивал о близком ему по взглядам писателе Эугене Шмите.

— Он хочет привести в систему ваше учение, — сказал П.И. Бирюков.

— Он видит в нем этот недостаток? — спросил Л.Н. <...>

Сам Л.Н. не считал "недостатком" это отсутствие системы в своем учении, говоря, что философы обыкновенно искусственно подгоняют свои учения под какую-нибудь придуманную ими систему.

32. [В разговоре про внутреннее сознание и опыт.]

— Их нельзя смешивать, — сказал Л.Н. — Сознание реально, опыт нереален. У материалистов же обратно.

33. Л.Н. читал вслух статью Вейса о смерти, о том, что нет смерти и ее нечего бояться. (По богословию же смерть и труд — наказания.)

34. — Почему правительство заботится о школах? — сказал Л.Н. — Как смешно, что правительство управляет образованием, предписывает программу и не терпит другой. Понимаю, что оно не хочет, чтобы учили скопческие взгляды или революционные... Когда я был попечителем тульского реального училища и хотел ввести обучение английскому языку, министр не позволил...

35. — В реальном училище языки учат так, что 50 правил для сочетания 49 слов. Лучше было бы выучить наизусть словарь. Чтобы выучить язык так, чтобы понимать читаемое, нужно взять книгу на этом языке и прочесть ее с хорошим переводом. <...> Как можно учить русской грамматике — не понимаю, какие-то периоды учат... Семенов никогда не учил грамматику, а как пишет! Уваров, министр просвещения, писал Гете немецкое письмо и в нем выразил сожаление, что забыл немецкую грамматику. Гете ему ответил, что он, напротив, сожалеет, что не может ее забыть.

36. Л.Н. по природе — шутник, полон юмора, в своих же писаниях воздерживается от проявления этого. (Гоголь, Глеб Успенский и Чехов начинали юмором, сатирой, кончали же: Гоголь — религиозностью и мистицизмом, Глеб Успенский — омрачением души, Чехов — пессимизмом, грустью.)

37. Софья Андреевна в разговоре заметила, что основателем Московской консерватории был Л.Н. После Московской была основана Петербургская^*.

38. Л.Н. рассказывал про прочтенную им книгу Джемса:

— Эта книга, каких много в английской литературе: ходят около христианства. Если кто говорит об экономии, никому не приходит на ум провозгласить ненормальным его душевное состояние; если же о религии, то сейчас начинают рассуждать о ненормальности душевного состояния. Автор спрягает религию с наукой по значению, которое они имеют в жизни, как блоху со слоном. Науку он принимает без критики, религию же критикует. Но к науке надо относиться столь же критически, как ко всему и к религии.

39. Дитерихс разговаривал с Л.Н. о намерении Беневского основать земледельческую колонию. Л.Н. не поощрял это дело сектантов.

40. Дитерихс передал мне слова Л.Н. о том, что он только в старости приобрел спокойствие, полную ясность сознания и уравновешенность.

41. — Белинский был человек, лишенный религиозного чувства. И мне такие люди были чужды...

42. — Ауэрбах мне очень нравится. <...> Он историю Спинозы по точным данным романизировал... Мне было очень приятно: он был старый человек, я — молодой, и он ласково встретил меня.

* Об этом Бирюков писал в "Биографии Л.Н. Толстого":

В 1858 г, весной Толстой "основывает музыкальное общество в Москве с содействием Боткина, Перфильева, Мортье и других. <...> Из этого общества впоследствии образовалась Московская консерватория".

1905

Январь

1. — Два раза переставали интересовать меня художественные сочинения, — сказал Л.Н. — В первый раз в 1875 г., когда я писал третью часть "Анны Карениной", и еще в 1878 г., когда я писал "Исповедь".

2. [Спросили насчет Ницше.]

— Не читайте. Это ловкий фельетонист, но не философ. Читайте Канта, Шопенгауэра, Спинозу, Руссо.

3. Скороходов рассказывал, что самая любимая книга у сектантов на Кавказе — это Хель— чицкого ["Сеть веры"], которую списывают, и сочинения Генри Джорджа.

4. Л.Н. обратился к Скороходову-младшему с вопросом:

— Религиозные вопросы не тревожат вас?

— Нет.

— Как же это возможно? Отец умирать будет. Как же не думать: "Кто я, куда пойду?" Мы здесь, как на пароходе. Надо жить, имея в виду, что нас высадят на последней станции и что надо слушать капитана; но он может высадить нас и раньше. Надо слушаться Бога в себе, "своей совести".

5. Л.Н. говорил, что если переменят форму правления, то выберут Петрункевича, а Пет— рункевич и компания не стоят выше царя. <...> Менять Николая на Петрункевича, на конституцию — это тот же вздор, как если бы предложить вместо православия — пашковство, или скопчество, или "Армию спасения".

6. Разговор коснулся того, какого происхождения некоторые современные государственные люди в России.

Д.Д. Оболенский: Иван Грозный казнил семерых Оболенских-Серебряных, от восьмого пошла теперешняя фамилия Оболенских. Одному из них Грозный сжигал на животе книгу, пока не прожег ему живот, и тот скончался.

7. Л.Н. пишет про конституцию. "Конституция, — говорит он, — замаскированная форма насилия; монархизм — явная, видная, и с ней легче бороться".

8. — Просейте мировую прозу, останется Диккенс, останется "Давид Копперфилд", просейте "Копперфилда", останется описание бури на море.

9. Л.Н. читал Диккенса и хвалил его. Хвалил, как он описывает бурю и кораблекрушение:

— Лучше, чем Гомер в "Одиссее".

10. — Когда думаю про славян (западных), — сказал Л.Н., — то думаю, что им так же, как евреям, нужно стать интернациональными. Их угнетают немцы, маджары. Не надо сопротивляться, а терпеть. Но это не значит, что им надо от-

казаться от своего богатого языка и переменить его на какой-нибудь немецкий.

11. — Как в нашем сознании медленно и незаметно произошла перемена, — сказал Л.Н. Марии Львовне, — и ты из ребенка стала женщиной, а я — стариком, так и в народе меняется сознание; и, когда должна произойти перемена в народе, он выкидывает всякие глупости, вроде Маньчжурии, декадентства. Теперь приходим к сознанию, что государство не нужно, что оно учреждение отжитое.

12. — Обо всем пишут, только того не скажут, что такое государство на самом деле. Раньше писали, что это божеское учреждение, позже, что это contraсt, договор; теперь объясняют его экономическими условиями. Это все равно, что сказать, что людей с жандармами ссылают в Якутскую область, потому что хлеб дорог...

13. — Юридические науки только засоряют ум.

14. — Медицина не приносит никакой пользы. Купцу вырезать слепую кишку превосходно умеют, но 50% детей из народа раньше года погибает, а в воспитательных домах — 80%.

15. — Я восстаю против того, чтобы религии провозглашали себя церковью, и на меня нападают за это, говорят, что я атеист, я восстаю против того, чтобы теперешняя наука (теперь смеются над кровопусканием, через 50 лет будут смеяться над бациллами) считалась непогрешимой истиной (она ведь меняется), и на меня нападают, что я противник науки; я же против лжи в науке. Есть известная последовательность в делах, и ее дает внутреннее мировоззрение. Полоть — вещь хорошая, но если хлеб в поларшина — не станем полоть. Я писал об этом.

16. Л.Н. рассказывал Гольденвейзеру, что пишет про государство: государство — виной того, что возможно такое, как маньчжурская война. Потемкин задумает греческий вопрос, а девка Катька — индийский, Ухтомский — маньчжурский, и неизвестно, какие еще последуют.

17. — Чехов был тупого мировоззрения, но чуткий художник, — сказал Л.Н., — как Мопассан, он своим поэтическим чутьем угадывал истину. Он шутливо хотел рассказать про любовь Душечки, но привязанность, любовь к любимому существу — самое трогательное, что есть в женщине.

— Читали ли вы "Душечку"? — обратился он ко мне.

— Нет.

— Девушка вышла замуж за антрепренера. Она стала заниматься театром, продавала билеты, и главное в мире был для нее театр. Овдовела. Вышла замуж за торговца лесом, и главное было для нее — торговля лесом. После связалась с женатым ветеринаром, стала интересоваться жемчужной болезнью и т.п. Ветеринар отдал ей своего ребенка, и она привязалась к нему всем сердцем. Чехов хотел пошутить над этим свойством привязанности, любви, самоотверженноста женщины. А это ведь самое могучее их свойство! Воспитание детей, воздействие на мужа, домашние заботы — этого мужчина не может так хорошо исполнять. Один фельетонист писал о женщинах, что они могут делать все то, что могут мужчины, и еще сверх того такое, чего не могут мужчины. Я не имею ничего против женщин-учительниц или врачей, но это не их главное призвание.

18. Бывший врач Л.Н-ча, литовец Гедгофт, писал о том, что китайский консул во Владивостоке — большой поклонник Л.Н.

19. Сегодня Л.Н. нездоров.

— Неприятно мне, сказал он, что не могу по вечерам делать хоть мелкую работу. А хочется.

20. Я обратил внимание Л.Н. на письмо молодого австралийца, который негодует на церковь и государство. Пишет, что если иногда и попадет хороший человек в парламент, то он похож на здоровое яблоко, попавшее в кучу гнилых, — испортится.

— Это в стране, где самое передовое государственное устройство.

21. [О Бондареве.]

— Я пересматривал его для "Круга", но ничего не выбрал. Он на букве Ветхого Завета основывается, это отталкивает.

22. — Перечитываю Диккенса, ищу для «Круга чтения». До сих пор не удалось найти. А как хорошо он пишет!

Стахович спросил про Марка Твена. Л.Н. невысокого мнения о нем.

— А Теккерей?

На это Л.Н. ничего не сказал, лишь отмахнулся.

23. По поводу "Истории" Валишевского Л.Н. говорил про Екатерину:

— Эта ограниченная, глупая, неграмотная (письма к Вольтеру писала не она, а Андрей Шувалов), истерическая, развратная женщина погубила тысячи жизней и миллионы денег. Люди слушаются каждого, кто ухватился хоть за пуговицу государственной машины.

24. Я спросил Л.Н.:

— Как это Екатерина 30 лет водила мир за нос?

— Повиновение власти, авторитету, человека человеку, — сказал Л.Н.

— А что должно быть вместо этого?

— Жить надо своим разумом, совестью. Христос, Будда должны только помогать.

25. Л.Н.: Когда чехи окатоличились?

Я: В 1619-1780 годах. Во времена Марии-Терезии еще преследовали их (протестантов).

Л.Н.: То, что антиреформация удалась, что власти смогли заставить чехов изменить веру, доказывает, что она была у них слаба; истинную веру нельзя покорить. Это было изменение веры, как во времена Карла II (английского) — из протестантства в католичество и снова в протестантство. Каким же образом принуждали их?

Я: Кто был не католик, тот не мог владеть имением, должен был выселиться; проповедников же казнили.

26. — Хорошо бы достать книгу о церковных преследованиях, начиная с павликиан и до сих пор, хотя в книгах описывается внешнее притеснение, а не психология внутреннего изменения.

27. [О Масарике.]

— Он робкой мысли, он ищет авторитетов, несамостоятельный человек. Я это замечал, когда мы разговаривали. Он тогда был протестантом. <...> Вот Гус — какой пример. И его понимали уже в его время!

28. [На вопрос Буланже, как Толстому живется?]

— Хорошо, как следует. Успешно подвигаюсь к смерти, — сказал Л.Н., мягко улыбаясь. <...> — Занимаюсь молодыми мечтами: написать на воскресенья короткие рассказы; тем 20 есть; работа легкая, только в ущерб другой, тяжелой работе, которою занят нынче (о государстве и религии).

29. Л.Н. относительно новых затей "Посредника" [издавать газету] сказал:

— Зачем это? Чтобы печатать Левины статьи?^* Газета, чтобы прибавить пустословие? Передайте Горбунову о "Душечке", чтобы он ее не опускал, а напечатал в «Круге чтения»: Чехов хотел поднять на смех женщину и описал шутливо ее привязанность к мужу и ребенку. Но вышло, как у Валаама: он должен был трижды проклясть евреев, а он их благословил, после того как заговорила ослица. Так и Чехов как художник описал то, что есть в женщине самого прекрасного: замужество, любовь к мужу и ребенку; этого мужчины не могут, одни женщины. И именно потому, что это описано с юмором, оно и мило, и действует так же, как Карл Иванович^**. Пускай женщины идут в учительницы и доктора, они это могут, но когда они замужем, тогда первое дело — семья.

30. — Мужик, когда он везет дрова в Тулу, делает разумную, осмысленную работу; если он не будет работать, жена будет ругать его, нечего будет есть семейству, но интеллигенция живет в постоянной суете, суматохе, раздражении, развлечении. <...> Жизнь интеллигенции — пустая жизнь, жизнь мужика — осмысленная.

31. — Те, кто желает конституцию, чем же они живут? 1) Жалованье; 2) аренда; 3) капитал, фабрики, протежированные государством. Мужики против конституции. Павел Иванович говорит, что против конституции: 1) консерваторы; 2) революционеры (социал-демократы); 3) религиозные люди; 4) мужики, говорящие, что царь отнял у господ крепостных и отнимет и землю (ждут этого с уверенностью), так как знают, что если господа захватят власть, то земли от них не получат. Мужики же хотят прежде всего земли. До сях пор нет органа, который высказывал бы желания народа. Мне кажется, что непротивление злу теперь уже не такая дикая мысль, как 20 лет тому назад.

^* Статья Л.Л. Толстого в "Новом времени" о том, что войну нужно продолжать (после падения Порт-Артура), и другая — империалистическая: что русскими будут и Индия, и Египет.

^** В "Детстве" Л.Н.Толстого.

32. О газете, задуманной "Посредником", Л.Н. сказал:

— Перепечатывать Эразма Роттердамского, Дидро, Руссо, Вольтера. Художественный отдел выпустить совсем. Широкие слои читателей желают общеобразовательных статей.

33. — Отец Абрикосова прислал мне книгу Джемса о религиях. Он рассматривает их извне, как ученый наблюдает движения у музыканта, что тот делает руками, смычком. Какой тупой народ — ученые!

34. — Только две вещи себе представляю: могут быть или хорошая, мирная конституция, или же отчаянная революция, которую подавит правительство, и все будет опять так, как было.

35. — Я прямо чувствую, что обязан быть счастливым. Если я несчастлив, сам виноват. Нам все дано, чтобы быть счастливыми.

36. Известие об уличных смутах в Петербурге. 76 убитых, 203 раненых^*. Проволочные баррикады. <...>

— Как они не понимают, что ничего не выйдет из этого?! — воскликнул Л.Н.

37. — Царь не свободен. Он всякую минуту говорит другое, безответственно. Слушается дядей, матери, Победоносцева. Он жалкий, ничтожный, даже недобрый.

38. — Нужно самоусовершенствование на основе религиозного сознания. Борьба с правительством, озлобление противно любви и тем самым нехорошо, отвлекает от самоусовершенствования, потому что нельзя служить двум господам, нельзя сразу два дела делать, и что же выйдет из этих уличных сражений? (Так начинались все революции.) Уже и теперь — страдания, и сколько их еще будет!

39. — Какие люди будут править при конституции? Дело не в людях и не в форме правления. Если бы царь спросил меня, то я ответил бы ему: "Дайте конституцию". Но обществу не советую этим заниматься, ибо это идет в ущерб самоусовершенствованию.

* На самом деле 9 января было убито свыше 1000 чел., ранено несколько тысяч.

40. — Требовать от правительства, чтобы оно уступило свою власть, — нельзя, оно не уступит. Остается одно из двух: или уничтожение, убийство, террор, так что правящие разбегутся, и тогда наступит анархия, или — личное самоусовершенствование. Люди видят, как правительство правит, внешними средствами достигает своей цели, делает, что хочет; и они тоже заражаются этим, хотят тем же путем насилия добиться скорых результатов. Но это так же невозможно, как пересаживать большие деревья, срубая их; надо пересаживать самые маленькие (и с корнями), тогда наверное вырастут. Человек пренебрегает натуральным, самым могущественным средством, роняет свое достоинство, приспособляясь к известной форме. Нужно же прежде всего свое достоинство, свою свободу сохранять. Судить не буду, убивать не буду, подати платить не буду; нужна готовность к принесению жертв. Человек должен делать свой долг, и если он будет делать его не ради эффекта, не ради видимых близких целей, не ради внешнего, тогда и сделается то переустройство, что нужно. Раньше, со времен Гомера, спрашивали совета у стариков; теперь спрашивают курсисток, молодежь. Французская литература льстит женщинам и молодежи; у нас ждут от них нового слова! Гете верно говорит насчет старцев, что они мудрее тем, что обогнали свой век. Меня не интересует то, что будет в 1910 году, а то, что будет через 70 лет. Если бы те, кто боролись за Французскую революцию, могли видеть последствия дальнейших 70 лет, какое это было бы разочарование!

41. Струменский спросил Л.Н., вправе ли народ просить у царя свободу слова, исповедания, народное правительство, землю. Ведь народ имеет право "челобития", т.е. непосредственно говорить с царем, даже с государственной точки зрения. Поэтому петербургские рабочие, отправившиеся 9 января к Зимнему дворцу, поступили правильно. Л.Н. ответил на это:

— Царская власть — это известное учреждение, как и церковь, куда собак не впускают. С царем приходится обращаться по известным, строго определенным формам. Все равно, как во время богослужения нельзя спорить со священником, так и всякое обращение к царю, помимо установленного, не допускается. Если бы царь хотел это сделать, он давно мог бы. У него есть способы узнать мнение народа. Есть земства, которые высылали своих представителей к нему, но царь не выслушал их; как же он выслушает рабочих электротехнического завода?

42. — Русский народ ждет, что царь, как взял у помещиков крепостных, так отнимет у них и землю. Если же будет конституция и придут к рулю адвокаты, болтуны, живодеры, помещики (прогоревшие), то ему земли не получить. Земельный вопрос может быть решен окончательно только безнасильственным путем. Теория Генри Джорджа может быть осуществлена насильственным путем, но тогда она будет некрепка; крепка же она будет тогда, когда народ, отрешившись от насилия, будет религиозно отказываться от поддержки земельной собственности так же, как он отказывается сейчас от грабежа. Пока же в крайних случаях неизбежно прибегать к покупке земли, к приобретению права собственности на землю.

43. — Французская революция сначала стала снимать стрелки, а потом уже отдельные колесики (государственной) машины; и когда их все поснимали, то была такая каша с Маратами, Робеспьерами, что когда Наполеон восстановил другую, грубую, похожую на первую, но гораздо худшую машину, то ему были благодарны. У нас конституция не будет уменьшением насилия, а скорее увеличением его.

44. — Вы вот говорите, что мало отказов от военной службы, а я не особенно горюю о том, что идея не осуществляется людьми на деле. Раз мысль высказана разумно и ясно, то она уже осуществлена; и следить за дальнейшим ее развитием, применением — неинтересно и не нужно.

45. Наживин рассказывал, как строят для душевнобольных заведение, в котором одна только кухня стоит 30 000 р., возле же — недоедающий, голодающий, пьянствующий (отчего и сходят-то с ума) народ, тот самый, на чьи средства строят сумасшедшие дома.

46. — Если бы теперь отдали народу землю, какая пошла бы слава, Россия стала бы первым примером для мира. Владивосток, Петербург какое получили бы значение!

47. Наживин: Мне было приятно, когда Порт-Артур пал.

Л.Н.: А мне нет. Во мне еще живет атавизм — патриотизм, с которым я, разумеется, борюсь.

48. — Как тяжело бывает простым людям отказаться от авторитета Священного Писания. В Бондареве, например, до конца было живо это поклонение Писанию.

49. — Я обратил на Бондарева внимание, прочитав заметку Глеба Успенского, которому Бондарев прислал свое сочинение и который посмеивался над тем, что Бондарев отдал свое сочинение в музей в Минусинск. Между тем у Бондарева было в мизинце больше ума, чем у ста Глебов Успенских.

50. — Мы ушли от церкви и смотрим на нее свысока, извне, но мы сидим в другой церкви, в церкви непогрешимой науки, которая хуже церкви (дарвинизм). Хотелось бы мне написать о науке, и напишу, если буду жив.

51. Л.Н. заметил, что у англичан есть твердость и решительность, например у Карлейля, Рескина, Карпентера.

52. Я спросил Л.Н., не Генри ли Джордж навел его на мысль об огромной важности земельного вопроса?

— Нет, это со мной совершилось, когда я уяснил себе христианство. Сейчас же явилась потребность избавиться от земли.

53. Такие известия, как о побоищах в Петербурге, о сражениях под Ляояном, на Шахэ, о падении Порт-Артура, Л.Н. очень близко принимает к сердцу, хотя этого не показывает. Он при этом долго молчит, смотрит вдаль.

54. Л.Н. спросил меня, была ли у Гуса жена, говорил о женщинах — помощницах мужей, о женах декабристов, о Кларе Франциска Ассизского.

55. Велся разговор о земле. Почему освобождать только землю, а не землю и фабрики?

— Генри Джордж отвечает на это: "Один корсар ограбил 300 лет назад, теперь — другой. Закон тем старым грабежом не интересуется, а вновь украденное возвращает тому, у кого украдено. Так как земельная собственность есть воровство постоянное, то закон должен ее отменить" .

56. — Евреи бывают четырех типов, — сказал Л.Н., — 1) космополиты, которым общее дороже еврейского (Григорий Моисеевич — милый, но не религиозный человек); 2) выбирающие из еврейской религии самое высшее; 3) не думающие, обрядные евреи, деловые, которым гешефт важнее всего; 4) сионисты.

57. — Конституция будет означать отвлечение внимания от земельного вопроса и от самоусовершенствования. Мы, русские, счастливы, что ясно сознаем негодность нашего правительства. Канадец же — мне писал такой — гордится английским правительством.

58. Про Николая II Л.Н. сказал, что он слабоумный; про Вильгельма II — что у него мания величия; про Эдуарда — что он груб.

59. Приехал Дэвитт, вождь ирландцев, и корреспондент "New York World" Макенна. Они приехали от десяти американских газет спросить Толстого, как он смотрит на внутреннее положение России. <...> Л.Н. сказал им то же самое, что он пишет в своей статье "Об общественном движении в России". Наконец он спросил их, какой они веры?

Дэвитт: Свободный католик, не признающий ни папы, ни священников.

Макенна: Родился католиком, теперь же ближе всего к Эмерсону и, пожалуй, к вам (Толстому) .

60. Читали про папу римского, что он прислал двух своих гвардейцев к царю спросить его, не может ли он в это трудное время помочь ему советом.

Л.Н. заметил по этому поводу:

— Вот надо учиться — сначала спросить, а не прямо письма писать с советами.

61. Л.Н. говорил, что внешние формы сложатся соответственно внутреннему духовному состоянию. Если люди подымутся религиозно-нравственно, то и внешние формы установятся соответственно этому. Англичане гордятся, что у них свобода личности, но у них такое же и еще худшее рабство, чем в России.

62. — Журналист приспособляется к газетному направлению, пишет всякий вздор. Было бы хорошо, если бы журналисты забастовали, было бы меньше вранья.

— Ну, а если бы адвокаты, доктора? Это было бы плохо для народа.

— Кто знает? Может быть, было бы хуже, а может, и лучше. Доктора развелись на моей памяти, раньше люди жили и умирали без докторов. Смерть — не зло, зло — это дурная жизнь.

63. — Литература существовала прежде как камерная музыка, для небольшого круга богатых, праздных людей и по ихнему вкусу, теперь она дошла до приказчиков и должна создаться для широких слоев простонародья соответственно его требованиям. Этой литературы пока нет.

64. — Очень благодарный труд — популяризировать Канта. Философию я признаю; она и религия — одно и то же, только с разных сторон. Скверное направление началось только от Лейбница, Гегеля, теперь Ницше, у нас — Соловьев. Соловьев балуется религией. Это самое худшее. Религия может быть средством пропитания попа, но не баловством. Как Микельанджело на каких угодно пяти пунктах нарисует фигуру, так и Соловьев: что хочет доказать, то доказывает, растягивает веру на все лады.

65. — Диккенс — мировой гений. Он оживляет даже неживые вещи: "Море смеется". Подражают ему у нас Наживин, Горький. Теперешние молодые писатели не знают чувства меры. Они дают говорить героям столько и такие вещи, которые они не могли бы наговорить, <...> У Горького нет ни одного доброго лица, у Чехова их пропасть (дети), также у Диккенса, Гюго...

66. — В Америке в 40-50-х годах была плеяда религиозно-философских поэтов, писателей. Самый глубокий из них — Эмерсон, Это были: Чаннинг, Паркер, Гаррисон, Торо, Баллу, позже Генри Джордж. Но американцы их почти что не знают. Я их спрашиваю: "Читали Генри Джорджа?" — "Нет, но я слышал об нем", — вот как мне отвечают.

67. — Через сотни лет люди будут управляться не насилием. Кант говорит: "Если мысль ясно сознана и выражена, все равно, как будто это уже сделано, она будет осуществлена".

68. — Доброе дело можно делать только усилием. Без усилия, по привычке, делать добро нельзя: это привычка, а не доброе дело. Доброе дело достигается усилием, но нельзя остановиться, надо дальше идти, снова делать усилия.

69. — В вагоне говорили о том, можно ли развестись супругам. Один говорил, что в греческих книгах написано и так и этак. Мужик сказал: "Я по гречески не знаю, но по-божьи, так, как труднее, поступать".

70. — Кант сказал, что время и пространство — формы нашего познания. Будем вечно жить — нельзя сказать, потому что мы теперь живем вечно. Иисус сказал: "Прежде, нежели был Авраам, Я есмь".

Это было сказано Л.Н. в ответ на вопрос, верит ли Л.Н. в личного Бога и вечную жизнь.

71. — Личность ограничена. Бог — все, чего мы сознаем себя частью: любовь, правда.

72. — Разум может догадываться, но определить не может.

73. — Содействовать, чтобы вместо насилия люди руководились разумом и добровольным согласием, — это дело жизни. Служить этому направлению — это служба человечеству.

74. Корреспондент: В парламенте можно служить народу, есть же такие члены парламента.

— Они портятся, создавая законы, проводимые насилием, собирая подати и распределяя деньги от податей. Торо сказал: "Не буду платить податей, а то мой доллар пойдет на поддерживание рабства, на войну с бурами".

75. — Надо быть самобытным. Каждая личность — единственная в своем роде, пускай и проявляется по-своему!

76. — Когда я написал "В чем моя вера?", то я получил письмо от Гаррисона-сына, что его отец тоже пришел к непротивлению. Это очень обрадовало, ободрило меня, что не я один, а до меня и другие люди познали это в Евангелии.

77. [О книге Веруса.]

— Пока я не читал его книги, я не думал про то, жил ли Иисус или нет. Его доказательства важные, но я ни за них, ни против них. Гете говорил, что нет так дурно написанной книги, как Евангелие. Я сам давно чувствовал, что жизнь Иисуса бедно и слабо описана, есть лучше описанные жизни: жизнь Алексея, человека Божия, Симеона Столпника, Будды.

78. — В русском народе более христианского чувства. Я приписываю это тому, что читали раньше других народов Евангелие (по-старо— или церковнославянски). Другие народы лишь с Лютера. Средний англичанин и русский одинаковы. Наверное могу сказать: все люди равны.

79. — Христианин свободен в поступках. Я написал басню про посягательство Победоносцева на свободу совести: Орел — ласка.

80. — Надеяться на внешние формы и препятствовать внутреннему самоусовершенствованию — беда. Христианин должен проявлять доброе чувство (не сердиться, служить другим, любить).

81.— Католицизм враждебен христианству. Корреспондент: Но заслуги Реформации надо признать.

— Никаких. Англиканство — шаг назад. Генрих VIII хотел жениться, а по законам католической веры не мог, вот и принял англиканскую, и по его желанию — все. Христианство, где оно есть, там оно свободно. Истинная вера угнетением крепнет.

82. Бирюков, возвращавшийся из Петербурга и Москвы, привез известие, что общество очень желало бы, чтобы Л.Н. написал офицерам и солдатам, что они не должны были стрелять в своих в Петербурге, Риге и других городах.

— Об этом я писал уже 20 раз. Это трюизм. Чтобы офицеры не отстаивали интересы своего сословия, говорить офицерам: "Не стреляйте в своих" — это все равно, что говорить попам об евхаристии. Они не верят в нее, не отстаивают ее, как вещь разумную, но они — верят потому, что это нелепо".

83. — Либерализм отвлекает от внутренней работы, позволяет жить легкомысленно. Либерал оправдывает себя тем, что он делает полезное дело. Тенишев в качестве предводителя дворянства состоит также и членом воинского присутствия, отбирает новобранцев. Ведь это чувству противно смотреть те сцены. Но он считает себя более нравственным, чем другие; говорит, что он не будет размножать чиновничество, т.е. палач, который оправдывается тем, что он делает менее больно, чем другие палачи.

84. Бирюков передал содержание рассказа о том, как офицер, принужденный начальством командовать стрельбой в стачечников, застрелился. Бирюков думает, что подобными рассказами можно воздействовать на офицеров и солдат.

Л.Н. сказал, что таким способом на них можно действовать внушением и в обратном направлении, т.е. чтобы они стояли за царя, чтобы предупреждали большее кровопролитие меньшим кровопролитием, подавляя бунт своевременно. Что нужно будить Бога в людях: это самый лучший способ действования.

85. Раньше Л.Н. защищал русский народ, утверждая, что он более христианский, чем западные народы, потому что с давних времен читает Евангелие. Теперь же утверждает, что правительство у него скверное потому, что сам он отстал, сам более испорченный или более младенческий, чем западные народы.

86. Бирюков: Мне все-таки более близки ваши религиозно-философские произведения, чем художественные. Но теперь особенно такое настроение в обществе, что ваши религиозно-философские произведения не по времени; их просто игнорируют, потому что заняты общественными делами. Теперь можно привлечь внимание общества к вашим статьям только вашими художественными произведениями, которые могут послужить как бы рекламой — как будто колокол прозвонит, и общество вспомнит, что есть Толстой, который что-то говорит.

— Я всегда так на это и смотрел, — согласился Л.Н. — Я весь роман "Воскресение" только для того писал, чтобы прочли его последнюю главу. Если в моих художественных произведениях есть какое достоинство, то только то, что они служат рекламой для тех мыслей, которые там попадаются. С этой целью я хочу поместить в «Круг чтения» мелкие рассказы для "Недельных чтений".

87. Л.Н. рассказывали: "В Варшаве волнения; по русским газетам, 130 убитых. Замазали русские надписи на вывесках. В Лодзи ждут волнений". <...>

— Не могу не сочувствовать полякам, как их обижают, — сказал Л.Н.

88. — Какая нелепость — дарвинизм! Поразительное сходство церкви с наукой. Выставляют

свой авторитет, а между собой спорят, и не о главном, а о мелочах, не имеющих никакого значения: о божественности или человечности Христа (как будто это не безразлично), и тому подобное.

89. — Скажите Хилкову, чтобы он читал декабристов. Никогда не было такой организованной силы. Успеха у них не было по русской доброте, по отвращению к кровопролитию.

90. — Утром я чувствую себя ребенком; когда проедусь верхом — мне лет 40; вечером — старик.

91. — Я люблю простой немецкий народ. Они славные. <...> Рабочий народ везде одинаковый.

92. Библиотека в Ясной Поляне очень содержательная; в ней книги религиозно-нравственного направления — не только русские, но и английские, французские, немецкие, греческие, латинские, еврейские; меньше польских, итальянских, чешских, испанских, скандинавских; мадьярских и на других языках — по нескольку экземпляров.

93. Говорили об отношении духоборов к животным. Л.Н. сказал, что то, что они отпускают животных, это так и должно быть.

94. [О словах Сергея Львовича, что он чувствует себя несвободным, как и другие, и поэтому надо домогаться свободы слова, печати, свободы собраний и представительного правительства.]

— Свобода берется, а не дается; последствия какие будут (от конституции), не могу определить. А ваши Петрункевичи, какая это гарантия? Ничего нового, все такое, которое даже там — в малых государствах, где оно есть, не оправдывается, пережито, хотят его бросить. Где же в огромной России — конституцию (какое дело будет тем людям)? Понимаю, когда Крапивенский уезд столкуется с Епифанским о дорогах, с Тулой об университете — это натурально, по нуждам.

95. — Самодержавия нет. Правит известная группа людей, а ты хочешь, чтобы правила другая, из людей, которые такие же застарелые, ни к чему не годящиеся, — сказал Л.Н. Сергею Львовичу. — Ты говоришь о благе народном, к которому приведут перемены 4>орм. Я о том не знаю. Если будет ограничение действий правительства (достойное человека) — не быть судьей, не платить податей, не идти в солдаты — это будет иметь последствия, какие нужно (какие будут, не могу определить).

96. — Порядки хотят вводить [в России], от которых в Соединенных Штатах, Франции, Англии хотят освободиться.

97. — Теперь негодуют на войну, а завтра они повезут русских людей убивать в Индию; три четверти года тому назад те же самые благоговели перед царем, желали войны, а теперь готовы идти на молебен (о ее окончании).

98. [ На слова Сергея Львовича, что свободы нет.]

— Нет, я чувствую себя свободным. Могут мне отсечь голову за мои речи, поступки, но я свободен.

99. [На слова Сергея Львовича, что Толстому легко говорить о свободе, но пусть он покажет практический способ, что теперь осуществлять.]

— Не касаться вещей, которые тебя не касаются, которые далеко, а исполнять свое перед Богом. Устройство государственного правления на 187 плане. Важнее, как с тобой, с Ваней поговорю, как ем, сплю, одеваюсь.

100. [На слова Сергея Львовича, что если он сделает замечания к статье Толстого о деспотизме, будет ли он читать их?]

— Не обещаю. Твои взгляды мне знакомы. Теперь получил от пашковца письмо об искуплении. Что же, я буду читать его доводы?

101. — Как мало читаю теперь по-французски: что меня нового интересует, больше всего появляется по-английски, потом по-немецки, а только после по-французски. У немцев нет новых мыслей (у англичан — да). Они (немцы) пишут блестяще критику, беллетристику, но все это старое. (Англичане смелые в мыслях.)

102. — Карпентер (в книге "Цивилизация, ее причины и излечение") смотрит на цивилизацию как на болезнь. Народы, которые ее усваивают, начиная от римлян, приблизительно после тысячи лет, слабеют, гибнут. Теперь Англия пришла на степень, на которой видны признаки разложения: упадок нравственности.

103. [По поводу того, что у садовника Ясной Поляны украли корову.]

— Кто украдет, имеет грех, а у кого украдут, имеет два. Народная пословица.

104. — Мне так приятно было, когда перестал читать газеты, как когда бросил курение. А теперь, когда мне рассказывают, что пишут газеты, точно вдыхаю дым чужой папиросы. Когда я составлял «Круг чтения», я был на такой высоте мысли, и это оттолкнуло меня от газет, и я перестал их читать. «Круг чтения» будет важен тем, что укажет на писателей.<...> Как бросается в глаза сходство между Ламеннэ и Мадзини. Мадзини перешел из революционерства в христианство. Ламеннэ — из католичества, из христианства в революционерство.

105. — Нет хорошей биографии Руссо, кое-чего недостает. Он достойнее Вольтера, который гнулся перед Фридрихом, Екатериной. Этим он делал большой вред. Писал историю, в которой восхвалял Екатерину, выставляя ее такой, какой она не была. Надо выяснить у Руссо его занятие собою под старость, его малодушие.

106. — Мопассан пишет так, как будто говорят сами его герои, как Диккенс. Кое-что похожее есть у Некрасова. Руссо щеголяет стилем, Вольтер — менее, Дидро — еще менее. Паскаль мне нравится.

107. Л.Н. рассказывал про гурийцев; о том, что здравый смысл народа привел их к анархическому образу жизни.

108. — Тем, кто радуется поражениям [в японской войне], надо быть прямо против правительства, надо им действовать прямо против него, а не через потери народа. Ищу сравнение... Это вроде того, как если бы седок стал бить кучера другого седока, а тот — кучера этого. Почему же не прямо действовать на кучера? Как желать того, чтобы терпел и погибал невинный народ? Да и как может поражение на войне подействовать на правительство так, чтобы оно отказалось от своей власти?

109. — Если бы отсутствовало правительство, так было бы нравственное соперничество и смешивание на границах (окраинах). Странное дело, что Венгрия, которая, пока была частью Австрии, все эти гонения испытала на себе, причиняет те же страдания своим народам. Удивительно, что держится Австрия, страна, где столько наций и земель со столькими противоположными интересами. Ей уж в начале девятнадцатого века сулили конец. Удивительная инерция.

110. — Сходство судьбы Хельчицкого с Лао-тзе: истории их жизней неизвестны, а они оба основали высокие религии. О Хельчицком до середины прошлого столетия не знали, в словарях не упоминался.

Февраль

1. — Интересно — интеллигенты доводят нравственные требования до крайности, ставят себе идеал: не платить податей, отказываться от денег, от воинской повинности — но не выдерживают. Народ же ставит себе средние требования, как гурийцы, с которыми идут и женщины, — ведь они идут вследствие давления, — но выдерживают.

2. — Буддизм — глубокое нравственное учение, синтоизм — идолопоклонство. <...> Синтоизм не имеет будущности. Калиф замещает пророка! Микадо — наместник богов, у нас — мощи, царь, у католиков — папа! Как образованные люди могут терпеть все это! Мой знакомый был прав, говоря, что умереть легко, человек уходит из мира сумасшедших.

3. Вечером Л.Н. сказал: "Иду писать воспоминания. Я решил ежедневно вечером по странице писать, хоть как-нибудь".

4. — Нам, русским, за исключением отдельных лиц, славянофилов, для которых это специальное изучение, о славянах мало известно, и мы должны спрашивать, сколько их, какие они, где они живут и так далее. Все, что знаю о них, это по "Краледворской рукописи", которая, как оказалось, подложная. Но я так думал с самого начала: так же как и "О полку Игореве". Это сочинено на гомеровский, эпический лад. Мне не нравятся и "Нибелунги", они не поэтичны. Старорусские же былины очень люблю <...>.

5. [4 февраля был убит московский генерал-губернатор, великий князь Сергей Александрович.]

Л.Н. был потрясен этим известием; видно было, что он прямо физически страдал, говорил:

— Что же, после убийства Александра II лучше стало? Есть и были Треповы, которые вынюхают, засадят, перевешают участников убийства. Все: Лева, Стахович и так далее — учат, учат, а сами не умеют своих дел вести, не умеют самовар поставить, жить. <...>

Наверное, никого в России это известие не заставило так задуматься над судьбой страны, как Л.Н-ча.

— Ужасная вещь! — восклицал он несколько раз.

6. Орлов говорил, что английское ярмо не так тяжко, как русское, что английское правительство не вмешивается в дела веры.

— Английское правительство такое же скверное, как наше, — и Л.Н. прочитал вслух, как английское правительство разорило богатую сто лет тому назад Индию, Китай, Африку.

— А Тибет — какая это мерзость! — говорил Л.Н. — Тибетцы не соглашались впустить к себе иностранцев. Английское правительство послало им какую-то телеграмму. Они не отвечали. Тут оно почувствовало себя обиженным и сейчас же выслало посольство с войсками, которые убили тысячи тибетцев.

7. [Кузминская говорила, что когда пал Порт-Артур, она плакала.]

— Мне было обидно. А вижу молодых людей, которым это нипочем. <...> Я сам был военным. В наше время этого не было бы.

8. — Все занимаются теперь политикой, — сказал Л.Н. — Это самое легкое. Саша [дочь] говорила, что Лева [сын] весь занят ею (политикой). Дома он не в духе и резок. А важно жить хорошо, правильно направлять свою жизнь, важно то, как относиться к лакею, ребенку. Соответственные формы сами вытекают из жизни личностей.

9. — В такие времена искушения надо соблюсти свое я. Я за Бога и ни за правительство, ни за либералов. Люди пренебрегают одной вещью — своим я, которое свободно. Все делают планы, как осчастливить других, а про свое я забывают. Я живу в счастливых условиях и продолжаю именно в интересах освобождения блюсти и развивать свои мысли, которые позже, когда наступит время, будут полезны.

10. — Не могу даже высказать, какой я свободный с тех пор, как я перестал читать газеты, — сказал Л.Н.

— Даже журналы не читаешь?— спросила Кузминская.

— Даже журналы. Есть Диккенс, Гюго, Эмерсон, Чаннинг.

— Но эти скучны.

— Мне не скучны, — сказал Л.Н., — меня они интересуют. А современных — Горького, Андреева — не стоит читать. У меня выписано 30 рассказов Чехова, из них есть хорошие детские — "Детвора"^*.

— Что читать?

— Достоевского, у него есть шедевры — "Записки из Мертвого дома". Гоголь хорош.

11. — Я не знаю ни одного живописца, который бы так знал и воспроизводил русский народ, как Орлов, — сказал Л.Н.

12. [Корреспонденту, французу Бурдону.]

— Скажите в Петербурге, что я спокоен. Я согласен с Паскалем, который сказал: "Есть люди, которые знают и — спокойны; есть люди, которые не знают и тоже спокойны; есть люди, которые думают, что знают, и они-то мутят мир"^**.

^* Список рассказов Чехова, отмеченных Л.Н.:

1-го сорта: "Детвора", "Хористка", "Драма", "Тоска", "Беглец", "В суде", "Ванька", "Дамы", "Злоумышленник", "Мальчики", "Темнота", "Спать хочется", "Супруга", "Душечка".

2-го сорта: "Беззаконие", "Горе", "Ведьма", "Верочка", "На чужбине", "Кухарка женится", "Канитель", "Переполох", "Ну, публика", "Маска", "Женское счастье", "Нервы", "Свадьба", "Беззащитное существо", "Бабы".

Список этот составлен не из всех рассказов Чехова.

^** Вероятно, свободная вариация мысли Паскаля: "Есть только три разряда людей: одни обрели Бога и служат ему; люди эти разумны и счастливы. Другие не нашли и не ищут Его; эти безумны и несчастны. Третьи не обрели, но ищут Его; эти люди разумны, но еще несчастны".

13. — Сколько злобы и ненависти в газетах. Если бы человек мог уменьшить их, тогда бы хорошо, он сделал бы свое, а так хоть не надо их слушать, не осквернять себя. Я перестал читать газеты. Вчерашний случай побуждает меня к тому, чтобы не принимать и корреспондентов. А хорошо бы перестать читать и письма.

14. Л.Н. говорил о деле Ростовцева и Н.Н. Иванова, которое должно разбираться в Воронеже.

— Ростовцев — старик, только добра желающий. Прокурор это знает. Вчера я читал обвинительный акт. Как он подло сочинен! Кто же поступает подлее: те ли, которые в Петербурге стреляли в рабочих, или эти судьи, прокуроры!

15. Горбунов рассказывал о требованиях забастовавших железнодорожников, чтобы срок работы ряда чиновников был бы сокращен с шести до пяти часов.

Это передавал Л.Н. другим, как пример того, куда ведет сокращение рабочего времени, о котором крестьяне и знать не желают, исполняя в страдную пору свой осмысленный труд до изнеможения.

16. Наживин писал Л.Н-чу: "Вот было бы хорошо, если бы вы составили для детей программу чтения — список лучших книг, переход от самых детских к все более и более трудным, так, чтобы все нужное для истинной жизни знание ребенок и юноша мог получить дома".

17. Зашла речь о Диккенсе.

— В молодости я зачитывался им, как Руссо, Шопенгауэром.

— Не он ли имел на вас главное влияние?

— Нет, Стендаль, как я уже много раз говорил.

18. [По поводу критики на Диккенса в одном английском литературном журнале.]

— Колечка Ге [сын художника Н.Н. Ге] верно сказал, что критика — рассуждение глупого об умном. Диккенс — гений, раз в сто лет родятся такие, его же критик давно забыт.

19. Я спросил Л.Н., не думает ли он, по совету Наживина, составить дальнейшее чтение для молодежи, продолжение его "Книг для чтения"?

— Да, это бы мне хотелось. Это нужнее, чем спектральные анализы. Но при составлении "Книг для чтения" я не руководствовался никакой идеей, никакими религиозными соображениями.

20. Сергеенко: В «Круге чтения» много о любви. А слово "любовь" выражает различное. Надо бы и различные слова, например: "предпочтение". Нельзя "любить колбасу", у немцев для этого другое выражение.

Л.Н.: "Предпочтение" — отношение Любовей. Этого нельзя. Язык нельзя переделать. Он веками образуется. У французов для любви к Богу слово "charite" — тут в сторону к милосердию.

21. Сергеенко вспомнил, что читал в газетах о том, сколько фазанов застрелил Вильгельм II; что он в общей сложности потратил на это год жизни.

Тут Л.Н. вставил:

— А я на лошади проездил несколько лет: с 17 лет до сих пор в среднем по три часа в день, в молодости по восемь-десять часов, выходит семь лет. И не жалею об этом. Самое лучшее. Отлично идет душевная работа.

22. Илья Львович [сын]: Через месяц-два будут восстания мужиков против помещиков. Землю возьмут, помещиков вырежут.

— Этого не будет.

— Да, ясенские из уважения к тебе этого не сделают, другие же сделают.

— Нет, мужики не станут этого делать. Поднять можно загипнотизированных фабричных рабочих, но не мужиков.

23. Илья Львович рассказывал, что когда он высказался на одном собрании, что желал бы, чтобы перемена совершилась мирным путем, то против него все поднялись, особенно социалисты. Говорят, что надо убить еще 40 лиц: великих князей, Победоносцева, Трепова.

24. — Люси Малори — спиритка, а как хорошо пишет! Нужно писать сжато, но так, чтобы все было высказано.

25. — Я задумывался над тем, почему несправедливость по отношению к Дрейфусу волнует людей, а ужасы, совершаемые в дисциплинарных батальонах и тюрьмах, возле Парижа, — нет. Их не видят, не знают о них.

26. Как у Толстых часто говорят про лошадей и собак, интересуются их жизнью! Л.Н. знает до тонкости нрав своей лошади, на которой ездит, и собак, которые его сопровождают.

27. — Кант говорит, что есть только одно настоящее наслаждение — отдых после труда (прогулка или музыка); блага, получаемые за деньги, — это не настоящее наслаждение.

28. — Лермит и Бретон^* — это здоровая реакция. <...> Во Франции, где Париж так развращает, они изображают крестьянскую жизнь. Милле изобразил самое простое — как копают картофель, и это навсегда останется искусством.

^* В трактате "Что такое искусство?" Толстой причислил произведения Лермита, Бретона, Милле к "лучшим произведениям искусства", которые "передают чувства, влекущие к единению и братству людей".

29. — Я не доживу, но вы, быть может, доживете: через сорок лет люди, по крайней мере, нашего, образованного круга, не будут есть мяса. Вегетарианство началось на моей памяти, 20 лет тому назад. Как на него все нападали: говорили, что человек сотворен не травоядным, а мясоядным; такие уж у него зубы, кишки. Теперь бросили это; даже врачи, как Хейг, доказывают естественность питания без мяса. Я говорю, что есть три зла на свете: алкоголь, мясо, никотин.

30. — Работается хорошо днем, после сна. Ночью после целого дня нельзя так ясно мыслить. Во время работы один творит, другой критикует, а при работе ночью — критик спит. Я вполне согласен с Руссо, что лучшие мысли приходят ночью, когда человек после сна просыпается, утром и во время прогулок. У мысли есть зенит. Иногда схватишь ее, когда она только что выступает, — тогда она не будет так сильна, ясна, как в зените; иногда — когда она уже миновала зенит и слабеет.

Сам Л.Н. всегда старался схватывать приходившую ему новую мысль в ее зените и не ленился иногда раз пять в течение ночи зажигать свечу и записывать новые мысли.

31. [На вопрос, писал ли он когда-нибудь ночью?]

— Ночью я писал план "Власти тьмы". Можно определить, какие книги написаны ночью. Диккенс и Руссо писали днем, Достоевский — ночью (в его романах в первых главах уже сказана вся суть, дальше — только размазывание, повторение), Байрон писал ночью. Шиллер, когда писал, выпивал полбутылки шампанского и мочил ноги в холодной воде — и в произведениях это чувствуется. В них есть преувеличения.

32. — Я вообще не люблю стихов. Стихи должны быть очень хороши. Нельзя в них чувствовать la facture^*, подыскивание рифм... Тютчев, Пушкин, Лермонтов — одинаково большие поэты. У Пушкина слабы его большие вещи, "Онегин" — хорошо, небольшие стихи — хорошо. У Лермонтова "Демон" — слабо. Потом падение: Фет, Майков, Полонский, Апухтин, потом декаденты.

33. — У Анатоля Франса есть хорошие вещи. Но с его материализмом и социализмом я не согласен.

34. [О Ренане.]

— Стиль — да, но он в своих взглядах отвратителен, affreux, immoral...^** (Л.Н-чу не хватило французских выражений, раза два он не мог вспомнить и перешел на русский язык.) Он играет святыми для человека чувствами, священными вещами, говорит: "Tout est possible, теше Dieux"^***. Иисус для него — "1е charmant docteur"^****. "Шутку сыграл с нами тот, кто послал нас в жизнь, будем жить так, чтобы было как можно менее заметно, что мы dupes"^*****. Его "L'Abbesse de Jouarre" — отвратительна. Аристократ и девушка-аббатиса заключены вместе в тюрьму; в ночь перед казнью они отдаются любви. Это мышь, попавшая в мышеловку, может жрать сыр. Вольтер нравственнее Ренана.

* технику (фр.)

** ужасен, безнравственен (фр.)

*** Все возможно, даже Бог (фр.)

**** милый учитель (фр.)

***** одурачены (фр.)

35. Сравнивая Диккенса с Гюго, Л.Н. отдавал ему предпочтение.

— Гюго отталкивает пафосом. Диккенс форсирует юмор, что, конечно, является недостатком, ошибкой; когда он в ударе, выходит великолепно, когда же принуждает себя к юмору — целые главы получаются вялые.

36. — Музыка меня волнует: слезы, сердце сжимается. Другие виды искусства: поэзия, скульптура, живопись — не так.

37. [О цитате из книги "Государь", помещенной Л.Н. в "Единое на Потребу".]

— Из цитаты из Макиавелли видно, что правители не могут быть добрыми, как принято считать. Он объявляет войну, его именем казнят. Как же ему быть добрым!

38. — А стареть хорошо. Да и ваши средние годы хороши. Жизнь — поступок. Воспоминания милы, потому что это я, как резина, растянутая и стянутая. Сам себе строишь жизнь.

39. [На вопрос Ф.А. Страхова, философа, может ли он быть полезным Толстому при «Круге чтения».]

— Да, проредактируйте его. Знаю, что вы это хорошо сделаете.

40. Страхов, который сегодня правил первую корректуру «Круга чтения», говорил Л.Н. о некоторых местах из Шопенгауэра, которые он находит сомнительными: например, что характер человека неизменен; в действительности, под влиянием учения Христа человек изменяется. Л.Н. посоветовал выпустить три строчки (две мысли Шопенгауэра).

41. — Удивительно, как такие произведения, как Хельчицкого, Лабоэти, "Учения 12-ти апостолов", остаются незамеченными... Что глубже в борозду зарыто, того долго не замечают.

42. — Книга Лабоэти появилась после Варфоломеевской ночи, — рассказывал Л.Н. — Критики смотрели на нее как на упражнение в красноречии; считали его софистом, который не верит и пишет без глубокого убеждения. Французы не знают Лабоэти. Монтень написал некролог Лабоэти, он высоко ставил его дарование. Лабоэти был судьей, умер в молодом возрасте.

43. — Хорошие книги, талантливо написанные, авторам которых было что сказать, начиная с "Горя от ума" и до настоящего времени, цензура не пропускала, и они стали тем более известными, тем больше их читали. Господам Амфитеатровым нечего возмущаться цензурой (их запрещенных книг все равно читать не будут).

44. — Есть два способа борьбы с болезнями. Один — в том, чтобы закалять себя, чтобы болезнь не пристала (гигиенический образ жизни); другой — в том, чтобы, заболев, лечить болезнь. Теперешняя медицина это последнее и делает, как раз это и выдвинула на первый план. Первый способ медленный, но более существенный.

45. Страхов говорил о ходатайстве немцев за Горького и о том, что его выпустили на поруки (10 000 р. собрали писатели).

Л.Н,: Почему немцам Горький так нравится? Не понимаю, отчего такое заблуждение.

Страхов: Потому что он в России считается лучшим писателем, вот они его и распространяют.

46. — Немцы пишут блестяще, цитируют старых авторов, но нового им сказать нечего.

47. — Наполеон взял одно равенство и думал, что все христианство, это — egalite на пушках.

48. Л.Н. спросил Страхова о молоканах. Страхов ответил, что это люди, верующие в авторитет Библии. Они упрекали его, что раз он не верит в Библию, значит он не верит ни в жизнь вечную, ни в Бога.

Л.Н.: Это они, как англичане. Удивительно, с какой тупостью англичане верят в букву. Да, они, молокане, закоснелые.

49. Страхов говорил о фельетоне Дорошевича в "Русском слове" от 20 февраля, хвалил, что он хорошо написан и что в нем сказано и то, что Толстого в России не знают.

Страхов рассказал, что, когда он давал своей племяннице читать новые сочинения Л.Н., она неохотно читала их. Когда же она приехала в Дрезден и там узнали, что она русская, ее стали расспрашивать, что пишет Толстой. Ей стало стыдно, накупила все новые сочинения Л.Н. и начала читать их и зачитывалась ими.

Л.Н. рассказал об Олсуфьеве, гусаре, который, будучи в Италии, удивлялся, что там интересуются Толстым.

50. — Когда я читаю рассказ или критику, я всегда спрашиваю: "Что за человек ты, который пишешь? Что ты можешь дать мне?"

51. — Недавно я определил, что такое музыка: музыка — это стенография чувств. Когда мы говорим, говорим с одушевлением, с восторгом, плачем, подчеркиваем слова — эти состояния души передает музыка, но не мысли. Музыкальные народы, как цыгане, и простой народ поют напевы без слов или слова искажают. Вагнер, желая соединить музыку со словами, ослаблял ее, а он думал, что творит что-то новое, музыку будущего.

52. — Хотелось бы мне написать о науке, что она — то же, что церковь. Церковь выбрала кое-что из христианского учения, а провозглашает это за общую религию; и наука дает лишь часть истины, а провозглашает, что это вся истина, и непогрешимая; самое же главное — как жить, она пропускает; она ввела софистику в теологию, в юриспруденцию и даже в философию.

53. — Лихтенберг говорит, что самое вредное — это немного измененные истины.

54. Из писем, которые Л.Н. получил 21 февраля:

От Э. Моода: "Мне бы хотелось, дорогой великий учитель, чтобы Вы знали, как ценят Ваши книги в Лондоне, особенно среди интеллигенции".

"Толстой — светоч России", — пишет ему по поводу 9 января американец (так названо одно из присланных им стихотворений).

"Приободрите ваш народ, Вы являетесь единственной великой душой, которая может им управлять", — пишет гречанка.

Баба Бхарати, выдающийся индийский философ и учитель (брамин), автор книги "Кришна, бог Любви", пишет Л.Н-чу: "Мой уважаемый махатма! "Махатма" значит по-санскритски "Великая душа". И это то, чем Вы являетесь всем своим существом. Вы единственный действительно великий человек на этом ослепленном властолюбием и самодовольством материалистическом Западе".

55. — Завоевание материального могущества есть не что иное, как искушение для народа.

56. [О японцах.]

— Плохо пишут. Ни одного выдающегося писателя у них нет. Просвещение народу дает религия, а у них она бедная. Они усвоили себе самые дурные, грубые, внешние военные приемы...

57. Страхов: Вы поедете в Париж? Вам ставят там памятник. Приглашают вас.

— Как хорошо, что в старости человек становится к этому равнодушен^*.

58. Говорили о спорах с попами. Л.Н. отговаривал от таких споров, говоря, что с попами надо обращаться, как с детьми. Они уж так воспитаны.

59. [Из беседы Л.Н. с корреспондентом Виль— ямсом, напечатанной в "Manchester Guardian".]

"Говоря о движении, возникшем в России для достижения конституции, Толстой сделал следующее замечание:

— Это движение опасно и бесполезно, потому что сбивает народ с правильного пути. Конституция не может привести ни к какому улучшению положения; она не может принести свободы. Все правительства держатся на насилии и угрозах, а это противно свободе. Человек истинно свободен только тогда, когда никто его не может заставить делать то, что он считает дурным, и истинное направление для каждого человека в том, чтобы удерживаться от участия в каких бы то ни было правительственных делах: отказываться служить в армии, не принимать никакой службы, зависящей от правительства, и, наконец, каждый день и всегда делать добро.

Агитация в пользу конституции может привести только к обманчивым результатам. Народ в действительности ничего общего не имеет с конституцией. Те, которые теперь занимаются агитацией, не знают народа и, несмотря на все их заявления о своей любви к нему, на самом деле очень мало заботятся о народе и даже презирают его. Народ желает одного: земли. Я думаю, что самое лучшее было бы созвать Земский собор. <...>

— Если народ увидит, что царь не оправдал его надежд, не поднимется ли он тогда?

— Как устоять безоружным против организованной военной силы, которая ставит дисциплину выше совести и не останавливается перед многочисленными братоубийствами? Никогда не будет в России вооруженной, всенародной революции. Сознательно или бессознательно, народ знает, что к добру ведет не оружие и убийство, но духовное просвещение; знает, что единственный допустимый и целесообразный способ действия есть пассивное сопротивление и борьба путем воспитания".

^* В "Русских ведомостях" сообщалось: "Сооружение памятника поручено кн. Трубецкому <...> Парижане надеются даже увидеть на готовящемся торжестве самого Толстого". Замысел не был осуществлен. Памятник Т. в Париже (работы А. Гюрджана, 1914) был поставлен только в июле 1955 г.

60. [Из беседы Толстого с корреспондентом Дэвиттом, напечатанной в "The Standard".]

"Я сообщил Толстому, что я приехал для того, чтобы в точности узнать его взгляды на недавнее воскресное кровопролитие в Петербурге и его мнение о ближайшем исходе событий в России. Он ответил:

— Я получил вопросы относительно выражения моих взглядов на это почти из всех стран. Я готовлю общий ответ в форме письма, который я надеюсь выпустить в свет через несколько дней. Я могу сказать от своего имени этим путем больше, чем каким-либо другим. <...> Только малая часть народа думает о восстании. Прибегнув к насилию для того, чтобы избавиться от своих бедствий, они были бы совершенно так же неправы, как и царские войска. Никакая великая или благотворная реформа не может произойти в России этим путем. <...> Что нужно русскому народу, в том же самом нуждаются и другие народы, — именно: уничтожение всех принудительных законов, дающих возможность меньшинству властвовать над большинством, — меньшинству, собирающему для этой цели налоги, содержащему солдат и отбирающему землю у народа для своих личных выгод. Революция в России наступит, но она наступит путем распространения умственного и экономического воспитания и особенно путем того, что люди будут производить революцию в их собственной личной жизни и проникаться истинно религиозным духом. Но во всяком случае землю народ должен иметь".

61. Л.Н. показал масонский журнал, издававшийся в Берлине.

— Масон посылает мне эту книжку, где статья обо мне. Находит, что я масон, и совершенно справедливо. Христианство, очищенное от всяких обрядов, братство людей — все это масонство.

62. — Если бы те, которые совершили убийство Сергея Александровича [Великого князя], встали во главе правительства, было бы не лучше, а хуже.

63. [О японцах.]

— Они очень скоро усвоили себе практические изобретения (даже опередили всех), но в религии у них нет ничего своего. Их Soyen Shaky так же сумел исковеркать буддизм, как попы христианство. То, что они сделали такие успехи в материальных делах, указывает скорее на некоторые духовные недостатки, чем на преимущества; точно так же, как для того, чтобы разбогатеть, нужна узость взглядов и стремление сколачивать рубль за рублем (у них духовных запросов нет).

64. — В статье "Единое на потребу" я высказываю мысль, что в русском народе и обществе устанавливаются два новые взгляда: 1) что падает вера в церковное догматическое учение и ее место занимает религиозное сознание, 2) что русский народ способен к самоуправлению и не нуждается в правительстве.

65. "Сжато и все" — вот motto (девиз) Л.Н. при работе.

66. — Я люблю мусульман, их обращение, достоинство, живописность.

67. Опять говорили о войне и японцах.

— У русских есть рыцарство, известные предания; японцы же прибегают к разным способам, лишь бы истребить больше русских.

Март

1. Л.Н. заговорил о тупости ученых, о том, что они ничего не понимают, кроме своей специальности (ни в религии, ни в нравственности) .

2. Я никогда не видел, чтобы Л.Н. вышел из терпения или хотя бы поморщился в разговоре с каким-нибудь глупцом, неприятным или надоедающим ему человеком.

3. — Синтоизм — это установление для правительственных целей, а не религия, не учение о смысле жизни.

4. — Какое это заблуждение: здоровый дух в здоровом теле. Я бы не хотел быть здоровым. Я мог хотеть этого когда-то давно. Физические силы и духовный рост относятся друг к другу, как основание к вершине конуса. Духовный рост совершается, когда физические силы слабеют, и в той мере, как они слабеют.

5. — Я иногда себя упрекаю, когда занимаюсь гимнастикой: зачем я это делаю? Духовной работе лучше, чем работа мышц, способствуют вегетарианство, правильное пищеварение, хороший сон. После сна приходят хорошие мысли.

6. — По мнению материалистов, мораль вытекает снизу, из общения людей между собой.

7. — Всегда у меня так получается: когда я пишу о чем-нибудь теоретическое рассуждение, я в то же время узнаю, что то же самое где-то кем-то совершается в жизни.

8. Рассказывали Л.Н-чу о Суровцеве из Костромской губернии. Он 17 лет просидел в Шлиссельбурге, а затем также был сослан в Колымск, научился здесь садоводству. <-•-> Он вегетарианствовал на том основании, что убийство было для него ужасно. Он полагал, что люди убивают людей потому, что убивают животных для поедания их.

9. Говорили о положении России.

Тан: Положение безвыходное. Японцы наступают. Дать свободу печати — радикалы будут писать так, что произведут революцию; дать свободу собраний — то же самое.

Л.Н.: Из каждого положения есть выход. <...> После этой войны последует большой духовный подъем, настанет перемена — не правительства — переменятся формы жизни. <...>

Тан: В Японии много художеств, как в Италии. Похожа на нее. Страна без канцелярщины, без полиции; у нас же 9/10 государственной работы — канцелярщина. <...>

Л.Н.: Теперь особенно важно не терять спокойствия, не позволять себе увлечься озлоблением. Жить по голосу совести; тогда человеку все легче и легче будет жить, и он и в смерти будет видеть добро.

10. — Мир настолько зол, насколько я сам зол. Раз двадцать случалось со мной в жизни, что то, что я считал злом, послужило мне к добру. Все меньше и меньше зла нахожу я в жизни; все больше и больше блага, и наступит смерть — высшее благо.

11. — Пшибышевский — психопат, как Ницше. Я опять повторяю вместе с Шопенгауэром: "Не читайте современных книг. Торопитесь читать хорошие книги". Мы с братом Сергеем на Золя не попались. Золя через десять лет будет забыт, как Eugene Sue.

12. Л.Н. похвалил статью Гаррисона о Генри Джордже. Вот что, между прочим, сказано в этой статье: "Сторонников Генри Джорджа в Америке становится все меньше, но многие либералы и др. не подозревают, что, говоря о земельном вопросе, они цитируют Генри Джорджа. Его значение в мире все увеличивается. Его принципы распространились по всему свету. Суждения, которые приводились раньше только в специальных джорджевских изданиях, нынче повторяются всей прессой". Я думаю, что то же самое происходит с Л.Н. и его учением.

13. Теперь уже к Л.Н. не приходит столько людей, как в 1880-90-х годах, с одним и тем же вопросом: "Как жить, что делать?" Теперь спрашивают больше о том, как бороться с правительством, что делать, чтобы изменить существующий политический и общественный строй?

14. — Здоровый дух в здоровом теле. Тут душа как будто в зависимости от тела. Но душа в слабом теле может быть и бывает сильной. Источник всего — это душа. Когда душа слаба, то здоровое тело будет объедаться, распутничать, а обратно — тело влиять на душу не может. Источник всего — душа. Тут различие между христианством и язычеством.

15. — Что будет с Японией-победительницей? Ее положение в нравственном отношении ухудшится. Последует нравственный упадок... Удивительное поражение русских во всем.

16. Л.Н. необыкновенно деликатен: никого не обижает (даже если человек этого заслуживает) и не признает ни "гнева справедливого", ни "упрека справедливого". Я никогда не слышал, чтобы он сделал кому-нибудь саркастическое, колкое замечание, если человек не сделал того, что должен был сделать. А это часто-часто случалось: то затеряют его рукописи, письма, книги; то забудут, встречая его на прогулках, взять тулуп; то опоздают или же приедут не туда, куда было нужно.

17. — Человек не должен соединять понятие о вечной жизни с понятием о своей личности. Вечная жизнь существует в нашем воображении; когда же нас не будет, она будет продолжать существовать. Вся жизнь человека в том, что он с самого рождения все больше и больше отказывается от животной жизни, в смерти же получает совершенное освобождение от нее. Будет ли потом буддийское переселение душ, этого знать нельзя.

18. Л.Н. говорил в дни накануне и после 9 января, что именно в такое тревожное время нужно сохранять спокойствие и не поддаваться озлоблению.

19. — Христианство отрицать нельзя, жить же согласно ему люди неспособны; остается замалчивать его; так делалось и делается.

20. Я: Все же Хельчицкий единственный в христианском мире, который так ясно понял и изложил всю суть христианского учения.

Л.Н.: Да. Хельчицкий постиг всю глубину христианского учения, изложил его ясно и указал причины, почему его испортили. Теперь начинают понимать, но ведь прошло 500 лет со времени Хельчицкого. Ballou, Гаррисон брали за основу одно лишь непротивление злу, у Хельчицкого же оно — между прочим; он отдает дань своему времени, признавая Троицу и т.д., но это не важно. Он так ясно и полно, не обращаясь к авторитету Бога, но основываясь на разуме, излагает практический способ жизни, как источник, дающий высшее благо в жизни.

21. В "Русских ведомостях" сообщение, что Министерство внутренних дел постановило освободить сосланных и заключенных за веру (72 духоборца, униаты, католики и т.д., в общем 562 человека), приостановить процессы за веру и не начинать новых. Ради этой статьи Л.Н. впервые после семи месяцев опять читал "Русские ведомости".

— Это вот, что выпустят из тюрем, возвратят из ссылки и прекратят преследование за религиозные убеждения, очень хорошо. Припоминаются мне слова Герцена о том, что в 1825 году изъяли из обращения самых лучших русских людей и заключили их в крепости, тюрьмы или сослали. Теперь возвратятся самые лучшие люди из народа. Только вряд ли выдержат государственные люди. Христианство несовместимо с государством. Тут трагизм...

22. Я: Почти никаких суждений реформаторов — Лютера, Меланхтона, Кальвина, Цвингли — не попало в «Круг чтения», и это показывает, как мало могут они дать нашему времени.

Л.Н.: Это были люди половинчатые, то же самое, что либералы, совсем то же. Из них нечего взять.

23. — Русский язык богат, но в последнее время портится. Газеты и фабричные, научившиеся в городе новым словам, портят его. Бабы еще говорят чисто.

24. — В самом процессе войны мало кто — избранные — способны видеть, что мы пробуждаемся к духовной жизни, что русские не хотят и не должны воевать и этим стоят выше японцев.

25. [В разговоре о картине Н.Н. Ге "Выход после вечери".]

— По Эмерсону, Иисус здесь был одинок (далее от Бога) и хотел молитвой установить единение. Такое одиночество чувствуют только те, кто бывали близки к Богу. Но за отчаянием следует умиление.

26. — Почему у меня видят мистицизм? Для них религиозность (христианство) — мистицизм... Какое это заблуждение науки, совсем как у церкви.

27. У Толстых все читают каждый день Евангелие: прислуга, нянюшка, Александра Львовна в школе.

28. Три дня тому назад Л.Н., говорят, сказал Марии Львовне, что все его сыновья пишут против его взглядов, только один Илья, слава Богу, этого не делает.

29. — Жизнь уходит, как падающая тяжесть: чем ниже падает, тем быстрее. Уже ровесники померли, сам становишься слабее, а хорошо, что она не стоит. Так человек видит, что не нужно строить личных планов. Мечников говорит, что старость происходит от артериосклероза. Артериосклероз — это один из симптомов старости, но старость от того, что жизнь исчезает.

30. Рассказывали о Бальмонте, как он по-напускному, по-декадентски разговаривает в обществе.

— Бальмонт глуп.

31. Л.Н. очень остерегается внушать свои взгляды или влиять посредством своего авторитета; он старается лишь убеждать, старается, чтобы в каждом, кто одинаково с ним мыслит, вера исходила бы из его собственного убеждения, чувствования, понимания и размышления.

32. [Л.Н. получил и читает "New scraps from Thoreau" (раздел "Hindooism versus Judaism"). — "Review of reviews", vol. XXXI, N. 183, March.]

"Индусы веруют гораздо более ясно и глубокомысленно, чем евреи. Познание Бога у них, вероятно, чище, независимей и безличней. Их религиозные книги описывают пытливое и созерцательное обращение к Богу, еврейская Библия — это добросовестное обращение, более грубое и более личное покаяние. Покаяние вовсе не есть свободный и благой путь непосредственного обращения к Богу. Мудрый человек обойдется без покаяния. Оно преисполнено волнения и страсти. Бог предпочитает, чтобы вы приближались к нему вдумчиво, не каясь, хотя бы вы были самым главным грешником. Только совершенно забыв о себе, вы становитесь ближе к нему. Спокойствие и мягкость, с какою индусские мыслители подходят к запретным темам и обсуждают их, восхитительны.

...Веды учат, как, "отказываясь от религиозных ритуалов", приверженцы могут "достичь очищения разума".

...Веды содержат в себе здравомыслящее суждение о Боге.

Религия и философия евреев — религия более дикого и грубого племени,— им не хватает вежливости, и умственной изысканности, и тонкости индусов".

— Вы того же мнения, что Торо? — спросил я.

— Да. Только мы знаем еврейскую Библию всю, а он из Веданты выбирает самое возвышенное. Если взять все, тогда окажется, что там оно так же перемешано с суеверием, как у евреев. Учение же пророков очень высокое.

33. Я: Христианин не может оставаться на одной ступени, а должен все время делать усилие, становиться чище и самоотверженнее, в этом христианство, и в этом и жизнь. Стало быть, христианство и настоящая жизнь — одно и то же?

— Да.

— Но я этого не в состоянии понять.

— Вы хорошо понимаете. Это как плавающему, чтобы удержаться на воде, надо делать движение (усилие). Вот Страхов [Федор] об этом пишет, что нельзя легкомысленно относиться к страданиям: "Мы со всех сторон обставлены ими для нашего же блага. Захотел спуститься ниже достигнутого нравственного уровня — страдания. Захотел подняться выше этого уровня — страдания (например, гонения). Захотел стоять неподвижно на одном месте — страдания от укоров совести. И вот, когда эти укоры становятся более невыносимыми, чем само страдание, тогда человек подвигается вперед, совершенствуется нравственно".

34. — Меня не смущает, что меня распекают. Мой порок, с которым борюсь, — это остаток во мне самомнения. Нападения же на меня с разных сторон, что я иду с реакционерами, заставляют меня не забывать, что важен только Бог, а не мнения людей. Мои взгляды таковы, что и либералы, и консерваторы, и социалисты могут находить в них, что я говорю в их пользу.

35. — Славянофилы правы, но не они это выдумали, а взяли из сознания народа, который в старосты, старшины выбирает самых дурных людей, ставя свои отношения к семье, к соседям гораздо выше занимания должностей. Это уже у Сократа есть: хочешь править народом? А сам собой править умеешь? Меня упрекают в сочувствии к самодержавию. А мне оно отвратительно.

36. — Старея, люди становятся добрее к животным. И то, что они испытывают, внушением передают молодым.

37. Оболенский: Больше всех дали человечеству те, кто умер за истину, но тогда не было конституции. Генри Джордж говорит, что в странах, где самая широкая и демократическая конституция, коррупция такая ужасная, какой не бывает при олигархии.

38. — Подражание нехорошо, портит самостоятельную мысль. Паскаль говорит, что есть три разряда людей (по-моему, четыре): 1) которые имеют мысли, 2) которые не имеют своих мыслей, но умеют выбирать хорошие мысли и подражать им в жизни, 3) которые не имеют хороших мыслей, но думают, что имеют, 4) которые не умеют выбирать хороших мыслей.

Первые два разряда хорошие, третий — самый худший.

39. Л.Н. рассказывал из истории Петра, Елизаветы Петровны, Екатерины II, потом перешел на "The New Book of Kings" и сказал:

— Карл П, Генрих VIII. Какие это были негодяи, негодяи из всех негодяев, Кромвель же — властолюбивый, лицемерный, жестокий. Карл — слабый, как наш Николай, который без всяких убеждений, при этом лицемерный, лживый.

40. (В библиотеке Ясной Поляны хранится рукопись "Усмирение уральцев", составленная для Л.Н. одним офицером.]

В 1876 году уральские казаки-старообрядцы отказалить служить солдатами. Их насильственно тащили из домов, привязывали к верблюдам и гнали в Закаспийский край. За ними следовали в 1000 повозках их семьи. В 1883 г. Александр III обещал помиловать тех, кто будет просить об этом, но никто не просил. Сказали: "Силой вы нас погнали сюда, силой и везите обратно'*. Вот пример пассивного сопротивления.

41. Л.Н. пересматривал письма: два из них были с надписями: "Толстову".

— Как только "Толстову", с удовольствием смотрю, — сказал Л.Н. — Красивым почерком и на хорошей бумаге — неинтересное; скверный почерк, скверная бумага — от мужика и, наверно, интересно.

42. Приведу содержание некоторых интересных писем, полученных Л.Н. за последнее время. <...>

Письмо от Helen Bingham (Millwood, Mill Valley, Marin Go, штат Калифорния) со вложением ее статьи, в которой она называет Л.Н. "сердцем России".

Эрнест Кросби (Rhinebeck, Нью-Йорк) пишет Л.Н-чу: "Очень надеюсь, что в скором времени Россия сможет пойти по пути большей свободы и братства. Земельный вопрос, кажется мне, гораздо проще и яснее поставлен у вас, и народ лучше его понимает. Россия еще может стать самой свободной из всех стран и показать нам всем дорогу". <...>

От имени "Комитета защиты национальных интересов и международного примирения" (задача Комитета планомерно сближать лучших людей доброй воли всех стран) сенатор Estournelles de Constant пишет из Парижа: "Мы обращаемся к вам с просьбой быть нашим почетным членом" — "нашим долгом было обратиться к тому, кого по праву все народы хотят видеть своим".^*

* На это письмо от 15 марта Л.Н. ответил 18/31 марта отказом, т.к. его убеждения не совпадали с программой комитета.

43. Заговорили о П. Дашкевиче. Татьяна Львовна сказала, что насилие он признает только в случаях самозащиты.

— Вот об этом-то и сказал Иисус: "Вам сказано: "Око за око", а Я говорю вам: "Не противься злому".

44. Я: У Бодуэна де Куртенэ нет ненависти к русским; поэтому поляки недолюбливают его; такой человек среди них редкостный. У них раздувают ненависть против России пресса, монахи и вообще католическая церковь.

— Да, но главное — русское правительство. <...> У Валишевского я читал, что только Екатерине, немке, могла придти мысль разорвать польский народ на три части; славянский правитель этого бы не сделал. Как же польскому народу, разорванному, возродиться? Будь он весь в одном только государстве русском, ему бы легче было возродиться.

45. — Я недавно вам говорил, что мне стало ясно, что славянофильский взгляд на участие в правительстве правилен, что русский народ выбирает в старшины и старосты худших людей и не заботится о том, как они работают. <...> У нас войну ведет правительство, и русские люди могут не сочувствовать ей, но за бурскую войну были ответственны члены парламента и их избиратели. И они должны были оправдывать ее как государственную необходимость, идти на компромисс. Раз человек оправдывает одну кривду, отступает от части правды, то он отказывается от всей правды. Участие в государственном правлении способствует развращению морали в конституционных странах. Разве можно представить себе участие нравственно-религиозного человека в правлении, хотя бы лишь в форме участия в выборах?

46. С половины восьмого — концерт. [Гольденвейзер, Сибор.] Сперва соната Шуберта, потом три Вебера, потом две Моцарта. Л.Н. хвалил: "Как хорошо!" и благодарил: "Какое удовольствие вы нам делаете!" <...> После перерыва играли "Крейцерову сонату".

— Первая часть сильная — самое сильное, что есть; третья часть бессодержательная, не мелодичная.

Потом играли "Ноктюрн" Шопена, испанские танцы Сарасате.

— Французов — Сен-Санса, Годара — напрасно презирают. Они мелодичны. Теперь такое время, что французскую музыку презирают, а Рихарда Штрауса, которого никто не понимает, любят. Григ искусственный.

Л.Н. хотел, чтобы еще играли венгерские танцы Брамса, сказав: "Народные танцы все хороши".

47. Дунаев говорил о войне на Дальнем Востоке. <...> Война стоит ежедневно три миллиона рублей. За эти деньги можно было бы выкупать ежедневно 20 тысяч десятин и отдавать крестьянам.

48. Дунаев говорил, что месяц тому назад в Курске полиция раздала мужикам палки, чтобы бить студентов и гимназистов, и сама стояла тут же и смотрела. Когда же губернатор велел перестать бить, перестали. Это аналогично использованию вражды между татарами и армянами в Баку.

49. — Чем эта свалка кончится? Одно делать нам: устраниться от нее, участия в этой свалке не принимать.

50. Л.Н. читал свой ответ крестьянину о перекувыркнутой телеге. Письмо резкое. 0 богатых и начальстве, о кабатчиках, ростовщиках, господах говорит, как о вшах и всякой нечисти.

— В нем нового ничего. Двадцать лет твержу одно и то же.

51. Струменский месяц тому назад, проезжая Тулу, говорил, что Л.Н. своей статьей "Великий грех" сделал великую услугу: либералы и социал-революционеры начали включать в свои программы вопрос земли, и вообще этой статьей он обратил внимание всех на необходимость создать для народа возможность обрабатывать землю и поднять свое человеческое достоинство — не исполнять безнравственные требования правительства: подати, армия.

52. — В старости начинаешь понимать животных и любить их. Я понимаю Агафью Михайловну, которая на старости лет кормила в печурке и тараканов.

53. Шел разговор о трех событиях, о которых пишется в газетах (Л.Н.: "Которые доказывают, что люди — сумасшедшие"): первое — открыт заговор — посадить Бонапарта на французский престол (Л.Н.: "За то, что его дед убил множество людей!"); второе — суд над матросами, которые отказались служить на корабле, идущем на Дальний Восток; принимая во внимание смягчающие вину обстоятельства — их невежество (Л.Н.: "Они полагали, что нельзя убивать даже во время войны"), их осудили на два года; третье — введение патриаршества; патриарх должен поддерживать царскую власть.

— Это дети, — сказал Л.Н. в заключение, — и какие злые дети!

54. — Все хорошие русские женщины воображают, что они православные, а они еретички. "Но ведь я не могу признать Николая Чудотворца, например", — говорят они. "Вот, какое же вы имеете тогда право считать себя православной? Это как если бы вы выдернули из бочки два обруча и воображали, что бочка цела, залепив ее бумагой. Вы не смеете выдергивать из православия ничего" (если убеждены, что вы православные).

55. — Смысл моей деятельности пусть будет разъяснение смысла жизни себе и другим, решение вопроса земли, детская смертность (чтоб она была прекращена), алкоголизм, курение, невоздержанность, гнев мужа, процессы, роскошь — не должны иметь места. "Немного, но многое". "Если бы молодость знала, если бы старость могла!"

56. Приезжали с письмом политических заключенных в Шлиссельбурге, которые просят о заступничестве, желая, чтобы Л.Н. написал статью против телесных наказаний; боятся, что их будут сечь.

57. — Счастье, — сказал Л.Н. (медленно, с глубоким убеждением), — достигается попутно. Не надо искать своего счастья — плохо будет. Но надо хотеть исполнять волю того, кто меня послал, надо хотеть быть полезным. Устроить себе счастливую жизнь — этого ("что можно устроить") я не понимаю.

58. Сын (Илья Львович) спросил:

— Зачем (хотеть быть полезным) ? Говорят об эволюции жизни; низшему человеку счастье — сытость, высшему — и то, и то.

Л.Н.: Этих вопросов: "зачем", "эволюция" — не признаю (они мне неизвестны). Я знаю, что добро, что зло и как поступать.

— Какие же тут доказательства, что так жить надо и что добро и что зло?

— Что? На это три доказательства: первое — внутреннее, совесть говорит; второе — опыт всей жизни моей (тогда был я счастлив, когда жил так для других); третье — мудрость мира, от Сократа до Рескина, так же говорит. Так жить, чтобы не было дурно; не надо ожидать, что будет восхитительно. А ищи счастья себе — будет неспокойствие, мучение. Мне помогла притча о виноградаре и работниках. Мы здесь работники пославшего нас, а не хозяева, как мы себе воображаем.

59. — Есть сознательная религия и религия по доверию. Между ними, двумя крайними, всевозможные сочетания обеих. Кто загипнотизирован в обратном — в церковной вере, науке, тому трудно пробудиться, понять другое мировоззрение.

60. — Перечитывал нынче Хельчицкого. Это едва ли не самый сильный из реформаторов. Для сравнения прочел Лютера. Лютер — узкий, ограниченный. Хельчицкий не опровергает догматы, но, видимо, не придает им важности. <...> Особенно важно то место, что христианский закон совсем может заменить гражданский закон в обыденной жизни.

61. [Об одном из посетителей.]

— Он, как все, которые приходят, разумеется, моих сочинений не читал. Пришел поговорить о рабочем вопросе, а я написал о том четыре больших сочинения.

62. — Хельчицкий остался нечитанным и неизвестным потому, что предшествовал своему веку. Показал, как должно жить по Христу: принимай или брось. С государством соединить христианскую жизнь нельзя, надо его оставить. Людям оставалось одно — молчать. Так и сделали.

63. — Тем интереснее мне Хельчицкий, что он неизвестен. 450 лет тому назад учил, и никто о нем не знает. «Круг чтения» откроет его англичанам, немцам.

64. — "Учение 12-ти апостолов" так же, как Хельчицкий, осталось незамеченным.

Апрель

1. У Л.Н. цивилизацией пренебрегаемый нравственный закон: с прохожим поговорить, и одарить его книжками, и утешить.

2. Л.Н. рассказал вкратце историю "Учения 12-ти апостолов". Нашел его в 1883 г. Вриенний в одном сборнике. Оно упоминается в старых рукописях как тогда уже известное сочинение. Из него видно, что первые христиане не имели священников, только епископов. "Когда учитель придет к тебе, первый и второй день его корми, третий — пусть работает".

3. — Если ждут восстания в России, они ошибаются. По-моему, его не может быть. Крестьяне не восстанут. Рабочие в городах — может быть.

4. — Если бы мои сочинения всех людей интересовали, был бы знак того, что они несерьезны. Совершенно прав Шопенгауэр, когда говорит, что глупые книги читаются большинством людей, потому что большинство людей глупо.

5. — Газета — самый плохой способ для выражения нужных знаний. Для писания серьезного нужно спокойствие, время, а газету надо составлять наскоро, что же туда можно писать?

6. Л.Н. музыка очень волнует, действует ему на сердце. Его болезнь сердца не на органической, а на нервной почве. И последний раз, когда он был болен, этому также предшествовал концерт. Л.Н. почти плачет, когда играют, до того его музыка трогает.

7. Л.Н-чу рассказывают обо всех злодеяниях, крупных воровствах, передают сенсационные известия, а он их не рад слышать. Когда заходит речь на злобу дня (про политику, конституцию, революцию, юдофобство, о славяно-немецкой борьбе, стрельбе в народ), Л.Н. меняет разговор: "Ну его, давайте договорим об ином", и заводит разговор о плодородии, красах Кавказа, о жизни животных.

8. — Хотят ввести патриаршество, чтобы ослабить царскую власть. Устройство нравственной жизни должно бы лежать в основе, а оно орудие борьбы партий.

9. — Раньше, а теперь еще больше разделяю взгляд славянофилов на отвращение русского народа к участию во власти: он справедливый. В старосты выбирают самых "негодных" людей, старого закала крестьян в старостах не видать: грешно. У нового поколения есть честолюбие, особенно женщины любят, если их мужья попадут в старосты.

10. Рассказывали, что в Москве все занимаются политикой, матери ходят на собрания слушать речи о конституции и бросают дома; гимназисты тоже.

— Из речей и статей в газетах ничего не выйдет. Чтоб что-нибудь вышло, надо новую мысль, а чтоб она выработалась, нужна тишина, время, а конституционалисты пишут и говорят речи поспешно.

11. Л.Н. спросил у П.А. Буланже, говорят ли что о земле?

— Нет, только что нужна конституция, которая даст возможность крестьянам изъявить свои желания.

— Совершенно такое же непонимание, как в 1820-х годах, — сказал Л.Н. — Тогда одни декабристы говорили об отмене крепостного права, а другие, масса, не думали об том, не интересовались или не понимали (и не считали это возможным или нужным). Теперь, когда понимаем, как мучили людей, не понимаем той жестокости, а через 30-50 лет будут ужасаться нашей жестокости.

12. — Из Тулы Арбузов, член губернской земской управы, мне поручил передать, что он меня уважает, но что не разделяет моих взглядов на нынешнюю задачу русского человека, но что его сын, 18-летний гимназист восьмого класса, разделяет их. Я думаю, между молодыми скорее такие найдутся.

13. — Что люди идут на Дальний Восток воевать, виновата машина, посредством которой меньшинство может заставлять большинство исполнять свою волю. Власть над другим человеком — причина не только заставлять мучить и убивать других людей, но и принуждать людей мучить самих себя. А достигать того, чтобы люди по воле начальствующих должны были убивать друг друга, нельзя иначе, как лишь обманом, ложью и, главное, жестокостью. Так всегда поступали и не могут не поступать все властители.

14. Дорошевич в "Русском слове" описал случай о замурованных заживо свыше двадцати раскольников-беспоповцев их единоверцем Ковалевым для того, чтобы во время переписи они не были записаны на листки, присланные из Петербурга.

Л.Н. возмутился поверхностным пониманием Дорошевича религиозного сознания; сказал:

— Это самое высшее... Ему, Дорошевичу, далеко до религиозного чувства, он выказывает неуважение к религиозному чувству. Их (раскольников) побудило оно, но в неправильной форме выразилось.

15. — Я очень люблю Шиллера, Некоторые места у него лучше, чем у Гете.

16. По воспоминаниям А.А. Толстой [тетки Л.Н.] в "Вестнике Европы" пишут о том, как Д.А. Толстой [министр внутренних дел] в 1886 г. хотел заключить Л.Н. в Суздальский монастырь, как за него заступилась перед царем А.А. Толстая.

17. Л.Н. проповедует, что настоящее благосостояние только в духовном и нравственном смысле и что оно заключает в себе и материальное, и в соответствии со степенью этого благосостояния возникают и условия, социальные или политические.

18. Сестры упрекали Александру Львовну. Она оправдывалась. Вошел Л.Н. и сказал Александре Львовне:

— Благодарить должна, а не обижаться. Кому какая радость говорить кому-нибудь неприятность?

19. Говорили о Масарике. Л.Н. привел следующую характеристику Рескина, сделанную английским писателем: "Главный недостаток Рескина — туманное церковно-христианское понимание требований жизни, которое сделало для него возможным соединить нравственные идеалы с эстетическими, — остался в нем до конца и ослаблял его учение", и прибавил, что нечто подобное можно сказать и про Масарика.

20. — Теперь съезд о печати. О чем же им говорить? Что же может быть яснее: свобода печати, и если кто клевещет, на то есть суд — говорю с их точки зрения. Теперь начинают группироваться различные партии, видно, что сильнейшая — консервативная. Ей же надо стоять за свободу печати. Правительство может на это согласиться. Ведь консервативная партия будет его защищать, и она будет тем сильнее, когда будет свобода печати и когда тем самым отпадет подозрение, что ей покровительствует правительство.

21. — Просматривал книгу Моода. Он нападает на духоборов и кичится непризнанием непротивления. Как странно, что он хочет христианства без непротивления! Оно ведь идеал, вполне неосуществимо, как каждый идеал, но видеть его, стремиться к нему нужно.

22. Бывает так, что иной, желающий узнать о каком-нибудь сочинении, читает не самое сочинение, а то, что о нем пишут другие. Относительно Л.Н. пусть никто так не поступает. Пусть не удовольствуется тем, что говорят о нем другие. Они могут ошибаться даже и в том случае, если это самые искренние и способные <...>. К Л.Н. следует относиться, как к Христу. Недостаточно того, что говорил о нем искренний Франциск Ассизский или непогрешимый папа, но идешь к Евангелию, к словам, переданным им.

23. Я спросил Л.Н.:

— Как это случилось, что вы не виделись с Достоевским?

— Случайно. Он был старше лет на восемь-десять. Я желал его видеть.

24. — Как странно в городе жить! Суета, заняты тем и другим, спорят, поучают, нет времени жить; театры, сходки.

25. Читали статью "Священник Герасим Иванович Цветков" А. Пругавина.

— Поразительно, что наши священники, которые боролись за внешнюю независимость их от недуховного главы и не пошли дальше, за это несли такие страдания. Он еще заточен ?!

26. — Страхов — философский ум. Ясно, корректно корригирует.

27. Л.Н. от физического утомления не заболевает, а от душевных волнений, огорчений, музыки заболевает.

28. Сегодня Лев Львович уехал удрученный. В Петербурге политические события ему кажутся особенно важными; здесь видел, что им той важности не приписывают; что в деревне дворяне, крестьяне живут другими и более важными заботами; тут не нашел, кто бы с его взглядами согласился.

Л.Н.: Леву обидели.

29. — Заключение — ужасная жестокость. Когда человек среди людей, он находится под их влиянием, влиянием событий, а в заключении — под влиянием тех мыслей, которые довели его до преступления. Не может от этих мыслей освободиться, все винтят, винтят в голове.

30. Л.Н. получил от Черткова [высланного в Англию] письмо, в котором тот сообщает, что ходатайствует о разрешении приехать на три недели в Россию повидать Л.Н. и мать. До сих пор не получил ответа.

31. Л.Н. получил письмо от сорокалетнего запасного, штундиста, крестьянина Тихона Кошевого, ушедшего с войны. В Ляояне он лежал в лазарете; там читал Евангелие и понял, что военная служба — грех. Оттуда он без копейки денег добрался до своей родины, Полтавской губернии. Дома он явился к военному начальству, его арестовали и посадили в сумасшедший дом.

32. — Как интересоваться тем, чтобы было больше славянских депутатов в венгерском парламенте? Что надо сеять, гнилой столб заменить здоровым — это понимаю, это важно. <...> Когда они этим занимаются (политикой, как управлять народом), то опускают то, что основное: решение земельного вопроса. Читаю Генри Джорджа, снова хочу о нем писать.

33. Сегодня первый день Пасхи. Л.Н. проводит праздник совершенно так же, как будни, т.е. работает. У него, как у китайцев, нет праздников.

34. Л.Н. вспомнил, что получил письмо от саратовского священника, вероятно, молодого. Письмо доброе, жалеет Л.Н-ча, что заблуждается.

35. Н.Л. Оболенский говорил, что Л.Н. не опровергает дарвинизма, только не признает его нужным.

36. — Я согласен с Ламеннэ, что можно всего ожидать только от рабочего народа.

37. Получена почта из Тулы, в ней — ругательная открытка.

— Это какой-нибудь последователь Иоанна Кронштадтского.

38. Бутурлин говорил, что социалист Герцен— штейн в лекции о Генри Джордже утверждал, что одного земельного налога будет недостаточно для покрытия государственных расходов, и что, если капитал не будет обложен податью то тем большее бремя падет на земледельца.

Л.Н.: Будет обложена не земля, а рента с земли. Как выразить по-русски рента — ценность?

Николаев: Рента будет различна в Вологодской губернии и на Кузнецком мосту,

39. — Генри Джордж хочет не защиты известного сословия, а узаконения равных прав на землю. Нравственные требования незаметно и медленно растут и осуществляются не ломкой. У Сенеки уже есть намеки на несправедливость рабства... По-моему, теперь четыре нравственных требования должны быть решены: война, брак и отношение к семье, суд (наказывание), земельная собственность.

40. Бутурлин спросил Л.Н. о войне. Л.Н. сказал только то, что это большая схватка и что она проложит след в сознании людей.

41. Л.Н.: — Генри Джордж говорит: есть три категории людей: одни живут милостыней, другие — воровством, третьи — трудом.

Татьяна Львовна'. Мы живем милостыней и воровством.

Л.Н.: Да, мы живем воровством.

42. Чертков писал, что приедет на три недели. Л.Н. обрадовался. Софья Андреевна сказала, что, когда Чертков приедет, Л.Н. будет от радости плакать, что он будет волноваться, что доктор должен присутствовать при встрече.

43. — Не так ли это, что вся жизнь — воспоминания? Когда случится радость, опасность, испуг, в первую минуту не чувствуешь ничего, а только когда сообразишь, что случилось, радуешься, опасаешься.

44. Ставровский говорил о праве и морали. Л.Н. возражал ему, что право — насилие.

45. — Несомненная истина, по Канту, такова, что если бы мы по ней жили, то и всем людям было бы хорошо.

46. Ставровский настаивал на том, что можно жертвовать жизнями других людей ради общего блага.

Л.Н.: — Своей жизнью, но ничьей другой.

47. — Если я несвободен, то никак не из-за того, что есть правительство, что меня стесняют, а причина этого — во мне. С собой нужно бороться, совершенствоваться.

48. — Соловьев хочет, чтобы насилия (права) становилось все меньше и меньше, довести его до нуля. Но ведь христианство противоположно насилию.

49. — Что говорю разрушительного, что им (революционерам) выгодно, за то меня хвалят, а что говорю против них, христианского, созидательного, за то ненавидят меня.

50. — "Всеобщее избирательное право" у людей, у которых нет права ни на сажень земли, укрепит мощь капиталистов, потому что зависимые люди будут выбирать тех, которых прикажут. <...> Когда дело пойдет о существовании семьи, то они поддадутся. Когда у мужика будет 15 десятин земли, корова, он будет независим.

51. — Ницше утверждает противоположное общим местам. Тургенев сказал о таких людях, что они будут спорить против того, что вода течет, утверждая, что вода твердая. Так и Ницше утверждает противоположное христианским истинам.

52. — Были прежние задачи — рабство (его уничтожение), есть нынешние — наказания, суд, война (их уничтожение) и есть задачи в будущем.

53. — Мы шли в хвосте Европы, почему нам не идти в голове, не показать ей, что надо делать? Понимаю, что там, где 28% земледельцев, а 72% фабричных рабочих, там могут домогаться перехода орудий труда в руки государства, а у нас, где 90% земледельцев, главный вопрос — земельный.

54. — Дети живут сперва животной жизнью; потом для славы людской, чтобы удивлять всех: няню, братьев и т.д., потом, чтобы вызвать одобрение тех, которых уважают, потом — тех, которые кажутся им добрыми, и, наконец, начинают жить для Бога (а не для славы людской).

55. — Ненависть людей — пробный камень: озлобляет ли она тебя или нет, поступал ли ты для Бога или не для Бога.

56. — Духовное — реальное, материальное — иллюзия.

57. — Весь мир — организм. Я — одна клеточка, которая должна исполнять свое (назначение).

58. Л.Н. советовал Е.В. Молоствовой сблизиться с народом: "Увидишь свои вины, грех и его (народа) достоинства, меньше будешь его осуждать и себя оправдывать."

59. — Слава Горького растет как ком снега, лавина. Я читал первые его рассказы, и бросился мне в глаза его искусственный народный язык. Его слава никак не соответствует его писательскому таланту; таких, каков он, десяток. За свою жизнь Чехов куда меньше возбудил внимания, а Чехов был огромный талант, у него было богатое воображение, у него было богатство образов, как ни у кого. У обоих общее то, что не имели чего нового сказать. Заслуга Горького в том, что показал босяков.

60. — Я посоветовал Кросби, когда он спросил, чему он должен посвятить себя, — распространять идеи Генри Джорджа. Он за двенадцать лет сделал много. Я не думал, что мое замечание будет иметь такие последствия.

61. [О Ламеннэ.]

— Был, как наши славянофилы. Им жаль отказаться от могущественной организации церкви. Хотел ее реформировать. И наткнулся на неуступчивость и деспотизм. Боясь, что его на смертном одре захотят исповедовать, просил знакомых, чтобы от него не отходили. Умирая, сказал: "Ах, какая счастливая минута!" Его "Paroles d'un croyant" и "Les Evangiles" — выдающиеся сочинения.

62. — У меня в Крыму были времена, когда я бы спокойно умер. Монтень говорит, что о приближении смерти надо думать загодя. Надо рассчитывать, что завтра помру, тогда отпадут соображения приличия, корысти. Мой брат, очень чуткий и очень умный, перед смертью спросил меня: "Как думаешь, причаститься ли, жена этого желает. На что?" Я сказал ему: "Причастись, если сделаешь жене более приятности, чем себе тягости от причащения". Он причастился и говорил, что ему легче. На следующий день умер.

63. — В молодости кажется, что время стоит, потом быстро идет, а в старости летит.

64. Молоствова спросила о пашковцах.

— Мне некуда поместить их уже, я полон веры. Вообще же их учение никогда не было мне близким. Я не могу допустить, чтобы одним людям было предопределено спастись, а другим по— габнуть. Единственно от нас самих зависит и наше спасение, и наша гибель.

65. [На вопрос, как объяснить слова Христа во время тайной вечери: "Придите, ядите, сие есть тело мое,.."]

— Ведь Христос говорил перед этим, что один из учеников предаст его... Потом, ломая хлеб, сказал: "Ешьте, среди вас один, который будет есть тело мое, пить кровь мою". И слова эти — "Придите, ядите" — должны относиться именно к поступку Иуды. Многие христиане и смотрят на обряд преломления хлеба как на символ страданий Христа, не придавая буквального значения словам: "сие есть тело мое" и "сия есть кровь моя".

66. — Теперь пишу краткое изложение веры, доступное почти для детей. Недавно старик озадачил меня вопросом: "Что такое идеал?" Еще не нашел объяснения простым языком.

67. В разговоре с Л.Н-чем С.Т. Семенов говорил, что крестьяне относятся к общественному движению поверхностно: интересуются им только те, что побывали в городах и ходили на сходки, но и эти мало оттуда вынесли. Старики (меньшинство) решительно против движения — дескать, "чему мы будем учить властей?"

68. — Все эти Порт-Артуры, конституции — отведение глаз от настоящей задачи, от единого на потребу Бога. Что мне или вам Порт-Артур?

69. — Парламенты отводят внимание от коренного вопроса. Земельная собственность в наше время — то же, что прежде крепостное право. <...> Крепостное право было уничтожено, когда и крестьяне, и дворяне, и мещане прониклись несправедливостью крепостничества.

70. — Я был счастлив, что смолоду любил русский народ и преклонялся перед народом. Он духовно растет, идет вперед, только медленно; он знает; нам у него учиться. Я против него — говно, дрянь. Что пишут Горький, вы, я — чепуха, ничто; что же оно против того, чем бы мы должны были заниматься! Как же меня могут интересовать политические заключенные, пру— гавинский поп заключенный (Бог с ним, с попом, желающим компромиссно реформировать церковь), когда есть нужда 100-миллионного народа? <...> Ведь это — с чем же сравнить? — как если бы тяжелораненому, в крови хотели бы помочь тем, что причесали бы ему волосы или вымыли нечистые ноги.

71. С.Т. Семенов говорил по-западнически, в духе либералов, что надо свободу слова, собраний, вот духоборам, как не дали по-христиански жить...

На это Л.Н. ему возразил:

— Просеяли их. Слабые отстали, сильные закалились. Власти против Бога ничего не могут.

72. Семенов сказал, что народ портится, что отстает от веры и своих взглядов.

— Это некоторые поверхностные слои народа. Глубокие слои не портятся.

73. — Славянофилы правы, говоря, что русский человек скорее предпочитает терпеть от властей, чем самому быть участником власти. Западный народ добивается участия во власти. От этого участия — бурская война и нравственный упадок на Западе.

74. — Тщета общественного движения. Через 15 лет — вы, вероятно, доживете, — когда оглянетесь назад, увидите, какое ничтожное по последствиям оно было. Совестно будет смотреть — убогость мыслей. Нам не следует идти по этому пути, имея перед глазами пример Европы. Мечутся, им одинаково важно представительство, социализм, патриархат... Без религии это так и должно быть. Только религия показывает, что главное.

75. Ф.А. Страхов: В Москве пошли усы, закрученные вертикально кверху.

— Это — конституция. Один сказал: "Нужна конституция", другие — за ним. Один начал носить усы так, другие — за ним.

76. Страхов спросил, выписать ли дочку из православного вероисповедания, чтобы в школе ее не учили закону Божьему?

Л.Н. не поощрил. Высказался приблизительно так: "Этим формальностям не приписываю значения".

77. — Свободному от авторитета, нерелигиозному человеку безразлично стать баптистом (еврею — православным), когда имеет при том какую-нибудь выгоду. Религиозному нельзя. Ему и православие, и баптизм — и то и другое — заблуждение. И он останется скорее при старой вере православной, к которой привык. Совершенно так же человеку, который видит, какие последствия бывают от власти. Нельзя восхищаться конституцией Петрункевича.

78. — Когда был голод, умер Раевский,^* мой приятель. Хотел я идти на похороны в церковь, ветер дул. Вернулся. Подумал — и еще раз пошел, но из-за ветра не мог. Вернулся. Священник там обо мне проповедовал, что я антихрист; бабы потом рассказывали: "Пробовал, пробовал в церковь пойти, нет, не впустил его "дух".

* И.И. Раевский умер 26 ноя. 1891 г. от инфлюэнцы, во время работы с Толстым на голоде в дер. Бегичевке.

79. Л.Н. {Страхову): Вы продолжайте эту мысль развивать, когда я умру, — что наука — та же церковь; как церковь в Средние века была непогрешима, так и наука непогрешима (считает себя такой).

80. Редактор "Русских ведомостей" отклонил опубликование старой статьи Л.Н. о Генри Джордже, объяснив, во-первых, это тем, что у них с Л.Н. различные взгляды на земельный вопрос и что об этом вопросе пишет у них специалист Мануйлов; во-вторых, это надо было бы прибавить от редакции, что это теоретически верно, но практически неосуществимо.

81. — Теперь единственное время сделать землю доступной народу, пока народ городской не забыл еще земельную работу. "Великий грех" я написал, главное, для молодежи, чтобы показать ей, куда приложить руки. Земельная собственность — источник зла, величайший грех, такой грех, которого нельзя взвесить...

82. — Земельная собственность прекратится, когда сознание греха владения землею станет общим.

83. Л.Н. со Страховым беседовали на философские темы. Л.Н. говорил, что движения нет, пространства не существует. Представим себе, что был бы один шар в бесконечном пространстве: где бы он ни был, везде был бы. Представим себе разрушение (гниение) дерева, камня... Где граница распадения?

84. Уехал Страхов. Л.Н. послал его жене букет фиалок, им самим сорванных.

85. Л.Н. получил письмо от Оболенской, что посетила Кошевого в Киевской больнице. Разу— мееся, он душевно здоров. Толстого не читал. В камере, где сидит, много таких отказавшихся от военной службы, как он. Держат их до восьми месяцев, потом освобождают или отправляют в дисциплинарный батальон.

86. — Знаю, что вы, Душан Петрович, не согласны со мной во взглядах на конституцию; считаете, что надо свободу религии, печати, слова. Свобода эта в Америке есть, а людям нечего нового печатать, нечего сказать, и ходят по воскресеньям в церковь с молитвенниками. У нас же при несвободе есть что сказать и делать. В Англии сочинения Рескина или какого-нибудь анархиста, который так же пишет, как я, не читаются. Не говорю, что свобода религии, печати, слова бесполезна. Но они к самой большой несправедливости — собственности земельной, которой в конституционных странах не видят, относятся так, как если бы человек, которого секут, жаловался, что у него нет сахарной воды попить.

87. — Теперь ходят крестьянские бабы по миру, а Гагарина сидит на 120 тысячах десятин. Землю, которая существовала тысячи и тысячи лет до ее рождения, она полагает своей. Самовар — изделие труда, им можно располагать тому, кто его сделал. Как же можно, чтобы Илью Васильевича, Юлию Ивановну или тебя кто-то называл своим и распоряжался бы, а так было при крепостном праве? Теперь то же с землей.

88. [О земельной реформе по Генри Джорджу.]

— Ту землю, которую до сих пор держишь, можешь держать и далее и даже завещать. Только надо налог от ее ценности платить.

Май

1. К Л.Н. пришел Ф.Д. Быков, плотник. Он рассказал про себя и свой взгляд на жизнь следующее:

— Люди думают, что надо жить для денег, а надо правильно жить, отличать правду от лжи. <...> Я читал только Евангелие и теперь "Мысли мудрых людей", имущества не собирал. <...> Дом полагаю там, где нахожусь. Сегодня здесь, завтра в ином месте — инде. Умереть мне нетрудно, охотно умру, минуты страдания не миную. А вся моя жизнь, что в ней совершил, — капля в море.

Федор Денисович принес свои работы: изложение Евангелия и другие.

Л.Н., прочитав его писания, сказал, что Быков пришел самостоятельно к той же вере, что и он (Л.Н.).

2. — Люди думают, что наука научит их назначению человека, как жить. Это все равно, как если бы человек изучал вагоны трамвая и думал, что через это узнает, куда ему идти.

3. Л.Н. рассказал Николаеву, что от Робертсона слышал — влияние Генри Джорджа в Америке слабеет, сын его слабо действует.

4. — Робертсон говорил о Рузвельте. Я ему сказал, что знаю о нем только то, что он империалист и милитарист. Робертсон сказал: "Ни то, ни другое. Рузвельт за мир, он только потому и увеличивает флот."

5. — Русский народ может скорее решить земельный вопрос, чем другие, и по положению (потому что он преимущественно земледельческий), и по строю духовному. Он может идти во главе движения...

6. Л.Н. заговорил о газетной работе, о ее спешности, непродуманности:

— При упаковке товара, — сказал он, — и то нужно обдумывать. Нужно обдумывать и потом писать. Писать, чтобы иметь средства к жизни, — проституция.

7. Л.Н. рассказал про книгу священника К.С. Стефановича "Наболевшее сердце", которую получил с письмом от него.

— Священник, который горюет о том, что должен проповедовать суеверие и исполнять обряды, и тоскует, что не может проповедовать христианское простое учение.

8. Прислали Л.Н. для "Круга чтения": 1) "Парамона" Глеба Успенского (Л.Н.: "Не годится, длинно, монотонно, конец "либеральный", то есть умаляется здесь религиозная твердость человека"); 2) Из Диккенса о Стефене (Л.Н.: "Не годится"); 3) Из Герцена, о невесте Ивашева (Л.Н.: "Годится").

9. — Шопенгауэр говорил: "Не читайте дурных книг, газет, журналов, текущей литературы". Все это следовало бы напечатать крупными буквами. Брат Сергей Николаевич говорил про доктора, который ему рассказывал свои взгляды, что это точь-в-точь то, что вчера писалось в "Новом времени". Люди не имеют своих взглядов, принимают взгляды самых худших людей — писак.

10. — Страхование отвратительно. У меня есть средство: полная свобода, разумеется, при освобождении земли от собственности. А несчастный случай — помогут добрые люди.

11. [О газетчиках.]

— Что же такие люди, которые днем спят, в шесть обедают, а ночью спешат писать — метранпаж вырывает из рук написанное, — что же такие люди могут написать путного? Когда хочешь что разумное написать, надо спокойствие, время, а у них ни того, ни другого.

12. — Я смолоду преклоняюсь перед народом. Недавно был у меня коломенский плотник, один читал Евангелие и пришел совершенно к тем же взглядам, что и я.

13. Л.Н. (о Конте): Материалист, ограниченный, который тупоумие возносит в достоинство, то есть не признает духовных начал.

14. — Достоевский говорил, что самое большое страдание для него в тюрьме было то, что он никогда не бывал один. Я это понимаю.

15. — Мне нравится, что говорил Долгоруков: отрезать часть помещичьей земли для крестьян. Это — паллиатив, но показывает самопожертвование, а его-то и надо. Освободили крестьян не Александр II, а Радищев, Новиков, декабристы. Декабристы принесли себя в жертву.

16. — Теперь вопрос освобождения земли в том же положении, как было освобождение крестьян при декабристах. Николаев хорошо делает, что раздает книги Генри Джорджа... Этому делу (Генри Джорджа) повредил наиболее всего социализм. Самые передовые люди оторвались от существенного и взялись за фантастическое. Как и когда перейдут орудия производства в общее владение, настанет коммунизм? <...> Надо им [мужикам] разъяснить, что отнимать землю не будут, что кто на ней работает, может оставить ее наследникам.

17. — Надо говорить не о национализации, а о едином налоге.

18. — Какое было тогда самоотвержение для освобождения крестьян, так и теперь его нужно для освобождения земли.

19. Я сказал Л.Н., что в "Круге чтения" следовало бы поместить где-нибудь о судьях, чем они занимаются, как о врачах.

Л.Н. сказал, что ему досадно, что дал и о врачах.

— Судьи отстают, как и врачи (читают только свои медицинские газеты), а журналисты отстают пуще всех.

20. Л.Н. заговорил о Генри Джордже. Леруа-Болье сказал:

— Для России это важно, для Франции — нет. Там 50% земледельцев, и число их убавляется, несмотря на то, что земля сравнительно не дорожает. В России наоборот большинство народа — земледельцы.

Л.Н. ему сказал:

— Но справедливость требует уравнения в правах на землю.

21. [Статья в "Русском богатстве" о тюрьмах в Европе и Америке.]

— Какие ужасные тюрьмы, особенно в Америке и Англии, — сказала С.А. Стахович, — ужас! Верчение колеса, применение взглядов Ломбро— зо на преступников, казни гильотиной, розги.

22. — Получил письмо от Семенова. Упрекает меня, что я такого дурного мнения об интеллигенции либеральной. <...> Но я не вижу разницы между консерваторами и либералами. <...> Я знаю либералов. Это люди, одержимые тщеславием.

23. — Французы не имели в прошлом столетии ни одного философа. Вольтер, Руссо — последние; Амиель ничего нового не сказал.

24. — Кто хочет добра народу — первое дело слезть с его плеч.

25. — Знаете, почему спириты, люди ограниченные, приходят к таким удивительным мыслям, как Люси Малори или Львов? Я на днях записал себе в дневник мысль, что они тогда сосредотачивают мысль на духовном, которое соединяет людей, и человек уже не один.

26. Я совершил круг в своей жизни: откуда вышел, туда и возвращаюсь, чем начал, тем кончаю. Я начал тем, что сознавал, что грешу, живя на плечах и из трудов, и из рук народа и воображая, что мы можем его учить. Рескин говорит, что не верит в нравственность человека, не добывающего себе хлеб своими руками.

27. — Кажется, на посту министра или посла не надо иметь особых знаний. Сапожник не может быть кучером, если раньше им не был, но военный министр может быть министром просвещения.

28. — Правительство может дать свободу печати: оно имеет суды для преследования крайностей, как может дать и свободу вероисповедания, имея средства против скопцов и т.п.

Давыдов: Радикально могут писать газеты, это не опасно, а либерально — нет. Это делает правительство.

Далее Давыдов говорил о частых убийствах, о мании убивать городовых (пять городовых в день убивают), губернаторов и т.п. <...>

Л.Н.: Это гипнотизация газет, как были крестовые походы детей. Берусь решать только общие высокие вопросы. Всякое убийство — грех. На мою точку зрения смотрят как на что-то неожиданное, хотя 25 лет это проповедую. А это потому, что революционеры из моего берут, что им на руку — критику властей, самодержавия. Источника не знают.

29. Л.Н. советовал читать славянофилов и разговорился о своем отношении к программе славянофилов — самодержавие, православие, народность — сказал:

— Не самодержавие, не национализм — третье я разделяю: это уважение к народу, к его делу, это значит понять его задачи, желания — это преклонение перед народом. Можно разделять и православие как церковь, наиболее широкую, терпимую. Самодержавие они оправдывают тем — как китайцы, что царь — совестливый человек, для которого существуют только общие интересы. Беда, что царями бывают люди эгоистических интересов. В славянофильстве — гегельянство, философское оправдание существующего; но славянофильство — самобытное, русское, система последовательная, выработанная, не принимает западных теорий, а главное в нем — преклонение перед народом.

Л.Н. говорил это с остановками, обдумывая каждое слово. Он сказал:

— Я знал всех выдающихся славянофилов, из них особенно высоко ставил Юрия Самарина, Хомякова, Аксаковых. <...>

О славянофилах Л.Н. говорил с воодушевлением, с таким уважением, с каким при мне он не говорил ни о ком, кроме как о русском народе.

30. Л.Н. читал вслух "Великий грех".

— Когда эту статью кончу, больше не буду на современные вопросы отзываться.

Разговор зашел о прессе.

Л.Н. сказал, что никогда ни одна газета не признается в неправде. Каждая утверждает, что она пишет правду, а другие ошибаются. Теперь такая печать в России, которая не захочет принять этой статьи ("Великий грех"). Сегодня Л.Н. говорил, что партии в России, которые борются между собой, тоже каждая думает о себе, что только она заступается за правду.

31. В сегодняшних газетах: священник убил околоточного.

— Недавно были здесь два брата Ставровские, сказали: "Почему же не убивать, жизнь не так важна!" Я им ответил: "Свою жизнь приносить в жертву — другое дело, чем отнимать ее". Долго держали бутылку закупоренной, теперь не остается ничего другого, как ждать, пока все выльется.

32. Саролеа [бельгиец, профессор французской литературы Эдинбургского университета]:

— Надо требовать свободы печати, при ней можно будет проповедовать хорошие идеи.

Л.Н.: Правительство глупо, что не дает ее. Имеет возможность судебно преследовать злоупотребления. При свободе печати станет ясно, что либералам нечего сказать.

33. — Нужно, главное, землю обложить налогами по ее ценности, установить единый налог. Не люблю называть это национализацией. Паллиативы только отсрочат истинный прогресс.

34. — Русский народ смотрит на участие в правлении как на грех. Совестные люди избегают должностей старосты и других. В народе нет одобрения чиновничьей деятельности. <...>

Саролеа: За границей — наоборот. Любят быть официальными лицами. У каждого народа такое правительство, которого он заслуживает.

Л.Н.: Мы не соучастники японской войны, как были избиратели-англичане — в бурской.

35. [О попечителе округа Мусине-Пушкине.]

— Я ходил к нему, — сказал Л.Н., — у него потребность кричать, и он начал кричать: "Как смеет кучер твоего брата носить галуны на шапке, это может только посланник!" Л.Н. добавил, что то было такое время, когда кричание составляло репутацию.

36. — Читал биографию Генри Джорджа. Два раза его выдвигали в головы Нью-Йорка. Говорил через день по десять речей ради распространения своих идей. А все это напрасно. Мысль работает мимо. Идеи распространяются книгами.

37. — Чертков — красивый, богатый, из высоких кругов, знаком с царем, пил, в карты играл (раз проиграл 80 тысяч). Отец решил вывести его из круга гвардейских офицеров и поместил у пастора в Англии. Там он услышал о христианстве, хотя фарисейском, английском. Вернулся домой, жил в деревне, устроил потребительскую лавку, школу, больницу, занимался земством — бросил. Я его очень уважаю и люблю. Живет, конечно, благодаря — или, как Душан Петрович говорит, — "вследствие болезни жены, богато". Но, по отношению к своему имуществу, сказал, что то, что будет его, раздаст крестьянам.

38. — Евангелие печатается в миллионах экземпляров, а его не читают или не понимают. Мне прислал Николай Николаевич Страхов Эпиктета, начал его читать: "Все это старое, знакомое" — и не дочел. А с тех пор его раз тридцать прочел, а все новое в нем нахожу. (Л.Н. привел этот пример в доказательство того, что люди читают и понимают только то, что могут по своему духовному развитию, независимо от того, дозволено ли это правительством или запрещено.)

39. — Не в возрасте, а в покорности дело. Можно спокойно переносить самую тяжелую болезнь. Силы убавляются, убавляются, а человек приспособляется. Получил письмо от Русанова, у него сухотка спинного мозга. Постороннему человеку кажется, что он несчастный, а он не чувствует себя несчастным, привык к своему положению. <...> Какое доброе влияние имеет на семью, на сыновей, как его уважают, любят! Как изменили свою жизнь под его влиянием, а он не перестает работать (переводит, выбирает изречения, помогает Л.Н.).

40. Поднялся разговор, в котором кто-то осуждал мужиков, что они глупые. Л.Н. спокойно выслушал и, подождав, не будет ли еще кто говорить, сказал:

— Чего, чего народ не знает! <...> Знают деревья, умеют дома строить, печи класть, землю копать, коров доить, лошадей держать, пахать, знают, в какую землю, когда сеять, по вкусу узнают, что в ней будет расти...

41. — Босяков 100 тысяч. Что для них конституция, свобода печати? Цепь сильна самым слабым кольцом. Так и народ. Босяки — представители его самого слабого кольца.

42. — Сочинения Генри Джорджа расходились в Европе в миллионах экземпляров. Видно, что механическое распространение — пример: миллионы библий — не действует, а только распространение духом. Механическая пропаганда в известной степени ослабляет идею, как теплица — растение.

43. В "Русском богатстве" пишут о Ницше. Брандес удивляется Ницше, что он разбивает христианство — веру, которой и так уже нет.

— Ницше был талантливый человек, но сумасшедший. Его статья о христианстве прекрасна; казалось бы, должен прийти к признанию его. Однако кончает тем, что оно рабство.

44. Л.Н. рассказывал о статье Н.В. Давыдова об убийствах городовых, что "Русские ведомости" не хотели напечатать ее потому что этим осудили бы политические убийства, которые считают полезными.

45. — Конституция была бы хороша, если бы была достигнута без убийств, озверения. Но этот путь к ней — убийства тысяч, а хуже того, озверение сотен тысяч...

46. — Раздражение, которое сеет революция, какие может иметь последствия? Не борьба сословий, а победа справедливости, принципа нужна. Во Французскую революцию государственной, монастырской и дворянской землей завладели мужики и владеют до сих пор. Они самые консервативные.

47. — Саролеа я прямо сказал: "Нам не брать примера с вымирающего народа и с англичан, живущих рабами, которых они не видят". Мы же видим своих рабов.

48. — Гете говорит: "Лучше думаю, чем говорю, лучше говорю, чем пишу, лучше пишу для себя, чем для публики". Я думаю, что наоборот: что пишу для опубликования яснее, полнее (определеннее) — обращаю внимание на точку зрения всех людей, чем то, что пишу для себя или что говорю. (В сказанном мешается хорошее — важное с бессодержательным, слабым.)

49. Утром Л.Н. под вязом (прозванным П.А. Сергеенко "деревом бедных") прочел собравшимся прохожим и нищим письмо к лакею.

50. — Христиане, какие они ни испорченные, у них есть чувство, что война — не христианское дело. 50 лет тому назад его не было. Теперь везде сознается: общества мира... У японцев наоборот: их божества — божества войны, микадо — сын Бога.

51. — Беспокоили меня самые резкие выражения в "Едином на потребу". А теперь желаю, чтобы их как можно больше читали. Нельзя достаточно резко писать про Николая и ему подобных. Николай — священная особа. А надо быть дураком, или злым человеком, или сумасшедшим, чтобы совершать то, что он совершает. Конечно, не сам он причина, но он себя чувствует причиной в той мере, в какой и мы его полагаем причиной. Ведь человеку в таком положении надо повеситься, или спиться, или с ума сойти.

52. — Генри Джордж приводит английскую поговорку, что истине предстоит пройти через три состояния: первое — глупости: "Не стоит об этом и говорить"; потом: "Это против религии и нравственности", и, наконец, "Ведь это мы уже давно знаем!"

53. — Жаль мне Николая больше, чем погибших. Каково ему теперь на душе! — сказал Л.Н., всегда жалея больше делающих зло, чем терпящих его.

54. — Опять буду писать о современном, хотя намеревался больше не откликаться на современные события. Разгром флота — событие, которое будет иметь, вероятно, последствием усиление революционного движения, если правительство не заключит мира, и подъем духа, в хорошем смысле, в России. В статье хочу сказать, что у русских и сознательно, и бессознательно был христианский дух, нежелание воевать, у японцев — наоборот: геройство, война — высший идеал. <...> Цивилизованные государства гордились, что военное искусство — что-то, добытое тяжелым трудом и только ими усвояемое. Японцы же доказали, что за десять лет его можно усвоить. Значит, нам надо учить мир более трудному — христианскому взгляду на жизнь^*.

* Первое свидетельство о замысле статьи "Конец века".

55. А.Б. Гольденвейзер говорил, что читал переписку Ницше с Брандесом, что оба пишут поверхностно, особенно Брандес. "За что же он пользуется известностью? Кто он?" — спросил Александр Борисович.

Л.Н. сразу не ответил, потом сказал: — Он такой пошляк, за то и такая известность.

56. — В России недавно ввели общую воинскую повинность, — сказал Л.Н.

— Когда же? — спросил кто-то.

— Лет двадцать (!) тому назад (1874 год). Это грех Милютина. Помню, как я удивлялся рабскому повиновению. Прошла незаметно.

57. Л.Н. сказал, что всеобщая воинская повинность — грех, развращение людей...

58. — Говорят: "Какой обманщик русский народ!" Он кругом ограбляем господами. Он и смотрит на господ как на разбойников. Как вы, не стеснялись бы взять у разбойников из награбленного?

59. — У японцев, по крайней мере по тому, что я о них читал, нет никакой религии. Потому они, как пустой сосуд, вбирают в себя все чужое. У них есть приятная, милая жизнь, но распущенная в половом отношении. Это дурно.

60. — Этот разгром (русского флота японцами) — удар по голове. Может быть, спохватится Россия, а может быть, кожа огрубела, нужен будет еще более сильный удар. Западная культура — электрические звонки, двигатели, машины для смертных казней — материализм; духовного нет.

61. — Европейские культурные народы — сумасшедшие, стараются обзавестись колониями, чтобы иметь рынки для сбыта. Вооружаются. Одни покрывают суда броней в метр, другие — в полтора, потом в два, в два с половиной. Одни вооружают мужчин, другие и баб. Запасы динамита,.. Весь ум, энергия идут на приготовления к истреблению. Не сумасшествие ли это? У них не вижу культуры; у народа, по крайней мере, у нашего русского, вижу. Истинная культура — это равенство, братство.

62. — Один московский купец сказал: "Как хорошо умереть, уйти из среды сумасшедших". Правду сказал.

63. — Вспомнил слова няни, сказанные Александре Львовне: "Напрасно ты избавила себя от боли, терпеть надо". Вот у них есть религиозное, христианское, духовное я.

64. Оболенский: Замечаете, что в России начинает распространяться линчевание? Воров убивают, начальников разных, армян. <...> Это озверение мне совсем непонятно.

Л.Н.: — А мне оно совсем ясно. Люди живут общим религиозным жизнепониманием. Их общие интересы соединяет общее жизнепонимание. По мере того, как оно теряется, наступает внешнее насильственное соединение полицией (замена общего жизнепонимания "клеем" полицейских мер)... Но где полиция, там нужен полицмейстер, министр и так далее. Создается сословие, тяготящее общество (народ), вроде как если обрушивающееся здание подпирают контрфорсами, эти опять другими, наконец, они своей тяжестью обрушивают здание.

65. С.Т. Семенов в длинном письме полемизирует с Л.Н. о том, что интеллигенты — не паразиты (со статьей "Великий грех"): "<...> Грех интеллигенции заключается в том, что она заботится для народа только о благе внешнем и просвещает народ только умственно. Но ведь и Вы в своем развитии шли по таким же путям и этапам. <...> Когда Вы занимались школами, Вы верили, что это первое и нужное дело для крестьян".

66. Л.Н. получил письмо от Молоствовой о Малеванном. Доктор сказал ей: "Выпустят его, когда начальство позволит". Значит, его держат не потому, что он душевнобольной, а потому, что этого требует начальство.

67. Л.Н., когда читал вслух об отказавшемся, приговоренном в дисциплинарный батальон на три года, расплакался:

— Когда читаю этакое, мне так, как когда кто женится или умирает.

68. Л.Н. написал на книжке "Об общественном движении в России" [юристу И.В. Ильинскому]: "Познаете истину, и истина освободит вас, истину не научную, а религиозную".

69. — Илья [сын], Петрункевич, которые не умеют устроить своей жизни, ни личной, ни семейной, ни денежной, хотят устроить жизнь 140-миллионного народа.

70. В.Г. Чертков рассказывал, что его пустили в Россию по просьбе матери. Сам он прошения не подавал, только спросил Трепова, можно ли было бы ему вернуться в Россию. Трепов ответил, что если он хочет вернуться навсегда, то надо подать прошение. Владимир Григорьевич не хочет этого: "Не подаю, не признавая властей".

— Ну, а все-таки хотели...

— Когда меня разбойники схватят на дороге домой, я их буду просить, чтобы меня пустили, но я их не признаю, не отождествляюсь с ними. Трепов жалок. Он на очереди быть убитым. Как человек, он правдивый. <•> Трепов грустен: убежден, что, употребляя жестокие насилия против революционеров, поступает, как должен. Он раньше интересовался взглядами Л.Н. и даже сочувствовал им.

71. [О Леруа-Болье, который недавно приезжал.]

— Узкий, односторонний, некорневой, без гибкости духа, без восприимчивости, как западные люди. Его жена — славная старушка, и он сам тоже милый и добрый.

72. Чертков говорил, что англичане уже не прогрессируют:

— Думают, что достигли вершин прогресса. Теперь живут уже прошлым. Мне советовал какой-то англичанин, чтобы я идеи, которые распространяю, не выдавал за новые, а за старые. Тогда будут к ним внимательнее, охотнее их примут.

73. — Николаев — удивительный человек. Весь отдался распространению мыслей великого, замалчиваемого Генри Джорджа.

74. Чертков: Я привез с собой работу о Ницше. Значение его — учение, что нет добра и нет зла, что утверждает противное церковному христианству.

Л.Н.: Я выбрал из его последнего сочинения "0 христианстве" мысли о католицизме. Он разбивает католические догматы, очищает истинное христианство и противопоставляет его католицизму. А потом говорит в другом месте, но в той же статье, что христианство — рабство, смирение. Кто-то писал или говорил мне, что Ницше читал мои сочинения. Некоторые выражения прямо как у меня взяты.

75. Чертков прочел из "Нового времени" о капитане, произнесшем на судне во Владивостоке речь матросам, что воевать христианину не следует, и заявившем о своем выходе со службы.

— Между моряками, — сказал Владимир Григорьевич, — читаются Ваши, Лев Николаевич, сочинения, покупают их по портам: в Адене и других.

76. — Сколько я выиграл, не читая газет! Министр изволил то-то и то-то, государь распорядился так-то. Читаете статью и видите, что писавший ее совсем не верил в то, что писал, неестественный стиль. Человек портится. Я восемь месяцев не читал газет, мне так ясно их компромиссно-лживое писание.

77. — В войне для меня были три события, самые мучительные: потеря 30 пушек (Тюренчэн), сдача Порт-Артура и разгром Балтийской эскадры. Жаль мне было, во-первых, убитых людей, второе — русских людей, и третье — ложно направленной покорности русского народа, приведшей к этим ужасным событиям. Этот разгром Балтийского флота будет иметь большое нравственное значение.

78. [О Генри Джордже.]

— И прежде я думал, что его проект — одно из лучших мне известных решений земельного вопроса. Теперь же, чем больше его читаю, тем больше убеждаюсь: я себе не могу представить другого решения, которое было бы так практично и мирным путем достижимо. Мы их, землевладельцев, выжмем не насилием — налогами. А налоги такие, которые идут на общественные нужды.

79. Чертков: Как осуществится проект Генри Джорджа?

Л.Н.: Свыше, высшим слоем, интеллигентным. Невозможно, чтобы через народ, даже физически невозможно. Должно установиться общественное мнение. И как дворяне (в прошлом) приносили жертвы, так должны и теперешние помещики. Может быть, и будут их сажать, как декабристов. <...> Надо, чтобы почувствовали, что это (сохранение существующего положения) совестно, как это было при мне с молодыми людьми. Главное — сознание, что это стыдно; а теперь этого нет. Панина дает 800 тысяч на устройство народного дома, не думая о том, откуда эти деньги, что надел ее мужиков — каких— нибудь три четверти десятины.

80. — Генри Джордж говорит: "Мне ни разу не пришлось возражать на делаемые мне возражения, потому что на все опровержения найдут в моих сочинениях опровержения".

Так и Л.Н-чу.

81. — Наука старая (Чичерин и др.) говорит: "Каждая собственность священна". Новая наука говорит: "В сущности, всякая собственность незаконна; весь труд должен принадлежать всем". Не делает разницы между произведениями труда отдельного человека и ценностью земли и откладывает решение обоих вопросов в долгий ящик.

82. — Фихте? Не думаю, чтобы он меня увлек, а Фейербах — да. Его считают в России материалистом и всегда запрягают почему-то с Молешоттом, а ничего подобного нет.

83. К Л.Н. пришел владимирец. Он хочет поселиться в общине, где осуществится идея братства. "Все говорят, — сказал он, — о конституции, а нужен не устав конституции, а устав братства".

84. — Популярность Ницше портит читателей. Если бы не было популярности, так взяли бы и бросили читать. Это обвинительный акт образованному обществу! Такую болтовню называют философией!

85. Л.Н. говорил И.И. Горбунову, что картины на народ слабо действуют, также и книги, особенно беллетристика.

— Хорошо сказал Колечка Ге [сын художника] , что жизнь народа слишком серьезна. Философско-религиозные книги еще более всех имеют влияния, а уж публичные лекции, на которых Диккенс и Генри Джордж извели себя, имеют еще меньше влияния.

86. Л.Н. хотел отдать статью "Великий грех" в "Русскую мысль". Чертков протестует против того, что будут допущены ради цензуры изменения и пропуски в этой статье, и, главное, говорил, что это единственное сочинение, в котором Л.Н. отступает от своей анархической точки зрения (признавая единый налог Генри Джорджа, вводимый государством), выйдет в России, а другие, в которых Л.Н. последовательно проводит анархические идеи, не появятся. Публика будет иметь ошибочное представление об образе мыслей Л.Н.

87. Софья Андреевна сегодня отправила в Исторический музей письма к Л.Н. за 1888-1902 гг. (приблизительно около 30 тысяч писем), свои выбрала, Чертков свои — тоже.

88. [Говорили о Люси Малори.]

— Как могут теософы постигать и высказывать такие глубокие истины: так, что у них устраняется личность и говорит общее, вечное. <...> Будет удивительно, когда в «Круге чтения» возле Канта и других часто будет Люси Малори, незнакомая особа из штата Орегон.

89. — Я сомневаюсь в искусстве, чтобы оно, наше искусство, действовало на народ; у них, у народа, есть свое искусство, своя философия, своя религия.

Что Л.Н. думает, говоря, что "сомневается в искусстве"? Чертков предполагал, что, с точки зрения Л.Н., теперь народу важнее иное (земля), а не искусство. Я же предполагал, что Л.Н. думает, что важнее личный пример.

90. Чертков: Когда я вернулся сюда после Англии, почувствовал, что тут народ — что-то другое (более самобытный, могущественный), чем в Англии. На Западе интеллигенция его портит, соблазняет большими потребностями и большими заработками. В России интеллигенция тоже гипнотизирует народ, но еще не так сильно, как на Западе.

Л.Н.: На моих глазах народ испортился. Но я перед русским народом благоговею. У него религия, философия, искусства — свои. <...> Что ему русская интеллигенция дает — не то, что ему надо. <...> На Западе интеллигенция посмеивается над народом, презирает его речь; у нас — мы учимся речи у народа (посредством речи проявляется народ). Я из народа; полагаю, что я из народа; старался для него, в его духе писать.

91. Чертков (о Мережковском): Как он мерзко писал о Льве Николаевиче! Ведь ему перестали руку подавать. Как он мог после этого к Вам приехать?

Л.Н. не выказал никакого недоброжелательства к Мережковскому.

92. Л.Н. сказал:

— Запрягают меня в дышло с разными Ницше, Иоанном Кронштадтским.

93. — В стихотворении "Кому на Руси жить хорошо" есть места, из которых видно, что Некрасов истинно любил русский народ. Раз он сказал мне, что одно из удовольствий — взять мелочь и пройтись по площади перед церковью и раздавать нищим. Эпикурейство.

94. Л.Н. рассказывал о Ламеннэ, как его хотели принудить, чтобы перед смертью помирился с католичеством и причастился, и как он просил племянницу, чтобы к нему не пускали священников. <...> Мне казалось, что это говорилось для Софьи Андреевны (которая, когда неделю тому назад умирала, посылала за священником), чтобы, когда Л.Н. будет умирать и будет в упадке своих умственных и душевных сил, она не поддалась слабости и не позвала бы к нему священника.

95. Чертков спросил Л.Н., не напишет ли он еще рассказов для «Круга чтения»?

— Рад бы. Тем имею записанных 38. Художественную шлифовку "Корнея Васильева", "Молитвы", на которую нужен и художественный подъем, в этих рассказах опущу.

Для «Круга чтения» — до сих пор написано 72 рассказа.

96. Л.Н., держа в руке новое издание Академии наук, сказал:

— Академия издает десять таких томов в год: вот грамматика Пушкина, она никому не интересна, кроме писавшего ее. Издает всякую невообразимую чепуху под видом науки.

97. Чертков: Теперь из читаемых авторов вы единственный анархист. Кропоткин помогает добывать конституцию, и он за насилие. Тем самым перестает быть анархистом. Туккер неясный и неизвестный. Если бы вы поехали в Америку, вас не впустили бы в Соединенные Штаты. Там от всех приезжающих требуют подписки в том, что они признают правительство.

Июнь

1. — Война будет иметь великие последствия. Не изменением форм правления, но в душах людей... По воле нескольких людей происходит такое ужасающее событие!

2. На вопрос о жертвовании жизнью ради общего блага: "Разве жизнь так важна?", Л.Н. ответил, что свою жизнь в жертву приносить можно, чужую — нельзя. Последствиями нельзя оправдать поступки. Это Каиафа так рассуждал.

Чертков: Как их можно разубедить?

Л.Н.: Они не могут рассуждать иначе, как материалистически. У них аргументация скептицизма, а религиозно-нравственного у них нет. Но если его сегодня нет, оно может быть завтра, может пробудиться. Им можно сказать: "Ваши аргументы я все знаю и знаю еще, кроме этого, то, чего вы не знаете". Им бы следовало желать узнать это религиозно-нравственное.

3. — Эмерсон говорил, что, когда человек впервые касается трудных вопросов, тогда он легче может решить их, чем когда вопросы старые, сложные; потому-то древние мыслители (Будда и другие) так ясно решили их.

4. Сергей Львович играл Грига. Л.Н. сказал:

— Я люблю его очень.

5. Чертков: Вы ставите революционеров с либералами на одну доску?

— Совершенно. Либералы мягче, революционеры же приносят жизнь в жертву. Это располагает к ним. Это известное настроение, как у офицеров, идущих на войну. Революционеры продолжительное время жертвуют собой — это труднее. У первых революционеров был христианский дух самоусовершенствования.

6. — Теперь либералы, революционеры хотят учить людей, стараются, как устраивать жизнь других людей, а сами живут дурно. Это как переделка луга. Потоптать луг — понимаю, но переделывать его — бурьяну рассадить; не должно быть.

7. Бирюков вспомнил старого революционера, сидевшего с молодыми революционерами, увидевшего плоды своей работы. Утром повесился.

8. Провожая Черткова, Л.Н. от слез вернулся было в дом, потом опять вышел к коляске. После его отъезда Л.Н. сказал растроганным голосом:

— Рад, что с Чертковым все было благополучно (т.е. что власти к нему не придрались).

9. — Чаннинг был унитарианец, который, не веря во все унитарианское учение, не пошел в пасторы. Унитаризм пришел в Англию из Венгрии, а туда из Польши, а пошел он от славянских богомилов.

10. — Удивляются, что с войны возвращаются сумасшедшие. Надо удивляться, что туда шли; ведь все были сумасшедшие.

11. Л.Н.: Мы, славяне, шли позади европейцев, не проделали все с ними, нам предстоит ввести христианство. И если у японцев есть военно-техническое преимущество и при нем идеал — воинственный дух, так они должны победить русских, у которых есть хоть какой ни на есть христианский дух. <...> Есть одна маленькая вещь — христианство.

Т.А. Кузьминская: Когда нападут японцы, немцы, какую же христианство даст силу?

Л.Н.: Оно даст устройство жизни, которое привлечет всех.

12. — Если мы сознаем, что лучше мир, чем драка (война), — теперь сознают некоторые, может быть, еще будет война, две, и опять больше людей сознает, что войны не должно быть, и к этому придут и японцы...

13. Л.Н. рассказал о Малеванном, что его тринадцатый год морят в психиатрической больнице, как священники в Киевской губернии преследуют малеванцев (учение малеванцев в том, чтобы любить ближних).

14. — Малеванцы — новое понимание жизни, роздали лишнее и так далее. И такая перемена сопровождается всегда экзальтацией. Сикорский, известный психиатр, я его знаю, ограниченный человек, признает Малеванного душевнобольным.

15. [В разговоре со школьным учителем Горбовым.]

— Высшие школы для крестьянских детей — хорошее дело, но не с тем намерением, чтобы они поступали в гамназии и шли по ученой дороге. Разлучать ребенка с родителями нежелательно.

Горбов не соглашался с Л.Н., что больше нужно обращать внимания — и это главное — на наилучших учеников.

Л.Н. сказал, что при этом другие не должны быть в пренебрежении:

— Береза рассеивает миллионы семян, а вырастают только некоторые; и Вы будете сеять во всех.

16. Л.Н. читал нам четыре полученных им ругательных письма: от судьи-конституционалиста, от православного и от матери, бранящей его за то, что учит непротивлению, и из-за этого пошла японская война, революция в России, стреляние в народ и т.д. — все зло нынешней России, четвертое — от Венгерова [с просьбой выступить в защиту двинского рабочего М.А. Дейча, приговоренного к смертной казни.]

17. Бирюков рассказал, что после того, как Бурдон по-французски патетически писал о Толстом, называя его Юпитером и т.д., одна женщина написала брошюру, в которой все хвалы Бурдона приписывает самому Толстому, будто бы он сам так восхваляет себя.

18. — Хаджи-Мурат — мое личное увлечение.

19. — Самодержавие могло бы удержаться Генри Джорджем. Собрать из крестьян "орлов", при них затихли бы социал-демократы (в их аграрной программе). При существующем государственном (насильственном) строе Генри Джордж наилучшее решил, как сравнять права на землю. Но можно систему Генри Джорджа ввести и в добровольном обществе, человек сам отдаст известную плату за пользование землей.

20. Разговор о христианской жизни, перемене.

— Кто сапоги шьет, кто капусту растит — продолжай растить, только не делай дурного.

21. — Лучший способ распространения мысли — книги, а не газеты и не лекции.

22. [О юридическом определении самодержавия.]

— Такому определению можно десять противопоставить. Надо брать факт, а факт тот, что какие-то немцы сидят наверху, наряженные в мундиры; попы велят слушаться низших чинов, эти — слушаться высших, и выходит, что по воле центральной власти можно полмиллиона людей убить.

23. Л.Н. просматривал книжку об Оптиной пустыни. Л.Н. был там четыре раза, как он сказал. Раз — православным, второй раз — в период колебаний, третий раз — в период спокойствия, четвертый раз — ради Софьи Андреевны.

24. [О защите Толстым в суде в 1866 г. солдата, обвиняемого в оскорблении офицера.]

— Речь, которую я произнес, была чисто юридическая, так я и старался, чтобы была такая. Хорошо было то, что я, произнеся ее, расплакался. <...> Солдата расстреляли и закопали.

25. Л.Н. разговаривал с Бирюковым и Кристи о том, что надо бы распространять книгу Сэндерленда о Библии, доказывающую, что Библия — это дело людских рук, что в ней дело в глубине мысли, а не в отдельных местах и что нельзя каждое слово Библии считать священным.

26. — Система Генри Джорджа, — сказал Л.Н., — не христианская, имеет недостатки. У одного не уродится, болен, не обработал, а должен платить налог, как другой. Притча о виноградарях: кто пришел утром, кто в полдень, плата всем — рубль. Это означает, что хозяин дал, кому сколько нужно, а не сколько сработал. Духоборы молоко сначала сливают, а потом раздают по числу членов семьи.

27. Разговор о какой-то книге. Бирюков сказал, что письма Жуковского о казни декабристов в новом издании ее нет. Издатель уважил суждение Л.Н. об этом письме (в нем Жуковский называет декабристов "сволочью").

28. — Сверхъестественное не может показать путь добродетели.

29. — Дважды два — нельзя, чтобы было пять. Будешь жить no-Божьему, будет хорошо; противно этому — плохо.

30. — Собака сердцем бежит, а не ногами. И люди хорошие делают дело не умом, не руками, а сердцем.

31. Л.Н. говорил по поводу статьи Черткова о Ницше, что в ней раскрыта во всей наготе вся его (Ницше) болтовня.

32. — Образованная толпа — дикая, ей по вкусу Ницше. Молодой человек пройдет гимназию и университет и думает: он все знает, а нравственно остается диким.

33. — Нельзя это смешивать вместе: священничество и христианство.

34. — Эта война будет иметь огромное значение. Это — debacle не одной России, а всей цивилизации, то есть ложного христианства, и продолжение римского права. Японцы показали, что цивилизацию — внешнее — очень легко можно усвоить, а в военном деле и перегнать. Христиан все-таки сдерживает что-то от воевания. Японцев — нет.

35. Л.Н. об одной из драм Корнеля сказал: "Христианская драма".

36. Л.Н. рассказывал об успехах духоборцев в Канаде: наряды женщинам покупают из общей кассы, молоко, муку делят по душам.

— Тут есть доля инерции — все подчиняются — и деспотизм. Веригин велит натягивать струну до предела, пока она не лопнет.

37. Снегирев рассказывал, что будто бы из Самарской губернии к орловским крестьянам пришли 200 агитаторов и приказали им сжечь их помещиков, "а если не будете жечь, мы вас сожжем". Эта угроза внушила крестьянам недоверие: "Какого же добра хотят они нам, когда готовы нас сжечь!" И крестьяне вместе с войском прогнали агитаторов.

38. Л.Н. сказал по поводу революционных событий последнего времени:

— Месть не в духе русского народа.

39. Л.Н. стал рассказывать о своих заграничных путешествиях:

— В Швейцарии я не общался с крестьянами, в Германии — да. Я снизу вверх смотрел на немецких крестьян. Немецкий крестьянин такой же самобытный, как и русский. У него есть чему поучиться. А у интеллигента (немецкого) нет, его ответ на любой вопрос вперед угадаешь, он будет взят из последнего номера газеты. Русскому тамошние интересы мелки, например английский парламент.

40. Л.Н. читал вслух ответ лакею ("Опрокинутую телегу"), когда прочел, сказал:

— Это мое исповедание веры, которое я выразил самым общедоступным способом.

41. Снегирев: Кони мне говорил, есть один самостоятельный человек — Лев Николаевич.

42. Бирюков рассказывал, что Л.Н. ему сказал, что теперь он примирился с тем, что так много людей его любят. Раньше боролся с чувством радости от этого, а теперь видит, что это хорошо, что любовь происходит и в них, и в нем из одного центра — от Бога.

43. [Л.Н. с Долгоруковым.]

— Славянофилы правы: нельзя преклоняться перед властью.

Долгоруков: Должны быть новые формы.

— Должно думать своим умом. Вы сейчас видите эту новую форму, я ее не вижу. Форм бесчисленное количество. Все те путы, на которые вы жалуетесь, — одна миллионная тех пут, в которых находится народ. Я никогда не слышал, чтобы мужики жаловались на самодержавие. <...> Урусов говорил: "Русский народ был бы святой, если бы его не портили". Мы тут обедаем, а мужик чистит нам отхожие места, не обедавши, добродушный, совсем не озлобленный. А его хотят озлобить, хотят, чтобы он не был спокойным, чтобы требовал восьмичасовой рабочий день. Восьмичасовой рабочий день — это деспотизм.

44. [О славянофилах.]

— У них не было шовинизма, была любовь и уважение к массе народа. Миросозерцание народа словами очень трудно выразить, но они имели основу того склада, миросозерцание народа. Одна бочка меду у них была — народность, две ложки дегтя — православие и самодержавие.

45. — Герцен в последней деятельности своей был совершенный славянофил. Герцен был самобытный. Кончил личным нравственным совершенствованием, уважением к народу.

46. Л.Н. говорил, что свобода печати, конституция — только одна 10-миллионная часть нужды земельной. От нужды в земле народ голоден, пьянствует, закабален по фабрикам.

47. — В Ярославле была сходка социал-демократов и социал-революционеров. Решили одним средством бороться: вооружением, революцией, возбуждением народа (крестьян).

48. Гольденвейзер говорил, что ежедневно присуждают двух человек к повешению за покушения на жизнь городовых. Л.Н. ужаснулся также, как недавно, когда Давыдов говорил, что ежедневно убивают четырех-пятерых городовых.

49. — Вся эта военная честь устарела. При Николае Павловиче она была, с тех пор воинский гипноз ослаб.

50. [Толстой разговаривал с мужиком, скрывавшим украденных лошадей.]

— Он не смотрит на свой поступок, как на грех. Помещик Шеншин, у которого были украдены лошади, богатый. Когда мужик выйдет из тюрьмы, будет только осторожнее, а не исправится. Какое разорение вводят эти заключения!

51. — Надо бы написать книгу о греховности христиан против так называемых нецивилизованных народов. Рескин говорил, как безвозвратно губятся душевные задатки, способности диких.

52. — Когда меня сделали членом Академии и дали право предложить шесть других членов на три места, я на все шесть написал: "Бобо— рыкин".

53. О новейшем русском искусстве.

— Мой любимец — Орлов. Портреты Серова — не то, что Крамского, Репина. Касаткин, Пастернак выдумывают, к их картинам надо слова. К Орловым не надо. Сразу видишь, что изображают.

54. — Японцы, как Чингис-хан, как Атилла. Думали, как их победить, а теперь — как лучше покориться.

55. — Буддизм ниже христианства, буддизм — отрицание жизни, избавление от страданий, уничтожение: четыре основных правила о перенесении страданий и избавлении от них. Христианство выше и положительнее: кроме смирения — установление царства Божия на земле.

56. — После революции 48 года вышла конституция. Но ведь с тех пор прошло полвека. Теперь надо что-то, более обеспечивающее свободу народа, чем конституция.

57. Похитонов рассказывал об интеллигентных бельгийцах, что они фанатичные огородники и земледельцы.

Л.Н.: Люди начинают дорожить житьем на земле, все больше интеллигентов обрабатывает землю... Все чаще случается, что люди из крайности богатства, консерватизма переходят к простой жизни, к анархизму.

58. На станции Засека были разбросаны листки, чтобы крестьяне свозили урожай себе, иначе Ясную Поляну сожгут, и что 29 июня подожгут усадьбу и дачу.

59. — Война и другие современные события будут иметь огромные последствия, но не те близкие, которые предвидят: конституцию, ослабление России, — а разгром существующего лжехристианского строя не одной России, а всей Европы.

60. — Насилие возбуждает ложь, это самое худшее действие насилия.

61. В разговоре о монастырской жизни Л.Н. говорил об одном старце, который 35 лет лежит, разбитый параличом, и говорит, что он, благодаря Богу, счастлив. Л.Н-чу нравился Амвросий.

62. Говорили о чьем-то разводе. Л.Н. сказал:

— Были три фазиса брака: первый — смотрели на брак, как на прочное, неразрывное единобрачие; второй — как на неразрывный брак с романтической влюбленностью; третий — теперь, как покажется Анна Михайловна лучше Марии Павловны, давай бросать Марию Павловну и жениться на Анне Михайловне.

63. На прогулке Лев Львович мне сказал, что отец сердится на него, что он никогда бы не приезжал в Ясную, если бы здесь не было матери и Ясной Поляны.

64. Снегирев говорил, какую пустую жизнь ведет большинство людей. Л.Н. сказал, что не только пустую, это бы ничего, а загаженную.

65. — Босяки, хулиганы — слово с английского — явились на моей памяти.

66. [О Мадзини.]

— Его биография прекрасна— Видно по ней, как его политическая деятельность ослабила его личность. Мадзини выделяется из всех современников. Другие будут забыты, он останется. Так, как у нас плеяды Петрункевичей будут забыты.

67. Михаил Львович рассказывал о племяннике, мальчике Мише, вегетарианце, который увидев рыбу на столе, вскрикнул: "Ведь живая!" Дети насилием учатся есть мясо. По природе они вегетарианцы.

68. Л.Н. говорил, что страхование безнравственно. Не расчет, а чувство должно руководить человеком.

69. Л.Н. прочел вслух мысль Торо о том, что человек, который подчиняется людскому закону, подобен зрячему, который дает себя вести слепому. Не лучше ли зрячему самому искать себе дорогу?

70. — Активная борьба с правительством поглощает все силы. Надеются, что когда захватят власть, будут знать, что делать, но примеры революции показывают: придет Директория, Наполеон, а программы нового строя жизни — нет. Пассивная борьба с правительством — как гурийцы — создает сейчас свое самоуправление. В какой мере это создается, в такой мере вытесняется правительство, а если его совсем вытеснить, то уж готов другой строй жизни, соответствующий духу народа.

71. — Русская интеллигенция находится в гипнозе, что нужна конституция.

72. Бирюков указал Л.Н. на 77-й том издания Академии наук, в котором напечатано "О трояком народе" Хельчицкого, и читал из него вслух Л.Н-чу. Нравилось им больше, чем "Сеть веры".

— Там сравнения длинные и труднопонятные. Тут сейчас сначала просто и живо. Прочту. Вот по крайней мере на что-нибудь понадобилась Академия.

73. — Французская революция была подготовлена работой умов и вне Франции; главное, чего хотела достичь, было уравнение людей, равенство, в этом была религиозная сторона революции...

74. Л.Н. заметил, что, как в уходе за сумасшедшим надо быть внимательным, чтобы не наделать вреда, так и в воспитании.

75. [О Золя.]

— Он несправедлив к французским крестьянам: предполагает у них преобладание чувственности, злобы и корысти.

76. — Я не такой циник, не высказал этого, но чувствовал, когда Золя помер (как дядя Николай Николаевич, когда умер Вальтер Скотт): "Слава Богу, не нужно будет читать его книг, которые бы еще написал".

77. Правительство дает духоборам 17 тысяч на переселение, выхлопотали Чертков и Трепов.

78. Л.Н. говорил, что закон, по которому за отказ от военной службы ссылали на 18 лет в Якутскую область, был отменен перед манифестом о веротерпимости, но не заменен другим.

79. [О письмах Малеванного.]

— Сильно действующие, хорошие письма. В них ничего не показывает, что их писал душевнобольной. И слова малеванки, что богатые не дознаются христианской правды, потому что за нее надо терпеть, а это могут только мужики.

80. — Губернатор спросил министра, выпустить ли Малеванного? Министр ответил: "Нет, он может иметь вредное влияние на толпу; это те праведники в Содоме, из-за которых Авраам просил не разрушать Содома. Ими живет свет".

81. [A.M. Кузьминский о Баку и Кавказе.] Борьба между армянами и татарами (азербайджанцами), армян — одна двадцатая, и у них больше имущества, чем у татар, экономическая, национально-религиозная, с революционными основами. Кузьминский не нашел ни подстрекательства, ни попустительства властей, а только бездействие.

82. Разговор о крестьянах и что может произойти из их волнений. <…> В ночь с 28 на 29 июня, по прокламациям, должны были быть сожжены Тула и Ясная Поляна. Л.Н. слушал все это молча и сказал только одно: "Как они ненавидят господ!"

83. И.П. Накашидзе рассказывал о кавказских событиях: Батум мертвый город: все фабрики прекратили работу. Ужасные и частые убийства шпионов — собственных рабочих и русских казаков. Гурийцы настроены против русских. Вражда грузин к армянам за то, что они захватили столицу; армян меньшинство, но богатство у них. Они господствуют в Думе и во всем Тифлисе. По той же причине враждуют с армянами и татары.

84. Горбунов говорил, как униаты переходят в католицизм в Западном крае. Это доказывает банкротство православия.

Я сказал, что это означает фанатический прозелитизм католических ксендзов. Л.Н. поддержал меня:

— Да, у них прозелитизм на первом плане, — сказал он. Потом Л.Н. вспомнил слова какого-то архиерея, который говорил, что католицизм — самая дикая секта. "Католики, — сказал архиерей, — обижаются, когда католицизм называют сектой: их много, они — церковь, а кого мало — те секты. Но, — прибавил архиерей, — это самая важная секта, потому что имеет наибольшее число последователей". Торжествуют всегда направления более пошлые, низменные; восторжествовало лютеранство, а не анабаптизм, — закончил Л.Н.

85. — История всех великих истин одинакова. Буддизм так испорчен, стал такой же обрядовой верой, как и христианство.

86. — Мадзини был враг социализма. Вся его политическая деятельность была слабая сторона его жизни. Не сходится с его религиозными положениями.

87. — Мне священническое сословие приятно, между ними много хороших людей.

88. Л.Н. встает около восьми, но очень часто и раньше <...>. Потом обыкновенно садится на кровать и записывает в записную книжечку, которую вечером кладет на тумбочку, около кровати и в которую ночью пишет, иногда по пять раз зажигая свечу, когда приходит ему ясная мысль, записывает мысли, иногда значительные сны. Потом моется <...>. Иногда, не умывшись и в халате, садится за письменный стол и пишет Дневник или серьезную работу.

Июль

1. Софья Николаевна [жена Ильи Львовича]: Я бы не могла отдаться исключительно материнским обязанностям. Это обязанности телесные, а есть высшие, духовные, хочется почитать, книгу писать и тому подобное. Почему специализироваться на мать-воспитательницу?

Л.Н.: Воспитывать детей — это все дело. — И потом сказал: — Книгу же писать — тоже телесная работа: умственная — мозга и телесная — рук.

2. Я: — Как часто стали появляться отказы стрелять по команде!

Л.Н.: Да, это событие в области духовной; разрушается престиж власти.

3. Л.Н. рассказал, как отправляли поселенцев в Сибирь, и об отношении народа к преступникам прежде и теперь. Один яснополянский мужик, осужденный на поселение, скрылся в избе в подполье, вся деревня про него знала, кормили его, долго скрывался там, пока не убежал. Другой яснополянский мужик, Рыбин — вор, несколько раз бегал из поселения домой и возвращался. Последний раз пришел измученный, голодный, скрывался в лесу, дети боялись за грибами ходить. Зашел к сестре в сарай, попросил у нее поесть. Она донесла на него в волость. Какой контраст в отношениях произошел в продолжение пятидесяти лет!

4. — Крестьянская жизнь — теперь работа идет — меня всегда устыжает, особенно чем старше становлюсь, тем больше.

5. Кузминский спросил Л.Н., что выйдет из войны?

Л.Н.: Никогда не стараюсь вперед заглядывать. Занавес.

Кузминская: Ведь быть побежденным не может быть хорошо?

Л.Н.: Почему нехорошо?

Кузминская: Ужасное несчастье. 80 000 пленных, и что хорошего будет? Одни бедствия.

Л.Н.: Все бедствия, которые меня постигали, впоследствии оказывались на благо. Как же и это огромной важности событие не будет хорошо? При бедствии сознание работает. Сколько раз в болезни я это испытал. Здоровье все хуже — духовно все свободнее и свободнее.

6. — Как все врачи-специалисты, Снегирев — невежественный человек, он ничего не знает; притом пьяница и православный; верующий и вместе с тем желает узнать правду.

Но на днях Л.Н. сказал о Снегиреве: "Любезный человек и все знает, до чего наука дошла".

7. — В супружестве надо соблюдать тишину и спокойствие, как на лодке в бурном море, а то все погибнет, не только сам.

8. — Вчера рассказал Черкасский, что в Варшаве дали 15-летнему мальчику книгу, чтобы бросил ее в народ, а то была бомба — он не знал — убило 15 человек. "Настанет мор, и охладеет любовь..." Эти времена теперь.

9. Л.Н. говорил о книге Карпентера "Цивилизация, ее причина и излечение". Цивилизация достигла зенита. "Мы его перевалили", ничего нового в искусстве, философии — нервозность, бесплодие...

10. — Наша цивилизация — одна из многих, она идет к концу. Надо начинать с нового пути.

11. Бирюков: Пока не было печати, дух Евангелия больше действовал.

Л.Н.: Нужно своей жизнью действовать: лечить как можно лучше, сына воспитать, землю пахать. За две тысячи лет много ли новых мыслей придумают?

12. В одной из газет пишут, что нынешний революционный дух (стрельба в казаков и прочее) — психическое явление, массовое, заразительное. Осуждения нет, везде эпидемии убийства. Священник убивает околоточного; третьеклассный пассажир-интеллигент — кондуктора.

Л.Н.: Примеры таких эпидемий: крестовые походы или когда за один тюльпан платили до 20 тысяч гульденов.

13. — Чтобы социалисты-революционеры, признающие центральное правительство, пришли к власти, они должны захватить центральную власть... А это немыслимо. Другое дело гурийцы, которые, устраняя центральную власть, творят свое.

14. Л.Н. сказал об Н.Л. Оболенском, что он все знает, что происходит; что с его слов можно записывать летопись революции. Она, революция-то, уже есть.

— Я только сомневаюсь в том, как завладеют центральной властью. Хотя оно не пойдет так, как во Франции. Россия слишком большая, и народ ее слишком другой.

15. Как-то на днях Л.Н. сказал: "Газеты читать — бесполезное утруждение мысли".

16. Л.Н. просматривал голландский толстовский журнал "Vrede", выходящий чуть ли не восьмой год.

— Еще существует, все продолжается источник воды, живой, маленький, — сказал Л.Н.

17. Л.Н. упрекал Софью Николаевну, что занимается политикой, т.е. борьбой с правительством; борьба происходит оттого, что хотят изменить правительство, а оно не хочет и только желает: "Дайте время опомниться".

— Это психоз — вообразить себе, что мы можем управлять другими, — сказал Л.Н. — По какому праву мы хотим управлять другими? Занимайся кухней.

Софья Николаевна оправдывалась, что она не за борьбу с правительством.

— Но ваши сходки теперь, разговоры глупые, вредные, результат их — борьба.

18. Опять разбросали прокламации в Ясной, чтобы мужики урожай с барских полей свезли к себе. А Бибиков хочет с напоенными мужиками угнать скот из Телятинок и сжечь усадьбу.

Софья Андреевна не сомневается, что Бибиков и телятинские могут так поступить. О яснополянцах же думает, что они поведут себя разумно.

Л.Н.: Нельзя предсказать, теперь заряжаются одни от других, как электрическое напряжение.

19. — Духовные отношения, духовные начала охраняют людей, а не войско. Будет 25 человек, и взять эти начала и поставить 10 тысяч войска, будет хуже.

20. — Я не предугадываю, а так попросту — кажется, мира не будет. Осрамление полное: весь флот потерян, Порт-Артур, 80 тысяч пленных. И удивительно, как во Франции поражение в войне подняло революционный дух, Коммуна, так же и у нас. У нас вода все поднимается, революция усиливается.

21. Роберт Брах пишет Л.Н-чу, что Немрава опять приговорен к двум годам тюрьмы, что он остается последователем Л.Н. и что своих взглядов не изменит, если только его к тому не будет склонять Л.Н-ч. Л.Н. поручил мне написать Браху: "Как я ни сострадаю,никак не могу влиять на его, Немравы, убеждения, и только с любовью и уважением смотрю на него. Могу ли ему чем-нибудь помочь, очень рад был бы".

22. Л.Н. рассказывал о записках Завалишина:

— Сначала очень восхваляет себя, дальше не так. Он не был дружен ни с одним декабристом и пишет про их теневые стороны. Они, как пострадавшие люди, были другими идеализированы, сами тоже выставляли себя с доброй стороны. Читая, находишь середину между этими двумя точками зрения. Завалишин пишет о них, что им хотелось не свободы, а власти. Так же, как и нынешним (домогающимся конституции), хочется не свободы народа, которого они не знают, не любят, даже ненавидят, а участия во власти.

23. — Славянофилы правы; их положения — народные: первое — что земля не может быть собственностью; второе — что лучшие люди избегают участия во власти. Гораздо лучше жить под самой свирепой властью, чем самому властвовать.

24. — У Карамзина, которого "Историю государства Российского" не люблю за придворный тон, есть одно изречение, окупающие все его сочинения. Другу, соболезновавшему ему, что болеет и из-за болезни не может продолжать писать историю, ответил: "Важно не писание русской истории, а важно то, как хорошо жить".

25. — Беневский писал — он религиозный, — во-первых, что Иисус — Бог; второе — что рад, что я молюсь. Я ему ответил: "Если бы Иисус был Бог, то для меня разрушилось бы понятие о Боге. И что хотя я молюсь каждый день, но считаю, что это слабость".

26. — Это так и бывает, что родители не дождутся от детей благодарности, да и вообще не жди благодарности, кому делаешь добро. Тот, кто поступает, как должно, имеет уже благодарность в своем сознании большую, чем та, которую он мог бы получить от людей, но не получает.

27. Софья Николаевна: Я наблюдала, что к строгим, несправедливым родителям дети с благодарностью относятся. Этого нельзя объяснить.

Л.Н.: Дети, у которых хорошие родители, принимают все ихние старания как что-то должное. У детей же с христианскими воззрениями родители становятся их ближними, и отношение к ним этим переменяется в любовное, благодарное.

28. Л.Н. говорил, что человека можно выразить дробью, числитель которой — его свойства, знаменатель — его мнение о себе. Знаменатель может быть ноль; тогда п : 0 = Бог. Знаменатель может быть и бесконечность. Но этих крайностей не бывает. И доброта, и правдивость, и смирение в человеке имеют цену, только если он себя не ценит.

29. — Когда идет речь об уничтожении несправедливости, нельзя думать о могущих произойти последствиях. Сама несправедливость требует одного: ее уничтожить, и какие из этого выйдут последствия, в этом мы не сведущи.

30. Николаева жаловалась Л.Н-чу, что не может ничем другим заниматься, так поглощено все ее время и силы детьми. Л.Н. сказал ей, что, воспитывая детей, делает самое главное и все, что должна делать.

31. [После чтения вслух последнего рассказа Горького "Тюрьма".]

— Если рассуждения не совсем ясны, то они неуместны (в художественном произведении), как ораторский пафос в области философии, религии и математики. Они на месте в описании путешествий, природы. Горький сначала все тот же — талант. Изобретательность почти такая же, как у Чехова, но чувства меры у него нет, и не верен психологически.

32. Л.Н. принялся писать статью "Силоам— ская башня" — о японской войне, главное значение которой Л.Н. видит в небывалом проявлении неповиновения властям.

33. Говорили о верующих православных. Л.Н. сказал:

— Безграмотная старушка какая-нибудь... Как ей знать все те ужасы, которые делались церковью и продолжают делаться?! Инквизиция... А образованные люди — им надо закрывать глаза, не могут признать, что они ошиблись. Они все свои ошибки должны признать как что-то святое. Как это метится! Как только поставишь истину не на внутреннем сознании, а на внешнем авторитете, так оно кончено...

34. [Разговор о воспитании детей.]

Л.Н. резюмировал: учить детей надо, воспитывая себя. Родители ведут праздную, безнравственную жизнь и хотят, чтобы учитель (или они же) научил детей доброй жизни. Это так, как если человек сойдет с ума вследствие дурной жизни семейной, а его отдадут для излечения в сумасшедший дом. Ребенка надо воспитывать так, чтобы он служил, а не чтобы он чувствовал себя барином, чтобы ему служили.

35. — Будет ли от книг "Посредника" польза — вопрос. Когда же садишь капусту, то наверное знаешь, что будет. Духовное неизмеримо, его польза невидима, а материальное измеримо.

36. Говорили о книге, изданной монастырем Оптина Пустынь. В ней разговоры Амвросия с Л.Н.. Л.Н. сказал:

— Когда прощались, Леонтьев мне сказал: "Вы безнадежны", а я ему: "А вы надежны" (т.е. можете прийти к истине).

Леонтьев стоял головой выше всех русских философов.

37. — Стасов ничего не понимает в музыке.

38. — Читая "Записки" Завалишина (он был в недружеских отношениях со всеми декабристами и показывает их теневые стороны; один Муравьев-Апостол остался у него чистым), только теперь я хорошо понял декабристское движение. Как они были могучи! Вся южная армия и половина петербургской были на их стороне. Не удалось — по нерешительности и несогласию между северной и южной организациями. Последняя хотела республику, первая — конституцию. Их рассуждения об избирательном праве, о палатах напоминают современные. Нынешние ни в чем не впереди их, даже позади. Они не так образованны, как были декабристы. Декабристы читали Руссо, Вольтера, Монтескье. А нынешние... <...> — Скабичевского — критику на Добролюбова! Ведь надо сечь, чтобы заставить читать эту глупость.

39. Илья Львович [сын] рассказывал о волнении крестьян в Калужском уезде, вызванном возмущением против управляющего одного имения. Был покос, мужики были все пьяны и пошли громить управляющего. Управляющий убежал, переплыл Оку и позвал полицию. Мужики стали кирпичами бросать в дом, ворвались в первый этаж и разгромили его. Семья управляющего заперлась во втором этаже, туда мужики не могли проникнуть. Наутро пришли девять вооруженных полицейских со становым и урядниками. Видя, что мужики идут толпой, они решили, стреляя, отступать. Мужики подошли и одного урядника ударили камнем по плечу. Тот готовился выстрелить, но в этот момент из-за кустов вышло войско, и солдаты сами стали заряжать ружья. Но офицер не позволил им стрелять. Мужики разошлись по домам; были расставлены солдаты, которые не давали им сходиться. Тогда они подожгли овин, чтобы сбежался народ из соседних деревень тушить. Но солдаты не пустили. Полиция арестовала 15 человек. Мужики сначала волновались, а потом сказали, что в них бес вселился.

Л.Н. с выражением страдания слушал, но не хотел продолжения подобных рассказов, сказал:

— Мне жаль не помещиков, а их, крестьян.

40. — Мужиков взбаламутить можно, но волнения, беспорядки только повредят. Их ведь легко подавить войском. А если бы восстание крестьян стало общим, тогда ведь вооружатся против них и те либералы, революционеры, которые их теперь подстрекают. Если бы крестьяне и добились земли, как же ее поделить? Тут нужна организация.

41. Л.Н. говорил, что судебные вскрытия трупов и напрасны, и отвратительны, и напоминают судебные наказания людей. <...>

— Когда врач не умеет сделать операцию, пусть ее не делает. Как лучше отпустить сто виновных, чем наказать одного невиновного, так лучше пусть умрут сто неоперированных, чем один умрет вследствие операции.

42. Софья Андреевна негодовала на мужчин, что не умеют ценить своих жен. В ней муж не ценил ни красоты, ни художественных дарований, только подавлял их. "Я это все запишу в мои мемуары", — сказала она.

Л.Н. повернулся к Бирюкову и сказал ему:

— Вот хорошая школа для терпения.

43. — Разница в том, что русские совершают преступления, не извлекая из этого выгоды. Англичане извлекают выгоду из своих преступлений. Славянофилы и в этом правы. Они восставали против этого подражания Западу.

44. Спор Л.Н. с Андреем Львовичем [сыном]. Андрей Львович сказал, что у русского народа те же идеалы наживать деньги, что и у господ: хорошо жить, как можно меньше работать.

Л.Н. огорчился и резко ответил, что, может быть, часть молодого поколения испорчена господами.

45. Л.Н. передал парижскому корреспонденту содержание новой статьи ["Конец века"]. Движение, которое в России происходит, будет иметь последствия, но не те, какие Великая Французская революция — история не повторяется, — не замену одной насильственной формы правления другой насильственной формой (конституцией), но освобождение от насильственного правления, которое если при первой попытке и не удастся, то может удаться лет через 30. Признаки: неподчинение требованиям власти отдельных лиц, частей войск под Мукденом, на "Потемкине", у Небогатова, в Калуге. Одновременно с этим процессом идет другой — устройство своего управления. Русский народ отличается от западных: во-первых, тем, что не признает права собственности на землю; во-вторых, отвращением к правлению (власти). Он покорился власти и ждал от нее уничтожения крепостного права, как теперь ждет освобождения земли от собственности. Видя, что правительство не делает этого, проявляет пассивное противление его требованиям. Третье отличие — способность самому управлять своими делами (без центрального управления). Четвертое — религиозное... Знал Евангелие на пять столетий раньше западных народов. — Это пишу, — сказал Л.Н., — чтобы показать, в чем должна молодежь содействовать, помогать, не разрушать. Последствия движения в России будут огромные для всего мира.

46. Л.Н. читал вслух брошюру Хилкова о том, как народу свергнуть правительство и забрать землю.

— Что на место правительства поставить, о том не говорит, ни о том, как распределить землю; к тому была бы нужна центральная организация, власть. Когда пишет против толстовцев, недобросовестно замалчивает, что они, пассивно не противляясь злу, вместе с тем создают отношения, не нуждающиеся в насильственной опеке правительства.

47. — Какие историки! О Хельчицком в истории нет и помину.

48. Было около 12 человек посетителей. Из них пять старообрядцев, три социалиста, один рабочий, три толстовца. Социалист Рындин указывал на их [социалистов] старания улучшить положение народа, на жертву этого старания — Журавлева, [которого за социалистическую деятельность выслали из Москвы].

— Если Вы это делали для Бога, страдания должны радовать. Христос — пример. Если же для похвалы этих господ-интеллигентов, повторяющих только то, что пишут десятки лет заграничные газеты, тогда — страдание. Вы русский человек...

Рындин: Но правительство ведь зло поступает.

— Это известно, — сказал Л.Н., — что такое правительство, — шайка разбойников!

49. — У социалистов-революционеров их деятельность, идеи — от праздности, тщеславия. И тут слабость людская.

50. — Стараться о Льве Николаевиче, как мне, Льву Николаевичу, справиться со своими пороками и жить no-Божьи; все остальное приложится. А не стараться устраивать жизнь других.

51. — Крепостное право было одно из злоупотреблений земельной собственности. Но корень зла — в земельной собственности. Крепостное право было уничтожено, когда нравственные требования не выдержали его; теперь начинает разрушаться земельная собственность.

52. Л.Н. разговорился о славянофилах.

— Самодержавие представляли себе так, что царь — беспристрастный, третейский судья. О православии был между ними раскол: может ли оно развиваться. За то, что оно может развиваться, были Платонов, Соловьев. Уважение к народу... Западничество отталкивает, — сказал Л.Н. — Что скажут на Западе, повторяют у нас уже потому одному, что там сказано... А потом люди были прекрасные: Самарин, Аксаков-старший...

Голицын: Между западниками были тоже — Грановский, Герцен...

Л.Н.: Грановский ничтожный, как и Белинский. А Герцен был самобытный. <...> Его писание прямое, блестящее, сверкает юмором. Если бы не дурацкое отношение правительства к Герцену, не было бы половины того революционного движения, какое было и есть...

53. — Когда я учился в школе, бывали и у меня вши, но я не очень обращал внимания на них. Когда сын Сютаева работал в Москве, на бурении артезианского колодца, по колена в воде целый день, и вечером был у нас, и я его оставлял ночевать, — он не хотел: "Потому я напущу вшей". То было бы освящением нуждой, вшами комнат, где праздность, роскошь, пресыщенность.

54. — Только ленивый человек не выучится по-гречески. Если начать учиться со слов греческих, употребляемых в русском языке, то легко.

55. Лебрен привез подарки Л.Н., между ними — полотенце от женщины из секты прыгунов, живущей в прислугах, которая, прочитав "В чем моя вера?", с благодарностью посылает этот подарок. Лебрен не знал, что такое прыгуны, кроме того, что они признают рай в этом мире и Христа считают человеком.

Л.Н.: Прыгуны — это хлысты. Я о них читал хорошие записки человека, бывшего хлыстом.

Лебрен: Они любят читать Буниана. Что это такое?

Л.Н.: И пашковцы, баптисты, шекеры, квакеры любят его читать. Эта книга после Евангелия самая распространенная. Аллегорическое описание путешествия по "городам" зависти, покорности... Скука невообразимая! Мильтона тоже любят читать в Англии, а я никогда не мог дочесть. Так же и Данта (тоже аллегория). <...> Хлысты, квакеры качаются, бегают, прыгают — для чего, не знаю. Квакеры сходятся молчать, и только если на кого "дух снизойдет", тот говорит, но это правило ведет к искусственному говорению.

56. — В Евангелии сказано, что настанет конец века. Под "веком" я понимаю мировоззрение. Конец одного мировоззрения, одной веры, одного способа общения людей. Настанет голод, смуты, и охладеет любовь. Теперь охладела любовь. Надо ли бежать в горы? — никуда не надо бежать. Оставаться, где есть. Свойства народа и "конституция" уже выбраны для нас. Сам не имеешь никакой заслуги в том, что Бога лучше знаешь. Он сам открывается. Нет причины ни быть гордым, ни осуждать других. И: свобода воли только в этих ограничениях. Не быть ни на той, ни на другой стороне, а на стороне Бога. Нельзя нам знать, что будет завтра с нами. Как же предвидеть и хотеть устраивать! Какое будет правительство, что выйдет из правительства?!

57. — В математике требуется точность, а в философии — религиозно-нравственность, она также нужна.

58. Л.Н. (Страхову): У меня фантазия, что евреи в старые времена (ветхозаветные) были передовым религиозным народом, а со времен Христа потеряли способность понимать высшие религиозные истины [новозаветные].

59. Был разговор о женщинах.

— Прежде было, и теперь у магометан: жена под насильственным внушением мужа. У нас наоборот. Все ряды полны предметами роскоши для женщин... Хорошая женщина желает рожать детей и поэтому в духовной жизни не может равняться мужчине. Должна добровольно подчиняться внушению мужчины.

60. Страхов спросил об отношении нравственности к искусству.

Л.Н.: В воспоминаниях о Чехове читал, что он на такой вопрос ответил: нравственность для художника то же, что большой или маленький нос. Я Чехова понимаю: у художника впечатления сильнее, он может их выразить... Нравственность — чувство... При отсутствии религии и нравственности живопись пейзажей могла достигнуть такого значения. Ведь пейзаж — только фон... Можно бурю нарисовать, когда изображаешь какое-нибудь злодеяние...

61. — Вы компонируете? — спросил Л.Н-ч Страхова. — Не надо. Предоставьте выдающимся композиторам. Когда слушаешь романсы Сережи [сына], Чайковского и сравнишь их с романсами Шуберта, некоторыми Шумана, в глаза бросается разница.

62. Л.Н. в "пятидесяти словах", как он выразился, рассказал Марии Николаевне [сестре] сущность освобождения земли по Генри Джорджу. Можно сейчас начать и в десять лет по-

степенно осуществить. Если бы царь на что годился, сделал бы это.

63. Страхов спрашивал о свободе воли, и после разговора он резюмировал: Значит, человек в свободе воли зависит от Бога (он в Божьей воле). Когда он подчиняется, свободен; значит, опять детерминизм, но не материальный.

64. — Как варение (приготовление пищи) не сразу придумано, а веками совершенствуется, так и религиозно-нравственное учение. Эпик— тет, Марк Аврелий и т.д. Медленно развивается.

65. — Толпа, даже если состоит из умных, развитых людей, много ограниченнее каждого из них в отдельности.

66. Л.Н. удивлялся, что мясоедение так долго держится.

— Инерция, Как ответить ребенку, когда ему внушаем не мучить зверей, птиц, кошек, на вопрос: "Почему режем животных для еды?"

67. Л.Н. в разговоре с Гольденвейзером о Канте сказал приблизительно так, что его, Канта, главная мысль в "Критике практического разума": нравственный закон — основа всего. Свобода нужна ради него. Отсюда гипотеза, что если есть нравственный закон, то должен быть и создатель его — Бог.

68. — Все это декадентство — полное сумасшествие. Тут некоторая ограниченность — не преувеличиваю — есть и малообразованность, пожалуй; необразованности нет.

69. [О подстрекательстве народа и о радости газет из-за неудач правительства.]

— Подстрекательство это ужасно неприятно, потому что видишь, что люди, которые делали пакости в тысячу раз хуже, радуются, когда могут упрекнуть правительство, и обвиняют его в делах, где оно не виновато.

70. — Писал и пишу о декабристах. Декабристы хотели освобождения" крепостных и готовы были жертвовать своим положением (помещичьим). Теперешним же нужно право болтать.

71. — На своем веку пережил три отношения к супружеским несчастьям. Первое — период чести: ни о чем не разговаривать, терпеть и не думать, что можно переменить (борьба и страдание). Второй фазис — романтический взгляд (40-х годов) — страдания. Третий — страдания, разногласия не переносить, а сейчас же развод.

72. [О Генри Джордже.]

— Это огромный писатель. Это эпоха умственной жизни. Он замолчан. Его разрешение земельного вопроса так практично, это на всю жизнь человеку — посвятить себя этой работе.

73. — Мы здесь видим рабов, которых мы сделали (которые на нас работают), а англичане их не видят — они в Индии.

74. Бестужев-Рюмин рассказывал о стачке на оружейном заводе в Сестрорецке, как ее раздули газеты. <...> Газеты, дело которых денежное, раздувают, сеют злобное раздражение, неспокойствие.

75. — Революция задерживает эволюцию. Из тех идеалов, которые поставила себе задачей Французская революция, некоторые только теперь начинают осуществляться (подоходный налог, отделение церкви от государства...). Уничтожение сословий, равенство перед законом установлено давно.

76. — Переворот происходит нравственный. Выйдет то, чего нельзя предвидеть (неожиданное и хорошее). Есть страдания, как боли при родах. Надо со смирением переносить их.

77. Речь о статье Леруа-Болье. Он пишет, что русские интеллигенты просят французов не представлять займа русскому правительству, пока оно не даст конституции и не заключит мир с Японией.

78. — Конституция что может? Похитонов — очень милый человек, жил в Париже 20 лет — рассказывал: выборы в парламент стоят 100 тысяч франков, судьи подкупные. Славны бубны за горами! Лебединский продавал чертковские издания около русского собора в Париже, был выслан из Франции, узнал "свободу".

79. — Интеллигенция русская прошла весь путь, который сделал Запад. Русский народ пока не тронут.

80. Говорили о законе о веротерпимости.

— Какая же вера может быть гонима? Вера — отношение человека к Богу; если его (верующего) будут преследовать, тем сильнее будет его вера. Стало быть, вы говорите не о вере, а о каком-то внешнем деле — хождения в церковь. Какая веротерпимость? Вера в душе каждого человека. Вера — то, во имя чего живут.

81. Л.Н. с сестрой разговорился о священниках:

— Прежние, — сказал Л.Н., — были люди своей среды, теперешние испортились. Они мировоззрения светского, никакой разницы между ними и интеллигенцией. Пироговский батюшка мне говорил: "Как хорошо, приятно весной босым пахать, земля греет!" Теперешние бы не пахали.

82. Лебрен читал "Великий грех" и говорил Л.Н., в чем не согласен. Первое — в том, что русские, вообще славяне, призваны сказать новое слово.

Л.Н.: Это я не раз высказываю, оно так мне кажется.

Лебрен: Второе — что русский народ более христианский, чем другие.

Л.Н.: Это не ясное сознание отдельных лиц, а непосредственное чувство большинства, массы.

83. — Я читал "Буши-до" ("Душа японского народа"). Это кодекс нравственности самураев: преданность микадо, рыцарская честь, харакири, даже освящение мести... Оно написано намеками и насмешками над христианством и поверхностным щеголянием знаниями. Трудно читать, но оно все-таки самое лучшее, что читал японского. А стараюсь читать все японское, ища хорошего.

84. — Война, колонии, все обостряющаяся борьба сословий — сумасшествие. Молодым людям, которые хотят поступать в университет, говорю: "Идите, куда хотите, только не в университет. Это такое образование, где все ужасы, самые скверные, представляются естественными мерами".

85. — Во Франции, когда смута надоела всем, выдвинулся Наполеон. Надоест всем беспокойство, как уже нам начинает надоедать (события в Нижнем Новгороде и по деревням, где противятся подстрекателям), у нас тоже так будет. Будет династия Петрункевичей: Петрункевич I, у него есть наследник, — говорил со смехом Л.Н.

86. — В беседах с пашковцами, баптистами я говорил: "Я готов согласиться, что Иисус своей святой жизнью и принесением себя в жертву за правду дал нам пример, как жить, искупил нас". — "Нет, нет, он искупил нас своею кровью", — возражали.

87. Л.Н. говорил о Герцене:

— Какой художник! Как он описывает Французскую революцию 48 года! Пишет, что, если бы Кавеньяк и не подавил ее грубым насилием, она все равно бы лопнула, так как у нее не было никаких других идеалов, кроме социально-экономических. В нашей революции тоже отсутствие идеалов, даже требования революции 48 года помельчали; тогда имелся в виду коммунизм, в теперешнее же время — социализм: вместо девяти— семичасовой рабочий день.

Август

1. — Герценштейн — тупоумие, наглость, невежество. Тупоумие, глупость, присущая именно ученым-профессорам. Не знает Генри Джорджа, а пишет про него; не знает, что такое "рента". <...> Упускает из виду, что с десятины на Кузнецком мосту, стоящей миллион, была бы рента 40 тысяч; когда говорит, что ренты с земли не хватало бы на покрытие государственных нужд, имеет в виду только доход с обрабатываемой земли.

2. — Что за вранье, что капиталисты будут конкурировать с мелкими хозяевами. Мелкие хозяева всегда имеют больше дохода с земли, чем крупные землевладельцы, не только у нас: и во Франции, и в других местах. Крупные землевладельцы с мелкими хозяевами конкурировать не могут.

3. — Какое свойство толпы — не понимать простое и ясное! А хитрое — это все знают. Был лакей у нас. Говорил, что нашел такую книгу — ни слова нельзя понять.

4. — Какими путями решит народ освобождение земли — неизвестно. Герценштейны далеки от него.

5. — Чем больше живу, тем больше ценю, что они, славянофилы, сделали. Власть захватывают пустые, дерзкие люди. Я ожидал, что Гапон захватит ее, настолько он дерзкий и ограниченный, и при помощи обстоятельств (священнический сан) такие люди захватывают власть.

6. — Занимался выписыванием из записной книжки. Наши понятия так сложны, внутренняя работа идет, передача ее словами... Вполне откровенным можно быть с одним Богом.

7. [Шереньи задал Толстому вопросы о его участии в теперешнем политическом движении в России, о исходе нынешнего внутреннего кризиса, о восточном вопросе и сохранении монархии.]

Общий ответ Л.Н. на все вопросы был следующий:

— Все, о чем Вы меня спрашиваете, я отрицаю. Это вопросы, которые меня совершенно не интересуют, и я полагаю, что никакого права не имею судить об этом; я слишком стар и недостаточно легкомыслен, чтобы отвечать на такие вопросы.

Шереньи настаивал на каком-нибудь объяснении. Л.Н., подавляя в себе недовольство, ответил:

— Я писал о том, что важнейший вопрос, который теперь может быть разрешен, это — вопрос земельный. Земля не может быть частной собственностью. Это единственный ответ, который я могу вам дать.

На дальнейшие вопросы Шереньи Л.Н. ответил:

— То, чего мы должны желать, это чтобы народ освободился от всякого правительства, перестал повиноваться правительствам. В России теперь видно — что такое правительство. Пора уничтожить — в России и в Германии монархическое правительство, во Франции — республиканское.

Шереньи спросил, к каким результатам приведет теперешнее общественное движение в России. Л.Н. ответил:

— Вперед нельзя предвидеть. Если бы мне было 18 лет... А теперь я знаю, что я вперед ничего не могу знать.

Шереньи во второй раз спросил и особенно желал узнать, считает ли Л.Н-ч Вильгельма гением. Л.Н., наконец, сказал:

— Он большой дурак и очень наглый. Русскому народу он не может ничего сделать. То, что он делает, не имеет никакого влияния на русский народ. < > Вы лучше бы сделали, если бы те деньги, которые вы истратили на поездку, употребили на то, чтобы приобрести и прочесть мои книги по этим вопросам.

8. — Все дело не в том, чтобы свергнуть правительство, — сказал еще Л.Н., — а чтобы не повиноваться ему. Народ теперь видит, куда привело его правительство: к манчьжурской войне (к войне с японцами), к порабощению на фабриках...

9. Л.Н. рассказывал Александре Львовне о Ф.А. Страхове:

— Какой человек Федор Алексеевич! Самого скромного мнения о себе, смиренный, глубо— коумие, образованность, доброта! Как замечательно пишет — например, статья, в которой доказывает из слов самого Евангелия — это для простых людей, которые Евангелием руководствуются, — что Христос — не Бог.

10. Разговор о судах и о том, как господа стали далеки от крестьян.

— Как суды, попы портят народ! — сказал Л.Н.

— Бобринская^*, крестьянка, говорила: "Как мы господ ненавидим!"

^* Бывшая учительница из крестьян.

11. — Бывает, что дети отца-пьяницы, видя пример отца, не пьют, дочери распутной матери

— то же самое. Что и как действует в нравственной области воспитания человека — загадка.

12. Л.Н. советовал читать Герцена. Прочел вслух выписку из его статьи о 48-м годе: "Когда бы люди захотели вместо того, чтобы спасать мир, спасать себя; вместо того, чтобы освобождать человечество, себя освобождать, — как много бы они сделали для спасения мира и для освобождения человечества".

13. — Если бы Кавеньяк и не подавил революцию, и так свелась бы на нет, потому что имела только остатки идеалов Великой революции. Конституция — форма правления, только орудие осуществления идеалов.

14. — Крестьян будет в Государственной думе одна шестая, а их девять десятых; и какие это будут представители крестьян! Если бы туда попали и настоящие заступники крестьян, как же им обсудить: продолжать ли маньчжурскую войну или нет? Какое дело кавказцу, архангельцу, самарцу до Маньчжурии? Сибиряки, те высказались бы за нее. Нынешняя Россия — уродливое чудовище <...> Крестьянские представители могут решать свои домашние дела, а не маньчжурские вопросы.

15. Мария Львовна: Абрикосовы хотят выстроить дом с электричеством, водопроводом, линолеумом, чтобы потом не нужно было прислуги.

— Это как духоборы заводят дорогих лошадей, машины. Но ведь нужно или приобрести богатство, то есть разбой, или в долг, и чтобы его выплатить, — аферы...

16. Между прочим, говорили о кокетстве.

— Одна кокетничает плечами, это простительно, а другая добродетелями, это отвратительно, — сказал Л.Н.

17. Утром у Л.Н. большая слабость. На вопрос, как себя чувствует, ответил:

— Хорошо, идет, куда следует.

18. — Историю забываю, она мне неинтересна. Меня интересует психологическая сторона, а когда это было — меня не интересует.

19. Я спросил Л.Н., каким образом из признания существования в людях ограниченного духовного начала можно вывести существование духовного начала безграничного, включающего в себя начала ограниченные?

Л.Н. ответил, что ему кажется это натуральным (само собой разумеющимся). Духовное сознание стремится разрушить свое ограничение.

— Об этом, — сказал Л.Н., — что Вы меня спрашиваете, я много писал в дневниках. Два-три года занимался этим: духовное ограничение в пространстве и времени. Метафизический узел, как говорит Шопенгауэр. Это ограниченное духовное — жизнь.

20. — Все художественные работы — все только младость.

21. [Говорили об общинном землевладении.]

— Если будет Государственная дума, то найдется целая партия, которая будет отстаивать общинное владение, а этак (при теперешних порядках) министр может непродуманно уничтожить старый добрый обычай.

22. Говорили об американских политических деятелях:

— Я о Рузвельте низкого мнения. Брайан находит в Соединенных Штатах кое-что дурным, Рузвельт — нет. Его обращение с неграми... показывает весь его либерализм.

23. Был разговор о верхних палатах парламентов.

— Удивителен ценз пэров. Кто награбил, тот может управлять.

24— Л.Н. читал нам письмо Кросби, в котором пишет, что не раз высказывал ту же мысль, что и Л.Н., — что Россия укажет всему миру путь к разрешению земельного вопроса.

25. Л.Н. рассказал про тульских слесарей и других рабочих, уволенных с заводов, которые его сегодня посетили. Один, который зарабатывал 30 р., жаловался, что не может найти работу. <...>

— Работу на 6-15 рублей я нашел бы ему, — сказал Л.Н., — но я не сказал ему этого <...>. У этого рабочего вопроса религии не существует. Заняло все социалистическое учение о материальном устройстве.

26. — У них все старое дурно, наскоро же и кое-как придуманное на его место новое — не сомневаются — будет хорошо; правительство самодержавное — дурно, конституционное — хорошо; обязательное обучение — хорошо; брак — дурно, а развод — хорошо.

27. О Миклухо-Маклае:

— Это человек, который совершил величайший подвиг: поехал к диким, уничтожил оружие и стал с ними жить и запретил им воевать; они послушали его. Великий человек остался незамеченным. Мне говорил Орлов, он слыхал от старика, что дикие возмущаются, замечая, как матросы чувственно смотрят на их нагие тела. А для Миклухо-Маклая этого не существовало. Был святой.

28. — Мемуары лучше, чем законы писать. Это хорошо. Жизнь всякого человека интересна. Если бы кто умел ее правдиво рассказать! До женитьбы так грязна, пишущий невольно останавливается на том, односторонне выходит, но надо писать то, что стыдно. Хороши Руссо мемуары.

29. Форбс: Виноградов читает в Оксфордском университете о положении русского крестьянства в XIII веке.

Л.Н.: И ничего другого?

— Ничего другого.

— А имеет слушателей?

— Много.

— Праздных людей много.

Потом Л.Н., обращаясь к Сереже, сыну Варвары Валерьяновны:

— Ты будешь читать о положении башмачников в Шлезвиг-Гольштейне в XI веке?

30. Олсуфьев: Японцы жесточе наших. Не заботятся о тяжелораненых, на которых нет надежды, чтобы они выздоровели, тогда как мы (наши сестры милосердия) душу за них кладем. На нас смотрят с подобострастием; как на высшую расу.

Л.Н.: В этом сомневаюсь.

31. — У Чичерина нет ничего своего. Он талантливый компилятор. У Владимира Соловьева тоже нет ничего своего, а что есть — то самые слабые места его писаний. Но блестяще подает чужие мысли.

32. [О письме к царю.]

— Я писал ему — если хочет сохранить самодержавие, надо поднять вопрос самый важный (о земле), как было при освобождении крестьян. Надо вперед вести народ, а не задерживать.

33. — Я анархист, но думаю, что русскому народу свойственно самодержавие, а потом анархия. Конституция — будет хуже.

34. Л.Н. вспоминал, как началась консерватория.

— Собственно он был ее учредителем, — вставила Софья Андреевна.

Л.Н. вспоминал, как в Петербурге он, Аркадий Столыпин и Алексей Толстой устраивали музыкальные вечера, трио, квартеты. (Вечер обходился рублей в 100.) В Москве, у Киреевых на Никитской, каждую неделю один концерт. Из этих концертов образовалась консерватория.

35. — Знаете, что такое правильный трудовой режим? У вас его нет? Советую вам... При соблюдении его слабые люди, как Кант, доживают до глубокой старости. "Господин статский советник Кант"... — Тут Л.Н. рассказал про правильный образ жизни Канта. — По нему проверяли часы... А в старости становится неизбежным.

36. Л.Н. говорил, отвечая Олсуфьеву на его вопрос (говорил и цитировал что-то из Пушкина): что вдохновенья не ждет, каждый день равномерно работает, но не одинаково напряженно, что это у него очень различно.

37. В зале играли Гольденвейзеры симфонию Гайдна. Л.Н. был в восторге, умилялся:

— При менуэте плясать хочется, если б его слышали крестьянские бабы, наверное бы им понравился. Симфония эта напомнила мне, во-первых, деда и мать, которые играли это, и я это также играл; во-вторых, Германию хорошую, истинную, с маленькими княжествами, вроде Гольштейна, с центрами образованности, тонкости, а не соединенную, грубую Германию <...>. Музыка при Гайдне, Бетховене — в первых его вещах — достигла зенита. С тех пор не то чтобы падала, но не прогрессирует... Что нынешние русские, французские композиторы против старых?!

38. — Герцен был гегельянец, потом освободился от гегельянства. К концу жизни политическими взглядами он склонялся к славянофильству. Когда я был в Лондоне, зимой, недель шесть — восемь, почти каждый день бывал с ним. Был бойкий, веселый.

39. — Герцен не уступит Пушкину. Где хотите откройте, везде превосходно. В своем возрасте на Пушкина не могу смотреть иначе, как на мальчика. Проза его лучше стихов. "Пиковая дама" хороша...

40. Олсуфьев: Пушкин подражал Мериме... Л.Н.: Пушкин выше его: у Мериме хорош один рассказ, "Кармен".

41. — Цивилизация катится под гору. И религия, и философия, и наука, и все искусства ослабели. Через 50 лет кто-нибудь вспомнит Толстого... Ницше в конце концов проповедует эгоизм и распущенность...

42. Л.Н. говорил про Ницше, что его "Антихриста" поместил в «Круг чтения», что Ницше сравнивает католицизм с христианством и отбрасывает в христианстве смирение и кротость.

43. — По-моему, европейский мир кончился, должны прийти другие народы, варвары.

44. — Меня интересует, скоро ли совершится этот психологический процесс — что всем надоест раздражение...

45. Рейнак с "научной" точки зрения оправдывал войну. Л.Н. сказал ему:

— Представление ученых, что они знают ход исторического прогресса и что на основании этого то-то и то-то можно делать (например, вести войну с Пруссией), это представление ужаснее, чем была инквизиция. А мы должны смотреть так, что это грех и мы не должны его совершать. Война — грех.

46. Говорили о требованиях японцами контрибуции — один миллиард; о высоких процентах, на каких банкиры соглашаются дать деньги русскому правительству с условием, что оно даст евреям в России равноправие.

— Как постыдно, что то, что должно было быть давно сделано, настанет под давлением заграничных банкиров.

47. Получена телеграмма из Москвы: "Слава Богу, мир заключен".

Л.Н. сказал:

— Какая важная новость: мне стыдно, но хочется высказать, что я борюсь с чувством патриотизма. Я должен сознаться, что во мне патриотическое чувство есть и я всегда надеялся, что русские победят.

48. — Видят в Чехове (как видят в Горьком, Андрееве — в том их великое влияние, придаваемое им значение) таинственные пророчества. Я в Чехове вижу художника, они — молодежь — учителя, пророка. А Чехов учит, как соблазнять женщин.

49. Л.Н. получил "Рассказы об инквизиции". Исторический очерк Н.Н. Гусева, изд. "Посредник" <...>. Сообщил нам из этой книжки, что инквизиция осудила 340 тысяч человек. Из них 32 тысячи сожгла. <...> Сказал, что это краткая история ересей.

50. — Настоящее христианство, — сказал Л.Н., — в ересях. Следовало бы написать подробную историю ересей. Что называется историей христианства — это история церкви, одного из самых извращенных видов ересей.

51. — Вот об альбигойцах. — И Л.Н. прочел соответствующее место из книги Гусева, сказав:

— Самое высокое учение, какое может быть: нельзя ни прибавить, ни убавить ничего. Гусев как славно изложил.

Гольденвейзер: Они и убийство животных считали грехом. А епископ Арльский возбуждал крестоносцев: "Беспощадно бейте всех (в Лангедоке), Бог там разберет, кто еретик, кто нет".

52. — Я предпочитаю трио квартету, а дуэт — трио. Чем меньше инструЯентов, тем точнее игра. У квартета больше дисгармонии. На струне есть только одна математическая точка, которая издает идеальный звук, правее или левее уже звук нечистый. Тут все в мелочах. В темпе четырем нельзя так совпадать, как двоим, и двоим нельзя, чтобы их мысли одинаково, ритмически действовали.

53. — Нефть, золото можно копать ради наживы, но писательством деньги наживать — безнравственно.

54. — Что "Новое время" пишет, это читателям — источник их знания, вершина их ежедневного образования! Образованные люди читают "Новое время"! Все это ложь...

55. Был разговор о Н.Ф. Федорове. Л.Н. обстоятельно рассказывал про него.

— Был целомудренной, святой жизни. Все раздавал бедным. Дожил до 80 лет. Верил, как Достоевский, Соловьев, в материальное воскресение, что все люди будут жить после смерти и достигнут блаженства. Это сделает наука. В библиотеках, музеях хранятся труды ученых, которые мы должны усваивать. У него было смешение начал религиозного сознания с грубым материализмом. Меня не любил за мое нематериальное, духовное понимание жизни.

56. [О Канте.]

— Я его "Критику практического разума" выше ставлю "Критики чистого разума".

Гольденвейзер: Кант говорит, что есть одна религия (Евангелие).

57. [Рейнак прислал Л.Н. книгу о Японии.]

— Различает три степени шинтоистской государственной религии японцев, — сказал Л.Н— и кратко познакомил нас с этими степенями. Первая степень — личная, духи умерших; вторая — общинная: глава семьи становится патриархом; третья... — эту "главу" я еще не читал — духи микадо самые высокие.

Мария Александровна [Шмидт]: — Бога не имеют?

Л.Н.: Не имеют. Скудная религия. Теперь после мира скоро приедут ко мне японцы.

58. — Либералы думают, что стало везде свободнее, вольнее, а там, в глуши, закостеневшая каторга, дисциплинарные батальоны.

59. — Эта сказка, "Много ли человеку земли нужно"^*, христианская. Христианину не нужно земельной собственности.

* Произведение Л.Н. Толстого.

60. — Монастырь Соловецкий играл, да и до сих пор играет заслуженную роль в просвещении народа. Я всю жизнь желал в Соловецкий монастырь, да не удалось.

61. Чертков побуждает Л.Н. написать христианский катехизис и не отвлекаться работами на современные темы. Л.Н. никогда не напишет катехизиса. Он не может переделывать, он все вперед идет и творит. Начнет катехизис, и получается новая работа о религии.

62. — Жизнь — постоянное умирание. Надо жить так, чтобы легко было умереть.

63. — То, что мы, живя, приближаемся к смерти, математически верно. Это не исключает радостей, они будут от такого сознания чистые, непреходящие... Мы родимся, чтобы умирать. Когда знаешь, что идешь в Архангельск, то глядишь, куда идешь, — в Архангельск, а не в Мамадыш.

64. Говорили о Саксе, как он по-марксистски понимает жизнь. Все сводит на экономические условия и на борьбу классов. По его мнению, без борьбы классов достичь ничего нельзя.

— Он путешествовал с учениками. В Соловках не обращал их внимания на старцев, на духовную жизнь монахов, странников, на вегетарианство (запрещают убивать дичь, лисицы приходят в монастырь); видел и показывал им только как грязно живут годовики, как много работают. Это могут видеть в Петербурге, и работу тяжелее, и нужду. Ученикам пользы не было, а скорее вред от такого учителя. Он говорит, что дольше года не остаются там годовики, что они недовольны, а я знаю, что туда охотно идут и довольны. Дома сноха, сын ему нагрубит, кабак, брань, заботы. Там не слышит брани, не заботится о завтрашнем дне, верит в святую жизнь монахов — спокоен. Постится весь год, не убивает животных.

65. [О японцах.]

— Как радостно жили, а переняли европейскую цивилизацию с фабриками и войной.

66. — Читаю Канта. Кант различает три стороны в человеке: животную — инстинкты; человеческую — рассудочную, как у пчел, общественную; третью, личную — personliche.

67. — Они (правители России) видели обирание чужих народов с помощью какой-то тонкой операции. "Когда англичане обирают народы, почему и нам не обирать, тут ничего худого, можем и мы". И они прямо полезли в карманы, а тут их по морде. А тут умные Мартенсы^* глубокомысленно заключают: "Не захватывать слишком много".

68. — Розги в XVII веке не были так чувствительны, как теперь тюрьмы. Ваши внуки будут удивляться, как это сто лет тому назад люди могли ловить людей, заключать их и не выпускать?!

69. [О поляках.]

— Русские виноваты перед ними. Несчастные, натрое разорванные поляки! Если наши (поляки) и станут сами себе господами, Пруссия своих никак не выпустит.

Речь шла о Варшаве, где военное положение, забастовки, резня. Потом о Баку, где новая страшная резня и горят нефтяные промыслы. Л.Н. сочувствует и полякам, и кавказцам (он за федерализацию).

70. — Прудон (Герцен меня к нему направил) устраивал рабочие собрвния; ни к чему не вели. Все начинали болтать, ораторствовать. Не то, чтобы имели о чем говорить, а искусственно.

71. Л.Н. читал вслух Герцена.

— Он разочаровался в европейской цивилизации; в России есть одно (сулящее надежду): "общинное владение землею", взгляд на землю, что она не того, кто не работает на ней, и незакоснелость во взглядах, искание, готовность. Герцен 40 лет тому назад видел: главный вопрос русского народа — земельный.

— А Бакунин? — спросил кто-то.

— Бакунина не люблю. Бакунин — такой революционер. Герцен — это поэтическая натура и философская.

72. Какой Л.Н. упорный в работе! Чтобы найти в «Круг чтения» что-нибудь, перечитывает всего Диккенса, всего Герцена.

73. Приехал Штанге поговорить о крестьянском съезде, на котором был. Крестьяне все были за то, чтобы не было земельной собственности, только в том расходились — выкупить ли ее у помещиков или отнять и дать им пенсию. Приехал поучиться у Л.Н-ча, но против каждого слова Л.Н. спорил.

Для Штанге единый налог — это малая мера: остается дом, капитал, не обложенные налогами; отнятие земли — это слишком радикально; будут строить 28-этажные дома в городах, чтобы эксплуатировать землю.

Л.Н.: Это делают и теперь, переселенцы должны будут сразу платить налоги с земли и т.п. Придумайте лучшее, я охотно приму.

Штанге: Что же, земля будет принадлежать государству?! Или общинам?!

Л.Н.: Пусть они между собой распределят пользование.

Штанге: Оценка домов в городах легка, через пять лет по аренде вычисляют, а землю как будут оценивать?

Л.Н.: Генри Джордж говорит: "Земля не может быть собственностью. Рента с земли пусть будет общая, пусть идет в пользу всех, пусть все имеют равные права на нее, это можно и при анархическом строе".

Если бы при освобождении крестьян выдумывали подобные возражения, ведь им конца нет, ведь это так же могли бы, как теперь (против Генри Джорджа).

Штанге спорил, как Бестужев-Рюмин, обо всем. Л.Н. ему сказал словами Диккенса об английском парламенте, что он (Штанге) старается, лишь ничего бы не делать, а Штанге повторял, что пришел поговорить о национализации, чтобы ее Л.Н. не отметал.

Л.Н. ему, наконец, сказал:

— Не стоит с Вами говорить, придумайте лучший проект, я его приму. Генри Джордж — какой ум, душа христианская. Посвятил 20 лет этому вопросу, но его и в Америке, и у нас замалчивают. "Times" к моей статье сделал примечание, что проект Генри Джорджа устарелый, оставленный. Американские газеты — заговор молчания. Одна "Public" напечатала полностью "Великий грех"^*. "Русские ведомости" и "Московские ведомости" — одно и то же в смысле лжи.

* Мартене — один из русских представителей на конференции в Портсмуте.

* Произведение Л.Н. Толстого.

74. — Как не хотели напечатать статью Давыдова об убийстве городовых, так консерваторы и радикалы-либералы сошлись на замалчивании Генри Джорджа. Но решат земельный вопрос не они, а те, которые работают, — калужские мужики, которые сегодня пруд копали и усталые легли спать. Как это случится (или какие будут последствия Русско-японской войны), ничего не предвижу. Это как берег под водой. Видна только гладь воды, вода опадает, а берег постепенно открывается. Так, как в духовном Бог открывается.

75. — Духоборы купили паровые плуги, влезли в долги, а на перевоз якутских (180 духоборов) не было денег. <...> Духоборцы, тысяча человек, до сорока лет, отлучаются от семейств и идут на заработки. Каждому приходит вопрос: для чего? Чтобы были паровые плуги, престиж; чикагская фирма послала им плуги для рекламы. Веригину выстроили комфортабельный дом, имеет слуг. Деспотическое правление. Конкин — его министр. Все это распадется. Голые спасут.

76. Еще Л.Н. говорил о современном разделении труда.

— Графины — практичная вещь, но гибнут мальчики, производящие их. Только в нормальном обществе можно будет определить, что можно производить, чего нельзя. Когда не будут насилием заставлять одни других на себя работать. Автомобиль это лучше всего иллюстрирует. Сколько врач отдает труда, а сколько получает?

77. — Симон говорил китайцу, что могут машинами уменьшить себе труд. Китаец ответил: ^иМы хотим трудиться". Когда человек в день не работает пять-шесть часов, он уже ненормально живет.

78. Говорили об окончании войны и заключении мира.

— Сперва мир задел во мне патриотические чувства, что он позорный, что мы слишком много уступили, но потом утешился и не перестаю радоваться. Именно так нужно. Унижение и неозлобление. — Затем Л.Н. с истинной радостью и умилением: — Если бы немцы отдали Киао-Чао, англичане — Вэйхайвэй, то было бы торжество мирного разума. Если вернут, что отняли, то будет торжество их поведения, подобно тому, что случилось со штундистами. <...> Православные из соседних деревень пришли и разграбили их имущество. Штундисты не препятствовали им силой. Когда привезли домой, раздумали и отвезли обратно.

79. — Люди, которые оканчивают университет, не придумают ничего оригинального. Это говорил и Тургенев. Я это слышал от крапивенского купца.

Сентябрь

1. Татьяна Львовна говорила отцу, что в "Едином на потребу" и в других его новых статьях он патриот и что этого не должно быть.

— Это я нарочно делаю, внушаю особенность русского народа интеллигентам, которые смотрят на Запад и заимствуют все оттуда.

2. Бирюков: По мирской оценке, большая разница между умным и глупым. По религиозной же оценке, если в них Бог, то они одноцентричны, разница только в длине радиусов, которые они видят. Глупый видит близкий круг, умный — дальше.

Л.Н.: Вы все любите геометрически выражаться: человек смиренный — в центре, самонадеянный — в радиусе.

3. В России ни одного отзыва о "Великом грехе".

4. — Самое худшее раскаяние — это то, когда человек кается, что не воспользовался случаем в мирских делах.

5. Хирьяков рассказал Л.Н. про Кропоткина, что, когда ему заметили: "Если русское правительство проведет национализацию без выкупа, оно утвердится", он ответил: "Бог с ним, с правительством. Лишь бы народу земля стала доступной".

Л.Н.: Даже представить себе не могу многосторонние, огромные последствия этого. Жаль, — сказал еще Л.Н., — потерялось письмо ко мне, подписанное "гражданкой", пишет: "Если народ будет благоденствовать, что тогда делать интеллигенции?"

6. — Японский аргумент захвата Кореи — перенаселение — давал бы право Италии захватить Францию.

7. [О правах, о земстве, о комитетах, о думе.]

Л.Н.: Я должен сказать, отчего происходит эта болтовня. Вследствие праздности, оттого, что работу — кормить себя — свалили на других. Если бы работали на себя, то этим не занимались бы.

С.Э. Мамонова: Но ведь это они делают для блага народа. Есть между ними хорошие, бескорыстные.

Л.Н.: Народ их об этом не просит. Они это делают, чтобы иметь влияние на управление. Они такие же хорошие люди, как бывают хорошие чиновники, а те служат ради жалованья.

8. — У меня теория, что сумасшествие — эгоизм. Сумасшедшие — люди, занятые самими собой; есть предел, за которым считается занятие самим собой сумасшествием. И самый крайний предел сумасшествия — мания величия. Утрата умственных сил. Есть и другие причины — испорченность мозга, как при прогрессивном параличе.

9. — Между человеком и другими есть связь, которая держит человека. Когда она эгоизмом уничтожится, человек теряет равновесие.

10. О Завалишине:

— Его злоба дала хорошие плоды. Этот повешенный Рылеев... Чья рука подымется на него? А Завалишин писал о нем, не стесняясь, бесцеремонно, по-своему, горькую правду^*.

11. — Как Герцен писал в 1867 году! Как предвидел, что последует! ("Вы не хотели социализма — будет война".) И была в 1870-1871 году^**.

^* "Записки декабриста Д.И. Завалишина", т.1, ч.2.

^** [Точно обращение Герцена к консерваторам]: "...вы не хотели даже и такой бледной республики, как февральская, вы не хотели подслащенной демократии <...> Вы хотели порядка. Будет вам за то война, семилетняя, тридцатилетняя..." ("Былое и думы", ч.VIII).

12. [Об Анатоле Франсе.]

— Жаль, что он социализмом увлекся. Он самый лучший писатель теперь.

13. [О Гете.]

— Я в молодости восхищался его отвратительными драмами.

14. Л.Н. читал вслух из Герцена об ученых. Герцен говорит, что они, как и пауки, любят одиночество, покой, пыль.

15. Л.Н. сегодня сказал, что кончил "Конец века" (когда я это сообщил Марии Львовне, она воскликнула: "Стало быть, будет дополнять и переделывать еще месяц или два!").

16. Мария Львовна переводит по совету отца "England's Ideal" Э. Карпентера.

— Папа советовал сокращать, но я предпочитаю переводить все. Очень хорошо пишет Карпентер... Весь смысл книги, что если отдельные личности — меркантильные, жадные, насильники, что же может выйти из государства, которое состоит из них, и, наоборот, если отдельные личности стремятся к добру, то ломки никакой не будет, устройство государственное будет постепенно (натуральным образом) переменяться к лучшему.

17. Л.Н. (раскрывая бандероль): Получил "Вестник знания", который портит рабочих. Имеет теперь большое влияние на рабочих. У меня был такой. Спрашивал: "Какая разница между Ницше и Христом?" Все говорил о Дарвине, происхождении от обезьян, электричестве...

18. П.А. Сергеенко рассказывал о том, как он пишет о Л.Н. Записывает себе характеристические слова, а диалог и все остальное сочиняет сам. В диалог — ответы на возражения противника — можно поместить и такие высказывания Л.Н., которые он в статье не напишет.

19. В "Deutsche Volksstimme" напечатан в немецком переводе "Великий грех" с таким примечанием редактора: "1 августа в "Times" напечатана статья Л. Толстого "Великий грех". Статья произвела неслыханную сенсацию. Пожалуй, нет ни одной крупной газеты по обе стороны океана, которая не преминула бы так или иначе на нее откликнуться".

20. П.А. Сергеенко рассказывал Л.Н-чу, что Достоевский хотел с ним познакомиться. Раз Тургенев помешал, раз Н.Н. Страхов замешкался их свести. Раз будто бы сам Л.Н. отказал. Этого Л.Н. не помнит: "Не могло быть". Жена Достоевского говорит, что Достоевский горел желанием познакомиться с Л.Н.

21. Л.Н. рассказал, что Достоевский вместе с Н.Н. Страховым был на публичной лекции Соловьева. Соловьев говорил о душах, заселяющих небеса, о Софии, наконец, прочел свою поэму.

— Чепуха... — сказал Л.Н.^*

* Лекция Вл. С. Соловьева о религии (из цикла "Чтения о богочеловечестве" состоялась 10 марта 1878 г.

22. [Читали из биографии Бирюкова роман Толстого с барышней В.В., его и ее письма.1

Л.Н. и тогда был такой же правдивый в своей личной жизни, как теперь. Различал в себе разумного и глупого человека. Разумному велел уехать от той, к которой влечет глупого.

23. Л.Н. говорил о вере. На одно замечание Софьи Андреевны Л.Н. сказал:

— Баба Акулина верит слепо, а ты в силу своего разума и образования не можешь так верить, когда есть Кант.

24. — Конфуций сказал: "Когда не знаем, как жить в этой жизни, зачем нам гадать о будущей?" Это занавес, который открылся при рождении и опустится после смерти...

25. — Арий не признавал икон, божество Христа. Арианцев было больше, они преследовали своих противников. Потом меньшинство опять взяло верх, и мы теперь в этом течении...

26. — В жизни Христа ничего особенного нет. Есть много жизней разных святых, мучеников, гораздо лучших. Он ничего не сделал особенного. Вегетарианец Страхов его упрекает за то, что пяткой бил ослицу, рыбу ел. В уста Христа вложено — как его учение — самое высшее.

27. — Кант сказал, что все, что в вере — не поведение, есть суеверие.

28. — Вера должна во мне самостоятельно вырасти. Христос, Будда, Кант могут только помогать. Богородица, иконы мешают истинной вере...

29. [Об "Армии Спасения".]

Л.Н.: — Они спасение человека поставили во главу угла, как пашковцы. Что они так могут свои обряды совершать — это новые формы гипноза, которые есть в католицизме, в православии и вновь народились на наших глазах. — И Л.Н. стал говорить про эти формы гипноза в православии: черные иконы, пение...

Татьяна Львовна: У "Армии спасения" главное дело — благотворительность. Деятельная любовь, помощь. Они выбрали один из догматов, что вера в искупление спасает человека.

Л.Н.: У них основа — вера. Она привлекает деятельность. Стэд мне говорил, что "Армия спасения" имела бы успех в России. Нет, не будет иметь — другой склад ума. Проповедники их, знаю двоих: здоровый немец, окончивший Дерптский университет, — верит; другой немец, говорящий по-английски, притворяется.

30. — Слово "самочувствие" терпеть не могу.

31. — Я тараканов, мух не жалею, но и не убиваю. Кто-то говорит, что сострадание к животным пропорционально их величине. В вегетарианстве — тоже градация: есть кожуру яблока можно, зерна ореха — нельзя.

32. — Успех Ницше был для меня непонятен. Это проповедь эгоизма. Он не философ. У него нет ни идеи, ни системы: это плохой фельетонист, декадент... Декадентство теперь во всем: в философии, литературе, живописи (Саша Шнейдер), музыке (Вагнер).

33. Л.Н. сказал, что революция в России не приведет к западным формам правления; что народ (90%) о них не знает; что, по Тэну, внешние формы жизни должны соответствовать духу народа — нельзя их сверху вводить искусственно; что русский народ не хочет никакого правительства, власти, умеет сам управлять собой, и прибавил: "Христианское учение именно и есть такое учение, которое в любых обстоятельствах (общественных, семейных, личной жизни) является руководящим началом". <...> В Баварии, Пруссии землевладельцев около 50%, в Англии 20, в России 83-90.

34. Лепсиус^* говорил и писал об армянских погромах, нарушая волю императора Вильгельма, Собрал для армян, пострадавших от турецких погромов, четыре миллиона марок. Основал у них миссии и школы.

Л.Н.: Интересно рассказывал о курдах. Оседлые курды не нуждаются в правительстве, подати собирают у них шейхи, а не мытари. Свежее племя, смесь магометанской, христианской, языческой веры. Курдов-номадов развращает правительство, чтобы они тревожили мирное население (армян и др.). В Турции земля — по Генри Джорджу — государственная, платят одну десятую с продуктов в продуктах. <...> Как мы презираем немцев, а они что делают для армян — тысячи детей воспитывают. Хорошее дело.

^* Лепсиус — директор Берлинской евангелической миссии.

35. — Редко бываю так доволен работой, как этой ["Конец века"]. Ни одна работа мне столько радости не дала, как эта. Я уверен, что это пассивное противление начинается. До сих пор русский народ не участвовал во власти. Революция русская будет состоять в том, что народ будет противиться исполнять требования власти, не будет ее уважать. Я чувствую единение с народом, предсказываю (в этой статье), что ему предстоит делать.

36. Л.Н. сегодня не завтракал:

— Мне под восемдесят лет, — сказал он, — надо воздержаться от пищи, потому что так не мешает духовной работе.

37. Из Тулы привезли известие о стачке типографщиков, о трамвайной стачке в Москве, о тяжелом поранении жандармского ротмистра, о 500 раненых, об отозвании сотни казаков из Ефремова в Москву — там не хватает. В "Русских ведомостях" выбили окна.

38. — Это эпидемия, и плохая, кончается убийствами. Гимназист, который сегодня утром был (я говорил ему о вегетарианстве), сказал: "Убийство выходит по Дарвину, значит, возможно".

39. — Ах эти студенты московские! Они заявили, что университетской свободой хотят пользоваться для пропаганды революционной. Речь Трубецкого напоминает мне Золя — заискивание, подличание перед женщинами и молодежью. Молодежь хороша как молодежь скромная, но, когда она гордится собой, — противна. Припоминаю сравнение Юрия Самарина, что это — самовыставление: "Мы — молодежь" (о чем надо молчать) — такое же противное, как когда девушка кричит: "Вот я, невинность!"

40. — Я желал бы узнать от революционеров, к чему приведут эти мятежи? Теперь достигли того, чего желали: Государственной думы.

41. [О Гюго и Диккенсе.]

— Я выделяю этих двух писателей потому, что они на стороне угнетенных, уродов, бедных, страдающих.

42. Л.Н. спросил Варвару Валерьяновну:

— Что, Бог хорошо устроил жизнь?

— Да, хорошо. Я ей радуюсь.

Л.Н.: Это наша обязанность — радоваться и быть счастливым не каждому отдельно, а сообща.

43. — Что нужна 140 миллионам народа земля, об этом молчат. А что нужно миллиону интеллигентов — конституция, уничтожение цензуры, — о том шумят.

44. [О приезжавшем штундисте.]

— Их 600 человек в Варварке. Живут общиной. В прошлом году при созыве запасные отказались идти. Велено было силой их брать. Схватились за руки. Тогда велено было шашками отсекать. "Я сам видел, — сказал он, — как отрубили одному руку".

45. Сергей Львович рассказывал со страшным негодованием о поведении казаков.

Л.Н., скорбя о рассказанном, сказал:

— Так ничего не достигнешь. Нужно сторониться, где происходит избиение, злоба, ненависть.

46. Сергей Львович рассказал, что 14 сентября на земском съезде были поляки, требовали автономии. Русские ораторы им ее пожелали. Кто-то сказал: "Тогда и Остзейскому краю, Кавказу, Финляндии, Малороссии". Голосовали, и большинством принята федерализация России. Очень мало было против. Только Гучков высказался за теперешнее положение против автономии. Когда расходились, подошел к нему купец (Карягин) и отвесил ему земной поклон: "Польше — да, но Кавказ — другое дело: Грузия добровольно присоединилась к России".

Октябрь

1. Говорили о смутах в Московском университете. Студенты пользуются свободой собраний, на их собраниях бывают две трети посторонних. Повторяют бесконечное число раз точь-в-точь то, что пишут газеты и что 120 лет тому назад писали энциклопедисты.

2. На днях были возвращены старые права Финляндии. (Еще и от выкупа за отмену воинской повинности отказались.) Л.Н. был прав, когда в конце 1902 г. сказал, что Николай обожжется (на финляндском вопросе).

3. Говорили о современном общественном движении.

Л.Н.: Сравните положение крестьянина или среднего мещанина при Иоанне Грозном и Эдуарде VII; кто был свободнее? При Иоанне он мог строиться, как хотел, жить, как хотел, а при Эдуарде VII за мнимое участие в самоуправлении, что в три года раз подаст голос, порабощен законами — законы на законах, которые — ужас! — он признает священными. При Иоанне могли ему отрубить голову, но это был случай, как теперь в больших городах попасть под электрическую железную дорогу. Свобода перед нами, только захотеть ее, а я буду себе воображать, что я свободен, потому что принимаю участие в составлении законов. А придет урядник и велит мне послать лошадей в Ясенки: приезжает такое-то и такое-то лицо.

4. Г.М. Беркенгейм: А не думаете ли Вы, что свобода, которую даст конституция, — небольшой этап на пути к свободе внутренней?

Л.Н.: Нет, напротив, направляются умственные способности на ненужное, пускается вода не на то колесо... Нам добиваться конституции — того, что есть на Западе (на Западе, где различие между господином и рабочим такое закоренелое), незачем. Это так, как если бы французы вместо равенства, братства, чем до сих пор живем, хотели бы уничтожить поповскую власть, хотели бы произвести Реформацию. А времена Реформации уже были пережиты. Реформация уже сделала свое, она осуществлялась медленно; так и революция сделала уже свое: подоходный налог, равенство, отделение церкви от государства...

5. — Милюкову это очень неприятно, но интересов народа он не касается. Интересы народа нам так чужды, мы fix не знаем и не хотим знать... (Освобождение земли нигде не осуществлено.)

6. А.С. Бутурлин: Вы на эти вопросы смотрите философски.

Л.Н.: В моем возрасте иная мерка. Пятилетний ребенок помнит то, что было два года назад, и думает на два года вперед. Вам 60 лет, вы видите на 55 лет назад и вперед. Мне 80 лет, я дальше вижу. Об этом пишу в "Конце века", очень радовала меня эта работа. <...>

Никогда еще при мне Л.Н— не высказывался так резко анархически, как сегодня. Когда Л.Н. ушел, все призадумались и разговор долго не завязывался. Бутурлин поражался ясности его ума, глубине захвата вопросов.

7. Говорили о социалистических агитационных брошюрах для крестьян. Л.Н. сказал:

— Там очень мало крестьянского, Я ни одного не могу себе представить крестьянина, который прочел бы социальную брошюру. Я тут знаю всех.

8. Говорили о положении крестьян при крепостном праве. Л.Н. рассказал про какого-то помещика:

— Завел родильный дом и написал правила, как ходить за младенцами, и это вводил палками, штрафами. Я уверен, что крестьяне у него "благоденствовали". Лентяев — в солдаты, в Сибирь. Это было аракчеевское.

9. Л.Н. рассказал, что сохранился составленный Аракчеевым в 14 пунктах проект освобождения крестьян с землей. В Лифляндии, Эстляндии, Курляндии их освободили без земли; во Франции тоже.

10. [На вопрос Бутурлина, читал ли Толстой Байрона?]

— За последние десять лет не читал. Какая это глупость, какая болтовня!.. Может быть, прелесть формы.

11. — Сапожник был сегодня из Телятинок, ужасно оборванный, висят лохмотья. Я спросил его: "Смерти ты боишься?" — "Как же от Него отступиться, бояться?" — "От кого?" — "От кого мы взялись". — Эта покорность высшему закону человечества, которым мы живем, в котором есть смерть, есть любовь к ближнему, это внутреннее сознание подчинения, это просвещение — дороже всего, — заключил Л.Н.

12. — Читал Герцена, Диккенса, Канта — себя образовывал. Кант — такая удивительная глубина! По Канту в религии все, кроме нравственной жизни, есть суеверие. У Канта и у Конта есть одна сторона, признанная современной наукой, другая сторона не признана, — сказал Л.Н., имея в виду нравственное учение этих философов. Вообще же про Конта Л.Н. сказал Бутурлину:

— Не подобает вам Конт — ограниченный материалист, позитивист, который тупоумие возводит в достоинство.

13. Гости разговаривали с Л.Н. об общественном движении, защищая его; оно в их глазах имеет целью добиться влияния общества на правительство.

— Если бы тут было доброе дело, религиозный закон, если ваше движение не нарушает этот закон, так милости просим...

14. — Есть тип, склад женщин — общественных — они дурочки, и они исчезают.

15. [О Ю.Ф. Самарине.]

— Он был сухой, у него была мозговая страстность, которая влекла его к резким несправедливостям.

16. Бутурлин заговорил о "Записках" Пирогова. С возрастом религиозные вопросы занимали его все больше. Жалеет, что делал вивисекции, что причинял страдания животным, что был несправедлив к ним.

17. — После Чугуевского бунта Александр приговорил к засечению 40 солдат, и каждого эти же самые солдаты били. И в письме к Аракчееву жалел, что ему будет тяжело исполнять это; ханжа. Он (Александр) стал на колени и целовал руки у Фотия, у квакеров целовал руки; в Рим не пустила его мать.

18. Говорили, что надо изменить государственный строй к лучшему.

— Да ведь если бы это было возможно так делать доброе дело. Но ведь это только борьба; что из нее выйдет, не видно... Улучшат правительство, тюрьмы, казни (электричеством убивать ли или головы рубить), призывные комиссии...

19. — Там, где будет насилие, там будут злоупотребления властью... Ведь мы к этому привыкли. Мы сидим здесь, и Витте нас пошлет в Мамадыш, и пойдем, или назначит нас в комиссию брать в солдаты... Нужно только не хотеть подчиняться.

Л.Н. говорил дальше, что в этой борьбе за реформы власти отомрет истинная свобода, сознание достоинства человеческого, которое есть у русских.

20. Говорили о борьбе.

Л.Н. сказал, что в ней мотив личный, а нет самоотверженности.

Бутурлин: Как нет самоотверженности? Виселицы, тюрьмы полны.

Л.Н.: Как шел флот на верную гибель... Это гипноз толпы. Я все вспоминаю тюльпаны (увлечение ими) в XVI веке; платили 15000 гульденов за тюльпан. Крестовые походы детские... Это эпидемия. Этим балластом руководится толпа — не ясностью доводов, а в чью сторону настроение большинства.

21. Говорили о возможной забастовке врачей...

Л.Н.: При религиозном отношении к жизни невозможно человеку, врачу забастовать.

22. [К Бутурлину.]

— Напрасно Вы против общины. Земледельческая община по существу, по свойству своему, бойкотирует правительство, ей оно не нужно. Симбирская деревня, если правительство и исправники провалятся, будет жить своей жизнью.

23. — Старая музыка была осмысленна. Музыка у Гайдна была в зените, уже у Бетховена — тут меня осуждают — была испорчена и у Моцарта.

24. [О "непонятном" успехе Горького.]

— Для меня загадка, — сказал Л.Н. — Лепсиус мне помог его себе объяснить. Он говорил о Горьком, что он затрагивает важные вопросы и отвечает на них так, как думает толпа.

25. Уехали Бутурлин, Никитин и Беркенгейм. Они все так любят Л.Н.! Приезжали, чтобы услышать от Л.Н. хоть малейшее одобрение стремлений российского общества, выражающихся в освободительном движении. Но Л.Н. не одобрял борьбы за политические свободы, а повторял, что религиозному человеку нужно добиваться свободы в себе.

26. Л.Н. рассказывал о записках Поропгана о Павле:

— Если бы не было Геродота, не было бы греческой истории. Книга Порошина прелестная. Он был художником; записывал такие черты, которые другие не замечают. Павел младенцем ужасно потел, а в комнате бывал покрыт двумя меховыми одеялами. В раннем детстве около него была няня и ее родственники. Когда Панин стал им заниматься и отстранил их, Павел плакал. Когда его начали учить грамоте, посадили и их за стол, как будто бы и они учились. <...> Я все время читал про Павла Петровича; какой хороший человек! Он с 18 до 42 лет жил, зная, что он должен царствовать, что его мать безнравственная, убила его отца и узурпаторски правит. <...> Был нравственный человек. Со второй женой (Марией Федоровной) нарожали десять человек детей: шестерых девочек, четырех сыновей, и всех огромного роста.

27. Л.Н. с возмущением вспомнил читанный рассказ Горького о каторжнике, в котором Горький хочет доказать, что, если тебе делают добро, можешь и ты делать добро, если зло — так зло.

28. Л.Н. вспомнил, какое он письмо получил: "Бедствия в России происходят оттого, что вы отвергаете Евангелие. Ваш внимательный читатель".

29. [Началась стачка железнодорожных служащих.]

Л.Н., недоумевая, спрашивал, чего они хотят добиться стачкой? Более высокой заработной платы, меньшего рабочего дня? Но ведь потом опять могут требовать вместо шестичасового — пятичасового дня. Тут только одно средство: сделать так, чтобы люди не были вынуждены идти в рабство на фабрики. Забастовка — насилие.

30. — Герцен в "С того берега" передает разговоры степенного человека с пылким революционером — говорит такое, что в наше время следовало бы читать. Но Герцена не знают. Литературная среда знает только то, что пишется в газетах, но мудрецов — Канта, Спинозу — не знают. У Герцена уже можно прочитать: внешнее движение — пустое, только внутренней работой освобождается человек. Вера в прогресс, что когда-то будет хорошо и до тех пор можем, как попало, неразумно устраивать себе и другим жизнь, — суеверие. Прогресс ведь бесконечен, и путь к нему такой же. У Герцена иные слова: вместо "Бог" у него — природа, вместо "религия" — наука, вместо "церковь" — христианство, но мысли его — те же, что у религиозных мыслителей. Будущего ждать не надо, а теперешней жизнью вполне пользоваться. Каждый момент тут — настоящее.

31. Говорили о священниках. Л.Н. сказал, что нужно бы такое же разоблачение поповского быта, как Куприн сделал военного: как совершают обряды...

32. — Читаю Шильдера о Павле. Павел был бешеный, и в таком состоянии он готов был на все. Но во все свое царствование проводил самые либеральные меры. Был против разделения Польши, освободил пленных поляков и лично посетил Костюшко. Ненавидел все, что сделала его мать, Екатерина II.

33. — Маша пишет, что пироговские мужики, купившие землю Марии Николаевны и разбогатевшие (по три лошади у них на двор), хотят больше земли, жадны на землю.

34. — Я боюсь, что ложные взгляды собьют с толку крестьян, надо бы выступить против этих взглядов... Они выбирают в Государств енную думу шорника (плохого человека). Брошюры революционеров на это бьют: овладеть барскою землею... Как Генри Джордж прав: подати и земля связывают людей. Он подати уничтожает, землю освобождает. Какой ужас неправды! Одно: подати берет кто-то, другое: земля! Если общество (мир, мужики) — при круговой поруке — отбирают у вдовы землю, то это потому, что она не осиливает тех податей, которые с нее взимают— Если она останется без земли при едином налоге, то хоть податей (на керосин, железо, сахар...) не будет платить, легче ей будет жить.

35. — Живописцы бывают приятные люди: Репин, Прянишников...

36. — Сегодня я читал "Коперфилда", — сказал Л.Н. Сергею Львовичу. — Дядя Сережа говорил: "Когда начнешь читать Диккенса, как из грязного кабака попадешь в хорошее общество".

37. — Лучшего отношения к женщинам, чем было в Средние века, не придумают. Рыцари презирали женщин, а потому были к ним чересчур почтительны.

38. — Написал Маше длинное письмо и посылаю ей Куприна "Поединок", гадкую книгу; с талантом написано, но издевается над Юлианом, ходившим за прокаженным, над слабыми и говорит, что надо жить в свое удовольствие.

39. — Мы тут сидим в покое, а кругом вражда. В Западном крае убийства, как на войне. Социал-демократический Бунд еврейский стал террористическим. Приговаривают к смерти Трепова, Победоносцева и вызывают того, кто на это согласен. Рискуют жизнью. Такой был Каляев. Это как война. Только война — старая форма, к ней люди привыкли, солдаты принуждены присягать, офицеры тоже обмануты.

40. Я разговаривал с М.А. Шмидт. По ее словам, Л.Н. долго работал над "Соединением Евангелий". Часто хотел бросить эту работу: думал, что не осилит. Церковь в течение веков старалась скрыть истинное учение Христа. Раскрыть всю ее ложь — кто же мог это сделать, кроме Л.Н.? Чтобы довести до конца эту работу, нужна, кроме ума, великая любовь к людям. О себе Мария Александровна сказала, что она старается не отвлекать своего внимания от того, что Л.Н. написал в "Ассархадоне", что жизнь — одна; что кто губит жизнь человека или животного — губит себя.

41. Л.Н. сказал мальчику Хохловой, когда тот ласкал собаку:

— Ты — славный мальчик, помни одно: что жизнь — одна.

42. Вернулся из Тулы Михаил Львович, рассказывал о собрании забастовавших железнодорожников. Когда один оратор заявил, что они хотят обсуждать свое экономическое положение, другие стали кричать: "Не экономическое, а политическое положение!" Правительства в Туле нет. Губернатор и вице-губернатор сидят, не знают, что делать. В тюрьме арестанты выломали дверь; солдаты стреляли в них, троих застрелили. Из Москвы привезли "Русские ведомости", очень революционные. В Москве, говорят, тоже нет правительства.

43. — Усмирение солдатами — самое страшное, что может случиться.

— Что будет с Польшей, с Финляндией, с Кавказом? — спросила Н.А. Лютецкая (переписчица).

— Они хотят автономии, — сказал Л.Н. — Я за автономию. Но есть патриоты, которые против.

44. — Мне сегодня так хорошо думалось. В болезни, в страданиях отпадает суеверие материальной жизни, а появляется сознание реальной духовной жизни: чтобы здесь, сейчас исполнять волю Бога, а учение материалистов утверждает как раз противоположное: они суеверием считают духовную жизнь. Мне стало ясно, почему легко умирают и самые эгоистичные люди: потому, что суеверие материальной жизни отпадает.

45. Татьяна Львовна [дочь] сказала, что в такое страшное время, как теперь, не радость рожать. Л.Н., смеясь, сказал ей:

— Если родится мальчик, назвать Бунт; если девочка — Революцией Михайловной. Революция — это как у человека болезненное сердцебиение, высокий пульс: надо держаться осторожно. Революция — испытание человеку. Тут, чтобы не повредить, нужно ни слова не сказать лишнего, ни одного поступка легкомысленного не сделать...

46. — Читал биографию Диккенса в Ефроне. Диккенс до 14 лет только два года ходил в школу. После налеплял ярлыки на ваксу. Так что не имел школьного образования; а какая тонкость, глубина мысли! "Пиквик" написан с веселостью, которая сияет из лиц.

47. Л.Н. ездил верхом к Туле. Не доезжая пяти верст до Тулы, повернул обратно. Встречные рассказывали ему, что в Туле по улицам ходят толпы народу. Распустили фабричных рабочих на четыре дня. Читали манифест, раздают его. В нем провозглашена полная конституция, свобода слова, печати, собраний.

Л.Н.: Худого в этом нет.

Встречные рассказывали, что на улицах ставят столы, ящики, влезают на них и ораторствуют. Губернатора просили выпустить из тюрьмы политических. Ответил, что не может, пока не получит приказа сверху.

Л.Н. спрашивал мужика, что будет? Мужик говорил: "Свобода будет".

48. Л.Н. сказал мне:

— Поздравляю Вас с конституцией.

Юлия Ивановна прочла вслух царский манифест.

49. Тулячка Анна Павловна, акушерка, рассказывала.что казаки били толпу на тротуарах, негодовала на казаков и на толпу, обшарившую ее, чтобы убедиться, есть ли на ней крестик.

Л.Н.: Казаки — милые люди, семейные. На постоялом дворе, где я привязывал лошадь, уезжал казак, прощался сердечно с хозяином: "Слава Богу, мирно простояли, никакого греха не было..."

50. Н.Н. Гусев, читавший телеграммы из "Русского листка", вздыхал: "Ужасно, ужасно!"

Л.Н.: Ужасно, но радостно жить! Потом Л.Н. говорил с Гусевым о Думе, о Витте, о Трепове, какая разница между ними.

— Свободу мысли, главный двигатель жизни, они не могут ни запретить, ни освободить, — сказал Л.Н.

51. Л.Н. давно говорит, что революция на достижении конституции не остановится.

52. — "Гнилой Запад", а из него гнилоба русской интеллигенции. Вся надежда на русский народ. Свобода печати — задорные глупости читать, когда могу Канта, Диккенса, Гегеля, Герцена... Не говорю, что от них большая польза, но и не меньшая. Надо быть дальше от злобы...

53. О людях, которые захватывают власть, Л.Н. сказал:

— Картуш, Бисмарк, Наполеон и подобные им жестокие люди это умеют. То же самое ожидает и нас. Придет какой-нибудь без стыда и совести, разгонит Государственную думу и захватит власть...

54. Л.Н. к событиям:

— Надо только вспомнить начало наполеоновских войн, как гусары вторглись в пограничное герцогство, вывезли герцога Энгиенского чуть ли не с постели, поставили на колени и расстреляли.

Михаил Сергеевич: Наполеона отдали за это под суд. Но так как он видел, что это одна формальность, перестал отвечать на вопросы судей.

55. Л.Н. читал вслух из "Писем из Франции и Италии" Герцена — одиннадцатое письмо.

— Как Герцен писал о том, что теперь нужно, полвека тому назад. Под "социалистом" понимал не что-то определенное, вроде нынешних социал-демократов, но человека, который видит несправедливость экономического положения и хочет равенства.

Особенно понравилось Л.Н. следующее место: "Уничтожение авторитета — начало республики. Первое условие ее — свободные и самобытные люди; авторитет убивает независимость разума. Республике нет нужды в других началах, как в необходимых началах всякого общежития; она основана на тех существенных, всеобщих и необходимых условиях, без которых всякое общество делается невозможным", и т.д.

— Письмо это писал Герцен после переворота Кавеньяка, — сказал Л.Н. — Герцен говорил про свободных людей 50 лет тому назад, а теперь они воображают себя свободными, добиваясь права выбирать представителей; готовы подчиняться законам, которые ими избранные представители издадут, не зная вперед, какие это будут законы. Они законами связаны по рукам и ногам, воображают себя свободными!

Л.Н., читая Герцена, высказал мысль, что, как, по словам Герцена, в 1792 г. нельзя было быть гугенотом, так в 1848 — республиканцем, а в 1905 — конституционалистом. Читал быстро, выразительно.

56. Приехал Илья Львович. Вошел в залу со словами к Л.Н.:

— Удираю с семьей от побоища. В Калуге толпа громит и была направлена на меня и на доктора Дубенского, виноватого только тем, что хороший человек.

57. Мария Александровна дала знать Л.Н., что и на него собираются напасть. Разумеется, Л.Н., несмотря на это, сегодня опять выехал верхом один.

58. Татьяна Львовна встревожена газетными сообщениями об ужасах в России: в разных местах до 500 убитых; в Томске манифестанты сожжены в здании железнодорожного управления; в Туле 20 убитых; Финляндия вооружилась, требует полной самостоятельности; Гурия отрезана. Татьяна Львовна зла на черную сотню.

Михаил Сергеевич хотел было читать Л.Н. из газет об этих событиях. Л.Н. отказался:

— Не хочу слушать. Бог с ними! Не надо интересоваться кровопролитием. Интересом к ненависти, злобе, убийству пробуждаем задор, который есть в душе каждого человека, развиваем в себе зародыш ненависти, вражды.

59. В газетах пишут, что 92 дела возбуждены против офицеров, не хотевших стрелять в народ или в демонстрантов.

Л.Н.: Вот это знаменательно.

60. Л.Н. читал вслух о русских славянах из Фонвизина "Древней русской истории" — одной из двух огромных книг, которые ему привез Сергей Львович, — "Декабристы: Фонвизин, Оболенский, Штейнгель".

Фонвизин пишет, что у славян было народное управление, без самодержавия. Дмитрий Донской в Москве первый ввел смертную казнь и самовластие и не позволял выбирать тысячных. Нов деспотизм, а свобода была искони.

61. Либеральные газеты неистовствуют по поводу патриотических контрманифестаций и нападений на революционных демонстрантов. До сих пор над убийствами (правительственных лиц, городовых) дико ликовали.

62. — Как будет писать историк о современных событиях? Нам самим, современникам, в них не разобраться. Сколько здесь разных влияний! В истории выражается точка зрения историка, а никак не картина.

63. М.С. Сухотин рассказывал, чего требует стачечный комитет: всеобщего, прямого, равного избирательного права.

Л.Н.: Всеобщее избирательное право? Это самое мошенническое, можно подделать его. Подкупы. Им был избран Наполеон III, Рузвельт... Из Австралии Крауфорд пишет мне, что у них главная причина бедственности положения рабочих та, что возлагают надежду на парламент.

64. Михаил Сергеевич говорил Л.Н-чу, что в Московской городской думе Сергей Львович предложил, чтоб она ходатайствовала об отставке Трепова. Предложение отвергли.

Л.Н.: Ему что за дело? Не понимаю. Глупости!

65. Сухотин говорил Л.Н., что Витте вел переговоры с либералами, которые потребовали Учредительного собрания и полную амнистию по политическим делам. Витте не согласился. Сухотин высказал мнение, что со стороны либералов это было рискованно.

Л.Н.: Великодушно. С либералами революционеры могут поступить, как с жирондистами.

66. Л.Н. спросил о Черткове, который должен напечатать «Круг чтения» за границей по— русски, а Л.Н. надеется, что и по-английски.

— Что Чертков с "Кругом чтения"?

Когда я ответил, что не знаю, Л.Н. тоном, в котором слышалось сожаление о том, что эта дорогая ему книга не появляется за границей, и желание оправдать Черткова, сказал:

— Он занят другими делами.

67. По сведениям из газет, в Калуге в первый день процессия, шедшая с лозунгом "бей студентов!", растерзала студента-техника, которого встретила, и еще убила человек десять.

68. — Представляют себе, что правительство сильно, величественно, опирается на войско, а оно очень сознает несправедливость своего положения. Видно, как оно уступает из своей власти. Попробовать у Тараса отобрать пчел — он умрет, не допустит, потому что это его труд.

69. Сухотин рассказал Л.Н-чу, что еврейские иностранные банкиры, приехавшие в Петербург для заключения нового государственного займа русским правительством, после еврейских погромов последних дней не дают взаймы и покинули Петербург.

70. — Жду, когда в один прекрасный день народ заявит: "Мы не должны". Как же платить долги предков? Филька платит за Севастопольскую войну Николая, и платит жизнями (недоедает; дети, старики вымирают от нужды).

71. — Для меня государства, как и церкви, нет. Государство — наполовину суеверие, напо-

ловину — обман, традиция. Что нам Финляндия, Гурия, Закаспийский край?

72. И.Ф. Наживин рассказывал новости: в Москве завтра ждут восстания. Казаки пьяны и нервны, "все в службе", не разбирают, кого бьют: женщин, детей.

Рассказывал, как убивают черносотенцев, какие это жалкие оборванцы. На митингах собирают на вооружение, и барышни жертвуют свои золотые кольца. Какое озлобление! Как реалисты 12-летние ходят с красными лентами. На еврейских домах кресты: евреи боятся избиений. Своей жене не дает газет — над ними плачет (она еврейка). Рассказал про ужасы еврейских погромов <...> о борьбе с правительством либералов и революционеров и пытался вызвать одобрение их деятельности Л.Н-чем.

Л.Н.: Я между офицером, жандармом и либералом не вижу разницы.

Софья Андреевна: Заразились все убийством.

Л.Н.: Давно говорю, что все эти приятные разговоры Долгоруких и других приведут к озлоблению, к кровопролитию, как и привели.

Наживин: Но нельзя отрицать, что между ними (либералами) есть хорошие, самоотверженные люди.

Л.Н.: Это кощунство: какие хорошие?! Как они берутся устраивать жизнь других? Пусть стараются сами жить хорошо. И какие у них идеалы? Во Французской революции был идеал — равенство. Спросите теперешних, что вам скажут? Впереди нет у них идеала, а есть то, что уже прошлое, и то, что там, где осуществилось, не оправдало себя, — в 1789 году было. Они идут, не зная куда... Руководятся тем путем, который (люди, человечество) прошли.

На ссылку о преимуществе либералов перед нынешними правителями Л.Н. возразил:

— У них тщеславие, желание стать у власти.

Наживин: А самопожертвование? У них есть туманная идея, что хотят действовать для блага народа.

Л.Н.: Это гипноз, как солдаты идут на штурм; и у солдат есть туманная идея, что они это делают для блага, за царя и отечество. И Трепов, и Витте думают так же.

73. М.С. Сухотин заговорил о том, что было бы, если бы в России уничтожилась государственная власть, и, между прочим, сказал:

— Финляндия отойдет.

Л.Н.: Нам что за дело до Финляндии?! Во-первых, распадется государство на меньшие, потом эти на еще меньшие единицы, агломераты. Яснополянцы, живущие временно в городах неестественной жизнью, оторванные от земли, пойдут домой и будут жить себе... Я верю в то, что пишу. Суеверие государства; государства для меня не существует, его нет. Люди очнутся. Зачем им подати платить, в городах жить, на фабриках...

74. — Есть только одна точка опоры: религиозная. Кант говорит, что как только мысль выяснится в сознании, то она как будто бы уже осуществлена. Как есть известные возрасты человека: Миша — мальчик, студент, семейный человек, воспитатель детей, старик, — так есть и рост человечества. Что была Римская империя, феодализм, Наполеон — это мы уже пережили, это не может повториться, а что будет через 20 лет?.. У Гоголя христианство переплетено с православием, у Герцена со скептицизмом, наукой естественной. Он слишком большой вес придает общественным наукам. Мы по времени за ними, нам это видно, мы можем о них судить.

75. На просьбу Наживина написать предисловие к его переводу книги Карпентера Л.Н. сказал:

— Мне в моем возрасте, под 80 лет, особенно ясно видно, что я — маленькое орудие Бога для исполнения его задачи, и все больше имею определенной работы, вижу перед собой, и меньше сил — и потому от всего, что меня отвлекает, рассеивает, должен воздерживаться (берегу свои силы).

76. Наживин рассказал, как в революционной прессе обрушились на С.Д. Николаева из-за Генри Джорджа...

— Жаль, я бы его ободрил. Что нападают на Генри Джорджа — хороший признак. За истину надо пострадать. Хотеть и истину отстаивать, и быть за это признанным, даже вознагражденным, этого нельзя. Радуйся, что стоишь за истину, довольно и этого.

77. Наживин сообщил о разоблачениях Иоанна Кронштадтского в "Петербургском листке" в 18 статьях и что он уже добровольно в Соловках. Там, между прочим, напечатано, что последователи Иоанна Кронштадтского, "иоанниты", рассказывают, как богородица кронштадтская сидит в золотой короне на золоченом троне, за ней — электрический магический свет; когда она возвращается из церкви домой, ее сопровождают ангелы, архангелы, херувимы.

Л.Н., слушая это, смеялся над ограниченностью Иоанна Кронштадтского и идолопоклонством его последователей.

Татьяна Львовна его упрекнула, что смеется над этим.

Л.Н. ей сказал, что не ради смеха смеется. Шопенгауэр говорит: контраст вызывает смех.

78. Л.Н. (о "Конце века"): Я очень доволен "Концом века". Думаю, что это была моя последняя статья политическая.

79. Наживин спросил у Л.Н., какую историю Французской революции считает лучшей?

— Мемуары, — говорил Л.Н., — живее передают настроение; у Тэна уже пережевано, Тэн мне чрезвычайно нравится, только основная мысль у него ошибочная, что Великая французская революция не удалась потому, что идеалы ее были ошибочны. Идеалы ее были верны, а осуществление их насилием погубило их.

80. [Об устраиваемом Московской думой на средства, пожертвованные Шанявским, народном университете.]

Л.Н.: Я не понимаю, какой народный университет? Никакого представления о том, чему желательно обучать, не имеется. Один скажет: "Белое", и другие: "Белое". Нет никакого идеала, чему учить.

81. Наживин: Книжка Таубе "Христианство и международный мир" не идет. Не надо бы давать на титуле "христианство".

Л.Н.: Надо бы издать Евангелие, заменив название на "Мысли Горького и Андреева".

Наживин; Николаева переводы Генри Джорджа тоже не идут.

Л-Н.: Прекрасно: так и следует — писать, печатать в запас.

82. [О том, что нужно бы сделать теперь, в вихре революции.]

Л.Н.: Кто же в силах это остановить? Никто не в силах...

83. Л.Н. в спорах не только никогда не перебивает собеседника, но, когда тот кончит говорить, всегда помолчит, дожидаясь, не скажет ли он еще чего, и только после этого говорит сам.

84. Л.Н. сказал, что либералы, революционеры — люди, лишенные религиозного чувства, не доросшие до этого состояния; они служат, как умеют, их убедить нельзя.

— Соблюдаю осторожность, — сказал Л.Н., — не хочу вызвать раздражение и потому не пишу о некоторых вопросах: о феминизме, об этом... Об этом я осторожно коснулся в "Письме к либералам".

85. [О декабристах.]

— Они, как и мы (Л.Н. вспомнил и Кропоткина), через нянек, кучеров, охотников полюбили народ. Фонвизин и другие декабристы принесли жертву, освобождая крепостных и тем лишаясь единственного своего богатства. Наживин, Абрикосов поступают так же, лишаясь привилегий богатства. <...> У французов этого чувства к народу — связи сердечной с прислугой, с народом — нет. Англичане, когда пишут о народе, передают язык народа исковерканным, то же самое и французы. У немцев народу надо учиться немецкому литературному языку, а не литераторам у народа его языку. А мы все учимся у народа. Ломоносов, Державин, Карамзин — до Пушкина, Гоголя, и даже о Чехове можно это сказать, да и я.

86. Л.Н. не может без слез говорить о крестьянах. Так он их любит. Их простодушие. Главное — непосредственность,

87. — Очень тяжелое время мы переживаем. Грустить не надо. Это как роды; мучения — как они предстоят Тане — после них будет радость. Люди переродятся; эти самые несчастья натолкнут их на духовное сознание. А думать, что умрешь, не сегодня — завтра умрешь, что же делать, надо быть готовым.

88. — Кончатся тем все эти смуты, что какой-нибудь страшно жестокий человек заберет власть в свои руки и страшной жестокостью — ему сто тысяч жизней погубить нипочем будет — прекратит беспорядки.

89. — Читал Тэна. Какое сходство в событиях Французской революции и теперешней! Аристократы были тоща филантропами, об общественном договоре говорили, как теперь о социализме; как теперь Государственная дума, так и тогда, только тогда после ее установления пошло волнение, у нас — до нее.

90. Л.Н. прочитал вслух следующую выдержку из письма к нему Хирьякова: "Очень тяжелое время мы переживаем. Волна ненависти прорвалась и все растет, так важно чем-нибудь ее задержать. Мне кажется, что единственное средство, это — найти какой-нибудь выход для накопившейся общественной энергии... Мне хотелось бы создать самое широкое общество народного образования, общество для взаимной поддержки всех работающих над— просветлением человеческого сознания, для организации народного просвещения, независимо от деятельности какого бы то ни было правительства. Что вы скажете по этому поводу? Могли ли бы вы оказать содействие такому обществу?" После продолжительного молчания Л.Н. сказал:

— Постараюсь дело уладить, его избавить от этого.

91. Приехал харьковский крестьянин Щербак. Л.Н. внимательно и спокойно выслушал потоки его речей. Когда Щербак остановился, чтобы получить ответ, Л.Н. высказал ему сжато, ясно, вразумительно свои взгляды на его мысли и деятельность и на революцию вообще, добавив (одно, что он одобряет у него):

— Хорошо, что удерживаете от насилия. Щербак, мне показалось, сразу понял Л.Н., не спорил с ним, а только склонял его быть снисходительным к временным мерам революции; признавая учение Л.Н. как "великое", как единственный путь в будущем.

Л.Н.: Если что во мне великого есть, так это то, что рассуждаю, как простой мужик.

Между прочим, Л.Н. сказал Щербаку:

— При таком важном деле для всего народа надо внимание к большинству народа, а не к тому, чего хочет малая кучка интеллигенции. А большинству народа нужна земля.

Ноябрь

1. — Я никогда не предугадываю, что будет в будущем, не думаю и не хочу думать о будущем. Я доволен нынешним моментом. Не хочу, чтобы был ни Николай, ни Витте с парламентом, ни республика с Горьким.

2. — Для Витте выгодно, чтобы не было истинной свободы. Тогда он не удержался бы на первом месте. Теперь он господин России.

3. — Я Польше от всей души желаю, чтобы освободилась. У меня есть старая патриотическая закваска, пробивалась в японской войне, но тут — как могу желать, так желаю...

4. М.С. Сухотин привез известия: что забастовали русские железные дороги с требованием автономии Польши; что польские забастовщики струсили, потому что Вильгельм двинул 200 000 войск к границам и они не хотят подпасть под власть Германии; им выгоднее быть с Россией.

5. [Озлобление против забастовщиков тех рабочих, которые не хотят бросать работу. Грозят перерезать их семьи.]

— Есть такая книга — Евангелие, которую никто не знает, где все это предсказано — "Поднявший меч от меча погибнет". Забастовщики собирают плоды.

6. — Ужасно в это время — короткая память. В борьбе двух партий (либералов и революционеров) образуется третья, которой нет дела ни до той, ни до другой: sansculottes (во Французской революции), черная сотня (у нас). Из-за боязни перед ней из тех партий выдвигается диктатор, Наполеон, которому не совестно расстрелять десятки тысяч. Версальцы убили 30 000. Такой будущий диктатор будет оправдывать свои жестокости (жертвы) тем, что они нужны для установления порядка.

7. — Надо ясное общее начало, и тогда подробности сложатся сами собой. Мы не можем никаких форм осуществлять, а можем только стремиться к идеалу. А идеал — полная свобода. Предугадать же будущее мы никак не можем. Кто бы мог при распадении Римской империи предсказать будущие формы, Карла Великого?

8. Л.Н. восхищался тем, как Тэн описывает толпу.

9. Ездивший в Тулу приказчик рассказывал, что там ходит слух, будто в Ясной Поляне скрывают разных социалистов, и мужики, наверное, придут к нам бить и грабить. Л.Н. встретил три раза какого-то незнакомого человека, который глядел в землю.

10. У Строганова перерезали жеребцов. Андрей Львович также боится разгрома Ясной Поляны.

П. А.К. Черткова [жена В.Г. Черткова] мне пишет: "На днях, читая ужасы, совершающиеся в разных городах, мы говорили: "Хорошо, если Л.Н. не читает газет, — можно просто заболеть от волнения". Я тоже предпочитаю не читать многих описаний, в особенности о зверствах черных сотен над евреями и интеллигенцией". Я показал это письмо Л.Н.

12. Александра Львовна хотела ехать к старосте, спросить, правда ли, что он слышал в Туле, будто 10 ноября собираются громить Ясную Поляну. <...> Л.Н. сказал ей, что не надо ходить туда, прибавив тихо, как бы для себя:

— Глупости! Надо делать свое дело, а они пусть делают свое дело.

13. [Татьяна Львовна родила дочь.] Л.Н. подсчитал, что это у него 15-й внук.

14. — Времена переживаем, чреватые событиями и имеющие большое значение для внутренней жизни. Вот как роды Тани — важное событие.

15. Л.Н. о перемене места:

— Испортишь атмосферу около себя — переезжаешь на другое место, а там опять испортишь. Суть в тебе. То же, что желание переменить форму правления. Был деспотизм, его загадили подобострастием, взяточничеством; переменим его на другую форму правления, которую загадим подкупами, тщеславием, наглостью.

16. Говорили о том, что либералы хотели установить буржуазное правительство: на словах — свобода, собрание представителей народа, а на деле — деспотия высшего миллиона. Либералы играли в свои требования и воображали, что они представители всего народа и что то, что они признают нужным, то и есть нужное, а тут явилась черная сотня.

17. В манифесте 3 ноября сказано: "Сожалею, что крестьяне возмущаются, уменьшаются им выкупные платежи"^*:

— За то, что вы бунтовали, вы получаете льготы — прямой вызов к мятежам. Николай (II) слетит с быстротой — что ни шаг, то не в ту сторону.

18. Горничная в Москве, пишет, что была на митинге с подругой, что их там чуть не убили, но, говорят, там так интересно, что еще пойдут.

Л.Н.: Счастливые те, которые далеки, которых не затягивает, и те, которые заняты.

19. Михаил Сергеевич Сухотин напомнил Л.Н.:

— 25 лет тому назад в Пасху я поздравил вас с христовым воскресеньем и поцеловал вас. Вы мне сказали: "Я Мишу Сухотина поцелую, но при чем же тут "Христос воскрес"?"

20. Л.Н.: Сютаев, когда к нему обращались с христосованьем, говорил: "Давай так жить, чтобы Христос воскресал в нас на деле, а не на словах".

21. Михаил Сергеевич: Вы мне поручили водить Сютаева по Москве. Хороший, интересный был старик. Встретили нищего — я дал ему двугривенный (больше, чтобы показать себя Сютаеву). Сютаев мне: "Что ты делаешь? Ты ему это дал, чтобы отпихнуть его от себя. Надо с ним поговорить, вникнуть в его положение, а не стараться освободиться от него".

22. Л.Н.: Маша (сестра) написала мне письмо. Она читает "Московские ведомости", а они выставляют меня виновником всего зла, происходящего в России^**. Она, по словам Евангелия, "По плодам познает их", думает, что я грешник, который согрешил, и молится за меня. Мне жалко ее, она прямо страдает.

* Вольная передача манифеста 3 ноября.

** Позднее эту глупость повторит Бердяев в своем неумном, мниморелигиозном сочинении "Духи русской революции" (сост.).

23. И.К. Дитерихс рассказывал о тульских евреях, как прятали детей от погрома. Мария

Александровна восхищалась их умом, трезвостью и тем, что они не ругаются. <...> Я заметил, что, по Брокгаузу, евреев принимают в русские университеты вдвое больше того, что соответствовало бы процентному отношению числа евреев ко всему народонаселению России.

Л.Н.: Постоянно получаю письма от них: "Я хочу учиться".

Л.Н. говорил, что успех во всех мирских делах достигается борьбой и евреи в этой борьбе берут верх своим умственным развитием, упорством. У них умственная развитость, богатство — добродетели.

— Когда в Самарской губернии были скачки киргизских лошадей, Воронцов привел туда английских, и тут они киргизских далеко за собой оставили. Если ставить целью скорость, то тут не приходится обижаться, английские лошади будут первыми. Так и нашему христианскому обществу не следует обижаться на евреев, если оно ставит себе мирские цели, а нужно поставить другие.

24. — Я уже не доживу до того, как человечество выберется, выкарабкается, как люди освободятся, выпутаются из фальши (мошенничества, лжи), в которой живут горожане, купцы. Один крестьянский труд свободен от нее. Как выпутается так называемое христианство нашего мира из того ужасного положения, в которое оно само себя поставило, при котором во всех родах и отраслях занятий человек принужден считаться с разного рода установившимися обманами, при которых нет никакой возможности действовать по совести. Так в торговле — обман, в журналистике — вынужденная ложь, в театральном мире, в мире искусств — разные подлости, гадости и т.д., и остается только один труд, труд земледельческий, при котором человека эксплуатируют, но сам он не вынужден жить непременно обманом.

25. — Какая торжественность, достоинство, спокойствие есть у магометан (татар и других)! В "Review of Religion", издаваемом в Индии магометанском журнале (журнал дрянной, все полемизирует с христианством, и есть у них какой-то пророк), был ряд статей против христианского фальшивого единобрачия. У магометан правило — единобрачие, в известных же случаях, по слабости (богатым), позволяется многоженство. Но зато уж домов терпимости у них нет, как у христиан.

26. Л.Н. получил длинную анонимную телеграмму (из Тулы?), упрекающую его, что он виновник волнений в России.

27. Михаил Львович рассказывал, что книги не идут, читают одни газеты и социалистические брошюры в красных обложках; в некоторых книжных магазинах все книги в красных обложках.

28. В газетах речь Щербака на заседании Крестьянского союза в Москве (там он не был овечкой, как в Ясной. Призывал к насилию).

Л.Н.: Даже в Англии сажают за призыв к насилию. Бурцев за это сидел.

29. Приехали Горбунов и Николаев. Рассказывали о съезде Всероссийского крестьянского союза в Москве; на нем было 60 делегатов-крестьян, 40 интеллигентов, 20 социалистов-революционеров, которые руководили крестьянами (из наших единомышленников были Ракович и Семенов). Больше всех ораторов отличался и вышел победителем Щербак. Крестьяне смотрели на него с упованием. Все думают, что первым вопросом Учредительного собрания или Государственной думы будет земля.

Либералам предстоит либо примкнуть к правительству, либо пойти навстречу народу в вопросе о земле. Революция народная — за землю — скоро перерастет в революцию социал-демократическую, городскую. Все совершается быстро. Генри Джорджа принимали с радостью. Не знали о нем.

Горбунов рассказывал Л.Н.:

— Решения некоторых крестьян во Всероссийском крестьянском союзе сходятся с вашими взглядами, высказанными в обращении "К рабочему народу".

Л.Н.: Я могу только радоваться.

Горбунов рассказывал, как негодуют социал— демократы на Л.Н,

Горбунов: Сейчас есть; кадеты, серые (социал-революционеры), седые (социал-демократы), монархисты.

Горбунов хочет свободный от авторитетов, правительства и партий еженедельник, куда бы стекалось все то, что пишут Л.Н. его корреспонденты, а также и то, что ему не решаются писать.

Горбунов хочет издать "Суратскую кофейную" под заглавием "Бог один у всех" и "Мысли о Боге". Эти по той причине, что распространено мнение, что Л.Н. — безбожник.

30. [Сообщение о матросских беспорядках в Севастополе.]

Л.Н.: Этого, чтобы войска не повиновались, при прежних революциях не бывало. Это черта русской революции.

31. Приехали со съезда Всероссийского крестьянского союза Семенов и А.А. Стахович. Начали о нем рассказывать Л.Н-чу.

Л.Н.: Мне это неинтересно, болтовня.

Семенов: Как же болтовня, там были представители, делегаты народа.

Л.Н.: Делегаты — самозванцы. Никто вас не призывал, не просил. Но и делегаты, самым лучшим образом выбранные, не могут представлять народа. Может быть, из ста избирающих — 51 глупых против 49 умных; человек не может представлять другого человека: вчера он так думал, сегодня — иначе, человек развивается. Вы (Семенов) или вы (Стахович) — меня не можете представлять? Англичане не хотели войны с бурами, а Чемберлен ее уже начал. Представительство — кукольная комедия. Герцен 50 лет тому назад писал о представительстве. — Л.Н. прочел место из Герцена и прибавил: — Мы на пороге, а толкают нас, чтобы мы пошли туда, куда Европа.

32. — Англичане, приезжающие сюда, чувствуют у нас себя свободней; дома они связаны законами, которые сами через представителей установили и которым они повинуются, воображая себе, что они свободны. Здесь же я таких законов не устанавливал и им не повинуюсь, я свободнее. Николай может забодать, но это случайность, как может бык забодать или кирпич на голову упасть.

33. Семенов: Либералы, революционеры — самоотверженные люди, для себя ничего не хотят — имеют в виду только благо народа.

— Покажите мне такого человека (который для себя ничего не хочет). Я на такого Богу буду молиться. Такого нет, а кто так болтает — таких пропасть. Наше время огромной важности, пора людям быть свободными, не повиноваться и не подчиняться. Мужик сам сознает, что он себе жизнь сам устраивает: "Я сам ее, жизнь свою, устрою". Но он этого не умеет высказать.

34. Семенов назвал мужиков невеждами. Л.Н.: Не невежды народ; все хорошее мы восприняли от него. А в Государственной думе кто будет? Профессора, адвокаты, журналисты.

Семенов: Что же, мужики сами будут решать? Есть три класса... Мужики — это стадо.

Л.Н.: Мужики — стадо, а это три хромых ягненка за стадом прихрамывают. У народа религиозное отношение к жизни.

35. — Недавно был сапожник, оборванный до крайности. Я его спросил: "А смерти не боишься?"

— Как же, от Него (Бога) не отпереться.

— Этого не поймет ни один профессор. Профессора — самые глупые люди. В разговоре с американцем я произнес слова "ученая тупость". Американец мне сказал, что теми же словами Рескин характеризует то же самое, что я. Герцен говорит, что, если бы одна сотая усилий, которые употребляют на перемену государственного строя, обращалась бы на совершенствование самого себя, достигли бы несравненно большего. Только бы от Бога и нравственности не отступать.

36. — Меня спрашивать о представительстве — это похоже, как папу — не папу, а монаха — спрашивать о проституции (как ее упорядочить) или как меня спрашивал французский журналист о смертной казни...

37. — Теперь главное — не согрешить ни словом, ни помыслом — не раздражать. Не стать ни на ту, ни на другую сторону, быть строгим к себе, чтобы не согрешить. Не знаю, что будет (выйдет что-то, чего не ожидал, но никак не то, чего ожидают). Ожидают конституцию, республику.

38. — Что же съезд может с польским вопросом сделать? Кто может вырвать сознание греховности раздела Польши?

39. — Русская революция расшатала все основы, на которых стоят Вильгельм и западные государства. Ведь это слава Богу.

40. Стахович: Николай II очень хороший человек, но он кукла, всегда согласен с тем, с кем он говорил с последним. <...>

Л.Н.: Я все получаю письма, чтобы я написал царю, что ему делать.

41. Семенов: На Всероссийском крестьянском съезде встал один рабочий и сказал: "Уж если говорите, что вам наше благо важно, так хоть выражайтесь тогда по-русски".

Л.Н.: Очень хорошо!

42. Л.Н. дал прочесть Семенову и Стаховичу одно очень хорошее письмо крестьянина ("Ведь он говорит то же самое, что я") с проектом многих пунктов, как устроить Россию.

43. Стахович: Когда на Крестьянском съезде кричали Щербаку (он и священник из Черниговской губернии выделялись из всех ораторов: священник призывал к террору и говорил, что Христос был бы социалистом): "Вас в президенты республики!" — был смех в зале.

Л.Н.: Смех жалок, при таком деле, которое может кончиться кровью.

44. Л.Н.: Давайте поговорим о том, что нам делать, а не устраивать жизнь других.

45. [О кредите, что крестьянам он нужен.] Л.Н.: Не понимаю. Кредит — самое пагубное условие. Сельское хозяйство должно само, своей прибылью улучшаться, а не вкладыванием в него капиталов.

46. — Свобода печати — даже не верится, так привыкли к цензуре. Еще ее (свободу) урежут.

47. Л.Н. (о политике): Теперь такая каша, выхода нет. Какой-нибудь бессовестный Кавеньяк расстреляет 20-30 тысяч народу, и настанет покой. Не знаю, что будет, но никак не то, что ожидают. Ожидают конституцию, республику. Выйдет то, чего не ожидают.

48. Л.Н. было тяжело, что Семенов, человек из народа, знающий его жизнь и его нужды, стал интеллигентом, не думает сам своей головой, а слепо идет за фразами газет.

(Вспоминая в 1911 г. в разговоре со мной это свидание с Л.Н., Семенов называл то время "хмельным".)

49. Софья Андреевна разразилась на "российских, диких" мужиков. Объявила мужикам через Андрея Львовича, что если они будут бунтовать, то она призовет казаков.

Софья Андреевнах — Меня пусть убьют, мне все равно! — В своих обязанностях — они ведь мужские — буду поступать по-мужски, решительно. — На мне, женщине, и издательство книг, и хозяйство, и сохранение Ясной Поляны для сыновей, и домашнее хозяйство, и заботы о Л.Н. и обо всех.

50. — Вот в каком я фальшивом положении, — говорил Л.Н-ч Стаховичу. — Крестьяне смотрят на меня как на хозяина, не признают, что земля принадлежит Софье Андреевне и детям. И то мне в вину ставят, что купил Телятинки, а купила их дочь против моей воли.

51. Кто-то сказал:

— Правительство делает все плохо. Все недовольны, а оно всем подчиняется.

Л.Н.: Так это было и во Французскую революцию. Правительство металось из стороны в сторону, и его распоряжения были несоответственные. ("Кого Бог хочет погубить, того лишает рассудка"^*.)

* Ставшее поговоркой выражение из "Антигоны" Софокла.

52. [Толстой рассказывал историю убийства Павла Петровича.]

— Пален и Панин уговорили Александра Павловича убить его отца, и тот согласился. <...> Панин с Зубовым, Бенигсеном и другими, выпив шампанского, вошли одним входом, Пален вошел со двора — но нарочно опоздал так, чтобы в случае неудачи мог бы рассказывать, "что он шел защищать Павла. Павел Петрович подписал отречение, весь трясся, и тут его задушили и тащили труп по комнате, надругались над телом.

(Вспоминая теперь частые беседы Л.Н. о Павле Петровиче, я должен сказать, что рассказы эти оставили во мне общее впечатление, что Л.Н., всегда очень интересовавшийся Павлом, любил его, он был ему симпатичен.)

53. — Стачки прислуги в Москве (кухарок, горничных, швей, половых, все трактиры закрыты) — словно все ошалели. <...> Главная черта нынешнего движения — сознание возможности неповиновения.

54. — Забастовку чувствует городское население. Крестьян не касается забастовка почты, железных дорог. Керосин подорожает, но хлеб, молоко у них есть.

55. К Л.Н. приезжал солдат из Бреста (из крестьян, кончил гимназию) поговорить о Думе. Он желал бы, чтобы Л.Н. был на месте Витте.

Л.Н. (о нем): Ничего не читал, наивный. Л.Н. говорил с ним три четверти часа. Потом сказал:

— Как это мысль работает по всей России, как устроить государство.

56. Приехала С.А. Стахович. Рассказывала о крестьянских волнениях в их краях (Орловской губернии), как пришли к ее отцу, (старику 75 лет, к тому же больному грудной жабой) пьяные. <...> Их спрашивали: "Почему так делаете?" — "Не хотим отстать от других, всюду делают — и мы делаем, и хорошие отношения помещика к крестьянам тут не считаются".

57. Л.Н.: Семенов рассказал характерное. Было сделано предложение — до тех пор, пока землю не поделят, не пить. Один молодой делегат встал и сказал: "Нельзя не пить, потому что, пока я не пью, я не способен на насилие, мне надо выпить, тогда я могу и убить".

58. Стахович: Газеты — "Нашу жизнь", "Вечернюю почту", "Русское слово" — читать нельзя. Так лгут и озверело пишут.

Л.Н.: Раньше лгали правительственные газеты, теперь наоборот. — После паузы: — Все хорошо, жизнь идет!

59. — Личные страсти не сделают одной сотой тех бедствий, как честолюбие, властолюбие, — сказал Л.Н. — Как хорошо жить здесь, в покое, тишине. Я не желал бы жить в Петербурге.

60. Л.Н. рассказал, с каким умным мужиком встретился: знает про Генри Джорджа, что Л.Н. о нем писал. Он говорил, что помещиков разорять не надо, придется по мере овса на двор, не больше. Есть три партии: одна — самодержавная, другая — та, которая хочет уравнять всех; и третья — та, которая ходит с красными флагами.

61. В Севастополе погибло 1200 матросов, стреляла северная батарея в южную.

62. Л.Н. рассказывал о тульском рабочем и еврее, социал-демократах, бывших у него; хотят издавать в Туле газету, приглашали его сотрудничать.

Л.Н.: Они говорили: "Если бы не социал-демократия, не было бы теперь такого положения (т.е. не было бы уступок со стороны правительства)". Я им сказал: "Это эпидемия".

63. [Читали вслух письмо М.П. Новикова.] Он пишет, что крестьяне будут бойкотировать землевладельцев, как это Л.Н. советует в "Письме к крестьянину".

Стахович: Вы проповедуете бойкот, а ведь он такое же насилие, как забастовка?! Л.Н. ответил приблизительно так: — Если считаешь по нравственным причинам дурным работать на помещика, тогда этого не делай. Это будет постепенно улучшать положение. Ты не будешь поступать дурно и помещика усовестишь. А из корыстных целей бойкотировать нехорошо.

64. В Севастополе взбунтовавшиеся матросы перестреливались с войсками. Погибло свыше тысячи жизней и несколько военных кораблей. В Туле ждут еврейского погрома. Л.Н. ужаснулся этому.

65. Л.Н. (о Кропоткине): Кропоткин — смирный человек, он просто ученый.

66. — Каждый человек воспринимает опыт и знание из окружающей среды, и та среда, в которой живет землевладелец, наверное, гораздо серьезнее и интереснее, чем городская среда (школа, библиотека). Те, которые живут с природой, знают опыт предков, имеют общение с животными, знают разные работы, имеют семью, приобретают более важные знания. <...> Крестьянское знание очень важное. У Глеба Успенского, которого я невысоко ставлю, есть одна хорошая статья: "Власть земли" — о том, что земля имеет свойство формировать работающего на ней человека. Я много приобрел от этих людей, а от ученых ничего не приобрел. У ученых есть специальное тупоумие, и не может быть иначе. Ученого должно интересовать все, что по его предмету пишется, должен все изучать. Это скучно.

67. Л.Н.: Собираетесь в среду своих посетить? Я: Да.

— Как долго Вы у нас?

— С Рождества.

— Почти год. Не сердитесь на нас, если... Я перебил его:

— Вы на меня не сердитесь?

— Вы были полезным, не мне, слава Богу, мне не было нужно, но другим.

Тихо, тактично, мило. Добрый, добрый старик*.

68. Звегинцева слышала, что тросненские и телятинские мужики говорят, что у Л.Н. есть миллион для голодающих, а он его припрятал; что придут за этими деньгами и будут громить усадьбу. Звегинцева советует Л.Н. уехать в Петербург.

69. Оболенские рассказывали басню о царе, распространенную среди народа, будто солдаты с револьверами заставили его подписаться, что отрекся от престола. Их сосед-помещик приготовил на случай восстания старую колымагу, на которой можно уехать с детьми.

Л.Н.: Ничего не будет. Я думаю, ничего не будет, весной будут сеять. <...> Деревня не зависит от забастовок.

70. Оболенская и Стахович удивлялись тому, как Л.Н. спокоен в это тревожное время.

— Он живет не так, как мы, внешними событиями, — говорили они, — источник его жизни — это он сам, внутри его. То, что вокруг него происходит, для него имеет гораздо меньшее значение, чем для нас.

71. Л.Н.: Мне кажется, все это так легко исправить, и всем будет хорошо: не надо повиноваться правительству.

72. Софья Андреевна: Мы, двое стариков, живем одни в доме, в лесу. Надо удивляться, что не трогают нас.

Л.Н,: А мужики как счастливы, что мы их не убили.

73. Л.Н.: Тургенев, а за ним и другие решили, что у Хомякова нет поэтического таланта, а он его имел.

Стахович: А про Некрасова вы написали, что он не имел поэтического таланта, и обратили внимание публики на Тютчева.

74. Л.Н.: Думы не будет.

Николай Леонидович Оболенский: Будет Учредительное собрание.

Л.Н.: Что будет, не знаю (нельзя предвидеть, спущен занавес). Будет что-то неожиданное.

75. — У нас постоянное сомнение в солдатах, в армии, — сказал Н.Л. Оболенский. — Ведь во

* Маковицкий уехал на родину 5 декабря 1905 г.

времена декабристов треть армии была в заговоре. Как легко распространяется пропаганда среди офицеров!

76. Левкович, 30 лет, уездный предводитель дворянства в Киевской губернии, привез газеты; по их сведениям, в Петербурге уволили до 16 ноября 110000, в Москве — 60000, в Ревеле — 80000, во Владимире — 16000, в Варшаве — 9 234 рабочих; многие фабрики, заводы закрыты. <...> Рассказывал, на каких ничтожных клочках земли живут в их уезде крестьяне: на четверти десятины!

77. — Русский народ не ведет интенсивного хозяйства, не обрабатывает вглубь землю, пока видит рядом со своей землей огромные пустующие земли Орловых-Давыдовых. Главные усилия его направлены на то, как бы получить эти земли. Он тогда начнет усерднее обрабатывать их, когда увидит, что прирезков не будет, что с этой земли, какая есть, должен существовать. Я знаю, как различно обрабатывают землю: в Новгородской губернии тщательно (снопы кладут на островья), на юге где-то снопы обивают над веретьем, прежде чем наложат на воз; в южной Франции выбирают колосья, из них средние зерна для посева; здесь — кое-как, а в Самарской молотят лошадьми так плохо, что бедные еще раз берутся молотить за 1/10 часть умолота.

78. Поступаев Ф.Е. [поэт] упоен успехами освободительного движения, рассказывал с жаром о съезде Всероссийского крестьянского союза, его организации.

Л.Н.: Организация — это внешнее объединение. Как будет борьба, так сейчас будет и повиновение.

79. Поступаев и Гусев возражали против "единого налога" Генри Джорджа. Они говорили, что система Генри Джорджа недостаточно радикальна — во-первых, потому, что не касается фабричного производства, капитала; во-вторых, не уравнивает положения земледельцев. Надо сделать общей не только землю, но и остальное производство; пусть общины обрабатывают землю сообща и продукты делят поровну.

Л.Н.: Это вы хотите, как духоборцы делают. Вы предполагаете слишком много, что люди святые. Это фантазия, что мужик откажется (от своего большого надела), а там в Скуратове поп скажет: "Это моя земля" (50 десятин). Пусть народ поймет, что это вопрос сложный. Вы смотрите так: или все святые, или деспотизм Николая Павловича.

80. Поступаеву единый налог Генри Джорджа кажется слишком малой реформой. Он говорил о "всеобщей повинности" работать на земле.

Л.Н.: Не все люди будут землю обрабатывать. Кто гармоники делает, презирает мужицкую, земледельческую работу. Христос, апостолы не обрабатывали землю. Сделать труд обязательным, священным нельзя. Это было бы рабство. Кто хочет песни петь, кто не способен к труду, как Фадей?^* Проект Генри Джорджа переходный. Для людей, которые служили другим добровольно, как первые христиане, отдавали свое, не надо его. Они будут жить без всякого людского земельного закона.

81. — Это сразу нельзя — добиться идеала. Будут злые люди, будет и зло. С практической точки зрения есть три основных неправды: подати, земельная собственность, солдатчина. Проект Генри Джорджа устраняет две из них. Он может быть приложен по желанию и в самой свободной общине.

82. — Теперь такой момент, когда в России нет никакого правительства: крестьянам надо показать, что они могут жить без всякого правительства.

83. Л.Н. не нравилось постоянное употребление говорившими на Крестьянском съезде ораторами иностранных слов: "мандаты", "делегаты", "диктатуры".

— И думать, и говорить, — сказал Л.Н., — надо своим умом и своими словами и говорить русскими выражениями. Надо, чтобы понятия были свои, русские. Тогда и слова найдутся (русские).

84. — Об Америке слышишь, что люди живут там в довольстве, чуть ли не у каждого рабочего — фортепиано. Кто же это устраивает? Миллионы ирландцев. Чтобы до фортепиано дойти, нужно 20 лет черной работы.

85. [Об устройстве столовых для голодающих.]

— Всякие такие отношения с народом вызывают недобрые чувства. Крестьяне не верят, чтобы богатые бескорыстно это делали. И во время освобождения крестьян мировые посредники не встречали доверия, а наоборот.

86. Л.А. Сулержицкий с актером В.Э. Мейерхольдом из Художественного театра говорили с Л.Н. о предполагаемом журнале (двухнедельнике) Горбунова, в котором намерен сотрудничать и Мейерхольд (в отделе театральной критики), а также и Бальмонт, Минский!.. Мейерхольд и Сулержицкий сами признали, что в журнале возьмет верх декадентство. Журнал должен быть христианско-анархический^**.

Л.Н.: Иван Иванович берет на себя непосильную работу. Я очень не одобряю журнала. Как же писать к сроку, к пятнице? На что это нужно? Досуг, спокойствие, отсутствие волнующих тебя обстоятельств — все это необходимо писателю; при журнальной же работе наоборот. Ночью пишут статьи — что в них может быть хорошего? Тут есть одно средство — не читать их, но это средство — палка о двух концах, применяют его и к Евангелию. Тут были на днях Гусев и Поступаев, чтобы поговорить о том же (о журнале). Поступаев мне понравился, но он не годится в редакторы, слишком увлекается. Читали стенографически записанные речи на съезде Всероссийского крестьянского союза — очень неверное название, — такие речи, которые Поступаева приводили в восторг, а мне были ужасны. Хотят это напечатать в журнале. Надо поскорей замолчать их; люди, которые эти речи произносили, были заблудшие, распропагандированные.

^* Нищий, побирающийся в окрестностях Ясной Поляны.

^** Издание не осуществилось.

87. Мейерхольд читал Л.Н. составленную им программу журнала. Л.Н. остался ею недоволен: полемическая.

— Свобод слова, печати и т.д. нет, — говорил Л.Н-ч Мейерхольду. — Есть одна свобода, и не та, которую консерваторы определяют как отсутствие препятствий и отсюда выводят необходимость государства, которое не допускает, чтобы одни делали препятствия другим, — а свобода, основанная на Боге, на сознании Его, служении Ему.

88. Мейерхольд: Новая драма Горького "Дети солнца" — в конце совершенно без всякой связи, ради сценического эффекта происходит избиение интеллигентов. Когда в театре ставили "Дети солнца", в публике ходил слух, что ворвется черная сотня. А когда на сцене началось избиение, подумали, что она ворвалась на сцену. Сделалась паника, некоторые хотели из браунингов стрелять на сцену. Немирович вышел и успокаивал.

89. — Напишите вы пьесу, — сказал Л.Н-чу Мейерхольд.

Л.Н. не ответил. Помолчав немного, он сказал:

— В старости является уменье распоряжаться своим временем. В молодости сколько его швырял напрасно! ("Я свою работу не успеваю делать (т.е. большую работу о религии), все современные события отвлекают", — сказал несколько дней тому назад Л.Н. Пишет "Три неправды".)

90. — Хорошие пьесы есть и у нас, и у других народов, как и хорошие рассказы; но это не те, которые признаются критикой и пользуются славой. О них не знают. Средние драмы Потехина лучше Чехова, Горького и др. Чехов — несомненный талант, но пьесы его плохие. В них не решаются вопросы, нет содержания. Внешняя техника выработана. Метерлинк, Ибсен, даже Бьернсон — одно: неясность, путаница, бесцельная игра на чувствах. Нравственное чувство устарело (для них). Его нет, о нем не спрашивают. Пишут волнующее.

91. Мейерхольд: У меня мечта — народный театр среди природы, играть для народа.

Л.Н.: — Если бы актер играл для всего народа, какие перемены, какое развитие в его игре получили бы! Держать во власти в течение трех часов тысячу людей! Как бы теперь можно было влиять драмой на тот нравственный, общественный переворот, который происходит! У греков все драмы были религиозные. Были мистерии. (Религиозные пьесы были бы теперь на очереди, было бы время для религиозных пьес.) Обедни — это тоже театральные представления. Даже Шекспир выше современных драм. Даже Шекспир, которого я смолоду не люблю, спорил о нем с Тургеневым...

92. Л.Н.: Я против перемены среды. Внутренний рост пусть проявляется на том месте, где живешь. Однако случается, что внутренная перемена выпирает среду.

Сулержицкий: Жизнь запуталась в клубок, и никак не распутать.

Л.Н.: Жизнь распутает все это в гробу. Не унывайте и все-таки старайтесь распутать клубок; в этом состоит вся наша жизнь.

93. [Были С.Л. Дмитриев, новгородский крестьянин, бывший студент Лондонского университета, и И.П. Ювачев — с 1883 до 1889 г. пробыл в Шлиссельбурге (приговоренным к смерти) и на Сахалине (8 лет каторжных). Говорил с Л.Н. о вере; он близок к православию, верит в личного Бога, отрицает насилие и знает многих бывших революционеров, которые отошли от насилия.]

Ювачев рассказывал, что творится в Петербурге; что социал-демократы хотят ввести диктатуру пролетариата. Они надеются, что если пролетариат захватит власть в России, то вслед за Россией то же самое произойдет и в других государствах. А 80% крестьян не имеют понятия о социализме: они хотят земли, а социалисты смотрят на земельную реформу как на средство привлечения крестьян на свою сторону. <...>

Речь о Петербурге. Еще Ювачев рассказывал, что в Петербурге шайки вооруженных людей врываются в дома. Охрана удвоена.

Л.Н: Не могу перестать благодарить Бога, что живу в деревне, в стороне от всей этой злобы, раздоров.

Ювачев спросил Л.Н.:

— Каково Ваше отношение к откровению?

Л.Н.: Откровение постоянно совершается, чем чище душа...

Ювачев рассказывал, что в детстве он был очень религиозен, в юности стал атеистом, в тюрьме опять вернулся к религии. Это его товарищи сочли за сумасшествие, а когда он с Сахалина приехал в Америку, были удивлены, ведь считали его сумасшедшим.

Первой книгой, которую получил в одиночке, было Евангелие, страшно ему обрадовался. Понравилось ему IV, от Иоанна. Потом ему дали Библию.

После смертного приговора ждал пять дней казни. Владимир Александрович отказал в помиловании, царь помиловал. Первую группу осужденных казнили, а вторую, в которой был Ювачев и его товарищи из Морского корпуса, помиловали. Когда его посадили в Шлиссельбурге в одиночку, решил не грешить. Не думать о греховном, не лгать, не сердиться, не ненавидеть. Сейчас же, в первый день — соблазн перестукиваться (надо подкрасться к двери, прислушаться к шагам сторожа, а когда сторож заглянет в окошко, делать вид, словно не перестукивался, т.е. лицемерить).

Ювачев рассказывал о своем процессе и заключении в Шлиссельбурге (очень похоже на то, как Л.Н. описал Светлогуба в "Еще трех смертях")^*, скольких перевешали, сколько перемерло, сошло с ума, какие это были все самоотверженные, энергичные, чистые люди. <...>

Ювачев рассказывал еще про Сахалин, где прожил восемь лет. Сахалин богат углем, рыбой, на юге родится пшеница. Сахалин был бы житницей всего Востока. (Описание Сахалина Чеховым мрачное, так как должно было соответствовать требованиям либералов.) Ювачев рассказывал об уральских казаках, отказавшихся от военной службы. Они до сих пор не приписаны ни к казакам, ни к мещанам, ни к крестьянам. Живут по реке Сыр-Дарье и Аму-Дарье.

Л.Н. знает и хорошо помнит историю их отказа. У него есть чье-то описание этого события в рукописи, отпечатанной на ремингтоне. Л.Н. дорожит этой рукописью, бережет ее у себя в кабинете. Другой раз рассказывал Л.Н. кому-то о них с большим преклонением перед ними. Действительно, их стойкость и смирение, с каким они перенесли жестокие преследования, удивительны. Жаль, что событие это так мало известно, несравненно меньше духоборческого отказа 1895 г., с которым оно так сходно. <...>

Л.Н. вспомнил, что в тот год [1862 г.], когда он был в Самаре, посетил Столыпина, товарища по войне. Он проехал всю Уральскую область (величиной с Португалию).

— Того больше никто не увидит, что я видел, — сказал Л.Н. — Три полосы: с этой стороны пашня, луга (река). Общинное землевладение и ловля рыбы. В определенный день начиналась пахота, кто где хотел; в определенный день сенокос, каждый мог два дня косить. Каждый мог пахать, где хотел. Пароходов на реке не допускали. Построили плотину, ловили осетров. Ни одного нищего между ними не было, даже ни одного небогатого...

— Спасибо вам, что вы мне так подробно рассказали про движение (неповиновение уральских казаков властям), — сказал Л.Н-ч Ювачеву, прощаясь с ним.

* Ювачев объяснил мне это тем, что, вероятно, Л.Н. воспользовался для своей повести составленным Ювачевым описанием своей жизни в крепости, которое он несколько лет тому назад послал Л.Н.

94. [О Ювачеве.]

— Мне его теория православия очень нравится. Согласно его учению, после Христа были две церкви — иудейская и христианская. Иудейская разрушилась, когда Богу было угодно, когда был разрушен храм в 70 году. Теперь же есть православная церковь и церковь свободных христиан; существуют одна возле другой. Православная разрушится, когда Богу будет угодно; нападать на нее не надо.

95. — Как люди делают зло людям! <...> До недавнего времени еще мучили политических в заключении, теперь их выпустили, и ничего от этого не случилось. Сколько раздражения, зла, желания мести было от их заключения, в сто раз больше, чем они сами сделали бы на свободе.

96. Л.Н. рассказывал, что дочитал "American Notes" Диккенса. Он упрекает американцев в трех свойствах: 1) в недоверии к человеку, 2) ловкости, 3) торговле (в том ее значении, какое она у них имеет). Они все с точки зрения выгоды рассматривают. Ужасается развращенности американской прессы. В Америке государственные деятели, чтобы достичь влияния, должны льстить прессе.

— У нас, — сказал Л.Н., — Витте считался с прессой, с "Новым временем" (писал туда) и выдвинулся с ее помощью. У нас начинается то же самое подчинение прессе.

97. Л.Н. прочел вслух из "American Notes" о прессе и о рабах-неграх.

Диккенс приводит объявления об убежавших рабах, в том числе женщинах, мальчиках, с указанием их примет: кандалы, ошейник, клейма, раны на спине и т.п., с обещанием вознаграждения за доставку. Или: ловили негров, утверждавших, что они отпущены на свободу, сажали их в тюрьму и искали владельцев. Если владельцы не находились, тогда негров обыкновенно продавали в рабство, чтобы возместить расходы за их содержание в тюрьме. Таков был закон! Эти ужасы были во времена Эмерсона, в 40-х годах!

98. — Фонвизин пишет, и все историки знают, что крепостного права в России не было (до XVII века), что оно началось с Петра, Екатерины.

99. [Фельетон Буренина в "Новом времени" о Горьком.]

Горький осуждает "мещанские души" Достоевского и Толстого, учащих покорности и смирению. Буренин остроумно, но слишком задевает Горького и Минского. Цитирует из "Великого греха" место о том, что либералы оправдывают все, что они делают, служением народу, как попы оправдывают все служением Богу.

— Буренин слишком ругается, этим ослабляет статью. Мог бы удовольствоваться такими козырями, как цитаты из Достоевского и из "Великого греха".

100. Л.Н. сказал, что нам тут легко, вдали от водоворота. Горькому же необходимо так поступать, потому что к нему предъявляют требования: "Вы руководитель".

101. [Статья Меньшикова — против общинного землевладения, в защиту личной собственности на землю.]

Л.Н.: Как это необоснованно! Свои необдуманные мысли приписывает крестьянам. Около городов богатые из мужиков желают личного землевладения, но в захолустьях, в степях — нет.

102. — Можно сказать, что Россия в самом разгаре революции. Мы сидим на островке, куда волны революции случайно не докатились.

103. 30 ноября Л.Н. написал 12 писем, докончил статейку (письмо Бондареву) — краткое изложение Генри Джорджа — и статью "О свободе" (краткое изложение "Конца века").

104. — В мои времена были редки люди без религии, теперь редки с религией.

Декабрь

1. Стахович рассказывал с большим апломбом о Всероссийском крестьянском съезде.

Л.Н. не выдержал и откликнулся из-за другого стола:

— Как можно приписывать серьезное значение речам пятидесяти дрянных, грубых и дерзких людей, которые там выступали и воображали, что говорят от имени русского народа?

Стахович: На съезде были и настоящие крестьяне и произносили и мирные речи.

— Мне читали "самые мирные" стенографические речи, и они были отвратительны, ужасны. Там говорили, что должны водку пить, чтобы совершать насилия.

2. — Семенов^* — умный, но испорчен. Он либерал и ренегат. Детей воспитывает в институтах не как крестьян, а как бар. Из всех участников съезда самый умный был лакей, который отворял двери, потому что он ничего не говорил. Щербак — шут гороховый. Перестанем говорить о Крестьянском съезде.

3. Л.Н. в своем кабинете читал письмо к царю, которое сегодня, в один день продиктовал Александре Львовне. Советует ему опередить требования интеллигенции, сделать радость справедливости, освободить землю; этим успокоит умы (спасете от кровопролития и диктатуры), привлечет к себе лучших из интеллигенции, из помещиков и 100-миллионный народ. Пусть провозгласит путем опубликования манифеста, что земля принадлежит всему населению, и пусть созовет в каждом уезде комитеты из интеллигенции и народа, которые разработают этот вопрос.

4. На какое-то возражение Л.Н. ответил:

— Не для того, чтобы спастись, а во имя справедливости освободить землю. Вопрос был не в Александре II, а в уничтожении несправедливости крепостного права.

5. — То, что есть на земле (постройки, машины), — это произведение труда, может быть собственностью, а земля не является произведением труда.

6. — Значение революции в том, что будет неповиновение власти. Это — главное. Но пока надо поддерживать справедливость при помощи тех средств, которыми мы располагаем.

7. — Как прежде остро писал против правительства, — рассказывал Г.М. Беркенгейм про Л.Н., — так теперь остро пишет против революционеров.

8. Л.Н. говорил:

— Иван Иванович Горбунов не издает ни "Единого на потребу", ни "Конца века". Правительство арестует — новая мера — типографию. Так сделали в Петербурге.

9. — Не по заслугам мне такой издатель — друг... Он лучше знает мои мысли, чем я. Это оттого, что у нас один центр действует, — говорил Л.Н. о Черткове.

10. — Я должен делать усилие больше не осуждать революционеров строго. У консерваторов — эгоизм, у революционеров самопожертвование, уверенность, дерзость^**.

11. — Какую важность приписывали кучке людей, сошедшихся на съезде Всероссийского крестьянского союза! — говорил Л.Н.

Л.Н. всегда негодовал, когда говорили об этом съезде с каким-то трепетом, подобострастием.

12. [Разговор о том, что будет русификация Персии, или — персификация России.]

Л.Н. спросил, о чем разговаривают, и сказал с грустной улыбкой:

— Есть легенда о крестнике. Баба вытирала мытую посуду грязной тряпкой, сказано ей: "Впредь выполоскай свою тряпку, потом вытирай". Наша тряпка совсем грязная.

Как это Л.Н. может несколькими словами разъяснить вопрос. О том, должны ли и почему должны русифицировать, и не размышляем, а думаем только о способе — "как". Это аналогично сравнению, сделанному Л.Н., с турецкими пашами, которые советуют, как собирать подати. Им и в голову не приходит думать: имеют ли право собирать и почему.

^* Семенов, ценимый Толстым писатель, описывавший крестьянский быт.

^** Работая над статьей "Обращение к русским людям", Толстой смягчил некоторые резкие высказывания о революционерах.

1906

Январь

1. Л.Н.: Блаженны кроткие, ибо они унаследуют землю^*. Мягкость — это сила и у животных. Да, и у животных кроткие побеждают.

2. — Как во всем совпадаю с Руссо! Петр был пьянствен, легкомыслен, кощунствен. У него пюпитр с Евангелием. Истинные православные сторонились его, и он выдвинул льстецов, которые остались около него и около его преемников, около Екатерины, вплоть до нынешнего Николая.

3. — Демон — дьявол — отсутствие религии. Как в человеке нет Бога — он животное.

4. — Теперь есть два правительства — другое революционное, или одно раздвоенное. Народ не знает, которому повиноваться. Выход: не повиноваться ни одному и для выгоды и по смыслу нравственности, религиозности.

5. Л.Н. (воспитательнице десятилетнего Дорика): Читай Дорику и разъясняй "Мысли мудрых людей"^**. Это из самых лучших вещей. Содержание такое, что Дорик поймет. Надо ежедневно обращать внимание на религиозно нравственное.

^* Евангелие от Матфея, V, 5.

^** Произведение Л.Н. Толстого. Эта книга лежит открытой на столе в гостиной, проходной комнате в кабинет. Л.Н. иногда днем, чаще вечером, когда там раздевается, читает ее прежде, чем потушить лампу.

6. Сергей Львович заметил, что в "Мыслях мудрых людей" много мыслей из Талмуда, а они нехороши.

Л.Н.: Нет, они хороши. — И прочел вслух первую, какая ему попалась: "Не осуждай ближнего своего, пока не будешь на его месте (Талмуд)". — Сожалею, что Рескин труден для детей. Имея в виду детей, надо переделать "Мысли мудрых людей".

7. Большинство посетителей — все-таки люди партийные, политизирующие. Все сыновья Л.Н. и большинство друзей Л.Н. таковы.

8. [Толстой прочел изречение Рескина.]

— "Грех всего мира есть, в сущности, грех Иуды. Люди не верят в своего Христа, а продают его". (Л.Н. разъяснил, что человек не верит в своего Бога, продает его за удобство, тщеславие и т.д.)

9. [О денежной помощи голодающим.]

— Самая лучшая форма — столовые. Самая скромная. Равняет всех.

Л.Н-чу все-таки такая помощь — даром давать — кажется неморальной. Лучше доставлять заработок. Когда заходил разговор о помощи голодающим, Л.Н. неохотно говорил о своем участии, он не был удовлетворен своей деятельностью; говорил, что это была такая малая, недостаточная помощь. Он даже бросил не докончив, уехал.

10. [О закрытии школ и смещении учителей-социалистов.]

— Войско, полиция... Эти средства материальные, физические не действуют, одни духовные действуют. Поставить своих учителей — религиозных, где их взять, а механические средства ничего не помогут.

11. А. Б. Гольденвейзер играл Шумана, Шуберта и много Шопена. Татьяна Львовна хвалила Шумана, Л.Н. сказал, что он неблагородный. А о Шопене — что у него предопределенность; что он выражает, как оно уже сложено в душе человека, и только снимает лишнее.

12. В американском еженедельнике 4 января 1906 г. опубликовано письмо, будто бы Л.Н. к царю и его помощникам, в котором за то, что происходит в России, обвиняет единственно правительство. Это письмо подложное, "faux", как выразился Л.Н.

13. — Как же я, сидя у других на плечах, могу быть нравственным? От мужиков научился жить. Нравственность возможна только при работе, при простоте жизни. Когда это узнал, это был мой путь в Дамаск. Это пробудило мою религиозную жизнь. Стыд и страдание от барской жизни.

14. — На моей памяти искусство живописи перешло от неестественного к естественному, реальному, а теперь от реального к фантастическому, декадентскому. Но у неестественного были свои законы — классическое; в декадентском их нет.

15. — Я люблю простоту, наивность. А гениальность и наивность всегда совпадают. А у Шумана и Шуберта ее нет.

16. [Десятилетний Дорик плохо читает.]

— Поспеет. Не надо налегать. Это такая ошибка! Ребенок растет, развивается в одну сторону, от него хотят чтобы развивался в другую сторону — умственную.

17. — Крестьяне, предоставленные сами себе, лучше развиваются, чем под опекой интеллигенции и правительства, взимающего с них подати.

18. — Прогресс происходит вопреки правительству, оно задерживает его. Либералы имеют оправдание, что делают меньше зла, чем правительственные люди.

19. — Хотел бы написать письмо к народу, что земельный вопрос поднят, ему (народу) надо только смирно ждать.

20. [По поводу письма харьковского помещика Шейермана.]

— Две либеральные газеты, не какие-нибудь случайные, отказали. Газетная деятельность самая скверная. Им только нужно вздор писать; как только серьезное сообщение — им не нужно.

В этом письме нет ничего, кроме хорошего. Но газетам нужны платформа, пропаганда. Я как раз нынче получил севастопольскую газету... Все это так написано. Директор Тульской гимназии называл адвокатов прелюбодеями слова; газетная деятельность — такое же прелюбодеяние мысли.

21. [По поводу предложения М.С. Сухотина переселять крестьян, вместо того, чтобы приговаривать их к каторге.]

— Он в оправдание этой жестокости говорит, что из двух зол это все-таки меньшее, потому что за бунты они отвечают каторгой. Мне вспомнилось: один мягкий, добрый человек в старое время предлагал выкалывать глаза каторжникам на том основании, что с каторги бегут люди и их за это бьют плетьми, и будет гуманнее лишить их возможности бежать и получать жестокие наказания. То, что предлагает Михаил Сергеевич, напоминает мне эту меру.

22. [Читали вслух книгу Максимова "Сибирь и каторга".]

— За благодетеля Александра II восемнадцать тысяч поляков сослано в Сибирь!

23. — Соблюдение субботы не вредно, пока не переходит в фанатизм. Но как делается угольным камнем, как люди расходятся из-за него — вредно. Для грубых нравственно, религиозно низкостоящих людей соблюдение субботы — даже подвиг, но для людей высшей нравственности суббота не важна — каждый час молись.

24. Л.Н.: Болезнь — дурно, а боязнь болезни — того хуже.

Татьяна Львовна: Болеть дурно тем, что другим в тягость.

Л.Н.: Веди себя так: можешь — ходи, не можешь — лежи. Как же бояться болезни? Болезнь приводит к смерти. К тому же приводит жизнь.

25. — В Житомире, где погибло 80 евреев и два христианина, было не расовое, а антиреволюционное столкновение.

26. Вечером Софья Андреевна и Л.Н. играли в четыре руки на фортепьяно первый и третий квинтеты Моцарта.

27. [По поводу статьи Л.Н. Толстого "К правительству, революционерам, народу".]

Софья Андреевна: Давыдов не советует печатать ее, народ статьи не поймет, а интеллигенция говорит, что при нынешних порядках неосуществимо то, что Л.Н. предлагает.

Л.Н.: Остаться при теперешнем государственном порядке — так моя статья не нужна. Так все запутано, что нужно что-то новое, и об этом новом я пишу. Я не пишу про настоящее, а я пишу о будущем. Вот до чего должен дойти народ в будущем.

Софья Андреевна: Ведь не одни революционеры, а сами либералы против твоей статьи.

Л.Н.: Еще бы, я их обличаю самым жестоким образом.

28. — Я спрашивал мужиков о политическом положении и получил ответ от Тараса и других:

"Да не разберешь", — то есть они не примкнули ни к тем, ни к другим, а в раздумье. К черной сотне — грубые, к революционерам — честолюбивые, а самая масса в раздумье. С точки зрения их выгоды: от революционеров не получат земли, а от правительства надеются получить. У народа "забастовщик" имеет смысл "бунтовщик" — ругательное.

29. П.А. Сергеенко вспоминал, чем занимались заключенные в Шлиссельбургской крепости, чтобы не сойти с ума, не погибнуть, — выращиванием огурцов и т.п. Кто-то из них, когда после 20 лет узнал, что должны его выпустить, просил, чтобы его оставили. Потерял связи с родными, друзьями, зачем ему в мир?

Л.Н.: Просто для пожилого человека страшно в эту суету.

30. Очищение языков от иностранных слов Л.Н. считает естественным, но думает, что оно удаляет народы от сближения. Странно, когда такие близкие языки, как славянские, отделяются друг от друга.

31. [Пришли за советом Баташевы. Молодой Баташев застрелил жандарма-шпиона.]

— До чего же они невежественны, — удивлялся Л.Н. — Они старообрядцы, вместе с тем пьют и курят, и социалисты-революционеры. Думают, что будет лучше от этих убийств. Когда я им сказал, чтобы читали Евангелие, ответили, что "ваше" (то есть православное) Евангелие читать нельзя, оно испорченное. Нужно читать только "наше", с замечаниями Иосифа. В православном пишется Иисус вместо Исус. А сказано: кто прибавит или отнимет одну букву из Святого Писания — анафема.

32. Шкарван [в письме] спрашивал Л.Н. о названии в «Круге чтения» недельного чтения "Христианство и католицизм": верно ли оно, или его так переименовал И.И. Горбунов из цензурных соображений? В таком случае надо бы прибавить примечание, что протестантизм — только реформированный католицизм. Основы обоих тождественны. Л.Н. согласился и сказал:

— «Круг чтения» крестьянский все поправляю, и дописываю, и дополняю. Сколько в нем недостатков!

33. [После прочтения почты.]

— Одно очень милое письмо: прочел "Царство Божие", отказался от офицерства. Послать ему "В чем моя вера"^*.

34. [О Микеланджело.]

— "Сотворение мира" никогда не понимал. Ужасная гадость! Это и его же "Страшный суд" — из фальшивых репутаций.

* "Царство Божие внутри вас" и "В чем моя вера" — произведения Л.Н. Толстого.

35. [О правительственном гнете у поляков и у словаков, о том, что у поляков самооборона сильнее.]

— То есть противодействие, создание организации, применяющей насилие, которая пока служит освобождению нации от гнета другой, а потом сама собою, своим существованием, будет угнетать как чужих, живущих среди них, так и своих.

36. Играли "Волшебную флейту" Моцарта.

— Содержание — нелепость, рассказать нельзя. Но "Хор жрецов" — такая торжественная, прелестная музыка.

37. [О статье Меньшикова "Финский нож".]

— Она до того бойка и глупа! Увеличивать войска и посылать войска в Петербург, Финляндию! Почему не в Казань, татар и чувашей сдерживать? Силой держать то, что распадается!

Потом о статье "Маниловщина":

— Это, отказ Шейермана от имения в пользу крестьян, становится на ровную ногу с ними,— это маниловщина! А Сивере, который расстреливает крестьян, жжет их дворы — это не маниловщина? — Л.Н. потом с огорчением говорил о непонимании того, что земельная собственность пережиток, и о боязни, что добровольный отказ от земли способствует тому, чтобы и другие лица добровольно, а правительство по закону, так же поступали.

— Как это напоминает, — продолжал Л.Н., — времена освобождения крестьян!

38. [По поводу статьи Шкарвана "Словаки".]

— Если христианский элемент в словацком народе таков, почему его вместе держать? Пусть он рассеивается и в Америке, и в других местах и там содействует. Судьба христианства такова. Хотеть его (словацкий народ) вместе держать, его сплотить — это эгоизм.

39. [О привязанности к своему языку маленьких славянских народов.]

— Нам, русским, поставленным в такие счастливые условия, что нас другие не угнетают, не приходится об этом рассуждать. Не подчиненным другому народу легко об этом рассуждать. А поляки, когда им запрещают говорить на родном языке, естественно, противятся этому. Если народ хочет освободиться, перенимает те самые способы порабощения другого народа, а потом из них сам себе вьет веревку. Это мне хочется написать Шкарвану.

40. — Если хотите знать крестьянский быт, читайте славянофилов: Хомякова, Самарина, Аксакова (о мире — сельской общине).

41. [О Екатерине.]

— Нельзя не презирать эту гадину. Раздарила любовникам, которых меняла, как чулки, 400 тысяч крестьян, то есть из вольных людей сделала рабов. Глупая, тщеславная, нерусская шкура!

42. Сергей Львович: Николай Николаевич Ге говорил: "История русская — это история насилия над русским народом".

Л.Н. согласился, притакнул.

43. [О книге Карлейля "Sartor Resartus".]

— Скучная книга, не мог дочитать. <...> Не нравятся мне его мысли, они бойки и злобны, главное — бойки и неискренни...

44. [На слова Татьяны Львовны о труде воспитания дочери: кормлении, недосыпании.]

— Хорошо с трудом лицо в лицо столкнуться! Какое действие оказывает на человека упорный труд, который считается ничем! <...> Генри Джордж, если не ошибаюсь, говорит: "Есть три способа жить: трудом, воровством, милостынею. И потому, что последними способами живут слишком многие, то живущим первым способом становится трудно".

Февраль

1.[По поводу книги Максимова "Сибирь и каторга.]

— Историческое описание ссылки, каторги до нового времени. Какие люди ужасы делают! Животные не могут того делать, что правительство делает.

2. [О письме рабочего железной дороги.]

— Интересное письмо. Он мыслей тех не знает, которые осуждает. Какая самоуверенность. Он человек подчинявшийся: теперь начитался революционной литературы; рад, что вышел из мрака. Ему некогда обдумывать. Это тип людей, который теперь образовался. <...> Он из народа — самый далекий от народа, потому что прямо презирает серого мужика. Аристократы петербургские ближе к народу, чем эти люди, вышедшие из народа. Гораздо лучше слушать паломницу, которая рассказывает про чудеса, чем читать то, что пишут Гольцев, Короленко, Тан...

3. — Лет 50 тому назад, когда я был еще молод и глуп, глупее, чем теперь, я написал комедию "Зараженное семейство". Тогда это начиналось и на моих глазах разрослось. Религию уничтожили и не поставили ничего на ее место. Рана заживает так, что на месте разрушающегося новое растет, изнутри вырастает то, что ее соединяет. А тут (без религии) осталась зияющая рана.

4. [О М.А. Стаховиче.]

— В самом лучшем возрасте — 45, когда начинают серьезно относиться к жизни. <...> В молодости ничего хорошего.

5. [О книжке Д.А. Хомякова "Самодержавие".]

— Есть тут одно "только": если бы он признавал христианство свободным, евангельским, а не в форме православия. Славянофилы, как всегда, правы, что русский народ не участвует во власти, а передал власть — обязанность — царю. Хомяков и пишет, что русские смотрят на власть как на обязанность. Хомяков говорит, что "государственность — продукт грехопадения". Упоминает и меня, что отвергаю государство и что говорю, что только дураки могут верить в грехопадение, и забываю, что к числу дураков приходится отнести и Канта. А как ни думают о Канте, дураком почесть его "трудненько". Я только что третьего дня записал в дневник: "Кант, защищая грехопадение, приносит дань догматизму".

6. [О воспитании детей.]

— Не надо (влиять) ни в ту, ни в другую сторону и, главное, — вести хорошую жизнь.

7. [На слова Андрея Львовича, что он не понимает, как Л.Н-чу может нравиться книга Хомякова о самодержавии, когда он сам проповедует непризнание никакой власти?]

— Самодержавие пока свойственно народу. Самодержавие не есть абсолютизм, прочти Хомякова. Русский народ верит в православие и царя. Русскому народу дороже внутреннее спокойствие, чем политиканство. Он обязанность властвования отдал царю, а сам не принимает участия во власти, на которую смотрит не как на свое право, а как на обязанность. Но вместе с тем в народе идет внутренняя духовная работа. <...> Посоветую издать "Самодержавие" в "Посреднике".

8. [О Тарасе, который не верит в православие, но в церковь ходит.]

— По инерции ходит, а все-таки не такой православный, как был его дед. Истинное христианство пробуждается в народе, и, по-моему, близко время, когда народ сознает, что он — христианский, а не православный. Уходят твои года, а все представляешь себя молодым. Придет время — сразу, в очень короткое время, сознаешь, что ты стар. Самодержавие разрушается с двух сторон: развитием империализма и развитием истинного христианства. Благо было чувствовать народу единство с царем при Алексее Михайловиче. Но теперь и цари чужды — немцы. И они присоединили народы, государства чуждые, которые держать в единстве (с Россией) можно только убийствами. И народ поймет, для чего нам Польша, Финляндия, Маньчжурия (там кровь проливать)... Не будет повиноваться (поддерживать правительство) солдатами, податьми.

9. [На слова Андрея Львовича, что Л.Н. виноват в революции; что его взглядам приписывают, что она происходит.]

— Революция — низвержение правительства силой, захват его и установление своего. Я, старик, думал: мне 80 лет, и что выяснилось мне, о том и должен говорить. Мои мысли действуют, как действуют мысли других десятков, миллионов людей. Русский народ может жить без правительства.

10. [Вспоминали о Келлере, что он, глядя на иконы, хохотал.]

— Ему казалось комичным. По Шопенгауэру — комизм, где ожидаешь одно, а встретишь другое. Он ожидал "икону", а встретил черного урода.

11. Л.Н. читал вслух "Самодержавие" и любовался тем, как Хомяков хорошо пишет. Против него у Л.Н. только два возражения: 1) христианство не есть постоянное статус-кво, в форме православия, а движется с развитием человечества. Христианство движущимся признавали и Соловьев и... (Л.Н. назвал еще двоих); 2) самодержавие, хотя прежде и было подходяще к людям, но они отходят в обратную сторону: в христианство. Самодержавие само по себе более и более извращается и подходит к империализму. Развитие самовластия, степень стеснения, которую производит власть, требует все больше и больше поступков против совести, а совесть становится все более чуткой.

12. — Богатый не войдет в царство Божие — как просто, все в этом сказано! Мужик едет за дровами — сам работает и лошадь заставляет работать для других. Как Генри Джордж теоретически прав, приписывая земельному труду основное значение, так практически — жизнь земледельческая — настоящая. Все наши недовольства, искания происходят от богатства, от праздности жизни. Жизнь профессоров, писателей, министров — не жизнь (праздная, скучная).

13. С.Д. Николаев рассказал, какие брошюры распространяют революционеры о Толстом, приписывают ему то, чего он не проповедует. Например, перепечатают интервью из "Daily Chronicle", а потом переводчик незаметно продолжает подавать свое, как будто бы Толстого.

14. — В "Review of Reviews" дурной реферат о "Конце века". Цитирует положение о линчевании и сводит к нему "безвластие"... Люди (в обществе без правительства) будут заставлять других подчиняться общественному мнению, некоторым насилием, как теперь в Самарской (сдерживают) конокрадов-киргизов. Но это насилие будет одна сотая того, что теперь при уголовном законе.

15. С.И. Танеев рассказывал, что у них в Москве был кружок Баха. Играли его композиции у Танеева дома.

Л.Н.: Бах — это целый океан.

Потом сказал о "Волшебной флейте":

— Прелестная эта опера. Я ее слышал в Веймаре — Лист дирижировал.

16. Л.Н. говорил с Танеевым (он материалист, но ведет, как говорит Гольденвейзер о нем, христианскую жизнь) о вечном, о смерти. Читал ему из «Круга чтения». Говорил о предсмертных мгновениях, что человек тогда искусством интересоваться не будет.

Танеев: Моцарт, умирая, просил ему играть. Л.Н. не одобрил, осудил Моцарта за это.

17. Играли девятую симфонию Бетховена, сюиту Аренского. Когда сыграли первую часть симфонии, Л.Н. не был доволен, сказал:

— Трудно очень, боюсь, что это не музыка, а то, что погубило музыку.

Гольденвейзер уверял Л.Н., что дальше будет лучше; так и было. Но Л.Н. сказал о всей симфонии:

— Напускное трагическое в ней.

18. Л.Н. говорил приблизительно в том смысле, что музыка вызывает уверенность и надежду. Музыка пусть остается в своей сфере; не надо примешивать к ней драматическое, поэтическое. Она — самое высшее искусство, неясное, неопределенное. Где поэтическое примешано к музыке, по воздействию оно относится как 1 : 100. Цыгане поют слова удобные к раскрытию рта, но без смысла.

Гольденвейзер возразил, что в былинах словесное содержание — важное.

Л.Н.: В былинах больше эпического, музыка на втором плане, мелодии однообразны, просты.

19. [О книге Д.А. Хомякова "Самодержавие".]

— Эту книгу и все славянофильские труды правительство запретило. Они гораздо опаснее для правительства, чем социалистические.

20. [О статье "К правительству, революционерам, народу".]

— Мне не хочется изменять статью. Я становлюсь на точку зрения правительства, рассматривая революционеров, народ. Я становлюсь на точку зрения народа, рассматривая правительство и революционеров. Чертков хочет, чтобы я высказал свою точку зрения.

21. [О том, как обычно пишут биографии.]

— Как можно описывать внешнюю жизнь человека: что он пьет, ест, ходит гулять, когда в человеке есть самое важное — это его духовная жизнь. Описание внешней жизни так не соответствует тому громадному значению, какое имеет в жизни внутренняя работа.

22. — В архиве Ш Отделения есть дело Пушкина, куча в аршин. Николай его боялся и следил за ним. Пушкин тяготился цензорством Николая. О Пушкине кто-то сказал: "Он не опасен, он любит карты и женщин".

23. — Как много перегородок есть, мешающих людям жить разумной жизнью! Одна перегородка — расовые различия, другая — правительственные, третья — религиозные, и не только у магометан шииты ненавидят суннитов. Потом научная рамка и то, что считается цивилизацией.

24. Л.Н. сказал Дорику [10 лет], что к вечеру всегда нужно обдумать, как поступал днем, — дурно или хорошо.

25. — Ключевский бездарный. А Соловьев — архибездарный. У Соловьева чувствуется вся тяжесть изложения событий. У французов какие историки! Сорель: и умно, и художественно, и легко.

26. — Русские люди должны понять, что западные правительства думали об одном: деньги нажить, а правители России — положение себе приобрести. Выходит круг. Из него выход — не повиноваться ни тем, ни этим.

27. — Хомяков ошибается, считая самодержавие и православие постоянными. Самодержавие уходит в абсолютизм, православие — в другую сторону (уясненного христианства). То, что было возможным совершать православным раньше, невозможно теперь.

28. — Порабощение крестьян как шло — постепенно, незаметно. Сперва дворяне должны были воевать, а за это им служили крепостные; потом на крепостных сложили все подати; потом у них отняли землю; потом на них наложили военную службу; потом сняли военную службу с дворян, с крестьян же работу не сняли, а прикрепили крестьян к земле: нельзя им было переселяться.

29. [Говорили, что "Солдатская памятка"^* напечатана в России и продается.]

— Я бы ее запретил. Надо, чтобы отказ от воинской службы вытекал из религиозного жизнепонимания, а не из того, чтобы содействовать революции. Я крестьянину дал бы ее читать, а солдату — нет. Солдату, как ни поступит, тяжко будет. Повинуется — будет убивать людей; перестанет повиноваться — его будут судить за нарушение присяги. Лучше отказаться, пока не взяли в солдаты.

30. [О принадлежности к политическим партиям.]

— Моя платформа широкая, я на ней один.

31. — На трех вопросах: нравственности, вегетарианстве, отношении к войне виден прогресс. Они на одном уровне находятся. Лучшие люди признают эти вопросы.

32. — Рамакришна умер лет 50 тому назад. Мудрец замечательнейший.

По поводу изречения: "Кто не вытравит из себя я, не имеет Бога", Л.Н. сказал:

— Евангельское "Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради меня сбережет ее". Я бы прибавил только: в той степени, в какой вытравлено я, пребывает Бог.

* Статья Л.Н. Толстого

Март

1. [О "субботниках" — русских, перенявших еврейскую веру.]

— Удивительно это явление — искание правды — у русского народа. Метание в ту и другую сторону.

2. — Читал в "Crank" остроумное: как сестра молилась, чтобы ее сестре удалось убить кухарку, — то же, что молитвы в церкви о победе над врагами.

3. [Письмо И.П. Накашидзе о гурийском движении.]

Л.Н. о нем:

— Первоначальное христианское неучастие в делах власти изуродовалось. Накашидзе пишет, как грузинские крестьяне в Гурии начали просто отрицательно относиться к правительству, не обращать внимание на присутственные места, не обращаться к ним. Поселились на помещичьих землях. Потом пошли за социалистами, и как движение было после подавлено казаками.

4. Л.Н. заметил, что он понимает жизнь человеческую как постоянное усилие, как постоянное самосовершенствование, улучшение своего внутреннего я. — "Не надо бояться лишений, голода, холода, вшей, — пояснил он нам, — но нужно бояться самодовольства, пресыщенности".

Зашел разговор о пропаганде. Л.Н. сказал, что он все в страхе за участь тех, которые, не будучи внутренно готовыми для восприятия и распространения идеи, посвящают ей свою жизнь и, в конце концов, изменяют своей идее, считая ее нежизненной и поэтому невыполнимой. Л.Н. также высказался против устройства всякого рода коммун, основанных на искусственном сближении людей. По его мнению, духовный рост личности прямо пропорционален ее внутренней работе над собой и вовсе не зависит от окружающей обстановки. "И хотя, — добавил Л.Н., — пропаганда хорошей идеи без внутренней работы над собой может дать с внешней стороны кажущиеся хорошие результаты, — на самом же деле эти результаты преходящие и не повышают духовный уровень жизни народа". Л.Н. привел два примера процесса перерождения, которые могут быть наблюдаемы в жизни. Один процесс подобен извержению вулкана, другой — нептунический, основанный на медленном видоизменении не только формы, но и вещества. С личности Л.Н. перешел на имущество. "Центральная цель в вопросе об имуществе и его устройстве, — заметил Л.Н., — есть сохранение любовных отношений. Если бы я не разделил своего имущества между своими близкими, я озлобил бы их против себя. <...> Я хотел сохранить их чувство ко мне — и потерял свое чувство к ним"^*.

5. [Е.Ф. Юнге, кузина Л.Н., цитировала Гете.]

— Я вашего Гете терпеть не могу. Про христианство сказал, что оно недраматическое. Надо такое сказать — для игрушки!

6. — Хомяков говорит, что у западных народов была выработана своя мифология, они христианство приняли с внешней стороны, а не с внутренней. У славян же мифология только начиналась, они переняли сущность христианства.

7. Л.Н.: Не ездите в Тулу ради выборов и не читайте газет. Лучше подарю вам стаю гончих или борзых собак.

Сухотин: Разве это лучше?

Л.Н.: Без сравнения. Или играйте в винт. Обедни и вечерни тоже лучше митингов. <...> Газеты возбуждают недоброжелательные чувства к людям, тревогу, беспокойство, нарушают душевное состояние.

8. — Я теперь два дня в ужасно скверном расположении. Иногда бывает настроение очень высокое, духовное, а иногда оно плотское, животное остается. Бог скрылся, физическое, эгоизм выступает. Надо его побороть нравственно. Пробовал всячески — не идет. Очень интересная борьба. Стараюсь помогать другим, отвращать внимание от себя и обращать его на других.

9. — Для того, чтобы уничтожить форму правительственную, есть сила физическая и есть сила духовная — новое мировоззрение, а пользоваться этой духовной силой никто никому не может препятствовать.

10. — Грядет распад. 50 лет тому назад в России — была скована — никто и не думал, что может разъединиться, а теперь...

11. — Я старался определить революционеров в своих статьях в самом широком смысле: людей, желающих переменить внешний строй и, должно быть, знающих, как лучше его устроить.

12. [Толстой рассказал содержание разговора^*Франциска Ассизского с монахом Львом о том, что есть "радость совершенная".]

— Все тут: и революция... Ничто внешнее не даст спокойствия. Только смирение. Я только недавно хорошо понял это. Всегда трогало меня, но в сущность не вникал.

13. — Весь "Круг чтения" сосредоточен в притче о талантах.

14. Л.Н. говорил, что появился «Круг чтения» и встречен единодушным молчанием. Ни одна газета и не заикнулась о нем.

15. Л.Н. дал мне два письма: крестьянин ярославский, который уже получил книжки, раньше посланные ему, просит разъяснения, признает ли Л.Н. Христа Богом. Он в журнале "Старообрядец" читал, что Л.Н. против Христа. Л.Н. поручил послать ему "О вере, разуме и молитве" и "Как читать Евангелие".

16. [Об ограничении евреев в расселении и в покупке мужицких земель.]

— Закон, ограничивающий евреев, безобразный. Полное равноправие должно быть в основе законов. <...> Надо оградить законом продажу крестьянской земли, но не одним евреям, а и русским.

17. Л.Н. читал вслух из "Истории" Соловьева про Аввакума. Прослезился. С большим уважением и любовью говорил об Аввакуме. Хвалил выдержки из Аввакума и другие, приводимые Соловьевым: "Коротко и образно".

18. [О том, нужно ли систематически читать историю.]

Л.Н.: Нет, и не только историю, но и критику, географию не надо. Забудете, как забыли систематически изученный греческий, латинский языки. Что знаете из греческого языка? Учиться для того, чтобы в обществе могли о том говорить? Можно промолчать. Надо изучать тогда, когда возник вопрос. Я теперь о крестьянах изучаю историю основательно. Как она писана?! История содержит почти только то, что не нужно. Теперь я читаю всю историю, чтобы найти хоть немного сведений о крестьянах, что нужно знать. Теперь знаем, что народ составляют труженики, которые кормят и нас, а раньше о народе в истории не писалось, а о царях, боярах, ратных людях, гостях (купцах). Есть Садко богатый гость.

19. Я читал программу социалистов-революционеров. Основа хорошая: признают божественную природу человека; земли, фабрики — народу.

Л.Н.: Это все слова. Вот в чем ложь. Если бы были искренни, первое — старались бы слезть с плеч народа. Кто начинает — начинает с самого начала. Это — программа — путь славы людской; всегда примешивается к настоящему делу.

20. [Говорили о воспитании.]

— Главное — религиозная основа. Тогда можно себе сказать: "Я сделал, что мог". Воспримут ли дети — это не в нашей власти. Французский, английский языки, география, геометрия — второстепенны. Надо единство убеждений (пример детям).

21. Л.Н. говорил, что наше искусство не может быть настоящим: оно выросло из паразитарного класса, а настоящее искусство должно соответствовать широким слоям. Искусственность дорогого дворца Николая раздражает нас, потому едут в Швейцарию, в деревню, тут простота изб... искусство.

22. — Дети гораздо способнее нас в вопросах религиозно-нравственно-философических. Советую с детьми читать "Мысли мудрых людей" или «Круг чтения».

23. — Мне Н.Н. Страхов послал Эпиктета (в 1882 г.). Я прочел. "Все сам знаю", — подумал. Проскользнуло, не оставило никакого следа. А теперь не могу читать без восхищения. Излагает так просто, понятно, как если бы здесь, между нами сидел. Поучительно для меня.

24. — Что может быть вреднее: не оправдавшее себя управление малоумного царя или борьба партий, целью которой является не благо народа, а борьба интересов партий?

25. [О Думе.]

— Комическая роль! Николай И, какой он ни на есть, воспитан. Привыкли к существующему строю. А теперь в Думе будут сидеть: еврей, Петрункевич, неграмотный мужик, которые будут издавать законы, и нам, населению, придется подчиниться. Население такое, которое не умеет представительствовать достойно.

^* Запись приводится Маковицким из дневника С.Л. Дмитриева.

^** Разговор введен в произведение Л.Н. Толстого "Мысли мудрых людей на каждый день".

Апрель

1. — Странно: чем больше подробностей узнаешь о декабристах, тем более разочаровываешься.

2. — Дума комическая.

3. [О том, что Новиков не избран в Думу потому, что он "неправославный".]

— Стало быть серьезные, действительно свободные люди туда не вошли.

4. — На днях сошел в девичью искать Сашу. Там няня, Дуняша, Ольга, иконы, горят три лампадки. Это поэзия религии, они [простой народ] ею живут, не просто зрители, как мы. От нее отстать можно только при глубоком религиозно-нравственном понимании. Но как же нам отнять ее у них, старушек, у народа? Она вызывает невинное доброе чувство в них.

5. [На вопрос о том, какое направление выйдет из революции.]

— Ничего не предвижу. Самоуверенность. Я ничего не знаю, что будет. Главное — субъективная личная жизнь, важнее внешней. Что же, по внешнему, величественнее соединения Германии? А Бисмарк перед смертью сказал: "Все это стоит между мной и Богом". Человек в середине шара, от него радиусы к поверхности дотрагиваются разных мест: отношение к семье, друзьям и так далее, и маленькое местечко занимает государственная деятельность, а теперь эту вознесли.

6. [Л.Н-чу тяжело, что его сыновья так увлечены политикой.]

— Пришло мне в голову сравнение: из пруда хлынула вода, загаженная, вонючая и все люди берут оттуда, несмотря на ее грязь, потому что ее много, и не идут к ключам за свежей водой.

Сергей Львович: Но ведь власть нужна?

— Власть над собой, — ответил Л.Н.

7. — Я ничего из ничего не жду. Внешние события не имеют той важности, как внутреннее отношение к жизни. У человека столько отношений: к семье, труду, науке; отношение к государству занимает последнее место между ними. А теперь все только об том думают: ветеринары, гимназисты только этим заняты. Массовый гипноз. Когда другой человек горячится, горячишься и ты. Общее возбуждение — и ты ему поддаешься. Я отдавна замечаю, что политикой, общественными делами больше всего занимаются люди, у которых их дела плохо ведутся. И понятно. Наделал долгов, надо платить, изменяешь жене, жена тебя поносит, все это видно, а что делаешь в политике — все последствия этого в будущем. От Думы не будет лучше, а только хуже.

8. — Что будет? — спросила М.А. Берс. — Ожидается, что Думу взорвут. Все депутаты взволнованы.

Л.Н.: Не предполагаю никогда ничего, что будет. Но скорее думаю, что Думой не кончится, что Дума не удовлетворит всех.

9. Услышав, что в гимназии греческий язык вообще не учат, один только латинский, Л.Н. сказал:

— Как это глупо! Греческий только и нужен русскому. Латинский совсем не нужен. И греческая литература прекрасна.

10. Разговор зашел о евреях.

— У них задор потому, что не имеют тех прав, что другие. Это привлекает и русских на их сторону. Я против ограничения в школах, против черты оседлости. Весь народ, живущий на земле, имеет право жить там, где хочет. Почему нам можно жить в Ясной Поляне, а другим надо в Мамадыше? Я за уничтожение всех исключительных законов, касающихся евреев. Безобразие эти законы!

11. — Ограничивать права людей нельзя. Лучший из евреев, которых я знал, был Лондон. [Служил в банке в Туле. Переселился с семьей в Америку.] Есть три разряда евреев: первый — Лондон, евреи, не отступающие от своей религии и верующие, берущие из Талмуда нравственное учение. Второй разряд — атеисты, евреи, которые отстали от еврейства, не пристали к христианству, нет ничего заветного — Варшавер — самый неприятный тип, но он всегда за евреев. Третий — космополиты, для которых все люди равны, как Беркенгейм.

12. — У человека, стремящегося и достигающего нравственного развития, является удовлетворение. Вместе с тем, у человека же, самого по себе стоящего на известном нравственном уровне, этого удовлетворения быть не может.

13. — Время и пространство — только в отношении, в движении.

14. Разговор об общей школьной повинности. Л.Н. против нее.

— Школы с правительственной (определенной) программой, они все зловредны. Между ними, просветителями через такие школы, и нами — пучина. Избави Господи, чтобы мы всех крестьян развратили!

15. — Слово "воля" гораздо верней и понятней для народа и хорошее слово русское. Означает и liberte и volonte. А "свобода" для народа непонятна.

16. — Самодержавие можно любить, как детство. Но как нельзя детство возвратить, так и самодержавие. Мы уже доросли до того, что нам не надо ни самодержавия, ни конституции, от которой там, где она есть (в Европе, Австралии) , лучшие умы уже уходят.

17. О брошюрах Д.А. Хомякова — о "Самодержавии" и о "Православии" Л.Н. сказал:

— Каждый чувствует, что это новые, свои мысли, а не версты печатной бумаги, как говорит Рескин. Дмитрия Хомякова я уважаю: самобытный, новое сообщает, остроумный, как и его отец. Никто из русских не имел на меня, для моего духовного направления, воспитания такого влияния, как славянофилы, весь их строй мыслей, взгляд на народ: Аксаковы — отец и Константин, Иван — менее, Самарин, Киреевские, Хомяков.

18. — Я накануне чтения "Самодержавия" записал себе в дневник: "Как жаль, что Кант поддался требованиям оправдать существующие догмы".^*

* Запись Толстого в Дневнике от 2 февр.: "Читал нынче Канта Religion in Granzen der blossen Vernunft. Очень хорошо, но напрасно он оправдывает, хотя и иносказательно, церковные формы."

19. — Есть высшие темы, которые не подлежат поэтам.

20. — Осуждать раздел Польши могу, но решать, как должны устроиться,— не берусь. Я думаю, что Польшу восстановить нельзя, не те идеалы. Разрушение исторической Польши был грех. За Екатерину, за три раздела мы платимся.

21. — Было время, когда не было русского государства, русский народ же жил полной жизнью.

22. — Иду и по-стариковски вслух говорю: "Как скверно! Как скверно!", а через некоторое время, напротив: "Прекрасно!" Точно в мире два человека. Высшему, божескому физические страдания в пользу. Когда нездоров, мысль не работает; но как нездоровье проходит, наступает выздоровление, тут мысль особенно сильно работает. Все прекрасно.

23. [О министрах,]

— Виноваты все мы, которые в такой среде вращаемся. <...> "Негодяями" их не надо называть, но не надо с ними общаться.

24. Л.Н. цитировал из "Мыслей мудрых людей" на 15 апреля: "Только духовные идеалы достигаются без борьбы людей между собою, а, напротив, достигаются тем скорее, чем более соединены люди любовью. В наше же время закон борьбы признан законом жизни человеческой: доказательство того, что идеалы нашего времени — идеалы недуховные". Джон Рескин.

25. — В малых размерах не видно, в больших размерах видно, что деньги владеют человеком — не человек деньгами. Когда деньги есть, ведь надо их израсходовать.

26. — Что хотели, по образцу заграничных государств, сделать из России промышленную страну, это не нужно. Пусть русские производят хлеб, кожи и за них покупают заграничные произведения. Надо самому удовлетворять свои потребности. Хлеб и кожа, наверное, всегда будут нужны, а браунинги, ружья и шелковые материи будут ли нужны — это вопрос. Часть этих рабочих вернется к земледельческой работе и тем более вернется при выгодном распределении земель.

27. Л.Н. написал прибавление к статье И.М. Трегубова по поводу отказавшихся от военной службы, присуждаемых в дисциплинарные батальоны, что этим надо заняться Думе, дать им другую, не военную, службу. В прибавлении Л.Н. говорит, что правительство имеет два пути перед собой: или уничтожить воинскую повинность, или уничтожить христианство, остатки христианства.

28. Л.Н. считает, что правительственных лиц и революционных одинаково надо сторониться.

29. — Гулял по саду. Как хорошо! Думал о революции. Люди обязаны быть счастливы. Бог все дал. Надо стараться так жить, чтобы другим, хоть собаке Белке, делать добро и себе. Думал о революционерах: они так не поступают.

30. Как современники не замечали, не понимали Христа! Подобно как теперь Л.Н-ча, его разъяснения (истины), предостережения. Люди уничтожают остатки христианства. А может случиться то, что с Христом; через несколько десятилетий или столетий им, Л.Н-чем, будет жить мир.

31. Л.Н. говорил, что кто живет личной жизнью, тому хочется перемены политической, общественной деятельности; а если она ему не удается, он винит препятствия (правительство). <...> Люди, живущие внутренней жизнью, не участвуют в общественной жизни.

32. — Ни в одном государстве нет — может быть, было когда-то — столько дел Думе, как у нас. С чего начать? Бесчисленное количество вопросов, и все изменять от основ, невзирая на партийные споры, которые сами себе создают. О земле, войске, печати, законодательстве рабочих, окраинах: Польше, Финляндии... Всеми этими учреждениями, как они есть, недовольны. Не сумеет Дума сладить с этими задачами. Будет полное фиаско Думы.

33. — Воздерживаюсь в пище. Хорошо думается. Радуешься на жизнь.

34. — Мне совершенно ясно, что ключ к христианству — непротивление, а они откинули его, христианами же себя мнят. Его же (непротивление) надо соблюдать и против быка и против Дубасова.

35. — Польша, Финляндия отпадут. Федерализм имеет основание в обороне против соседа. Русскому народу будет только легче без них. Величие государства желательно тем, кто стоит у власти.

36. — Читаю историю Швеции. Какое это было могущественное государство! Все считались с ним. Потом — Карл XII, страстный, легкомысленный, Полтава — могущество ослабело. Швеции от этого только лучше стало. Ей теперь лучше, легче. На моей памяти, в пятидесятых годах, в Германии было много самостоятельных культурных центров, она шла впереди мира в искусстве, в науке. После семидесятого года, после соединения, уровень умственного, духовного развития понизился. В последнее время не было и нет ни одного выдающегося немца.

37. [На вопрос, что нехорошего в проповедовании?]

— Высокомерие. "Ваша религия нехороша, а мы вам будем проповедовать нашу — хорошую". Я уверен, что Христос не проповедовал свое учение, а просто жил и говорил только тем, кто спрашивал, и по его жизни создали его учение.

38. — Придет время, будут удивляться тому, что заставляли силой детей учиться. Как теперь уже признаем, что не надо пичкать пищей ребенка, когда ребенку не хочется есть, так и обучать его не нужно, когда он не желает учиться. Ребенку час учиться — столько, как нам десять часов работать. Десять минут заниматься одним предметом, уже много, пять минут достаточно. <...> Поэтому надо программу обучения приспособить, то есть учить сути вещей и живо передать вкратце, ибо ребенок с интересом, внимательно будет короткое слушать. <...> Люди будут удивляться, как мучали детей в школах,— как мы удивляемся пытке. Ведь занятие школьное нынешнее — долгое сидение в школе, вынужденная внимательность, обучение латинскому языку — каторга.

39. — Трегубов пишет, что Малеванный учит тому самому, что Толстой, только его за это сажают в сумасшедший дом. Малеванный просидел 15 лет! Я научился тому, что знаю, от народа, Сютаева; а от всего синедриона профессоров — ничему.

40. [О Некрасове.!

— Невозможно его читать! <...> Как он подгоняет рифмы и мотивы!

Май

1. — Разум дает понимание жизни — с ним человек родится. Ум — как сделать машину.

2. — Думал о Думе, чем это разрешится. Скорее всего, свержением Романовых и провозглашением республики. Молодой рабочий из Тулы говорил мне две недели тому назад, что была сходка в Засеке (в лесу). Государственная дума — мало, хотят осуществления социализма. Одни будут хотеть социалистическую, другие — государственную республику, будет резня. У меня нет никакого предположения, желания, воображения о будущем. Но из вероятнейших — предположение, что будет наполеоновская диктатура Куропаткина или кого...

3. Л.Н. доказывал, что освобождение земли — первый шаг, после которого нельзя остановиться, что Думе надо установить одинаковое отношение к земле всех людей. Таковое — рента Генри Джорджа.

4. [Л.Н-чу советовали обличать революционеров.]

Л.Н. ответил, что говорить — серебро, молчать — золото. Что промолчать — и станет ненужным твой голос, само изменится.

5. — Хирьяков пишет, что сильнейшее чувство у него за свою газету, когда видит, что кто-то покупает ее: стыдно, стыдно. Я ему ответил, что если бы я знал, что его газета будет такая революционная, не отдал бы в нее свои письма к Александру III. Он мне писал, что хочет издавать газету умиротворяющую, религиозную, христианскую, а издает точь-в-точь "XX век". Не может устояться — давление со всех сторон.

6. В споре о том, что Дума — выразитель народа. Л.Н. говорил, что там не народ, а 300-400 людей, которых там заразят духовным сифилисом, и что они уже сильно заражаются этим сифилисом.

— Выбирали тех самых, которые уже начали загнивать, которые наполовину уже сгнили. Народ — тот, который делает эти платья, полы, хлеб, все то, чем мы пользуемся, и которому некогда заниматься этими глупостями; а этот народ они душат. Тут никаких представителей народа нет.

Л.Н. назвал депутатов фарисеями.

— Это желание устраивать жизнь других — за это берутся особенно такие, которые не умеют устроить своей жизни. Фарисейство, а общее увлечение политикой — гипноз эпидемический.

7. — Самомнение у него (Горького). Мировоззрения (нового, религиозно-нравственного) у него нет. Сочинить его нельзя, а он думал, что его можно сочинить. И у милого Тургенева никакого мировоззрения не было; он описывал, что есть. Он просто откликался.

8. Л.Н-ч Некрасова порицал, Шиллера похвалил некоторые вещи и Гете короткие стихотворения и введение к "Фаусту". О второй части "Фауста" сказал, что это чепуха, что не понимает ее, хотя он в тех летах, в которых Гете ее писал. Ему, в его старые годы, хочется все яснее и проще, а не мистически. Любит Беранже. <...> Говорил о Мережковском, что некоторые события описывает по источникам художественно, а потом рассказывает от себя как историк — не выдерживает художественного тона. Он очень умный и образованный, но не художник. В первом томе трилогии, в "Юлиане Отступнике", описывает борьбу язычника и не знает христианства, уравнивает его с православием, католичеством.

9. [О книге "Wahrheit und Trug im Sozialismus", полученной от A. Petrovic]

— О социализме пишет верно, что он в стремлении людей к благу, но что политико-экономическая сторона социализма — ничтожная часть его, а учение Будды, Конфуция, пророков, Христа есть социализм.

10. Л.Н. говорил про муху, которая залезла в сетку в его комнате, что думал: надо ее освободить, забывал, и сегодня увидел, что она "умерла". Л.Н. старается жить по воззрению — одна жизнь во всех.

И. — То, что теперь делается, это комическое интермеццо в серьезной (грозной) драме, которая еще не началась.

12. (Говорили, что Россия настолько отстала, что надо сперва то сделать, что на Западе уже сделано.]

— Нет, рост идет у всех народов. Как ребенок — один растет в первом, другой больше во втором году — так и отдельные народы. Наш в духовном росте опередил другие народы.

13. — Паскаль говорил: чтобы забыть вопросы жизни, человек гоняется за зайцем. Дай ему четырех зайцев — ему не нужны, а нужно забытье. Дума — тоже заяц.

14. [Об усложнении и запутывании земельного вопроса.]

— Потому что, когда что ясно, просто, тогда приходится это делать (проводить в жизнь), а тут не надо ничего делать, только рассуждать без конца.

15. Л.Н.: Старый порядок проходит, и пассивность, терпеливость русского народа проходят; что создастся — неизвестно.

Лев Львович: Дума принесет свободу...

Л.Н.: Чтобы каждый сам себе был законодателем? Но этого нигде нет. Представительства народа нигде нет, ни в Америке, ни во Франции, и парламенты не принесли ни прогрессивного налога, ни уничтожения милитаризма. В Англии, Италии, Франции стать депутатом стоит известную сумму денег: ловкие и богатые люди завладевают властью и издают законы.

16. [Быков, плотник из деревни Коломенского уезда, читал из своих тетрадок разъяснения евангельских притч.]

Л.Н. дал ему много своих сочинений. Быков просил "Исповедь". При прощании Быков сказал Л.Н-чу, как он рад, что видел учителя, второго Христа. Заметив, что Л.Н. это было неприятно, Быков добавил: "Может быть, будут наследовать и третьи и другие Христы". В своей речи (он говорил торжественно-серьезно) он упомянул, что Л.Н. страдает за правду.

Л.Н.: Я не страдаю, а следовало бы.

Быков прочел Л.Н. прочувствованную благодарственную прощальную речь, потом поклонился в ноги.

Л.Н.: Не кланяйтесь... Есть люди, которые кланяются каждому человеку, подразумевая, что кланяются духу Божьему в нем. Так понимаю я ваш поклон.

Л.Н. дал ему совет: "Своим писаниям не придавайте значения; пишите только тогда, когда вам очень ясно и хочется высказать, и пишите так, как если бы это никто не узнал, как только после вашей смерти, чтобы слава людская вас не заставляла кривить душой".

17. [О приходившем Е. Дымшице.]

— Этот молодой человек — еврей, он против революции. Дал мне читать свои мысли — превосходные, какие могут быть у 22-летнего! Хочет отказаться от военной службы. В сентябре написал об этом воинскому начальнику, что в случае призыва не явится в присутствие. Теперь едет в Витебск отказываться. Ему как еврею будет особенно тяжело. Не поверят ему.

Л.Н. говорил, что прочел из его рукописей разбор Нагорной проповеди: хороший, и что его рукописи надо отдать Горбунову, чтобы выбрать пригодное для печати.

18. Л.Н. сказал Сергею Львовичу, что сидел в аллее, и там слышна была его игра.

— Там ясно, божественно, спокойно, а что ты играл — то страсти, возбуждение, мешало там. В комнате люблю...

19. — Есть три способа пропитания: милостыней, грабежом, трудом. Все люди живут всеми тремя. Если трудом живем на 51, а другими двумя на 49 частей, это уже хорошо.

20. — Науку нельзя противопоставить религии. Обе одно — просвещение.

21. — Рескин или Карлейль пишет: "Как это читать газеты утром, когда мысль свежа, — загадить ум". <...> Я каждый день читаю «Круг чтения» и "Мысли мудрых людей". Сегодня хорошее — Эпиктета. — И Л.Н. передал мысль, что человек не может осуждать людей.

22. — У Кропоткина закваска революционная портит его писания. Характеристика беспомощности государственного строя — великолепно.

23. [О "единой религии".]

— Она есть в сердцах всех людей. Откинуть суеверия.

24. [На вопрос, как успокоиться, когда помрет единственный ребенок.]

— Решение одно. Если цель жизни — самосовершенствование, приближение к Богу, тогда потеря ребенка только усиливает это приближение.

25. — Есть умные, чуткие люди, такие, которые за других чувствуют, страдают; они конфузливые, религиозные. Умные делают успехи в науке, так как их ничто не связывает. Между чуткостью и религиозностью разница мне не совсем ясна. Разумные люди — те, которые знают, что важно. Они притом и не бывают умные.

26. — Дети ходят около цветов и говорят: "Их нельзя рвать" — слышали от старших, родителей, которым доверяют, им внушено, и это у них остается. Слышал, что Бог сотворил мир в шесть дней, и это остается до тех пор, пока ему не придется разувериться. А настоящие, религиозные, нравственные положения, что свойственно душе, запечатлеваются навсегда.

27. Сухотин говорил, что Думу не интересует справедливость, но все, что может, старается достичь. Крестьянские аппетиты требуют скорого отчуждения и получения в собственность удельных земель, помещичьих земель. Национализация — медленный процесс, поэтому о ней нет речи. Правительство слабеет, войска в провинции развращены, распропагандированы. Сама гвардия слаба. Если правительство разгонит Думу, западные банкиры денег не дадут взаймы. Царь окружен людьми, которые хотят вешать. В комиссиях распоряжаются кадеты, пропускают туда много революционеров и мало из правых, а из них — тех, которых сами кадеты выбирают.

28. [О Дымшице, оставившем Толстому свои писания.]

— Все у него выходит из одного центра. Он, видимо, способный. Давал уроки гимназистам, бросил. "Гимназии — погибель. Что подготовлять туда молодежь", — сказал он. Я ему, как обыкновенно, — что ведь надо жить чем-нибудь. Все живем трудом, грабежом, милостыней. В наше время иначе нельзя — ведь земельным трудом жить — надо плуг, лошадь (уже грабеж). Только надо нам стараться, чтобы процент труда был больше, чем грабежа, милостыни. Но, видимо, он (Дымшиц) этим (преподаванием) не может заниматься. <...> Прежде старые архиереи писали такие вещи, а теперь молодой еврей, а архиереи подделывают под правительственные условия свою веру.

29. И.И. Горбунов сказал, что печатают Бондарева. Какое это сильное! Мужицкие доводы, некуда податься. Выйдет его статья "Торжество земледельца".

Л.Н.: У Бондарева язык чистый, народный, короткие положения, шутка... Равняется русскому языку Аввакума. Нам нельзя освободиться от примеси литературного языка.

Июнь

1. Пишущие письма к Л.Н. так обращаются к нему: "Великий учитель истины", "Дорогой учитель", "Dear great leader of men" (Дорогой, великий вождь людей).

2. [О новых изобретениях.]

— Такие изобретения, кажущиеся важными, усовершенствования возможны только при нашей извращенной жизни. Этих моторов, бициклетов и других технических изобретений, я уверен, при нравственной жизни не было бы, а были бы совсем другие изобретения, какие — не можем знать. Те изобретения, которые теперь делаются, возможны только при разделении людей на господ и рабов, когда есть рабы, которых гибнут тысячи в каменноугольных копях.

3. — Нельзя брать сторону ни той, ни другой стороны: идет свалка; теперь один внизу, другой — сверху, и нельзя говорить, потому что он внизу, что он прав: а в ближайшем моменте он может быть наверху, выхватит нож... Идет свалка, оба виноваты.

4. — Вопрос об отчуждении земли неправильно поставлен (кадетами), что "есть нужда в земле, которую надо удовлетворить". Можно быть без земли богатым, а с землей — бедным. Надо поставить его так: равное отношение к земле всех.

5. — Хомяков самобытный мыслитель. Можно с его мыслями не соглашаться, но они наводят на размышление, дают новые мысли.

6. — Стачки — сомнительные проступки; иногда нельзя сказать, что проступки, иногда — поступки. Теперь говорят, что где-то земледельческие рабочие хотят три рубля, женщины — два рубля в день. Давно пора! Только нельзя им не давать работать тем, которые хотят работать по 75 копеек, как и их, требующих три рубля, нельзя насилием заставлять работать за плату, которую другой установит. На стачки смотрю, как на пассивное сопротивление. Но как только они делаются из корыстных целей, так они становятся орудием борьбы.

7. — Мы с Николаевым вычисляли для России и нашли, что в России единый налог [по Генри Джорджу] покроет все государственные расходы.

8. — Возврат к старому невозможен. Правительства нет, в сознании народа его нет. В России возможно неповиновение правительству. Повиновение человека человеку — грех.

9. Л.Н. говорил, что политика и политическая экономия имеют малое значение в занятиях человека.

10. — Если вообразить себе интересы людские шаром и в середине его человека, то очень маленький конус выпадет на долю политики. Внутренняя жизнь, дружба и так далее куда важнее политики. Самое главное — внутренняя жизнь, и воздействие на других через нее самое сильное. Из газет чему научитесь? Газеты врут, только представьте себе, что ни одна из них никогда не не права! Через газеты не узнаете рабочего движения. Они вас только запутают. Я 80 лет прожил, а во мне пороков сколько; еще 80 лет прожить — и не избавишься от них всех, но хоть от немногих избавился. Они есть и в вас. Надо непосредственно выработать внутреннего человека, а посредством кадетов выработаете урода. Кадеты, социал-демократы — рабы западных учреждений. Читайте хорошие книги, хотя, кажется, Эмерсон сказал: "Нельзя прочесть всех хороших книг".

11. — На конституции нельзя остановиться, как на реформации. Или ортодоксия, или свободное христианство.

12. — Я сегодня под яблоней записал: "Мы поставлены в необходимость делать (любовь ко всем), делание чего и для меня и для других к лучшему. Как это просто, и только в старости лет это ясно видишь".

13. — Милютин-либерал с легкой руки ввел общую воинскую повинность. Военная служба дает нам равное право быть убийцами. Введение общей воинской повинности было глупо с точки зрения государственной обороны и с точки зрения обеспечения правительства. Сто солдат 15-летней службы стоят тысячи общей воинской повинности. Одна Англия имеет хороших солдат; это тот самый дух либерализма, не доведенный до конца. Если либерализм довести до конца, то надо всякое государство уничтожить, чтобы человек действительно был свободный. В милитаризме нет духа правды, а только целесообразность. Введением общей воинской повинности сами себя гонят.

14. Отсылал десять посылок с книгами — тем, кто просил их у Л.Н. В год, наверное, 300-400 посылок; кроме того, каждый день раздает сколько, иногда 100 экземпляров. Горбунов, Фельтен, Картушин, Сутковой, Чертков добросовестно снабжают Л.Н. изданиями его сочинений. Горбунов — еще книгами Семенова, Генри Джорджа и другими народными книжками религиозного содержания.

15. Осуждали Брайана <...>» что он в своей книге поместил рядом портреты царя, Л.Н. и папы.

— Брайан — симпатичный, умный, мужественный, но, как европейские люди, малообразованный. У него шоры.

16. — Талмуд — бедность мысли, чепуха. Я искал, и ничего не мог найти. Есть выписки из него, ими я пользовался при составлении "Мыслей мудрых людей".

17. Мария Львовна передавала свой разговор на сенокосе с яснополянскими мужиками. <...> Младшие — особенно Евстигней — озлоблены: "Мы еще терпим, но иногда выхода нет, кроме погромов усадеб".

Л.Н. очевидно страдал, слушая это, как вообще страдает во все время революции.

— Тут доводами ничего не достигнешь, тут настроение надо изменить, а это можно только делами, жизнью, не словами. За его взглядами есть чувство злобы, ненависти. Тут как рогульки, наклоненные на себя и сцепленные,— не разъединишь, расправляя одни концы, а надо расправить корни. <...> Сознание народа растет. <...> Что оно создаст, нельзя предсказать. К монархическому строю нельзя вернуться. По конституциональному — еще хуже... Анархисты: Бакунин, Кропоткин, Реклю очень хорошо критикуют несостоятельность правительства, Бакунин ничего не строит. Кропоткин, Реклю — очень недостаточно.

18. [На упрек, что Л.Н. мало ест.]

— Каждый день упрекаю себя, что ел лишнее.

Июль*

1. Л.Н. говорил, что пишет о том, что русское правительство мешает полякам, кавказцам... Им не надо повиноваться правительству; им можно вредить только потому, что они сами участвуют в правительственном насилии.

— Не участвовать во власти, не служить солдатами, податей не платить, и не будет народ угнетен. Когда я вижу это высшее средство, тогда низшие средства мне несимпатичны**.

* 19 июня Маковицкий выехал к отцу-старику в северную Венгрию, вернулся 13 июля.

** Статья Л.Н. Толстого "О значении русской революции".

2. [После спора Льва Львовича и Андрея Львовича с отцом о смертной казни — сыновья упрекали его в непоследовательности.]

Л.Н. сказал Александре Львовне: Родные сыновья далеки, ты близка, счастье, что ты есть.

"Не надо осуждать людей, не имеющих Бога и потому мечущихся". Потом сказал, что прочел Франциска Ассизского "В чем радость совершенная" — "Покаяться, радоваться, когда гонят, не понимают вас".

3. И.И. Горбунов (о роспуске Думы): Воззвание, чтобы не платили податей и не шли в солдаты, волнует.

Л.Н.: Не платить этому правительству, а когда мы будем правительством — нам платить подати. Ни к кому не идти в солдаты. За границей умные люди подумали о русских, которые за Думу: "Еще дураки попались на нашу дорогу!"

4. — Я здесь видел крестьянина, — заметил Л.Н. и рассказал про телятинского сапожника, который ходил в лохмотьях. Когда староста требовал податей, не дал.

Л.Н. встретился с его братом и спросил: "Что, он тронулся немножко?" А брат говорит: "Нет, это он по древности пошел, для Бога". Когда Л.Н. спросил сапожника: "Смерти не боишься?" — тот ответил: "Как же ее бояться? Разве я от Него отрекся?"

— Когда в нем случился духовный переворот, для него земное (по Эмерсону) потеряло значение... — сказал Л.Н. "По древности надо идти", юродивым быть, таких людей надо больше.

5. Л.Н. получил письмо от женщины.

Л.Н.: Прежде на 80 страницах меня ругала за то, что нарушил ее православную веру, а теперь извиняется на 40 страницах.

6. — Я считаю, что в это время (бесправительственное) надо распространять христианские воззрения. Может быть, они укажут путь.

7. Картушин, смелый человек, пробил дорогу, теперь и другие стали издавать сочинения Л.Н-ча. Картушин дал 3.000 руб., печатали по 18.000 экземпляров. Работали над изданием он и Сутковой, без помощников, сами на себе таскали бумагу в типографию, корректировали и быстро уносили из типографии отпечатанные экземпляры, оставляя для конфискации 1-2 тысячи экземпляров. Все издательство помещалось в маленькой комнате, где жили вдвоем, питаясь хлебом, картофелем, капустой и горохом с постным маслом.

8. Л.Н. рассказал историю из Диккенса и добавил:

— Смех — лучшая музыка.

9. [О посетителе — студенте.]

— Как все студенты. Добролюбов, Чернышевский, Михайловский — он впитал в себя эту мудрость и так ею начинен, что не может воспринять чего-нибудь другого. Разумеется, полная самоуверенность.

10. [О "Круге чтения".]

— Сегодня читал последние корректуры. Это самовосхваление: «Круг чтения» — просто спасительная вещь, особенно в моих годах. "Закон Божий". Ежедневно читаю. Когда дурно расположен — успокоит. Хочу сократить для молодежи, народа.

11. [В связи с крестьянами, читающими газеты.]

— Есть представление, что крестьяне — особые люди, как японцы, негры. Чем старше становишься, видишь — все люди одинаковы, нет никакой разницы. <...> Общественное мнение у крестьян зиждется только на святых людях. Это фундаментальное, основное течение. Телятинский сапожник. Народ стомиллионный, есть хоть один — спасет. Содом могли спасти десять праведных.

12. — Одно только важно — понимание истины, самой высшей, доступной человечеству... Кто выше: начитавшийся "XX века" или телятинский сапожник? Цивилизация не облагораживает.

13. — Маленькая разница между самодержавием и конституцией. Не берусь судить, что менее негодно.

14. [В разговоре о Хельчицком.]

— Все замечательные писатели малоизвестны.

15. — Свободные англичане... Жестокость, деспотизм, самоуверенность, самодовольство. Думают о себе, что они хорошие. Читал Филдинга новую книгу, как англичане завоевали Бирму постепенным развращением. Филдинг признает моральное превосходство бирманцев, но хочет, чтобы в Бирме религия отступила на второй план.

16. — Более суеверного ничего нельзя себе представить, как сесть в церкви на скамейку и воображать, что служишь Богу.

17. [Хвалил Карпентера.]

— Несогласен с ним в том, что он слишком налегает на здоровье.

18. [На вопрос, всегда ли нужно говорить с детьми серьезно или можно отделаться шуткой от вопросов, недоступных их пониманию.]

— Когда интересуются, задают серьезные вопросы: что будет после смерти, откуда взялся человек, отчего есть добрые и злые, — надо серьезно отвечать.

19. — Как можно меньше читать! Не нужно читать... Пусть познают природу непосредственно, за трудом, а не в отражении (через писателя). Деревенские дети знают, как лягушки выводятся, как овес растет...

20. [Об изречении Конфуция: "Не привязывайся к настоящему".]

— Я дорожу обратной мыслью: жизнь наша в настоящем. Но настоящее — соприкосновение прошлого с грядущим (настоящего нет).

21. — Переводчик "Confucius Spruche" наставил ненужных слов. У Шиллера нет лишних слов. Я перевел прозой. Перевод прозой — точный, дословный — показывает всю силу поэта. Я помню, как перевод "Цыган" по-французски прозой (Тютчева?) мне открыл всю красоту "Цыган". В прозе вся сила.

22. — Тютчев был придворный, был приближенным Марии Александровны. В очках, в старом пальто; мы познакомились после Севастополя. "Сделайте мне честь, приезжайте ко мне". Поразило меня... Удивительно его владение русским языком. Хотя он лучше говорил по-французски... Поразительно его славянофильство, и славянофильство самого дурного типа — государственное.

23. — Фет рассказывал, что спросил мастера, который вырезывал из дерева чудные головы: "Как это делается?" Тот ответил: "Что лишнее, то снимаем". В деле слова и в музыке — то же самое.

24. — Язык изучать советую вам, как я сам делаю. Возьмите перевод знакомого вам сочинения, которое хорошо знаете, Евангелие или повесть, и прямо читайте. Посвятите все свободное время изучению языка и выучите английский язык за один — три месяца, если знаете немецкий и французский.

25. — Что мы все не перерезаны, что мы живы, тем обязаны нравственному закону, который в людях есть: в этих караульщиках сада, в нас; и очень страшно, когда высшие, передовые люди лишают себя и других этого закона.

26. [Матери троих детей, тяготящейся тем, что воспитывает паразитов.]

— Нужна добрая жизнь. Что будет из детей, это не от нее зависит — дети не наши. А может быть, через 30 лет вспомнят: "Мать так говорила" (так жила). Добрая жизнь всегда имеет последствия.

27. Л.Н. говорил, что он уже видит плоды следствия своих писаний. Есть такие, которые переняли основу, и другие — которые воспользовались солдатской памяткой, чтобы отговорить солдат от послушания нынешнему правительству, "а нашего — слушаться".

28. — У Кропоткина отрицательная сторона — обличение правительства — хороша, а положительная — ребячество. В моем положительном не сомневаются, а только говорят, что оно осуществимо через тысячу лет. Но как представить себе, что после уничтожения правительства насилием сразу установится мирное сосуществование?

29. Был Александр Добролюбов из Самарской губернии. Неразговорчив, говорит ты, брат, сестра. На вид — крестьянин; видимо, совсем опростился. Лет девять тому назад издал декадентские стихи, год пробыл в Соловецком монастыре; красивое лицо. С Л.Н. говорил много, между прочим, о браке, о расторжимости брака. По его мнению, брак, когда становится тиранством одного другим и когда ведет к нечистому, т.е. когда в нем чистого ничего не остается, можно развязать. Не надо поддаваться словам кого-то о неразрывности брака.

Л.Н.: Основываться на том, что брак нечистый, нельзя: что одному нечистое, другому — чистое.

Л.Н. говорил, что он в своих сочинениях описал пережитое лично и решал его (вопрос о браке) для Бога и решил не развязывать его, а остаться в нем, терпеть.

30. [Разговор о программе "обновленца" Шипова: частичная амнистия, реформа избирательного права, суда...]

— Шиповское организаторство ничего не значит. Успокоение ста тысяч мальчишек (студентов), опропагандированных рабочих, офицеров, солдат ничего не значит. Они опираются на недовольство народа и затихнут, когда опора отпадет. Нужна земля. Этот вопрос стал ребром в России. Для меня радикальное решение — решение земельного вопроса. <...>

Пока у господ в Ясной Поляне будет 600 десятин, а у мужика — три, мужик будет смотреть, как бы достать эту землю, а только когда больше земли свободной не будет, станет совершенствовать хозяйство на своем куске. Решение — только решение вопроса о земле. Если деревня будет успокоена, они, оторвавшиеся от деревни (фабричные рабочие) будут бессильны.

31. — Бога забыли. Так надо выразить состояние внешнее. Раньше, при моем отце, была православная вера (обряды, батюшка), дворянская честь, которая заставляла... руководила; потом увидели, что этого не нужно. Пришло католическое безверие (веры в католичестве нет, индульгенции) , атеизм, который теперь есть в русском обществе. На народном языке выражаясь: Бога забыли.

Л.Н. думает, что мы должны пройти через это, чтобы понять, чего нам недостает.

32. — Университетского образования недостатки — выдумки нет; университетского образования выгоды — скромность; такому видно, какая литература есть о каждом предмете (а полуобразованные рабочие того не знают и воображают себя всезнающими).

33. [О приходившем студенте.]

— Заткнутый Михайловским, через него ничто не проходит.

34. Сергеенко принес описание слежки за Л.Н., обыска у него в 1862 г. из архива III отделения. Л.Н-чу было многое новым. О Долгорукове, шефе жандармов, сказал:

— Я его знал, этого Долгорукова, шефа жандармов; добрейший человек был и очень ограниченный, пустейший мот, консервативный. — Далее Л.Н. сказал: — Нельзя себе представить человека, более чуждого политике, чем я был в те времена. Это (обширность "Дела" — 53 номера — участие в нем министров, царя) мне подтверждает, какое количество глупостей делает теперь правительство.

35. Чертков говорил, что Л.Н. пишет то, что русский человек уже чувствует в душе, только это сжато, ясно выражено. Надо направить писания Л.Н. куда следует, и они сделают свое дело. Он выразитель лучших религиозных, нравственных дум и мыслей русского народа.

36. — Я скоро умру и потому постоянно думаю о смерти; думаю о том, что такое эта жизнь, которая кончается смертью. И ответ только один (это очень старо, но, когда готовишься умирать, это особенно ясно) — жизнь есть служение. Это разрешит все вопросы революционные, политические. Ты должен сделать то, что хочет сила, пославшая тебя сюда. Это одно несомненно. А то, что мы говорили о свободе воли, так она в том, что человек может чувствовать себя рабом этой силы.

37. Л.Н. читал вслух неизданное письмо Достоевского ("Новое время", 15 июня 1906 г.). Л.Н. с этим письмом несогласен, это прямо нехорошо — целый народ осуждать.

— Много доброго сделал мне Достоевский. Как раз я хотел с ним познакомиться, а он умер.

38. — Весь прогресс — в очищении, упрощении, уяснении несомненных истин. Когда сам дойдешь до мысли, тогда она прочна (понятна, принята). "Великие мысли исходят из сердца" [Вовенарг].

39. — Я видал пленных турок, они поражали меня своим спокойствием и какой-то мудростью. Я уважаю мусульман. Они нравственно во многом выше христиан.

40. — Истина, которую я открыл, что все люди одинаковы, дважды два — четыре. А если я это могу понять, может и другой.

41. — "Не могу" нельзя сказать. Человек сам себя не знает. Можно сказать "не мог", но вперед решить "не могу" нельзя. Надо стараться быть спокойнее, не озлобляться.

42. — Думают, что христианство — что-то такое, что может быть выражено внешним; а мы последствий никак не знаем: будем ли мы Николаями (царями) или камердинерами.

43. Я сказал, что похоже, как теперь нападают на правительство, так в 1876-1877 гг. славяне нападали на турок. Возможно, было другое решение, чем война, как и теперь есть другое решение, чем революция, — Дума.

Л.Н.: Это самое я тогда чувствовал, что теперь: неискренность, фальшивость выдвигаемого предлога: любовь к народу (т.е. что теперь она побуждает к смене правительства, а тогда любовь к славянам — к войне с Турцией).

44. — У Канта — разум, у Гегеля — ум. У Соловьева тоже только ум; умеет, как художник, изложить теорию, диалектик. Les extremes se touchent [Крайности сходятся; франц. пословица]. Философией занимаются и мудрые и глупые люди.

45. [Л.Н. о значении Канта.]

— Он философским языком передает христианские истины. — И привел примеры: "Поступай так, чтобы это было общим правилом" (т.е. не делай другому того, чего не хочешь, чтобы тебе другие делали). — Лучшее его сочинение "Kritik der praktischen Vernunft", которое профессорами не признается — будто бы оно написано для его лакея. А признается "Kritik der reinen Vernunft". А эта была подготовительная работа для той. Для христианина Кант излишний. Его "Religion in Grenzen der blossen Vernunft" читайте. Разбивает догматы и суеверия.

46. Был разговор о диалектическом методе Гегеля. Л.Н. смеялся над крайней искусственностью философского языка Гегеля: "Быть в себе", "Быть для других", "Быть в себе и для себя".

47. — Шопенгауэр только 40 лет как стал общеизвестен. У Шопенгауэра краеугольный камень нравственности — сострадание и духовное единство всех существ.

48. — Я поместил В "Круг чтения" изречения из посмертного трактата Ницше "Антихрист", превосходное. Нашел у Мережковского. Только мне кто-то сказал, что он это взял у меня, да и я нахожу свои мысли.

49. Мистер Томпсон с Чертковым уезжают в Москву. Томпсону рекомендовали посмотреть там Третьяковскую галерею, вид с колокольни Ивана Великого, с Воробьевых гор, торговые ряды, бани. Л.Н. же советовал московские трущобы на Хитровом рынке.

50. Чертков попросил Л.Н., чтобы сказал Томпсону, какое напутствие посылает друзьям в Англию.

Л.Н. сказал, что он ему говорил о двух вещах, которые важны:

— Первое: притча Христа о человеке в саду. Что жизнь есть только служение; это для меня самая важная истина в христианстве. Второе: о смерти: я ничего другого не мог узнать лучше того, что сказал Христос на кресте: "В руки твои отдаю дух мой". Больше этого никто не может ничего сказать.

51. [О грабителях, ограблениях.]

— Подтверждает то, что говорю в статье ("Две дороги"), что не правительство охраняет подданных, а охраняет сознание.

Август

1. [Запись в дневнике Толстого.]

"Кто имеет обязанности, имеет права. Неправда. Человек имеет только обязанности".

2. [На вопрос: чего можно ожидать в России? Верит ли, что христианский анархизм наступит?]

— Не верю. Надо ожидать неожиданного. Но я бы очень желал, чтобы народ не давал податей, отказывался служить, не участвовал во власти. Анархизм при земледельческой жизни возможен. В крайнем случае, чтобы народ остался такой, какой он теперь есть, чтобы не участвовал в смутах.

3. — Хотелось бы содействовать, внушить народу, по крайней мере, чтобы он смут не делал, оставался, как он есть. Если бы он держался спокойно — значило бы, что ему правительство не нужно.

4. — Мне теперь, в 80 лет, становится ясно, что самоуверенность, гордость — пропорциональны низменности и растут в обратно квадратном отношении с отсутствием достоинства. Хорошо об этом в дневнике [запись 30 июля]: человек должен быть прав перед собой, чтобы мог жить. Человек, у которого духовной жизни нет, всегда прав. <...> У кого же есть духовная жизнь, тот, когда подло поступает, сознает свой грех, но ему есть на что опираться.

5. — Читал Менделеева "К познанию России". Данные интересны, но рассуждения плохие. Читал место, где ничего нельзя понять. Валяет с плеча; никакой обработки, чтобы мысль была ясно выражена. Я знаю, какой это труд — выражаться ясно. <...> В «Круге чтения» на сегодня: "Мудрые не бывают учены. Ученые не бывают мудрыми" (Лао-тзе)". Подходит к нему (Менделееву). <...> Я хотел ему написать. Идеал его — размножаться; а чтобы можно было прокормиться — заводить промышленность и добывать пищу фабричным путем. Земледелие второстепенное. <...> Идеал не есть размножение (у кроликов — да), а совершенствование. Идеал — целомудрие. Франциск Ассизский, Иисус, Мария Александровна [Шмидт] не женились...

6. — Гегельянство — оправдание того, что есть. "Все существующее разумно". А лучшее в мире — государство. А прусское — самое лучшее.

7. — Если бы Герцен действовал в России, он вел бы, шли бы за ним, а не за Чернышевским, Михайловским. Он совершил круг через гегельянство, революционерство и возвратился к народу, к нравственным требованиям.

8. Речь о Столыпиных — министре и сотруднике "Нового времени". Как министр Столыпин может оставаться министром: он ведь косвенно убийца. Л.Н. знал их отца. Правдивый человек был. Писал о военных делах большое сочинение и, придя к убеждению, что военное дело безнравственно, сжег это сочинение.

9. — Был здесь юноша оборванный, питается яблоками, картофелем, поэт. Был у Горького, рассказывал о нем. Я ему сказал, что желал бы быть скорей им ("вы здоровы"), чем Горьким, — раздраженным, ницшеанцем. Принес стихи, недурные, на современные революционные темы. Я сказал ему: "Живем вечным, поэты пишут на вечные темы, увлекаться теперешним не надо. Какие это могут быть условия, которые могут заменить вечную жизнь?"

10. — Народ жил (духовно) жизнью Саровских отшельников. Когда начались рационалистические требования (и у образованных и у народа) и власть видела, что православие нужно ей, и начала требовать силой соблюдения внешнего (обрядов), тогда вера пошатнулась. Разрушители не Геккели, а Победоносцевы.

11. — Что мы спокойно живем, чай покупаем,— это не от того, что есть правительство, жандармы, — это лишнее, а от того, что есть общественное мнение, основанное на известной общественной нравственности. Когда оно нарушится, как теперь, тогда никакое правительство (никакая внешняя сила) не может обеспечить спокойную жизнь, как это видим теперь.

12. Студент Духовной академии прислал Л.Н. диссертацию о том, что у пророка Иеремии есть места, доказывающие, что и в "Ветхом Завете" было учение непротивления злу; есть там слова: "Ударившему тебя в щеку подставь другую".

Л.Н.: Это доказывает, что прогресс состоит в очищении истин от слоя...(в наше время и научных засорений) и что вечные истины с самого начала были известны человечеству. Раньше были очевиднее (раньше их легче открывали — жизнь была простая; теперь они загромождены и научными предрассудками).

13. Говорили о том, какие пошли новые слова в народе: "оратель" — оратор, "ограбные" беспорядки — аграрные, "хулиганы" — забастовщики и т.д.

14. — Из народа есть пример: телятинский сапожник, который "по древности пошел", то есть увидел, что цель жизни — не сапоги другим тачать, а любовь к людям, искание Бога, сохранение связи с ним. Спросили его: "Смерти боишься?" — ответил: "Разве я от Него отрекся?"

15. Говорили о характерной черте русских крестьян — сообразительности. Чертков об английских рабочих — что у них нет смысла, цели работы (сообразительности), что знают только специальную часть работы: копать и т.д. Русским можно все поручить и положиться на них.

16. Чертков говорил, что Л.Н. переживет нас всех при его духовном и телесном складе и образе жизни. Дальше говорил, что Л.Н. женился на Софье Андреевне с одним пониманием жизни, теперь у него другое. У Софьи Андреевны же осталось ее старое.

17. Л.Н. говорил, что когда стар становишься, видишь огромный круговорот внешней жизни и какую ты маленькую роль играешь в нем.

18. О сочинениях Л.Н-ча Чертков заявил, что они — и дневники, и все написанное после известного дня 1881 г.^*, — должны стать достоянием всего человечества. Чертков сказал:

— Я подыму голос от имени человечества, чтобы было по желанию Льва Николаевича.

* В завещании от 27 марта 1895 г. Толстой подтвердил, что право на издание его сочинений, опубликованных до 1881 г., остается за наследниками. После 1881 г. — нет.

19. — Павловское христианство другое, чем Христово, крикливое, подчиняется (подделывается к) власти.

20. — Теперь у меня мысль (мало сказано), сильно осознанное руководство жизни: что я здесь для служения Богу, и когда так думаю, то чувствую, что все люди занимают места, какие следует им занимать. Революционеры... К людям я стал менее требователен. И в католичестве, и в протестантстве, и в православии — бисер в разных оболочках. Марии Николаевне где же понимать метафизику! Ей это так же нельзя, как ребенку поднять десять пудов.

21. [О Геккеле.]

— Он лишен религиозного чувства. Он, как это сказал N.N., как ночная птица, видит в темноте, а как выйдет на солнце — не видит. Особенно дерзким стало суждение — что раньше казалось вне компетенции, то теперь смело осуждают: и Бога, и Евангелие, — а это происходит от недостатка образования. Материализм приводит к скептицизму. <...> Баба, молящаяся богородице, выше Геккелей. Она стремится к лучшему.

22. [О книге Менделеева "К познанию России".]

— Довольно глупая... Остроумие, красноречие, ученость делают человека самоуверенным: думает, ему все сойдет. Мой брат был юморист, мог рассказывать про все с успехом и серьезные вопросы шутливо подавал. Так и Менделеев с плеча валяет. Его идеал — размножение жителей России и добывание им пищи промышленным образом.

23. — Признается наукой дребедень, а настоящая наука — религиозное миросозерцание — не признается наукой. Сведения — не наука.

24. — Как в химии Вертело, Менделеев учат одному, так Лао-тзе, Будда, Конфуций, Христос учат одному — закону жизни.

25. [В ответ на то, что буддизм учит истреблению бытия и истреблению корня бытия.]

— Это есть отступление от буддизма, как учение об искуплении — от христианства, хотя буддисты, которые знают протестантизм, признают и думают: искупление присуще христианству.

26. [Меньшикову.]

— Не вы одни — целая артель ученых лишена религиозного чувства, ей недоступно религиозное миросозерцание — виновны в том, что делается теперь в России.

27. Л.Н. повторил Меньшикову, в чем их разногласие:

— Я говорил про самомнение ученых, что берутся решать религиозные вопросы, думают, что они найдут лучшее, чем Иисус. Вы ответили, что это самомнение: утверждать, что Иисус, Будда нашли лучшее. Я: люди приняли от них, скромных учителей, чужих им людей, их учение. Вы (мне): что я количеством принявших христианство, буддизм людей хочу утверждать правоту христианства, буддизма.

28. — Это такой трюизм, что война — зло. Военный дух держится не на разуме, а на внушении. Внушение это может быть разрушено только обратным внушением или религиозным чувством.

29. — Надо мной, наверно, будут смеяться, что я наряду с большими преступлениями — с убийством, войной — ставлю мясоедение. Есть дикие люди (американцы, немцы), которые ничего не слыхали о вегетарианстве.

30. [По поводу разговора с двумя революционерами-босяками.]

— Мне сегодня стало ясно, что правительству надо уступить всем требованиям революционеров. Сейчас созвать новую Думу. Хуже теперешнего положения дел не будет. Теперь правительство в роли опекуна, мешающего взволнованному народу. Тогда сейчас же выделится новое правительство из их среды, революционеров. Правительство тем спасет себя — неизвестно, к чему приведет революция, — освободится от греха, очистится.

31. Приехал В.Н. Джонс [соседний помещик, профессор технологического института в Томске]. На лице Л.Н. появилось мгновенное выражение тягости, что приехал революционер, что придется с ним говорить, но принял его с добротой и вежливо.

32. — Китаец пишет: иностранцы изумляются тому, что в китайском языке нет выражения для "свободы". Есть Тао, означающее путь, знание закона существования, то есть просто по-нашему "воля Божья"; кто выбирает этот путь и когда идет по нему, свободен, или свободен идти по нему.

33. [Про двух сторожей сада, будто бы подговаривавших мужиков обокрасть сад.]

— У них нет никакого сдерживающего начала; будет у них браунинг — будут стрелять; сейчас придет и скажет кому угодно: "Руки вверх". <...> От насилия нет ничего, кроме зла. Это в высшей степени безнравственно. Нет никакой точки оправдания. Правительству теперь следовало бы дать все: и тайные прямые выборы, сейчас созвать Думу, и пусть Дума сама управится с теми "руки вверх", и отрезки (земли) дать, только бы успокоить.

34. — У них (революционеров) нет центральной организации. Спросите Милюкова — скажет: "Я не за насилие". Другой, третий так же. У правительства же есть центральная организация. Они могут остановить. Только они не видят, что подавить нельзя, 100 революционеров возьмут, а 200 новые заместят их. Подрастающее поколение — революционное. Установилось общественное мнение: нельзя быть беспристрастным, — тем менее быть против революции. "Ах, ты черносотенец" (?!). Взрослый человек, серьезный одолеет, не поддастся общественному мнению. Девушки, юноши поддаются. В покушениях и спорт, ухарство играют роль. Майнридство,

35. — Конфуцианство — не религия, конфуцианство — мудрость и учение нравственности, которое соединяется с религией. В Японии — с буддизмом, шинтоизмом. <...> Есть небо и разум. Небо — правда, начало всего, в связи с нравственностью. В буддизме тоже Бога нет, еврейский личный Бог возник из многобожия соединением в одно.

36. — В "Круге чтения" глубокое изречение

Торо, что через микроскоп и телескоп видно неважное. <...> Да и мы смотрим через инструмент — глаз; могут быть разные глаза. Все исследование материи — исследование наших представлений.

37. [Разговор о латышах-лютеранах, какие они сознательные, работящие, чистоплотные.]

— Какая у них вера ни есть, а есть вера, нечто вне их, обязывающее их, а у наших — свобода от всяких обязательств, потому и возможно то, что происходит.

38. — Все хорошо. Раньше можно было предотвратить духовным воздействием это озверение, озлобление. Теперь заряд должен разрядиться, и это происходит на наших глазах. Хоть видим, что такое есть русское общество. Оно показывается в настоящем виде.

39. — Они (революционеры, готовые на все) были последней каплей, убедившей меня, что никакие репрессии не помогут. Правительство только ими глубже погружается. Если бы у меня спросили совета, я бы советовал: сейчас созвать Думу, выборы тайные, прямые, полную амнистию, уничтожение смертной казни, Учредительное собрание. Пусть правительство не компрометирует себя и уступит правление иным.

40. По поводу разговора о ком-то умершем кто-то сказал: "О мертвых говори доброе или ничего".

— Как раз наоборот (о живых говори доброе или ничего). Чужой грех скрой, два тебе простятся. Если об умерших одно доброе писать — неправильное понятие о них.

41. Л.Н.: Старость — самый прелестный возраст; в чем хотите, все прекрасно.

Софья Андреевна: Все скверно.

Л.Н.: Говорю серьезно. Никогда в жизни не испытывал этого чувства. И когда один гуляешь в лесу, и когда ложишься спать, испытываешь такое спокойствие, благодарность. Я думаю, это свойственно всем старикам. Когда будете стариками, увидите.

42. Л.Н. говорил, что читает книгу Р. Роллана о Микеланджело, и разговаривал о нем с Нестеровым.

— Люди судят о людях, об их душе, об их религиозных испытаниях, до которых не могут дорасти. <...> Он сделался известным писателем... Он очень слабый писатель.

43. Иван Иванович Горбунов удивлялся, что одновременно унитарии дали таких людей, как Чаннинг, Эмерсон, Гаррисон, Баллу и др.

— Эта плеяда удивительная была: за освобождение рабов; унитарство — отрицание божества Христа, требование разумной религии. Вот прекрасная тема для писателя: написать об этом книжку. Я постоянно говорю об этом американцам. Это были удивительные писатели, но аудитория плоха. Для западных народов это было как о стенку горох.

44. [О переводе в стихах псалмов Давида.]

— Это в прозе, наверно, сильнее сказано. Поэтическую прозу стихами переводить нехорошо. Там порядок слов имеет значение, и от перестановки слабеют выражения.

45. Л.Н.: Я заглянул в "Новое время". Там статья "Игра дьявола" Александра Столыпина, брата министра. Хороша. — Прочел часть вслух: "И вот вопрос сводится к тому, дорожит ли еще народ духовными началами достаточно, чтобы остаться жизнеспособным? Когда-то Россия дорожила этим началом настолько, что создала себе великую участь среди окружающих дичи и варварства: те погибли, а она выдвинулась, но... сохранилось ли это?" Потом взял с собой в кабинет "Новое время". Уходя в кабинет, Л.Н. продолжал говорить, что спасение русского народа в том, насколько сильны устои христианские, и что он не знал, что он (Столыпин) так серьезно думает, он легкомысленно жил (молодым человеком).

46. — Христианство — подъем выше того, где есть правые и левые.

47. Л.Н. рассказал: однажды <...> мальчик поймал вора. Это был высокий, крепкий мужчина, взявший шубу. Мальчик его догнал, привел в дом и запер. Он поддался.

На недоумение, как такой силач последовал за мальчиком, Л.Н. разъяснил:

— Это робость была у воров — сознание, что он делает дурное дело, а теперь вор — Наполеон (т. е. теперь воры уверены в правоте своего дела, как Наполеон).

48. [О приписывании геройского значения пренебрежению собственной жизнью.]

— Это самое обыкновенное явление. Тургенев рассказывал, как расстреливали какого-то господина в цилиндре и в перчатках, привязали его к столбу, а он вызывающе подергивал ногой, его ранили, и он продолжал этот жест. Главное зло — что люди приписывают этому явлению что-то хорошее, а это низшая ступень, до которой может дойти человек. Эту черту воспитало в солдатах правительство, взрывая их на кораблях и окружая смерть таким ореолом доблести: за царя, отечество, и ее внесли в революцию. Разумеется, что спокойно принять смерть естественнее, достойнее, чем форсировать театральность, напускать на себя фанатизм.

49. Л.Н.: Я задаю себе вопрос и никак не могу решить его. Глупость от самоуверенности или самоуверенность от глупости? <...> Я, когда был глуп, читал самую глубокую книгу (Эпиктета), не внял ей от самоуверенности. Царь-то самоуверен. Не скажет ни слова, которому бы не потакали, которому не приписывали бы глубокий смысл.

50. — Писемский мне никогда не нравился. <...> В среде литераторов хвалил его из учтивости.

51. [Разговор о китайском огородничестве.] Л.Н. говорил приблизительно в том смысле, что надо, во-первых, дойти до того, до чего дошли китайцы (научиться той обработке, какой достигли китайцы), а потом заниматься — это уже дальнейший шаг — теоретическими изысканиями.

52. Л.Н. получил письмо от Черткова, который просит разрешения вставить в статью "Правительство, революционеры и народ", которую Чертков печатает, мысль Л.Н. о том, что правительство должно уступить революционерам во всем: дать равное и т.д. избирательное право, Учредительное собрание, амнистию. По-моему, хронологически туда не годится: эта мысль пришла Л.Н. после покушения на Столыпина в августе 1906 г. А статья закончена в конце 1905 г.

53. — Я любил Гомера, Ксенофонта "Анабасис" и еще больше "Memorabilia". К концу "Анабасиса" как смешно Ксенофонт рассказывает, как на обратном пути, узнавши про богатого персиянина, напали на него, чтобы ограбить, но их поколотили. Это друг Эвклида, Сократа, в грабеже не видал ничего дурного.

54. — Витте, Менделеев хотят из России сделать промышленную страну. Теперь видят, что от рабочих происходят озлобленность, смуты. Они беспокойны и мутят деревенских жителей. Теперь одни крестьяне остались спокойны в России. Если цель государства — нравственность, благо народа, тогда надо им стараться удержать крестьянское земледелие.

Сентябрь

1. В.Ф. Снегирев спросил Л.Н.: Где есть сильное религиозное движение? В России участвуете в нем вы, Соловьев, Достоевский. А за границей соответствующее есть?

— Оно есть, но с оттенками. В народе оно сильнее всего у славян: назарены, духоборы. У образованных — у англосаксов; там это в большинстве Джон Булли [нарицательное имя англичанина-буржуа] ; обрядовое празднование воскресенья и никакого внутреннего, духовного христианства. А редкие серьезно и глубоко поглощены христианством. У немцев — широкий протестантизм неподвижный, закостенелый или научный интерес. У американцев была плеяда замечательных писателей, начиная с Чаннинга, основателя унитаризма, — Баллу, Торо, Эмерсон... Не могу простить Тургеневу, что он просмотрел это движение.

2. Л.Н. читал из Послания Павла_; как приводили Павла на суд к Галлиону (проконсулу). <...> Л.Н. говорил о том, что учение Павла — не учение Христа:

— У Павла задор, грубость. Он тип чисто революционный, практическое применение к жизни (компромисс с властью) обещает спасение. А в этом (споре о вере, который Л.Н. читал вчера) хорошо изображено, что Галлиону вера показалась сушим пустяком. Он никогда не мог представить себе, что из Павла выйдет человек, который полмира себе покорит.

3. [По поводу рассказа Толстого "Божеское и человеческое" В. Львов в "Образовании" N. 8 выражал Л.Н. презрение за "непонимание великого революционного момента", упрекая в преступном всепрощении и восхваляя праведный гнев (террор), который понял Горький.]

Л.Н.: Одно слово говорю каждый день: радуйся, когда ругают тебя. Это отводит от той области — мнения о себе.

4. — Гете хотел облегчить биографу возможность разобраться в том, что заставляло его писать известные сочинения. Мне эта точка зрения не нравится. Я описываю самые сильные впечатления своей жизни.

5. Илья Львович и Сергей Львович (кадеты), с одной стороны, а с другой — Андрей Львович (правый), Михаил Львович (беспартийный), Николай Леонидович (взглядов Л.Н.) спорили о политике.

6. — Теперь считается необходимым иметь браунинги, как раньше — сапоги, цепочки с часами. Внушено, что надо вооружаться. <...> Овцы без пастырей.

7. [Л.Н. читал вслух Герцена о революции.]

— Это совершенно относится к нашим. Русский народ не может удовлетвориться ограниченностью муромцевской "революции".

8. [По поводу допускаемых Л.Н. изменений текстов в своем «Круге чтения».]

— Кто хочет учености, пусть обращается к ученым. А мне надо только высказать наилучшим образом религиозно-нравственные истины.

9. — Павел всегда мне был противен. Фальшивый, сентиментальный тон, где он пишет о любви.

10. — Русский язык пропадает. "А далече господь носил?" — спросил меня старик-цыган. Молодые бы спросили: "В какой дирекции гуляли?"

11. [О Ламеннэ "Les Evangiles".]

— Тут его комментарий к Евангелиям. Из них взято в «Круг чтения». Это лучшее из его произведений.

12. [О Карлейле.]

— Лучше всех его короткая книга "Сфинкс": превосходна,

13. — У Эмерсона положительное есть, а у Давидсона-Моррисона его нет. У него блестящее отрицательное.

14. Л.Н. высказал мнение, что революция в России не кончилась:

— Прав Леруа-Болье: "Вам ее на 50 лет хватит". Огромное государство расшатано, разваливается. Это как бы огромный храм, который разваливается и который надо совершенно развалить по кирпичам и потом построить новый. Все это требует очень долгого времени, тем более, что, может быть, и кирпича не хватит.

15. Чертков зовет Лебрена к себе для работы над энциклопедией мыслей Л.Н., распределить их по темам и переписывать на ремингтоне.

16. Л.Н. спросил, есть ли евреи, занимающиеся земледелием.

Я: В Бессарабии и восточной Венгрии. Знаю об этом понаслышке, самому не пришлось видеть. <...>

Л.Н.: Отсутствие поколениями корня в земледелии развращающе влияет на народ. <...> В общении с природой отношения простые, долг работы, кормления себя трудом. У живущих же не на земле развивается гордость, корыстолюбие, унижение.

Л.Н. еще раньше говорил, что у работающих на земле нет борьбы за существование, кроме борьбы с природой. У живущих же в городах есть. Живут один за счет другого.

17. — Тургенев был высокого мнения о Гете. Я поэтому пытался в него вникнуть и, кроме отвращения, ничего не испытал. И теперь ничего не нахожу достойного в его личности.

18. — Что наш еврей, который должен был явиться на призыв новобранца в Витебской губернии, не пишет. Может быть, он поддался и не хочется ему об этом сообщать. А я бы рад знать. Разумеется, никак не требую, чтобы он отказался. Какие хорошие его статьи!

19. [В разговоре о том, что школа должна воспитывать людей свободными, нравственными, практичными...]

Л.Н.: Среда-то какая, которая воспитывает, в которую вернется ученик. Даже свободные свихнутся на те рельсы, которые есть. Все воспитание сводится к воспитанию самого себя. Наша среда извращена, далека от нормальной жизни. Первое, что мы требуем от воспитания в школе, — излишнее количество знаний. Надо будет как можно меньше требовать знаний: обучать и дожидаться, чтобы ребенок задавал свои вопросы.

Бирюков: Тогда он отстанет. Надо ему давать практические знания, чтобы проявились его способности.

Л.Н.: Пускай он отстанет. Если есть в нем задатки — они проявятся. Может быть, будет музыкант, философ, техник. Довольствоваться надо самым малым. Спуститься до самой скромной жизни и ограничиться в знаниях. <...> Наше — господских классов — положение такое: разбойник хочет воспитать детей в справедливости. <...> Наша испорченная жизнь — это данное условие, это факт; но у тех, кого мы воспитываем, мы должны пробудить сознание (этой испорченности жизни) и дать им возможность бороться этим сознанием за лучшее.

20. [На запрос Комитета Нобелевской премии и предложение Академии дать ее Толстому.]

Л.Н.: Придется отказаться, — сказал почти с досадой, что его будут тревожить этим.

[В письме к А.А. Ернефельту от 25 сент. Л.Н. просил "постараться сделать так", чтобы ему "не присуждали этой премии". Ернефельт переслал письмо Л.Н. в Швецию.]

21. Кто-то сказал Л.Н-чу, как заметно его влияние в происходящем в России.

Л.Н.: Слишком рано. Через 30-40 лет будет виднее, чем и чему я содействовал.

22. — Если бы два года тому назад рассказали о том, что теперь делается: смелые грабежи, убийства — думали бы, что это Жюль Верн выдумал. Я только удивляюсь, что у нас здесь покой, тогда как ходит к нам столько разных людей.

23. — Я магометанство считаю христианством, вышедшим из апокрифических христианских преданий: борьба против троебожия, иконоборство. Что из христианства в нем, то хорошее. Что от Магомета — грубое. Учение магометанских сект, бабизма... чисто христианское.

24. Л.Н. говорил приблизительно в том смысле, что писание романов — пережиток... Теперь пишут "на одно копыто", и нечего им — и французам, и англичанам — сказать, и некому их читать. Так нельзя теперь писать, что "была погода, он стоял под окном..." Есть что писать, так писать просто: "Я сидел за столом..." Теперь это кончилось, и слава Богу. И я, говорит, грешу, иногда напишу в этой форме. Это все пустяки, это как охота. На охоту можно поехать ради развлечения, если человек чувствует в этом удовольствие, а это чепуха. Так и я возьму да напишу что-нибудь романическое, а все от этого ничего не изменится; нужно помнить, что это (писание романов) несерьезное занятие.

25. [По поводу организуемого в Москве "Дома свободного ребенка", куда хотят собирать вместе маленьких детей, и родители по очереди будут заниматься с ними, причем ради демократической тенденции желают обойтись без прислуги: будут сами топить, стирать и т.д.]

Л.Н. сказал, что по всему тому, что он слышит, ему кажется, что из этого ничего не выйдет, а если и выйдет, то что-нибудь очень плохое, наподобие заграничных детских садов, которые он когда-то за границей сам видел и которые произвели на него отвратительное впечатление, потому что дети там подвергались муштровке; делали все по команде, маршировали и прочими глупостями занимались. И Л.Н. даже думает, что для ребенка гораздо безвреднее, если мать, которой этот ребенок мешает работать, дергая ее за платье, когда она стирает, дает ему подшлепника, чтобы его унять, чем если какая-нибудь педантичная дама, вроде институтской классной дамы, холодным голосом будет его останавливать, по нескольку раз внушая ему какие-нибудь запрещения делать что-нибудь. Ему кажется, что этот кружок взялся за практически невыполнимое дело, т.е. воспитание маленьких детей не может быть ведено посторонними людьми, а есть дело самих родителей и, главным образом, матерей. А если бы они ограничились одним образованием, т.е. обучением, то это выполнимо. Это можно было бы устроить сообща, т.к. дети успешнее учатся вместе, чем порознь. И он сам из своей практики школьного дела помнит и знает, что, когда детей соберут в одну школу, то они как-то сами собой отберутся, более способные к более способным, менее способные к менее способным, и тогда само собой дело покажет, чем с кем заниматься. Ему кажется, что в данном случае наши московские друзья и, в частности, Горбуновы, слишком увлекаются, желая немедленно разрешить эту проблему воспитания своих детей. Так как они чувствуют свою несостоятельность в этом деле у себя в доме, то им, естественно, хочется избавиться от этих неблагоприятных домашних обстоятельств и где-то на стороне устроить что-то, что, по их мнению, будет полезнее для детей. Но для него это уж такой трюизм, что воспитание детей все сводится к самовоспитанию родителей. И вот, например, возвращаясь к тем же Горбуновым по поводу их желания, чтобы в этом доме, предназначенном для воспитания детей, не было прислуги: как же они хотят, чтобы дети не чувствовали фальши этого, когда у них в доме по-прежнему остается прислуга, которая исполняет всю черную работу? Детей обмануть нельзя, и ребенок сейчас .поймет, что это обман, игра. Лучше не задаваться такими широкими, туманными и практически невыполнимыми замыслами, помня французскую поговорку "Qui trap embrasse, mal etreint" ("Много желать, добра не видать"). Вот обучению нельзя не сочувствовать по новому, свободному методу, т.к. у всякого честно мыслящего родителя естественно возникает желание избавить ребенка от тлетворного влияния нынешних школ и гимназий, которые только портят и развращают детей, и дать ему образование без всех этих глупостей, в виде суеверий религиозных, чудес, поклонений иконам и т.п. или патриотизма, обожания царя и прочее.

26. — Гипноз — сила... Удивительно, что люди так мало считаются с этой величайшей силой гипноза. Гипнозу, разумеется, поддаются не все, особенно легко поддаются дети, идиоты и животные — словом, существа неразумные. Труднее всего или даже совсем не поддаются гипнозу самостоятельно мыслящие, стойкие, так называемые религиозные люди. Чем выше религиозно человек, тем меньше подвержен гипнозу.

27. — Для меня эти кадеты и декаденты — даже по созвучию — схожи. Вообще, это люди, которые потеряли здравый смысл. И как при декадентстве мы не можем узнать, что добро, что зло, утрачено различие добра и зла в современности, так и в кадетской партии. Нам, людям другого склада ума, это все совершенно непонятно, неразумно.

28. Л.Н. рассказал историю Семенова. Семенов пришел к Л.Н. 15 лет тому назад, еще дворником.

— Такой простой, нежный, вдумчивый и в самых трогательных и простых словах выразил свое душевное состояние и то, что он читал из моих произведений, и что на него они имели большое влияние, и очень меня расположил к себе. Я ему посоветовал уйти в деревню, оставить город, заниматься сельской работой, и он так и сделал. А потом попал он в какой-то кружок молодых литераторов и поддался всецело уже их влиянию, их гипнозу, и теперь просто с трудом его выношу, так он мне неприятен и даже внешне, какой-то он стал жирный, толстый, самоуверенный и все с теми же заученными словами, как они все говорят: "экспроприации..."

29. — Гете скучен, например, в "Письмах из Италии". Читая его "Wahrheit und Dichtung", понимаешь, как создавался "Фауст". У него мистицизм, кабалистика, будто бы философское объяснение богословия — ужасное. На этом основан "Фауст". <...> "Вертера" люблю и некоторые стихотворения. <...> Тургенев так его пре.воз— носил, наговорил мне о нем, что я дал себе труд всего его перечесть, все 42 тома! Сколько людей — мои предшественники Тургенев с Герценом — воспитаны на Гете.

30. — Что нужно читать людям материалистического мировоззрения, социалистам? Я посоветовал бы таким людям читать" Карпентера, особенно Чаннинга и особенно Гаррисона.

31. [В ответ на письмо семинариста, прочитавшего "О половом вопросе" и желающего чисто жить.]

Л.Н. советовал, кроме вегетарианства, не употреблять алкоголя; не обращать внимания на свою внешность; равномерную работу, которая действует сдерживающе, а главное, верить в свою силу. Как начнешь сомневаться, что не победишь вполне, — пропал.

32. — Как это военная служба и христианство могут вместе существовать. Желал бы жить 300 лет. Чтобы видеть, что будет. Что останется из двух: военная ли служба, христианство ли. У интеллигенции христианство кончилось.

33. Л.Н. говорил, что смешивают ум и образованность. Где нет своего ума, там восприимчивость всяких знаний.

34. Л.Н. продолжает читать "Wahrheit und Dichtung" Гете, хотя его мнение о Гете — что тот низкого поведения человек, а о "Фаусте" — что пытался вникать в него и, кроме отвращения, ничего не испытал. <...>

— Он влюблялся в барышень сразу в штук пять и наслаждался их влюбленностью и своей, а потом бросал. И это тогда считалось ничем. И Тургенев так.

Октябрь

1. [На жалобу дочери Саши, что мать не любит ее.]

— Дело не в том, чтобы тебя любили, а чтобы ты любила. Когда все любят, легко быть приятным, но в тяжких случаях надо не осрамиться.

2. — Сегодня думал о том, что человек жив до тех пор, покуда у него есть свобода, покуда может поступать так или иначе. В агонии, сумасшествии человек не живет.

3. [Просили автограф у Л.Н. для чешского музея.]

Л.Н. написал: "Угождай людям, забывая о Боге, и люди не будут любить тебя; угождай Богу, забывая о людях, и люди полюбят тебя".

4. Проходя мимо Л.Н., стоявшего у крыльца со странником-пастухом, я слышал, как Л.Н. сказал: " Если вы при этом не обижаете, не мучаете животных, это гораздо спасительнее, чем странствовать по святым местам".

5. Речь о том, как развилось жульничество. Л.Н. сказал, что его удивляет, что религиозное чувство так быстро исчезло у русского народа.

6. [О Карлейле.]

— Изречения его бывают бойкие, но что-то такое резкое, недоброе в них! Когда их поместишь в "Круг чтения", вычеркнешь потом.

7. [О мнении, что нападки Толстого в предпоследних сочинениях не должны быть такими резкими.]

— Мне тоже неприятна в них резкость осуждения правительства. Даже избегаю их раздавать.

8. Сутковой [книгоиздатель] говорил о предстоящих им судах за преступления против печати: "Протоколы все на меня, т.к. Картушин плохо переносит тюрьму, а я ее люблю".

Л.Н.: Я тоже любил бы сидеть.

Кто-то спросил: Как, в одиночестве или в товариществе?

Л.Н.: В одиночестве.

9. Я сказал Л.Н., что после строгого выговора церкви, правительству, революционерам ему следовало такой же выговор сделать и отдельным людям, нам всем, т.к. мы так же, как правительство, безразличны к правде.

Л.Н. сказал, что к совокупности людей легче быть строгим, чем к отдельным людям. Потом прибавил:

— Я думал, вы хотите сказать, что так как к правительству, церкви был резок, то к революционерам не следует быть таким. Я раскаиваюсь в своих беспощадных нападках на церковь. Сутковой прав, что лучше самое грубое суеверие, чем безверие. Да, лучше старуха самая суеверная, молящаяся "господи помилуй, господи помилуй"... Хотя это грубая форма, но то же самое обращение к божественному началу, что у Канта, когда он утверждает в себе духовное сознание; и лучше ее суеверие, чем безверие Муромцева. Когда она молится, она так же признает выше себя духовное начало, как и Кант в конце своего учения говорит об этом...

10. — Со мной так бывает: возьму статью о вопросе мне интересном, философском, религиозном. Тут из своего хода мыслей — ясного — окунешься в запутанный ход мыслей, и логика у них другая, и язык — ученый жаргон — ничего не поймешь. Из области определенного попадешь в область неопределенного.

11. Замечания Л.Н. о темах, которых касались в разговорах:

— Бетховен — это тоже выдуманная репутация. Скука необыкновенная.

— Сентиментальная любовь Гете — мерзость.

— Шиллера я люблю, это свой человек, а Гете — мертвый немец.

12. [Умер Стасов 84 лет.] Стасов был, может быть, самый близкий из остававшихся в живых старых друзей Л.Н. Он подкупал Л.Н. своей любовью, но они мало сходились, он даже мало понимал Л.Н-ча.

13. [Об издании статьи Л.Н. Толстого "О значении русской революции".]

Л.Н.: По-моему, надо здесь издавать, но желательно было бы одновременно с Чертковым и в европейской печати одновременно появиться — имеет значение^*.

^* В изд. "Посредник" статья вышла в ноябре, но была конфискована, а Горбунов-Посадов привлечен к ответственности. В изд. Черткова и в др. зарубежных изд. статья тогда опубликована не была.

14. И.И. Горбунов рассказывал про их школу Дом свободного ребенка. Там около 50 детей и православных, и католических, сектантских, еврейских.

— Преподавать им религиозные основы (нравственное учение), которые отвечали бы и православным, и католикам, и протестантам, и евреям. И оно возможно.

15. [О художнике Нестерове.]

— Он и понравился и интересен мне тем, что он верующий. Последнее время переменился мой взгляд на религиозность: самая грубая религиозность мне приятнее безверия ученых материалистов.

16. — Чем дольше живу, тем мне яснее, что эти научные люди — компиляторы. Только когда нет своих мыслей, набиваешь себе голову чужими мыслями, разными знаниями и придаешь им значение.

17. — Читаю автобиографию Гете, не понравилась: скучно, педантично, буржуазно, с герцогами знакомства делает, этому приписывает важность и искусству.

18. — Влюбление само приходит, и, если охватит, ну и охватит, и если с этим ничего не поделаешь, так тому и быть. Но не надо его искать. И напротив, быть готовым бороться с этим, а не поддаваться. Если избегать, то можно уберечься до поры до времени.

19. [На вопрос об отношении к спиритизму.] Л.Н. ответил, что спиритизм — самообман, заблуждение. Но когда на сеансах люди ему поддаются, они находятся в серьезном настроении, отрешаются от легкомысленного, мешающего и, поддерживая друг друга, угадывают медленно, шаг за шагом, глубокие истины. Такова Люси Малори — ее мыслями полон "Круг чтения".

20. — У Павла суеверное, мистическое: смерти Христа приписано сверхъестественное значение (искупление), и это пришпилили к христианству. Мне Павел всегда не нравился. Даже его знаменитое место о любви.

21. [На вопрос, как объяснить рекомендацию Толстым проекта Генри Джорджа в связи с его христианским анархизмом.]

Л.Н.: Это такое естественное средство для справедливого распределения земли и для собирания податей при нашем запутанном внутреннем положении. Все остальные предложенные реформы так неясны, неудовлетворительны, что этот выход, при существовании правительства, напрашивается сам собой.

22. Разговор об английских писателях.

Л.Н.: Стивенсон был последний даровитый писатель. <...> Карпентер мне очень нравится, особенно его "Цивилизация, ее причины и излечение". Он наследник Рескина... Как новинку я перечитываю самых "новых" писателей: Гольд— смита, Филдинга, Свифта.

23. — Герцен — вот писатель, который был скрыт от русского общества, а теперь всплыл. На Герцене, как на искреннем, умном человеке видна эволюция передового человека. Он поехал на Запад, думая, что там найдет лучшие формы. Там перед его глазами прошли революции, и там наступило разочарование в западном строе и особенная любовь и надежда на русский народ. Правильно ли это или нет, но у него была эта надежда. Русские политики могли бы с него пример брать, чтобы не повторять той же ошибки увлечения западными формами. <...> Он был в глубине религиозный. Чернышевский, Михайловский не были.

24. [Говорили о революции, что причина ее заключается отчасти в социально-экономических вопросах и что в результате ее могут последовать социально-экономические улучшения; об английской депутации, о добрых желаниях англичан помочь русским устроиться так же, как англичане.]

Л.Н.: Тут главное религиозно-нравственные вопросы, из которых социально-экономические условия вытекают. Если из революции выйдет только конституция, это будет фиаско. Из-за этого затрачивать такие большие усилия, кровопролитие, озлобление — не стоило... Если в парламенте будут Петрункевич, Столыпин, то они ничем не лучше Николая II как правителя. Что кадеты хоть чуть подвинут к лучшему, не верю. Это хуже Пугачева. Из Пугачева кое-что вышло, а из этого ничего не выйдет. Нужно совершенно новое... даже если не Петрункевич, а Чемберлен, то тоже будет плохо; поэтому я и на [английскую] депутацию так смотрю, как если бы пьяные люди встретили трезвых и предложили им выпить — то было бы им веселей, но это не значит, что было бы им лучше. Ждут таких же результатов от революции, как от Французской. Но не надо забывать, что такие результаты, если бы они и были, были бы бесполезны. Надо ждать более крупных внутренних переворотов в смысле религиозного пробуждения сознания людей. Может быть, от этих ужасов люди опомнятся и поймут, что так жить нельзя, а от кадетских программ, желаний нельзя опомниться, что так жить нельзя. Надо, чтобы вышло что-то совершенно новое.

25. [О молодых русских писателях.]

— Мне самый симпатичный Куприн. <...> Его маленькие рассказы: "Allez", "В цирке", "Ночная смена"...

26. Сухотин: Как это вас всегда вместе с Горьким приводят! Вас ведь связывает только одна фотография, на которой вы вместе сняты.

Л.Н.: Да, меня всегда к нему пристегивают.

27. — Книга Чамберлена "Евреи" нехорошая, необъективная, чересчур научная. Не очень интересна, но дочитаю. Он против них. Проповедует насилие. О происхождении евреев там сказано: сначала были бедуины, потом смешались с сирийцами, стали израильтянами, одно племя из них — иудеи, и от этих пошли все евреи, которых мы знаем.

28. — Апостол Павел, собственно иудей по вероисповеданию, и то, что у нас считается христианством, это, собственно, иудейство.

Л.Н. жалеет, что он так стар для этой работы, которая выяснила бы разницу между истинным христианством и учением Павла, но что, во всяком случае, в скором времени эта работа будет сделана, а кем бы она ни была сделана, произведет сильный переворот. Первое — что Христос не иудей и на него имело влияние не одно иудейство. Второе — что Павел совершенно противоположен по духу Христу. Третье — Л.Н-чу всегда Павел был бессознательно противен, даже глава о любви: она неестественная. Книга Анатоля Франса отчасти навела его на это и дала мысль и повод работать над этим. "Послание к римлянам" апокрифическое, не настоящее.

29. Л.Н. рассказал про Дымшица. Сегодня получил письмо от его брата. Дымшиц не хотел быть солдатом и не соглашался раздеться для осмотра. Когда его насильно раздевали, заплакал (Л.Н., рассказывая это, чуть сам не заплакал).

30. Л.Н. выразительно читал вслух «Круг чтения» на 20 октября. Голос ему изменял, и на глазах выступили слезы.

— Это кто пишет? — спросил он и сказал: — Генри Джордж. Вот почему он мне мил и ненавистен всем ученым.

31. — Изложение Кришны (легенд о нем) мне чуждо... Восточная цветистость выражения, излишек образов и слов.

32. Л.Н. вспомнил знакомую даму, которой впрыскивали воду вместо морфия и она успокаивалась.

— Нервных людей особенно легко обмануть.

33. — Был революционер, слесарь, жалкий, то есть жалко его положение. Что-то слышал, его "напрасно забрали". В тюрьме сидел, там красный флаг носили на прогулках, за это сажали их в карцер. Сделали "обструкцию". Говорит слова: "свобода", "самодержавие" — ничего разобрать нельзя. Думает, что он приставлен устраивать жизнь народа, а надо устраивать свою.

34. [Толстой читал вслух из Давидсона-Моррисона.]

— "По разделению Гладстона, англичане делятся на массы и на классы. Массы живут своим трудом, классы — трудом других". Остроумное.

35. С.Н. Глебова рассказывала о сыне, что он поступил в гвардейскую артиллерию, в часть, где строгая дисциплина, чтобы себя поднять, отдаться в крепкие руки. Л.Н. сказал, что ему это не нравится, что нужно самому для себя завести дисциплину, потому что человек не может перестать сам собою управлять. Вся жизнь в держании себя в узде, самосовершенствовании, самоуправлении; не нравится Л.Н-чу, что не собственной нравственной силой хочет управлять собой, а отдается в чужие руки. Глебова говорила о нем, что он мечется, хочет быть лучше, жил просто, работал, говорил отцу: "Дай мне 100 десятин и немного денег взаймы, женюсь на крестьянке". Л.Н. не одобрял идеалы внешней жизни. Есть нравственный идеал, по нему надо стараться жить в каждый данный момент.

36. [О том, что политикой заняты теперь 18— 20-летние.]

— Да что 20-летние! Это еще хуже, если 40— 50-летние, которые в своей жизни, кроме гадостей, ничего не сделали, свою жизнь испортили, хотят устраивать жизнь других. Надо стараться самим в своей обыденной жизни жить лучше: с прислугой, людьми... К насилию не прибегать ни Столыпину, ни Петрункевичу, а то ты оправдываешь насилие со своей, другой — со своей стороны.

37. — По Шопенгауэру, комизм — в неожиданности. У французов это комизм наивный. Самый наивный комизм состоит в том, что ожидаешь одно, а случается другое.

38. — Пусть дадут женщинам права (они слабы, меряться с мужчинами на этом поле не могут), они почувствуют слабость, и тогда увидят, что у них есть другие, им близкие занятия, которые им станут дороже (семейные), что тут с ними конкурировать нельзя... Говоря объективно, я удивляюсь мужчинам, которые не хотят дать прав женщинам. Теперь в России со стороны революционеров повторяется то, что было во Французской революции.

39. — Удивляюсь, почему не основывают у нас свободного лицея без прав?.. Просто строго научные люди, которые преподавали бы математику, астрономию, физику.

40. — Всегда мемуары очень интересны. Как после этого читать рассказы? <...> Мемуары Due de Saint-Simon. Интересны. "Lettres persanes" Монтескье можно читать.

41. Н. Л. Оболенский возмущался картинкой "Толстой и Горький" — репродукцией с открытки при статьях о Толстом Луизы и Эльмера Моодов в журнале "The Bookman", October 1906.

— Вводят путаницу в головы 100 тысяч читателей, которые совершенно ничего не знают о том, какое различие между ними, — сказал он.

Л.Н.: Для массы публики ведь все равно: я, Ницше, Ибсен, Золя — это только имена, которые отличаются.

42. Александра Львовна с 8 часов переписывала на ремингтоне послесловие — 18-ю главу к "О значении революции". Л.Н. в халате поправлял до 10. Два раза перемарывал и много прибавлял. Вечером с 7 до 10 — также. Л.Н. уносил статью к себе и поправлял. Александра Львовна даже зароптала. В 8.30 Л.Н. пришел вниз за Оболенскими и позвал их снова поправить статью по-новому. Едва закончив поправлять начисто в трех экземплярах переписанный текст и показав его Александре Львовне, Л.Н. стал снова поправлять, и притом вид у него был, как если бы извинялся, что причиняет работу Александре Львовне и нам. Сегодня переделывал ее четыре-пять раз и остался недоволен. Предоставляет Ивану Ивановичу решить, печатать ли ее, и будет более рад, если не напечатают. <...>

В статье разговор с ламинцовским крестьянином оканчивается словами: "Не можете ли вы мне помочь на выписку газеты? — сказал он". А на деле Л.Н. ответил ему: "Не дать ли вам еще и на браунинг?" — "Что же, и на браунинг хорошо", — ответил он.

43. [О книге Сабатье.]

Л.Н. сказал, что посмотрел и понравились ему два места довольно хорошие. Первое: нападать на священников не следует, это форма, в которой выражается их вера. Они не могут в другой форме выражать свои верования. Второе: во Франции множество женщин и мужчин идет в монастыри. Это проявление потребности самоотвержения, их занятие бесполезно другим людям. Надо им дать передовые цели. <...> Л.Н. говорил, что сколько усилия употребляется на то, чтобы опровергнуть такие страшные предрассудки, как непогрешимость папы, бессеменное зачатие.

— Ведь нам, кажется, надо быть сумасшедшими, чтобы в это верить. А ведь это на нашей памяти были провозглашены эти оба догмата^*.

* Догмат непорочного зачатия был провозглашен папой в 1854 г., а догмат о папской непогрешимости принят Ватиканским собором в 1869-70 гг.

44. — Вся культура озабочена тем, чтобы убивать. (Культура теперь направлена на то, чтобы придумывать самые совершенные орудия убийства.)

45. У Л.Н. в сильной степени развита привычка пробовать свои способности: что может сделать, желание не затруднять других тем, что можно самому сделать. Он мог бы итальянскую статью дать кому-нибудь перевести для себя и с легкостью прочесть по-французски или по-русски, но он сам с помощью словаря одолел ее. Он мог бы писать письма немцам, англичанам по-русски или у себя дать их перевести на немецкий, английский языки и так посылать. Но он их пишет сам на этих языках. Когда одевается, чтобы куда-нибудь ехать, сам себе в комнату приносит верхнюю одежду и сам ее уносит раздевшись, когда приезжает. При перевязках не хочет каждый раз чистый бинт, кажется ему расточительством. Книги, письма сам уносит в кабинет. Вообще, что может, делает сам. Ему 79-й год, а теперь еще делает гимнастику. Кроме прогулок пешком около трех часов в день, через день — верхом. Что трудно, то любит преодолевать, тем воспитывает в себе волю и поддерживает бодрость.

46. — Все эти Сабатье хлопочут, как бы возродить католицизм. Копаются в горе книг, цитируют разные тонкости для оправдания догм. Вопрос этот так загажен, что трудно за него взяться. А можно взяться, только под самый корень, как Руссо.

47. — Получил письмо и в нем мое "Письмо к фельдфебелю", издание революционеров, истрепанное, многие его читали. Пишет: "Вас прежде уважали, а теперь вас весь народ презирает, что вы такую святыню [церковь, войско] можете осуждать".

48. Андрей Львович спросил Л.Н.:

— Нельзя обойтись без битья животных? Я пришел к заключению, что для животных необходимо телесное наказание.

Л.Н.: Думаю, что нельзя. Мы требуем от них, чтобы жили согласно нашим желаниям, которые их уму непонятны. Тогда их бьем, и они слушаются.

Андрей Львович; Тогда почему же нельзя и людей телесно наказывать? Ваньке Ромашкину все поучения, просьбы не впрок. Я уверен, если его высечь, подействовало бы.

Л.Н.: Нет, нельзя. Потому что у каждого, последнего человека все-таки есть разум и он может понять. Тогда негде остановиться. Когда можно за одно одного наказывать, можно за другое и другого. Человек разумен, есть возможность действовать на него. А наказанием уничтожится остаток его разумного сознания, и это самое мы забываем. И от того-то так медленно движется человечество.

Андрей Львович спросил, что делать с террористами и грабителями, которые теперь появились.

Л.Н. ответил, что до сих пор строгостью держалось все наше общество, и вследствие этого было забито все наше сознание. Теперь строгости сняты — это проявилась человеческая природа, какая она в нас есть, не сдерживаемая разумным сознанием, а сдерживаемая только страхом наказания.

49. Речь об Афросимове, весельчаке, плясуне, певуне.

Л.Н.: Странно, что такие люди приятны, а если разберешь — пусты. Их жизнь — эгоизм, наивный эгоизм, оттого они приятны, что их эгоизм — наивный эгоизм.

50. — "Реквием" Моцарта никогда не слыхал, но сколько раз играл, ничего хорошего в нем. <...> Под впечатлением [что он хорош в четыре руки], я и играл в четыре руки, но я обратного мнения. Если что хорошо, то и одним пальцем...

51. [О Фихте.]

— Многое, что мне казалось, что я открывал, у него нашел. Грустно мне читать его. Отчего грустно? Что никто его не знает. Андреева, Золя все знают. <...> Он пишет, что счастье объективно происходит от внешних условий, а блаженство человек может сам себе создать, оно вытекает из блага, которое человек может всегда достигнуть своим мировоззрением.

52. Л.Н-ча ждут мужик с бабой и хотят с ним переговорить.

Л.Н.: Если что просительное, то не могу исполнить... Если что духовное, то позвать их сюда.

Ноябрь

1. — Чем низменнее философ, тем популярнее. Советую не читать историю философии, потому что там лишь некоторые стороны философа подчеркнуты и вы не будете читать его непредвзято.

2. Л.Н. говорил о том, что равенство, братство, свобода вытекают из хороших добродетелей смирения, справедливости, любви.

3. Л.Н. говорил, что жизнь Иисуса гораздо менее значительна, чем жизнь Франциска Ассизского. Учение Иисуса — да, значительнее. Разговор Франциска с братом — если мы не можем так поступать, пусть нам это будет хоть идеалом.

4. — Если я опять сделаюсь молодым, то я уеду в такую страну, где не говорят про газеты, политику, а разговаривают про пчел, собак, земледелие...

5. — Ежедневно четыре письма, в год тысячу получаю о том: "Я хочу учиться". Из народа уходят учиться, и все народу садятся на шею. Как если бы человек стоял на карачках и на него лезли бы один, два, три, и в дверях стояли бы новые. На это никто не обращает внимания.

6. — Читаю Фихте и Руссо и прихожу в ужас. Все это сто лет тому назад было высказано, а действия никакого.

7. [Разговор о революции.]

Л.Н.: И социалистическая республика, если бы была, была бы малым результатом. Не может быть, чтобы такая сильная, продолжительная революция привела бы только к тому, что было сто лет тому назад. Следует ожидать никак не повторения того, что было, а того, что будет уничтожение насильственного правления, что будет положение без правительства. Хочу привести параллель...

Софья Андреевна прервала: Без правительства нельзя быть. Не было б правительства, не починили бы форточки, печи. Мужики без начальства как будут себя вести?!

Л.Н.: Уничтожение насильственного правления. Чтобы управлять, для этого нужно не насилие, а согласие. Я хочу привести параллель...

Софья Андреевна: Этого себе и представить нельзя.

Л.Н.: Сто лет тому назад говорить о том, что не будет рабов, тоже казалось неосуществимой фантазией. Моя бабушка, когда нужно было что сделать, говорила: "Мужиков послать, они сделают" и не думала, что такое труд и что это изменится. Как не могли себе представить, что можно жить без рабов, так не понимаем теперь, что можно будет жить без (насильственного) правительства.

8. [На вопрос, почему смирение ведет к равенству.]

— Свобода, равенство, братство — объективны, их предписывать нельзя. Это смешно, что так вышло; что свобода, равенство ограждаются насилием. Их дает христианство, Бог — выходят изнутри человека. Кто смиренен, не будет ставить себя выше другого, будет равенство, любовь, братство. Тао^* — свобода.

^* Тао — следование пути добродетели.

9. — Пишу Сабатье. Он размышляет, заботится о будущности католицизма!.. Что тут писать после Вольтера, Руссо, Канта! Он и ему подобные как будто их не знают, начинают с себя, с своих мыслей, когда Вольтер, Руссо, Кант так выяснили суть католицизма. Недостаточно, чтобы истины были только ясно изложены; они особенным путем входят в сознание. Нужно еще особенное состояние чтобы воспринять их.

10. — Когда тебя ругают, испытываешь неприятное чувство, но и радость, что поборол его. Я, когда мало страдаю, думаю: "Это тебе дано на испытание", я умею даже радоваться страданию. Но когда страдания большие — не умею. Что же, умереть надо. Сегодня читал в «Круге чтения», что Бог без меня не может быть, ая— без Бога. Это говорит и Силезиус в том смысле, что Бог проявляется во мне, не может быть без меня. Каждый вечер ведь засыпаем, отрешаемся от прошедшего, которое больше не возвратится, то же будет и смерть. <...> Будет движение вперед.

11. — Когда вечером ухожу к себе, это самые приятные минуты, когда думаю про всех вас, и

так бывает хорошо. А также думаю и о том, что я не Лев Николаевич. <...> Думаю, что мое духовное я зачем-то заключено в скверном старике.

12. [О либералах и консерваторах.]

— Я не сочувствую ни тем ни другим. Я удивляюсь, как люди берут на себя смелость ездить в разные Гельсингфорсы и решать судьбы людей.

13. — Американцы достигли наивысшей степени материального благосостояния и упали на низшую степень нравственности, религиозного сознания. На днях бывший здесь Скотт — он американский писатель — не знал лучших писателей своей страны. Это так же, как русскому писателю не знать Гоголя, Пушкина, Тютчева.

14. [Об отношении к Чернышевскому и Михайловскому.]

Л.Н. сказал, что он никогда, при всем желании не мог хорошо выяснить мировоззрение этих людей; что в его время были мировоззрения известных людей, например, славянофилов; что это была стройная система, что чувствовалось, что нельзя ничего выбросить из этой системы без нарушения ее целости. Но этого не только нельзя сказать про мировоззрение — если его так можно назвать — Чернышевского и Михайловского, но нельзя слепить из их статей ничего цельного, что можно было бы назвать мировоззрением. Он объясняет себе это тем, что такие люди, как Чернышевский и Михайловский, были прежде всего журналистами и все, что они писали, носило характер журнальных статей, было писано, так сказать, на злобу дня. Затем, в силу цензурных условий, они поневоле принуждены были замалчивать много вещей совсем, а другие вещи говорить иносказательно. Отсюда явились недомолвки. И так как они всегда рассчитывали на определенную публику, им казалось, что эта публика должна была понимать и без слов то, что они хотят сказать. Но могло быть и так, что у них и ничего не было, что сказать по тому или другому вопросу. Но так как существовала цензура, то можно было объяснять их умалчивание именно опасением цензуры. Такие люди, как Чернышевский, Михайловский, которым приписывали значение руководителей общества, в сущности, не могли быть ими, потому что они очень многого совсем не знали, и это многое они не понимали и игнорировали, как, например, область религиозную. И вот, например, такие как Кропоткин, который, несомненно, очень образованный, очень развитой, а вместе с тем (Л.Н. улыбнулся) глупец в религиозном отношении, потому что он в этом ничего не понимает, и если касается в своих писаниях религии, так говорит о ней глупости.

15. На вопрос, знал ли он Огарева, Л.Н. ответил:

— Да, знал, видел его у Герцена в Лондоне. Кто хочет писать биографии политических деятелей, пусть только справится в архиве Третьего отделения. Жандармы описывали подробно.

16. — Философы — Кант, Фихте и другие, если говорят субъективно, что вытекает из субъективных чувств, то ясно, превосходно. В этом они не расходятся. А как только говорят объективно, строят гипотезы, что такое мир,— тут начинается фантазия, разногласия.

17. — Я должен сознаться, что русских писателей современных не люблю, а иностранных еще менее.

18. [На вопрос: Что будет?]

— Всегда отвечаю — то, чего каждый хочет. Каждый старается угадать то, чего он желает. Спросить Андрюшу, скажет: "Все успокоится"; Сережу: "Будет конституция"; рабочего: "Будет социалистическая республика". А так как я в этой области ничего не хочу, то и ничего не могу ответить на то, что может быть. А если я чего и желаю, то это не для России только, а для всего христианского человечества.

19. Л.Н.: Лао-тзе удивительный. — И прочел из "Мыслей мудрых людей": "Оставьте вашу святость и ваше благоразумие, и народ будет в сто раз счастливее. Оставьте ваше добродушие и вашу справедливость, и народ вернется к прежней любви между детьми и родителями. Оставьте ваше хитроумие и ваши расчеты, и не будет больше воров и разбойников. Достигнуть этих трех вещей нельзя одной внешностью. Для этого нужно быть более простым, свободным от страстей и менее рассуждающим".

20. — В старину знали немногих, но хороших авторов. Теперь читают многих. Я думаю, что потому столько Ohnet'oB и им подобных пустых писателей развелось, что женщины стали читающей публикой, а они неразборчивы.

21. Л.Н. сожалел о том, что философы сто лет тому назад говорили истины, на которые теперь никто не обращает внимание, все осталось, как если бы их не было. И что он находит у них те же истины — до которых сам он с трудом добрался.

22. [Толстой пересказал изречение Лао-тзе и спросил, что это значит. Никто не ответил.]

— Значит то, что человек тогда силен, когда отрекается от себя, от своих страстей... тогда в нем образуется пустота, в которую входит Божество.

23. [Мария Львовна умерла в 20 минут первого ночи 28 ноября.]

— Как она спокойно умирала!.. Как странно, на меня смерть сама по себе, как что-то натуральное, не производит совершенно никакого впечатления. Равнодушен к смерти. Даже дурной поступок другого человека, не говоря о своем, больше трогает. Если бы я знал, что она совершила дурной поступок... — и Л.Н. сказал приблизительно так, что это было бы ему больнее, чем ее смерть.

24. Л.Н. любил Марию Львовну не только как самую близкую из детей, но и, может быть, как лучшего своего друга. Она была ему характером очень близка и глубоко понимала его дух.

Л.Н. ей раз сказал: "Ты одна из детей со мной ни разу не ссорилась".

Л.Н. несколько раз, как начинает о ней говорить, так заплачет.

— Она умерла. Я пришел к себе, лег, уснул и проснулся. Что такое смерть? Ничего тут ужасного. Этот дух отошел в другую форму жизни... Тут ничего горького нет. Жизнь и смерть — самые обыденные явления. Сегодня-завтра все туда пойдем. Цветок, который развертывался на наших глазах; потом пришла смерть — и кончено... Это была одна из самых даровитых из всех моих детей, и что в ней было замечательно: отсутствие самомнения... Удивительная рассказчица. Это был мой самый близкий друг... Если бы она совершила дурной, безнравственный поступок, было бы хуже (чем ее смерть). <...> Маша перешла в другую форму, нам недоступную... Я крепко верю, что это не изгладится. Куда -пойдет этот дух, который в ней и в нас, это мне неинтересно, но знаю, что ему нет конца, он сливается с Богом.

25. — Надо освободить (отделить) Евангелие от павликианства и Ветхого Завета, и будет чистое христианство.

26. Говорили про Долинино-Ивановскую, которая 23-летней девушкой пошла в монастырь (Шамординский); мяса не ела, бедным помогала так, чтобы о том никто не знал; за капризным отцом ходила. И другая ее сестра там (монашкой же). Л.Н. было радостно слышать про них.

— В женщинах любви больше. Женщины непосредственно к Богу движутся. У них нет того самолюбия, желания роль играть в жизни.

27. — Когда мне захочется что-нибудь сделать, тогда явится требование. Всего никогда нельзя, а можно маленькое приближение.

28. Л.Н. читал Готье. <...> Прочел большое, блестящим языком написанное место о том, что в последнее время расплодилось страшное множество критиков, которые все критикуют, и газетчиков, которые запакостили весь свет своей назойливостью, наглостью.

Л.Н.: Помню, что в молодости меня раздражали критики. — И дальше Л.Н. говорил, что он то же самое чувствовал, что говорит этот автор, но что он только теперь стал относиться к критикам равнодушно, потому что увидел, что в них ничего нет.

29. [О книгах Уэллса, которые имеют большой успех.]

Л.Н. сказал, что он ужасно не любит все эти книги, потому, что это фантасмагория, нагромождение небылиц на небылицы.

Декабрь

1. На заводах, фабриках однообразное и нездоровое занятие, — и как пример, привел тульский оружейный завод. На возражение Булыгина, что есть заводы с вентиляторами, электрическим освещением, машинами, работающими без шума, Л.Н. сказал, что в такой обстановке еще скучнее.

На расхваливание искусственного удобрения Л.Н. сказал:

— Если приходится хоть одному человеку там (на фабрике искусственных удобрений) этим дышать, тогда мне не надо искусственного удобрения. Она сложилась, эта машина (фабричный труд), в условиях старого рабства. Не верю я в эти удобрения; доказать не умею, но думаю, что при нормальной жизни человечества будет не гипсфосфат, а коровий навоз.

2. — Благодаря нашему увлечению точными науками, мы не знаем про религиозные движения, про Баба, Рамакришну (жил в 40-х годах). Основы всех религиозных учений — одни, только они загромождены.

3. — Какая инерция, привычка должна быть, чтобы остаться служить. Не этак, из страха быть убитым, а самому участвовать в судах, приговорах. Столыпина (министра) не знаю, но знал его отца, братьев. Он "для блага России" так делает (борется с революционерами учреждением полевых судов, казнями). Как он знает, что из этого будет благо России?!

4. — Я нынче читал о защите Плутарха. Его обвиняли во лжи, что он сочинил историю о маленьком спартанце и о лисенке: спартанцы учились переносить лишения, страдания. Один положил себе за пазуху лисенка. Лисенок грыз ему грудь, а он соблюдал спокойствие. Спартанцы воспитывали своих детей сурово с целью воспитать в них гражданское мужество во имя низких целей отечества, борьбы с врагами; у нас — обратное. Эта измена, которая охватила всех. Теперь считают, что чем больше комфорта, тем лучше. То, что считалось позорным, то теперь считается хорошим: это то, что теперь называется комфортом. Теперь суровость нравов не воспитывается ни для каких целей, а и теперь существует идея патриотизма, не говоря уже — идея религиозная.

5. 6 декабря приехали из Канады духоборы: И.Ф. Махортов — 86 лет, П.В. Веригин — под 50 лет, П.В. Планидин — под 50 лет, Д.Н. Гридчин — 30 лет, А.Ф. Голубева — 20 лет, М.В. Дымовская — 12 лет. <...> С ними приехал Гольденвейзер. За обедом рассказал о них: их дети не хотят верить, что люди едят животных.

6. — Что лучше человеку — уметь крестьянскую работу или грамоту? Если бы надо выбирать, то первое. Признаюсь, я этому (школьному обучению) не придаю значения. Грамотность — теперешние газеты такое зло разводят. Печать очень содействует тому, что человек осуждает то, до чего дела ему нет. Раньше все знали святое писание наизусть. Вы прежде не хотели учиться грамоте? — спросил Л.Н.. духоборов. — Это очень важно, я бы желал с вами об этом поговорить (об обучении религии, нравственности). <...> Правительство вас не стесняет в школьном деле, а раз обучение считаете нужным, то чтобы самый важный предмет был знание Евангелия, передавать самое существенное и важное — религиозно-нравственное, не библейской истории. Не столько важно, чтобы читали и знали географию, арифметику, то само собой. Когда ваши отцы отрицали грамоту, то именно во имя того, что можно наизусть выучить Нагорную проповедь, Евангелие...

7. — В "Круге чтения" есть Эпиктета: "Когда ты пропустил случай образумить человека, ты потерял друга; когда ты уразумеваешь друга и он не понимает тебя, ты потерял речи; не надо терять ни друга, ни речей".

8. — В Индии, дожившие до 60 лет надевают желтую одежду и уходят в лес (там теплая страна), принимают подаяния, живут для души, отшельниками. Там это делают сто миллионов человек. <...> Эти евангельские слова: "Не заботьтесь о завтрашнем дне..." — трудные, но чувствуешь, что правда в них.

9. — Я часто получаю письма от желающих присоединиться к общине. Я всегда отговариваю их и советую опрощаться дома (будешь проще, работая, сама жизнь натолкнет тебя на простоту, потом на другие отношения с окружающими) и идти в колонию уже только тогда, когда может перенести всякие унижения.

10. Л.Н. говорил, что он нарочно подробнее спрашивал Веригина об обучении у духоборцев: дети придут утром на короткое время в школу, получат урок и вечером принесут его; ночь спокойна у них. И не зубрят долго вместе в школе, а каждый получает следующий маленький урок.

11. — Это странно — личная, отдельная жизнь, враждебная друг другу— Без религиозного чувства ничего не может быть; а то, что было,— разрушено. Очень интересно было бы там (в Канаде) побывать у духоборцев.

12. Говорилось дальше о забитости, недоверчивости, непредприимчивости русского народа.

Л.Н.: Всегда это безнадежное, и осуждают друг друга, что с нашим народом ничего не сделаешь. Отсутствие требований разума и добра и желание скорее выпить. В водке утопить трудное решение. Дальше не видят (т.е. живут каждый для себя, общественности нет). А вместе с тем — социалистическая пропаганда, — что слышат, читают в социалистических газетах, брошюрах, — хорошо повторяют. Притом же вся их жизнь хороша: трудовая жизнь с утра до вечера.

13. Духоборы — 8000 человек не принадлежат ни к какому государству.

Л.Н.: "Мы свободные граждане, не принадлежим никому, одному Богу". Это хорошо, они лишены права подводы давать и прав в парламенте болтать.

14. Один из молокан Таврической губернии пишет, что они решили издавать еженедельную газету, и спрашивает, как назвать этот орган: "Божья нива", или "Источник правды", или "Знамя", — они хотят возвещать правду.

Л.Н. просил передать им, что он вообще против газеты, что христианство с газетой несовместимо, потому что газета влечет за собой слоры партийности.

15. — Ни от какой революции не будет того духовного мира, согласия и хорошей жизни между людьми, какая есть между духоборцами.

16. — Так и умру с недоумением, как могут вместе существовать две диаметрально противоположные вещи: христианство и правительство.

17. Л.Н. говорил, что читал письма Веригина из ссылки. "Хорошие. Какой он умный!" <...>

Л.Н. часто касался в разговоре духоборов: "Они оставили у меня самое прекрасное впечатление, удивительно, как они всего достигли. Мне хотелось бы, хотя я наверно не напишу, как я назвал последнюю статью "Единственное возможное решение земельного вопроса", написать статью: "Единственное возможное решение социального вопроса". Ведь они полностью достигли того, о чем думают социалисты".

Веригин Л.Н-чу очень понравился. Он был о нем другого мнения, составившегося из рассказов других, но теперь, повидавшись и поговоривши с ним, увидал, что все, что о нем говорили, напрасно и в нем очень глубоко и серьезно религиозное сознание.

18. Сергеенко говорил об увлечении Ивана Михайловича Трегубова социализмом. Л.Н. сказал, что все это хорошо, когда входит частью в главное, — "а социализм по отношению к христианству, — как небольшая дуга в круге; он может отвечать известным запросам, но нельзя сосредоточивать на нем все внимание, нельзя забывать остального".

19. В разговоре коснулись мережковцев-соловьевцев. Л.Н. сказал, что поражается той каше, какая у них происходит: "Это, я думаю, могло возникнуть путем той лжи воспитания, суеверий, праздности, какие переходили из поколения в поколение".

20. Сутковой сказал, что хочет постранствовать, все оставить, взять в карман Евангелие и отправиться по деревням и как бы проповедовать. Л.Н. сказал, что это гордость; что вовсе не надо трогаться с места; что в каждом положении человек, сидя тут же, в этом кресле, сейчас может быть величайшим злодеем или святым... Можно думать о том, как я женюсь, как разбогатею, или о добре, о совершенствовании.

— Тщеславие — желание славы — один из могущественных пороков. Я лет тридцать-сорок прожил исключительно в этом чувстве. И даже теперь, в 80 лет, мне так трудно от этого отделаться. Не надо стремиться воздействовать на других. Воздействие само собой придет. Если же задаться целью воздействовать, то получится обратное. Надо исполнять внутренний закон. И его можно исполнять, находясь на необитаемом острове. У Робинзона Крузо до Пятницы не было воздействия на людей, но он мог и до него исполнять или не исполнять требования Бога... Не надо рассудочно изменять свое положение. Если будешь исполнять внутренние требования, сама жизнь выпихнет тебя из твоего положения.

21. Сутковой сказал о том, что теперь многие переходят из христианского мировоззрения в революционное. Л.Н. на это сказал, что, по-видимому, у этих людей Бог был не на первом месте, а если Бог не на первом месте, то его совсем нет. И тогда очень легко перейти с одних рельсов на другие, они очень близки друг другу.

22. Л.Н. рассказывал, что получил письмо с просьбой посоветовать, поступить на военную службу или нет.

— Я, как всегда, отвечаю, что если нет необходимого религиозного сознания, тогда лучше идти. Надо отказываться тогда, когда не можешь этого не сделать. А то рассудочно решишь отказаться и потом будешь отказываться от своего отказа.

23. — Я всю свою жизнь не мог слушать лекции, а учился по книгам.

24. Сергеенко привез несколько времени тому назад семь больших томов русского перевода Талмуда, издание Сойкина.

— Трудно найти у какого-нибудь другого народа такую нелепую книгу, которая считается священной, как Талмуд. Л.Н. открывал и читал вслух несколько мест. — Все безынтересное. В шести томах нет ничего, в седьмом есть маленькое нравственное учение "Пирке абот", из него взято все то, что в «Круге чтения».

25. — Эдисон изобрел бомбы, которые скалы дробят. И безопасно для бросающего. Это шаг, как изобретение пороха. Тогда думали, что войны прекратятся: подумать только, после боев с холодным оружием, убивать с безопасностью для стреляющего. Забывают, что изобретаются приспособления для обороны. (Это Л.Н. говорил к тому, что пишут, что после этого изобретения Эдисона войны прекратятся).

26. Л.Н. читал в "Новом времени" от 17 декабря фельетон про необходимость строить Амурскую, севернее Байкала, железную дорогу.

— Очень решительная статья. Как они это знают, что необходима эта железная дорога?! Сегодня в "Мыслях мудрых людей" Лао-тзе: "Там, где великие мудрецы имеют власть, подданные не замечают их существования. Там, где властвуют мудрецы, народ бывает привязан к ним и хвалит их. Там, где властвуют меньшие мудрецы, народ боится их, а там, где еще меньшие, народ презирает их".

27. — Выздоравливаю и даже не желаю, то есть равнодушен к выздоравливанию. Правду сказал мудрец, смерть не хуже жизни. А когда раз спросили его: "Так почему же не помираешь?" — "Именно потому, что смерть не лучше жизни, одинаковы".

28. — Очень трудно неправду не говорить. Кто пробует, тот знает это.

29. — Вечером в моей школе было 14 мальчиков, устал им говорить. Надо бы было преподавать им доступное, религиозно-нравственное учение. В каком они мраке, да и я во мраке вырастал. Пьянство — гордятся этим. Вернулся к первой любви: к школе, к мальчикам. Какие орлы между ними!

30. Принесли почту. Л.Н. просматривал адреса: "Толстову" — это хорошее, "Толстому" — это хуже, "Его сиятельству" — это еще хуже.

31. — Крестьяне говорят, что тот умный человек, который ведет хорошую жизнь, а мы смотрим иначе: признаем человека умным, хоть и дурно живет.

32. — Плутарх говорит, что люди страдают от двух зол: от атеизма и от суеверия.

33. — Чтобы заниматься вопросами, которые теперь интересуют людей, надо выйти из области серьезного мышления и спуститься, спуститься, спуститься до 13-летнего мальчика.

34. — Что произойдет, вперед не знаем. Жирондисты знали, что произойдет? Грамотный человек это должен признать. Молочников пишет

Столыпину, чтобы он поступил no-Божьи, имея в виду свою душу, а не общественное устройство. И если... Федор-истопник так поступит, как совесть велит, будут и соответственные этому последствия.

35. Л.Н. говорил с Сергеенко о писателях — Куприне и других.

— Если надо искать сюжеты — плохо. Они должны быть неотвязчивы (сами навязываются) до того, что нельзя не писать о них.

36. — Плутарх был ограниченный, но для своего времени образованный и очень нравственный человек. Он был грек, жил в Риме в конце первого века. Проповедовал вегетарианство и очень сильно то, чтобы матери сами кормили своих детей.

Кто-то спросил, вспоминает ли Плутарх о Христе.

Л.Н.: Нет.

Михаил Сергеевич: У Тацита есть о Христе десять строк. У Цельза: "Маленький рыжий человек". Ге, вероятно, по нему нарисовал Христа, когда его оплевывают. У Флавия...

Л.Н.: Подложность Флавия доказана.

1907

Январь

1. Л.Н. читает Гомера в русском переводе Гнедича и находит в нем такие красоты, которые он раньше не замечал, так как другие их часто повторяли и им подражали.

2. [На слова, что в Германии лучше обучают.] Л.Н.: Не сказал бы. Там дисциплина, а при ней подавляются возбуждение, свобода, желание (энергия), при которых появляется восприимчивость и выделяются самые оживленные, способные ученики. — И привел примеры из теперешней своей школы.

3. — Ауэрбах — народник, маленький, крепенький, живой. [Л.Н. познакомился с ним в 1861 году.]

Л.Н. вспомнил с неприятным чувством чьи-то слова, произнесенные с презрением, о писаниях Ауэрбаха: "Еврейская писанина".

4. — Правду сказать, скорее радостно, когда идет к концу. Смерть есть желанное завершение жизни для человека, живущего духовной жизнью: освобождение от страстей, уяснение сознания Бога. Такое же продолжение жизни, как для Али то, чтобы усы выросли, чтобы стал мужчиной. Тут ничего страшного нет. Разумеется, не надо брать кинжал, самому прекращать ее (жизнь). В смерти ничего дурного нет.

5. Л.Н. говорил, что Шкарван хочет издать в немецком переводе "Письмо к китайцу" и спрашивает, что прибавить к нему. Л.Н. теперь посоветовал: изложение учения Конфуция, им выбранные изречения (места) из Лао-тзе, Конфуция и китайской мудрости. Лао-тзе (целиком) прибавить.

6. [О Лао-тзе.]

— Как странно, что он остается неизвестен — такой глубины мыслитель, и китайское облачение (речь, письмо). Кониси очень плохо перевел его. Его перевести надо, чтобы был философский ум, и не испорченный толкованиями. Так, как у нас к переводу Евангелия требуется теологическое образование, так и у них есть испорченное готовое толкование.

7. Я принес "Новое время" и "Русское слово", но Л.Н. "Русское слово" не взял, избегал дотронуться до него и сказал, что чувствует отвращение к нему.

8. — Мучусь Шоу (его драмой). Хочу написать о нем основательно, написать Черткову. Какой низменный! Каламбуры, аллитерации. <...> Дочел драму Шоу, нашел выражение про него: "У него больше ума, чем ему нужно". Ужасно остроумно и дурного вкуса. <...> Шоу и умен и остроумен, а Диккенса и Шеридана вместе ставит. Баньяна ставит выше Диккенса. Он говорит про серьезные вопросы, а одной какой-нибудь шуткой свернет в сторону — теряешь всякое уважение к нему.

9. — Островский разделяется для меня на две резкие половины. "Не в свои сани не садись" — прелестно. У него шесть штук хороших. "Бедность не порок" — это его первая вещь. <...> "Свои люди сочтемся" — это составляет часть классической русской литературы; "Не так живи, как хочется...", "Бедность не порок", "Не в свои сани не садись" и еще маленькие, всего шесть-семь драм — хорошие. "Не так живи, как хочется" — мы ее вместе читали с Тургеневым. Я у него жил в Петербурге. <...> Потом пошло!.. Я говорил ему (Островскому) о "Снегурочке". Он сказал, что и у Шекспира есть рядом с серьезными — сказочные ("Сон в летнюю ночь" и т.д.). Драмы нельзя писать наспех.

10. Л.Н.: Павловское христианство — еврейство, и евреи имеют такой успех потому, что живут между "своими". Магометанин будет иметь больше успеха между магометанами, чем между буддистами.

Мария Александровна: А было сомнение в еврействе Павла? Разве думали, что он язычник?

Л.Н.: Нет, но Павел замазал, запечатал христианство. Должно бы быть или христианство, или государство, а он соединил их, и этому все обрадовались.

11. — Читал Сократа "Memorabilia". Интереснее, чем десять гостей, разговаривают о политике. Как высоко развита была тогда умственность, нравственность. А практические изобретения — низко.

Л.Н. сказал, что у Сократа нравственное учение переплетено с выгодой. Например: будь в добрых отношениях с друзьями — когда будет тебе нужно ночью огня, можешь его у них раздобыть. <...> Л.Н. читает Сократа, текст греческий с русским переводом.

— Греческий люблю читать.

12. Последнее время и писем мало, и журналов этого месяца — ни одного. За чаем Николай Леонидович говорил о том, как мало теперь интересуется публика Л.Н-чем. Раньше интересовались студенты, литературные кружки ("Воскресение"), теперь ни критика не замечает "Великого греха", «Круга чтения», новых рассказов его, ни писем из широких слоев не получает. Осталось несколько серьезных людей, которые пишут, например, на днях матрос, — какие всегда были.

13. — Греческий лучше знаю, чем латинский. Монтень напихан латинскими цитатами; он меня навел на них. Как тогда нравственные вопросы высоко ставились и далеко, а вопросы практического значения низко, но не из неразвитости, а Сократ прямо презирал их.

14. — Коли есть движение, должно быть что-то недвижимое. Простой пример: время идет, а в нас есть что-то недвижимое. Повозка идет по улице — улица недвижима.

15. — Какая это область редкая: хорошие басни, легенды. Очень их мало. Я занимался Эзоповыми, и поразительно, что Лафонтен сделал из них. — И Л.Н. рассказал сказку "Ворон и лисица": У Эзопа она короткая: "Ворон упускает кусок мяса, лисица ему: "Если бы у тебя еще ум был". У Лафонтена вместо мяса — "fromage" (сыр) для рифмы с "ramage" (птичье пенье) и фальшивость и гадость, а у Крылова еще прибавлено много длинного... У Эзопа коротенькие сказки, такой мужицкий здравый смысл у него.

16. — Рамакришна — это такой святой индийский, жил в прошлом столетии, изречения его очень хорошие. <...> Индийское, китайское религиозно-нравственные учения учат тому же, что и христианское.

17. Софья Андреевна говорила про свои Записки 1879 г. и сказала, что жизнь с годами труднее и безрадостнее становится.

Л.Н.: Телесная — да, а духовная — нет.

18. Л.Н.: У Буренина в фельетоне есть прекрасное место, что политические партии — искусственные и что есть только две партии: одна — людей, которые трудятся и которым нужно только, чтобы их не притесняли и чтобы им дали земли; другая — которые тех эксплуатируют, а эти делятся: а) на таких, которые хотят удержать старый порядок эксплуатации, и б) на таких, которые хотят по новому способу эксплуатировать. Я удивился этому смелому, серьезному тону Буренина.

19. Татьяна Львовна говорила, что девушки выше мужчин: чистые души, смелость, нет животного, как в мужчине.

Л.Н. не согласился:

— Животного, того гнусного — да, но животного в широком смысле — роскоши, тщеславия, нарядов... Сравнятся с мужчинами.

20. [О содержании статьи Н.А. Морозова "Возникновение "Народной воли". О самоуверенности, распущенности Морозова и ему подобной интеллигенции. ]

— Глупы эти Морозовы, но и Столыпин глуп, — сказал Л.Н., намекая на присуждение Курты— ша в дисциплинарный батальон.^* — Как он может не видеть, что эти (Куртыши, Кудрины) не опасны, что подделываться под это нельзя; кто это (отказ от военной службы) не делает из внутренней потребности, тот после дня карцера перестанет отказываться.

* Об этом Л.Н. прочел в письме Наживина: "Куртыш, который караулил Иконникова и тоже отказался от военной службы; его приговорили к дисциплинарному батальону, там посажен в карцер. Как хорошо отвечает и спокойно себя ведет!.."

21. — Получил очень умное письмо от почти безграмотного хохла из Канады. Пишет, что он думал, что там свобода, а там люди еще больше темные, малообразованные, чем в России. Он попался в арест за то, что поговорил о тамошних порядках с галичанином. О духоборах пишет, что они — внутренно хорошо не понимают непротивление злу.

22. Когда читали, где Морозов рассказывает о порядках правления в иностранных государствах и как там была добыта свобода, как там участвует народ в правлении (конституция), Л.Н. заметил:

— Какое рабское, мелочное подражание: конституция, лидеры, блоки. Какая убогость мысли, как если бы была только одна форма общественной жизни. Их бесконечное количество. Общественный склад жизни выльется из духовного склада народа, вот духоборческая община...

23. — В моей молитве твержу: "Радуйся, когда тебя ругают". Я записал вчера: "Жалеть того, кто тебя ругает, можно только тогда, когда любишь Бога, и это состояние изредка бывает. Иначе разговоры о сожалении — фразы ".

24. — Озлобление. Бедный легко попадается на дорожку к зависти. У богатых праздная жизнь — несчастье.

25. Про калужского рабочего-вегетарианца Л.Н. сказал:

— Русский крестьянин очень склонен к этому.

26. — Какое бы ни было чувство религиозное — хоть к идолам, — надо уважать,

27. — Нынче я узнал про настоящее направление. Был молодой, маленький человек 22-х лет, анархист-революционер, просит сочувствия и материальную помощь — для экспроприации; он присужден к восьми годам каторги. <...>

— Он совершенно загипнотизирован. Я говорил ему: "Как же люди сразу станут другими (добрыми) после уничтожения нынешнего государственного строя?" У него никаких своих мыслей нет. Он ссылался на Кропоткина. Тут Кропоткин грешен. Лицо у него (молодого человека) страдающее, морщина между бровями. Я подумал: такие же были крестоносцы.

Февраль

1. Л.Н-чу из шекспировских драм нравится один "Цезарь", речь Антония.

2. [О споре Н.Н. Страхова с Соловьевым по поводу книги Страхова "Борьба с Западом в нашей литературе".]

Л.Н.: Соловьев был очень неправ. Это был литературный задор с его стороны.

3. [О происходящем в обществе,]

— Полная распущенность; духовного, нравственного удержу нет, который объединяет людей. Это, что происходит, верный эксперимент. Когда нет нравственного начала, никакие полицейские не могут сдерживать людей. Отнимают револьверы, а они есть. Все не могут отнять. Теперь смутное время. Если рассуждать с политической точки зрения, нужно прогнать всех, за власть борющихся: и Николая, и Витте, и Милюкова, и Петражицкого. Которые борются за власть — никуда не годны. А выбрать Михаила Федоровича, как в Смутное время.

4. [Пришли к Л.Н. 20 мужиков жаловаться и просить.]

Л.Н.: Я им сказал: "Средства ограничены; если давать всем, надо обидеть самых нуждающихся". Они: "Если дают тем, почему не нам?" Кто тут разберет, губернатор? У Тараса Фоканычева три коровы, три лошади, да кормить нечем, а у другого нет скотины, да есть три сына— работника... Если меня спросите, как же я помогал?! — И на лице Л.Н. выразились грусть, стыд и отвращение. Помолчав секунды две, махнул рукой. — Было и тщеславие, и... — Через некоторое время: — Недели три тому назад был здесь Шишков, едущий собирать помощь для голодающих в Англию, в Северную Америку. Просить в Америке, а у государства двухмиллиард— ный бюджет! Я ему сказал: "Если вас голод так интересует, снимите тулуп, золотые часы и отдайте так, чтобы никто об этом не узнал. И вы сделаете, что можете".

5. Л.Н. не советовал И.М. Трегубову издавать газеты и участвовать в политике. На возражение Ивана Михайловича, что надо проводить в политике христианские начала, что христианским людям надо бороться в политической борьбе с худшими, нехристианскими людьми, Л.Н. ответил:

— Как же бороться? Христианам политическая борьба не идет. У них другие средства воздействия. В политической борьбе грубость. Вы с платочком против человека, другой — с браунингом, бомбами... Есть другая область — воздействовать на бомбометателей. <...> Если есть уясненная, выраженная мысль, то я двигаюсь вперед. Можно бы журнал религиозно-нравственного учения, всех религиозно-нравственных учений; без науки, без политики. А чтобы разъяснялось самое существенное: как жить.

6. — Наука — пустая болтовня. Через 20 лет будут удивляться тому, чему теперь придаем первостепенное значение, как лет 20 тому назад — дарвинизму. А пренебрегаем самыми вечными вопросами. Куртыш — неученый, знал что ответить, как я не сумел бы. А почему? Потому что у него вечные вопросы стоят на первом плане, а у нас на первом плане — чепуха научная: какие пятна на солнце, на что они; козявки, металлы в планетах... Были тут астрономы, рассказывали: "Десять миллионов миль...", и, когда рассказывали, я им сказал: "Все это глупости, потому — что за десять миллионов миль — не знаем". Делать для своей совести и Бога и не думать о последствиях, а если думаешь о последствиях, так тогда ослабляется деятельность.

7. — Мнение о Шекспире теперь пробить нельзя; я писал ["О Шекспире и о драме"] то, что я чувствую. Художественно чутких людей, например, в музыке, — один-два на тысячу, а принято так, что все люди занимаются, требуют музыки. Критика угождает вкусу бездарного большинства, так и Шекспир.

8. — Критикой занимаются люди-тупицы. Пример: Стасов.

9. Читал дневник Л.Н. 1906 г., проверяя с Александрой Львовной его копию для Черткова. За чтением и после чувствую восторг, просветление и успокоение. Александра Львовна говорила то же самое: что, переписывая (читая) дневник, становится лучше, спокойнее.

10. — Ренан — эрудиция, цитирует много, из-за одного слова исторический материал собирает, потом он путешествовал по тем местам и описывает природу — обременяет книгу. Послания Павла — восторженные бредни дикого, суеверного еврея. И чем они (те, к кому были обращены "Апостольские послания": римляне, коринфяне, галаты, евреи и др. народы периода раннего христианства) стали?!

11. Татьяна Львовна вспоминала, что было год тому назад. Л.Н-чу показалось, что это было лет пять тому назад.

— Как медленно время проходит! Этому я рад, — сказал Л.Н. — Трудилась мысль, духовно содержательная была жизнь — поэтому медленно проходило время. Если в рассеянности — как моя жизнь в молодости, как быстро бегут года! Воспоминание составляет то, что сам пережил в мысли, работая мыслью.

12. Л.Н. сказал, что читал с учениками Нагорную проповедь. "Все у них уже исковеркано". — И Л.Н. рассказал, как после чтения каждой заповеди они возражали: присягать — можно, врага — не любить должны, гневающийся напрасно — не подлежит осуждению. "Как это больно!" <...>

— Теперь, когда читаю с мальчиками Евангелие, вижу, как надо отступать от текста — "дай разводную", "подлежит суду" — и говорю им своими словами. Спрашивал, что такое душа. Один ответил: "Чего не видно". Сегодня мальчики обвиняли одного, что он вор, что украл у Вани клетку. Я спросил их, не чувствуют ли они за собой вину? В один голос: "Да, чтобы не судили".

13. [Разговор между Б.Н. Леонтьевым из Полтавы и Толстым.]

Леонтьев: Власть теперь в руках злых людей, которые хотят одного: властвовать, а желательно, чтобы перешла в руки народа для самоуправления.

Л.Н.: Это, как яд — теперь в куче, а раскидать его по всей муке — тогда не будет ядом.

Леонтьев: Но народу должна быть дана возможность самоуправления.

Л.Н.: На это есть способ у народа. Старики из народа говорят, что без власти жить нельзя.

Леонтьев: Но народу мешает правительство (давлением) выбирать лучших людей в старосты.

Л.Н.: Мешают (давлением) также революционеры. В Думу выбирали худших людей — писарей.

Леонтьев: Да, но революционеры агитировали, потому что надо было торопиться. Если бы правительство дало возможность обсуждать дела не торопясь, с спокойствием... — Леонтьев жаловался на правительственное насилие при выбоpax.

Л.Н.: Нужно спокойное, разумное обсуждение каждым человеком, что ему делать. Кругом себя столько работы, никогда ее не переделаешь. Кругом меня самого и вас столько дел (работать над собой), что мне и вам и каждому нечего брать на себя вмешиваться в дела индусов с англичанами.

Леонтьев: Но ведь надо улучшать общественное положение, вот духоборы...

Л.Н.: Духоборы начали с того, что сожгли оружие, революционеры же — с того, что приобрели бомбы с браунингами.

Леонтьев: Ведь общественную жизнь от государства отделить нельзя.

Л.Н.: Общественное устанавливается согласием без насилия, государственное — насилием.

Леонтьев говорил, что народу нужны права и земля.

Л.Н.: Крестьянам нужна земля — это как миллион, а что помимо земли, это как один к миллиону. Крестьяне страдают от двухмиллиардного бюджета, водки, войны, солдатчины, а это никакая другая форма правления не устранит.

Леонтьев говорил еще про права.

Л.Н.: Право может быть одно — делать всякому все, что хочет.

Леонтьев: Для блага других.

Л.Н.: Это уже обязанность.

Леонтьев: Теперешняя Дума — не то, что нужно народу: состоит из богатых людей, которые не могут желать блага народу. А надо сделать и землю, и капитал, и орудия производства общими. Правительство не нужно.

Л.Н.: Но ведь пока этого не хотят все люди, до тех пор можно это установить только через власть, насилие, а от него-то страдаем.

Леонтьев: Когда есть такие люди, как Филонов, Луженовский — звери — надо с ними бороться. Спиридонова — нежная душа, не вытерпела, глядя на их бесчинства.

Л.Н. встал, перевел разговор на что-то другое; не вышел из себя, был до удивления сдержанный, терпеливый.

Когда Леонтьев говорил о том, что ведь в других странах лучше живется, больше свободы, Л.Н. ответил после короткого колебания:

— Нет. Сегодня получил письмо из Америки от русского (попавшего в плен в Японии), который пишет, что там меньше свободы, и желает во что бы то ни стало в Россию.

14. — Такие люди хороши, которые от нашей жизни [барской] стремятся к трудовой. А такие, которые стремятся кверху, никуда не годны. Дума — это новое средство вылезать от своих и садиться им на шею, своим дедам, отцам. (В Таврическом дворце получают десять рублей в день.) Крестьяне завистливо стремятся быть господами. Зависть есть самая сильная страсть.

Я первый раз слышал Л.Н., так говорящего о крестьянах — что они завистливы, хотят из своего положения попасть в городское, пьяницы, полагаются на казенное пособие.

15. Школа. Л.Н. читал школьникам Евангелие, они рассказывали прочитанное. Некоторые не слушали, скрипели дверью, щелкали замком, шумели. Л.Н. долго молчал, слушал, потом сказал: "Что делаете?" — и этим отвлек от замка. Когда он спрашивал, перебивали его, сразу говорили трое. Совершенная свобода.

16. Л.Н. говорил очень интересно про критиков, что они лишены художественного чутья, например Стасов, и потому могут рассуждать без того, чтобы быть тронутыми (до слез) музыкой, живописью и т.д.

17. Л.Н. (о наживинском языке): Эта неточность речи пошла с Достоевского и теперь общая: "белым голосом петь", "жидкие глаза".

18. — Вот Генри Джордж! Американцы захватили кусок земли, а другие — погибай! Государство, как помещик, захватило землю и благоденствует. Это соображение (что есть захват земли народами) мне в голову не приходило, и у Генри Джорджа его нет.

19. [На замечание, что Толстой часто унизительно высказывается о женщинах.]

— Наоборот. Хорошая женщина лучше всякого лучшего мужчины, дурная — хуже худшего мужчины.

[На письмо вдовы, выйти ли ей замуж.]

— Всегда спрашивают, если желают свое желание подтвердить. Я отвечаю таким: "Если вы чувствуете, что не можете жить целомудренно".

20. — Покушения — признак ненависти к властям, к власти вообще и к богатым. Это признак, что форма жизни насилием, силою отжила. (Как отжило рабство).

21. — Люблю Паскаля и Амиеля.

22. Л.Н. (о своей школе): Теперь читаем Евангелие. Я хочу перебить его рассказами, а во всем "Круге чтения" годных рассказов нашел только десять. Дети — строгие судьи в литературе. Нужно, чтобы рассказы для них были написаны и ясно, и интересно, и нравственно. <...> Это удивительно, как мало в литературе того, что можно читать с детьми, с серьезными людьми и с требованиями от себя.

23. Л.Н. занимался с мальчиками "под сводами": читал "Краткое изложение Евангелия", объяснял и спрашивал. Мальчики, перебивая друг друга, отвечали. Когда некоторые из них шумели и не слушали Л.Н., он или повышал тон, или просто говорил: "Мальчики!" или "Слушайте!" (не раздраженным, а спокойным голосом) и продолжал читать; и они всегда стихали и продолжали слушать. Потом, как всегда, просили книжек, и Л.Н. дал им.

24. — Как печатное слово импонирует! Я читаю и приписываю ему больше значения, чем сказанному, но важны те мотивы, по которым автор пишет и по которым говорят люди. Вот что важно.

Март

1. — Горького слава не выдержала. Островский написал пять-шесть драм ("Не так живи, как хочется" — это его зенит), потом остановился, но последние его (плохие) драмы все восхваляли во имя славы первых. Его слава выдержала.

2. — Весь опыт так называемых физических наук — это история, а системы — это басни. Системы на нашей памяти одна другую заменяют.

3. — Каждый человек есть все проявляющееся новое и новое существо, а не есть тот же человек.

4. — Японцы и англичан и американцев за пояс заткнули, за несколько лет западную цивилизацию (внешнюю) совсем освоили. В некоторых предметах опередили. Это доказывает, что очень легко западную цивилизацию освоить, что она медного гроша не стоит. Другое дело — нравственный склад жизни: этот трудно вырабатывается.

5. Л.Н. занимался с мальчиками "под сводами". Читал им отрывок из "Записок из Мертвого дома" ("Орел"), помещенный в «Круге чтения» — и рассказал про Достоевского.

6. — Выгода богатых, что могут видеть несправедливость своего положения и переменить его. Несчастье бедных, что они завидуют.

7. — Не надо участвовать в революции и в контрреволюции — перемены внешней жизни бесполезны и не в нашей власти. Одно внутреннее (внутренняя работа над собой, изменение себя) нужно, и одно оно в нашей власти. Не можем знать и изменять будущее, а только самого себя.

8. [Говорили о детском капризничанье.] Л.Н., обратившись к внучке:

— Каприза не будет. Каприз убежал. Еду верхом, бежит маленький. "Кто ты?" — "Я каприз". — "Откуда бежишь?" — "От Танечки". — И бежал с горы прямо в пруд.

9. — В Груманте сходка; хотят снести два каменных дома новопостроенные, стесняющие выгон. В Ясной хотят снести угловой дом Степана Резу нова, потому что на аршин в переулок вдался. Зависть, взаимное озлобление. Дай (крестьянам) три месяца анархии — так будут друг друга обижать, что пожелают Николая Павловича, только бы завел какой-нибудь законный порядок.

10. Михаил Сергеевич Сухотин рассказал Л.Н. про Столыпина, что он смел, умен, добросовестен, по убеждению остается председателем Совета министров, рискуя жизнью.

Л.Н.: Столыпину надо написать: надо о душе подумать. Но ему в этом водовороте не видно... Дума... все это кончится, сгладится, следа не останется^*.

11. [Об американцах.]

— Как отдельный человек поплатится за свои грехи, так и нация. Покупали негров, превращали их в рабов, а теперь имеют — по-ихнему трудный — негритянский вопрос.

12. [Кропоткин собирался в Россию, уложил вещи, но друзья, опасаясь его заключения в тюрьму, отсоветовали ехать.]

— Нет, не тронули бы его и по возрасту, и по важности общественного положения. В России теперь все свободно, кроме как откусить нос Николаю Александровичу. Этого не допустят, а то в России свободнее, чем в западных государствах.

13. И.К. Дитерикс сказал, что В.Г. Чертков очень занят своей работой — "Сводом мыслей Л.Н."^**

* С 17 до 26 июля Л.Н. работал над письмом к П.А. Столыпину [см. приложение №1], в котором убеждал его отказаться от административных и судебных репрессий и содействовать уничтожению "жестокой несправедливости земельной собственности".

** "Свод мыслей Л.Н. Толстого" — систематизированное собрание мыслей Толстого из его художественных и теоретических произведений, Дневников и писем по всем затронутым в них вопросам: искусство, наука, воспитание, обучение, проблемы нравственности, семья, война, государство, религия и т.д. Работа над составлением свода началась в 1890-х гг. по инициативе и под руководством Ф.А. Страхова. "Вот это настоящая моя биография, биография моей мысли", — говорил Толстой о "Своде".

Рукописи, экз. "Свода" хранится в ГМТ.

14. Л.Н. шутя говорил про "того" Л.Н. (т.е. прежнего себя), что он ему чужее чужого человека, что он бы с ним и говорить не стал или поспорил бы и не убедил бы его.

15. — Тургенев не был серьезный человек. Достоевский не был так изящен, как Тургенев, но был серьезный. Он много пережил, передумал. Умел устоять, чтобы не льстить толпе.

— Это мало кто может устоять, — сказал кто-то.

16. — Меня удивляет не то, что убивают, — при этом отсутствии нравственного начала, когда проповедуют, что всякого можно убивать, а что мало убивают.

Речь зашла о каких-то поступках революционеров.

Л.Н.: Смирение, скромность теперь забыли, все считают себя вершителями судеб. Ужасное время переживаем! Гимназистка убила городового.

17. — А все-таки прогресс есть: то, что было под спудом, теперь выказалось, выразилось. Это теперь жестокость, огрубение ужасное, но само себя уничтожает, потому что множество людей оттолкнулось от этого направления и ищет чего-то противоположного, нового. Самые чуткие, нравственные люди уже не могут участвовать в этом распутстве.

18. И.К. Дитерихсу о своем "университете".

— Я раньше отчаивался написать "закон Божий", т.е. доступное детям нравственное учение: ведь его нет, трудно; а нынче выходит, удается.

19. — Какое развращение от газет и от Думы! Вчера Сережа [сын] говорил — он, наверное, высказывал мысль большинства, что, слава Богу, мы на пути Запада (становимся конституционным буржуазным государством). Этим сказал, как если бы передние завязли в трясину, из которой выхода нет, а мы "слава Богу", шли бы за ними. У них ожесточение (одних против других), войско и выход глупый, материалистический. Пред людьми есть идеал царства Божия, а там идеал — материалистическое благо (достаток, благоденствие), сделать доступным всем внешний, материальный комфорт. Мне об этом хотелось писать, как мне это ясно, подробно изложить. Но я эту работу бросил: не идет.

Апрель

1. Л.Н. рассказал, что, когда говорил ученикам, что ни рая, ни ада нет, Миколка Ромашкин отозвался: "Тогда и жить не стоит. Куды душа-то пойдет?"

2. — Я прочел от доски до доски газету, которую никогда не читаю: "Русские ведомости"; прочел Думу. Там есть: озлобление крестьян, желание земли, зависть, честолюбие и тщеславие. Я их различаю: честолюбие — добиться мест, почестей; тщеславие — только чтобы о нем говорили; и страшное, повальное лицемерие.

3. Л.Н. кончил Евангелие для детей и вечером кончил первое чтение его с мальчиками. Хочет еще раз прочесть с начала до конца.

Смущало Л.Н., что, передавая слова Иисуса (например, из Иоанна, где глубокомысленно, но труднопонятно мальчикам) своими словами, так, как он понимает их, он нехорошо поступает, приписывая их самому Иисусу. А теперь нашел форму: "По учению Христа...", если своими (Л.Н.) словами и "Христос говорит...", если точно переданные слова евангелиста. Л.Н. рад этому.

4. — Доктора грешат тем, что ставят целью лечить тело, не беречь его для того, чтобы служить чему-то, а цель — только свое здоровье беречь. Послезавтра умереть — но делая свое дело, а не жить десять лет для продолжения своей жизни и без другой цели.

5. Л.Н. прочел вслух из "Нового времени" от 3 апреля статейку "Панегирик бомбометателю" — о белостокском 18-летнем Шае Цуккермане, убившем семь сыщиков, городовых и солдат.

Дочитал и сказал взволнованно:

— Что! А ведь есть этому сочувствующие!

6. Л.Н. сказал про "Круг чтения", что он читает его третий раз и что он ему самому полезен. Вводит его в тот мир, о котором можно (случается) — иногда несколько недель проходит — не думать.

Сутковой сказал Л.Н., что его знакомый Павлов спасся от пессимизма «Кругом чтения».

Л.Н. сказал, что, когда он слышит, что деятельность приносит плоды, он радуется, но этому не надо радоваться:

— Моисей не вошел в Ханаан^*. Это так и есть. В материальной деятельности человек хочет видеть и видит награды; в духовной — награда в самой деятельности, в сеянии семян, а плодов не дано видеть (и не нужно видеть).

7. — Стасов, как он ни старался соглашаться со мной о Шекспире и о Мольере, не мог согласиться. Мольер, чтобы он ни писал, — талант, настоящий талант^**.

* То есть не увидел "земли обетованной", в которую ввел свой народ. (Второзаконие, XXXII, 48-52; XXXIV, 1-5.)

** См. статью Толстого "О Шекспире и о драме".

8. Л.Н. помнит сам все, ничего ему не нужно припоминать, все сам обдумывает, какую работу должен делать, какие книги ему нужны, кому что писать, послать, сделать, вернуть, с кем о чем поговорить, не забывает посетителей; сам себе все, что нужно, делает, обслуживает себя: умывание, одевание, еда, далеко может гулять, без помощи садится на лошадь. Радостного, веселого духа.

9. Андрей Львович сказал отцу, что противоречит себе, когда раз говорит, что смерть ему желанна, а другой раз желает себе долго жить.

Л.Н.: Не может быть иначе, как так: и жить хорошо, и там будет хорошо, еще лучше.

10. Приезжал очень умный студент Петербургского университета, был два раза в заключении. Задал Л.Н-чу ряд вопросов — например, что делать студенту.

Л.Н.: Первое, выйти из университета, так как университет — правительственное учреждение.

На дальнейшие вопросы Л.Н. ответил ему:

— Кто вас призвал устраивать жизнь народа, вам 20 лет, вы должны устраивать свою жизнь. — Этим ответом отрубил продолжение вопросов.

11. [О "Круге чтения".]

— Читаю всякий раз с большой для себя, своей души, пользой, вроде молитвы.

12. Л.Н. с мальчиками кончил Евангелие. Они пересказывают своими словами то, что поняли. Л.Н. на них проверяет свое писание.

13. Л.Н. читал мне вслух из Сковороды (Гусев прекрасно составил) его мысли и почти плакал притом, так ему нравились. Сказал: "Удивительны!"

14. Л.Н. восхищенно хвалил рассказ СТ. Семенова "Два брата", сегодня читал.

15. — Как получил письмо, мысль, которую ответить, была ясна — сейчас и написал. Так лучше. Только всегда нельзя так, некогда бывает.

Л.Н, говорил, что всякая мысль имеет свой зенит, когда она яснее, сильнее, потом тускнеет; и в то время, когда она в зените, нужно ее записать. Л.Н. так и делает. Записную книжечку всегда имеет под рукой и днем и ночью; днем при себе, ночью на тумбочке. Иные ночи не ленится раз пять зажигать свечу и записывать пришедшие ему мысли.

16. — В старину, в мое время, никто не знал мускулов, и все были здоровы. Как же смотреть на человека, у которого идеал в мускулах? Человека надо воспитывать в духовном, идеал не может быть в теле. Какие будут (телом) — такие и будут.

17. — Я только одно говорю: оставьте мужиков в покое — не брать с них податей, солдат. Не мы их — они научат нас.

18. Софья Андреевна говорила, что одиноко в Ясной, как никогда не было. Л.Н. потерял популярность, потому что не сочувствует ни правительству, ни революции.

19. — У меня два стариковские взгляда на время. Проходит быстро, если занят внешним, и медленно, если внутренней работой.

20. — Учение Конфуция: какие глубокие мысли, и так плохо, непонятно переданы.

21. [По поводу сказаний о русских богатырях.]

— Это мифическое. Из этой старины только один Гомер вечен.

22. — Христос сказал, что надо учиться у детей — их удовлетворяет только доброе. Только то, что самое лучшее, — хорошо для детей.

23. [О внучке Танечке — что-то из нее будет?]

Сергей Львович сказал, что у Сенкевича одна мать говорит, что она боится не за дочерей — в худшем случае они могут быть несчастными и только — а за сыновей: они могут стать дурными.

Л.Н.: Почему же только несчастными? Падение женщины ужаснее, чем несчастье.

24. Л.Н. сказал, что у него взгляд на воспитание подобный взгляду на политику:

— Надо самому жить по воле Божией, и влияние твое на общество, политику будет самое лучшее. Чтобы влиять хорошо на детей, все старание обратить на то, чтобы самому жить хорошо. Какие впечатления воспримет ребенок — нельзя знать. Надо любить ребенка не эгоистически, а перенестись в его требования, нужды, жертвовать собой. Надо жить самому хорошо (строго) по закону. Надо, чтобы отношение к ребенку было должное, и тогда будет сделано, что должно.

25. Авдотья Васильевна услышала, что распространился слух о кончине Л.Н., сказала:

— Теперь ему долго жить, слава Богу, — перекрестилась, — теперь графская смерть умерла.

Когда рассказали об этом Л.Н-чу, он пошутил:

— Она уже раза три умирала; я надеюсь, что не совсем умерла.

26. — Что же заботиться о последствиях своей деятельности? Делать свое дело, а предоставить последствия Богу.

27. — Китайского мудреца спросили, есть ли такое слово, от которого человек может быть счастливым? "Есть, — ответил он, — слово Шу, которое значит: не делай другим того, чего не хочешь, чтобы тебе делали".

28. Софья Андреевна дала мужикам в позапрошлом году 40 десятин в аренду. Они определили их под рожь. Пришли опять просить в прошлом году — дала им 40 (под овес). И теперь опять пришли просить. Софья Андреевна не намерена больше давать. Л.Н. ей говорил, что у русских мужиков хозяйство трехпольное, поэтому им надо дать еще 40 десятин. Они это так понимают. Софья Андреевна же, не понимая, что полю нужно каждый третий год под паром лежать, хочет, чтоб пару не было, а чтоб сеяли каждый год на двух полях. Негодовала на мужиков, какие нечестные, воруют и т.д.

Л.Н. вспомнил, что о том же говорил вчера Сергей Львович и что он (Л.Н.) хотел сказать ему, как пошло ругать мужиков. Если недовольны — плохи сами (мы), а виним других. Никто не мешает нам поехать в Испанию. Человек, который сам не способен для настоящей жизни, ругает мужиков, без которых мы подохли бы.

29. Л.Н. переработал "Обращение к народу" для издания "Обновление" и дал ему другое название "Наше жизнепонимание".

30. Гольденвейзер с Сибором играли моцартовскую сонату с удивительными вариациями, потом Шуберта, а под конец "Крейцерову сонату" Бетховена. Играли просто, хорошо, спокойно. Были все знакомые — Л.Н., Софья Андреевна, Татьяна Львовна, Юлия Ивановна, Аля Сухотин, Дорик, Надежда Павловна, было интимно. Гольденвейзер и Сибор не были артистами, а просто играли, лучше играли, чем на эстраде, — не волновались. Л.Н. усмехался, восхищался, хлопал раза два. Ему особенно нравились вариации Моцарта и "Крейцерова соната". После нее сказал:

— Никогда не слышал, чтобы так хорошо играли, в самом деле. Первая часть ("Крейцеровой сонаты") — это лучшая манера бетховенская, величественная, тон трагический, страстный. Вторая часть — метода моцартовская, мелодичная, прелестная. Третья часть — слабая, плохая.

31. Ф.А. Страхов говорил о своем желании отдать землю крестьянам, чему жена сопротивляется. Говорил, что дочь желает иметь такие же и столько же платьев, как ее богатая подруга, и т.д. А у Страховых средства скудны.

Л.Н.: Большие средства нельзя добывать честно, как нельзя быть честно крупным землевладельцем. Женщины, наряды... Нельзя увеличивать доходы, а надо проще жить. Одинокому это легко, семейному трудно. Тут дилемма: или насилие делать над привычками жены, дочерей, или отдать имение и уйти от дел [дел добывания денег], как я сделал. "Это дурно, — скажут: — отдал имение семье, а она его содержит из того же имения, живет в достатке". Но уйти совсем, оставить семью нельзя. Это годится только для разговоров, а для поступков — нет. Не считаться с общественным мнением. Делай, что должно, пусть будет, что будет. Жизнь только в совершенствовании себя. Христианин не может быть самоспокойным (как магометанин, еврей, выполняющие предписания); не может быть святым, сам Христос не был им; христианин может только приближаться к идеалу.

32. Л.Н. недоволен нерелигнозностью Ибсена.

— Автор на чьей стороне? — спросил Л.Н-ч Страхова и сказал:

— Общественное мнение — мнение большинства, а большинство всегда глупое. Нам импонирует толпа, когда многие говорят одно и то же; мы думаем, что тут должно быть что-то умное, а толпа одобряет убийство городового. Можно вперед сказать, что общественное мнение — дурное. Это я говорю и насчет вещей, которые хвалят (толпа) у меня; они дурные и есть.

33. — Только одно средство — Генри Джордж, чтобы смотреть всякому смело в глаза. Плачу с земли на общественные цели полный наем.

Федор Алексеевич Страхов прочел вслух ответ Горького на вопрос анкеты "Mercure de France" о религии, где Горький говорит, что Бог — религиозная идея. Л.Н. сказал: — Бог есть только объект религиозной идеи, а не религиозная идея.

О том месте, где Горький говорит, что религии различны и они разъединяют людей, а соединяет их искусство, наука, которые одно, — Л.Н. сказал:

— Какое искусство и наука одно? Есть искусство японское, наука китайская, древняя, теперешняя.

34. — "Нибелунги" — плохо. Я знаю (ценю) только Гомера и арабские сказки "1001 ночь", подробности художественны, и русские народные сказки, некоторые.

Кто-то напомнил "Калевалу". Л.Н.: И "Калевала" тоже.

35. [О своих школьниках.]

— У них несомненный интерес к нравственному миру.

36. Л.Н. хвалил книжку "Посредника": "Как живут китайцы". Л.Н. сказал, что она была со— стаьлена лет 15-20 тому назад по его совету. Цитировал со страниц 59-60 (тут передаю своими словами): Чтобы жило человечество хорошо, надо жить хорошо отдельным народам, а чтобы они жили так, надо хорошо жить отдельным семьям, людям и каждому человеку, надо самому стараться хорошо жить.

37. М.С. Сухотин говорил Л.Н. по поводу реферата Членова ("Русские ведомости", 29 апреля) об анкете по половому вопросу среди студентов Московского университета, что относительно много неразвращенных (не падших) и что сами приписывают это влиянию "Крейцеровой сонаты"*.

* См. сочинения Л. Толстого "Крейцерова соната" и "Послесловие к "Крейцеровой сонате".

Май

1. — Идеал — целомудрие, а уже тем, что говоришь об этом, когда стыдно об этом говорить (нарушаешь целомудрие); есть что-то, что поднимается в тебе против этого. Кажется, не надо говорить.

2. У Л.Н. был редактор-издатель "New York Times" Стефен Бонсэл из Нью-Йорка. <...> Когда вышли из кабинета в залу, на лице Л.Н. усталость, напряженность, грусть и выражение: "Напрасно говорил, а все-таки должен был". <...> Л.Н. говорил об их беседе, что он (Л.Н.) ему сказал: "Парламент — старая форма, мы все растем; что нам в 20-летнем возрасте важно, то нам не важно, когда нам 40 лет. Так и народы растут, парламенты — пережиток". Генри Джорджа не знает (никто его в Америке не знает), хотя мямлил, что читал его.

3. Л.Н. сказал, что у русских честности действительно мало (есть духоборы, штундисты). Но у русских идеал — добродетель высшая; святость или противоположность: воровство, обман — середины нет, а у немцев есть середина — честность. Немец может быть жестокий, безнравственный, но честный.

4. [О "Переписке Флобера и Жорж Санд".]

— Их не уважаю — и Флобера, и Жорж Санд, особенно когда она писала и переживала романы. Но в старости у нее появилось нравственное чувство. Ее письма лучше, чем Флобера.

5. — Как это правда, что болезнь во благо человеку! Лучше когда болен, чем когда хвост крюком.

6. У Л.Н. остановились проездом из Петербурга в Крым два студента и одна курсистка.

— Мне они были очень интересны, — сказал Л.Н. — Это образчик петербургского невежества! Это ужасающе! Ах, как глупы!

— Революционеры ли они?

Л.Н.: Революционеры, разумеется. Я вполне понял.

7. Л.Н. хвалил чрезвычайно интересные письма К.П. Победоносцева о первых неделях царствования Александра Александровича.

— Я был воспитан в уважении к высокопоставленным лицам; всю жизнь разрушал, и все— таки оно сохранялось. В последнее время разрушил. Я их всех знал. Ничтожные люди.

8. Разговор о дурачках-братьях — конюхе Филе и дворнике Алексее; говорили, что Филя глупее.

— Дай Бог, чтобы я был таким глупым. Оба они очень умны, — сказал Л.Н., и этим разговор прекратился.

9. Л.Н. первым из сочинений Золя читал "La conquete de Plassans":

— Читал, читал, скука такая, бросил...

10. — Кто это выдумал стихи? Кощунство над разумом: мысли к рифме подгонять!

11. 20-го мая получена телеграмма, что убит В.А. Берс, брат Софьи Андреевны. Он заведовал работами Городской петербургской думы для безработных. Убили же его и его сотоварища-инженера рабочие. Известие это смутило Софью Андреевну и всех, кто знал покойного, но никакой злобы против убийц не вызвало. Ведь убийства левыми правых, т.е. на партийной почве, их последнее время в каждую неделю по одному до четырех, совершаются без протестов со стороны кадетов, даже с тихим согласием их, а сыновья и невестки Софьи Андреевны, кроме Андрея Львовича, кадеты. А это убийство совершено тоже левыми. Речь была только о том, какой был человек Вячеслав Андреевич Берс. Добрый, справедливый. А Л.Н. сказал:

— Я его уважал за его замечательную нравственность.

12. — Избави Бог детей от ученья! <...> Я сегодня получил три письма, и не проходит дня, чтобы не получил одного такого письма: "Я учусь, средств у меня нет, помогите мне образоваться". Такая уверенность в том, что то, что считается образованием, наукой, есть истинное благо.

13. Л.Н. спросил меня, что читаю в "Новом времени" — "Думу"? И на мой ответ продолжал:

— Маклаков — больших умственных способностей, но нет у него разума, сердечного разума, который направляет на важные вопросы.

14. [М.С. Сухотину.]

— Как это молодые люди пишут, речи говорят, а старые — нет. В молодости кажется, что все так есть, как ты понимаешь, что ты с неба упал, а в старости видишь круговорот жизни, какие причины влияли на изменение тебя. Вам сколько лет? 57? Вы уже то же видите, что я. Вы жили при Александре II. Тогда были либералы, славянофилы. Я же знаю историю до Александра II и что с тех пор происходило. То, чему отдаются молодые люди (либеральничанью), ты никак не можешь делать.

15. Л.Н. говорил, что взял "Русские ведомости" и не мог читать.

— Столько внутренних противоречий! Священник проповедует революцию. Сними рясу, тогда и проповедуй!

16. М.С. Сухотин рассказал, что в Думе 18 мая Стахович в речи своей привел, что в годах 1905-06 и до мая 1907 г. левыми убито 6800 человек. Из них 270 значительных чиновников, прочие — разные должностные лица и кучера, городовые и т.д.

— Неужели так много? — спросил Л.Н., покачивая головой.

В поезд великого князя Константина Константиновича был пущен паровоз: Л.Н.: Он невиновный.

17. Л.Н. говорил, что политическая экономия выдумана Смитом, что вся политическая экономия построена на фиктивных понятиях ("труд переходит в нетруд"), как государственное право и все юридические науки. Ренты не может быть, т.к. нет двух равных участков земли и двух одинаковых приложений труда, а есть бесчисленное количество условий.

— Вчера три часа спорил о ренте — признак слабости, — сказал Л.Н.

18. — Суворин, пустой — известен, а Сковорода — неизвестен. (Л.Н. вчера и сегодня занят его жизнеописанием.) Сковорода, разумный писатель, распространяется во времени, в продолжительном времени. У нас все больше станет известен, и будут переводить его на чужие языки — это будет, и я желаю, чтобы это было, — и будут его и там (за границей) все больше знать и ценить.

19. Я рассказал Л.Н. о том, что пишет мне Велеминский: «Круг чтения» по-чешски, появляющийся выпусками, имеет много читателей и становится книгой, помогающей священникам всех вероучений в Чехии.

Л.Н.: Я этому рад.

20. Я сказал, что Масарик пишет большое сочинение о России, — главное о Достоевском. Но что вряд ли скоро окончит его, потому что теперь выбран депутатом рейхсрата.

Л.Н.: От Масарика я ничего не ожидаю: он ученый. Он в усваивании всяких познаний весь истратился. У него ничего своего не осталось.

21. На то, что чешский поэт Махар издал в новых сборниках стихотворений "В лучах эллинского солнца" и "Яд из Иудеи", в которых проводит мысль, что античный мир был счастлив и христианство ослабило человечество, Л.Н. сказал:

— Меня это не поражает, что он нападает на христианство. Это теперь мода. У меня выписка из французского автора, который Христа называет "убогим". Он (Махар) не понимает Христа... Я Христа считаю таким же человеком, как Эпиктета.

22. Л.Н. прочел из Записной книжки запись о медицине, что она больше вредит, т.к. служит только телу. А что нам жить ли десять лет дольше или меньше — все равно.

На возражение, что медицина помогает: как приятно помочь дифтеритному, продолжить жизнь на десять лет отцу-старику... Л.Н. ответил, что будет ли детям лучше без родителей или с родителями — нельзя знать. Медицина не только помогает выздоровлению, но на первое место ставит здоровье тела, полный материализм. А лучше освобождать дух, чем телу служить. Будда, Эпиктет учили, как побеждать тело, и они делали то, в чем больше всего чувствую нужду. В будущем будут удивляться медицине (какая она сегодня). На вопрос, верит ли Л.Н., что медицина помогает, Л.Н. ответил: — Я медицине отчасти верю, отчасти не верю.

23. Л.Н. третьего дня писал биографию Сковороды.

24. Сегодня Л.Н. послал нью-йоркской газете следующую ответную телеграмму на ее запрос о Гаагской конференции мира: "Нью-Йорк. "New York World". На вопрос о конференции мира в Гааге было отвечено 1900 лет тому назад, Матфей V, 43, 44. Извините мою резкость, но я не могу сдержать своего отвращения к христианскому лицемерию. Лев Толстой"^*.

* Стихи 43,44 гл. V Евангелия от Матфея гласят: "Вы слышали, что сказано: "Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего" (Левит, XIX, 17-18). А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас".

25. Л.Н.: Сегодня были у меня крестьяне (члены Крестьянского союза), прекрасные люди. С ними было приятно разговаривать. Потом, когда вошли молодые люди и дамы, было труднее. Они из местности Бобринского. Говорили о земле, что в Пришне (великокняжеском, охотничьем имении) полторы тысячи собак, а у крестьян земли нет; что Романовы много земли забрали. Я им сказал сегодняшнее из «Круга чтения», что не надо чужие грехи раскрывать. Они говорили, что вся беда в малоземелье. Я им сказал — они согласились, — что виноваты в дурном устройстве жизни все; что зло — и подати, и косвенные и прямые налоги, и пьянство... Говорили, как распределить землю. О Генри Джордже, разумеется и не слыхали. Один из них — учитель, другой — пожилой крестьянин, хорошо грамотный. Те, которые хотят решать вопрос, хоть должны бы знать, что есть Генри Джордж, — ничего не знают.

26. — Где Дума есть — в Америке — там от нее народу не легче, а выгода — нескольким миллиардерам. Чтобы воду согреть в сосуде, нельзя ее перемешивать, чтобы капли нижние вышли наверх (от этого не будет теплее), — надо, чтобы все ее капли (частицы), каждая — согрелись. Так и в общественном устройстве. Времена, когда думали, что перемена государя, партии поможет, — прошли. Не внешнее перемещение, а поднятие нравственного уровня всех отдельных личностей нужно. Нравственное возрождение надобно. Но нигде нет такой слабой нравственности, как у христиан. Павел подтасовывал фальшивые понятия. Что имело действие в революциях — были христианские принципы (например, Руссо), только не вполне понятые: равенство, свобода, братство. Только будь (желай быть) равен самому низшему, а не высшему. Ключ отворяет замок, только если на известном месте его повернешь, а если нет, так он не годится.

Христианство, любовь с противлением злу — не годятся. Я об этом пишу: об искажении христианства Павлом и о причинах, почему христианские народы находятся в бедственном положении. Правда, писания эти не нужны, никто читать не будет.

27. Разговорились о Кропоткине.

— Наши основы — различные, — сказал Л.Н. и вспомнил, что, когда он пахал, посетили его Буткевич и Никифоров и взялись за то же (земледельческий труд), но основа у них (почему взялись) — была другая.

28. Д.В. Никитин рассказал содержание сочинения П.А. Кропоткина "Завоевание хлеба". Начинается с того, что революция свергла правительство; что делать для осуществления свободы — анархизма? Надо захватить в общее владение средства производства и продукты и распределять их по нужде.

Л.Н.: Как с теми быть, которые будут хотеть захватить больше? Кто больше жен будет хотеть иметь?

Дмитрий Васильевич на это ответил, что Кропоткин предполагает подчинение силе общественного мнения. Л.Н. сказал, что страсти останутся те же — властолюбие, тщестлавие, зависть, половая страсть:

— Выдумать можно всякие устройства. Кропоткин ограничен. (У него нет религиозной основы.) Он легкомыслен. Как отозвался о Генри Джордже — опровергает его, не зная его. По правде сказать, анархисты мне так же далеки, как министры, жандармы. Через 30-50 лет будут люди удивляться, как могли серьезно относиться к таким ребячествам.

29. Л.Н. говорил, что бывшие у него члены Тульского крестьянского союза про Генри Джорджа и не слыхали, и в Думе никто про Генри Джорджа не упомянул. Они в Думе высказывают не свое мнение, а мнение толпы. Говорить о земельном вопросе — нельзя ведь Генри Джорджа обойти. Как если бы собралось в обществе 500 зоологов и с Дарвином не считались бы, уж прав ли он или не прав.

— Старики, которые были у меня,— с ними было приятно поговорить; когда же вошла молодежь, видно было стадное, — сказал Л.Н.

30. Л.Н. несколько дней тому назад писал о Сковороде.

— Если бы это написал англичанин или голландец — читали бы. Надо пустить Сковороду в ход и в переводах за границей.

31. — Моя любовь к русскому народу, к его добродетелям, теперь в испытании. Эта зависть — самое худшее чувство, корыстолюбие, — но я надеюсь, что большинство не испортится.

32. Л.Н. читал в "Новом времени" о вооруженном нападении на почтового чиновника и как он мужественно защищался; и там же о совете вооружить почтовых чиновников, почтальонов. Л.Н. изумился этому глупому совету.

33. Л.Н.: Один буддийский монах по дороге нашел собаку в червях, очистил ее. Потом вспомнил о червях, возвратился, вырезал кусок мяса с икры и дал им. Это то, что волк и ягненок. Волк голодает — страдает, овца ему пищей. Будет так, что волк и ягненок будут вместе жить. Наше сострадание настоящее — только к людям, а к животным — это только рефлекс сострадания к людям. Нам надо свое сострадание к животным растить, и оно, как это нельзя знать, но мне это очевидно — будет действовать на взаимные отношения между людьми.

34. Был Николаев, Л.Н. позвал его в кабинет, говорил с ним о браминском Кришне, очень его хвалил; говорил, что Кришна, как Иоанн, только с другой стороны смотрит.

35. — В Библии один очень хороший рассказ — об Иакове и Иосифе...

Июнь

1. [Толстой прочел обращение Трегубова в Государственную думу: "В защиту гонимых за веру Христову" — отказывающихся от военной службы, и просил ответить ему, что он вполне согласен с его обращением, что оно прекрасно написано.]

— Не подписываю его только потому, что не признаю никаких учреждений, в особенности таких нелепых, как Дума.

2. — Равенство может быть, когда есть смирение и человек хочет быть ниже низшего, но не когда есть гордость и человек хочет сравняться с высшим, завидуя ему. Один из самых больших грехов современных — гордость, что мы, так называемые ("подчеркиваю это слово", — сказал Л.Н.) образованные люди, можем помочь народу. Я каждый день получаю письма: гимназисты, курсистки спрашивают, идти ли сейчас в учителя, просвещать народ, или еще кончить курс и потом. В том, что это их призвание и что они могут приносить пользу народу, не сомневаются. Причина этому состоянию — безверие.

3. — Газеты — сумасшедший дом от начала до конца. 20 лет тому назад, когда говорил с Тургеневым, кто бы предсказал, что будет (в России)? Может быть, это у меня пункт помешательства, но, по-моему, все оттого, что нет религиозного чувства. На моей памяти были старцы в монастырях — Соловецком, Оптиной, которые имели влияние на народ, богомольцев, — все это потеряно. Теперь богомольцы ходят по инерции.

4. Л.Н. принес из своей комнаты фотографию с картины Орлова "Переселенцы собираются".

— Никто не умеет так рисовать мужика русского, — сказал Л.Н.

Кто-то заметил, что фотография лучше оригинала этой картины.

Л.Н.: Это многие картины так. Фотография "Выхода апостолов" Ге мне очень понравилась, а увидел оригинал — впечатление ослабело.

5. — Немцы сильны милитаризмом, Вильгельмом с усами, но так же слабы социализмом, пролетариатом, ненавистью окружающих народов. Когда рухнет их строй, будет у них то же, что у нас. Ведь у нас при Николае Павловиче, Александре Николаевиче тоже было спокойно; при Александре Александровиче началось потрясаться.

6. — Никакие министры, цари не могут создать то общественное благоустройство, которое дает соединяющая воедино вера. Теперь ее у нас нет (в русском народе). Неурядица (анархия), возможность все делать, преступления — не перестанут, пока не настанет объединение в вере в одно.

7. — По-моему, православное христианство ложное, а во что я верю — истинное, но признаю, что оно так же далеко от бесконечного, истинного понятия Бога (и смысла жизни), как и то: они совершенно одинаковы с бесконечно далекого пункта.

8. — Чтобы заниматься хозяйством, первое дело — не сердиться.

9. Л.Н. заговорил о просителях, прохожих, которых теперь очень много. И между ними частые с требованием большой денежной помощи, или чтоб их устроить, место им дать, или найти, и о просителях пишущих, которых тоже много к нему обращается, что если бы у него были миллионы, то не мог бы удовлетворить их; что надо выработать себе обороты речи: "Я понимаю ваше положение и сочувствую... Вы войдите в мое". Разумный человек поймет.

Л.Н. любит давать. Нищим, прохожим подает по 10 коп. или хоть книги. Никого не пропустит, не дав ему что-нибудь.

10. Были Горбуновы. Л.Н. спросил, что в Москве, как приняли известие о роспуске Думы.

Иван Иванович: Его ждали, но были поражены.

Л.Н.: Ничего доброго нельзя ожидать; если удастся правительству подавить, как вы рассказывали, в Саратовской, и будет по-старому, это жалко; если противная сторона установит свое правительство, тоже будет жалко. Если успокоятся с компромиссом — будет того хуже. (Иван Иванович говорил о кадетском компромиссе).

11. Л.Н. спрашивал о Бирюкове, от которого давно нет писем:

— Павла Ивановича люблю, уважаю. В нем нет привлекательного и не старается быть (привлекательным). Он пишет, когда нужно, а когда не нужно писать — молчит.

12. Л.Н. вспомнил о И.М. Трегубове:

— Он приходил в Москве, спрашивал об Евангелии, я ему разъяснял, и он остался в сомнении. (Он и теперь в сомнениях.) В Москве, когда приходил, у него был написан ряд вопросов, и только что ответишь ему на один, уже спрашивает второй. Теперь стал пропагандировать, и пропаганда уничтожила его сомнения. Когда человек одно и то же постоянно утверждает, он перестает сомневаться в истинности этого. Средство уничтожить сомнения — пропаганда, — сказал Л.Н. с удивлением, что это, может быть, и правда, новая мысль его.

13. Было очень много, от 30 до 40, прохожих, босяков, разных просителей и советовавшихся. Решено подавать по пятаку вместо гривенника, а то многие с шоссе сворачивают ради него.

14. Л.Н. ездил верхом к Марии Александровне Шмидт и говорил, что у нее слышал, что настроение, после роспуска Думы, грозовое. Много безработных и безместных людей шатается по дорогам, городам. Дальше Л.Н. говорил, что рожь цветет, необычайно высокая, выше самого высокого мужчины; виды на урожай ржи хорошие. Потом рассказал о тяжбе скуратовских мужиков, не хотевших продажи вина, с Управлением монополии, которое хочет вместо ограбленной казенки на шоссе под Косой Горой открыть новую в Скуратове и дало скуратовскому мужику 200 р. задатка для постройки помещения. Он и выстроил дом. Теперь скуратовские мужики противятся открытию, и Управление требует, чтобы внесли задаток обратно. Л.Н. говорил, что овсянниковские, скуратовские мужики начнут с того, что, если будет кабак, то сопьются. Борются с внешним — внешними средствами, а самое драгоценное — внутреннее (внутреннее освобождение), В Рудакове (в соседней деревне с Скуратовом) есть много людей непьющих, некурящих.

Л.Н., отвечая на слова Марии Александровны, выражающей огорчение против правительства, сказал:

— Перечислять то зло, которое правительство делает, нет конца.

15. Говорили о добролюбовцах. Л.Н. заметил:

— Вот добролюбовцы, их около ста человек, высоконравственной жизни, но не могли воздержаться от обособленности, выделились кучкой праведников.

16. Л.Н. говорил, что христиане (в отличие от евреев) никакой религии не имеют; религия их — амальгама извращенного христианства с учением Павла.

17. — Противоречий у Канта нет. Доказывая иллюзорность внешнего мира, он подчеркивает нравственную основу жизни.

18. Л.Н. сказал, что старость лучше молодости, что ему 80 лет и только теперь начинает спокойно жить, и все лучше с каждым годом. <...> В молодости горячишься, осуждаешь; зависть, страсти. Все это в старости оставляет тебя. <...>

Л.Н. показал на свечу на столе:

— Свеча невольно освещает; так и человек, делаясь лучше, невольно освещает вокруг себя. Это Богом так устроено, что человек в той мере действует на других, в какой работает над собой.

19. Л.Н. говорил, что он только теперь ясно чувствует, что "ищите царства Божия, остальное приложится", — это увеличение любви к другим (не осуждение, а понимание ближних), отчего переменяются и внешние отношения и условия (жизни).

20. — В той мере, как обременение памяти знаниями, багажом убывает, ход мыслей не ослабевает, — напротив, яснее становится.

21. Л.Н. сказал, как мало хороших сказок для детей в литературе мира, да и те плохи, надо их все переделывать.

22. — Вовенарг поверхностно религиозен, находился под влиянием Вольтера, не имевшего религии. Вовенарг имел религию, но не дожил до ее развития.

23. [О Гаагской конференции.]

— Люди: дипломаты, журналисты, военные, которые все больше и больше вооружаются, толкуют о прекращении войн. Лицемерие.

24. — Когда доживете до моих лет, будет хотеться вам умереть, чтобы уйти от этого безумия. И в вашем возрасте человеку вообще хочется любви, доброты, согласия, а в старости это становится единой основой жизни.

25. Л.Н. вспомнил про джайнов, современников Будды:

— Вчера выписывал в детский «Круг чтения» их пять заповедей. Если им следовали бы, хорошо было бы: 1) не убивать живого, 2) не лгать, 3) не прелюбодействовать, 4) чужого не брать, 5) одуряющего не употреблять.

26. [Разговор о Достоевском.]

Л.Н. жалел, что Достоевский торопился, что не поправлял своих писаний. У него в романах в первой главе, лучшей, все сказано; дальше — размазня. В "Преступлении и наказании" (лучший роман) первая глава — лучшая.

После Л.Н. сказал, что он ставит в вину Достоевскому, что с него пошло декадентство. Он был страстный и описывал страстное — он описывал искренно, а декаденты за ним — неискренно.

27. Л.Н. про школу, что вчера читал мальчикам трудные отрывочные философские поучения, вроде: оторванный лист оторван не только от ветки, но и от дерева; злящийся человек отрывается не только от того человека, на которого злится, но и от всего человечества. Листок оторван не по своей воле, он же (человек) отрывается по своей воле^*. Хотел им их сегодня вторично прочесть, но они не допустили, помнили их и сами рассказали.

^* Мысль Марка Аврелия, включенная в «Круг чтения».

28. Л.Н. рассказывал о своем деде Исленьеве. Как Л.Н. говорит о родных правду! У Толстых вообще семейных тайн нет, и перед домашними и перед близкими знакомыми не имеют ничего скрытого. Недостатки, грехи свои не оправдывают, так объективно о них говорят и так к ним относятся, как если бы это были грехи других людей.

29. — Утро приятно провел за книгой (П.П. Николаева) "Понятие о Боге как о совершенной основе сознания", замечательная книга.

30. — Читал газету, читал об ужасах и невольно рассмеялся. Там написано: "В Третьей думе, ввиду такой массы убийств, едва ли подымутся разговоры об отмене смертной казни". Это значит: много убийств и надо еще прибавить.

31. Л.Н. с М.В. Нестеровым о лавре, о монахах. Нестеров живет теперь в Киеве. Л.Н. лавру хорошо знает. Ходил в 80-х годах (паломником). Везде было полно (в монастырских гостиницах). Жил в башне у привратника, спал на его кровати. Были два привратника (послушники, исполнявшие эту должность); один — бессарабец, другой — лет 40, солдат, участвовал в турецкой войне. Пошел туда из монастыря, как на хорошее дело — с басурманами воевать, и возвратился опять в монастырь. Они оба и монах в пещерах, молодой вятский крестьянин, оставили самое доброе впечатление в Л.Н. (вятича больше всего мучила борьба с соблазном женщин, и рассказал, как он борется). Все трое были смирные, простые, добрые люди, а прочие монахи, и особенно высокопоставленные, — схимник, считавшийся умным, были противны (отталкивающее впечатление произвели).

— К схимнику я пришел в сереньком пальто, вид приказчика. "Мне некогда беседовать", — вскрикнул он. А если бы я представился ему графом Толстым, охотно поговорил бы.

32. [Возвратился из высылки в Англию В.Г. Чертков.]

Владимир Григорьевич привез неоконченный "Свод мыслей" Л.Н-ча, ему в подарок (большой ящик с ремингтонными 18 томами). Л.Н. ему очень рад. Умилился и сказал, что это история его мыслей.

33. Л.Н. (может быть, мне): Самоотречение — это не форма. А надо работать над собой (в себе), чтобы относиться к людям с любовью и уважением.

Август

1. 1 августа я вернулся в Ясную из поездки на родину к отцу, родным, друзьям.

Этот раз было видно, что были мне рады и Л.Н., и Софья Андреевна, и Александра Львовна. Застал Черткова, приехавшего поработать. Л.Н-ча застал здоровым, бодрым, веселым. За обедом были: Звегинцева с племянником Черкасским, адъютантом варшавского генерал-губернатора Скалона. Он рассказывал про ряд покушений. Л.Н. просил перестать о том, больно было ему. После играли в шахматы. Приехал Дима Чертков, потом пришли Перна, Рябов и Досев, — болгарин двадцати одного года, очень симпатичный, детски искренний человек, А.Б. Гольденвейзер, С.Д. Николаев. Владимир Григорьевич работал днем в павильоне в саду. Л.Н. беседовал с ними в кабинете.

2. В.Г. Чертков приехал утром заниматься в павильоне. Л.Н. в девять часов, взяв газеты, ушел в кабинет. За чаем прочел ответное письмо редактора "Русских ведомостей", что они готовы напечатать его новую статью "Не убий никого". Л.Н. хочет напечатать ее разом в нескольких русских газетах, а Чертков предлагает в заграничных, в "Times", только, чтобы Л.Н. согласился на месяц отсрочить печатание. Л.Н. согласился.

3. Гольденвейзер спросил Л.Н. об офицере, который сегодня был. Л.Н. сказал, что дисциплина довольно сильна, пропаганда революционеров в гвардии безуспешна, в других частях войск малоуспешна. В Военном совете было предложено снова ввести в войсках телесное наказание. Были за него четверо, между ними великий князь Константин Константинович.

Гольденвейзер доказывал, что войско революционизировано.

4. Приехал В.Г. Чертков с одним из молодых людей — друзей, живущих у них в Ясенках. Л.Н. погулял с ним и дал ему читать, что теперь пишет.

— Эти молодые люди, — говорил Владимир Григорьевич Л.Н-чу, — мечтают узнать ваши воззрения.

5. Владимир Григорьевич начал говорить, как его беспокоит, что у меня Записки только в одном экземпляре. Надо бы их списать. Как это сделать?! Рассказал мне о Л.Н., что в прошлом месяце Л.Н. стал писать "Не убий никого" и говорил, что больше нового писать не будет. Перестал составлять «Круг чтения», "Евангелие" для детей и обучать их. Они сами стали меньше ходить — сделал перерыв, им веселее в поле. Владимир Григорьевич ему сказал, что это временная слабость, что он перед сильным подъемом духа.

Так и было.

6. В Петербурге арестовали Фельтена за "Не убий". Это было толчком к тому, что Л.Н. стал писать "Не убий никого".

7. Л.Н. написал письмо к Столыпину о земельном вопросе. Очень трогательное письмо к сыну своего друга, не предназначенное для чтения. Владимир Григорьевич с Александрой Львовной его переписали.

8. — Настоящее я не есть то, что сознает, а то лучшее, что сознаешь, любовь; оно сливается с Богом, оно постепенно открывается.

9. У Л.Н. всегда, когда чувствует слабость, усталость, мысль работает, подъем, и выйдет сильное, новое.

10. Л.Н. очень радует общинная жизнь у Чертковых.

П. — Мне хочется статью "Не убий никого" кончить, чтобы скорей имела действие, хотя знаю, что никакого действия не будет. Я написал комедию ("Зараженное семейство", ее рукопись в Историческом музее), в которой осмеял тогдашних революционеров, и отдал Островскому, я был с ним на ты. Он сказал: "Нужно переработать". Я торопил — время такое... "Что же ты нетерпелив, — заметил мне Островский, — ты боишься, что они поумнеют так скоро?" Очень остроумно!

12. Л.Н. говорил, что делают революцию молодые люди. Они добрые, но не в состоянии видеть последствия убийств.

Мария Николаевна подтверждала: у ее брата к забастовке уговаривали крестьян юноши. Рассказала, что ее дядя Саша (Олсуфьев) любил императорский дом как семью, но говорил про Николая II, что он не любит русский народ.

— Хорошо было бы, — прибавила Мария Николаевна, — если бы он был заменен другим правительством.

Л.Н.: Милюков будет лучше? Не может быть лучше. Нам дано освободиться от насилия вообще, исходи оно от Николая II или Милюкова, республиканцев или капиталистов, миллиардеров. Мне ясно, что выход один — христианство, целое, оно должно быть принято или отброшено, а ключ к нему — непротивление.

13. Невестки Л.Н. гораздо ближе ему, чем сыновья — их мужья. Все они в душе толстовки, исключая Дору Федоровну.

14. Сергей Львович, приехавший со сходки у Чертковых, рассказал, что там говорили главное Чертков, Николаев, Кузьмин.

Л.Н. заметил о Кузьмине, что он такой скептик.

Кто-то рассказал о Накашидзс, что он убеждал революционеров, чтобы не убивали; его не слушали; потом убеждал солдат, чтобы не убивали; его посадили в тюрьму.

15. [Чертков, кажется, каждое утро приводит к Л.Н. одного нового молодого человека.]

"Как познакомился с Чертковым, — говорил молодой человек Л.Н-чу, — свет увидал. Мой отец учился у вас, вы его выучили на учителя". Теперь он крестьянином в Белевском уезде.

16. — Думать — лучше, чем говорить: говоря, несвободен, находишься под влиянием собеседника; писать лучше, чем говорить: пишешь, имеешь в виду всех, широко объясняешь,

17. Николаев говорил о том, что теперь не надо ни говорить, ни писать, надо распространять сочинения Л.Н.; их в России меньше знают, чем за границей.

18. Николаев вспоминал слова Л.Н.: "Две Думы собирались, две Думы рассуждали о земельном вопросе, и хоть бы один человек заикнулся о Генри Джордже".

19. Л.Н. с Чертковым читали письмо Моода к Л.Н-чу. Моод теперь переводит сочинения Л.Н. для Черткова. Они, Чертков и Моод, через Томпсона имеют общее дело. Л.Н. о Мооде:

— У меня чувство, что знакомство со мной — сверх его сил (т.е. он сам не дорос до взглядов, которым служит, которые распространять хочет).

20. Разговор о голоде. Кто-то передал слова Суткового, что в Самарской губернии солнце выжгло все — ожидать голода. Говорили о фальшивой роли интеллигенции и правительства в помощи на голоде. Интеллигентам "помогать мужикам", на плечах которых сидят! Это только для успокаивания своей совести — так помогают одни господа.

На возражение, что и духоборы тйк поступают, Л.Н. сказал:

— Петр Васильевич Веригин как бы тоже господин.^* Раньше в столовые приходили только самые бедные, потом стали приходить подостаточнее. Теперь по требованию крестьян выдавало правительство помощь всем, заискивало расположение крестьян и потому давало всем без разбора. Когда это все даром, готовое есть, зачем самим дома готовить, приходили все. (Л.Н. говорил об этом со скорбью, жалостью, стыдом, так же говорил и о своей помощи).

* П.В. Веригин — вождь духоборов.

21. — Господам, с их уверенностью, что могут устраивать помощь народу, это — блохам устраивать здоровье человека, на котором живут.

22. Л.Н. говорил, что и решение земельного вопроса подобное. С земельного фонда раздавать землю крестьянам — почему не дворовым, рабочим, чиновникам? К "единому налогу" они не подойдут, который — решительная мера. Витте читал французские книги, газеты и берется устраивать жизнь русского народа, которого не знает.

23. Л.Н. говорил, что нельзя безработным, приходящим, оказывать помощь, что как только станут им оказывать помощь, то станут являться десятки, масса, между ними такие, которые лишены работы по собственной вине; что вопрос о безработных сводится, в сущности, к земельному вопросу. Дайте возможность работать на земле, и о безработных тогда не может быть и речи:

— Это (удовлетворить безработных) превышает силы каких бы то ни было общественных деятелей. Столыпин за это дело берется, я бы не брался. При свободном доступе к земле эта задача отпадет. Тогда пойдут на фабрику работать те, кто захочет идти добровольно, за плату, от него зависящую; теперь же идут на фабрику с принуждением.

24. Зашла речь о Н.Ф. Федорове. Л.Н. тепло, с любовью, добросердечным сочувствием и юмором рассказывал о нем. Он был библиотекарем Чертковской библиотеки в Москве на Мясницкой. У него была своя вера, и единственный его ученик был Петерсон, он жив. Вера их — в воскресение тел всех умерших. Все усилия науки следует направить на воскресение умерших. Он писал об этом, и трактат его находится у Петерсона. Был религиозный человек; на свое занятие библиотекаря смотрел как на служение другим. 70-летний старик бегал по лестницам доставать книги. Спал на доске, покрытой бумагами и ничем другим.

— Раз я у него, — рассказывал Л.Н., — увидел зимнее пальто и сказал ему: "У вас новое пальто". Он: "Да, у меня два пальто, одно легкое, другое — это, надо бы отдать одно". Сейчас устыдился! Святой жизни был человек,

25. Говорили о Морозове, про 25 лет жизни одинокого его заключения. Л.Н. не ужасался ею. Жизнь в одиночном заключении и жизнь на свободе стоит одна другой.

26. Разговор про религию.

Л.Н.: Мне свойственна моя, но никак не думаю, что она высшая.

27. — Как хорошо быть 80-летним! Не строишь планы: то и то сделать, а просто живешь.

Другой раз сказал: "Старость — радость".

— Какая-то эпидемия устраивать жизнь других, а своей не умеешь устроить, — сказал Л.Н.

28. — Разум содействует доброй жизни, добрая жизнь содействует разуму.

29. Два вопроса из письма Яначека: 1) Что надо делать, чтобы даже в мыслях не грешить, чтобы достичь мира и равновесия и не только тому человеку, который ничтожности света пережил, но и тому, который их даже не познал. Толстой читал Торо: какого он мнения о его взглядах на чистоту, чувственность, любовь.

2) Может ли человек совершенно возродиться, может ли он волей и трудом через границы своей физической личности витать (schwingen). Л.Н. прочел эти два вопроса в немецком переводе.

На первый вопрос Л.Н. сказал:

— Неясно. Это sexuelle Frage (половой вопрос). Это, я думаю, вечная у нас борьба есть, должна быть. Это искушение.

На второй вопрос:

— Странно поставленный вопрос. Разумеется, никто не может знать, что будет после смерти. Я об этом много раз говорил. Да, это какие-то странные вопросы.

30. Л.Н. сказал, что разница между его и Масарика взглядами та, что Масарик признает насилие: не христианин.

31. О Канте Л.Н. сказал, что значение его — в его религиозных сочинениях (христианских), а не в сочинении "Kritik der reinen Vernunft", которое превозносится.

32. Л.Н. говорил об упадке немецкой философии после Канта.

— При отсутствии религиозных воззрений неизбежно наступает упадок и в художестве и в философии.

33. Из "Посредника" получено десять пудов книг. Мария Николаевна просила из них в Никольское для библиотеки. Л.Н. очень рад. Мария Николаевна хочет выдавать книги под залог 10 коп., чтобы приучать людей возвращать книги.

34. Л.Н. о письме немецкого писателя Мартина Шлезингера и присланной им книге (L'Houet "Zur Psychologie des Bauerntums"). Пишет про русских людей, что он не видит разницы между чиновниками и интеллигентами (на которую напирает пресса); и те и другие ему кажутся людьми слабыми. Одна надежда на крестьян, между которыми есть сектанты, — они столько перенесли и доказали свою духовную силу.

— Книга хороша, где пишет про фабричную работу. Молодой человек, который имел общение с дедом, бабушкой, родителями, грудными детьми, скотиной, природой, лишается воздействия их, очутившись заключенным между четырех стен, между себе равными по возрасту, потому что в фабричной жизни не бывает влияния стариков. Не говоря о телесном, он должен духовно захиреть. Это рабство хуже крепостного; я помню крепостное. Если мне выбирать: быть крепостным у самого жестокого помещика или рабочим на фабрике, выбрал бы первое. Крепостной работает на свободе, у него свой дом, семья окружает его, и обеспеченное существование, а тут (на фабрике) как потеряешь работу,..

35. — При земледельчестве можно заниматься ремеслами, как до сих пор было и есть: печники, валяльщики, кузнецы, портные и другие.

36. Л.Н. принес английскую книгу Каруса с китайским текстом и английским переводом: Лао-тзе. "Тао-те-Кинг (Книга о пути добродетели)".

— Вот книга! Тао есть сознание полного единства с Богом.

Л.Н. открыл и прочитал: "Когда потеряно Тао, является добродушие; когда потеряно добродушие, является справедливость; когда же потеряна справедливость, является приличие".

37. — Через пять веков будет один язык.

38. Л.Н. вспомнил, что читал в "Новом времени", что конфисковано "Изложение Евангелия" с примечаниями. Недавно — "Не убий" (издание "Обновления").

— Все более и более конфискуют мои писания, — сказал Л.Н. вдумчивым, серьезным тоном.

39. — Я в новой статье своей ("Не убий никого") пишу, что если позволим себе кого-нибудь убить, то перебьемся все: правительство — революционеров, революционеры — правительство, рабочие — фабрикантов.

40. Л.Н.: Я читал сегодиа книгу Наживина:

"Что такое сектанты и чего они хотят?". Книга прекрасная и название хорошее. Первый рассказ — "Не наш", анархист из народа в настоящем смысле, и конец его трогательный — коробки клеил, дети кругом него, его любили. И.И. Горбунов мне говорил, что запретили рассказ Наживина. Помню из него, как человек-атеист в церкви вышиб у попа из рук чашу, поп заплакал. — Когда Л.Н. это рассказывал, тоже зарыдал.

— Это так повлияло на человека, что он смирился и переменился, — докончил Л.Н.

— Наживин женат на еврейке — религиозная, умная, кроткая женщина. Прекрасная мать. И ему из-за нее нельзя жить везде в России.

41. Говорили про солдат, возвращающихся из Маньчжурии, у которых раскрылись глаза.

— Японская война — такой толчок в пробуждении русских! По-революционному можно войну желать, ради желанных последствий (по-христианскому — нельзя).

42. — Декабристы, мои отцы, при их христианстве искренно полагали воинское дело самым высшим; нам же этого нельзя при нашем христианстве.

43. — При христианском взгляде понятия собственности нет. Оно явилось при признании насилия. Человек пользуется вещью, созданной его трудом; христианин ее и не возьмет. От людей же, употребляющих насилие, надо ее огородить.

44. [Говорили про похороны Чехова в Москве.]

— Ох, ох! Охаю на суеверие важности, которую приписывают телам. Дело в том, чтобы с приличием убрать. Для этого и гроб, чтобы не таскать за ноги...

45. — Это мне так ясно, что никуда не ходи, все внутри тебя, все усилия употреблять на работу в себе, на углубление в себя. Искать в себе, а не вне себя; напрячь усилия на устранение того, что мешает проявлению божества в тебе; внешние условия — только последствия внутренних перемен.

46. — Внутреннее изменение — главное, внешние изменения — это последствия, нельзя заботиться о последствиях, они всегда будут соответствующие. Мне последнее время так ясно, что я не Толстой, вы не Картушин, а я и вы — то божественное начало, которое чувствуешь в себе, которое во всех нас. В последнее время нехорошее чувство к человеку, который тебя ненавидит, часто пробовал побороть в мысли посредством любви. Это удавалось. И мысль о нем (о том человеке) прямо любовь вызывает.

47. — Споры недопустимы. Когда споришь с человеком, не забывай чувства любви к человеку. Только тогда можно вести разговор, если сохраняешь чувство любви.

Потом Л.Н. вспомнил чье-то изречение, приблизительно такое: "Если говоришь человеку, который не хочет слушать, наживешь только врага. Если не скажешь, кому нужно, это тоже упущение".

48. — Цивилизация, как она теперь идет, материальный прогресс без нравственного, не обещает ничего хорошего. <...> Теперь самое главное, чтобы нравственный прогресс пришел в уровень с материальным, и тогда все материальные условия изменятся. Как? Нельзя предсказать.

49. Л.Н. с Маклаковым о Думе. Л.Н. удивлялся, как люди, члены Думы, могут принадлежать к партиям. "Это отказ от своего достоинства, независимости".

Маклаков возражал:

— Тогда не найдешь избирателей, которые тебя бы выбрали, они выбирают по партийному листу.

Л.Н. ответил, что не надо самому соваться к избирателям. Они должны найти, кого избрать.

50. Картушин задал вопрос: нужно ли постоянное духовное напряжение, как это исповедуют добролюбовцы, чтобы не говорить ни о чем, кроме неизбежного, нужного, как о Боге, духовных делах; в остальное время соблюдать молчание.

Л.Н.: Постоянное напряжение невозможно и не нужно. (И пояснил, как в физической жизни есть сон — отдых.) Мне хочется отвести душу, об ином думать, например, часы заводить и непременно 28 — которого числа я рожден — раз повернуть. Постоянно работать над собой невозможно.

51. И.К. Дитерихс рассказывал, как на Кавказе, откуда он приехал, разбой идет, своего бедного брата-рабочего грабят. Как казаки и русские войска озлоблены на постоянные нападения на них и что может случиться резня туземцев. Войска не выдержат обид. Там есть теперь анархисты-федералисты и анархисты-автономисты (армяне, грузины), панисламисты (татары).

Л.Н.: Знаем, как присоединились к России Польша, Финляндия, что это был грех. Но как разъединиться, восстановить автономию революцией? Им не идти служить русскому правительству.

52. — Благо и прогресс не во взаимном отношении. Одно от другого не зависит.

53. Анна Ильинична [внучка] спросила:

— Ведь чем позже выйти замуж, тем лучше?

— Самое лучшее никогда не выйти, если то, чем подготовляется материнство, обращать на служение другим, — ответил ей Л.Н.

Сентябрь

1. Чертков: Религиозное отношение к жизни считают узким, а художественное — широким.

Л.Н.: Вся интеллигенция так. Это пошло от Белинского.

Чертков: Нет ничего глупее русской интеллигенции.

Л.Н. сказал что-то вроде того, что западная интеллигенция такая же.

Чертков: Но русский народ поумнее, так что глупость русской интеллигенции выделяется; у нее самомнение необыкновенное.

Л.Н.: Самомнение уменьшает умственность. Circulus vitiosus [Порочный круг (лат.)].

2. — Если хочешь быть христианином, то не пеняй, что нельзя воспитать в школах пятерых детей. А то поставишь так, что нельзя не быть христианином, а выставишь требования мирской жизни, первое из которых — семейная жизнь. Кто хочет жить по-христиански, не должен жениться.

3. Л.Н.: Новиков пишет, что духовное развитие не может помочь устранению экономического неустройства. Напротив, оно одно может помочь.

4. В "Слове" приводится число жертв освободительного движения. С февраля 1905 г. — с I Думы до июня 1907 г. — роспуска II Думы убито, ранено, казнено 44 020 человек. Из них убито 19 144, ранено 20 074 и казнено по суду и самосуду — 2 381 человек (Кавказ — 7 389, Прибалтийский край с Финляндией — 4 929); пострадал больше всего народ, но и представители власти и капитала дали внушительную цифру в 8 203 человека. В этом числе на долю войск и полиции приходится 3 158 жертв, на тюремные власти — 112. Из высших властей пострадало 148 человек, из них четыре министра и члена Государственного совета и 83 губернатора и генерала.

5. Появление «Круга чтения» в немецком переводе оценено так: "Просветительная книга, которую никогда не устанешь читать; второй такой не найдешь в мировой литературе; она содержит лучшее из лучшего всех времен и народов".

6. [О сознании увеличивающейся нужды народа.)

— И как ей не быть? У Ермилина, яснополянского крестьянина, было четыре взрослых женатых сына, бабы — красавицы. Когда которая провинилась, сажал ее в подполье. Было пять троек, потом сыновья поделились. Их бабы нарожали детей. Потом и эти поделились — и поля стало меньше, и всего один работник в доме. Старые устои семейной жизни расшатались, а новые не установились, кроме — ходить в города, где заражаются революцией. 30 лет тому назад кто бы думал, что будем разбиты Японией, что крестьянин (Новиков) будет писать письмо без ошибки грамматической, и писать так сильно, дай Бог, чтобы Меньшиков так писал.

7. Д.Д. Оболенский говорил о пожарах вокруг него и у него. Его два раза жгли. Его сестру — баронессу Фредерике — семь раз. У него сгорали два раза хозяйственные постройки. Что поджигали домашние — видно из того, что пожарные кишки были прорезаны.

8. Оболенский стал говорить про бессмысленные ужасы, которые творятся с той и с другой стороны.

Наступило молчание.

Л.Н.: Все хорошо, все хорошо! Это — болезнь роста. Как в жизни человека есть периоды болезненные, так и в жизни народов.

9. Разговор о социалистах, их Штутгартском съезде.

Л.Н.: Они хотят из людей дурных сделать добродетельное общество.

10. — В каком восторге я! Какой восторг испытываю, особенно утром!

11. Софья Андреевна, преувеличенно черно рисуя отношения крестьян к ней, сказала, что она им теперь ничего не даст в аренду.

Рожь посеяна, а они отказываются от других повинностей. По закону земля принадлежит ей, не должна с ними делиться, и т.д., и т.д. Но что делать?

Л.Н.: Отдай им.

12. Сытин рассказывал: У нас в мастерских та же история. Свои дела с рабочими. Они требуют, чтобы мы им отдали все; отношения с мастеровыми враждебные. Они бессердечные. Старые умеренны, но их мало. Молодежь хочет отнять все: мастерские. — Рассказал, как его типография горела, а пожарные не тушили.

13. Л.Н. говорил (не помню к чему):

— Раньше объясняли себе так, что земля плоска и солнце кружится: восходит и заходит. И это объяснение удовлетворяло их. Теперь наше объяснение удовлетворяет нас. Но это объяснение не последнее.

14. Л.Н. разговорился с Сытиным. Присели В.Г. Чертков и я. Сытин говорил о невоздержанности рабочих и что власти боятся их, не выступают против них. За границей, где меньше полиции, чем у нас, больше порядка.

Л.Н.: Там престиж власти есть, а у нас разрушен.

Чертков: Слава Богу!

Сытин быстро повернул голову и с удивлением посмотрел на Владимира Григорьевича.

15. Репин спрашивает, может ли он приехать в Ясную Поляну и когда.

— Я слышу Репина: "Что, Лев Николаевич, у меня таланта никакого нет, а терпение и терпение", — с доброй улыбкой сказал Л.Н.

16. Л.Н. (к Владимиру Григорьевичу): Теперь я вам скажу секрет. — И сказал Черткову, чтобы не строились в Телятинках. Во-первых, потому, что [он, Л.Н.] может скоро умереть; во-вторых, что Софья Андреевна не сочувствует этому. Софья Андреевна теперь раздражена. Если [она] захочет в другое место уехать жить, он поедет с ней. Чертков ответил, что у них уголка, "дома" нет, и они хотят его построить вблизи Ясной, которая им дорога милыми людьми, и им кажется, что им следует лучше всего продолжать поддерживать связи с ними и жить вблизи места деятельности Л.Н-ча.

17. Л.Н. говорил о письме своем к П.А. Столыпину, которое перестало быть секретом. Андрей Львович рассказал, что обедал с А.А. Столыпиным и тот ему сказал, что его брату письмо Л.Н. было очень приятно, но что он ошибается, если думает, что на него великие князья имеют влияние.^*

Л.Н. сказал, что видно — ничего из этого не будет (т.е. из того, чтобы Столыпин подал проект единого налога). И что он теперь это дело кончил. "Сказал и спас душу свою" и что у него есть другие, более серьезные дела.

* Смотрите приложение №1

18. Л.Н. говорил, что теперь благоприятное время в России для осуществления проекта Генри Джорджа; пока есть община, есть и понятие того, что земля общая. Когда же земля разобьется на мелкие собственности, когда взойдут на тот путь, на котором находятся западные народы, тогда отсрочится возможность введения проекта Генри Джорджа на 300 лет. Если бы ввелось обложение ценности земли, тогда владелец 500 десятин земли, упрекаемый Новиковым, мог бы прямо смотреть ему в глаза, потому что он платил бы за пользование землей на общественные устройства, стало быть, и ему, Новикову.

19. Л.Н. сказал, что если бы крестьянские депутаты в Думе захотели ввести "единый налог", капиталистам нельзя было бы остановить его.

— Столыпин — ему должно было бы быть лестно сделать такой огромной важности дело, но ему кажется важнее флот, миллиард на новый флот, чтобы освободиться от японцев...

20. — Пока будут правительства, неосуществимо обложение по Генри Джорджу, так как ворота, которыми можно попасть в правители, так устроены, что проходят одни честолюбивые государственные люди. Читал сегодня "Слово" (Петербург). Либеральная газета. Если бы правительство остановило печатание моих статей, это распоряжение им — либеральным журналистам — было бы на руку. Они могли бы лишний раз ругнуть правительство. Их полемика с другими газетами какая: они не вникают в доводы противника, но по своей программе огульно отвергают, что он предлагает, и внушают свою политику (программу), а этим образом большое зло разводится.

21. — Сегодня получил ремингтонное ругательное письмо за статью "Не убий", вероятно, от черносотенца.

22. Какой милый, терпеливый, жертвующий временем и вниманием, бывает Л.Н. со всеми гостями, и самыми тяжелыми и чуждыми ему. И какой услужливый: прохожим, ребятишкам яснополянским и окрестным, просящим книг, выносит их. Ему, часто усталому, приходится за ними ходить иногда по нескольку раз на второй этаж. Каждого в каждой мелочи старается удовлетворять.

23. — Отношение к старикам изменилось, раньше их уважали. Православие, посты держались стариками, уважением к старикам. Теперь встретил старика; рассказал мне, что ехал верхом, мальчишки выскочили и стали хлопать, чтобы испугать лошадь. Он упал, разбился, они хохочут.

24. Л.Н. говорил о том, как мужики "нас" (господ) ненавидят. Бобринская (она была крестьянка) говорила мужу: "Если бы вы знали, как мы вас ненавидим!" И как лицемерят: "Век за вас молиться буду".

25. [О младшем Малеванном.]

— Приятное впечатление произвел на меня: религиозный, скромный, серьезный и вполне свободный. — Дальше Л.Н. сказал, что Малеванный заговорил с ним о Христе, и он ему никакого особенного, исключительного места (значения) не придает, а как историческое лицо считает одним из лучших. Христос — только человек, приведший людей к сознанию, что они сыны Божий. Малеванному не нужно никакой мистики для того, чтобы проникнуться этим и создать отношение к людям как к сынам Божим, а другим еще нужна мистика.

26. — Побороть недоброе чувство в себе, следовать правилу "делай то, что должен"... никаких планов себе не представлять. Самое ужасное творится людьми ради воображаемых последствий. А к чему приведут планы — нельзя предвидеть. Убийство французского короля привело к Наполеону. Что будет (себя исключаю — мне все равно) — будет к лучшему.

27. — Община не может быть христианской, а нужно только стараться, как самому жить. "Будьте совершенны..." Начни только работать над собой, увидишь, какая это работа: не останется тебе времени на устраивание общины. Она поглотит тебя всего, покопайся только в себе.

28. — Отдать все свои силы на свою внутреннюю работу. Знаю, что лучше, чем писать «Круг чтения», кротко относиться к людям. Желание воздействовать на других граничит с желанием славы людской, тут надо усилить борьбу с этими желаниями. Желание жить в душах других людей — законно.

29. Л.Н. прочел вслух из Марка Аврелия то, что помещено под 9 сентября в "Мыслях мудрых людей".

— Это удивительная среда. Подумаешь, что значит среда. Он думал, что говорит противоположное христианству, а говорил то же самое. Христиан преследовал, воевал. Сотоварищем взял Коммода и на него свалил управление. Как мы удивляемся Марку Аврелию, так в будущие века будут удивляться нашей жизни: как могли жить так и так писать и говорить.

30. — Воспитание — самому надо знать, как жить, чтоб учить других. А педагогика — это легкий способ преподавания знаний. Воспитывать может, кто сам знает, как жить. Каждый человек чувствует в себе божественное начало, не ограниченное ничем и, вместе с тем, ограничеиное в себе. Дело воспитания (процесс жизни) — расширить божественное начало. А у нас учение — добиться медали, диплома, эгоистических целей добиваться. Я критически отношусь к просвещению, если просвещение в том, что мы преспокойно устраиваем университет, такую залу (показал на ту, в которой сидели) — консерваторию... это не просвещение...

31. Л.Н. сомневается: следует ли наслаждаться, забываться музыкой, романами; [по его словам], он настолько испорчен, что может наслаждаться Шопеном, Бетховеном.

32. Л.Н. сказал, что ему лучше думать, что он соломой набит, чем думать о том, какие органы, чем они могут заболеть, и что лучше не лечиться.

33. [По поводу сказанного Ницше: "Люби будущее, и за благо будущих людей можешь не любить в настоящем, жертвуй настоящим ради будущего".]

Л.Н.: Это самое безнравственное, я как раз наоборот утверждаю.

34. Л.Н. говорил о Конфуции, что он был оппортунист, прилаживался к правительству. Рассказывал о его встрече с Лао-тзе; Лао-тзе был глубже. Чертков спросил Л.Н-ча о том, что он раньше говорил, что у Конфуция нет Бога. Л.Н. сказал, что он читал так, но что понятие Бога у Конфуция есть: называется Небом, Разумом Неба.

35. — Мне в мои старые годы видно ясно, что единственное спасение (от грабежей, убийств) — доброта.

36. Л.Н.: Только что прочел сравнение: есть зверь, для которого единственное средство спасения — пускать смрад, а у человека — единственное средство — у того самого, на которого нападают, — любовь, доброта. <...>

Звегинцева стала доказывать свое тем, что и Иисус кнутом гнал людей. Л.Н. поправил, что "скотину".

— Злом — искореняется зло на наших глазах, и оно только разрастается, а средство Иисуса не испробовано. То, что я говорю, никто не пробовал. Есть шансы, что поможет.

Андрей Львович заметил, что он не даст себя убить.

Л.Н.: Дорого добро, а жизнь не дорога.

Андрей Львович возразил, что убьют, что не остановишь убийц.

Л.Н.: Дорого то, чтобы жить хорошо. Убивать всегда будут.

В 12 часов ночи, когда Андрей Львович уже лежал, пришел к нему Л.Н. и извинялся за горячность в споре. А 18-го поехал к Звегинцевой за тем же. Это его больное место, когда ему доказывают, что полезно убивать, карать.

37. Из разговора о писателях.

— Есть дурная черта: желание удивить. Художник пишет то, что считает нужным, и не заботится об эффекте. Это соблазн. Мысль о возможности такого воздействия на людей надо как можно дальше от себя держать.

38. — Не надо казнить... Человечество не хочет и не в состоянии пока познать эти истины.

39. Л.Н. говорил, что люди становятся религиозными без намерения, а у Андреева это может быть преднамеренно: "Теперь хочу быть религиозным", как у другого: "Теперь буду учиться медицине". А если и будет религиозным, то Л.Н. опасается, что поверхностно.

40. Михаил Сергеевич с Сергеем Львовичем говорили о выборах. Софья Андреевна спросила Л.Н., интересно ли ему это? Л.Н. ответил, что ему неинтересны правительственные творения, и тем менее подготовления (выбор лиц) к этой деятельности.

41. [В газетах о том, что поднялось употребление спирта крестьянами.]

— Тут психологическая причина. Чем дольше живу, тем больше вижу причины событий, чего вы не замечаете, — духовные, неосязаемые причины.

42. — На днях не вытерпел и высказал правду в глаза Звегинцевой, а лет 30 тому назад "тут, в этой комнате", Петру Самарину: "Зачем вы ко мне ездите, когда вы защищаете смертную казнь — право государства воевать?"

43. — Проповедовать — соблазн. Это деятельность для последствий. Это такая же деятельность, как социалистическая, за конституцию. Надо все усилия направлять на то, чтобы самому жить хорошо, а плоды, если ему и в этой жизни они не будут видны, будут самые лучшие.

44. Л.Н.: Не на все слова, приписываемые Христу, надо смотреть как на авторитет. Христос такой же авторитет, как Кант, Будда. Я сам возражаю себе на то, что я пишу. Но я пишу для себя... Кто хочет проповедовать, тот самоуверен.

Л.Н. не признал, чтобы дар речи давал право проповедовать.

Л.Н-чу возражали: какую огромную пользу приносят его писания и как может он ставить выше труд для пропитания себя (косьбу)?! Л.Н. ответил, что он не для пользы, а для души на себя работать хотел бы.

45. Л.Н. говорил про себя, что ему трудно бывает, когда просят у него. Если же косил бы, мог бы спокойно сказать просящему прохожему, что у самого только столько-то и столько-то есть, а так ему стыдно давать... От стыда хочется провалиться перед нищими.

46. — Я не могу говорить с человеком, который меня не понимает. У меня язык прилипает к гортани. Я получил письмо Меньшикова. Меньшиков думает, что писание его статей — на пользу людям, и спокойно пишет. Задача наша состоит в том, чтобы самому становиться лучше, а это дает радость.

47. — Что в искусстве самое главное? Искренность, правда?.. Кто знает? В искусстве самое главное — чувство меры, которое у Горького отсутствует вполне. Удивительно, как эти славы случайно делаются и твердо держатся, и старые, например, Некрасов. Он никогда к поэзии близко не стоял.

48. Л.Н. вспомнил место из «Круга чтения», что бедные счастливее богатых, и объяснил это так: "Потому что бедные удовлетворяют свои потребности, а богатые — свои удовольствия; это маленькое благо, а то — большое".

49. — Болезнь самая страшная — верить в врачей.

50. — Новиков пишет, что земля ему нужна как средство освобождения. Это освобождение — внешнее. Эпиктет — раб — был духовно свободен, а Нерон не был.

51. Л.Н. об уме сказал, что надо различать ум, связанный с душевной чистотой, и ум — быстроту соображения. И что этот второй ум такой, про который говорят: "у него больше ума, чем ему нужно". Такие люди — самые жалкие.

Октябрь

1. [Об одной статье из "Нового времени".]

— Мне это очень интересно. Как из этого ясно, что вопросы религии, если они есть, ставятся гораздо ниже политических интересов, и когда они ставятся ниже политических интересов, то видно, что их нет.

2. Л.Н. сказал, что революция — роды, пробуждается духовное сознание.

3. Л.Н. говорил, что одного он не посмеет: делать упреки русскому народу, который производит все, чем мы живем. Знает, что условия физического труда благоприятствуют нравственной жизни.

4. — Свобода в обучении совершенно хороша, но ошибка — выводить детей из семейной среды. Лучше семьи для ребенка ничего нельзя придумать. Чем полнее свобода ребенка — тем лучше. Воздействовать на ребенка — не страхом. Кроме страха, есть любовь к родителям (во имя которой можно требовать от него хороших поступков) .

5. — Парламенты и Думы были придуманы в Европе и (там) никакой пользы не сделали. Мы переняли от них, как рукава (модные). Цели у Думы никакой. Успокоить народ? Народу она не нужна, она раздражила его. Если же продолжать сравнение Думы с модами, то как форма шляпы изменяется, так и формы государственной жизни изменяются, надо найти, разработать новые формы.

6. — Православие годится такой бабе, какая была в Ясной Поляне — ее муж к хвосту лошади привязал за распутство, а Л.Н. раз, заметив у нее в окне свет, видел, как она молилась усердно и долго.

7. Л.Н. еще о Думе. Один мужик сказал Л.Н-чу, что у Думы земли — что у гуся овса просить.

— Правительство, — сказал Л.Н., — держится на обмане. Люди, обличающие этот обман, не идущие в солдаты, правительству несравненно опаснее, чем все Милюковы, Плехановы.

8. [Софье Андреевне.]

— Говори только тогда, когда имеешь передать какую-нибудь мысль, а когда хочешь выразить волнение, тогда лучше молчи.

9. — Если бы тридцать лет тому назад выпустили из тюрем всех заключенных, было бы так же, как теперь. Что теперь они (преступление совершающие) есть — это последствие тюрем.

10. — Не нужно даже доказывать, что война — дурное дело. Это вроде того, как если бы рассуждать об изменениях в публичных домах. Просто не нужно об этом говорить. Раз мы говорим о том, что война — дурное дело, стало быть, мы в этом еще не убеждены.

11. [О Белинском.]

— Это одно из наших разногласий с Тургеневым. Он ужасно любил Белинского, а я не мог его читать. Читал только, ради того, чтобы с Тургеневым мог говорить про него.

12. Л.Н.: Какой-то Давид Окоев мне пишет, что он не согласен со мной, и прислал мне свои изречения; некоторые из них употреблю, например: "Христианство советует богатым отдать имущество бедным, а социализм велит отнять (бедным) у богатых, и тогда будет все благополучно".

Бирюков на это заметил, что социалисты говорят, что христианское "раздать" — это просто слово (неосуществимое), а отнять — это можно (осуществимое).

13. — Как бесполезно полемизировать! Невозможно никого убедить. Это как насилие. И как полемика раздражает! А еще хуже — насмешка.

14. — Оказалось — чего нам недостает и без чего жить нельзя — религия. Ее ни у кого нет: ни у нас (интеллигенции), ни у крестьян. У крестьян еще есть вера в Иверскую (чудотворная икона).

Л.Н. говорил в том смысле, что революционеры, конечно, стоят выше всяких консерваторов и людей, которые думают, что можно жить по-старому. Старое — Иверская — не может продолжаться, народы растут, как люди; прошлое нельзя возвратить: "Как хорошо было в куклы играть!". Они (революционеры) правы в том, что требуют перемены, — ошибка их только в том, что, как и на что переменять. Когда религии нет, все можно делать. Все — в духовном (самоусовершенствовании), а не в поправке виселицы (ответ Татьяне Андреевне, надеющейся на власти, что они могут исправить положение, — чтобы не происходило в России то, что происходит, а чтобы восстановилось преклонение перед законом, как оно есть за границей).

15. Говорили о галереях.

— Лувр не оставил во мне никакого особого впечатления, кроме старой скульптуры.

16. [После чтения писем Иконникова, находящегося в тюрьме за отказ от военной повинности.]

— Я ему очень благодарен. Он всех нас поддерживает. Сознаешь, что то, во что ты веришь, действительно есть истина. Не говоря уже о будущем. История узнает о них, они будут служить примерами. Они (Иконников, Куртыш) делают более важное дело, чем Столыпины, Аппоньи, не говоря уже о Николае.

17. [Из многочисленной почты.]

На одном письме такой адрес: "Л.Н. Толстому, первому писателю в мире". На другом: "Л.Н. Толстому, брату любви Боговой".

18. [Спросили, не интересуется ли Л.Н. пьесами Льва Львовича, ведь их пишет сын.]

— Сын-то сын.

Л.Н. сказал, что они ему неинтересны. Что ему интересны те дела, по поводу которых ему есть что сказать.

19. Один раз Л.Н. сказал о женщинах:

— Они все почти полусумасшедшие.

20. — На сегодняшний день в «Круге чтения» об искусстве. Неловко хвалить, потому что сам писал, но превосходно.

И Л.Н. прочел 14 октября вслух и объяснил. Все мы были поражены, как он это прочел. Стало нам ясным.

21. Л.Н. говорил о книге Лозинского об интеллигенции, которую вчера читал. Социалисты (Бебель) признают необходимость лучше оплачивать работу конторщиков, инженеров, врачей и т.д. Социалисты хотят уничтожить господство землевладельцев, капиталистов; но настанет — и оно уже настало — господство интеллигентов (которое во сто раз дороже обходится народу, чем бюрократов, землевладельцев).

22. [О крестьянах.]

— Мало нас ругают. Заслуживаем, чтобы нас больше ругали.

23. [О двух революционерах.]

— У них легкое отношение к убийствам. Говорили, чего ждать, пока люди сами усовершенствуются. Пока они переменятся, пока мы устроим царство Божие, в это время погибнет от правительственных насилий и бедственного положения больше людей, чем сколько мы лишим жизни (делая переворот).

24. Л.Н. говорил, что Наживин поехал в Казань исследовать секту среди магометан "Божий полк" (отказываются от военной службы).

25. Л.Н. о "Письме к ближним*' Меньшикова в "Новом времени" 14 октября, сказал, что на Меньшикова все газеты нападают и что напрасно они это делают, потому что он с новой стороны смотрит на вещи. У него есть смелость.

26. — Аскетизм — было узкое понимание. Христианина никак удовлетворить не может: стоять на столбу, а кругом его страдание; нужно усилие чувств (нужно делать)... Какие способности есть, теми и надо служить людям — мускулами (помочь отнести тяжесть), открыть глаза (выражение Суткового, что ему кажется важнее открывать глаза хорошими книжками, чем кормить хлебом), деньгами (как Чертков, о котором Л.Н. сказал, что он с жаром занимается распространением хороших книг и что если бы его не было, надо бы его выдумать: и способен, и неутомим, и богат.)

27. — Книги имеют свою судьбу. Как угадать, что произведет впечатление, действие? Вот пример: "Русские ведомости". Чего же глупее, бездарнее их? А на них интеллигенция смотрит с благоговением (орган профессорский, университетский). Чем объяснить их репутацию, действие?!

28. — Во мне есть один слабый человек, который сочувствует Черткову (его деятельности) и другой, который ему не сочувствует, а именно — этому желанию выказать себя. Я в этом отношении строг, чтобы самому не отдаваться (деятельности). Но мой плохенький Лев Николаевич этому (деятельности Черткова) радуется.

29. С.А. Заболотнюку, не знающему и не решившему, как отказаться при наборе, Л.Н. посоветовал, хотя ему трудно в этом влиять на него, — сказать: "Увольте меня от этого, это мне оскорбительно". И говорить это, как к брату, а не как "я такой, высокого понимания, а вы — низкого".

30. Сутковой говорил, что представляет себе мечту, каким он хочет быть, и думает, что эта мечта поможет его нравственному совершенствованию.

Л.Н.: Не думаю. Я лучше так думаю: шажок — и вот продвинулся вперед. Это верный путь. Вот, например, я стараюсь не осуждать никого в мысли. Это мне кажется в мои восемьдесят лет...

31. — Нынче посмотрел в "Новом времени": "Дума будет правая". Мне это малоинтересно. Легкость печатания. Неоконченное, отрывки валяют. Надо бы годов пять, чтобы написать книгу, а посвящают дней пять, недель пять.

32. Л.Н. (насчет оружия, взволнованно): Об этом не думать, тем паче не говорить! Кто носит оружие, готов убивать. Худшее, что злые чувства в нем. Стараться, чтобы во мне не было нехороших чувств.

33. Был Новичков, 57-летний пензенский крестьянин. Читал сочинения Л.Н. и его "Ответ Синоду" и проникся его духом. В 1902 г. пришел в Ясную Поляну, тут его Накашидзе познакомил с Л.Н. Потом прожил месяц в "Посреднике" — помогал разносить и т.д. Теперь попал в тюрьму и писал Л.Н., а Л.Н. — Олсуфьеву, который сказал о нем губернатору Татищеву, что он не революционер, а христианских убеждений. Его выпустили. Он желал видеть Л.Н., но ему не на что было поехать. Его тюремные товарищи собрали ему денег на путь. Тут попросил Л.Н-ча еще об одном товарище похлопотать.

34. [Спросили, что понимать под талантом?]

— Просто назначение, служение, я думаю. Дано нам духовное сознание, которое можем увеличивать или уменьшать.

35. — Я такие свои статьи, как "К духовенству", не люблю давать. Серьезный человек, у кого есть положительное, религиозное, — он сразу примет, у него соскочит церковное. А другие освободятся от церковной религии, и у них ничего святого не останется.

36. Татьяна Львовна встретила Стаховича, сказав, что он единственный кадет, которому она прощает кадетство.

Л.Н.: А я никому не прощаю эту узость мысли.

37. — Книг для детей нет совершенно. Я посмотрел "Малым ребятам" (горбуновское) -фальшивое. Тут надо бы составить кружок людей, которые занялись бы этим: выбрали бы из всей литературы путешествий, науки, философии, естествознания...

38. Получили известие, что вчера вечером арестован переодетым становым и тремя стражниками Гусев. Л.Н-чу неприятно, тяжело и жалко Гусева; боится, чтобы он не пал духом или не озлобился.

— Это важное событие. После этого кажется, может быть, что и Черткову нельзя будет здесь жить. <...> Это недоразумение. Прежние революционеры вследствие его влияния перестали быть революционерами. Как он отнесется к своему заключению, соблюдет ли спокойствие? Я знаю по себе: меня озлобило в первый момент.

39. Л.Н. был у Гусева и рассказывал вечером, что он спросил станового, зачем его [Гусева] взяли. Становой ответил: "Как же, он ругал царя". Л.Н.: "Не может быть! Не в его духе". Тогда становой показал "Единое на потребу" (русское издание) и одно место о "глупой японской войне", где сделана выноска рукой Николая Николаевича: к слову "царь" прибавлено "малоумный". Л.Н. спросил Гусева, зачем он это туда вписал. Гусев ответил: "Это ваши слова. Они в полном тексте издания Черткова; я их — пропущенные в издании русском (в России) — туда внес".

40. [Л.Н. тяжело переживает арест Н.Н. Гусева.]

— Какое мое положение: его за меня взяли;

41. Говорили о предстоящем привлечении к суду И.И. Горбунова за напечатание первого тома "Соединения и перевода четырех Евангелий" — за "кощунство" (Давыдов будет председательствовать) и Битнера за напечатание "Что такое религия?" — за "богохульство".

42. Л.Н.: Хорошее изобретение порох. М.А. Шмит: Как?!

Л.Н.: Хорошее изобретение, видишь: ты стреляешь... и в тебя стреляют. Уроки эти продолжаются столетия.

43. [Вспоминали о японско-русской войне.] Д.А. Олсуфьев: Поражало, как они жгли трупы (своих) совсем без всякого чувства сожаления. Я и не знал, что трупы горят, как полено. У японцев рыцарства нет; они, если выгодно, разбегаются, как мыши; если же нужно, погибают. Под Порт-Артуром наполняли рвы своими телами. Такого патриотизма ни у кого нет. Я думаю, они всех победят, и американцев,

44. Л.Н. о себе: "Утром похож на человека, вечером — совершенно дурак".

45. Л.Н. говорил, что надо народу и детям, который знает только свою жизнь с полицейскими, подать ясно, живо, как живут другие народы и как они до своего положения дошли. Начать с России, описанием нынешнего строя жизни и потом ретроспективной истории (как дошло до нынешнего строя); потом соседей, Китай, Индию, Норвегию, Швейцарию. Живо, коротко, без внешней систематической скучной научной методы. Использовать путешествия. Материал огромный, его нельзя всего исчерпать.

46. Л.Н. говорил, что религии народов исходят из христианства и из браманизма. Конфуцианство покрывается браманизмом. Остается малая полоса "язычников", которые, собственно, потому язычники, что мы их не знаем.

47. [В "Голосе Москвы" сообщалось о публичном отказе от военной повинности перед комиссией.]

Л.Н. был рад и сказал, что он бы этого — чтобы сотни отказались, — особенно желал. Но не ввиду факта — он раньше или позже совершится, — а ввиду облегчения участи страдающих.

48. Читали письмо П.А. Столыпина к Л.Н. Пишет, что он — за собственность на землю и потому против Генри Джорджа, отрицающего собственность. Письмо скромное. Конец трогательный. У Л.Н. дрожал голос, когда его читал.

Л.Н.: Столыпин не имеет понятия о Генри Джордже. Генри Джордж — сторонник собственности. Он за обложение рентой земельной и за освобождение от податей труда, улучшения земли, построек.

Л.Н. утверждал, что [по Генри Джорджу] право завещания останется за владельцем земли. Л.Н. послал Столыпину свою книжку "Единое возможное решение земельного вопроса", отметив некоторые места, поручив Олсуфьеву передать на словах свой ответ Столыпину, с видимой безнадежностью переубедить Столыпина или добиться чего-либо в пользу Генри Джорджа. Но Л.Н. делал это как свой долг, стойко. На слова Столыпина в его письме Л.Н. сказал, что отстранить себя от распределения земли по тем будущим результатам — нельзя; одни догадки могут быть. Л.Н. сказал, что он не станет опровергать Столыпина на том основании, что тот может указывать непрактические результаты в применении теории Генри Джорджа на деле, т.к. эта теория, в сущности, соответствует высшей справедливости.

49. Л.Н. сказал, что в Псалтыре сказано: человеку век 70 лет, а если он сильного сложения — 80. Л.Н. так и живет с постоянным сознанием, что в эту ночь может уйти, и постоянно готовясь. Я себе отчасти этим объясняю его глубокую любовь к людям, что он не отказывает никому в помощи, каждый день делает неимоверные усилия в литературном труде, в отвечавши на письма, в хлопотах об обращающихся к нему за помощью, в посылке книг, которые дает обильно и просящим из любопытства, и таким, которые могут себе купить их.

50. Л.Н. говорил о разнице буддизма и христианства, что, по буддийскому учению, назначение свое могут исполнять одни старцы, по христианскому учению — все.

51. Л.Н. говорил про дармоедов, в том числе с университетским образованием: — Было десять на плечах тысячи, потом еще десять, потом 500, и все еще прибавляется. В Англии, Америке, Австрии их больше, чем у нас. Потом их будет 700 на плечах 300. Этот процесс не может продолжаться.

52. Л.Н. прочитал вслух из рассказа "Мой учитель" (Рамакришна) Наживина: "Он никогда никого не искал. Его убеждение было: сперва сладь с собой, сперва достигни мира духовного, а результаты придут сами собой. Любимым пояснением его этой мысли было: "Когда цветок лотоса раскрывается, пчелы сами прилетают к нему за медом — пусть расцветет только лотос вашей души, а о результатах не беспокойтесь".

— Это великая истина. Немногие понимают силу мысли. Если человек замурует себя в подземелье и умрет там, исполненный действительно великой мысли, мысль эта пройдет сквозь гранитную толщу подземелья и в конце концов охватит все человечество.

53. — Если бы людей засыпало в шахте и осталось малое отверстие, при котором можно дышать воздухом, можно ли оттолкнуть другого или соблюсти нравственный закон? Непременно соблюсти его. Этические законы принято соблюдать ввиду того, что другие видят, или ввиду того, что это полезно. Тут же эти расчеты не имеют значения. Всем через пять минут погибать.

52. Л.Н.: Если могущество и вся сила в духовном, то материальное не может препятствовать их проявлению.

Сухотин: Но это мистическое.

Л.Н.: Называйте, как хотите.

Сухотин: Но все-таки материальное вы признаете как необходимое условие проявления духовного?

Л.Н.: Может быть, это парадоксально (утверждать), но, в сущности, нет необходимости, если признавать то, что я признаю: реально одно духовное, а материальное есть фикция.

55. — Как хорошо безвыездно жить в деревне, даже в Тулу не ездить. Выгодность деревенской жизни: дает спокойствие (душевное), облегчает суждение (о серьезных вопросах жизни).

56. — Митенька-брат был святой жизни человек. До 23-24 лет не знал женщин. Молился, в монастыри ходил; и потом Константин Александрович Иславин его развратил. С падшей женщиной, с которой пал (сошелся). Решил, что это брак, и жил с ней до 28 лет. Я его посетил в Орле и через два-три дня уехал назад в Петербург. Он через неделю умер. — Л.Н. об этом говорил с отвращением к себе, к своей тогдашней скверной жизни в обществе.

Ноябрь

1. Первое ноября — день открытия III Государственной Думы. Л.Н. утром один на розвальнях ездил в Тулу к губернатору — хлопотать об освобождении Гусева. Был у вице-губернатора Лопухина. Лопухин доказывал, что правительство не может терпеть таких людей, которые ругают царя. <...>

Лопухин: Как же можно не присягать?

Л.Н.: С христианской точки зрения нельзя.

Лопухин: Как же нет, присягаем же мы, христиане!

Л.Н.: Христа за это распяли. (За то, что не велел присягать). Именоваться можно, как угодно, только не христианами, присягая. Почему же вы меня не заключаете? Я виноват.

Л.Н. сейчас же, как вернулся домой, послал Ваню верхом к Лопухину с книжками "Единое на потребу" — русским и заграничными изданиями, где эти места о царе, за которые преследуют Гусева.

— Они совсем так поступают, как во времена Христа: любви не видят, а видят намерение разрушить государственный строй.

2. [Толстой после поездки в Тулу.]

— В города люди могут собираться только, чтобы друг друга обманывать. Управление, банки, торговля, учебные заведения...

3. Л.Н., получив тульскую почту, разговорился о письмах, которые получает.

— У Диккенса в рассказах есть рассуждения о письмах — наверно он много писем получал — и разделение их на разряды. Я тоже могу разделить свои на несколько разрядов. Есть разные разряды. Между прочим, разряд хороших, увещевающих, например, православный искренно жалеет меня, что я отпал от истинного вероучения. Таких писем бывает три в неделю. Сегодня — такое. Есть разряд задирающих, чтобы получить ответы-автографы. Сегодня такое от немца о целомудрии, что последствия целомудрия: 1) лучшие люди не будут иметь потомства, 2) вымирание. Целомудренные, во-первых, не лучшие люди. Они иногда по природе такие, иногда по усилиям. Идеал не достигается.

Л.Н. получил хорошее письмо с подписью Русская женщина, чтобы написал статью против разврата в литературе, живописи и... Татьяна Львовна добавила: И — главное — в жизни.

4. [О статье В. П. Голициной в журнале "Мирный труд", N. 6.]

— Скверными и глупыми словами сказано то, что можно сказать просто: христианство разрушает государство.

5. Л.Н. говорил, что получил длинное письмо Иконникова. Он на свободе, но не чувствует разницы между заключением и свободой. Его хотят определить в нестроевую службу, но он и там не хочет служить. "Не могу переносить звание солдата". Дальше пишет, что простые солдаты его понимают, интеллигенты же говорят, что милитаризм — научно обоснован, историческая необходимость.

6. Л.Н. очень рад, что едет к Гусеву. Повез ему фуфайку, чулки, яблоки, сам вспомнил, письма, повестки, деньги. <...>

Л.Н. подробно рассказал о посещении Гусева. <...>

— Очень серьезное, тяжелое впечатление. Николай Николаевич на вопрос, как ему, признался, что бывают минуты уныния и возмущения, и тогда страшно ему.

7. — Самые ученые — самые ограниченные. Они главное усилие мысли обращают на пустяки. Когда им говоришь о законах жизни — не вмещают или не придают такого значения, как тому, чему учились по программе в школе. У образованных постепенность важности вопросов потеряна. У необразованных — нет. Они (необразованные) разумнее образованных, потому что знают, что важно, что менее важно.

8. Л.Н. зачитался интересной книгой "The Sayings of Mohammed". Принес ее и читал из нее вслух по-русски изречения. Некоторым удивлялся, что они — как его мысли, — например: "Кто губители веры? — Ученые, спорящие лицемеры, законодатели, короли".

— Магометанство не признает монополии, — сказал к чему-то Л.Н.

С.А. Стахович: А вы Коран, магометан презирали.

Л.Н. ответил, что он в Коране не нашел таких хороших изречений, как в этой книжке, но что магометан всегда уважал:

— У них отсутствие священства, жречества, единобожие.

И Л.Н. обстоятельно разговорился об их достоинствах.

9. [О Н.Ф. Федорове рассказал], что у него была своя религия человечества: человечество — божество; смысл жизни — служение человечеству. Потом вера в воскресение тел.

— Он был святой жизни человек, жил в маленькой комнате, спал на сундуке, две газеты на сундуке — его постель; аскетической жизни. <...> После Федорова осталась куча рукописей, которая не знаю куда делась, там, должно быть, много хорошего.

10. — Золя не выше Доде. Ни у того, ни у другого я не признавал таланта. Золя — Горький, Горький французский, с хорошим французским языком. <...> У Виктора Гюго есть большая сила, настоящая —философская, религиозная.

11. Л.Н. говорил, что его три вещи поражают: казни, война и развод:

— Если это делать — не признавать себя христианином. 20 лет твержу одно и то же...

12. — Через 50 лет будут говорить про теперешнюю медицину с таким отвращением, как мы про колдовство.

13. [Говорили о том, что в России из уважения не трогают Толстого.]

Во всякой культурной стране — Германии, Австрии, Франции — Л.Н. сидел бы под арестом. Потому что там люди подвластны закону, а в России у чиновников, полицейских, судей, военных, железнодорожных и т.д., кроме государственного закона, есть еще свой разум и совесть, с требованиями которых они считаются в ущерб регламенту. В России из уважения не трогают Л.Н. Может быть, и в Китае, Турции не посмели бы, а инде везде заключили бы его.

Л.Н.: Это одна из тех вещей — мечта, — которые не напишу (т.е. как там, на Западе, люди — рабы своих же законов, меньше свободны, чем в России). За границей верхушки блестят, а беднота скрытнее, чем у нас, но ее не меньше.

14. Л.Н.: Славянофилов я всех уважал и любил. Хомяков был человек на 30 лет старше меня. <...> Я тяготился тогда очень, что не верю, мне хотелось верить, особенно с славянофилами тяготился этим, я ждал от него приведения меня к вере; очень добрый был человек.

М.А. Шмит: Народ (т.е. крестьяне), несмотря на его православие (обрядность) — единственные верующие христиане среди нас.

Л.Н.: Мне было так же грустно, как то, что отхожу от православия, к которому принадлежит народ. <...> Урусов был тоже хороший человек. У славянофилов была любовь к русскому народу, к духовному его складу, это презрительное отношение к власти, которое заметно среди народа, имеющего привычку говорить, когда выбирает себе старосту: "Когда никуда не годится, пусть походит в старостах". Потом община. Все их (славянофилов) мировоззрение было мне по душе, даже самодержавию сочувствовал, одно православие — эта точка зрения мне была неприемлема. Аксакова (старика) и сына Константина тоже я любил и уважал. Всегда я у них желал чему-нибудь поучиться. Со всеми я был в хороших отношениях, это все были высоконравственные люди, они не дозволяли себе неправду сказать. Никогда ни к кому не подделывались — правда, все они были богатые.

15. — «Круг чтения» мне дорог тем, что Будда, Лао-тзе, Христос, Паскаль — все одни и те же вечные истины говорили.

16. Разговор о начавшем издаваться в "Посреднике" журнале "Свободное воспитание". Цель — воспитание детей не в школе, а посредством помощи родителям в работе домашней, огородной, полевой.

Л.Н.: Главный вопрос — чему учить, что первой важности, что второй. В теперешних школах и домашнем воспитании учат латинскую грамматику, Библию. Не только вопросы нравственные, но и необходимость научить работать оставлены в стороне.

17. Л.Н. говорил про нынешнюю молодежь. Правительство знает, что государственное устройство держится на религии, и старается ее укрепить. Правительство — только постройка на льду: он тает. При Иоанне Грозном было православие крепко. Революционный кодекс нравственности (т.е. отбрасывание всей религии, позволительность убийств для политических целей), ложная наука (Спенсер) заменяют православие.

— Чем кончится наша цивилизация? Римская кончилась варварами, варваров теперь нет. <...>

— Слава Богу, что нам предстоит работа — каждому становиться лучше.

Софья Андреевна: Кому польза, если я за этим столом буду самосовершенствоваться?

Л.Н. ответил, что она (польза) в сношениях с Дунечкой, няней, Марией Александровной, кучерами и т.д.; ее работа над собой передается им. Каждый из нас посреди мира людей не меньше влияет духовно, чем если бы был на месте Столыпина. Мы, как среди океана: каждый одинаково в воде. Был бедный прохожий Франциск Ассизский или простой еврейчик (Христос), которого высекли и среди других повесили (распяли). И какое их влияние!

18. Л.Н. прочел из материалов для нового «Круга чтения»:

"Когда чистый человек действует с прямотой душевной, он дает искупление всему миру". (Зен давест а)

"Если изучающий истину делает это искренно, просто, без самомнения и следит за собой, когда он один, он заразит все царство и успокоит его своим простым и любовным величием. Деяния высшего неба не сопровождаются ни звуком, ни запахом — вот это высшая добродетель и таинственно и неуловимо, как сами небеса, все это величие. Одной семьи, живущей любовью, достаточно, чтобы во всем народе разлилась любовь. Человек один, а решает судьбу всего государства и всего мира" (Конфуций).

19. Л.Н-ча спрашивают, как же Иисус не "противился", когда кнутом выгнал всех из храма и опрокинул столы менял. Тут Мария Александровна умно сказала, что здесь никакого противоречия. Мы привыкли думать, что Христос был сын Божий, совершенный человек. Он был простой человек, сказал: "Возьмите ножи". Все люди — человеки.

20. Сутковой рассказал историю Миронова из Алексеевки, Самарской губернии, который несколько лет тому назад отказался от военной службы. Он сапожник; против него винная лавка. Кто-то попросил его стакан одолжить для вина, он отказал: водку пить — дело нехорошее. "Как нехорошее: ведь царь ею торгует". — Позвал стражников, сказав им, что Миронов оскорбил царя. Стражники стали спрашивать его, как он думает о царе. Он им ответил, что у него свой царь — Бог, а в земном царе не нуждается. Его повели к исправнику. Тот стоял на крыльце и крикнул ему: "Шапку долой!" Миронов не снял. Ему сбили ее. Он поднял. Три раза повторялось. Его заперли, и стражники страшно избили. Три недели не поворачивал шеи. Привели опять к становому. У него был земский начальник, тот разумно поговорил со становым, и Миронова отпустили. Он не чувствовал никакой злобы к избивавшим его стражникам. Был смирен, кроме задора с шапкой.

Л.Н. по этому поводу рассказал, как он молится и твердит (иногда вслух) из послания Иоанна о Боге — любви: "Кто говорит, что любит Бога, а брата своего ненавидит...", и сказал несколько стихов наизусть.

— Тут все сказано, суть жизни — Бог. Бог проявляется в душе любовью. Так как он и во мне и в другом человеке так проявляется, — мы соединены.

И говорил Л.Н., что человек может механически помогать себе, заучивая наизусть хорошее, — оно без его воли вспоминается ему и добро влияет на него — и, наоборот, заучивая (читая) порочное — вредит себе.

21. [О стихотворстве.]

— Сколько труда, чтобы рифмы подобрать! — сказал Л.Н. и сосчитал 400 строк. — 160 рублей это! Сегодня продали корову за 15 рублей, за недоимку податей. Ведь это те деньги, которые берут с мужиков. — Л.Н. говорил это очень резким голосом, не то жалостным, не то злобным,

— скорее, озлобленно.

2 2. Сутковой говорил, что слышал, будто Чертков хочет приехать в Россию дать себя заключить в тюрьму из-за Гусева.

Л.Н.: Это на него похоже.

23. [О издании "Посредником" хороших книг для детей: жизнь святых, о животных, материнская любовь.]

— Геоэтнография с христианской точки зрения — одно из первых полезных знаний.

24. — Невозможно избегнуть власти. Для меня этот вопрос принципиальный. Сознавать всякое учреждение как неравенство. Следовательно, избегать. Ни в чем нельзя достигнуть идеала. Синдикализм государственный, религиозный, национальный — один из величайших соблазнов.

25. — Говорят, что в парламентах выдвигаются адвокаты. В Думе — Плевако, Маклаков. Плевако — самый пустой человек, Маклаков — никакого убеждения не имеет; искусство говорить у него не связано с серьезными мыслями. Адвокатов ремесло — говорить.

26. Л.Н. давал Александре Львовне советы о работе над «Кругом чтения», который Александра Львовна приводит в порядок. Все первые числа каждого месяца — о Боге. Из 1 января вытекает 1 февраля, и т.д., и все это составляет религиозную систему.

27. — При составлении «Круга чтения» я видел, что, кроме Люси Мал ори, которая повторяет сказанное раньше другими, ничего не почерпнул от женщин; ни одной женщины нет, которая была бы философкой, ни в науке ни одна не сделала открытий. Призвание женщины остается быть женщиной-матерью. Это не значит, что выйти замуж всем. Просто быть честной, хорошей женщиной.

28. Л.Н. спросил, как мне живется.

Я ответил: "Последние три месяца очень хорошо, помог мне «Круг чтения». Л.Н. сказал, что этому рад, что это подтверждение, что всем людям, не только старикам — ему, которому остался час жизни, — ни богатство, ни слава, ни государственное благоустройство не могут дать удовлетворения, потому что они преходящие, а духовный рост имеет смысл и в тот последний час жизни.

29. [У Толстого куча писем с просьбами об автографах.]

Некоторые просили "несколько строк". Им Л.Н. писал: "Братья, любите друг друга!"

30. Л.Н.: Для меня нет сомнения, что Гайдн выше всех композиторов. На нем остановилось музыкальное творчество во всей ясности, чистоте, простоте.

— А Моцарт?

— У Моцарта уже пошло (в смысле избито), а у Бетховена уже сумбур.

31. Л.Н. рассказал, что индусы продолжают посылать ему литературу; один посылает книжку, где он находит новое, хорошее буддийское, а другой — журнал. В журнале полемика с христианством, выставляет достоинства буддизма (против христианства): сострадание к животным, терпимость к другим учениям (о том Л.Н. уже инде читал, знал), мирное и самое большое распространение (одна треть всего человечества — буддисты). Христианство и особенно магометанство распространялись насилием.

32. — Пахать землю можно не увлекаясь, посредственно... Именно в области духовной деятельности важны только самые лучшие деятели...

33. Зашла речь о японцах-буддистах. Л.Н. говорил, что у них буддизм связан с шинтоизмом, обоготворением микадо, и у них вера вошла в привычку (как другие обряды) жизни. Обожание микадо им дает силу так, как у русских сто лет тому назад обожание царя. Это у нас разрушается.

34. [Пересматривая географические книги.] Л.Н.: Папуас привел меня в смущение; как в нем вопросы нравственные поднять? А потом подумал: белые точно такие же, даже хуже, все с них стекает по верху (не проникает в них нравственное учение, а стекает, как вода по ва— терпруфу).

35. Л.Н. говорил, что нужно, кроме религии, которой серьезно можно занимать мысль детей десять минут, остальное время учить полезным сведениям. Нужно распространение знания человеческого рода, чтобы ребенок знал, что он не один, а есть братья-негры.

36. Л.Н. заметил, что не разделяет учение буддизма, будто старость — зло (между прочим, потому, что ослабевает память и т.д).

37. Л.Н. сказал, что у Шумана входят не музыкальные элементы: поэзия, страсти; что он искусственен и не чисто музыкальный, как Бетховен...

38. — Никогда римляне не доходили до такого упадка, как теперь русские — в поэзии, философии, музыке... в парламенте — пошлости.

39. [О картине Репина, на которой изображен Л.Н. за письменным столом, рядом Софья Андреевна.]

— Вот пример, чего художник должен избегать. Должен избегать случайного, временного настроения. Лаокоон в этом положении страдания по ошибке изображен. Лессинг противного мнения. Я его мнения вообще не ценю.

40. Л.Н. о панно Маковского с негодованием говорил, что голых женщин рисует. Покупателю этих панно смотреть на голых женщин. Стыд у женщин — соблюдать целомудрие.

41. [Толстой с большим интересом читал статью Лебрена о Герцене, как Герцен разочаровался в конституции, республике, революции и как ясно он это выразил.]

— Процесс революции правилен, как времена года: весна, лето... Он и у нас такой же (как был во Франции, Италии). Господствующие классы возбуждают народ с тем, чтобы собою заменить правительство.

Декабрь

1. [Л.Н. наслаждался чтением статьи о Герцене.]

— Герцен так ясно, несомненно указал на бесплодность всякой революции; на то, что никакая республика не дает людям блага, (политической) свободы; что всегда (при всяком внешнем изменении) немногие будут властвовать над массой.

2. — Революция психилогически совершается в общественном мнении.

3. Л.Н. прочел мысли Герцена, одобряющие сохранившееся в России землепользование, заметил с грустью, болью в голосе: "Вот Столыпин...", намекая на изданный в прошлом году закон, поощрявший выход из общины.

Читая другое сильное место о том же, что Россия крепка общиной, Л.Н. заметил:

— А теперь они все это забыли... Хотят уничтожить общинное землепользование, а ввести собственность на землю. В Сибири, — вспоминая только что бывший разговор с сибиряком, — земельной собственности нет. <...> Есть, у казачьих офицеров, которым выделили участки, а у крестьян нет.

4. [Разговор о новом законе, признающем религиозные общины, если число их членов дойдет до 50 человек.]

Л.Н. не сочувствовал.

— Опасность в организации. В закреплении себя, в отсутствии свободы. Вообще религиозная община — это соблазн. <...>

Я сегодня таков, но завтра могу быть иной, постоянное движение вперед. Когда я писал "Перевод и соединение четырех Евангелий", тогда я был христианином, а теперь я более широкий.

5. — Личность в тебе и что в тебе есть — гораздо интереснее, чем то, что от других получаешь. Божественное начало. <...> С чем ты будешь иметь дело, так тебе и будет,

6. [Говорили, что мужики ждут прибавки земли.]

— Но те же самые мужики не желают земли безземельным. Этот тон раздраженный одних против других. До нас это не касается. Взаимное осуждение. Беречь себя от взаимного осуждения.

7. — Любить только то, что приятно, — это не любовь, а эгоизм.

8. Л.Н-ча дожидались прохожие — пожилые рабочие. Дал им книжки и пошел с ними. Потом говорил о них:

— Один говорил, как он указы царские сорвал и бросил, говорил — с сознанием правоты — про Думу, что она должна была бы делать; про землю, дороговизну сахара; такие подробности знает! Оборванный. Грамотный. Я дал ему "Христианское учение", он взглянул: "Это мне не нужно". Давал ему "Духоборов", — тоже не взял. Теперь все всё знают (в политике), раздражены на других, которые мешают, виноваты в бедственном положении страны. Все он знает. Пуришкевич обращает в свою партию, Милюков — в свою. Это сумасшествие! Если все люди заняты внешним, то им некогда быть занятым внутренним.

9. — Я ужасно огорчен, что посадили Гусева. Надо не сажать, а распространять Гусевых. Его письма — назидательное чтение.

10. — Любовь возрождает любовь. Только этого не ожидать, а любить и тогда, когда не отвечают любовью. Самое большое благо — не быть любимым, а любить всех. Человек тогда спокоен, радостен.

11. [Об одном из знакомых.]

— Он такого нередкого типа людей, у которых нет убеждения, а есть потребность рассуждать. Революция его не удовлетворила, кается, а о христианстве, не схватив его, рассуждает (критикует то и се в нем). Основа этому — самоуверенность; думает, что он знает христианство, и не старается вникнуть в него.

12. Л.Н. прочел в журнале изложение философии Маркса и Энгельса и сказал, что все это о мире, что будет с миром.

— А мне до этого дела нет, о нравственном, о смысле жизни — тут ничего. Эмерсону говорили о предстоящей кончине мира — он на это ответил: "Я думаю, что могу обойтись и без него".

13. — Художественное изображение символического христианства мне несочувственно. Мне кажется, это время совершенно прошло. Христианскому искусству надо изображать жизнь христианскую, а не Христа.

14. — Когда я вижу, что народ идет по пути либералов, это погибель; лучше Троеручица, чем следование за интеллигенцией.

15. — Уолт Уитмен — американский поэт, очень интересный; он философский поэт. Он был разбит параличом и, несмотря на это, жизнерадостен. Он очень малоизвестен в России, а значительнее всех.

16. Александра Львовна сказала Л.Н., что получила письмо от Софьи Александровны Стахович, очень восторженное, полное любви к Л.Н.; спрашивает о его здоровье.

Л.Н.: Она любит мою вывеску, рекламу, а не меня; она любит меня не в ту сторону, куда следует (т.е. "Война и мир" и другое художественное должны только обратить внимание на другое, что пишет Л.Н.),

17. — Если люди — человека два рядом — принадлежат к разным партиям и их программы противоположны, должно им быть очевидным, что истина где-то мимо.

18. — Деятельность Столыпина для разрушения общины ошибочна. Община — учреждение, которое передовые люди должны уважать. — Л.Н. вкратце пересказал отзыв Герцена об общине.

19. [На вопрос, как быть с землей.]

— Я вообще считаю, что земля должна быть общая, как вода, воздух. Об этом есть прекрасные сочинения Генри Джорджа.

20. Софья Андреевна сказала, что Лева [сын] ей обещал не писать больше против отца.

21. Л.Н. говорил, что в новом «Круге чтения» будут особые отделы — "Религия" и "Вера". Религия — самобытное, religare (связывать, лат.) — соединяет с Богом. Вера — суеверие. Мы этого совершенно не различаем; большая ошибка.

22. — Евреи — с отсутствием религиозного чувства. И Ветхий завет и философия Спинозы — без религии. Из Спинозы в «Круг чтения» мог поместить только одно изречение, и то неважное.

23. [Об изобретении внешних средств против пьянства.]

— Когда есть нравственное, религиозное, все это отпадает (и само пьянство отпадает).

24. — Скромность — только подобие смирения, внешнее.

25. Л.Н. говорил о трех безработных, бывших у него, один из них "политически сознательный". Л.Н. ему говорил: "Все зло жизни от нехристианской жизни у вас, у меня". — Тот ответил: "Христиан нет". Л.Н. сказал: "Будем мы с вами". Он: "Только с оружием в руках можно добиться свободы".

26. Л.Н. говорил, что ему на днях выяснилось, что грехи есть троякие: 1) грехи (объедание и похоть); 2) соблазны; 3) суеверия, оправдания грехов, наука, государство. От первых легко освободиться; от вторых — труднее, а от третьих — совсем трудно.

27. — Искусство есть до некоторой степени настоящее... и потом начинается воздействие на нервы. Раньше с малыми внешними эффектами, когда месяц изображали фонарем и тому подобное, надо было дать внутреннее содержание, теперь же, когда техника достигла такого совершенства, внутреннее содержание заброшено. Я на том пределе, где искусство хочет изуродоваться, останавливаюсь. У Бетховена уже начинается: большой оркестр, хор... Искусство состоит в том, чтобы всю работу души выразить. Общение души с душой, заставить перечувствовать то, что художник чувствует, — вот это дорого, а не шум.

28. — Их (поляков) положение лучшее, чем у нас, обижающих их, русских. Мне сколько раз совестно было перед поляками за Николая Павловича. Немцам не стыдно.

29. Приехал Н.Н. Гусев из тюрьмы из Крапивны. Последние шестнадцать дней не имел "Круга чтения", который был у него отобран начальством тюрьмы для представления прокурору на просмотр. <...>

Разговор о том, можно ли привыкнуть к пребыванию под арестом.

Л.Н.: Если бы человек убедился, что это его настоящая жизнь, он привык бы, а есть понятие, что это нарушение жизни.

30. Софья Андреевна рассказала, что повесили девушку, бросившую бомбу в московского губернатора Гершельмана.

Л.Н.: Собаку обидеть совестно — не то что вешать. Это значит убить в себе лучшие чувства. А это от Столыпина до городового и делают.

31. — Странно, что балет так долго держится, что его не уничтожают. Имел смысл в языческом мире; унизителен: женщины пляшут полураздетые.

32. — Я особенно люблю Гайдна. Скромность, самоотречение артистическое, когда автора не видно. Гайдн таков.

Про Бетховена же Л.Н. сказал:

— У Моцарта еще нет, а Бетховен — он начал соединять внутреннее содержание с внешними эффектами. Шекспир, Данте, Гете, Рафаэль, Бетховен. Я так и умру с той мыслью, что ничего в них нет.

33. — Трудно воздержаться от негодования против правительства — не за то, что собирает подати... а за то, что оно изъяло Герцена из обихода России, сделало невозможным влияние, которое он мог иметь, и остались влияния, — Л.Н. показал на Софью Андреевну, — вот что теперь рассказывала Софья Андреевна, о Тургеневе.

Софья Андреевна только что рассказала Гольденвейзеру, что Тургенев ей говорил, что ему, чтобы писать, надо быть охваченным любовью (влюбленностью), а когда этого нет, — не пишется.

34. — Я, грешный человек, хотя сам не пью, а люблю пьяниц. Таких, которые не храбрятся этим. Если сравнить их нравственное состояние с состоянием людей воздержанных, трезвых, стремящихся к богатству или честолюбивых, — то огромное преимущество.

35. Приехала Ванда Ландовска, концертистка на клавесине и фортепиано, с мужем; она польская еврейка, крещеная, он — поляк. Привезли инструмент клавесин. <...> Ландовска играла, главное, старофранцузские песни и танцы, кое-что из старого итальянского, одну старинную английскую песню, а потом народные песни польские (и коленды и пела их), армянские, еврейские, персидские, лезгинские; Баха, Моцарта, Шопена.

— Вся народная музыка будет доступна всем людям, персидскую поймет мужик (и наоборот), а господское вранье — Штрауса — никто, и сами господа не поймут. Как в религии религиозные истины, добро всякий поймет, а католическую литургию, лютеранское богослужение — никто.

36. [Крестьянину, желающему перейти жить в колонию.]

Л.Н. советовал не переменять места, продолжать жить дома. Вспомнил, сколько колоний разошлось, сколько семейств разорилось.

— Надо выбирать меньшее зло из двух — приспособиться к жизни с соседями. Это неприлично сказать: мне жизнь в этом доме в сто тысяч раз противнее, чем вам ваша, но я уйти не могу (т.е. могу, но не ухожу).

37. Ванда Ландовска сыграла Джона Буля, английского композитора XVI-XVII века: "Охоту" ("Chasse").

Л.Н. (о ней): Здоровая, энергическая музыка. Если бы кто из прислуги это слышал — понял бы. Сколько вы, — обратился Л.Н. к Ванде Ландовской, — людям доставляете радости. А это радость чистая, не романтическая, а самая чистая. — Еще о ее игре сказал: — Это ведь не заученное, вы чувствуете. — О Генделе сказал: — Я восхищался его простотой и теми эффектами, которые он производил своей простотой.

Л.Н. спрашивал Ландовску, постоянно ли она отыскивает старинные песни. Александра Львовна говорила, что Ландовска четырнадцати лет окончила Варшавскую консерваторию, а потом сама дальше училась, выбрав старинные песни. Будь у нее учитель, он бы ее свел на общее поле, а так — сама себя сделала тем, что есть (изо-

бражательницей исторической музыки).

Л.Н. сказал о том, что для того, чтобы так играть, требуется не только дарование, но и упорство. Это интеллектуальные способности и сила воли — по Чамберлену — у евреев есть, а религиозно-нравственного у них нет. Кто-то сказал, что евреи — лучшие музыканты.

Ландовска при отъезде растрогалась, плакала, плакала.

38. Приехал Р. Рудков из Елабуги, крестьянин Вятской губернии, помытарствовавший по тюрьмам Гродно, Риги, Каинска. Женился восемнадцати лет, двадцати трех лет стал служить, попал в военную тюрьму. Хотя в душе не хотел иметь злобы к тюремщикам, а трудно было сдержаться, не выражать негодования. В рижской военной тюрьме нечеловеческое отношение (прогулок, кипятку нет, холодно, воды для питья недостает, отнимают тюфяк, нет умывальника, бьют розгами). В Каинске в такой комнате, как бывшая библиотека, помещалось больше ста человек. Хотя все стекла были выбиты (в январе), в комнате было душно.

Теперь по всем уездным городам тюрьмы переполнены, особенно политическими. (В крапивинской тюрьме для тридцати человек сидело с Гусевым больше ста.) Рудков — измученный, прозябший (двадцать ночей не спал, сидя в вагоне или на вокзале). Л.Н. поощрял его описать свои похождения. Ему предстоит еще заключение на два года. Л.Н. хочет его анонимным описанием воспользоваться у влиятельных лиц в его пользу (когда будет хлопотать об освобождении).

Л.Н. дал ему двенадцать рублей на дорогу, свои валенки и еще что-то. Л.Н. провел с ним около двух часов в беседе про тщетность революционной борьбы (приемами властей, с которыми борются). Л.Н. говорил ему, что нет ничего ужаснее, как если люди воображают, что есть какая-то причина, из-за которой можно дурно поступать.

39. Л.Н. получил и читал вторую часть Chamberlain "Die Grundlagen des 19-ten Jahrhunderts". Л.Н. о ней:

— Книга так учено написана! Научные отношения к вопросам жизни и основы до такой степени безумные. Лао-тзе сказал: "Умные не бывают учеными, ученые не бывают умными". В книге семь глав, последняя глава: "Общая культура. Религия. Искусство". (Л.Н. приводил это как парадокс).

40. — Что за прелесть Марк Аврелий! Две тысячи лет, а все тот же вопрос!

41. Л.Н. сказал Гусеву:

— Если бы у меня не было жены, я ушел бы в монастырь. Там бы мне дали келью, в церковь не ходил бы (не принуждали бы меня ходить в церковь).

42. Сергей Львович стал говорить про Герцена, как он верил в западные государственные учреждения, как в них после 1848 г. разочаровался и стал верить в Россию — в общину, артель. Л.Н. выразил свое согласие с Герценом и сказал:

— Община — люди живут, можно жить и вдове.

Столыпину в вину ставит, что он уничтожает (старается силой уничтожить) общину. Оставить ее — если будет жизнеспособна, пусть существует; если нет — пусть сама заникнет.

Сергей Львович рассказал про исследования об общине (Качоровского). Как она возникает на Востоке (в Сибири пока земли довольно, каждый пашет, где хочет; сперва общины нет, она образуется постепенно), двигаясь к западу по мере того, как население увеличивалось и земли на всех не хватало. Есть места, где община процветает, дальше у нас — застывает (переделы делаются реже, община как бы застывает). Еще дальше на запад — дворовое владение, еще дальше — частное землевладение. Качоровский говорит, что основы общины — право на труд и право на землю. Дают землю тем, кто может работать, но отнимают землю у вдов, которые слабые и т.д.

Л.Н. выводы эти раздражали. Он сказал:

— Община вытекает из внутреннего духовного начала, а не от востока к западу. Двигатель жизни — духовный, двигатель жизни — не материальный.

Сергей Львович защищал выводы Качоровского, что причины возникновения и распада общины — материальные (основаны на личной выгоде).

Л.Н.: Потому что между этими причинами главная — нравственная. "Не могу я так жить, что у меня хорошо, а возле будет вдова издыхать". А при материальном начале (причинах): "Мне хорошо живется, а ты, вдова, живи, как можешь!"

Сергей Львович возражал.

Л.Н.: Лев Толстой раньше старался увеличить свое землевладение, и Львов Толстых миллионы, а потом — нет. Тут духовное начало есть двигатель.

Сергей Львович: Справедливость.

Л,Н.: Не справедливость. Из-за справедливости голову отрубают.

Сергей Львович защищал констатацию наукой материальных условий, при каких возникают общины и заникают. Что тут вредного?

Л.Н.: Вредное, что они застилают [суть]... Что ты сказал, есть самое проявление научного невежества. Ученые глупые. Прежде богословие губило, теперь наука губит.,.

43. Молочников говорил о том, что надо проповедовать Евангелие. Л.Н. ответил, что надо самому изменяться.

— Это, — сказал Л.Н. — самая тонкая черта: где для удовлетворения духовных потребностей и где для славы людской (похвальбы). Ничто нас так не соединяет с другими людьми, как деятельность мысли. Я точь-в-точь то чувствую, что Марк Аврелий. Если руководит это единение, тогда хорошо. Средство одно — моя душа (ее могу усовершенствовать). Я был бы очень рад усовершенствовать вас (но не могу иначе, как совершенствуя себя). Царство Божие — оно есть последствие. Внешними средствами (пропагандой) не добыть его. Из всех суеверий самое зловредное — вера в возможность осуществления царства Божия внешними воздействиями, по приказанию.

44. — Жизнь есть то усилие, которое совершаем в настоящем. Жизнь истинная — вне времени, вне пространства, но мы видим ее во времени и в пространстве, как прошлое и будущее. Жизнь есть... только это усилие, жизнь — в настоящем. А дело христианина — своя душа.

1908

Январь

1. Гусев сказал, что в тюрьме «Круг чтения» — приятная книга, что надо бы ее узаконить для тюрем, чтобы в каждой была. Отвечает на мысли, которые там возникают у людей.

Л.Н.: Она нам подходит, мы все в тюрьме.

2. Л.Н. сказал, что ему речь трудно говорить даже о предмете, который его интересует.

3. Л.Н. вспомнил слова "вечно женственное" Гете.

— Репутация установлена, — сказал Л.Н., — можно говорить что попало, и придают этому глубокий смысл, а его нет.

4. Был священник из Тулы. <...> Священник в разговоре с Л.Н. употребил сравнение, что обряды — скорлупа яйца; она, когда духовная жизнь (цыпленок) созреет, отпадает. Но пока она нужна. Л.Н. ответил ему, что скорлупа — тело, цыпленок — духовная жизнь, а обряды — дерьмо на скорлупе.

5. Гусев говорил, что этот священник не верит твердо и не умеет защищать православие.

Л.Н.: Они привыкли проповедовать без возражений. Возражать на возражение не могут.

6. Л.Н. вспомнил бывшего тульского архиепископа Никандра, с которым говорил о вере:

— Был добрый, простой, но спорить с ним нельзя было: жизнь провел под гипнозом службы, повышений.

7. Л.Н. получил три письма, про которые сказал:

— Из всех сквозит раздражение, отсутствие нравственных основ, их заменяет раздражение. Люди думают, что у них есть то, во имя чего можно раздражаться; что если я раздражен, я имею на это право.

8. [Письмо с вопросом о том, "как можно не вмешиваться, когда правительство казнит", и так далее]

Л.Н. ответил: "Кто тебя поставил решать эти вопросы? Почему нужно решать так, что для общества нужно, чтобы вешали или чтобы прощали?"

— Мне их обоих одинаково жалко, — сказал Л.Н., — И Столыпина и экспроприатора.

9. [Толстой с Танеевым.]

— Ванда Ландовска мне была приятна тем, что играла вещи, записанные тогда, когда композиторы еще не находились под суеверием искусства.

10. [Письмо от Уго Арлотта, журналиста.] Описывает свое посещение Ясной Поляны и приводит свой разговор с Л.Н. о непротивлении злу. Это учение кажется ему противным природе человека. Л.Н. по этому поводу сказал:

— Они (журналисты) в узком кружке своей газеты не знают, что были Эпиктет, Марк Аврелий, Будда, что их возражения были сделаны и опровергнуты.

11. — Рафаэль, Бетховен, Шекспир, Данте, Гете не подходят к моей оценке, которую я предъявляю к искусству, так как мне самому искусство — я этого стыжусь — близко и дорого.

12. Софья Андреевна о письмах к Л.Н. и Л.Н-ча:

— Эти копии Чертков собирает.

Л.Н.: Я не стою такого человека, как Чертков, который употребляет всю силу, энергию и средства на помощь мне.

13. — У нас у каждого столько своих грехов, недостатков, что не доберешься. А все хотим устраивать благо других. Это такое суеверие.

14. [Был А.А. Офицеров, ученик фельдшерской школы, занимается книготорговлей.]

Он охотник читать, расширять свои знания, собирает газеты, вырезки. Он читал Л.Н. свои афоризмы (декадентские). Л.Н. было тяжело от них. Говорил ему:

— Жизнь — такое серьезное дело, жалко портить ее таким легкомысленным отношением к мысли.

15. — Не все ли равно, быть в тюрьме или на воле! Иконникову, Гусеву она ничуть не тяжела и даже помогла им одуматься.

16. — Девятьсот девяносто девять тысячных печатного вредно. Все внушаем, и нам внушают... Люди могут быть доведены до слабости, что поддаются внушению.

17. [Говорили о том, какие тяжелые процессы ведет народ ради того, чтобы добиться "справедливости".]

— Эти жертвы за справедливость — то же, что жертвы ради перемены государственного строя. Отчасти совпадает (борьба за справедливость с революционной борьбой). Желание оправдания своего осуждения.

18. [Толстой разговаривал с няней о старости.]

— Она хвалит старость: "Не сердишься, не окрикнешь", и говорит, что это важнее (духовная лучшая жизнь), чем крепость, здоровье телесное в молодые года.

19. Абрикосов сказал, что его младший брат поступил на математический факультет.

Л.Н.: Если не считать медицинского, то самый безвредный — математический.

20. Л.Н. говорил о том, о чем сейчас пишет в «Круге чтения», что грехи оправдываются соблазнами, соблазны — суевериями научными, церковными, государственными. По поводу этой мысли Л.Н-ча Абрикосов рассказывал про жизнь богатых московских семей, которая вся наполнена шумными забавами и дорогостоящими удовольствиями и развлечениями.

Л.Н.: Контраст — жизнь революционеров: мрачность, озлобление и самоотвержение. Без религиозного начала человек всегда легко подчиняется царствующему течению.

21. Л.Н. говорил про людей добрых среди богатых и среди священников.

— Так кажется: как это человек не видит, что он не только ошибается, но недобросовестно ошибается. Такой человек не сознает недобросовестности своего положения.

22. [В связи с письмом Элеоноры Стамо] Л.Н. сказал, что ответит ей так, что ненависть к евреям как к народу — нехорошее чувство, что это народная гордость (национальное высокомерие). Как можно исключать целый народ и приписывать всем его членам известные дурные, исключительные свойства?

— Можно подобрать между русскими пять миллионов таких же, как евреи, или хуже. Почему же указывать на евреев? Надо относиться к ним с тем большей любовью. <...> Еще скорее можно относиться предубежденно к одному человеку, чем к целому народу.

23. [Толстому прислали статью о происхождении мира.]

— Образец научного суеверия. Говорит про первых людей с подробностями, все знает. Это то же, что Троица. Так же, как богословы знают, что Бог есть Троица.

24. Абрикосов говорил, что Горбов дает читать своим учителям только книги, не противоречащие православному закону Божию. У одного учителя он отобрал «Круг чтения».

Л.Н.: Этакое требование закона Божия — несомненный признак низкого нравственного и умственного состояния.

25. — Баллу устарелый, но очень сильный. Он пишет, что через пятьдесят лет непротивление будет признано. Прошло шестьдесят лет, а все по-старому. Баллу пишет о непротивлении и притом признает "Ветхий завет" — весь. Ему надо его объяснять, перетолковать, чтобы согласовать с "Новым заветом". Это ужасно.

26. — В общине дорог основной принцип, что земля не может быть ничьей собственностью., <...> Хуторское хозяйство при Генри Джордже будет хорошо.

27. — Вы, молодые, доживете до того, что увидите, чем кончится нынешняя революция. Когда придете туда, скажите нам.

28. Заговорили о христианском и об общественном жизнепонимании.

Л.Н. ответил:

— Первое, несомненно. В старости религиозное сознание возьмет верх у всех людей и, убежден, в час смерти.

И Л.Н. рассказал сравнение приблизительно так: люди все стоят перед великой тяжестью, которую им нужно поднять; вот, например, этот стол, кругом которого сидим. Есть у нас у каждого религиозное сознание — рычаг, которым, если будем действовать, сдвинем стол. Но мы бросаем рычаг, вскакиваем на стол, начинаем цепляться за него руками, стараясь поднять его, и не только ничего не сделаем, но собою увеличим тяжесть.

Это делают все революционеры. Им видеть самодовольного, бросающего рычаг и сложа руки сидящего трудно, но они ухудшают положение. Желаем царствия Божия, оно в нас, как же его внешними средствами достичь? Надо любить и терпеть.

— Другое, что в старости несомненно, — говорил дальше Л.Н., — что истина должна быть проста. Иоанн в старости лет не говорил другого, как "дети, любите друг друга".

29. — Когда держалось это (существующий строй) гипнозом, можно было его удержать, но когда это держится силой — тогда нельзя.

30. Революционный эмигрант Теплов писал Л.Н., что голос Божий может заставить человека сделать насилие.

Л.Н.: Я как раз пишу теперь о том, что старые мудрецы, браминские, китайские, указали, что страсти мешают проявлению любви. Но есть одно, чего прежние мудрецы не указали (а указал Христос), это есть непротивление злу злом, и он показал главную черту любви, то, что для меня уясняет силу любви. И вдруг являются люди, отрицающие эту черту.

31. О социал-революционном девизе "В борьбе обретешь ты право свое" Л.Н. сказал:

— Это чудесно! В борьбе — в какой борьбе? И право — какое право?

32. Правило Джемса: поступай с человеком так, как если бы ты уже имел чувства (любовь), которые хочешь иметь.

33. 21 января я уезжал к больному отцу. Л.Н. поцеловал меня и сказал:

— Желаю вам поступить самым лучшим образом, чтобы вам сделать то, что его сердцу самое приятное. Будем ждать от вас всякие известия; что будет, то хорошо. Прощайте!

Март

1. Л.Н. получает рукописи с письмами, из которых явственно (иногда скрыто), что пишут ради денег.

— Ради честолюбия — еще понятно: находишь сочувствие своим мыслям; но умственную деятельность сопрягать с деньгами — это отвратительно.

2. — Я думаю, что, точно, я очень умен, потому что никого не обращал — это неуважение (обращение в веру). Неужели мне, 80-летнему, Антоний что нового скажет, что я не передумал? Точно так же, как я не сказал ничего нового Антонию (он все это знает). У него устройство психики такое, что все это соскакивает с него.

3. [Толстой о Досеве.]

— Он пропагандист. Христианское — одна своя, внутренняя работа, — она важна. Есть двоякая деятельность: свое, внутреннее отношение и внешнее воздействие. Иногда человек умный бросается на внешнее воздействие. Ищите царства Божия, и все остальное — это внешнее воздействие — приложится вам. Есть люди, которые на это одно внешнее воздействие отдаются. Тут ничего дурного нет, но это не то.

4. — Чехов пишет о себе^*, что он неверующий. Очень интересен всегда мне был он — как и многие — тем странным отношением "пожалуйста, не трогайте меня" (не говорите про христианство), которые боятся, что христианство расторгнет его спокойствие, которое он себе устроил.

* Чехов А.П., С. соч., С. 360-362. М., 1964 г., т. 12,

5. М.В. Булыгин рассказывал о предполагаемом соборе; ожидают, что он мог бы поправить православную церковь.

Л.Н.: Искажение церкви так далеко зашло, что ничего сделать нельзя.

6. Л.Н. говорил Гусеву, что если бы общественное мнение было таково, что нельзя было бы писать за деньги, то сразу бы прекратились такие газеты, какие есть.

7. — Я сегодня читал браминское изречение: "У кого много ума, надо столько же ума, чтобы управлять им".

8. — Старость — это такое блаженство. Всплывает божественная сторона, а телесная — страсти — слабеет. Доброжелательство, любовь чувствуешь. Вы, — обратился Л.Н. к Андрею Львовичу, Александре Львовне, — не знаете, не имеете понятия, какое старость благо.

9. Наживин вспомнил, что японцы в начале войны писали: "Разве жалко Россию? В ней ничего хорошего, кроме любимого Толстого".

10. Л.Н. говорил, что в озверении виновны и казни.

— Разве, — сказал Л.Н., — это может проходить даром, что в день шесть казней? Это делают правительственные люди, благословляют священники.

11. [Письмо М.А. Стаховича к Софье Андреевне о том, что чествование Толстого будет содействовать исполнению людьми его учения.]

Л.Н.: Оттого, что чествуем Христа церквами, обеднями, не исполняем его приказаний.

12. Л.Н. говорил Марии Александровне очень наглядно, просто, убедительно, ласково:

— Как это люди не живут любовью? Как естественно, а мучаются.

13. — Как идет везде невидимая работа, но та самая, которая нужна. Работает мысль, и какая мысль — такие будут поступки.

14. Л.Н. сказал в фонограф: "Жизнь и смерть — одинаковое благо".

15. [На вопрос, как объяснить, что нерелигиозные люди бывают нравственны — например, Кропоткин, Стасов?]

Л.Н. ответил приблизительно так: надо взвесить разные стороны нравственности, и бессознательно-религиозные бывают в малой мере нравственны. Стасов — он был художник, его занимало искусство, но его нужда в просвещенности и нужда в хлебе народа не трогала. Стасов — богатый человек, не нарушал нравственности в собственности, но имел врагов, которых он не любил. С ними сражался, ссорился. Когда ему было больше семидесяти лет, еще был доволен тем, что мог иметь дело с женщиной, от чего человек христианский, чуткий старается пораньше освободиться. Бывает, что религиозный человек не нравственнее нерелигиозного. Здесь обстоятельства, характер играют роль.

16. — Когда говорят неверно о моем нравственном (учении), тогда мне неприятно. Но написать <обо мне лично) могут нехорошо — мне все равно.

Апрель

1. Л.Н. (об Урусове): Урусов был мне совершенно близок по взглядам. Он был не умный, а разумный. Тургенев был умный, но неразумный.

2. — Такая мания — это писательство. За деньги писать. Это как есть, когда не хочется, или как проституция, когда не хочется предаваться разврату.

3. — Люди лишились сдерживающего начала, выработанного веками. Когда веришь в церковное учение, сдерживающее начало есть — тогда это хорошо. Когда не веришь в церковное учение, надо верить в другое (где сдерживающее начало тоже есть). Когда ничего нет (никакого сдерживающего начала), тогда спускаешься на ступень животного.

4. — Надо отрешиться от мысли, что я устрою жизнь других людей. <...> Как же тысячи, десятки тысяч устроят миллионы? Всегда всякий по-своему устраивается. Энергию свою направить на то, чтобы воздействовать на себя, на любовь, этим я сближаюсь со всем миром.

И Л.Н. говорил дальше, что тем, что человек думает только о своем отношении к Богу, старается исполнять Его волю, он невольно содействует устройству мира, только это делается другими путями, а не по преднамеренной программе. Чем больше человек самостоятелен, тем скорее должен прийти к этому.

5. [О Будде.]

— Какое высокое учение! С его учением случилось то же, что с Христовым. Его отвлеченное учение загромоздили храмами, обрядами, учением о будущей жизни, которую Будда отвергал, об аде и рае. Нравственное учение Будды очень высокое, у китайцев вошло в нрав: терпеть, не воздавать злом за зло.

6. Л.Н. говорил, что главное — непротивление злу; любовь в себе увеличивать:

— Иду, подвернется под ноги собака — рассержусь на нее, уже нарушил любовь. Мы, вы, я, Душан Петрович счастливы, что мы такие (понимаем непротивление злу), но как же требовать от других, чтоб они так же признавали его, если не доросли до этого. Тут надо терпение — подождать, пока до него дорастут. Принуждать их, как правительство делает, — выйдет одна наружная видимость, в душе же тех людей останется злоба, как и была. Надо допущение свободы, самобытности. Мы (вы, я, Душан Петрович) в главном сходимся, но каждый своим путем пришел к этому своему убеждению, и мы различны. Такое допущение свободы, самобытности, как в отношении к вам, так — ко всем и к детям. Дети такие же самобытные существа, как мы, взрослые. Насилием воздействовать на них так же не должно, как насилием воздействовать на вас. Танечка пусть перенимает сама, не заставлять ее быть, какой мы хотим ее воспитать, не ломать ее. Придет человек из Томска, и он одинакового понимания со мной, а выросший возле меня — далек мне.

Это говорил Л.Н. к тому, что мы не должны сердиться на людей потому, что они не такие, какими мы их желаем видеть; что надо себя вести с людьми любовно, не противиться злу.

7. Л.Н. говорил, что Европа теперь не имеет настоящего художника-писателя, кроме одного, — Анатоля Франса. Шоу же — второго, третьего разряда.

8. Гюи де Мопассан, как Гаршин, выскочил и скрылся. Виктор Гюго же, Гете равномерно росли и до глубокой старости становились все глубже.

9. Л.Н. говорил, что определение задачи искусства — рабски подражать природе — это такая же крайность, как та, что искусство — в том, чтобы писать, что придет в голову (как Андреев пишет). Это две крайности. Искусство должно выражать такое состояние души, которое было бы общее всем. Искусство вызывает известное душевное состояние, настроение чувства — только это и есть искусство.

10. — Красота — слово, не имеющее никакого смысла. В музыке нет красоты. А то, что есть в музыке — у Шопена, в народных песнях: венгерских, татарских, цыганских, немецких, русских, их каждый народ понимает, — это есть ядро настоящего искусства, то есть вызывание настроения, чувства, соединяющего всех.

11. — Искусство не только подражание природе, а отношение, которое соединяет всех. Надо, чтобы своя мысль была глубока.

12. — Красота, добро и правда — это старинная гегелевская троица.

13. — Красота — это фальшивое искусство. Я не знаю, что такое красивый. Понятие красоты в эстетику вводит ложное.

14. Гольденвейзер играл две вещи Куперена.

Л.Н. хвалил. Был очень растроган. <...>

— У старых (Куперена) — отсутствие искания оригинальности. У Аренского (в "Эскизе") ни одного такта выбросить нельзя — чувство меры. У Рахманинова есть неравномерность отдельных частей (одни — лучше, другие — хуже).

15. Л.Н. на вопрос о его здоровье:

— Работалось хорошо. Для меня вопрос в том, чтобы кончить работу. Жизни мало осталось.

16. Говорили о Малявине, о его красных бабах на выставке картин.

— Пейзажи, красные бабы — не искусство, портреты — очень изредка, когда удастся выразить духовную сторону личности.

17. Л.Н. говорил, что у него есть определение всего искусства; не знает, право ли или ошибочно это определение, но что к нему он подводит все произведения искусства. И Л.Н. высказал это определение. Так как оно (искусство) не удается, то творят подобие искусства.

18. Л.Н. с осени заметно постарел, стал настоящим стариком. Безучастнее стал ко многому — например, к возвратившейся теперь Татьяне Львовне. У него теперь есть самостоятельная жизнь, особенная. Перестал многим интересоваться и стал многое забывать.

19. Говорили о праздновании пасхи. Л.Н. с номером "Руси":

— Вот эти празднуют хорошо! Четыре казни в Нижнем Новгороде, один смертный приговор. А вы говорите, — обращаясь к Михаилу Сергеевичу, — умирать не надо. Поскорее умереть! — сказал с ударением, донятый новыми казнями.

20. Рассказали, что священник не допустил к исповеди трех парней, ходивших к Черткову. Разговор о том, что православие гибнет, о трудностях священников. Л.Н. по этому поводу о священниках:

— Жизнь есть движение от детства до смерти, всегда движение, хочешь или не хочешь. А если одна сторона (физическая) движется, другая (духовная) стоит неподвижно — тогда страдание.

21. — Если бы мужчины знали всех женщин так, как они знают своих жен, то бы с ними не спорили. У них есть высшие способности: самоотречение и деторождение.

22. [С почты пришла диаграмма индуса.] Л.Н. не понравилась, потому что основана на правде. А "правда" не может быть основой. "Правда" — не что-то положительное, а только отрицательное (отрицание лжи).

23. [Михаил Сергеевич возражал против принятия закона Христа как авторитета.]

Л.Н. ответил, что Христос выразил человечеству его закон жизни. Человек не может жить разумной жизнью без исполнения этого закона, религиозного начала, как волк без мяса. Люди дошли до такой извращенности, что совсем отвергают его (религиозное чувство).

24. Приехал из Москвы 20-летний юноша слесарь. Читал о духоборах и стал иным человеком. Приехал спросить Л.Н., принимают ли духоборы у себя других. Хочет поехать к ним. Л.Н. ему не советовал, а советовал стараться быть между грешными, порочными людьми, как непьющий среди кабаков.

25. Л.Н. говорил о письме гимназиста, просящего совета, как избавиться от лени. Л.Н. ответил, что, может быть, его лень есть просто отвращение к бессмысленным предметам учения в гимназии. Л.Н. заметил:

— Самое обычное. Энергия бывает во имя тщеславия, людской славы.

26. Л.Н. говорил про обвинительный акт Мо— лочникова, в котором передано очень верно "вредное" содержание книг: "Письма к фельдфебелю", "Памяток" и других, которые

ТОЛСТОЙ ГОВОРИТ

У Толстого 1904 — 1910 «ЯСНОПОЛЯНСКИЕ ЗАПИСКИ» Д.П.МАКОВИЦКОГО

ВЫБОРКА СОСТАВИТЕЛЯ «ТОЛСТОВСКОГО ЛИСТКА»

У Толстого
1904 — 1910

«ЯСНОПОЛЯНСКИЕ ЗАПИСКИ» Д.П.МАКОВИЦКОГО