|
| «Истина освободит вас» http://Istina-Osvobodit-Vas.narod.ru MarsExX Адрес (с 6.04.06): /psychology/egides-labirinty-obshenia.html |
|
| Бизнесмен, бросай бизнес! | Работник, бросай работу! |
Студент, бросай учёбу! | Безработный, бросай поиски! | Философ, бросай думать! | ||
|
Егидес А. П. Лабиринты общения, или Как научиться ладить с людьми. — М.: ACT-ПРЕСС КНИГА, 2003. — 368 с: ил. — (Практическая психология). Эта книга необходима тем. кто хочет иметь много друзей и мало конфликтов, правильно вести себя в любых жизненных ситуациях, найти любовь и не расстаться с любимым, создать и хранить в семье теплый мир, получать радость от секса и дарить ее любимому человеку, научиться понимать своего ребенка. Интересные многочисленные примеры, практические советы и иллюстрации делают это издание и увлекательным чтением, и настольной книгой в повседневных отношениях. |
| Ещё писания Льва Толстого берите в библиотеке Марселя из Казани «Из книг», в т.ч. ещё одну книгу А.П. Егидеса «Как разбираться в людях». |
ДЕЛОВОЕ И АФФИЛИАТИВНОЕ ОБЩЕНИЕ.. 6
Общение и принципы нравственности. 7
Общение в разнообразных малых группах. 8
Конфликтогенное и синтонное коммуникативное поведение. 8
Психозащитная природа конфликтогенного коммуникативного поведения. 10
Как проявляются конфликтогены и синтоны.. 10
Надо научиться разбираться в людях, 11
КАК РАСПОЛАГАТЬ К СЕБЕ ЛЮДЕЙ... 12
Конфликтогены и синтоны, связанные с позициями «выше», «ниже», «на равных». 12
Мелкие пакости и мелкие услуги. 16
Защита отрицанием отрицания. 21
Почему мы даем людям отрицательные оценки?. 24
Как следствие обвинений —... 29
Наверное, лучше нейтральность! 30
Смеяться, право, не грешно?. 32
Как реагируют люди на юмор?. 34
А как быть с юмором в семье?. 35
Можно ли эффективно защищаться. 37
Категоричность? Категорически нет!! 40
Активная антикатегоричность. 42
На жизнеповедение тоже влияют. 43
Что здесь конфликтогенно, а что синтонно?. 45
Авторитарный стиль — это «вместо», а не «вместе». 46
Демократический стиль — это «вместе, а не вместо!». 47
Kontinuum «авторитарность — демократичность». 48
Плюсы и минусы авторитарности. 49
Минусы и плюсы демократического стиля влияния. 51
Так как же влиять? Еще несколько замечаний. 53
Тренинг антиавторитарности и демократических навыков. 55
Молчание — знак несогласия. 56
Увеличение психологической дистанции. 58
Знаки положительного внимания. 58
Вам нравится произносить имя. 59
Превентивные знаки приятия. 60
Отнимать у партнера потребное ему внимание, 64
Сосредоточивать на партнере потребное ему внимание, 64
Игры в тайны мадридского двора. 64
«Имеющий ухо (слышать) да слышат!». 66
Не, ты послушай, что я тебе скажу... 67
Разберемся в психологических механизмах. 72
После того как вы сказали «здрась-сьте»... 73
Сопротивление неблагодарному. 75
Манипуляция и благодарность. 76
Ориентировка в коммуникативной ситуации. 81
Синтоны-конфликтогены и психотип. 81
Тренинг - это можно и самостоятельно. 83
Неоптимальные формы реагирования на конфликтоген. 87
Требования к реагированию на конфликтоген. 88
Конструктивное разрешение противоречия. 90
Снизить межличностную напряженность —... 90
Уменьшить внутриличностную напряженность. 90
Ситуация должна быть управляема. 92
Наше поведение в конфликте должно быть аутентичным, 93
Глубокий нравственно-психологический анализ. 93
Вспомним о самоактуализации. 93
Почему же люда практикуют неоптимальные формы?. 93
Оптимальные формы реагирования на конфликтоген. 94
Просьба снять конфликтоген. 95
Частичное оправдание партнера. 95
Конструктивные предложения. 96
Требования снять конфликтоген. 99
Конструктивные предложения. 100
Подача допустимых конфликтогенов. 100
Управляемый конфликт при наличии инстанции. 102
Мягкая и жесткая конфронтация и управляемый конфликт в более высокой инстанции. 104
Интонации, взор, жесты, позы.. 104
Повышение давления в линии «мягкая конфронтация — жесткая конфронтация — управляемый конфликт». 105
Еще замечания по мягкой и жесткой конфронтации. 106
Выйти из конфронтации с достоинством. 106
Не сбивайтесь на лексикон Соловья-разбойника. 107
Унизительные компромиссы.. 107
Дополнительные конфликтогены.. 108
Ориентировка при получении конфликтогена. 108
Преднамеренность — нечаянность. 110
Человек коми не предупреждался. 110
Психологическое состояние... 112
Психологическая подготовка. 113
Интеграция в ориентировке. 113
Тренинг реагирования на конфликтогены.. 114
ОБОЙДЕМСЯ БЕЗ ПОСРЕДНИКА.. 119
«А нравственно ли это?» -. 119
Психотехника знакомства. Основной алгоритм.. 121
«Дозволенные и оправданные» темы... 121
Продемонстрировать ненавязчивостъ. 123
Темы, представляющие взаимный интерес, 125
Еще несколько соображении по психотехнике знакомства. 126
Надо избавиться от свидетелей. 127
Обеспечить достойный отход. 129
Не руби сук, на котором еще не сидишь. 130
Надо повысить свою привлекательность. 131
Каковы плюсы умения знакомиться... 132
Тренинг психотехники знакомства. 133
Рычаги власти. Первые годы супружества. 135
Кто в молодом возрасте привлекательнее?. 135
У нее лучше психотехника общения. 136
До и после двадцати четырех. 138
Для кого разрыв будет больнее?. 138
Развод — драма для молодого мужа. 139
Жена умело нащупывает рычаги принуждения. 139
Он не сведущ в домоведении. 140
Ребенок как субъект — рычаг масти. 141
Помойное ведро не вынес — полового акта не будет. 141
Главное средство власти — манипуляция. 142
«Дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть». 143
Рычага власти. Конец супружеского двадцатилетия. 145
Возможности замены у него увеличились. 146
Психологическое состояние в связи с разрывом.. 146
Не пришила пуговицу — полового акта не будет. 148
Ультиматумы вместо манипуляции. 148
Скрепя сердце и скрипя зубами. 148
Но возможен ли оптимальный брак?. 150
Сексология снимает запреты (Глава не публикуется по антисексологическим соображениям сканировщика (см. «Манифест целомудрия») — Марсель из Казани.)
ВОСПИТАНИЕ ГРАЖДАНИНА РОССИИ И ПСИХОЛОГИЯ.. 150
Недосмотр психологов и педагогов. 150
В медико-психологической сфере. 151
Проблемы, которые бьют по глазам.. 151
Как ладить со значимыми старшими?. 152
Сексуальные и околосексуальные проблемы.. 152
Супружество и собственная семья в будущем.. 156
Катастрофическое обнищание. 157
От проблемных детей к проблемам детей! 157
Психологическая помощь — средство воспитания. 157
Не соревнование, а взаимопомощь! 157
Методы должны быть жизненными! 160
Прогулка по окрестностям.. 161
Вечера интенсивного общения. 166
которое имеет смысл прочитать, хотя сам я предпочитаю читать книгу с середины, а потом, если понравится и захватит, то возвращаюсь к началу. Слишком уж обманчивы книги. Вдруг время только зря потратишь. Ведь есть же умная, ставшая бестселлером книга Дейла Карнеги «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей». Чего же еще? Ну что ж, Карнеги — это действительно мило. Но мало. Он писал полвека назад. Да, до него подобных книг не было. И его парадоксальные находки, касающиеся бытового общения, убедительны. Но сам же он признается, что все его советы могут быть выписаны на одной почтовой карточке. А книга большая потому, что дается подробное обоснование его нестандартным коммуникативным теоремам... А так ведь только: запоминайте имена, не спорьте, не обвиняйте, умейте слушать... Кроме того, у психологов возникли и возражения (есть даже книга «Анти-Карнеги»), Но сами они часто разрабатывают в основном лишь понятийный аппарат и теоретические концепции... Причем иногда с досадой отмечаешь, что все это так лишь... предисловие к введению, общие подходы к частным подходам, глубина пустоты... А психотерапевты и психологи-практики должны помогать людям действенно и конкретно. Поэтому двадцать лет назад я начал заниматься с обычными живыми людьми, у которых, казалось бы, не было «проблем с общением», но, как оказалось, не было только видимых проблем.
В центре Москвы, на улице Чехова, дом 9, есть уютный подвальчик, восемнадцать ступенек вниз — семь комнат, туалет, кухня, — много раз показанный по телевидению, сфотографированный и расхваленный корреспондентами журналов и газет. Это клуб психологической культуры общения «Маленький принц». Здесь и происходила обкатка программ тренинга и теоретического материала, которые легли в основу моих книг и публикаций. Здесь в живых дискуссиях с обучающимися оттачивались жизненные позиции и разрабатывались приемы тренинга новых, более успешных форм поведения. В 1991 году мы организовали филиал «Маленького принца» в школе № 1041 г. Москвы. И сам клуб, и его филиал в школе — это моя мастерская, лаборатория, полигон для занятий со студентами... Почти пятнадцать лет я работал доцентом на факультете педагогики и психологии Московского государственного педагогического университета (МГОПУ) им. М. А. Шолохова. Стараниями декана профессора И. П. Клемантович факультет превратился в серьезный центр подготовки психологов и социальных педагогов. Некоторое время я заведовал кафедрой прикладной психологии на этом факультете. И первое издание книги «Лабиринты общения» предназначалось не только широкому кругу образованных читателей, но и студентам. Ректорат МГОПУ посчитал, что эта книга является учебником, и наградил меня дипломом первой степени за ее подготовку и издание. Но «время, вперед!». Теперь я доцент кафедры связей с общественностью в Государственном университете управления (ГУУ) — в том, корпуса которого высятся рядом со станцией метро «Выхино» в Москве. Я продолжаю сотрудничать и с МГОПУ. Но основные усилия сосредоточил на том, чтобы вместе с директором Института социологии и управления персоналом ГУУ профессором Альбертом Владимировичем Филипповым и, понятно, под его руководством обучать и воспитывать будущих специалистов по честным пи-ар-технологиям и честной рекламе.
Что такое честная реклама? Роюсь на полках университетского магазина. Из множества красивых названий привлекло «Манипуляции в общении». Полистал, вчитался. Понятно написано. Явно нужно. Интересно, глубоко. Купил, начал читать, положил в стопку для непосредственной работы. Но все, что я откладываю для изучения, перехватывает и прочитывает моя жена Лена (экономист и в душе психолог). И вдруг она мне показывает рубрику «Литература». В ней автор В. Н. Панкратов выделяет книги, которые нельзя не читать. В их число он включил и «Лабиринты общения». Вот это и есть честная реклама... потому что лично мы друг с другом не были знакомы. Спасибо вам, Вячеслав Николаевич!
Как-то общаться умеет каждый, но можно всегда научиться делать это успешнее. Можно улучшить, как говорят в психологии, психотехнику общения. Наше среднестатистическое общение насыщено ошибками, которые мы легче замечаем у других, чем у себя. Осознать, преодолеть, улучшить хорошее — хотите — пожалуйста. Не хотите? Считаете, что вы прелесть?.. Попробуйте прочитать эту книжку; увы, я гарантирую некоторое разочарование в себе. И уж потом захотите, может быть, прочитать еще раз иди еще не раз более тщательно.
В книге много логико-графических схем и схематических рисунков, выполненных мною и Еленой Коробковой. В них мы заботились не о формальной правильности и натуралистическом сходстве, а о том, чтобы они лучше помогли понять смысл.
Предупреждаю, что книга — хотя и написана публицистическим языком, — не для легкого чтения. И поэтому мы предлагаем вам
которое можно было бы и не читать, но тогда придется к нему как к справочнику все время обращаться при чтении книги. Так что начнем преодоление с того, что заставим себя запомнить несколько психологических позиций, а потом уж можно будет читать главы в различной последовательности: хоть с последней начать, или с середины, или вообще в шахматном порядке — как захотите...
Договоримся сразу, что не будем пугаться терминологии. Если ее понять, то она все же помогает, а не запутывает. Кроме того, это еще и интересно. Вот уже в арсенале нашем — термин «психотехника общения». А эти два новых термина (деловое и аффилиативное общение) объясним прямо сейчас. Сначала было дело, потом было слово — такое мнение высказывали многие мудрецы уже давно, если они не были теоретиками от религии. Это означает, другими словами, что в процессе именно совместного дела, в совместной деятельности возникает общение людей. Можно даже подправить этот тезис и сказать, что общение — это часть совместной деятельности людей, и трудно понять, что сначала: действие, которое совершается вместе, или знаки, которыми обмениваются люди в этом совместном действии. Интересно также, что, даже если человек занят делом в одиночку, он «про себя», а иногда и вслух разговаривает сам с собой, то есть фактически с воображаемым другим. Это мы разобрались с «деловым общением». Но, хотя речевое общение не может возникнуть без совместной деятельности, оно может тем не менее как бы отрываться от нее и приобретать самоценность. Нет-нет, в конце концов оно все равно часто включает разговор о деле и продолжается в дело, но может осуществляться и как бы само по себе. Мы ведь часто собираемся для того, чтобы «поболтать», потому что тянет друг к другу. Такому тяготению соответствует греческий корень «фил», и общение ради общения, общение как самоцель называется аффилиацией. Это «неделовое общение».
И деловое, и аффилиативное (неделовое) общение играют большую роль в межличностных и коллективных отношениях людей. Работа, друзья, знакомые, продавцы, слесарь-сантехник, врач. И семейные отношения представляются здесь как нельзя более типичными...
Деловое общение служит кооперированию в решении бытовых вопросов, взаимодействию по профессионально-трудовым и учебным проблемам членов группы, организации досуга и т. п. Аффилиативное общение играет роль эмоциональную — общаются близкие люди, понимающие друг друга и желающие понять друг друга еще больше. Они сочувствуют и сопереживают (эмпатия), готовы при эмоциональном дискомфорте оказать поддержку. Психологи А. В. Петровский и В. А. Петровский называют это действенной групповой эмоциональной идентификацией (ДГЭИ). Важно аффилиативное общение и для сплочения группы, что, в свою очередь, сказывается положительно и на деловом взаимодействии членов группы.
В проблеме общения выделяются обычно вопросы передачи сообщения, вопросы социальной перцепции (восприятия человека человеком) и вопросы взаимодействия, или интеракции, как предпочитают иногда говорить психологи. Для оптимального взаимодействия нужно, чтобы сообщения передавались оптимально, а социальная перцепция была бы адекватной и достаточно тонкой. Но нас будет интересовать именно само взаимодействие, сузим-уточним, коммуникативное («общенческое») взаимодействие. Поэтому если мы и коснемся других вопросов, то лишь тогда, когда это будет необходимо для разрешения интересующих нас проблем в рамках коммуникативного взаимодействия. С другой стороны, само взаимодействие имеет множество аспектов, трудно поддающихся строгой классификации. Здесь и расширение круга общения, в том числе знакомство и заинтересовывание собою людей, и интимное сближение (и сама по себе сексуальность), и выступление перед аудиторией, и педагогическое общение, и общение в роли лидера, в частности ведение дискуссий, организация мозговых штурмов... Но больше из множества проблем нас будет волновать создание комфортного психологического микроклимата в группах. Основа для этого — нравственность, принципы которой одинаковы как для жизнеповедения в целом, так и для общения.
Когда мы говорим о нравственности, то многие ее позиции настолько очевидны, что вроде и говорить о них не стоит. Нет, стоит, потому что, несмотря на очевидность при прямом их изложении, в житейских ситуациях ими могут пренебрегать.
Нравственность в сфере отношений и общения предполагает много принципов.
Надо учесть не только свои интересы, но в равной степени и интересы другого человека. А еще лучше — альтруизм, то есть благородные поступки на благо отдельных людей, групп и общества в целом (конечно, не в ущерб кому-либо). Или, по крайней мере, — справедливость, проявляющаяся в равенстве прав и обязанностей, в равенстве возможностей, зафиксированном в законах, в эквивалентном обмене, без обмана, результатами своего труда в соответствии с договором.
Если говорить об отношениях в системе «личность — личность», главным принципом должен быть их субъект-субъектный характер. Я субъект, личность; и ты тоже субъект, тоже личность. Такая позиция предполагает активное противодействие субъект-объектным тенденциям в других личностях, но в особенности в себе; ведь в себе эти тенденции чаще всего не осознаются и означают, что я, мол, субъект, а другие люди для меня не более чем объекты. Тогда — решает такой «субъект» — я могу выжимать выгоду из любого человека любым способом: воровством, грабежом, угрозами, шантажом. Или скрытым психологическим принуждением. В психологии принято говорить о нем как о манипуляции — манипуляции человеком, который расценивается не более чем вещь.
А. В. Петровский и В. А. Петровский (мы их уже цитировали, когда говорили о ДГЭИ) — ввели еще один важный термин — «персонализация». Persona — личность. А персонализация — это расцветание личности одного в личности другого. В общем, целесообразный психологический феномен, если только персонализация не субъект-объектна по своему характеру, когда я стремлюсь, игнорируя твои желания, переделать тебя по своему усмотрению; а нередко встречается именно этот противоречащий подлинной нравственности вариант.
Наконец, еще одним принципом, связанным с перечисленными выше, является самоактуализация личности, то есть реализация всего личностного потенциала, всех способностей, сопровождаемая благородными устремлениями дарить результаты своего творчества людям.
Все обсуждавшиеся выше принципы значимы и для сферы общения. Общение ведь тоже входит в более широкую сферу отношений.
Включенность в нее делового общения понять легко: общение как бы обслуживает деловые отношения. Но и в аффилиативном общении игнорирование принципов нравственности может приводить к конфликтам. Когда мы будем разбираться в психотехнических подробностях, мы будем обсуждать, как именно тот или иной принцип соблюдается или нарушается в конкретных ситуациях общения.
Одна из общностей, в которых мы осуществляем взаимную коммуникацию, — семья. Для большинства людей с ней по значению соизмерима служебно-профессиональная сфера, но если сравнивать с общностью, скажем, друзей, то тут уж чаще всего бывает важнее именно семья. Понятно, внутрисемейные проблемы доставляют больше переживаний, чем менее значимые контакты, к примеру, с работниками сферы обслуживания. Но, с кем бы мы ни общались, у всех есть самолюбие, которое «чутко реагирует» на бестактность. И прохожий, и сосед могут выразить во взгляде презрение, а нам это неприятно. Повышенное внимание мужчины к красивой женщине заденет любую его знакомую, тем более жену. Окрик учителя оскорбляет достоинство подростка. Мы в дальнейшем будем говорить о том, что приложимо ко всем сферам общения. После многопланового разбора общих закономерностей вы сможете проводить самостоятельный анализ частных жизненных ситуаций.
Психотехника общения в семье важна для отношений в ней самой. Но для семьи нужно, чтобы общение-отношения и в других сферах тоже были оптимальными. Тем более что сферы общения не только сходны в плане закономерностей общения, но и сопряжены друг с другом.
■ Представим себе, что в магазине вас обвесили, а вы сдержались, потом вам наступили на ногу, вы поморщились и не отреагировали; сдерживаться приходится и на работе...
И что же будет дома? С близкими людьми мы куда менее сдержанны, чем с чужими. А накопленная агрессия сделает конфликт неизбежным и более острым.
Но можно и иначе. Будем стараться не создавать конфликтных ситуаций. И будем правильно реагировать в тех случаях, когда партнеры по общению, не будучи спровоцированы нами, поведут себя в отношении нас несправедливо. То есть мы, не впадая в эмоциональную бурю, в то же время не сдерживаем агрессию, а планомерно разряжаемся в правильно организованном справедливом сопротивлении.
И если будет воспроизводиться именно такое коммуникативное поведение, то в семье будет спокойнее. Ну а если семья поддерживает тебя в твоем творчестве, она защита, опора и отдушина, то и на работе дела спорятся, и доходы семьи больше... — это ведь не открытие. Отметим «отдельной строкой», что равномерно-оптимальная психотехника общения (кстати, иногда говорят просто «техника общения») должна процветать во всех отсеках нашего социального бытия. Так лучше.
Разведем эти понятия.
Как достигается оптимальная обстановка для сотрудничества и аффилиации (помним, «аффилиация» — общение ради общения, то, что в интеллигентском просторечии называется «треп»)? Стремлением к обеспечению удовлетворения потребностей партнера по общению в соответствии с принципами справедливости и благородства. Такое поведение будем называть синтонным, то есть в тон его потребностям. Тон (в переводе с латыни) — звук, так что можно слово «синтонное» перевести как «созвучное». Получается, созвучное потребностям человека.
Напряженность и конфликты обусловливаются тем, что деятельность одного партнера по удовлетворению своих потребностей мешает удовлетворению потребностей другого. Такое поведение и будем считать конфликтогенным, порождающим конфликты. Ведь это вызовет агрессивную реакцию у второго партнера, которая, в свою очередь, будет стимулировать агрессивность первого. Использовать понятие «потребность» для определения конфликтогенного и синтонного поведения предложил психолог Н. И. Козлов. Оно приложимо и к коммуникативному поведению. На наш взгляд, это определение не только правильно отражает существо вопроса, но и очень облегчает изложение и запоминание нашего материала. Когда-то, будучи молодым психологом, Козлов пришел к нам в «Маленький принц» и как творчески мыслящий человек стал участвовать в творческом процессе. До Козлова мы излагали отдельно конфликтогенное поведение и отдельно синтонное. А в соответствии с предложенным определением конфликтогенный посыл и синтонный посыл составляют как бы пару взаимоисключающих позиций в плане той или иной потребности партнера. Например, потребность не чувствовать за собой вины, или, как иногда говорят психологи, не иметь комплекса вины.
■ Жена разбила чашку. Я обвиняю жену — это «конфликтоген». А могу обвинить себя в том, что поставил чашку близко к краю стола (то есть я беру ее вину на себя и облегчаю ее душу), — это «синтон».
В дальнейшем для краткости мы так и будем говорить, но уже без кавычек, о конфликтогенах и синтонах. Если из поведения (по отношению к человеку) изымается все, что могло бы играть конфликтогенную роль, но и не подаются синтонные посылы — продолжим наш пример: вина не возводится на супруга, но и не берется на себя, — то такое поведение (в коммуникативном плане и в целом в плане человекоотношений) можно назвать нейтральным. И это деление «конфликтогенность — нейтральность — синтонность» мы постараемся выдерживать, если удастся, в дальнейшем изложении.
Получается, что конфликтоген — антипод синтона. Это очень важно в практическом смысле. Если стремиться улучшить психотехнику общения, то стоит только поменять минус на плюс в плоскости той или иной потребности партнера по общению (деловому ли, аффилиативному ли), как у него увеличится чувство коммуникативного комфорта.
В плане деления поведения человека на конфликтогенное и синтонное могут быть рассмотрены, наверное, практически любые потребности. Но если говорить о собственно коммуникативном поведении, то здесь задействованы потребности скорее не материальные, а нравственные. Действительно, что бы мы ни взяли, нравственная сторона оказывается затронутой. Нарушаются законы по отношению к нам — это означает, что нами пренебрегают. Или наоборот, сотрудники побывали во время перерыва в магазине и купили вам заодно важную для вас мелочь — несколько хорошо пишущих стержней, — это означает, что одновременно с материальными благами, пусть и ничтожными, вам дарят знаки уважения.
Для того чтобы конфликтогены и синтоны могли легче распознаваться как таковые, сведения о них должны быть хорошо формализованы, описаны признаками. Должна быть проведена классификация. Но вот беда. Конфликтогены и синтоны очень трудно поддаются строгой классификации. Я обнаружил даже, что может быть «конфликтогенный синтон» (или, если так удобнее, «синтонный конфликтоген»). Что за парадокс? Это ведь что-то сродни твердой жидкости, горячему холоду... Да нет.
■ Младший, например, подает старшему руку первый. Это —желание выразить приятие, и это же — нарушение этикета...
Здесь вообще многое переплетается. Сказав об одном явлении, мы вдруг обнаруживаем, что кое-что из сказанного относится и к другому. Но уж лучше пойти на некоторую избыточность обсуждения, чем упустить важные для практики нравственно-психологического совершенствования вещи. С другой стороны, не имея пока возможности проводить углубленный теоретический классификационный анализ, мы будем придерживаться принципа удобства изложения.
Допустим, вас оскорбили нецензурными словами, нелестно отозвались о национальности, к которой вы принадлежите... Конфликтогенное поведение! Моральный ущерб! Может быть, однако, имеет смысл говорить более широко о психологическом ущербе. Это включало бы моральный ущерб, но не исчерпывалось бы им. Допустим, над вами не без оснований посмеялись. Аморально ли это? В общепринятом мнении — нет. Ведь «смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно». Но психологически человек чувствует себя неуютно. Поэтому все же — ...и моральный. Ущерб может быть и материальным. Вас обсчитывают, требуют деньги за упаковку, отпускают товар грязными руками, не выплачивают обещанные проценты по вкладам, а то не возвращают и сами вклады...
При обсуждении вопросов, связанных с конфликтогенами, можно говорить о величине материального и морального ущерба... А если брать психологический план, то конфликтогены можно делить по тонкости. «Твое лицо не обезображено интеллектом» — язвительно и грубо... «Ты умный человек, ты должен знать такие веши» — это потоньше, но ясно все же, что это конфликтоген. А вот жена мужу: «Умничка, не забыл» — тут, пожалуй, без психологического анализа не каждый сразу обнаружит конфликтогенность.
Более острый конфликтоген может сразу вызвать конфликт. Предположим, муж резко высказывается о невысоких способностях жены, после чего следует быстрая и практически всегда четко запрограммированная по типу «сам дурак» реакция. Может он быть и менее острым и тогда как бы поступает в копилку напряженности.
Конфликтогены и синтоны могут касаться как личности партнера в целом, так и отдельных характеризующих его моментов: профессиональных навыков, внешности, вкусов, взглядов, привязанностей, реликвий, любой общности, к которой он принадлежит (его родственников, значимых для него групп, профессионального клана, национальности, его поколения, его учреждения).
Как в русле отношений, так и в русле делового и аффилиативного общения конфликтоген может быть подан осознанно, преднамеренно и даже злоумышленно. Но он может оказаться нечаянным, незапланированным, ненарочным. Это зачастую не понимается, но все равно затрудняет процесс общения.
Еще одно небезразличное для коммуникативной психотехники уточнение. Нельзя считать конфликтогенным посылом даже грубый промах и как следствие значительный ущерб для нас, если партнер старался сделать нам добро. А ведь часто в таких случаях возникает стихийный конфликт.
Конфликтоген — это опасно.
И ПСИХОТЕХНИКА ОБЩЕНИЯ У КАЖДОГО ЧЕЛОВЕКА ДОЛЖНА БЫТЬ ТАК СКОНСТРУИРОВАНА, ЧТОБЫ КОНФЛИКТОГЕНЫ НЕ ТОЛЬКО НЕ КУЛЬТИВИРОВАЛИСЬ, НО ЧТОБЫ ИМ ДАЖЕ НА БЕССОЗНАТЕЛЬНОМ УРОВНЕ БЫЛИ ПОСТАВЛЕНЫ МОЩНЫЕ ФИЛЬТРЫ.
И тогда психотехника общения станет психотехникой безопасного общения, или, если короче, психотехникой безопасности.
Психологические механизмы подачи конфликтогенов связаны с механизмами поверхностной психической зашиты. Внимание! Новый термин — «психическая защита». Ну и — разъяснение. Сильная личность — это человек самоактуализирующийся, то есть реализующий свои потенциалы и дарящий людям результаты своего творчества. Тот же, кто первый подает людям конфликтогены, то есть препятствует удовлетворению их обоснованных с точки зрения широкой морали потребностей, поступает так от слабости. Он защищается мыслью о своем праве «взять не давая» от мысли о своей творческой несостоятельности, неполноценности. Это и есть психологическая защита, то есть переустройство в психике, обусловливающее транквилизирующий (успокаивающий) эффект. Ведь что такое вор? Это творчески несостоятельный человек. Что такое сексуальный насильник? Часто это подобие мужчины, которое отвергают женщины. То, что сейчас прозвучало, — случаи довольно грубые. А вот потоньше. Что такое человек, который высокомерно высмеивает козла отпущения? Это нередко в чем-то неудачник, который самоутверждается, унижая более слабого. Психозащитные механизмы. Но они только так называются. Они не спасают, они загоняют переживание своей слабости вглубь, вместо того чтобы преодолеть ее... Если все это каким-либо способом осознается личностью, то открывается путь к сопротивлению этим поверхностно-психозащитным механизмам, а затем и к формированию другого, более совершенного стиля отношений и общения. Имеет смысл помочь в этом себе и другим.
Психологи усиленно подчеркивают — и это очень резонно, — что в общении не последнюю роль играет невербальный, то есть несловесный, компонент. Действительно, интонация может одним и тем же словам придать в корне противоположный смысл. Иногда можно вообще обойтись без слов, а выразить эмоции позой, жестами, мимикой. Не стоит преувеличивать значение невербального компонента речи. Но в передаче эмоционального смысла невербальная составляющая очень важна. Это относится в том числе к синтонам и конфликтогенам. Вот такое вроде бы синтонное слово — «спасибо»... Произнесите его с иронией, и вы получите обратный эффект.
Конфликтогены и синтоны проявляются в конкретной вербально-невербальной (словесно-несловесной) форме. Это определенные в той или иной мере вариативные и в той или иной мере стабильные — а сейчас выразимся сложнее, но и точнее — словесно-интонационно-мимико-пантомимические знаковые комплексы. Отношение к каждому из таких комплексов, известных в живой речи, должно быть хорошо продумано. От комплексов, несущих конфликтогенный заряд, целесообразно избавляться. А комплексы, имеющие значение синтонов, следовало бы чаще воспроизводить в своем коммуникативном поведении. В дальнейшем мы проанализируем ряд таких комплексов, чтобы читатель смог проделывать это самостоятельно, сначала по аналогии, а затем творчески переосмысливая свои наблюдения в процессе общения в своем окружении.
В то же время в психологическом анализе трудно надеяться лишь на творчество. Проблемные ситуации часто сопровождаются дефицитом времени. Каждый более или менее вероятный конфликтогенный словесно-интонационно-мимико-пантомимический знаковый комплекс лучше не угадывать даже по подробному описанию, а как бы знать в лицо. Тогда будет легче оттормозить его и изъять из своего обихода. И можно будет быстро опознать коифликтоген в поведении партнера. Для того чтобы быстро реализовать оптимальные варианты реагирования. Пусть будет парирование, а не замешательство с тщетными и суетливыми попытками отыскать или изобрести в сложной эмоционально напряженной обстановке нужную формулу ответа.
Аналогично и в отношении синтонов. Они тем быстрее будут выдаваться вовне, чем яснее будут ранее осознаны и даже заучены. Чтобы их тоже не надо было изобретать на ходу. То есть они должны в психике быть в зоне скорейшего воспроизведения. С другой стороны, коль скоро синтоны в поведении партнера будут как таковые нами регистрироваться без промедления, то от нас быстрее последует синтонный же ответ, что будет способствовать улучшению отношений.
Теперь понятно: если устранить из поведения конфликтогены, мы добьемся улучшения микроклимата. Но это улучшение недостаточное, это обеспечение лишь нейтрального, «холодного» мира, так сказать, состояния «невойны». Для достижения же «теплого» мира, комфортного психологического микроклимата в паре или в группе наше поведение в целом, и коммуникативное в том числе, должно быть син-тонным. При этом случайные конфликтогены, которые, несмотря на старания, все же могут проскочить, растворятся в синтонах, партнер по общению не утратит самоуважения и уважения окружающих, если просто «не заметит» их. И конфликта не будет.
Культивирование синтонных посылов в коммуникативном поведении при устранении конфликтогенных — это составляющая доброты, проявляемой личностью к людям. Ведь нелогично будет выглядеть поведение человека, который добр «одной стороной своей деятельности», но конфликтен в общении.
Микроклимат в любой малой группе складывается не только из первичного коммуникативного поведения партнеров, которое, как только что говорилось, может быть преимущественно конфликтоген-ным или преимущественно синтонным, но и из реагирования на первичное коммуникативное поведение партнера. Ведь если первичное коммуникативное поведение партнера конфликтогенно («Он первый начал», — говорят дети), то наша реакция на это поведение может быть оптимальной и способствовать «теплому» миру, а может иметь те или иные дефекты, и тогда будет лишь «холодный» мир, а то и «холодная война», если и вовсе не разгорятся конфликты. В дальнейшем материале мы сначала разберемся именно в этом первичном коммуникативном поведении, а затем подробно обсудим реагирование на конфликтогены.
если в процессе общения мы хотим учитывать их особенности. Конечно, любой человек имеет сходство с другими людьми и отличается от любого животного. Но психика людей зависит и от пола, и от возраста, и от национальной принадлежности, и от много чего другого. Более всего для нас важны особенности людей в зависимости от психотипа. В рамках нормы выделяется восемь значимых для нашей темы психотипов: паранойяльный, эпилептоид, гипертим, истероид, шизоид, психастеноид, сензитив и гипотим. Я сейчас не буду заниматься их описанием, но по ходу изложения мы будем кое-что комментировать в этом ключе. А если кому будет интересно узнать подробнее, чем об этом есть в справочниках, то читайте: А. П. Егидес и Н. Ш. Сугробо-ва. «Как научиться разбираться в людях» (Алма-Ата, издательство «Караван», 1990). Это настолько интересная тема, что я пишу сейчас расширенный вариант, главы из которого периодически публикуются в журнале «Воспитание школьников». И издается солидная книга в издательстве «АСТ-ПРЕСС».
Ну вот длинное предисловие и закончено. Напомним, что материал по конфликтогенам и синтонам мы условились излагать дихотомически, то есть попарно: конфликтоген и как бы симметричный ему синтон, а посредине — «нейтральная полоса».
Одной из наиболее фрустрируемых, то есть напрягаемых, ранимых, в процессе общения потребностей является потребность в социально-политическом равенстве. Она появляется у людей в процессе нравственного развития человечества. Вероятно, она связана с потребностью в превосходстве. Сама же потребность в превосходстве обусловлена, скорее всего, важностью ее для выживания индивида (выживет превосходящий). И может быть, большее значение здесь имеет биологически необходимая функция лидера в стаде животных одного и того же вида, внутри которого и проходит соревнование за право быть лидером. Лидером может быть тот, кто лучше всех способствует процветанию общности данного вида. Подчинение лидеру обеспечивает оптимальное в этом плане поведение всех. Можно согласиться с американским психологом Эриком Берном, который подчеркнул значение родительского доминирования и обратил внимание на то, что подчинение ребенка родителю лежит в основе подчинения взрослого (в котором как бы живет и ребенок — ведь каждый взрослый был ребенком) другому взрослому. Но, наверное, следует учесть, что существует и межвидовое доминирование, при котором играет роль возможность обеспечить себе безопасность, подчинившись более крупному или ловкому животному другого вида, однако это не позиция родителя и ребенка.
В межвидовых отношениях доминирующее положение животного одного вида обеспечивает процветание этого вида за счет подавления животных другого вида. Для нас очень важно, что природа мотива доминирования именно биологическая, а не социальная. Вступлением в права собственно человеческого начала биологическое не ликвидируется, но вынуждено как бы потесниться.
Многие люди стремятся занять положение «выше». Если это трудно, они соглашаются с положением равных, но сопротивляются положению «ниже».
ЛЮДИ, У КОТОРЫХ РАЗВИТЫ НРАВСТВЕННЫЕ УСТАНОВКИ НА СПРАВЕДЛИВОСТЬ И БЛАГОРОДСТВО, НЕ ПРЕТЕНДУЮТ НА ПОЗИЦИЮ «ВЫШЕ», ЕСЛИ ЭТО НЕ ОБУСЛОВЛЕНО ЧРЕЗВЫЧАЙНЫМИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМИ, ТРЕБУЮЩИМИ ПРИНЯТЬ НА СЕБЯ РУКОВОДСТВО И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА СУДЬБЫ ДРУГИХ.
А у тех, кто не разделяет идеи равенства, часто прорывается установка на превосходство. И вот человек вместо желанных знаков равенства или даже признания его превосходства в чем-то над вами получает от вас знаки превосходства над ним, что нередко сопряжено с чувством унижения. Теоретик театра режиссер Ершов говорит в таких случаях о пристройке сверху (в книге «Режиссура как практическая психология»): это конфликтогенно, так как вызовет ответное желание не уронить свое достоинство и оказать сопротивление. И это бессмысленно. Ведь демонстрирование превосходства происходит в расчете на большее уважение окружающих, в результате чего должно повыситься и самоуважение. Но разве повысится уважение и разве есть основания для самоуважения и высокой самооценки, если самовозвышение происходит за счет унижения других людей? Человек, самоутверждающийся таким путем, не выбрался из пут биологической стихии, где нравственность еще отсутствует. Реальное (а не иллюзорное) основание для самоуважения обеспечивается самосовершенствованием, возвышением над самим собой (я сегодня лучше, чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня), в том числе благодаря преодолению импульсов к доминированию. Демонстрирование превосходства к тому же часто обусловливается, как отмечают психологи, низкой (в глубине души) самооценкой, тогда и возникает психозащитное «я выше». Человек с адекватно высокой самооценкой не будет для поддержания духа постоянно выкрикивать такие «лозунги».
Проявления превосходства могут быть грубыми и оскорбительными. Не так уж редко приходится слышать, как люди говорят друг другу: «хватит молоть чушь», «глупости все это». Но чаще превосходство проявляется в смягченной форме, преподносится в соответствии с правилами этикета и становится «допустимым» в общении. Например: «ты не понимаешь, что...», «ну ладно, ладно, ладно...», «ты же умный человек, а говоришь такие вещи», «не нервничай», «не обижайся». К категории тонких, смягченных проявлений превосходства относятся и такие невербальные «коммуникаты», как вальяжная снисходительность, доверительное обнимание, «дружеское» похлопывание, санкционирующий кивок — все правильно, дескать, — сопровождается это часто показным уважением, участием, простотой...
В приведенных примерах позиция превосходства занимает видимое главное место, то есть здесь я ставлю целью показать свое превосходство. Но она часто прослеживается и в таких коммуникативных явлениях, которые имеют вроде бы другую с виду мотивацию. Например, в отрицательных оценках, обвинениях, высмеивании... При изложении материала по этим вопросам мы вернемся к демонстрации превосходства. До сих пор мы говорили о пристройке сверху как о кон-фликтогенном посыле как бы безусловно, без оговорок. Рассмотрим этот вопрос шире.
Если проявления превосходства грубы и оскорбительны, то они определенно играют конфликте генную роль. Но если пристройка сверху осуществляется в смягченных формах, она конфликтогенна лишь тогда, когда партнер имеет основания считать, что он с вами на равных или выше. Причем в этом случае второй вариант более острый; например, дочь говорит матери: «Ты опять в квартире устроила беспорядок». С другой стороны, конфликтоопасна даже такая ситуация, когда один из партнеров демонстративно ведет себя на равных, а другой небезосновательно считает, что он выше первого.
■ Однажды молодой психолог приехал в гости к уже известному психологу, который был старше годами. Хозяин напоил младшего чаем, и тот решил, что пора переходить на «ты». Старший посчитал это нахальством, и, хотя не высказался на эту тему, течение беседы нарушилось — психологи тоже люди.
Проявления превосходства с вашей стороны могут не играть конфликтогенной роли, если вы объективно выше и партнер это признает. С другой стороны, если партнер ведет себя с позиции «выше», имея, однако, к этому основания, не следует это расценивать как конфликтоген. Скажем, руководитель вызывает подчиненного к себе в кабинет, а не идет к нему на рабочее место. Такая адекватная пристройка сверху — проявление нейтрального поведения, хотя оно, заметим попутно, не является и синтонным. Аналогичные примеры можно взять и из семейных отношений. Старшие по возрасту члены семьи из искренних побуждений дают советы, которые должны рассматриваться, скорее всего, как пристройка сверху. Это нормально. И не стоит «пылить», а стоит понять. Конфликтогеном надо считать только неадекватную, безосновательную пристройку сверху.
Рассогласование в балансе управления-подчинения очень часто возникает, когда в определенном аспекте должен подчиняться один, а в ином аспекте — другой. В таких случаях ситуация проблематична. Например, молодая женщина и пожилой мужчина... Кто кому должен уступить место в троллейбусе? Или завкафедрой — доцент, а в подчинении у него профессор... Кто к кому должен идти в кабинет? В таких случаях каждого из участников общения должны стимулировать не амбиции, а интересы дела, миротворчество, благородство.
До сих пор мы говорили о конфликтогенном значении демонстрирования превосходства. Но что будет противоположным ему синто-ном и как проявится «нейтральность»?
Если моя пристройка сверху по отношению к партнеру обоснованная, и партнер ее санкционирует, признает правильной, и при этом я не выказываю ему знаков унижения, и он не высказывает восхищения в мой адрес (иными словами, если пристройка сверху одного и пристройка снизу другого адекватны), то и мое коммуникативное поведение, и коммуникативное поведение партнера можно считать нейтральным.
Если я в соответствии с принципами справедливости и благородства, а не из лести — в целях манипулирования — активно показываю партнеру, что искренне признаю его превосходство над собой в каком-либо отношении и искренне восхищаюсь им, это можно считать синтонным коммуникативным посылом. Такое признание не унижает мою личность в целом: ведь я могу превосходить человека в чем-нибудь другом (а если и нет, то я равен ему в социально-политическом отношении); речь, следовательно, не о социально-политическом неравенстве, а о неодинаковом развитии тех или иных качеств у разных людей. Итак, восхищайтесь. Но восхищайтесь искренне, как правильно советует Карнеги.
В такой ситуации, бывает, некоторые проявления превосходства по отношению к себе я могу расценить как синтонные.
■ Вот авторитетный для младшего школьника дедушка хвалит внука за хорошие оценки, делает это несколько свысока, но внуку это может быть приятно. А может быть, и не хвалит, а, допустим, мягко-авторитарно просит именно его, а не другого мальчика: «Сань, будь добр, во-он ту стамеску...»
Если я адекватно пристраиваюсь снизу, а партнер, будучи демократичным, ведет себя на равных, мое поведение нейтрально, а его поведение синтонно... Преподаватель в столовой становится в одну очередь со студентами. Студенты предлагают пройти вне очереди, а он: «Постою лучше с вами...»
А вот если пристройка снизу со стороны партнера неадекватна, то есть основания принять ее за лесть, с помощью которой от меня можно чего-то, по его представлениям, добиться — здесь также вероятна напряженность, если не конфликт.
Жизнь без противоречий в обществе вряд ли возможна. Она просто остановится. Но противоречия могут перерастать в конфликты. И мудрые правители стали изобретать правила, которые называются законами. Законы, конечно, тоже взялись не из ниоткуда, а из прижившейся в народе морали — неписаных законов. Но все же за нарушение этих последних в тюрьму не сажали, а только пожурят-пожурят да и перестанут. А вот нарушение законов писаных чревато неприятностями более существенными. Закон и мораль будем считать, вслед за философами, общественным договором, который и создается для бесконфликтного бытия в социальном пространстве...
Исполнение закона: обязан и сделал — что это? Ну, понятно, не конфликтоген. Но синтон ли? Да нет же, это всего-навсего нейтральное поведение. Не обязан, а сделал — синтонное поведение. (А может быть, даже благородное, то есть здесь более высокая степень синтонности, если приложенные усилия и значимость услуги велики.) Ну, если уж обязан, а не сделал — тут, как ни прискорбно, — конфлик-тогенная ситуация. То же и в случаях «должен и сделал», «не должен, а сделал», «должен, а не сделал», если говорить в плоскости морали.
Итак, записанные в законе обязательные запреты и предписания и передаваемые изустно и лишь должные моральные требования оберегают потребности другого члена общества от моих потребностей, необоснованно ущемляющих его адекватные потребности.
И если каждый сдержит свои потребности, то они будут слегка фрустрированы, то есть напряжены, у каждого (хотелось бы для себя, конечно, побольше благ), но именно только слегка. А в силу того, что будет удовлетворена сверхважная потребность в справедливости («я» и «он» в социальном отношении равны), то в целом личность будет испытывать состояние психологического комфорта. Сами мы будем всегда тщательно соблюдать законы и мораль, если не хотим неуправляемых, разрушительных конфликтов. Придется, может быть, вступать в конфликты с нарушителями закона и морали, в управляемые, разумеется, но это все же совсем другое дело. Одновременно отметим: если мы делаем что-то за пределами того, что обязаны по закону, это не должно нарушать закон по отношению к другим людям. С другой стороны, достаточно неприятным и жестким конфликтогеном может быть требование сделать что-то за пределами обязанностей партнера. Нередки ведь случаи, когда мы, например, пришли к закрытию поликлиники и вынуждаем, чтобы, несмотря на это, нас приняли и выписали больничный лист. Ответственность за собственную недисциплинированность мы пытаемся переложить на работников поликлиники — они, дескать, негуманны. Все это — манипуля-тивные приемы, и их надо избегать.
Но ведь каждую мелочь в межличностных отношениях закон предусмотреть не может. Да и народная мудрость не столь уж подробна. Как же тогда быть? Здесь на арену выходит межличностный договор. Действительно, ведь мы знаем, что если супруги разведутся, то закон требует от отдельно проживающего супруга платить алименты на ребенка супругу, с которым тот проживает. Но в законе не указано, кто должен выносить мусор, а кто готовить обеды. Да и более важные проблемы не отражены в законе.
Ну неужели о каждой мелочи надо договариваться? Нет, не о каждой. Но о каждой такой, которая может привести к конфликтам. Вот что ускользает от внимания.
■ Я об этой мелочи думаю одно, а он — другое. Я думаю, что он как настоящий современный муж будет делить со мной тяготы кухонной работы. А он, «гад такой», думает, что я, в соответствии с традицией, как истинная жена буду вести дом целиком.
И каждый, как видим, имеет свои основания.
На эту тему есть любопытная «историческая история». Софист Протагор, который, как и всякий софист, настолько искусно владел логикой, что мог незаметно для другого выдать ложь за истину, договорился (слушайте внимательно — договорился) с неким Клеонтом, что обучит его риторике. И если он обучит Клеонта настолько хорошо, что тот выиграет благодаря этому свой первый суд, то Клеонт заплатит ему условленную сумму. Если проиграет, то ничего и не должен. Все вроде бы нормально. Но Клеонт не хотел вызывать никого на суд. Да и с ним никто не судился. Тогда Протагор сказал Клеонту:
— Отдай плату. Ибо все равно ты отдашь. Я вызову тебя на суд, и (еще раз, внимание!), если ты выиграешь его, заплатишь мне по уговору. А если проиграешь, то заплатишь по суду.
Но Клеонт недаром был учеником софиста:
— Нет, Протагор, если я проиграю, то я не плачу по уговору, а если я выиграю, то не плачу по суду.
Вот так! Поэтому договаривайтесь при наличии значимых противоречий точнее и подробнее. К слову, Протагор все-таки убедил Клеонта расплатиться с ним, пообещав вызвать его на суд повторно; ведь тогда уже однозначно Клеонт должен был бы отдать плату.
А в целом запомним, что незаключение договора при отсутствии соответствующего закона чревато конфликтами.
Надо учиться анализировать противоречия. Для этого необходимо подробно изучить, наблюдая и расспрашивая, потребности человека, его вкусы, взгляды, верования, моральные установки. И докопаться до того места, где зарыта злая собака противоречия, которая может больно укусить. Договор нужно составлять и в случае одноразовых контактов, но в особенности когда вы вступаете в новые долговременные отношения. В брак, например. Поступаете или берете на работу кого-то, организуете АО или ТОО.
Договаривайтесь на берегу, чтобы потом, отплыв, не выяснять отношений — плот может перевернуться. Ставьте точки над «А», чтобы не ставить их над «I». Не обязательно на бумаге (впрочем, если все сугубо официально, то лучше именно так). Но хотя бы повторите неоднократно и убедитесь, что все друг друга поняли правильно, чтобы нельзя было потом сослаться на то, что «мы об этом не говорили».
ДОГОВОР ОБОЗНАЧИТ ГРАНИЦУ ДОЗВОЛЕННОГО-НЕДОЗВОЛЕННОГО, КОТОРУЮ ПОСТОЯННО НУЖНО ИМЕТЬ В ВИДУ И СТАРАТЬСЯ НЕ ПРИБЛИЖАТЬСЯ К НЕЙ.
Она будет играть дисциплинирующую роль для обеих сторон.
Разные психологические типы по-разному воспринимают рекомендации о договоре. Эпилептоиды в своей пристрастности к порядку и психастеноиды со своей щепетильной совестливостью обычно легко принимают сказанное, но гипертимы с их широтой и истерои-ды с их манипулятивностью воспринимают это в штыки. И все-таки, утратив, может быть, в глазах окружающих часть реноме — вот въедливый человек! — вы выиграете в деловом отношении. К вам будет больше доверия, так как вы не только будете стимулировать заключение этого договора, но и выполнять его неукоснительно. Истероидам могу сказать, что выгоднее заключать и выполнять договор, чем манипулировать, используя неясности. Лучше, преодолев свои иррациональные стремления к манипуляциям, заслужить славу надежного человека.
Все, о чем говорилось, подходит и к проблемам собственно общения. Прежде всего сами реальные действия по отношению к человеку выполняют и коммуникативную функцию. Делая что-то для него, я показываю, как я к нему отношусь. При этом если польза или вред малы, то действие может само по себе рассматриваться скорее как знак, чем как именно действие, важное для жизни партнера. То есть речь идет в этом случае о преимущественно коммуникативном процессе. Вы пытаетесь взять без очереди недефицитный товар, нарушая законное право других. Вы не уступили место старому человеку, нарушив этикет, а значит, и этику. Вы не слишком торопились и опоздали на 10 минут на условленную встречу. Все это конфликтогены, но мелкие. Уточним: это конфликтогены и на уровне отношений, но преимущественно на уровне общения... Отсутствие таких конфликтогенов равняется нейтральному коммуникативному поведению. Ну а если вы предложили стоящему за вами в очереди торопящемуся на поезд человеку пройти перед вами (хотя по закону вы можете его и не пропускать), если вы уступили свое место в метро увлеченному чтением сверстнику (сверх требований этикета), если изъявили желание помыть посуду сверх обязанностей, которые взяли на себя по договору о разделении функций в доме, — все это синтонные посылы, выраженные в действиях, но являющиеся преимущественно все же коммуникативными знаками (расположения, приятия, готовности к благим поступкам в дальнейшем...).
Имеет смысл быть справедливым и благородным не только на уровне серьезных акций в адрес партнера, но и стремиться к осмотрительности в плане коммуникативных мелочей. Ведь мелкие поведенческие моменты со знаком минус, складываясь в систему, могут создавать большое напряжение, которое придется снимать специальными усилиями. А постоянно следить за собой, если это войдет в привычку и будет срабатывать на уровне автоматизма, не так уж сложно. На занятиях в клубе «Маленький принц» был такой случай.
■ Опоздавшая женщина вошла в класс, где не было свободных стульев. Ни один мужчина не поднялся принести ей стул. Все мужчины были пристыжены психологом и оштрафованы в соответствии с правилами психологического тренинга.
В последующих специально подстроенных аналогичных тренировочных ситуациях все как один вскакивали и бежали за стулом. Опыт показывает, что некоторые усваивают подобного рода истины достаточно быстро и тщательно следят за своим поведением, другие же нуждаются в более длительном тренинге, принципы которого будут изложены в дальнейшем.
Так же обстоят дела и с подачей синтонных посылов. Постоянная забота о человеке, с которым мы часто общаемся, — это так естественно. Позвонили ему по телефону — оставьте записку. Идете в магазин — «не купить ли тебе что-нибудь заодно?». Мелкие услуги подобного рода нетрудны и могут быть многочисленными знаками расположения, приятия и уважения. В семье система таких услуг совершенно необходима, и стоит сосредоточиться на этом. Это не помешает помнить друг о друге, когда появляются и серьезные проблемы. Но мелкие возникают чаще. И это все — возможность показать свое хорошее отношение к близким. И в служебной сфере не стоит пренебрегать коммуникативным значением мелких поступков. Надо, чтобы о нас складывалось впечатление, что от нас можно ждать скорее хорошего, чем плохого. Конечно, это не должно подменять реального делового сотрудничества. И с другой стороны (внимание!), надо, чтобы услуги, оказываемые вышестоящим, не воспринимались как лесть и были такими же, как и услуги в адрес нижестоящих; а в принципиальных вопросах остаемся принципиальными.
Мы уже затрагивали тему этикета, когда говорили, что этика предписывает соблюдать этикет. И наверное, этим пренебрегать не стоит. Конечно, за нарушение нравственных установок вас не посадят. Но чаще всего осадят. Не арестуют, если мы не поздороваемся, войдя в дом, но посмотрят искоса. А иногда несоблюдение партнером этикета воспринимается очень болезненно. Особенно если не соблюдает этикет мужчина по отношению к женщине. И еще более «особенно», если муж — по отношению к жене. Вот жена что-то обронила, а он не поднял... Жестокий конфликтоген.
Не надо, конечно, и преувеличивать. Этикет стоит соблюдать там, где будут отрицательно реагировать на его нарушение, где его чтут.
Впрочем, возможно, что в компании друзей общепринятым этикетом пренебрегают. Можете и вы пренебречь. Но с другой стороны, это будет означать, что здесь принят иной свод правил общения и поведения, положим, более свободный, лишенный некоторых общепринятых условностей, но впитавший другие, свои условности. Попав в новую для себя среду, компанию, семью, имеет смысл поинтересоваться особенностями принятого ею этикета, и если они приемлемы в принципе, то старайтесь вести себя в соответствии с ними. Будет меньше сложностей.
Скажем шире. Надо соблюдать не только общепринятый этикет, но и правила, принятые лишь в данной общности людей, независимо от ее величины: в этнической группе, возрастной когорте, профессиональной среде, в кругу друзей, в доме, куда вы приглашены... При этом иногда приходится пренебречь правилами некого всеобщего этикета.
■ В то же время никак нельзя пренебречь общечеловеческой нравственностью.
Если же приходится вынужденно нарушить эти правила, надо смягчить свои неизбежные конфликтогенные посылы, объясниться, извиниться, попросить разрешения и т. п. Особенно важно помнить о сказанном в условиях межнационального брака...
Чтобы не попасть в трудное положение, можно пользоваться правилами общепринятого этикета. Мы долго игнорировали эту сторону общечеловеческой культуры. Но опыт показывает большую заинтересованность людей в этом вопросе. В клубе «Маленький принц» тема «Этикет» пользуется большим вниманием, оставляя позади даже сексологию.
Знание общепринятого этикета существенно поможет в общении в любой среде. Но все же, входя в новую для себя общность людей, надо изучать особенности ее этикета, наблюдая и запоминая, а при необходимости задавая вопросы.
Соблюдение этикета, общепринятого или «локального», не должно сопровождаться придирчивостью к его нарушениям со стороны окружающих. Это, в свою очередь, могло бы играть конфликтогенную роль.
■ Вспомним Чехова: пролить соус на стол нехорошо, но заметить это еще хуже. Тем более неуместны бурные проявления возмущения.
Человек может не знать тех или иных правил этикета, зная их — не выполнять по каким-то причинам или вообще считать их излишними. Стоит ли в таком случае идти на обострение? Более подробно об отрицательных оценках мы еще будем говорить. А сейчас зафиксируем только необходимость большей терпимости к нарушителям некоторых правил этикета.
ЭТИКЕТ В ОТЛИЧИЕ ОТ ЗАКОНА ИНТЕРЕСЕН ДЛЯ НАС ТЕМ, ЧТО ОН КАК БЫ ПРЕДПИСЫВАЕТ АКТИВНУЮ ПОДАЧУ СИНТОННЫХ ПОСЫЛОВ, В ТО ВРЕМЯ КАК ЗАКОН ТОЛЬКО ОГРАЖДАЕТ НАС ОТ КОНФЛИКТОГЕННОГО ПОВЕДЕНИЯ.
Этикет предписывает думать о том, как бы не задеть интересы партнера. Быть щепетильным в этом плане. Более того, показать, дать понять это, даже продемонстрировать. И это является синтонным посылом. Если в метро человек идет широким шагом и размахивает руками, это — «раздайся море...» (далее по тексту известного выражения). Наоборот, стоило бы предупредительно прижать их к себе вместе с сумкой, чтобы она не мешала другим. Или, идя впереди и раскрыв дверь, я не бросаю ее, а, предусмотрительно оглянувшись, придерживаю. Зайдя к друзьям по дороге домой, я звоню жене и даю телефон и адрес друзей — и этим подаю ей знак, что никакого обмана, я действительно у друзей и она может не тревожиться. Для гостя, который может у вас заночевать, всегда в запасе «не бывшая в употреблении» зубная щетка. Значит, это не вынужденное приглашение, а вы вообще гостеприимный человек. Это все — мелкие, но необходимые синтоны на уровне этикета. Они означают, что вы дорожите обществом данного человека, не хотите его потерять, уважаете его достоинство.
Одним из серьезных и трудных вопросов этикета являются знаки уважения к старшему по возрасту и социальному статусу. Старшие рассматривают отсутствие таких знаков как конфликтогены. Ну а младшие не слишком задумываются об этом. Как быть? Наверное, младшие должны уступать место или очередь людям старческого возраста. А младшие по статусу должны соблюдать субординационную этику. При общении с человеком выше вас по положению имеет смысл продемонстрировать, что вы цените его социальную роль (если это действительно так) и его время, понимаете его занятость. Идя к нему по делам, надо приготовить все для быстрой записи и не отнимать его время в поисках того, чем бы записать. Если это руководитель, проявите готовность четко выполнить принятое им решение, если вы в принципе согласны с этим решением. Если вы руководитель, то имеете, конечно, право вызвать подчиненного в кабинет (хотя «синтоннее» было бы выйти к рабочему месту подчиненного). И стоит подчеркивать, что во всех остальных планах вы не ставите себя выше. Не заводите в своем учреждении спецстоловой. А в общей столовой становитесь в общую очередь...
В законе сказано, что если украдено целое произведение, то это плагиат и наказуемо. То есть провозглашено право на интеллектуальную собственность. Право авторства. Везде, кроме России, где до сих пор автор никак не защищен от плагиата. В прессе на этот счет были всевозможные обсуждения еще в застойные времена, когда ни о чем другом нельзя было полемизировать. Но и сейчас законы на этот счет туманны. Однако не только юридические аспекты интересны, а пожалуй, в большей мере важны именно этические. Неприятно, если затирают.
■ Между прочим, Карнеги советует: когда человек хочет воздействовать на другого, надо сделать как-то так, чтобы его авторская мысль была бы высказана партнером и воспринималась бы этим партнером как своя собственная.
То есть Карнеги учит беспринципному манипулированию ради получения результата. Не стоит так поступать. Это способствует моральному падению партнера. Вы ведь поощряете воровство. Зачем? Можно подавать оправданные синтоны, и это лучший способ налаживания отношений. С другой стороны, никогда не надо присваивать чью-то интеллектуальную собственность. И, цитируя, следует всегда называть автора. Если вы почему-либо не хотите этого делать, как минимум, дайте понять, что вы кого-то точно или приближенно цитируете, что не вы автор этой мысли.
Один психолог процитировал мою большую статью. При этом и автора назвал в первом абзаце. Но вот он перешел к другому абзацу, продолжая практически переписывать мою статью. Создавалось впечатление, что это не мои мысли, а его. Неприятная ситуация. Другие психологи, прочитав его книгу, говорили мне, что, смотри, мол, тебя обокрали. Выясняю, в чем дело. Оказывается, не нарочно. Ну, не нарочно, так не нарочно. И все же советую всем, чтобы не было таких неприятных совпадений, пользоваться общим правилом, существующим в мире. Обозначать четко начало и конец цитаты. Любым способом. А по радио так и принято говорить: «Конец цитаты». Недоразумения исключены.
Тот психолог, о котором шла речь, не был моим учеником. А так, просто читателем.
А вот Николай Иванович Козлов, которого я цитировал в «Длинном введении», подарил мне три свои книги с дарственными надписями. В двух дарственных надписях есть слово «учитель». Это — обо мне. А в третьей книге это слово в приложении ко мне напечатано в тексте. В книгах этих фигурирует множество идей, позиций, фраз, словосочетаний, описаний тренингов, непосредственно взятых на моих занятиях с людьми из «населения». Описаний, словосочетаний, фраз, позиций, идей, которые конечно же вошли сейчас в эту мою книгу. Которая не была написана в обычном смысле этого слова, а, как говорил Карнеги о своей книге, она росла, как ребенок, по мере занятий с людьми. Я, как убеждается читатель, владею публицистическим пером. И публиковался в «Литературке», «Известиях», «Советской культуре»... Из центральных газет не печатала меня только «Правда». Было много статей в крупных научно-публицистических и научных сборниках. И книги написал. В том числе вот эту. Но за преподавательскими хлопотами в педагогическом университете я, к сожалению, не смог воспользоваться многими дельными советами Н. И. (к которому всегда прислушивался, когда речь шла о прагматических вопросах) по компьютеризации своего труда. И издал всего две книги. Одну — в 1990 году, маленькую, на 4 авторских листа, «Как научиться разбираться в людях» в соавторстве с Н. Ш. Сугробовой (алма-атинский «Караван»), стотысячным тиражом. И другую в 1996-м, побольше, на 14 листов, — «Как располагать к себе людей», но всего двухтысячным тиражом как учебное пособие дЛя студентов (будущих практических психологов). Ну и первое издание этой книги в 1999 году («Филинъ»). Между прочим, когда Н. И. приступал к занятиям в «Маленьком принце», мы поставили с ним точки над «А». Договорились об авторской щепетильности. Как Протагор с Клеонтом. И, как и Протагор, я был неточен. Я не оговорил вопроса о начале и конце цитаты. И вот другие психологи, мои студенты (будущие психологи) и вовсе не психологи, а «люди из населения» вдруг сообщают мне, что все, что я говорю на своих лекциях и в статьях, есть у Козлова в книге «Как относиться к себе и к людям». А тут читаю книгу «Истинная правда, или Учебник для психолога по жизни» Н. И. Козлова и вижу свой материал по знакомству в случайной обстановке и многое другое. Нет, я не разочаровался в своем ученике. Талантливый (много прекрасно разработанных сценариев психологических тренингов, глубокие мысли, бойкое перо). Благодарный. «Еще раз спасибо вам, Аркадий Петрович», — говорит в «Истинной правде...». А до этого там же желает мне «доброго здравия». Несколько раз даже процитировал со ссылкой. Воспроизвел, правда чуть-чуть неточно, мою сакраментальную фразу «Я за деньгами не гонюсь, особенно за маленькими», но зато поставил ее эпиграфом к целой главе. А другую целую главу даже озаглавил «Егидес, или Начало пути практического психолога». Здорово, правда? Но это еще не все. В первой книге, где больше всего материала из практики «Маленького принца», говорится следующее: «Я писал книгу прикладную, а не теоретическую... прошу прощения у тех авторов, чьи мысли и образы я... использовал, не всегда на них ссылаясь... Правда, на одного человека я не ссылался настолько часто, что надо сразу его назвать: Аркадий Петрович Егидес... Собственно, благодаря именно ему я начал формироваться как психолог-практик». В наших с ним беседах Николай Иванович мне объяснил: «Ссылаться на каждую использованную мною вашу фразу просто немыслимо — книга пестрела бы вашей фамилией. Но ведь и на Иисуса Христа я не всегда ссылаюсь». Спасибо вам, Николай Иванович. Считайте, что это «спасибо» я произнес два раза. Мне лестно, что вы меня цитируете наряду с Иисусом Христом. Вот только весь вопрос в пропорциях. Сколько раз Его и сколько раз меня. Кроме того, мысли Иисуса Христа печатали не такими тиражами, как мои. И слава Богу. Я не претендую ни на Его роль, ни на Его муки. А сарказмы эти все я вынужден написать и напечатать, дорогой Н. И., для того чтобы меня не обвинили в плагиате ваши и мои читатели. Заодно я бы не хотел, чтобы они приписали мне некоторые ваши мысли. Во-первых, потому что не все из них я разделяю, а во-вторых, потому что чту ваше авторство. Многими из них я восхищен и буду цитировать непременно со ссылкой (уже давно делаю это), как бы часто ваше ФИО ни мелькало на моих страницах.
Разумеется, материал предыдущего абзаца я адресую не одному лишь Н. И. Козлову, но и читателю. И не только для того, чтобы была восстановлена точность, но и в качестве интересного парадокса с цитированием и ссылками.
Сочувственное цитирование со ссылкой — это неисчерпаемый источник синтонов. Острота ли, просто ли умная мысль — все равно. Это признание интеллекта, проявление уважения. И как результат — рост авторитета цитируемых людей. И цитирующих. И наоборот, плагиат или просто замалчивание — это воровство. Ведь интеллектуальная собственность — это тоже собственность. Так что цитировать надо до запятой, от которой пусть и не жизнь человека зависит (вспомним «казнить нельзя помиловать»), но часто — честь. Будем щепетильны.
P. S. к этой главке. Рабочее название этой книги было «Человек общающийся». По глубокой и нравящейся мне аналогии с «человек разумный», «человек умелый», «человек нравственный», «человек играющий». Все это разные сущности явления «человек». Общение, деловое и аффилиативное, — еще одна, далеко не последняя сущность. Но слишком уж философичное получалось название. Оно мне и сейчас нравится своей точностью и лаконизмом. Но многих читателей, для которых написана книга, такое название могло бы не привлечь или даже отпугнуть. Я судорожно искал другое название. И вот оно найдено — «Лабиринты общения». Но его я не придумал. Его подарил мне случайный приятный и интересный человек из купе поезда, подполковник Олег Николаевич Звеков. Спасибо вам, Олег Николаевич, не только за точное, лаконичное и яркое название, но и за предоставленную мне возможность дать пример сочувственного цитирования со ссылкой.
Знакомый познакомил вас со своим знакомым. Теперь вы с ним тоже знакомы... Дает ли это вам основания для сепаратных отношений с ним, с одновременным игнорированием своего первого знакомого? Закон на этот счет молчит. Вроде бы молчит и мораль. И в общем-то, если говорить формально, вы не совершаете подлости. И тем не менее... Уютно ли, хорошо ли в жизни тому первому знакомому, который вам доверился, введя вас в свой круг? Поставьте себя на его место... Будете ли вы в следующий раз столь неосмотрительны, что введете в свой круг человека, который может отодвинуть вас локтем и начать сепаратные деловые переговоры или даже только сепаратные дружеские разговоры? Конечно, нет. Ведь это пренебрежение интересами человека, вытеснение его из его же круга. Ведь человек получает уже меньше внимания от ранее близких ему людей. Учитываете ли вы это? Речь, разумеется, идет о ситуации, когда в принципе все люди неплохие. То есть ваши друзья общаются с введенным в их круг вашим протеже без натуги и довольны этим общением. И ваш протеже не роняет ваш авторитет в глазах друзей. И все же ситуация щекотливая. А вот введенный уже начинает с вашими друзьями сделки. Нет-нет, они честные и не направлены против вас. Но вы в них не участвуете. И всего-то. Ведь он имеет на то право? Да, имеет. Но стоит ли вести себя так, как этот ваш бывший знакомый? Бывший... Ибо через некоторое время все равно вы поссоритесь. Напряженность растет, коль скоро таким образом нарушаются ваши интересы, и при ссоре по любому поводу искры из глаз, которые вы начнете метать, попадут в бочку с порохом.
Итак, все это конфликтогенно. А как поступить, чтобы и волки, и овцы?.. Сыты и целы?.. А просто. Вы включаете своего знакомого, который вас познакомил со своими друзьями, в разговор и в предложения, вы не собираетесь в новой компании без старого друга, зовете его, по крайней мере, каждый раз, когда собираетесь пойти к новым друзьям, постоянно держите его в курсе разговоров с ними, советуетесь, обсуждаете.
КРУГ ДРУЗЕЙ ПРОСТО РАСШИРЯЕТСЯ И СТАНОВИТСЯ БОЛЕЕ КОНСОЛИДИРОВАННЫМ...
Еще лучше (синтоннее), если вы сможете вместе с новыми своими (старыми его) друзьями сделать для него что-то приятное, пусть не материально, пусть только психологически приятное, а материальные выгоды делите тоже по справедливости в соответствии с его вкладом или отдаете ему несколько больше. Почти аналогичная ситуация с введением человека в круг своих идей, которые представляют моральную или материальную ценность. Распространять их или использовать для заработка надо бы только при согласии автора. Иначе — напряженность и конфликты. Кто-то скажет: где же душевная щедрость? Конечно, душевная щедрость это хорошо. Но использовать душевную щедрость друга для личного обогащения, не делясь с ним, нехорошо. Если вы злоупотребите душевной щедростью, вам не будет доверия в дальнейшем. Вы этого хотите? Имеете право. Я только консультант, но «консультант с копытом», и запомните день и час, когда я вас об этом предупредил. Наоборот, неукоснительное цитирование со ссылкой на автора и с его разрешения, включение его в получение дивидендов, ставших возможными благодаря использованию его идей, — вот что станет слагаемыми успеха в делах и личных отношениях с людьми, особенно с близкими друзьями.
У человека есть потребность в оценивании других людей. Умные и глупые. Эрудированные и невежды. Со вкусом и без вкуса. Но есть и особо важные критерии: хорошие и плохие с нравственной точки зрения.
Оцениваем мы не только других людей, но и самих себя.
Но что такое самооценка? Это интериоризированный процесс оценки себя глазами других людей. Если подойти этимологически к термину «интериоризация» (interior — в переводе с латинского — внутренний), то его дословно можно было бы перевести как «вовнутриствление». То есть сначала вас оценивали другие. Потом этот процесс стал внутренним, но сохранившим свое происхождение. Так сказать, «Я — глазами других».
Итак, люди смотрят на вас со стороны. Вы смотрите на них и оцениваете их. И каждый из нас смотрит на себя глазами других. Общаясь, работая, вступая в деловые контакты, мы не можем выпутаться из сетей такого взаимного оценивания и самооценивания. Об этом в свое время говорил В. Леви.
Нас заденет больше, конечно, отрицательная оценка со стороны значимого для нас человека. В фильме «Успех» заслуженная артистка говорит в адрес залетного постановщика спектакля: «Я не вижу здесь режиссера». Но и при меньшей значимости оценивающего получить отрицательную оценку неприятно. Учтем и такое. Меня отрицательно оценивают по малозначимому для меня качеству, и я не претендую здесь на превосходные степени. Скажем, играю на скрипке как любитель, а профессиональный скрипач мне говорит, что у меня недостаточно хорошо получается тремоло. Переживания мои в этом случае не очень велики. Но и здесь скорее неприятно, чем приятно. Если же я претендую, например, на компетентность в какой-то области, то отрицательная оценка ранит сильней ножа. Попробуйте-ка женщине сказать, что она плохая хозяйка.
Проведенные специальные опросы показывают, что себя мы оцениваем чаще всего положительно. И очень боимся отрицательных оценок.
Почему же мы их так боимся? Казалось бы, «подумаешь», но нет, из отрицательных опенок делаются обычно «оргвыводы». Это неинтересный человек, с ним скучно. Это опасный человек — тем более с ним не надо иметь дело. Это бесполезный человек. И т. д.
Отрицательная оценка влечет за собой не только нежелание общаться в принципе или по какому-либо вопросу (например, «ты ничего не понимаешь в искусстве, с тобой не о чем разговаривать»), но это означает, что «и другим не советую». И мы лишаемся нужного общения со значимыми для нас людьми. Далее, от разных людей в связи с утвердившейся отрицательной оценкой могут последовать проявления неприятия, неуважения, пренебрежения. Но может быть и хуже. Неумный, неспособный, значит, не надо давать ему интересную и хорошую работу, за него не надо выходить замуж. Более того, его можно наказать. Потому что отрицательная оценка часто перетекает в обвинения. Одно дело просто неэрудированный. Но ведь из-за этого может произойти, например, авария. От отрицательной оценки недалеко и до самого страшного, до осмеяния. Все это порождает неприятную тревогу. К тому же если я вот так уж совсем плох, то должен становиться лучше, а это потребует дополнительной трудной работы над собой. Значит — опять волнения. Но главное, наверное, в том, что отрицательная оценка сказывается на самооценке. Самооценка-то в результате снижается так же, как снижается самоуважение, если я вынужден согласиться с отрицательной оценкой со стороны окружающих. И поэтому мы чаще всего строим поверхностную психологическую защиту.
Как мы защищаемся от отрицательных оценок? Прежде всего мы не всегда соглашаемся с ними. При этом сначала последует, может быть, просто отрицание вашего отрицания моих достоинств, то есть вашей отрицательной оценки. Нет, я не плохой. Я хороший. Но чаще всего человек не останавливается только на отрицании отрицательной оценки себя. Это была бы лишь пассивная защита. Более же часто встречаются люди агрессивные. Они на отрицательную оценку в свой адрес дают отрицательную оценку в ответ. Нет, это не я плохой. Это ты плохой. Причем ответ может идти в той же плоскости: в моей эрудиции изъяны несущественные, а в твоей существенные. Или в иной плоскости: я-то достаточно осведомленный человек, а вот ты уродина. Для нас важно, что в любом из этих вариантов
ОТРИЦАТЕЛЬНАЯ ОЦЕНКА НАКАЛЯЕТ АТМОСФЕРУ, ВЫЗЫВАЕТ АГРЕССИВНЫЙ ОТВЕТ И ПОРОЖДАЕТ КОНФЛИКТ,
Есть и еще варианты психологической защиты от отрицательных оценок. Не обратить внимания, пропустить мимо. Или внешне согласиться, но внутренне оставаться при своем. Или: да, я в этом отношении имею недостатки, зато в других отношениях у меня много достоинств, а они более важны. Но есть люди плохо защищенные. У них отрицательная оценка снижает их волю к жизни, они утрачивают веру в добро, в себя, в будущее, ухудшается их настроение. Как результат — снижается творческий потенциал.
И тогда встает вопрос:
Итак, в ответ на отрицательную оценку — чаще всего защитная реакция. У человека агрессивного она преобразовывается в конфликтную готовность и в собственно конфликты. Нарушаются и разрушаются отношения и конструктивное сотрудничество. Если мы имеем дело с дефензивным (защищающимся) человеком, контакт тоже расстроится, хотя открытого конфликта не будет. При этом нас заест совесть, если она у нас есть.
В любом случае проигрыш. И поэтому на риторический вопрос, внесенный в заголовок, ответим: не надо.
Не надо еще и потому, что недостатки, как это давно замечено, часто являются продолжением достоинств. Муж — хороший лектор, привык говорить громко и увлеченно в аудиториях, но дома его голос звучит слишком сильно для камерной обстановки. Более того, можно даже сказать, что достоинства — продолжение недостатков. Он хороший лектор потому, что он умеет громко и членораздельно говорить. Андре Моруа в «Письмах к незнакомке» предупреждает, что нельзя уничтожить недостатки человека, не уничтожив его личность.
Поясним, однако, что отрицательных оценок давать не надо только в том случае, когда речь идет о чертах личности, которые не вредят другим людям. Ну а если вредят, если,, например, недалекий человек занимает место и не занимается делом — тогда надо! Потому что это конфликтоген с его стороны.
■ Вот он навязывает свой не очень хороший вкус и задерживает развитие искусства. Или его ханжеские взгляды на секс приводят к абортам, разводам, распространению СПИДа... Или, будучи премьер-министром, он прогнозирует трехкратную инфляцию, а она оказывается стократной. Или...
Много еще этих «или». Мы должны реагировать на его конфликтогенное поведение, дефензивный он или агрессивный, в том числе и отрицательной оценкой тех или иных черт его личности.
Но бывают другие ситуации. Отрицательную оценку моего поступка или черты дал близкий друг, который является моим alter ego, моим вторым «я», который переживает за меня, как я сам, за мой престиж в обществе. К его оценке я могу отнестись как к самооценке. Он дает ее мне не на людях, он не красуется перед ними. Тогда это не конфликтоген, а синтонный посыл. Я просчитался, и он досадует вместе со мной. Если же в роли такого друга я, то форма подачи — кроме того, что не на людях, — должна быть максимально щадящей с подчеркиванием своего в целом положительного отношения. Такая отрицательная оценка целесообразна тогда, когда сам человек меня воспринимает как близкого друга, как свое alter ego. И тогда нужно быть особенно бдительным. Но главная сложность в том, что оценка идет с позиции «на равных». Я = ТЫ. Я тебе говорю, как сказал бы себе. Ты воспринимаешь то, что я говорю, как если бы ты сказал это себе сам. Учтем все же, что положительная оценка моей отрицательной оценки у него больше будет идти от ума, чем от живого чувства. Живое же чувство будет все-таки обидой, хотя и преодоленной.
Отрицательная оценка моего действия — синтон и в том случае, если она дается мне, например, со стороны обучающего меня человека, к которому я соответственно «пристраиваюсь снизу».
Итак, мы, взрослые, не любим отрицательных оценок. И дети их не любят. Но с детьми еще сложнее: ведь взрослый худо-бедно, но сам как-то нейтрализует для себя отрицательные эмоции в связи с отрицательной оценкой. А ребенка потом надо долго успокаивать.
У тех, кто помладше, вообще не получается построить психологическую защиту в виде отрицания отрицательной оценки. Ребенок принимает за чистую монету утверждение, что он в чем-то плох. Он доверяет взрослому, полагается на него, он внушаем. Но пережить мысль, что он плох, тяжело. Для ребенка удар по самооценке особенно невыносим. Сразу — плач. Выдвинутая вперед и дрожащая нижняя губочка. Вам приятно это видеть? Давайте детям отрицательные оценки. У старших дошкольников, однако, уже формируется простое несогласие. Они с негодованием отвергают отрицательную оценку, но тоже часто с плачем. Я не плохой, я хороший. Я умный, а не глупый. В любом случае отрицательная оценка дезорганизует поведение ребенка. Не способствует его саморазвитию. Ухудшает самочувствие.
Поэтому-то добромудрый Сухомлинский просил учителей не ставить вообще оценок на первых порах, лишь постепенно приучая детей к необходимой и неизбежной в конце концов ситуации оценивания. Ну а родители? Часто они почитают, но не читают Сухомлинского. Ведь так и тянет сказать, пусть и в любящей форме: «неумейка», «незнайка», «зазнайка». А житейские отрицательные оценки для ребенка не менее страшны, чем двойка, поставленная в дневник учителем.
Нормальный ребенок обычно легко воспитывается на только положительных оценках. Но и он может расшалиться. Он производит пробы: что позволят, а что нет. Вот он перешел грань. Скажите, что вы бы так не сделали. Потому-то и потому-то. Скажите, что ему это тоже было бы неприятно. Продемонстрируйте, чтобы убедился. Обычно два-три таких сеанса — и ребенок прекращает нецелесообразное поведение. То есть не надо идеализма. Живем мы на грешной земле. Но убедитесь, что вы все сделали, чтобы он понял. И только после этого можно было бы применить наказание временным отказом от общения с ним. Но скажите себе, как оно и есть, что ребенок родился не по своей воле, а по вашей. Он появился на свет потому, что вы хотели самоутвердиться — стать родителями. Помучьтесь — за удовольствие надо платить... Но на самом деле это только с виду муки. Радость от результатов педагогическо-родительского творчества заставит вас воспринимать пробы «непослушания», как воспринимаются первые шаги или как первые слова, которые тоже ведь сначала несовершенны. Так и характер ребенка — в его формировании тоже свои «падения и нечеткое произнесение слов»...
Что в человеке обычно подвергается отрицательной или положительной оценке? Каковы, так сказать, темы оценок?
Наверное, прежде всего это отрицательная оценка личности в целом. Эта тотальная оценка означает, как уже говорилось, что я не хочу с тобой общаться и вообще иметь дело. И другим не советую. Такая отрицательная оценка личности в целом может проявляться не только в более грубом «ты серый человек» или еще более оскорбительном «ты ничтожество», но и просто, например, в незаинтересованности человеком. Вот приятельница вашей жены пришла к вам в дом. Жена ее угощает. А вы вышли к ужину, буркнули формальное приветствие и уткнулись взглядом в «АиФ» или стали выискивать интересные «аргументы и факты» в «Вестях». Не интересует она вас. Ну, что ж, ждите взрыва.
Но можно отвергать личность не в целом. Можно «частями». Например, отрицательная оценка личности может происходить и через отрицательную оценку тех ценностей, которые для нее значимы. Я что-то ценю — ведь это черта моей личности. А если кто-то что-то из моих ценностей резко отрицает, тем более с оскорбительным оттенком, то это оскорбление касается и меня лично. Допустим, я люблю Анатоля Франса, для меня это тончайший юморист, философ, эстет, а кто-то говорит, что это скукотища. Это отрицание моей личности.
Но ценность ценности рознь. Она может носить и характер реликвии. Или даже религиозный характер. Тогда еще сложнее. А если отвергаются ценности, которым человек посвятил жизнь (участвовал, например, в построении казарменного квазисоциализма)?
Нередко отрицательной оценке подвергается интеллект. Популярное «ты дурак» — грубость. Но не то же ли самое означает «ты ошибаешься»? Ведь только форма смягчена. В обсуждении этой темы высказывались и такие мнения. Если более грубо, то даже меньше ранит, потому что это как бы более далеко от истины. Один слушатель выразил это кратко-образно так: «Лучше услышать «идиотка», чем «дебилка», так как в первом случае явное преувеличение».
Вы низкого мнения об эрудиции человека, а то и хуже — заявляете об этом. Опять напряженность и конфликты. Эрудиция... это же камень преткновения во многих интеллектуальных состязаниях. Ну, ладно, конечно, я могу чего-то не знать и быть не глупее. Но упрек в незнании чего-либо, пусть даже не по специальности, задевает. А уж если по специальности — то тем более. Особенно малоприятно, если тебя уличают в неграмотности, то есть в том, что ты не знаешь чего-то, что знают все.
А что значит опровергать человека, какие-то его мысли, мнения? Положительная это оценка? Или отрицательная?
■ И опять по этому поводу афоризм одного из членов клуба «Маленький принц»: «Получается, что человек не несет истину, а несет чушь...»
Значит, и это важно в качестве элемента целостной оценки личности.
Часто оценке подвергается вкус человека: «Да, со вкусом у тебя всегда было неладно». Или более тонкая шпилька: «Сейчас так не одеваются».
Подвергается сомнению или отрицанию наличие чувства юмора. Ну, попробуйте: скажите, что у человека нет чувства юмора... Улыбаться больше от этого он не станет.
А вот человек претендует на признание своего творчества, а вам оно не нравится: «Он занимается ерундой!» Имеете право отвергнуть? Да. Но и здесь за удовольствие надо платить. За удовольствие сказать правду-матку придется платить одиночеством.
Все может быть подвергнуто отрицательной оценке и отвергнуто. Родственники, друзья, клан, этническая общность... — и все это зоны конфликтов.
И самое, пожалуй, тяжелое — это отрицательная нравственная оценка человека. Грубые формы: мразь, мерзавец, подлец, негодяй, сволочь, скотина... Велик набор слов... Но можно резюмировать все это двумя словами «плохой человек» — «редиска», мол... Понятно, что такая оценка нравственного облика вызовет чаще всего негодование и конфликт.
Если человек не согласится с оценками реальных поведенческих фактов, то как он отнесется к приписыванию ему не совершенных им поступков — к клевете?
Обсуждая темы отрицательных оценок, мы поняли, что они могут быть не только грубыми, но и тонкими. Но от этого они не перестают быть конфликт сменными. Так что для поддержания хорошего микроклимата надо избегать и тонких отрицательных оценок.
Если мы даже не произносим слов, отрицательная оценка может быть выражена непроизвольно нашей мимикой, жестами, позами, интонациями. Еще раз об ироничном «спасибо»: оно может означать отрицательную оценку сделанного вами. А настойчивое «спасибо» — призыв прервать вашу затянувшуюся речь. Надо тщательно следить и за этой частью нашей коммуникативной жизни.
Что толкает нас на отрицательную оценку? На этот вопрос большинство быстро находит ответ: у человека на самом деле что-то достойно отрицательной оценки. Что ж, если это так, то стремление оценить человека по заслугам отрицательно — вполне приемлемо? Но вот что любопытно. Нами был проведен такой опрос: какие оценки мы слышим чаще? Из 300 опрошенных 95% ответили, что отрицательные. Чем объяснить такое впечатление? Неужто отрицательного в человечестве в самом деле больше, чем положительного? Ведь для оценивания каждого отдельного человека точкой отсчета должно служить само человечество, а не идеал нравственности, не полубог Иисус и не сам Господь Бог. Человек — мера вещей. Но более того, человек — мера и людей. Тогда возьмем все и перемешаем, и получится «фифти-фифти»: 50% в человечестве хорошего, 50% — плохого. Кто не грешен — пусть бросит в меня камень. А нас тянет видеть не 50 на 50, а преимущественно плохое.
Тому есть несколько причин.
В биомире, откуда мы пришли, опасность поджидала повсюду. У наших предков должна была развиться избирательная настороженность по отношению к отрицательному. Вот ее-то и получили мы в генетическом коде. А в мире более возвышенном, куда мы идем, куда зовет нас человеческая совесть, мы должны, наверное, преодолеть этот биогенетический анахронизм. И быть более объективными людьми. Лучше осуществлять тезис: «Ищи в людях хорошее!» Плохое ведь и само лезет в глаза. Отсюда необъективность. Уравновесим нашим старанием биогенный страх перед плохим. Создадим в нашем внутреннем взоре более приятную, безопасную среду. Меньше в связи с этим будем огрызаться. И даже мимика и жесты будут потом у нас мягче. И люди тоже будут по отношению к нам добрее, и мир вокруг станет реально безопаснее.
Кроме того, к положительному мы привыкаем, и оно перестает нас удивлять и восхищать. Ну сколько можно восторгаться красотой жены... Привыкаем. А к отрицательному — к гвоздю в сапоге — привыкнуть трудно. И опять же это все «в пользу» отрицательного. Оно лезет в глаза. Ох, сколько иррациональных тенденций надо в себе преодолеть!
И это еще не все. Говорилось о психологии превосходства. Как общее к частному все это относится и к психологии оценивания. Вопрос, как оценивают себя обычно по тому «параметру», по которому оценивают отрицательно другого? Из 300 опрошенных 93% ответили: «Положительно». Часть респондентов ответила, что может быть такой вариант: ты плохой, но и я плохой. Мы оба плохие. Что ж, такой вариант возможен, но определяющим является первый.
Итак,
ДАТЬ ОТРИЦАТЕЛЬНУЮ ОЦЕНКУ ЧЕЛОВЕКУ — ЭТО ВОЗВЫСИТЬСЯ ЗА СЧЕТ ЕГО УНИЖЕНИЯ.
Понятно, что этот мотив часто камуфлируется, маскируется в глазах самого субъекта и в глазах окружающих стремлением к объективности. Но тотчас же самоуважение уменьшается, как только это становится ясно.
Не упустим из виду, что если вы студент и сказали другому студенту, что это, мол, чушь, то такая ситуация менее конфликтогенна, чем если вы, будучи студентом, сказали это же преподавателю. То есть если вы даете отрицательную оценку человеку, который выше по статусу или возрасту, то это воспринимается острее, чем если вы в позиции «на равных». Следовательно, надо учитывать еще и взаимные пристройки друг к другу.
Если самовозвышение за счет унижения другого оценивается даже нами отрицательно, то другим людям это заметнее. Нас осудят. А мы все же хотели бы положительной оценки.
Еще одна тонкость. Оценивая кого-то отрицательно в присутствии третьих лиц, я себя идентифицирую с этими третьими лицами, а они идентифицируют себя со мной. Им я делаю комплимент, как и самому себе: мы выше того, кого мы оцениваем отрицательно. Я активен здесь, а они, третьи лица, пассивны, я объединяю себя с ними и противопоставляю уже «нас» ему. Это как бы выгодно. В их адрес это син-тонный посыл, чем я их подкупаю, а они берут эту моральную взятку. Ситуация нечистоплотная.
Сказать «ты дурак» — труднее, чем сказать «он дурак». Второе поэтому встречается чаще, хотя это в принципе так же безнравственно. К слову, чаще это бывает за глаза, но и в ситуации лицом к лицу так легче получить свои психологические дивиденды превосходства.
Ну а еще почему? Почему нам милее в человеке отрицательное?
Тенденция оценивать человека отрицательно может восприниматься как смелость. Ведь, подчеркивая недостатки, вы натолкнетесь на его сопротивление. И не каждому под силу преодолеть такое сопротивление. А если другие солидарны с вами, но не осмеливаются говорить — то моя смелость еще похвальнее. Ну а если в противовес даже похвалам других в адрес какого-либо человека вы решаетесь на отрицательную его оценку, то в наших глазах это граничит уже с героизмом. Я объективен. Другие — конформисты. Я не сливаюсь с массой. Я нонконформист. И это плюсуется к самовозвышению за счет унижения партнера. Самоуважение растет.
В опасных случаях, когда я отрицательно оцениваю стоящих у власти или хотя бы противоречу похвале в их адрес со стороны партнера, — такой нонконформизм и в самом деле достоин уважения. Но когда вразрез с мнением других — и неопасно, это похоже на нравственное кокетство нонконформизмом: вот старшие, ветераны, любят Клавдию Шульженко, а я низвожу ее, расцениваю как малоинтересную певичку.
Мотивы отрицательного оценивания, конечно, присутствуют все вместе, в какой-то пропорции. Может быть, превалирует действительно стремление к объективности. И в этом случае, если партнер объективно плох и занимает чужое место, нанося этим обществу ущерб, его и надо оценить отрицательно. И пусть при этом другие мотивы (самовозвышение, например) все же реально видны, бог с ними, главное все-таки — первый мотив. Но лучше, если мы будем задаваться вопросом: мое отрицательное высказывание мотивируется попыткой самовозвыситься за счет унижения партнера или стремлением к объективности? — и честно себе на этот вопрос отвечать.
Сказанное заставляет с осторожностью относиться к желанию дать отрицательную оценку. Всегда надо иметь в виду эти дополнительные моменты, искривляющие в отрицательном направлении наши впечатления.
Сама по себе эта ситуация приятна или неприятна? Мои опросы показывают, что большинство людей ее расценивают скорее как неприятную. Почему? А потому, что в ситуации оценивания провоцируются отрицательные оценки. В обычном общении отрицательные высказывания в какой-то мере сдерживаются стремлением к вежливости.
Боязнь ситуации оценивания определяется еще и обстоятельством, о котором мы уже говорили, плохое лезет в глаза, в то время как хорошее мы советуем в людях тщательно искать. По опыту я поэтому тревожно ожидаю: сейчас начнут искать не хорошее, а плохое (мне кажется, конечно, что «во мне больше хорошего», а они будут «искать плохое»).
Это на бессознательном уровне прогнозируется человеком, он трепещет, старается избежать ситуации оценивания.
■ Известно, что начальство не любит тестироваться. Кто знает, какими будут оценки. Ну, если хорошего найдут больше и, например, все же изберут большинством голосов на какой-либо пост, то стоит потерпеть. А если изберут другого? А ты услышишь только отрицательное о себе?
Тревога на эту тему реальна. Неприятно переживать поражение и неприятно предвкушать возможное поражение.
От неприятной для партнера позиции оценивания или, скажем острее, позиции оценивателя надо отказаться. Если, конечно, нет необходимости, как, например, во время выборов, когда мы не можем реализовать свое право на агитацию против, не давая отрицательных оценок альтернативным кандидатам; но и здесь имеет смысл быть все же мягче.
Прежде всего задать себе вопрос: идеален ли я? Ответ понятен — идеальных людей нет. Значит, я должен воспринимать отрицательные оценки как неизбежность. Смириться с их возможностью. Отрицательные оценки могут идти от людей явно не вашей ориентации. Так что это хорошо, значит, вы человек со стержнем. А люди — они тоже имеют право на суждение. Значит, и на осуждение. И это тоже неизбежность. А раз неизбежность, то лучше постараться отнестись ко всему философски и вести себя спокойно.
Надо признать критику обоснованной в той части, в которой вы ее таковой считаете (найти и самому основания — вы же не идеальны!). И далее, если партнер не прав по существу дела, проводить мягкую конфронтацию, жесткую конфронтацию и управляемый конфликт по тем примерным алгоритмам, которые будут разобраны в дальнейшем.
Избегать отрицательных оценок — это проявление нейтральности, которая будет работать пусть на «холодный», но все же мир. Отметим, однако, что даже нейтралитет — задача тоже трудная и требует внимания, усилий и некоторого навыка. Мы часто задеваем человека, хотя и не ставим себе такой цели. Надо предотвратить и нечаянную нашу агрессию, проявляющуюся в отрицательной оценке. Легче следить за собой, когда наши бессознательные механизмы выдают наружу оценку личности человека в целом или пусть только его отдельной черты. Но сплошь и рядом затрагиваем его ценности. Чтобы этого не происходило, имеет смысл до каких бы то ни было высказываний при партнере насчет искусства, политических дел и тому подобного уяснить и даже изучить ценностные ориентации партнера, его вкусы, взгляды, религиозные и политические убеждения, предпочтения. Чтобы нечаянно не задеть реликвий или хотя бы малых, но все же значимых ценностей. И если это непринципиально, то не высказывать отрицательного мнения по этим поводам.
Изучать можно «методом наблюдения» за его высказываниями и полемикой с другими людьми. А можно и с помощью тактичных расспросов. При этом вопросы должны носить информационно-уточняющий характер, без намеков на возможные отрицательные оценки с нашей стороны. Если оценки чего-либо, исходящие от партнера, тоже отрицательные, то вы можете солидаризироваться с ним. То есть речь идет о том, чтобы все время до вступления в контакт и в процессе контактирования осуществлять ориентировочную деятельность. Вот примеры спокойно-уточняющих фраз:
• А как быть с таким фактом?
• Учитываешь ли ты следующие моменты?
• Я слышал мнение, которое противоречит вашему. (Изложить.) Что возразить в ответ?
• Если мы пойдем от обратного, то как ты это прокомментируешь?
Ну а что делать, если все же выявились серьезные расхождения во взглядах, что же, во имя мира в миру вообще не высказываться? Да нет же, тогда и жить скучновато, достоинство наше страдает и мы теряем возможность влиять в разумных пределах на других людей... Нет, мы не столь беспринципны. Если взгляды партнера не антигуманны (если антигуманны — конфронтация и управляемый конфликт, о которых, повторим, разговор впереди), то без отрицательных оценок, направленных на них, мы вполне можем высказать свою точку зрения. Но!
■ Перед этим показать, что мы понимаем обоснованность и его суждений. Привести те основания, которые мы увидели. Предположить, что есть и другие основания, которые мы еще просто не видим. И если они нам будут разъяснены, мы, может быть, примем их.
Когда такие разъяснения вам даны, но они вас не убедили, вы можете сказать, что все же вы пока больше склонны остаться при своем мнении. Но «я могу оказаться не прав», и «мы можем продолжить обсуждение (не спор!)». Например. Мне не нравится рок-музыка, а нравится классика. А партнеру — наоборот. Я говорю ему, что многим, конечно, рок нравится, исполнителям рок-музыки не откажешь в темпераменте, впрочем, я, наверное, ретроград, и мне больше нравится Бетховен, но надо еще вслушаться, и может быть, понравится и рок.
В таком варианте я проявляю свою личность, не отрицая другую. Обе точки зрения имеют права гражданства. Я некатегоричен. Небезапелляционен. Я уважаю ценности партнера, несмотря на несовпадения их с моими ценностями. Я тоже могу ошибаться. И тогда не перекрывается путь к диалогу.
Впрочем, и для такого мягкого противопоставления всегда ли есть основания? Может быть, и этого не надо? Может быть, его все равно не переделаешь. А стоит ли переделывать? Будем осторожны. Кто мы, почему мы так решительны в попытке воздействовать? Мы любим Бетховена, но, может быть, нам недоступен Шенберг... Так стоит ли противопоставлять (и возвышаться) свой вкус вкусу человека, предпочитающего Пугачеву?
Постараемся быть максимально терпимыми к партнеру. Пусть и здесь поработает психотехника безопасности.
Демонстрируя деликатное отношение к ценностям партнера, мы не только удаляем конфликтогены, но и проявляем синтонность. И он почти наверняка отметит это. Противопоставлять же при необходимости имеет смысл не свой взгляд, а некую конструктивную позицию. Давайте, так, мол, и так, вслушаемся, подумаем вместе.
Нейтральным поведением в плане оценок мы можем считать и совместную отрицательную оценку. У нас у обоих отвратительный почерк. Мы оба не подумали о последствиях. В «Маленьком принце» вспомнили фольклорное «это по-нашему, по-дурацкому». Ну что ж, если не для употребления, то запомнить обсуждаемые положения эта фраза поможет. Совместность отрицательной оценки многое смягчает. Но учтем, что все-таки только смягчает. Партнеру уже не так обидно. Но все же может быть неприятно.
Отметим специально и такой достаточно тонкий «сюжет»: опасно давать совместную отрицательную оценку и в том случае, если партнер считает себя выше в той области, где «находится» оцениваемое качество. Положим, медсестра говорит врачу: «Мы оба плохо разбираемся в медицине».
И такая тонкость: человек ждет положительной оценки, а мы проявляем нейтральность. Пустячок, а неприятно. И опять все же в копилку напряженности. Может быть, и не стоит идти на принцип и противопоставлять, пусть и мягко, свою точку зрения? Если опять же точка зрения партнера делу не вредит. Лишний раз показать, что у вас иная точка зрения, — это лишний раз царапнуть самолюбие партнера.
Мы уже говорили, что если человек занимает место, но не занимается делом или, имея те или иные недостатки, вредит людям другим способом, то надо его оценивать отрицательно и ему противодействовать. Но как быть, если недостаток человека вредит ему самому, а мы хотим ему помочь и нельзя никак этого сделать, пока он не осознает этот недостаток.
Мы уже говорили, что проявлением нейтральности является объединение недостатков у себя и «у него». Но это может быть и приемом помощи. Пример из жизни вузовских преподавателей. Один доцент-психолог постоянно произносил слово «катарсис» с ударением на втором слоге, как, впрочем, это делают почти все психологи. (Этот аристотелевский термин, означающий очищение души средствами искусства, в психологии означает очищение души психоаналитическими средствами.) Это было чревато тем, что буквоеды-студенты, невротически компенсирующиеся уличением преподавателей в грамматических и прочих ошибках, могли его «уесть», так как в словарях ударение падает на первый слог. (Как произносил Аристотель, вряд ли можно сейчас установить.) Его другу доценту-искусствоведу надо было предотвратить такую возможность. Когда в очередной раз психолог произнес это слово с ударением на втором слоге, искусствовед сказал:
— Ты знаешь, я тоже все время говорил «катарсис», но где-то краем уха слышал, что надо «катарсис». Может, взглянем? — взял словарь с полки, и — ба — действительно: катарсис.
Ну а вот если сестра ваша одевается, как вам кажется, безвкусно, как быть? Да, ко всему надо подходить творчески, не только в эстетике, но и в этике. Что-нибудь придумаем. Ну, типа... Взять самой «Бурда-моден», спросить, пойдет ли это вам, вызвать младшую (а может, и старшую) на разговор о том, что кому идет, высказаться в том смысле, что ей идет, на ваш взгляд (Кать, а ты как думаешь? — включить в худсовет подругу), вот этот комплект... Смотришь, сестра и сама подумает и переориентируется на более подходящие фасоны...
При оказании помощи надо обращаться к компетентным источникам, себя расценив как не вполне компетентный источник.
Этот тезис был уже провозглашен. Так же как и то, что недостатки — продолжение достоинств, достоинства — продолжение недостатков. Так что если говорить о пресловутой бочке меда с ложкой дегтя, то не бывает ведь бочки без ложки. И за дегтем неплохо бы не забывать и о меде.
Но разберемся теперь подробнее во всем этом с акцентом на поиске хорошего в человеке. Ведь если мы хотим «теплого» мира, целесообразно обращать свое и окружающих внимание на положительное в партнере. Говорить об этом ему и окружающим. Если что-то в нем достойно восхищения, восхищаться... Люди хотят положительных оценок и искреннего признания их заслуг. Они хотят заслуженной положительной оценки. Восхищение должно быть искренним, непринужденным, естественным, аутентичным, «непроизвольным», как бы «невозможно удержаться от восхищения». Но не надо натужно «восхищаться», если вас это не радует, хотя люди склонны иногда принять даже и неискренние положительные оценки, впрочем, психозащитно расценивая их как искренние. Но лесть большей частью видна и раздражает. Не следует также отмечать позитивы партнера непосредственно перед тем, как обратиться к нему за помощью. Это «шито-крыто» белыми нитками, лучше просто обратиться. Лесть — это ведь манипуляция. И манипулятивную ее природу человек не всегда осознает, но подсознательно чувствует. В то же время, если мы постоянно искренне отмечаем перед партнером и окружающими его плюсы, он будет готов помочь нам в нужную минуту и вообще иметь с нами деловые и дружеские отношения.
Нужно постоянно делать обоснованные комплименты, использовать для этого любой удобный случай. Искать поводы. С другой стороны, надо искать и сами положительные черты в человеке. Подмечая и запоминая. Расспрашивая окружающих с акцентом на поиске положительного в нем. Уясняя и выясняя их в общении и совместных делах. Подчеркнем:
СПЕЦИАЛЬНО СОВЕРШАЕМ ПОИСК ПОЛОЖИТЕЛЬНОГО В ПАРТНЕРЕ,
Проводя такой поиск, надо, наоборот, повысить в себе пороги восприятия отрицательного в человеке. У нас часто наготове формула: «Вы хороший человек, но...» Лучше бы держать в психике в зоне ближайшей актуализации формулу: «Вы хороший человек, и...» Не следует бояться переборщить в этой установке, ведь биосистемы все равно настороже, так пусть больше прорастает человек в носороге, а не носорог в человеке.
Человек в ситуации поиска в нем хорошего чувствует себя комфортно в противовес ситуации оценивания вообще, когда он предполагает, как мы уяснили, что в нем сейчас будут искать плохое.
Темы положительных оценок те же, которые мы обсуждали, говоря об отрицательных оценках: личность в целом, эстетические и этические черты, интеллект, эрудиция, умения, вкус, чувство юмора...
Особое значение имеет для человека признание его творчества. Поэтому искренне восхищаться его творчеством, интересоваться им, подробно о нем говорить, расспрашивать — все это эквиваленты положительной оценки.
Мы уже много говорили о цитировании. Здесь добавим. Сочувственное и со ссылкой на автора цитирование образцов его словесного творчества, научных положений, выдвигаемых им, отдельных умных и тем более остроумных высказываний часто важнее для человека, чем даже материальная забота о нем.
Положительные оценки могут вытекать сами по себе из изложения какого-либо факта. Кто-то кому-то помог. Не замалчивать это — уже позитив.
Окуджавское «давайте говорить друг другу комплименты» может проявляться и в косвенных тонкостях. Вот лектор остановился, записал что-то со словами:
■ — Когда аудитория пробуждает умными вопросами новые мысли, я записываю, чтобы не забыть.
Еще тоньше.
Один старший научный сотрудник в ответ на похвалы со стороны друга в адрес своей книги сказал:
■ — Ты ко мне хорошо относишься, поэтому хвалишь... И получил в ответ:
— Да нет, к тебе я отношусь не очень хорошо...
Как будто хамство. На самом деле тонкий комплимент, говорящий о том, что друг действительно ценит книгу.
Итак, вроде бы ясно, хула — плохо, похвала — хорошо... Но есть сложность, которая в аудиторной ситуации выявляется в следующем виде.
■ Вот мать хвалит пятилетнего ребенка: «Умничка, Ванечка, вынес мусор», — приятно.
Другая ситуация.
■ Мать хвалит такими же словами пятнадцатилетнего сына (усложним условия: при его девочке).
В ответ многие в аудитории улыбаются. Еще одна ситуация. Жена хвалит мужа такими же словами... В аудитории обычно раздается дружный смех.
Ребенок смотрит на мать снизу вверх. Похвала приятна. Муж считает, что отношения должны быть, выражаясь словами мудрого тонкого польского психолога Антони Кемлинского, горизонтальными (берем равноправие, не патриархат). Но действительно, довольно часто жена к мужу относится как к ребенку. А он в этой роли чувствует себя неуютно. Похвала сверху его уязвляет. Подросток борется за место среди взрослых, за равенство, значит, и ему неприятно подчеркивание даже со стороны мамы, что он для нее еще ребенок.
Или вот сюжет. Молодая и талантливая учительница пришла в класс к маститому педагогу-новатору, и до того ей понравился урок, что она прямо при учениках выразила свое восхищение и тоже с использованием слова «умничка». Педагог был физик, а физики, как мы знаем, шутят, — он не растерялся:
— Спасибо, сударыня, я счастлив, профессор меня похвалили.
Положительная оценка здесь шла сверху вниз, в то время как объект-субъект этой оценки считал себя небезосновательно выше оценивающего. Получилось, что, перефразируя пословицу, цыпленок хвалит петуха.
И наконец, еще вариант. Студент преподавателю: «Ваша лекция имела успех». Похвала с позиции «на равных» по отношению к человеку, который адекватно пристраивается сверху. Увы, даже не нейтрально, конфликтогенно-ва-то-о...
В житейском обиходе, в отношениях на работе, в судопроизводстве фигурирует понятие «обвинение». В рассуждениях по психотехнике общения поэтому обвинение тоже должно занять одно из центральных мест. Оно чем-то явно связано с отрицательной оценкой, но и таит в себе что-то еще. Что же?
Отрицательная оценка предполагает и возможную невиновность человека. И не влечет за собой прямо сейчас серьезные «оргвыводы». У него плохо со вкусом, но за это не увольняют и не сажают. А вот обвинение предполагает наказание, то есть более быстрый «оргвывод». Оно как бы санкционирует наказание. Конечно, само по себе обвинение включает и отрицательную оценку, но не исчерпывается ею. Оно потому обвинение, что к отмечаемой отрицательной черте добавляется собственно вина.
ОСНОВНЫЕ ТЕМЫ ОБВИНЕНИЙ - НАРУШЕНИЯ НРАВСТВЕННОСТИ И ЗАКОНА.
Более узкие, чем темы отрицательных оценок. Там может быть не одобрена и эрудиция, например.
Отрицательная оценка и сама по себе конфликтогенна и чаще всего переходит в обвинение. Но что более конфликтогенно? Где более ярко выражена агрессивность человека: в отрицательных оценках или обвинениях? Вопрос риторический — обвиняя, мы жаждем наказания для партнера, «жаждем крови». Итак, обвинения более конфликтогенны, чем отрицательные оценки.
Особенно конфликтогенны ложные обвинения.
Одним из частых вариантов ложных обвинений является обвинение в том, что вы отнимаете что-то, в то время как вы просто не даете чего-то. Например, премия. Почему вы отняли у меня премию? Дети могут обвинять родителей за то, что те не оказывают им помощи после совершеннолетия. Вы обязаны? Нет, только должны. А иногда даже и не должны.
Не надо, например, обвинять, если вас не хотят обслужить в нерабочее время. Врач обязан оказать неотложную помощь, даже если он не «при исполнении». Но нельзя обвинять его за то, что он не хочет лечить вас бесплатно от невроза, если вы не приписаны к его участку... Это уже дело доброй воли. Равно как нельзя обвинять в отсутствии доброй воли. Это конфликтогенно.
Обвинения в бытовой сфере могут быть и более тонкими, носить характер обиды. Я не обвиняю, но обижаюсь.
Обвинение партнера в присутствии третьего может означать, что этот третий выгораживается, это синтонный посыл для него, но за счет обвиняемого.
Кто кого чаще обвиняет в глаза? Вышестоящий нижестоящего или нижестоящий вышестоящего? По данным наших опросов, первый вариант встречается чаще. Понятно, труднее защититься нижестоящему.
А в семьях? Говорят, что жена обвиняет мужа чаще. В доме она компетентнее. Он больше совершает оплошностей. Она знает, «где придраться». Кроме того, в молодом возрасте жена более защищена (смотри главу «Всласть ли власть?..»).
психологическая защита в нескольких вариантах.
• Отрицание вины в душе (только в душе).
• Отрицание вины вслух, на людях.
• Поиск третьего лица (или обстоятельства), на которое можно переложить вину, но если оно не находится, то...
• Ответное обвинение по той же позиции. В этом не я виноват. В этом (или таком же) ты виноват.
• Ответное и более сильное обвинение по другой позиции. Например: я пролил суп, а ты на рынке двадцать долларов потеряла.
В результате таких психозащитных психологических действий, будь они более активны или более пассивны, расстраиваются отношения. В ответ на них агрессивные личностные психотипы дадут агрессивную реакцию, и будет конфликт. Дефензивные (защищающиеся) же психотипы дадут дефензивную же реакцию, зажмутся, в результате чего сотрудничество станет хуже.
Практически все, что мы говорили о причинах отрицательных оценок, можно повторить и здесь, с поправками на более выраженную агрессию.
На первый взгляд мы хотим вывести на чистую воду виновника отрицательных событий. Вызвать у него чувство вины. Хотим, чтобы все услышали: он виноват, пусть люди его опасаются. Но это выдаваемый на поверхность мотив. Может быть, он и в самом деле есть. Но есть и другой, часто более важный мотив, который камуфлируется первым. Я бы так не сделал, потому что я умнее, нравственнее, ответственнее и вообще лучше... Значит, опять главное — это самоутвердиться за счет другого. Но гуманны ли мы будем в своих глазах и глазах других людей? Кстати, когда я в лекционных аудиториях спрашиваю, на кого больше нападают с обвинениями — на зубастых или на козлов отпущения, все говорят, что на козлов отпущения. В нас сидит экстрапу-нитивный чертик. Запомним термин: «экстрапунитивный» — с направленностью обвинения вовне... Вот мы сами споткнулись о камень, а вспоминаем черта... Это экстрапунитивный чертик срабатывает.
Итак, я бы так не поступил, не сплоховал... Я совершеннее, лучше... Вот оно поверхностно психозащитное...
А если человек, которого мы обвиняем, реально выше, интереснее... Тогда ситуация похожа на ту, когда моська лает на слона... или на благородного ньюфаундленда. Он идет спокойно, а она, невротичка, лает. Шла бы с ним рядом, и ей часть его славы досталась бы. Но она хочет его запугать. Невротизм. Запомним, это же от бессилия.
Опять-таки скажем себе. Если человек дает нам серьезный кон-фликтогенный посыл, то мы имеем основание в качестве ответной реакции применить и обвинение: он нарушает законы, этику... Но если ущерб невелик и он не хотел, а все получилось нечаянно, если действительно обстоятельства были превыше, вынудили и он не так уж виноват, то не стоит обвинять. Разберемся хорошенько в себе и в своих мотивах. Зададим вопрос: чего больше я хочу добиться своим обвинением — реального улучшения дел в обществе или самовозвышения за счет унижения партнера? И если первое превалирует, ну что ж, тогда — с Богом, пусть обвинение сделает свое праведное дело. А если второе, то, может быть, лучше воздержаться.
Обвинения нужны только в том случае, если без них человек не устраняет свои конфликтогены. Но это уже тема реагирования на них. А так целесообразно практиковать по крайней мере нейтральное коммуникативное поведение.
Проявлением нейтрального коммуникативного поведения, понятно, и было бы отсутствие обвинений. Надо только помнить, что экс-трапунитивные тенденции могут прорваться невербально в мимике, в интонациях, в жестах. Оттормозить и их. А еще лучше, если будет собственно гуманистический настрой, тогда и не будет лишних нежелательных элементов на невербальном уровне.
Отсутствие обвинений иногда все же предполагает скрытое обвинение. Ведь партнер часто чувствует свою вину. Поэтому нейтральное отношение, скорее всего, выразить лучше так, чтобы обесценить простительный проступок. Типа: ерунда, бывает... Не стоит беспокоиться...
Возможен еще один вариант нейтральности, наоборот, слегка утяжеляющий моральное положение партнера. Мы оба виноваты. Объединение вины, конечно, не прямое обвинение. Партнеру не так обидно. Но все же, хотя и вместе со мной, ты виноват.
Синтонным противовесом обвинению будет стремление оправдать партнера по общению в случае самообвинений или обвинений со стороны окружающих. Вы находите объяснения в обстоятельствах или в действиях других людей. Последнее целесообразно только в том случае, когда вина этих людей доказана и серьезна, иначе это будет неоправданным конфликте генным посылом в их адрес.
Но наиболее эффектным и эффективным синтонным посылом является наше самообвинение. Причины любого человеческого события — в действиях людей и обстоятельствах. Очень часто, если вы взаимодействовали с человеком, можно найти долю, пусть небольшую, и своей вины. Опять-таки кинь в меня камень, коль безгрешен.
■ Вот муж пролил суп. Конечно, он должен быть осторожнее. Но вы налили супа слишком много. Или жена умывалась перед вашим совместным походом в кино и не завернула как следует кран. Приходите — в ванной лужа. Перед уходом надо было проверить краны. Но ведь вы уходили вместе с ней, и вам тоже не пришла в голову мысль об этом.
Итак, не затрагивая той части вины, которая все же лежит на партнере, говоря только о своей части вины, вы берете как бы всю вину на себя. Самообвинение! Оно может быть смягчено мягким юмором, направленным на себя же. Один участник клуба «Маленький принц» рассказал: — Когда мне наступают на ногу в автобусе, я теперь не говорю, как раньше: «Куда вы своими каблуками?» А говорю так: «Я в давке подставил вам свою ногу, и вот вы стоите у меня на ноге. Но это немножко больно...» И что же? Не было ни разу, чтобы кто-нибудь придавил еще больнее и сказал бы: «Ну, вот и нечего расставлять свои ноги!» Наоборот, всегда была обескураженная улыбка. И «нет, что вы, это я такая неуклюжая». Извинения. И даже дальнейший разговор в приятных тонах. Рассказ подтверждает общие положения, которые стоило бы учесть. В то время как — вспомним — обвинения приводят к ответным обвинениям,
САМООБВИНЕНИЕ ПОРОЖДАЕТ САМООБВИНЕНИЕ.
Ожидать можно было бы — так часто и возражают против приема самообвинения — в ответ на самообвинения усиления обвинений: «да-да, ты виноват!». Но парадокс достаточно легко объясняется. Если я беру всю вину на себя, освободив тебя от тягостного чувства реальной вины, то я поступаю благородно. Захочет ли человек в своих глазах, в ваших глазах и в глазах окружающих выглядеть менее благородно? Для большинства людей это вещь невозможная. И он тоже берет вину на себя. Ваше синтонное поведение работает все на ту же психотехнику безопасности. Здесь как в шахматах. Вы хотите своему другу дать фору, но это значит, что он заведомо признает себя менее совершенным. Он «не позволит вам дать ему фору».
Для того чтобы самообвинение не принималось за самоуничижение, мы должны зарядиться мыслью, что обучены, сильны и что это сдержанность и доброта сильного человека. Если же партнер продолжит вести себя конфликтно, то никогда не поздно вступить с ним в мягкую и жесткую конфронтацию и управляемый конфликт. Так сказать, «мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути». Запаситесь терпением и проведите в аналогичных ситуациях 10—15 раз прием самообвинения и только потом оказывайте сопротивление. Мы специально преувеличили. На самом деле этого не потребуется. Ваше терпение сработает на второй-третий раз положительно. Если рассуждать локально, то и в каждом отдельном случае мы добьемся нужных результатов. Но можно рассуждать и глобально. Ведь все видят вашу доброжелательность, справедливость. Это воздействует на окружение в целом. Добрый пример тоже заразителен. Мотив «я не менее благороден» очень хорошо работает в подавляющем большинстве случаев.
Самообвинение и в самом деле благородно. Когда человек чувствует себя виновным, то испытывает напряжение, мы снимаем с него это неприятное переживание и берем на себя. В жизни человечества страдание за и для других людей, взятие на себя их грехов и вины имеют столь большое значение, что в христианской мифологии это занимает центральное место.
ИИСУС ХРИСТОС СТРАДАЛ ЗА ЛЮДЕЙ, ВЗЯВ НА СЕБЯ ИХ ГРЕХИ.
И как по-детски, но парадоксально-точно сказала пятнадцатилетняя участница клуба «Маленький принц», за это ему ставят памятники по всему миру. Пусть в какой-то мере, хотя бы на уровне общения, если вина человека невелика и непреднамеренна, мы последуем тому примеру, который показал нам Иисус.
Так или иначе — принять на себя вину партнера, оправдать его действия обстоятельствами, справедливо признать вину другого человека, а не партнера — означает стремление активно снять вину с партнера.
Попытка обелить себя, если ты в действительности виновен, кон-фликтогенна. «Плебеям свойственно страстное самооправдание», — говорил Ницше.
Нейтральным поведением здесь является признание своей вины. Об этом писал Дейл Карнеги. Виноват — сдавайся. Надо в соответствующих приемлемых для своего достоинства словах принести извинения и заверить партнера в возмещении материальных, временных и моральных издержек (и возместить их!). Обычно срабатывает механизм психологической защиты: принося извинения, я себя унижаю, считает человек, и пытается обвинить в ответ справедливо обвиняющего партнера по той же или по другой позиции. Это поверхностная психозащита. Если вина очевидна для вас, то она тем более очевидна для других. Наоборот, чистосердечное раскаяние с заверением в действенных извинениях расположит к вам людей, ведь оплошать может каждый, а извиниться нечванливо — нужна интеллигентность. Действенность извинений с активным возмещением ущерба тоже сработает в вашу пользу. Самообвинение в том случае, если вы реально виноваты, не будет синтоном, это будет проявлением справедливости, нейтральности. Тем не менее в силу того, что обычно люди ведут себя несправедливо-агрессивно, признание своей вины воспринимается как синтон, аналогично тому, что простое соблюдение этикета — женщина уронила, мужчина поднял — тоже расценивается как синтонное действие, в то время как и оно лишь нейтральное.
Здесь уместно вспомнить высказывание Оскара Уайльда: «Когда со мной сразу соглашаются, я чувствую, что я не прав».
Смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно. И мы смеемся. Положительные эмоции, обусловленные смехом, действуют на психику оздоравливающе. Заразительный смех — физкультура. Веселое общение сближает людей. В одном советском посольстве иностранцам крутили «Пес Барбос и необычный кросс», после чего с ними легче было договориться.
Справедливости ради скажем, что в общем и целом в каждом человеке можно найти смешные черты. И в себе есть над чем посмеяться. Но часто ли мы смеемся над собой? Да нет. Как-то все больше друг над другом или над отсутствующими.
Вот какой-нибудь остряк, скорее всего самоучка, потешается над недотепой... Плоские его шутки. Но мы смеемся и на плоские, не задумываясь ни на секунду, каково недотепе. А что нам-то, это не над нами, а нам «все же радость задарма», как сказал поэт Евтушенко устами Стеньки Разина. А если самому пришла в голову острота, тут уж тем более надо сразу высказываться, нельзя не остановить это прекрасное мгновение. И не подозреваем мы, что это моральная смерть наша, что это Мефистофель над нами дьявольски подшутил, потому что большего огорчения человеку, чем осмеяние, ничто доставить не может.
Мы задавали в разных аудиториях довольно каверзный вопрос. Каверзный постольку, поскольку никто не признается в отсутствии чувства юмора. Положа руку на сердце, ответьте: когда над вами смеются и шутка даже явно дружеская, доброжелательная, вам скорее приятно или скорее неприятно? Мало кто слукавил и сказал, что скорее приятно. Да, скорее неприятно. Итак, даже на этот каверзный вопрос люди, если их призвать к искренности и дать для смягчения эту психозащитную соломку в виде слова «скорее», отвечают правдиво. Да, скорее неприятно, или просто: неприятно. И человек переживает, старается растворить осадок. Даже когда юмор явно незлобивый, то все равно — «пустячок, а неприятно». А когда человек боится, что подумают, мол, он без чувства юмора, и делает вид, что ему хорошо, когда над ним смеются, то ведь всем видно, что это только вид.
■ Вспомним, как в фильме «Чучело» героиня впервые появилась в классе. Она выстояла под градом насмешек, но чего ей это стоило.
Итак, неприятно. Но почему?
Зигмунд Фрейд, глубоко покопавшийся в человеческих бессознательных мотивациях, расценивал юмор как символическое уничтожение врага. Уничтожение — цель неприкрытой и яростной агрессии. А тут символическое, прикрытое, замаскированное. Но уничтожение. Возьмем другие агрессивные проявления: безапелляционность, обвинения, авторитарность... Отрицательную оценку человека в целом или отдельных его качеств (интеллекта, эрудиции, вкуса, реликвий). Все это малоприятные вещи, но это еще не уничтожение, а вот юмор — уничтожение, Фрейд абсолютно прав. Ведь лучше сквозь землю провалиться, чем подвергнуться осмеянию. Вспомним, для того чтобы спровоцировать дуэль, писали эпиграммы. Перед тем как начаться военным действиям, появляются карикатуры. А знаменитое письмо запорожцев султану? «Що ты за лыцарь, якщо не вмиешь голою... йижа вбыты?» Попробуй тут после этого не выставь против этой ватаги на смерть лучшие свои войска. Ведь дело идет о твоей султаньей чести. А когда высмеивают, в голове мутится. Кровь к ней приливает, а потом, как видим, и чья-то кровь проливается.
Ну, то запорожцы, гусары, рыцари. А как в нашем простом и неромантическом быту, в семье, среди друзей? В. А. Сухомлинский в книге «Мудрая власть коллектива» описывает такой случай.
■ Малыш-первоклассник рассыпал пирожки. Над ним все посмеялись. А он упал в обморок.
Это серьезная дезинтеграция сознания. Мы в обморок не падаем, когда нас высмеивают, но сознание тоже дезинтегрируется, пусть и не в такой степени. Мысли путаются, идет судорожный поиск достойного ответа, а когда ответа нет, то ничего, кроме междометий, мы не произносим. И не только сознание расстраивается. В организме разыгрывается вегетативная буря: язык сухой, прилипает к небу, едва ворочается во рту. Человек краснеет или бледнеет, покрывается липким потом. Все это приводит к снижению самооценки: он может меня высмеять, а я его — нет. Тягучая обида, ненависть, жажда мести.
Неуютно человеку, над которым смеются. Так и хочется вместо «шутка» сказать «жутка». Но можно сделать, чтобы ему было еше хуже. Потребовать: пусть он смеется вместе с вами над собой. А если не засмеется, сказать, что у него нет чувства юмора. А если не засмеется и после этого, да еще, не дай бог, будет обижаться, а то и огрызаться, то можно сказать, что, мол, если чувства юмора нет, то это надолго или даже навсегда. Вот так. Садисту ведь мало всадить нож, надо его еще и повернуть в ране, чтобы было побольнее, а то еще и посмотреть жертве в глаза, чтобы насладиться ее муками.
Некоторые люди, являющиеся мишенью для насмешек, становятся подавленными, не могут нормально работать, чувствуют себя неполноценными. Из-за постоянного страха быть осмеянным такой человек старается меньше появляться на людях...
Но юмор — не только символическое уничтожение врага. Это и возвышение себя. Ведь это он смешной, а я не смешной, я остроумный. Уточним, однако: юмор — это самовозвышение за счет унижения другого. Парадокс, о котором мы уже говорили. Человек хочет возвыситься, снискать уважение и переполниться самоуважением. И может быть, в плане юморотворчества это состоялось. Однако поскольку он самоутверждается за счет другого, то должен понимать, что в нравственном плане он стоит низко. В результате таких простых рассуждений исчезает основание для самоуважения личности в целом.
Но, скажут мне, вы путаете юмор и сатиру. Это сатира — разрушительное осмеяние с позиций превосходства. А юмор — это смех над человеком с долей сопереживания и сочувствия. Так, по крайней мере, написано в Энциклопедическом словаре. Это верно. Написано. Но тот, кто смеется над человеком сатирически, а не юмористически, сам все равно называет это юмором. Атот, на кого направлен даже самый мягкий юмор, как уже отметили, испытывает дискомфорт. Так что в житейских ситуациях академическое деление на юмор и сатиру не принимают сами люди. Скажем так: сатира — это жестокий юмор, а юмор — смягченная сатира. А может быть, и так: сатира — это юмор, направленный на человека, а юмор, не направленный ни на кого, — это не сатира. Из словоупотребления следует как раз такое двоякое толкование. Для нас важна не логическая чистота определений, а психологическая суть.
Сатира предполагает обвинения. Высмеивая кого-то сатирически, мы считаем, что он именно виноват в чем-то. «Юмор на партнера» предполагает только отрицательную оценку, но не обвинения. Отметим в то же время, что он труднее для партнера, чем просто отрицательные оценки. Ведь от них относительно легко защититься, как мы говорили, отрицанием вашего отрицания. Юмор, направленный на партнера, тяжелее для него, чем даже обвинение, потому что от него относительно легко защититься ответным обвинением, в крайнем случае благодаря перескакиванию в другую плоскость (я наследил, а ты каждый раз опаздываешь). От насмешки защититься трудно. Тем более трудно защититься от сатирической насмешки. Почему? Тут свои тонкие психологические нюансы. Даже если я не менее талантлив, все-таки партнер первый высмеял, а мне может не подвернуться сию секунду удачной мишени в партнере (все же юмористические находки в значительной мере зависят от «благоприятного» стечения обстоятельств, наталкивающих на остроту). С другой стороны, я в худшем положении, так как высмеян первым и уже несколько выбит из комфортного психологического состояния, располагающего к творчеству, в том числе юмористическому. И наконец, я могу быть менее талантлив в юморотворчестве, чем партнер, и проиграть ему именно поэтому. Именно это делает «юмор на партнера» и сатиру более сильным оружием в борьбе за справедливость, но и более опасным для нашей нравственности источником напряженности, с помощью которого можно возвыситься в собственных глазах за счет унижения партнера и проиграть в глазах окружающих...
Утверждая, что «юмор на партнера» более неприятен, чем обвинения, мы имеем в виду, что обвинение и юмор направлены по одной позиции, то есть я обвиняю и высмеиваю тебя за то, что ты разбил чашку. А если я обвиняю в убийстве, а высмеиваю всего-навсего за картавость, то обвинения, конечно, более значимы.
На юмор люди реагируют юмором же, то есть скрытой агрессией, высмеивая в ответ. Ну а если ты неталантлив в области юмора и не владеешь внушительными неюмористическими «аргументами» (дать «в морду», не дать заработать), то обида и открытая агрессия обнаруживают твою слабость. Можно расплакаться и вызвать унизительную жалость к себе, можно оскорбить и вызвать на себя дополнительный щедрый каскад юмористических оплеух. «Нет уж...» И как только вы сказали себе это, услужливое бессознательное предлагает вам взять на себя роль шута, чтобы хоть чуть-чуть ослабить липкое чувство беззащитности. Это срабатывает поверхностная психологическая защита. Вот, я смеюсь вместе с вами над собой, у меня есть чувство юмора. И человек начинает ерничать. А иначе придется и вовсе признать, что если ты смеешься надо мной, а я над собой не смеюсь, то нет у меня чувства юмора. Чувство юмора-то у этого человека есть, но и чувство раздавленности — тоже. Словом, «мне грустно потому, что весело тебе».
А действительно ли человек, который не смеется над собой, когда над ним смеются другие, лишен чувства юмора? Или, скорее, он именно слишком чувствителен к юмору? Значит,
НЕ В ЧУВСТВЕ ЮМОРА ЗДЕСЬ ДЕЛО, А В ЗАЩИЩЕННОСТИ ИЛИ БЕЗЗАЩИТНОСТИ.
Ведь этот беззащитный человек радуется остротам, направленным не на него, его веселят анекдоты, он ходит на кинокомедии. Значит, юмор он чувствует. Другой вопрос, что он сам не силен, может быть, в юморотворчестве.
Впрочем, мы взяли частный, хотя и более частый вариант. Когда один острит над другим, а этот другой в юморотворчестве не мастер, остальные «подсмеиваются», усугубляя ситуацию. Они не загадывают наперед, не предполагают, что в другой раз и они сами могут попасться на зуб волку-юмористу. Но случается и другая ситуация. Ведь можно наткнуться вовсе и не на жертву. Насмешка может вернуться бумерангом. Тогда это юмористы — скорпионы в банке. Кто кого ужалит побольнее. Такой юмористическо-сатирический бой, такое соревнование «профессионалов», может быть, кому-то со стороны и доставит удовольствие. Но сами эти люди вряд ли будут думать о творчестве за пределами их юмористической схватки или о благодеяниях по отношению к другим людям.
■ Скорее, будут начеку, ждать очередного укуса и думать о том, как бы увернуться, а противника стегануть побольнее.
Ну а если человек агрессивный, но не силен в юморотворчестве, то это потенциальный враг. Он проглотит пилюлю. Сделает вид, что не обиделся, но ножку потом подставит, а если и не перейдет к рукоприкладству, то уж руку помощи не протянет — не ждите. И между прочим, понять его можно. Так что можно представить, какой психологический климат будет в такой микрогруппе.
Уговоримся, может быть, так. Если мы имеем дело с человеком, который занимает место и не занимается делом, или с человеком, который не наживает, а наживается, то, испробовав другие, более мягкие меры воздействия, можно и нужно использовать юмор и даже откровенную сатиру. А потом перейти к открытому, но управляемому конфликту. Например, однажды мы с друзьями в памятные застойные годы, взяв такси на достаточно большое расстояние, потребовали сдачу.
— Что-то не понимаю юмора, — сказал таксист, намекая, что если уж едете в такси, да еще на большое расстояние, то требовать сдачу — смешно... Нашим ответом было:
— Если чувства юмора нет, то это навсегда.
После этого он заявил, что у него нет мелочи, а мы объявили ему, что тогда ему придется расстаться с более крупными деньгами, с премиальными, так как о том, что у него нет положенных двух рублей мелочью, мы поведаем в руководящие и контролирующие инстанции. Сдача у него нашлась. А один из нас сообщил ему:
— Понимаете, я на машину коплю, но не вам, а себе.
Итак, юмор и сатира нужны в ситуации социальной несправедливости. Понятно, что смеховая культура важна и в деле перестройки нашего мышления. Поэтому нам не обойтись без платоновского «Чевенгура» и искандеровского «Сандро из Чегема». Сатирическое самовосприятие народа — необходимая часть его духовной культуры. Ну а если говорить просто об общении близких людей? Здесь целесообразен юмор безотносительный, не направленный ни на кого из присутствующих, шутка, как бы подброшенная вверх. Тогда будет весело всем, а грустно — никому. «Смеяться нужно вместе с человеком, а не над человеком» — так сформулировали свой гуманный призыв чешские психологи Конечный и Боухал.
■ Это может быть и веселый анекдот как продукт народного сме-хового творчества. Или смешной случай, произошедший с кем-либо не из «нас». Не затронет никого, но повеселит и смешная «история, произошедшая недавно со мной». Такой активный само-юмор, юмор-самокритика, нечто иное, чем взятие на себя роли всегдашнего шута, смирившегося с тем, что над ним постоянно насмехаются. Можно практиковать и совместный адрес: мы смешные, то есть обязательно «и я», а не только ты.
Как справедливо высказался один профессиональный сатирик, если есть желание пошутить, но нет объекта, подойдите к зеркалу, и, если вы самокритичны, сразу появится повод для шутки. С другой стороны, юмор «на себя» — хорошее средство разрядить напряженную атмосферу.
Но что же, — спросит придирчивый человек, — так-таки никогда в среде близких людей и нельзя направлять юмор на другого? Ну, так же скучно будет жить. Да, без юмора, направленного на партнера, действительно кому-то жизнь покажется неполной. Ну, что ж, бывает ситуация, при которой можно направлять юмор на партнера по общению. Если это малая неформальная группа. Если она закрытая, то есть в ней сейчас нет никого, кроме тех, кто входит в группу добровольно и с согласия всех членов группы. Если все члены группы приблизительно равны по возрасту, по росту, по статусу, по интеллекту, а главное — по способностям к юморотворчеству, и при этом каждый знает об этом равенстве. Тогда — пожалуйста. Это будет юмористическая игра наподобие шахматной, в которой, если кто-нибудь проиграл сейчас, выиграет в следующем туре. Я как бы отождествляю себя с каждым членом группы, и каждый из нее идентифицирует себя, в свою очередь, со мной. Он мое второе «я», alter ego. Ситуация, аналогичная той, которую мы разбирали в главе об отрицательных оценках. Там отрицательная оценка со стороны друга принимается как помощь. Здесь шутка надо мной воспринимается как юмор, направленный на себя самого, только через своих близких. Так сказать, расширенное юмористическое самовосприятие. Такое может мыслиться, например, в ситуации, когда «физики шутят». Нильс Бор, Тамм, Ландау. Но если бы Ландау направил острие своего юмора ни с того ни с сего на своего аспиранта, он с наших позиций был бы не прав.
Семья — это союз близких по крови и душе людей, живущих под одной крышей. Подходит ли она под определение той группы, где нужен и мил юмор, направленный друг на друга?
Прежде всего, жена и муж чаще равны по возрасту и, наверное, по интеллектуальному развитию. Но равны ли по статусу? Пусть муж уже преуспел на работе, стал специалистом и даже имеет в подчинении нескольких женщин. Зато дома... Она пластична, быстра, ловка, компетентна. Распоряжается всем и всеми. Выдает ему деньги, которые он ей отдает. Поручает ему работу. Спрашивает с него. Наказывает: вдруг вместо воркования — ворчание или, чего доброго, молчание. Жена в молодом возрасте в семье занимает ведущее положение. Она хозяйка. Ну а он дома ведомый. Некомпетентен почти в любых домашних работах. И на кухне — неумейка, вечно что-нибудь заденет, разобьет, не так сделает. Это все поводы для насмешек. А с юморотворчеством? А тут так.
В целом по психотехнике общения мужчины отстают в развитии от женщин. Значительно слабее они разбираются в людях и отношениях.
■ Если четырнадцатилетние девочки бойко щебечут, то их ровесник в разговоре употребляет больше междометия и слова-паразиты, причем если не хватает цензурных, то и нецензурные идут в ход, чтобы заполнить паузу, нужную на обдумывание подходящего слова.
Муж догоняет жену в развитии речи не сразу, и за это время у них устанавливается иерархия: он высмеиваемый — она высмеивает. Это теоретически понятное положение вещей подтверждается и при опросах.
Теперь: родители — ребенок. Кто высмеивает, а кто высмеиваемый? Наши опросы показали, что чаще юмор направлен на ребенка со стороны родителей. И это понятно. Родители часто чем-то недовольны в его поведении, а лучший способ воздействия, с их точки зрения, — именно юмор. Это же не физическое наказание, против которого так восстает современная педагогика, а «мягкий способ влияния», доброжелательный, воспитывающий у ребенка «чувство юмора». И вот появляются патентованные остроты типа: «У тебя в ушах чернозем, можно сеять». Но и поле для «творчества» большое: «Тебе надо ехать в Нечерноземье — урожай повышать...» А то и вовсе не для воспитания, а для смягчения вроде бы переживания ребенка. Один папа сказал сыну, у которого на лбу выступил подростковый прыщик: «Ну, теперь тебе можно спокойно в потемках ходить — во лбу звезда горит». В фильме «Сережа» по Вере Пановой дядя угощает малыша пустым фантиком и смеется. Не обнаружив конфеты, Сережа искренне удивляется: «Дядя, ты дурак?» А то и не для воспитания даже, а так, светско-салонное или салонно-светское «творчество»... Мать дочке: «Боже, как похудела, остались джинсы и кости...» И не подозревают родители, что юмор их черный. Уж лучше ребенок перенесет физическую боль, чем унижение. Он, конечно, менее поднаторел в юморо-творчестве, все заимствованное: не мерцай, не мельтеши... Но ведь не направишь это на родителей. Только попозже, в подростковом возрасте, в процессе борьбы за независимость подростки начинают позволять себе такое. Впрочем, иногда родители начинают получать то, что хотели, уже от крохи: «Папа, от мамы у меня голова уже не болит, она болит у меня от
тебя».
И родители обижаются. А чего обижаться-то. Одна девочка, когда ей мама в сердцах сказала: «Ну на кого ты похожа!», ответила простосердечно: «На папу и маму». Что ж, соответствует действительности.
А как в системе «ребенок — ребенок»? Тут, понятно, старший на младшего катит юмористический баллон. И есть с кого брать пример. Родители-то тоже его, младшего по возрасту, высмеивают.
Если бабушки-дедушки в силе, то у них положение родителей. Но стоит им стать глубокими пенсионерами плюс склероз плюс немощность плюс старческое брюзжание, и вот они становятся объектом юмора со стороны подросших деток.
В биомире есть такой закон. Называется pecking order. Если дословно с английского на русский — порядок клевания. f Например, в стае птиц устанавливается иерархия. Есть «Альфа» — это особь, которая может клевать всех. «Беты» клюют всех, кроме «Альф», «Гаммы» не могут клевать «Альф» и «Бет», но могут клевать «Дельт», ну, и так далее по алфавиту. «Омегу» клюют все и заклевывают насмерть.
Не правда ли, то, что мы обрисовали выше, похоже на этот жестокий закон? Слабейшего не только в юморотворчестве, но и в других социально-психологических смыслах заклевывают насмешками. Юмористический pecking order. Может быть, осудим его? В семье ведь нет полного равенства, какое может быть в ситуации «физики шутят». Скорее всего, воцарится этот звериный порядок, ненадежно прикрываемый квазидоброжелательностью юмора.
Итак, в семье «юмор на партнера» может быть опасной для нравственного человека забавой, игрушками с бабушками. Уж лучше с юмором здесь быть аккуратнее. Как, впрочем, и в других микрогруппах. Если шутка, которая вертится на языке, может хоть чем-то задеть и она не крайнее средство справедливого возмездия, а так себе — шутка и все, то лучше пусть она будет утешением для собственного самолюбия «про себя». Но вот еще задача. Решить, заденет или нет, очень трудно. Как и решить, соблюдены ли все условия, обеспечивающие то, что это будет именно дружеская юмористическая игра, а не сатирический бой. Здесь
НУЖНА БОЛЬШАЯ ДУШЕВНАЯ ТОНКОСТЬ, ЗНАНИЕ ПСИХОЛОГИИ ЛЮДЕЙ, ПРИНАДЛЕЖАЩИХ К РАЗНЫМ ПСИХОТИПАМ, УМЕНИЕ ИХ ДИАГНОСТИРОВАТЬ, ПОНИМАТЬ СОСТОЯНИЕ, УМЕНИЕ БЫСТРО СГЛАДИТЬ НЕЖЕЛАТЕЛЬНЫЙ ЭФФЕКТ...
Если чувствуете в себе такие возможности — веселитесь вместе. Но проверьте не один раз, действительно ли так хорошо в вас развита эта, как выражаются психологи, социально-перцептивная чувствительность. То есть восприятие другого человека и правильная оценка его восприимчивости к вашей шутке, оценка того, приятна ли ему юмористическая игра вообще и в этот миг в частности. Поскольку определить все, о чем мы говорили сейчас, трудно, а понять направленность юмора — на человека, «вверх», на себя или на нас — несложно, то лучше отделить одно от другого и не играть с этим, как никогда не направлять на любого человека даже игрушечное ружье.
Но вот еще один важный вопрос. Юмористические элементы могут быть очень полезны в ситуации конфронтации с несправедливостью при отстаивании интересов семьи. А то что получается? С работниками нашего ненавязчивого сервиса и навязчивой торговли дорогостоящими товарами мы вынуждены сдерживаться, а дома проявляем свою агрессию в виде раздражительности, категоричности, отрицательных оценок, обвинений и юмора. Так ведь это же несправедливо. Вот здесь-то после краткого мирного разговора пусть жена таксисту скажет что-нибудь едкое и пригрозит реальной апелляцией в его руководящие и контролирующие инстанции, в редакцию той газеты, «которую вы, уважаемый водитель, выписываете», а не бережет свой юмористический пыл для того, чтобы высмеять мужа. И пусть муж, когда на работе явный застой или постперестроечное экономическое хамство, применит свое остроумие по отношению к нахальному начальнику или подчиненному, а не старается «метко» высмеять ребенка за то, что у него уши «торчат в разные стороны».
от унижающего юмора? Вопрос непраздный для многих людей. Можно. И нужно. Но это непросто, и если природные способности к самонаучению меньше, чем у других, имеет смысл специально заняться этим, прибегнув к помощи психологов. Способов такого обучения может быть разработано много. И мы в клубе общения «Маленький принц» в течение многих лет проводим такое обучение.
Проработав и приняв те нравственные позиции в отношении юмора, которые мы обсуждали, участники в составе уже сформированной как коллектив малой группы сначала выясняют, что в каждом из них есть такого, что могло бы подвергнуться осмеянию. Затем пробуем разобраться, стоит или не стоит устранять это в себе. В принципе лучшая защита от насмешки — перестать быть смешным. Скажем, такая вещь, как очки, по мнению малокультурных людей, смешна, но не отказываться же из-за этого от очков. А вот мужчины, прикрывающие лысину отросшими у висков волосами, могут подвергнуться насмешкам, в то время как просто лысина мало у кого вызывает даже улыбку — дело привычное. Кое-кто после разговора отказывается от такого «естественного» парика. А другим, может быть, надо изменить интонации, замедлить темп речи — это тоже поддается тренировке. Или заменить что-то в одежде, подобрать более правильно косметику. А то, может статься, скорректировать что-то во взглядах на жизнь. И перестать раздражаться по каким-либо поводам. Короче, как уже сказано, не надо быть смешным.
Но вот мы поняли, что нет иного пути, кроме как обоснованно защититься от необоснованного юмора, который с большой вероятностью может быть обращен именно на этот неизбежный недостаток. Группа садится в крут, и планомерно каждый по кругу становится объектом юмора всей группы. Договариваемся не щадить никого. Но ведь все добровольно, и каждого поочередно высмеивают. И каждый имеет право нападать.
В игру включаются смелые. Но и им трудно. Прежде всего человек должен привыкнуть выстаивать под градом насмешек, не прятать глаз, вести себя достойно. Голос негромкий, ритм речи размеренный. И попытаться отбиться. Если не удается это сделать самому, то за тебя отбивается группа. Группа нападает, группа и отбивается. Юмор движется по часовой стрелке, каждый по нескольку раз оказывается под огнем. Такой своеобразный юмористический синхрофазотрон, где «частицы юмора разгоняются и начинают светиться». Сначала ответы неинтересны, но потом, когда появляется некое поле, становится все интереснее. Прежде всего, даже если человек не может придумать ничего для себя, то группа набирает для него отбивки на типичные для него нападки, и ему становится легче жить, так как у него есть заготовки. Но любопытно, что при многократном прохождении юмористической стрелы через человека у него появляется вдохновение и его экспромты становятся все более качественными.
Отбивки должны восстанавливать достоинство и быть соразмерными силе юмористической агрессии партнера. Допустим, можно сказать мягко и без попытки юморотворчества простое «ну, почему вы так со мной?». А можно, чтобы ответ был юмористическим. Причем для сохранения мира сперва с уходом от сражения:
• Я в дуэлях не участвую...
• Отлично, выстрел за мной, но, может быть, лучше вообще разоружиться...
Можно ответить на том же уровне юмористической агрессии.
■ У нас была девушка с прелестным именем Клара (в переводе с латинского — ясная, чистая, светлая). Но «каждый дурак», который с ней знакомился, тут же спрашивал ее... О чем? Совершенно верно, о кораллах, о Карле, о кларнете... Кто как мог. Она себя уже и Парой, называла и Клавой.
Но нет, это та ситуация, когда надо помнить имя свое, не расставаться с ним и достойно ответить, ладно уж, будем так считать, на безобидную шутку безобидной шуткой.
Группа нашла ей отбивку. Когда теперь ей говорили о кораллах, она спрашивала:
— Ну почему вы со мной так не по-колпаковски?
После такого ответа (фразой из другой скороговорки) практически всегда следовала улыбка, и не было никакой напряженности. А тот, кто неуклюже «острил» насчет кораллов, смекал, что и в следующий раз ответят, но вдруг похлеще, и уже не задирался.
А ведь иногда надо и похлеще. У девушки с более привычным именем Таня был молодой, талантливый и нахальный руководитель. Физик, только что окончивший Московский физико-технический институт. Физики же, как известно, шутят. Шутил и он. Постоянно. Люди опасались его шуток, а Таня — так до дрожи в руках. И вот, подавая однажды ему на подпись бумагу, она услышала:
— Танечка, деточка, вы дрожите от страсти ко мне или от страха передо мной?
Шутка стала варьироваться по обстоятельствам, и Таня собиралась было уже менять работу. Пришла же в клуб, в сущности, для того, чтобы найти формы защиты. Группа нашла отбивку. И в следующий раз, когда он спросил, мол, от страха или от страсти, Таня ответила:
— От омерзения.
Больше на эту тему он не заговаривал. Но в связи с тем, что она прошла и другие темы курса «Психотехника общения», она не испортила с ним отношения, а существенно улучшила, причем не только свои, но и других сотрудников.
А вот юноша с не слишком, скажем так, прижатыми к голове ушами. Он хотел уже делать операцию, так как насмешки его одолели. Члены группы оказались не менее безжалостными, чем доморощенные остряки, и дали такие посылы:
• А уши у тебя оттопырены для того, чтобы летать?
• Да нет, скорее — чтобы хлопать ими.
• А ты их долго отращивал?
Но вот жертва немного освоилась. Юноша нашелся сам:
• Что бы я делал без них, ведь надо же улавливать ваш тонкий юмор...
А можно обучить использовать юмор для утверждения своей активной жизненной позиции. В «Маленьком принце» вот что мы делаем в ролевом тренинге. Один играет за водителя такси, отказывающегося везти вас, ущемляющего ваши права. Вы сначала мягко, потом все более жестко проводите с ним разговор. На стадии жесткой конфронтации надо найти юмористическо-сатирические ходы. Если это не получается сразу, то группа вам помогает. И вот:
• Простите, пожалуйста, вы хотите, чтобы я вас довезла за свои деньги туда, куда вам надо, но в мои планы входит за свои деньги доехать туда, куда мне надо.
Запишем. Это можно использовать в аналогичных ситуациях. Так сказать, запатентуем. Но дальше больше. Идут экспромты. Вы на собрании предлагаете выбрать молодых и достойных. Грубое и ярое сопротивление со стороны начальников старческого возраста. Ну что ж, за дело, сатира:
• Друзья, что же получается, у нас не заводоуправление, а деддом.
• Готовьте фрак Воланда, сударь, здесь собрался весь тот свет.
Что, зло? А как же? А не зло было для всего общества, когда главный лидер страны никак не мог выговорить слово «социалистический», а все-то у него получалось «сосиски», но продолжал-таки занимать место и не заниматься делом?.. Сейчас меняется многое. Но появляются новые, совсем иные «веселые» мерзости.
В школе юмора «Маленького принца» проводится тренинг и гуманного юморотворчества, не направленного на партнера. Тренинговая задача — юмор на себя. Но без ёрничества. Или «на нас». Или повеселить безотносительной шуткой. Если это удачно, группа дает условный, но весомый приз. Ну а если вдруг на занятиях по гуманному юмору (а не по конфронтационному защитному) проскочила шутка в чей-то адрес или если ты засмеялся над неловкостью товарища, — тебя сурово накажут.
Через некоторое время в процессе таких занятий человек овладевает юмористической стихией. В то время как прежде она владела человеком. Это знаменует собой иную, более высокую степень личностной свободы.
Как сделать в ней общение веселым? Начнем с того, что в «серьезной» своей части атмосфера в семье должна быть теплой, справедливой и благородной. А юмор будет хорошим дополнением. Но о веселом общении надо специально думать. Смешное нести в дом как подарок. Где-то услышали действительно остроумный анекдот. Они же в одно ухо влетают, а отсмеялись — из другого вылетают. Ну так запомним все специально, запишем и принесем. То же с иными смешными вещами. Сами сострили. Тоже забывается. А один профессиональный сатирик даже во время концерта, если состоялся удачный экспромт, останавливается и сразу же записывает. Почему бы и нам так не делать? Я знал одну семью, где все смешное — и анекдоты, и экспромты — записывается, а потом такой сборник дается гостям вместо аперитива. Вот вам и антиалкогольное значение хорошей юмористической атмосферы. К чему пить, если и так весело, только лучше, чище, приятнее...
Сборник «Подари шутку» мы ведем и в «Маленьком принце», он всегда очень радует людей. На вечерах, даже если человек сначала один, он берет этот сборник, вчитывается, начинает смеяться, и к нему тут же подходят: «Что там интересненького?»Ивотонуженеодин. Иногда в той же семье и в том же «Маленьком принце» устраивается чтение сборника. Но стоит ли забывать выдающихся юмористов и сатириков? Их произведения могут украсить и внутрисемейные посиделки, и званый вечер. Зощенко, Драгунский, Жванецкий, юмористические песни Высоцкого... Кладезь доброго, слегка скептического, но не злодейско-мефистофелевского юмора — романы и новеллы Анатоля Франса, незаслуженно не замечаемого артистами, — в нем юмористическое самовосприятие как бы всего человечества, юмор его философичен.
■ Искали рубашку счастливого человека, чтобы излечить ею захворавшего короля; наконец, нашли единственного в королевстве счастливого человека, но у него не было рубашки.
И так от абзаца к абзацу. А тонкие, рассчитанные также на печальную улыбку анекдоты Уайльда (вы любите гулять один, как и я, мы так похожи, давайте гулять вместе...)! Все это наряду с классической музыкой обесценено и вытеснено псевдокультурой. А суперсовременная сатира Салтыкова-Щедрина... Все про нас, обсмеешься ведь. И Гоголь... Сталин только декларировал, что нам нужны Гоголи и Салтыковы-Щедрины... Нет, были не нужны. А сейчас нужны. Для здорового смеха в доме и для оздоровления всего нашего общества.
Если смеховая культура зарождается в семье, ее можно пестовать. Кто-то нашел смешное, своя ли острота, рассказанная ли кем-то, выдержка ли... Подхватите, процитируйте, перескажите еще кому-нибудь, вдохновляйте домашних на дальнейшее остроумие. И смех пусть будет естественным, искренним, веселым, заразительным, ненатянутым, ненатужным... Когда смешное будет жить в семье, то легче будут рождаться и экспромты... Кстати, тогда легче будет выстаивать вне семьи под огнем зловредного юмора.
Юмор — хорошее подспорье в деле внутрисемейного разоружения, если он направлен на себя. Вот вы опоздали на свидание с мужем из-за неисправности часов:
— Ну не серчай, ты же знаешь, с часами у меня всегда сложные взаимоотношения — то я их подвожу, то они меня подводят...
Такая смеховая культура в семье дает расцвести чувству юмора и у вашего ребенка. Но уж если вы захотите воспитывать у своего дитяти устойчивость к юмору, направленному на него, и будете его высмеивать, то стимулируйте и его к тому, чтобы он направлял юмор и на вас. В духе тех занятий, которые мы проводим в «Маленьком принце». Чтоб по справедливости. А окрик «Как с матерью разговариваешь?!» в ответ на его юмористический укол придется заменить на горделивое «Вся в маму». И чтобы юморотворчество в ребенке расцветало, каждую находку его (а дети талантливее взрослых в полете фантазии, они менее заштампованы) стоит одобрять улыбкой, смехом, цитированием. Когда моя дочка в пятилетнем возрасте сказала: «Ой, папа, послушай, как у меня в ухе звенит», я не стал ее разочаровывать объяснением, что этого я принципиально не могу услышать, что за чушь такая, а сыграл попытку послушать, ой, да, что-то в самом деле звенит, тогда она сама мне сказала, что пошутила. А потом, когда ей уже было девять: «Па, помоги, задачка нахальная попалась, не поддается решению». Я сказал: «Может быть, ты сама собьешь с нее спесь?» Так удалось мобилизовать в данном случае ее силы для решения задачки. Но главное, что у ребенка при таком подходе укрепляется уверенность в собственных юморотворческих силах, его творчество принимается, он продолжает творить.
Хорошо, когда в детях развивается смысловое, а не буффонадное юморотворчество. Но когда ваш малыш произносит первую смешную фразу, прежде чем радоваться ей и смеяться, оцените, не направлена ли она против гуманности, а то через двенадпать лет вы получите из этого чертенка этакого Мефистофеля, для которого высмеять весь мир будет сладостно. Но вы в этом мире будете ближе всех. Вот дитя рассмеялось, когда кто-то поскользнулся и упал. Действительно, неловкость кажется смешной. Но стоп.
■ Однажды, увидев, как семилетняя дочка рассмеялась над растянувшимся на льду двухлеткой, отец не стал наказывать ее и читать нотации, но он сразу сместил акценты:
— Забавный, милый малыш, как медвежонок, ему, наверное, больно, хотя не заплакал, выдержал, пойдем-ка поможем ему встать.
Девочка, в которой эта фраза пробудила уже материнское, поняла свою оплошность.
— Правда, папочка, — сказала она после того, как «оказала меньшому первую помощь», — ведь он такой маленький, он имеет право быть неуклюжим, а вот я...
Отец отвлек ее, готовую расплакаться, на другие темы...
В узком смысле (в широком — это обсуждение плюсов и минусов) критика есть не что иное, как сочетание отрицательных оценок, обвинений, «юмора-на-партнера» и сатиры, И все, что мы говорили по каждому из составляющих в отдельности, относится к совокупности этих элементов. Критика может быть оправданна и целесообразна в том случае, если человек, с вашей более или менее обоснованной точки зрения, преднамеренно вредит другим людям, обществу. Запишем еще раз, но теперь уже «отдельной строкой», что агрессия в линии «отрицательные оценки — обвинения — «юмор на партнера» — сатира» нарастает.
Критика недопустима, если человек, объект-субъект критики, сам страдает от своих недостатков, а не другие. Тогда ему надо предлагать помощь, причем так тактично, чтобы он ее принял, не уронив достоинства.
Но даже если без критики не обойтись и мы хотим не просто дезорганизовать сопротивление партнера, а наладить дальнейшее сотрудничество с ним,
ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЖАЛО В КРИТИКЕ ДОЛЖНО БЫТЬ СВЕДЕНО К МИНИМУМУ, АКЦЕНТ ДОЛЖЕН БЫТЬ СМЕЩЕН С ОТРИЦАНИЯ НА КОНСТРУКТИВНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ.
Мы разовьем эти мысли более подробно, когда будем говорить о реагировании на конфликтогены. Сейчас отметим только, что при возникновении желания высказаться в критическом ключе проявим щепетильность, убедимся, что нами в стремлении покритиковать не движет фактическое стремление покрасоваться. Спросим себя, нельзя ли обойтись иными средствами (молчаливым, например, осуждением — и так, в сущности, все ясно...).
Но если я сообщаю другу о его недостатках, относясь к нему, как к себе, то имеет смысл применить термин «эмпатическая критика» (помним: эмпатия — это вчувствование в психику другого, друга, с сопереживанием и сочувствием). Без эмпатической критики в жизни не обойтись, но она ограничивается все же отрицательной оценкой с глубоким сопереживанием и не включает обвинения и юмор-сатиру.
Может случиться, что критика потребуется в ответ на серьезные осознанные конфликтогены. Тогда, как сказал Гамлет: «За дело, яд». Но он сказал это, когда Лаэрт произнес слова: «Клинок отравлен».
В нашем общении мы не можем обойтись без попыток воздействовать на мысли и оценки людей. При этом мы зачастую «ниспровергаем» то, что кажется правильным и ценным партнеру. Но опасна (и без ниспровержения чего-то) даже только просто безапелляционность высказываний. Они даже могут не затрагивать жизне по ведение человека, но если они затрагивают хотя бы его жизнепонимание, это оказывается не менее взрывоопасным. Ведь если я принял другую точку зрения при категорической ее подаче, то я уступил, признав свою первоначальную точку зрения неправильной и тем самым признав свое поражение. Это нелегко. Вот если бы я сам, без давления увидел свои ошибки, пусть и после изложения им его точки зрения, но без напыщенности! Тогда другое дело. И пусть мы только даем какое-то конструктивное предложение, но делаем это чересчур уверенно, возникает как бы контраст между его автором и теми, кто не «додумался». Или мы лишь не признаем (из амбиции) логические аргументы партнера — тоже ведь малоприятно. Наша категоричность, безапелляционность особенно раздражают, когда поинятая нами точка зрения далека от общеупотребительной. Высказываясь категорично, мы как бы принуждаем человека: «Думай, как я!»
Далее мы рассмотрим различные формы давления на жизнеповедение: «Делай, как я считаю нужным!», которые по конфликтогенности еще серьезнее. По отношению к ним употребляют слова «назидательность» и «авторитарность». Понятно, что категоричность перетекает в назидательность и авторитарность и переплетается с ними.
Каковы мотивы, обусловливающие в людях тягу к безапелляционности, категоричности? Когда я был в Кабарде, один высокий кабардинский начальник — наверное, «высочее» и не бывает: он был директором мясокомбината в Нальчике — за столом, собранным по случаю приезда туда другого высокого начальника (с которым я туда и приехал), рассказал к месту о пословице, которая издавна в ходу в Кабарде. «Каждая слепая собака считает, что она старше любой другой слепой собаки». Фраза мне настолько понравилась, что я ее, непременно со ссылкой (кабардинская пословица!), цитирую на занятиях по этой теме. При этом (тонкая ирония судьбы!) сам рассказавший об этой пословице был очень уж похож по своему коммуникативному поведению на такую вот слепую собаку. Да и не так ли многие? Ведь все мы знаем мало, но уверены, что это он несет чушь, а я несу истину! Так что и здесь все то же желание почувствовать превосходство, получить уважение и соответственно испытать самоуважение. Конечно же мы хотим и эффективно повлиять.
Но парадокс в том, что окружающие воспринимают нас иначе, чем мы себя. Наша уверенность для них выглядит как самоуверенность. Подачу нашей мысли другим людям можно сравнить с подачей в игре с мячом. Если ее подают, подбрасывая вверх: «Лови!», то, как и мяч, ее хочется поймать. А если подают резко и прямолинейно, как бывает опять же с мячом: он летит резко прямо на вас, то мысль, как и мяч, хочется отбить. Даже если мысль верна... Ну а уважают ведь тоже тех, к которым тянутся эмоционально. Поэтому, скорее всего, излишняя убежденность снижает уважение в микрогруппе, а не повышает его, как это может показаться с первого взгляда. С другой стороны, мы будем менее эффективно влиять на людей, поскольку они будут противиться нашей категоричной подаче даже правильных мыслей.
Имеет смысл постоянно себя контролировать: а вдруг я не прав, пе-репроверю-ка я себя еще раз. Надо выработать в себе искреннюю неуверенность в окончательной правильности своих мыслей и оценок. Надо быть постоянно готовым к тому, что кто-то может оказаться правым, а вы — нет. Зарядиться таким настроением нам поможет обращение к известным заблуждениям, которые были достаточно прочны в мнении большинства (казалось, что Солнце вращается вокруг Земли, а оказалось наоборот), к изменениям во вкусах, моде и т. д. В нашей работе мы используем одну головоломку, в которой первое пришедшее в голову решение кажется долгое время верным, а оказывается ложным.
Вот эта задача. На торцах параллелепипеда 12x12x30 — две точки, одна — за 1 от нижнего основания и посредине между боковыми основаниями торцевого квадрата 12x12, другая точка на другом торцевом квадрате 12x12, также посредине между боковыми основаниями, но за 1 от верхнего основания. Надо найти кратчайшее расстояние между точками по граням параллелепипеда (рис. 1).
Ответ — 40. В то же время подавляющее большинство непосвященных находит 42, и лишь некоторые в конце концов приходят к тому, что 40. Ответ дан на странице 77. Вы уж постарайтесь сами порешать, помучьтесь, а потом только загляните на заветную страницу. Но даже после того, как дано решение, многие продолжают спорить.
Рис.1
Ситуация с приведенной задачей показывает, что можно еще и опростоволоситься. А стоит ли подвергать себя этому, когда право на ошибку имеет каждый? Ну а если не ошибается, то честь ему и хвала.
Что же может быть противовесом категоричности?
Должно быть приглашение к обсуждению, к разговору, апелляция к мнению партнера. Не утверждения, а рассуждения! Рассуждения совместно с партнером.
ЛЮБОЕ ПОЛОЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ ВЫДВИГАТЬ ЛИШЬ В ПОРЯДКЕ ОБСУЖДЕНИЯ
Уместны такие фразы:
• Мне думается (представляется, кажется).
• А не подумать ли нам над такой мыслью?
• Не ошибаюсь ли я, полагая, что... (можно даже попросить увидеть ошибки).
Вы просите совета у партнера по поводу ваших мыслей, апеллируете к его компетентности. Это приятно человеку. Если, конечно, вы не требуете выполнить существенную консультационную работу. Еще хуже, если вы настойчивы и оказываете психологическое давление. Это было бы уже конфликта геном по другой линии. Надо постоянно ориентироваться, не расценивает ли партнер ваши просьбы о совете как нахальство. Здесь такие тонкости. Если вы просите совета у человека, который объективно ниже статусом и пристраивается снизу, это чаще всего синтонно. Если учитель советуется с учеником, то это син-тон. Синтонно обращаться за советом к человеку, равному вам по статусу. Но вот если вы просите совета у человека выше статусом, который расценивает это как нахальство, то это будет конфликтогенно. Речь идет о консультировании партнером ваших дел. В отличие от демократического стиля решения совместных дел.
Когда мы на занятиях обсуждаем вопрос о сомнениях в правоте при изложении своих мыслей, часто возражают:
— Но так же нельзя будет и мысль свою донести...
Поэтому надо четко развести понятия «определенность» и «уверенность». Высказываться, конечно, надо определенно, четко, как и мыслить, но без излишней уверенности в своей правоте, без самоуверенности. Разумеется, людям, у которых неуверенность на грани патологии, надо, наоборот, развивать в себе смелость в изложении мыслей, но и они должны это делать без вызывающей самоуверенности. Не следует бояться своей неуверенности. Ведь очень симпатично выглядит человек, который неуверенно высказывает дельные мысли. Отсутствие чванства при этом усилит симпатии со стороны окружающих. А оригинальность мысли, идеи не окажется незамеченной.
Бытует впечатление, что убежденность повышает уважение в микрогруппе. Но часто излишняя убежденность снижает уважение. Человека воспринимают как лишенного самокритики, неоткрытого для других точек зрения, застывшего. Поэтому повремените с оборотом «убежден». Лучше: «Мне кажется так, но давайте обсудим». Насилие над мыслью неприятно вообще, но еще неприятнее, когда направлено «на меня»... Последует сопротивление, а может быть, человек и не так далек от ваших убеждений. Ошибиться не страшно, каждый имеет право на ошибку, как простодушно и тонко заметил Карнеги. А если ты не ошибся, если ты несешь людям истину, то уважение растет.
Можно сказать так: в противовес конфликтогену категоричности будем культивировать синтон неуверенности.
Не забудем, впрочем, что все это при первичном синтонном общении и синтонности в общении со стороны партнера. Но если партнер дает конфликтоген за конфликтогеном, имеет смысл продемонстрировать и уверенность.
Еще одна проблема. Партнер не дает конфликтогенов, но высказывает мысли, которые я не могу разделить. Я ведь могу быть не всегда согласен с партнером. Могут быть и противоречия... То есть как быть с возражениями? Аналогично тому, как мы советовали при расхождении в оценках.
Прежде всего надо найти основания для точки зрения партнера и подчеркнуть, что вы их видите. Но есть основания и для сомнений в их правильности.
Точку зрения партнера не следует отвергать огульно, а сказать, что она пока неблизка вам, но именно «пока», именно «вам» и именно «неблизка», а не «вообще», «навсегда», «неверна».
Уместны такие фразы:
• Я склоняюсь больше к иной точке зрения (обескураженно как бы). Ну я ведь имею на это право...
• По той информации, которой я располагаю, на мой взгляд, скорее можно думать... (так-то и так-то).
Можно попытаться привести и аргументы. Но используя метод Сократа. Как известно, Сократ называл себя повивальной бабкой мысли. Мы задаем вопрос и знаем, как на него ответит партнер. Его утверждение-ответ — первая посылка. Задаем второй вопрос. И ответ на него будет второй посылкой. А потом — вывод. Но мы спрашиваем об этом выводе самого человека. Он сам делает этот вывод.
Секретом Сократа я пользуюсь, например, при доказательстве того, что мужчины менее стрессоустойчивы. С точки зрения обыденного сознания это парадокс. И его требуется доказать. Я спрашиваю сначала, сколько в среднем живут мужчины и сколько женщины. Это людям известно, и они отвечают сами правильно, что женщины живут существенно дольше. Лет на десять. Почему? Ответ: мужчины пьют. Почему? Потому, что морально они все и каждый в отдельности хуже, чем женщины? Нет, так ставить вопрос никто не может. Почему же тогда? Молчание. Спрашиваю, сколько мальчиков рождается на 100 девочек. Это знают. И говорят правильно, что 106—110 на 100. Спрашиваю, а сколько зарождается? Этого не знают. Сообщаю цифру со ссылкой на научную литературу: 160—170 мальчиков на 100 девочек. Спрашиваю, какой вывод? Отвечают то, что я хотел получить: следовательно, внутриутробные вредности на мальчиков действуют сильнее. Но, спрашиваю, они избирательно на мальчиков действуют или мальчики менее устойчивы к ним? Отвечают, что второе. Так что же о стрессоустойчивости мужчин? Они генетически менее стрессоустойчивы — делается вывод самими слушателями.
Не надо преувеличивать. Ученик, студент доверяют преподавателю, охотно берут от него информацию, хотят понять устоявшиеся в науке положения — здесь можно и категорично говорить, что 2x2 = 4. Но как только даже студент по отношению к профессору обнаруживает пусть только вероятность несогласия — перейти в режим обсуждения с применением активной антикатегоричности.
Итак, мы говорили о влиянии на жизнепонимание. Но влиять можно и на жизнеповедение. Отметим, что принятие совместного решения — более сложное дело, чем поиск абстрактной истины. Когда говорят о влиянии на подчиненных, то обычно употребляют слова «руководство» и «управление». Здесь имеются в виду жесткие формализованные рамки социальной иерархии.
Ответ на задачу, помещенную
на странице 73, вы найдете на рисунках 2, 3.
По теореме Пифагора квадрат
гипотенузы равен сумме квадратов двух катетов.
24x24+32x32=576+1024=1600
Корень квадратный из 1600=40
В связи с особой производственной важностью вопросов управления их изучают, выделяют стили руководства, выясняют их роль в производительности труда и т. д. Мы же, так получается, будем здесь рассматривать вопрос шире. Во-первых, влияние мужа на жену и жены на мужа руководством или управлением без образной натяжки все-таки не назовешь. Во-вторых, люди влияют друг на друга на работе в равной степени и при «горизонтальных» отношениях. Кроме того, ведь я могу быть подчиненным, но тоже влиять на руководителя. То есть при руководстве «сверху вниз» — это совместная деятельность — происходит влияние и «снизу вверх», причем в циклическом или даже спиралеобразном взаимодействии, где, впрочем, значимее роль руководителя.
В вопросах о влиянии важно учесть, что человек так уж устроен, что чаще всего хочет решать сам за себя, если считает, что может это делать. Более того, часто он уверен, что может решать не только за себя, но и за другого.
■ Ведь я более компетентен, пусть он меня слушается для его же пользы. Я ведь обладаю истиной, поэтому святое дело — заставить.
Реализация властных побуждений доставляет удовлетворение, даже если я ничего для себя не получаю, кроме самой власти. Но есть и другой вариант, когда человек хочет решать за другого в ущерб ему, в нарушение справедливости. Открыто или прикрыто. И чаше всего, желая решать за себя и за других, он не хочет, чтобы решали за него. Он сопротивляется влиянию. Иногда, поняв, что сам он не может решить те или иные вопросы, он сопротивляется своему сопротивлению и все-таки приемлет влияние. Системности ради надо сказать и о другой потребности — в информации со стороны компетентных людей. Человек нуждается и в эффективных советах для решения своих проблем.
Наблюдая ребенка, мы постоянно видим стремление расширить сферу самостоятельности. Обратите внимание на то, как ребенок старается вырваться из несвободы, в которой его держат взрослые или даже его собственная беспомощность. Я видел годовалого малыша, который, стоя в кроватке на колесиках, отталкивался ручкой от стенки, чтобы отодвинуть кроватку и заглянуть в недоступный иначе дверной проем. Ребенок бежит от родителей, не видя опасности, прямо под машину, желая хоть на миг обрести свободу движения. Маленькие дети борются за свободу в мире предметов. Подростки — за свободу в мире отношений. И с другой сто-роны, я видел, как четырехлетка назидательно, как и ее мама, учила свою «неумелую» трехлетнюю сестру правильно набирать лопаткой песок.
Имеет смысл понять, что в любом случае попытка влиять на жизне-поведение человека предполагает в какой-то степени позицию выше. Если попытка влиять увенчалась успехом, то один испытывает чувство превосходства, а другой так или иначе вынужден констатировать, что он уступил позиции, приняв чужую точку зрения. В какой-то мере подчинился. Но это можно усугубить или свести на нет. Увы, мы часто пережимаем и порождаем коммуникативный конфликт.
обычно практикуемые людьми?
Можно применять побуждение, когда у нас одинаковые ценностные ориентации. Вот мне первому пришла в голову мысль о том, что хорошо бы сделать то-то и то-то... Без аргументов — они и так ясны, — но и без какого бы то ни было насилия, поскольку и партнер в принципе хочет сделать то, о чем я только напомнил. Я только разбудил его собственную потребность, его мысль о том, что эту потребность необходимо удовлетворить. Побуждение, стало быть, — это пробуждение у партнера его собственного желания, собственного интереса.
Можно применить просьбу. Партнер ответит на нее из благородства. Здесь обычно возникает сопротивление. Просить неприятно. И возникает желание потребовать. Ясно, что если никто не должен и тем более не обязан, то можно просить, но нельзя требовать. Но это не учитывается.
Часто люди применяют внушение, не обосновываемое логически, настоятельное повторение своего. Оно как бы усиливает побуждение и просьбу.
Есть и основанный на рациональном мышлении способ влияния — убеждение. Приводим факты, превращаем их в аргументы. При этом и убеждение может быть ненасильственным (приглашение к разговору, к обсуждению, «А как это, а как то?») и принудительным, насильственным, категоричным («Это ведь так! А это так! Да? Вывод только один!»).
Можно, наверное, как один из способов влияния выделить требование. Требование может быть справедливым (в соответствии с законом и моралью) и противозаконным или противоморальным.
Существует такой вид влияния, как принуждение. Оно основано на выборе: или ты подчинишься, или я сделаю что-то для тебя нежелательное (или не сделаю что-то желательное — диапазон широк). Принуждение может быть тоже справедливым и противоправным. Один из видов принуждения — шантаж, то есть угроза разоблачением пепеп законом и моралью.
Наконец, особый вид принуждения — скрытое психологическое принуждение. Если оно в ущерб партнеру и с выгодой для меня, психологической или материальной, психологи говорят о манипуляции. Я дарю врачу цветы, он, думая, что это от души, принимает их, а потом я прошу больничный лист. Он вынужден дать больничный лист, так как попал в нелепое положение. Отдать цветы — так зачем их брал? Обидеть человека, не дать больничный — чувствуется дискомфорт, ведь я взял цветы. И не взятка, и в то же время моральная зависимость. Вот это и есть манипуляция.
В том порядке, в котором мы излагали способы влияния на человека, нетрудно заметить тенденцию увеличения давления.
Но как разобраться в том,
Итак в человеческих отношениях мы не можем обойтись без влияния на жизнепонимание и на жизнеповедение. Причем — повторим это и развернем в этом месте — кроме потребности оказывать влияние есть потребность и испытывать влияние на себя. В сущности, на этом построен весь процесс учения; ведь, читая книгу, человек хочет почерпнуть мысли предшественников и усвоить их, чтобы они на него влияли. Я хочу учиться у других специалистов, испытываю радость от того, что мне кто-то что-то объяснил и что я не сам, а с его помощью обрел знание. Мы упоминали также, что человек нуждается в дельном совете, как ему поступить. Так вот в случаях, когда влияние происходит в соответствии с потребностью человека в таком влиянии, можно говорить о синтонности.
■ Человек просит совета, я ему его даю. Синтонно. Я в соответствии с потребностью человека побуждаю его к определенной деятельности — синтонно. Ненасильственно, используя проблемные вопросы, секрет Сократа, убеждаю, подвожу его к выводу, который ему нужен для более успешной деятельности, — синтонно. Я его прошу что-то сделать, и он творит добро для меня, предвкушая чувство благодарности с моей стороны, — синтонно.
Но вот попытка дать совет, если вас об этом не просят, — конфликтоген. Так что если вы хотите помочь советом, то надо сначала удостовериться, что человек нуждается в вашем совете. Конфликтегенна и попытка убедить доводами, но насильственно, безапелляционно подаваемыми.
Еще хуже стремление внушить что-то, даже если это мне на пользу, то есть легкое насилие над моей психикой. И особенно конфликтогенно, если внушение носит характер не уговоров, а приказа, сопровождается к тому же жесткими, властными интонациями.
Справедливые требования в принципе не должны расцениваться как конфликтоген, но, высказанные слишком уж «требовательно», они тоже могут быть конфликтогенными. Неприятно выглядит пожилой человек, предъявляющий обоснованное требование уступить место. А уж требование, противоречащее морали или закону, тем более конфликтогенно. Все виды принуждения, понятно, конфликтогенны. Тем более противоморальные и противоправные. Но и принуждение для «его собственной пользы» тоже конфликтогенно.
Все, казалось бы, понятно. И тем не менее есть сложности. Так, даже резкий приказ с металлическими интонациями в голосе, данный мне на пожаре компетентным пожарником, я восприму положительно. А мягкое увещевание со стороны отца выучить к зачету материал — а ведь это нужно мне — будет воспринято как занудство и создаст конфликтную настроенность...
Мы разобрались, условно говоря, в способах влияния. Но в приложении к одному из видов влияния — руководству (управлению) в психологии употребляют два противопоставляемых термина: «авторитарный стиль» и «демократический стиль». Сначала разберемся с первым термином.
Этимологически авторитарность можно расшифровать как самовластие.
Ну а по сути?
В представлении большинства авторитарный стиль связывается с окриком, грубостью, угрозой, наказанием... Все это действительно имеется. Но есть нечто более важное. Оно все в том же чувстве превосходства. Я считаю себя единственным среди присутствующих, кто мог бы принять правильное решение, нужное всем. Альтернативные мнения заведомо ошибочны, я отвергаю их еще до обсуждения и даже до того, как они высказаны. Отсюда желание навязать свое мнение, вместо того чтобы просто, скажем, назвать пути, которые, по вашему мнению, можно было бы обсудить.
Главное — «Делай, как я сказал!». Это сопряжено и с «Думай, как я сказал!». Но мое авторитарное «я» здесь глубже внедряется в личность партнера. Ведь на «Думай, как я сказал!» можно и слукавить. Но «не сделать», а сказать, что сделал, трудно — у авторитарной личности жесткая система контроля.
Ну а средства для выражения авторитарности могут быть разнообразными.
Здесь в ходу «настоятельная просьба», переходящая в мягкое требование. И само по себе требование, переходящее от мягких форм выражения к более жестким. Требования могут быть и обоснованными, тогда тем более человек считает себя правым и становится еще более авторитарным.
Авторитарный стиль — это и императивные высказывания, и невербальные императивные проявления (указующий перст и пр.). При этом может быть добродушная такая снисходительность: «Быстренько сбегай за хлебом». А может быть унизительная строгость: «Петров, подойди ко мне!»
Используются и приемы внушения. Жесткие: «Нет, вы пойдете с нами!» Здесь принуждение, в голосе слышится скрытая угроза, а впереди еще — сформулированная угроза. И помягче: «Ну-ну, пойдем все-таки». Более мягкое внушение может быть реализовано тогда, когда у человека есть какое-то желание подчиниться. Внушая, я опираюсь на потребности, а не принуждаю. Может быть внушение как бы без принуждения.
Авторитарный человек не пренебрегает и убеждением как способом влияния. Но, понятно, тон безапелляционный. «Сами видите — это ведь так?!»
Голос может быть строгим, упругим, давящим, громким, с металлическим оттенком. Нередко применяется командный окрик: «Кому сказано, хватит!» Это может быть купеческо-разнузданный домостроевский куражный голос: «Чаю! Погорячей! А главное, послаще!» Так сказать, голос из бани... Но голос совсем не обязательно должен быть громким, чтобы быть авторитарным. Возможностей много: вкрадчивый, вальяжный, парадоксально тихий, самодовольный... Самоуверенно-спокойный, снисходительный: «...Кисонька, подай вон ту тарелочку... пожалуйста».
Есть характерные для авторитарного стиля словосочетания. Их набор стандартен, ограничен, специфичен. Примеры: «Я кому сказала?!», «Успокойтесь... Тише!», «Сядьте!», «Зарубите себе на носу!», «Запомните раз и навсегда!».
Понятно, что строится жесткая система угроз. Для первичного коммуникативного поведения в том числе. Человек, может быть, выполнит требование и так, но авторитарная личность начинает все равно с угрозы: «А если вы не..., то я...». При отказе — сразу угрозы. Угроза может у авторитарной личности носить и характер шантажа. Менее искренняя, менее прямолинейная авторитарность не гнушается манипуляционными трюками. «Сереженька, будь добр, вынеси помойное ведро» — это авторитаризм, но манипуляторский. С виду вроде бы деликатность, а на самом деле приказ, решение, принятое мною и навязанное.
Авторитарность предполагает наказание. Оно реализуется, если действительно человек не выполнит требование. Но вот что интересно. Наказание часто заблаговременное. Только за саму вероятность непослушания. Только при намеке на попытку сопротивления, возражений. Практикуется наказание отрицательными опенками, обвинениями, высмеиванием, голосовым нажимом...
Авторитарная личность принимает решение не вместе с человеком, а вместо человека.
Прежде всего отметим, что если говорить не о руководстве, а о влиянии, то демократический стиль, как и авторитарный, применяется не только на работе, но и в семье, в кругу друзей и даже в случайных группах (спор на митинге...).
Этимология понятна: демократия — народовластие. При этом сколько людей — не важно, не обязательно же весь народ. Народа вместе со мной может быть всего двое.
А почему мы говорим о демократическом, но именно влиянии? А потому, что это влияние на процесс принятия решений, которые будет выполнять потом каждый член группы.
И чем же демократизм отличается от авторитаризма? Какой набор признаков характеризует демократический стиль влияния?
Лидер здесь все-таки есть, надо же проявить инициативу в постановке вопросов и руководить процессом принятия решения. Но демократическому лидеру присуща убежденность, что «моя» точка зрения — одна из возможных. Не я один, а многие могут предложить оптимальные пути решения вопроса, может быть даже более правильные, чем предложу я. Поэтому я не навязываю, а только называю кажущиеся мне приемлемыми пути, обрисовываю их, прошу обсудить, увидеть ошибки, которые, возможно, не увидел сам. Я стимулирую выдвижение других предложений, декларирую возможность принятия альтернативных предложений (выдвинутых не мною). Стараюсь увидеть в предложениях партнера положительное. В то же время деликатно называю минусы в предлагаемом не мною варианте.
Никаких настоятельных просьб, требований, внушения. Отказываемся от метода категоричного убеждения. Нет — принуждению. Ни при каких обстоятельствах не используются угрозы, тем более шантаж. Манипуляции — никогда. Не применять императивных высказываний, приказного тона, даже смягченного, тем более вальяжного, барского. Кстати, эти наши с виду авторитарные «никаких», «ни при каких обстоятельствах», «никогда» мы предлагаем тоже только на предмет их обсуждения личностью. Человек может предпочесть иное. Но это значит предпочесть авторитарный стиль.
Ну а каковы средства влияния, которые все же целесообразны?
Во-первых, побуждение к принятию решения по данной проблеме. Мы ставим проблему и спрашиваем участников обсуждения, как ее решить.
Убеждение... Но только методом Сократа. Задаем участникам уточняющие, заинтересованные вопросы, внимательно выслушивая их ответы. Если есть несогласие кого-то с кем-то, уточняем мнения других в дискуссии. Затем — голосование. Если у меня иное мнение, чем у большинства, я обосновываю точку зрения информацией, полученной из источников, которым я доверяю, и прошу ее проверить. Говорю: для вашей позиции есть такие-то определенные основания, но я придаю значение таким-то фактам, которые представляются мне аргументами в пользу того-то и того-то, поэтому предлагаю обсудить. То есть опять-таки приглашение к разговору и дискуссия, а не припирание к стенке. А потом опять, понятно, голосование. Метод Сократа, таким образом, может применяться и для принятия совместных решений. Хотя, как мы говорили, он может быть применен и для поиска абстрактной истины.
Демократическому стилю влияния не свойственны оценки, претендующие на объективность.
можно говорить только о своем впечатлении (но не высказывать мнения).
При всем этом я готов к тому, что меня могут убедить, а не примут безоговорочно мою точку зрения. Надо вообще быть готовым к тому что правы могут оказаться другие, а не я. Впрочем, и у меня есть право на ошибку, так что и меня не надо судить слишком строго. С другой стороны, если я лидер, то какая-то точка зрения у меня должна быть, иначе «нечего соваться» со своей инициативой. Но даже если меня не убедили, я готов к компромиссному решению. Другие не хуже. Они тоже имеют право на ошибку (но вдруг они правы?). И даже могут принять ошибочное решение. Я все равно подчинюсь большинству, оставаясь в оппозиции и имея право на свое особое мнение.
Голос? Интонации? Учтиво-вежливые, мягкие (но не вкрадчивые, не снисходительные), доброжелательные, на равных, рассуждающие.
Не перебивать. Вы спикер, а не хозяин.
Демократический стиль в противовес авторитарному означает стремление просить совета по совместному делу (аналогично тому, как просить совета по своему делу, демонстрируя уважение к компетентности партнера, о чем мы говорили в главе об активной антикатегоричности).
Говоря кратко, вопрос решается вместе с партнером, а не вместо него.
Природа не терпит жестких границ. Этот философский тезис проявляется и в вопросе авторитарности — демократичности. Нарисуем прямоугольник и поделим его диагональю пополам на два треугольника (рис. 4).
Верхний треугольник будет у нас обозначать авторитарность, нижний — демократичность. При движении слева направо уменьшается авторитарность, увеличивается демократичность. Нарисовано условно, для понимания и запоминания. Чем больше давление голосом, чем больше ультиматумов, чем больше наказаний за непослушание, тем больше стрелка сдвигается влево. И наоборот, чем чаще апелляция к мнению окружающих, чем чаще прислушиваемся к их предложениям, тем больше стрелка сдвигается вправо.
Обсудим такое известное всем явление, как назидательность (в словаре Ожегова даны синонимы: наставление, поучение).
■ Назидание осуществляется категоричными, безапелляционными интонациями. Но главное, что здесь даются насильственные советы, естественно, без просьбы на то партнера.
И это вам не категоричность в обсуждении абстрактных научных истин. Теоретической ясности ради проведем разделение: назидание — это авторитаризм, касающийся только твоей жизни, а не совместного дела. То есть он воспринимается острее. Причем ведь поучают из добрых побуждений, «на пользу» партнеру. Чтобы ему же было лучше. Назидательность — это такая мягкая доброжелательная авторитарность. Но от этого еще больше вызывает агрессию. Значит, назидательность — это стрелка где-то между положением «лево» и «посредине».
Но есть один важный момент, который мы должны сейчас подробно обсудить и который мы намеренно опустили раньше. «Движение стрелки» по шкале «авторитарность — демократичность» отражает давление лидера содержанием своих высказываний.
Крайнее левое положение стрелки: «Если не сделаешь, что я сказал, то...», далее формулируется угроза. Движение вправо на одно деление: «Ты можешь выбрать из двух вариантов, которые я предлагаю, но мое мнение, что надо выбрать не то, а это». Дальнейшее движение стрелки вправо означает выбор из трех вариантов, из четырех и т. д. С другой стороны, движение стрелки вправо произойдет резче, если вообще снимаются рекомендации по выбору. Дело в том, что если мнение высказано, то его уже надо преодолевать (понятно, что, если это мнение более авторитетного человека, его сложнее преодолеть).
Дальше я обрисовываю альтернативные варианты и возможности, связанные с ними, но прошу выдвигать другие предложения и активно нахожу в них положительное, подчеркиваю это. Еще дальше. Я сначала прошу высказывать предложения по поставленной мной проблеме и лишь после выдвижения предложений высказываю свои предложения. Дальше вправо... Я прошу высказывать предложения, а сам предложений не высказываю никаких, стараюсь только, чтобы то, что высказал бы я, высказали в ответ на мои вопросы другие (по методу Сократа). То есть я только ставлю проблему. Возможен вариант, когда лидер, имея заготовленную точку зрения, высказывает ее все же в конце, но как будто бы мысль пришла только что, в процессе обсуждения... И наконец, я не ставлю даже проблему, а стимулирую постановку проблемы членами группы: «Какие вопросы мы сегодня обсудим?» В этом — доверие более высокого класса. Максимальное раскрепощение людей для мозгового штурма проблемы. К такому ведению обсуждения можно применить термин, который в ходу в гуманистической психологии, — «фасилитация» (то есть облегчение процесса, в данном случае обсуждения).
Понятно, что демократический лидер-фасилитатор признает право меньшинства на оппозицию. Демократический лидер все время балансирует между стремлением достичь ясности и определенности в высказываниях партнеров (уточняет, а значит, все же немного давит) и стремлением предоставить максимальную свободу обсуждению.
Примерами эту шкалу читатель может насытить самостоятельно, но крайнее левое положение все же проиллюстрируем.
■ «Копай себе могилу, или я убью тебя раньше, чем ты ее выкопаешь». И люди копали, оттягивая на полчаса смерть. Немногие отказывались от этого бреда — помогать убийцам в своем собственном захоронении.
Теоретически говоря, и здесь дается возможность выбора: на полчаса раньше или на полчаса позже. Но то — фашизм.
А где же у нас на этой шкале водораздел между авторитарностью и демократичностью? Нет водораздела, все так плавно и перетекает. Единственно, что хотелось бы отметить, — истинно демократический лидер не будет стараться подменять демократизм его подобием. Дескать, я даю вам возможность выбирать... Он постарается мобилизовать все интеллектуальные ресурсы группы стимуляцией творчества и высказываний.
Псевдодемократический же демагог часто использует такую подмену. Он ставит вопрос, дает ответ и предлагает голосовать. Создается впечатление демократичности, а на самом деле — самая манипуля-торская авторитарность. Он манипулирует очередностью постановки вопросов на голосование: в более выгодном положении находятся первые предложения, за которые раньше голосуют, но их-то и ставят на голосование вне очереди. Осознание манипуляторской природы такого псевдодемократизма должно в конце концов способствовать сопротивлению таким способам авторитарного давления.
Звучит странно. Все осуждают авторитарность. А тут плюсы...
Ну а если бы их не было, то разве авторитарность процветала бы? Значит, есть какие-то плюсы. Авторитарные приказы действенны и дают быстрые результаты. А в экстремальной ситуации не до демократических тонкостей. На войне и во время катастроф реально действуют именно авторитарные приемы.
Для самого авторитарного лидера, которого по тем или иным мотивам (боятся или хотят получить от него что-то, чего не дают другие) слушаются, это удобно. Авторитарные приемы выгодны также энергетически и по временным затратам. Что легче — обсудить проблему или сказать безоговорочно: делай, как я велела?
■ Жена загружена бытом, работой, детьми, а он, «бездельник», телевизор смотрит в это время. А белье надо отжать быстро, чтобы к вечеру высохнуть успело.
Авторитарность, как ни странно, бывает выгодна и тому, кто подчиняется. Ведь тогда я снимаю с себя ответственность. А ее далеко не всегда хочется на себя брать... Ответственность связана не только с тревогой — вдруг не справлюсь, а с меня спросят. Ответственность связана еще и с повышенными рабочими нагрузками, а так иногда хочется поспать, забить козла, выпить, заняться сексом... Боязнь ответственности, принятия ее на себя хорошо проанализировал психолог-гуманист Эрих Фромм в своей книге «Бегство от свободы». Люди бегут от свободы и связанной с ней ответственности, в результате наступает фашизм. Да. Он наступает не только потому, что есть авторитарные лидеры, но и потому, что есть жаждущие авторитаризма ведомые. Говорится о том, что надо стать хозяевами предприятий. Берите предприятия и становитесь хозяевами. Нет, пусть за меня кто-то отвечает, а не я за кого-то. Поэтому будет процветать наемный труд с неизбежной эксплуатацией, а не самоуправление на предприятиях.
Часто трудна ответственность и за свою судьбу. Ее так хочется переложить на другого. На Бога, священника, командира. Мне вспоминается давнишний американский кинофильм «Триста спартанцев».
■ Вот войско Ксеркса окружило горстку оставшихся в живых и охраняющих погибшего царя Леонида греческих воинов. Попытка прорваться клином была обречена заранее. Тогда круговая защита. Ксеркс объявляет: отдайте тело Леонида и расходитесь. Если нет — гибель всем. Воины смотрят на командира. Он говорит: «Нет, не отдадим» (значит — гибель). И все гибнут под градом стрел персов.
Ответственность за свою судьбу вручена командиру. Подтекст: я не ответственен за свою гибель. Переложить ответственность на другого (даже за свою судьбу) — это, как мы теперь знаем, психозащита. Но помним все время о необходимости не поверхностной пассивной психологической защиты, а «глубокоэшелонированной» психотехники безопасности.
Чувство поверхностной психологической анестезии возникает и в ситуации выполнения стороннего преступного приказа. В одной из ранних и чарующе глубоких песен Окуджавы есть строки: «А если что не так, не наше дело. Как говорится. Родина велела. Как славно быть ни в чем не виноватым, совсем простым солдатом, солдатом».
Цену такой поверхностной психологической анестезии после августа 91-го и октября 93-го многие из нас почувствовали. Когда эта анестезия отходит, приходится еще долго мучиться душевной болью.
Для подчиняющегося есть еще один важный момент. Этот авторитарный лидер защитит меня от другого авторитарного человека. И вместо того чтобы самому защищать справедливость, я оказываюсь в позиции подчиняющегося, которого надо защищать. При том, что гуманизм оправдывает и такую позицию, она, эта позиция, в целом неоптимальна для людей. Лучше было бы, объединившись со справедливым и сильным демократическим лидером, вместе преодолеть авторитаризм.
Итак, все достаточно непросто. Настолько, что конфликте генным может быть не авторитарный стиль, как можно было бы ожидать, а отсутствие его, отсутствие адекватных приказов. В самом деле, авторитарный и компетентный Жуков был на войне необходим. И отсутствие ожидаемого компетентного приказа — жестокий конфликтоген. Командуйте нами, говорили добровольцы-ополченцы, но ими командовали только в том смысле, что заставляли погибать. Я хочу выполнять те компетентные команды, которые спасут страну и меня.
Авторитарность нужна и при защите от агрессора. С ним надо разговаривать иногда с позиции силы, когда он захватывает власть, совершает несправедливое нарушение закона, хамит.
Учиться, следовательно, нужно не только демократии. Для того чтобы ее же и защитить, как это ни парадоксально, учиться надо и авторитаризму. Если угодно, провести тренинг навыков авторитаризма. Не только лидерам полезно тренировать авторитарные умения, но и любому человеку. Мы займемся этим вопросом в разделе, посвященном реагированию на конфликтогенное поведение. В плане первичного коммуникативного поведения авторитарные окультуренные навыки тоже полезны — в зоне повышенного риска конфликте генного поведения со стороны окружения.
Нет, мы не хотим расхваливать авторитарный стиль. В его плюсах, как понятно из текста, — его минусы, если говорить об интересах подчиняющегося авторитарному лидеру. Плюс — свобода от ответственности и связанной с ней тревоги. К ней приводит бегство от другой свободы, свободы с ответственностью. Свобода от ответственности столь сладка, что бегство от свободы с ответственностью носит массовый характер. Она часто приводит к власти безответственных авантюристов, смело и безрассудно действующих в условиях отсутствия ответственности с их стороны и доверчивости со стороны ведомых. А это приводит общество к катастрофам.
Авторитарные режимы биологизируют общество, спускают его на низшие ступени, где правит не разум и высокие нравственные и эстетические чувства, а стремление к уничтожению людей, витальный (животный) страх за свое существование, предательство. В таких режимах и устанавливается биогенный pecking order — порядок клевания, при котором «Альфа» клюет всех, а «Омегу» заклевывают все.
Авторитарность чревата минусами и для самого авторитарного лидера, и для партнера, и в целом для общества.
У авторитарного лидера сознание сужено значимостью своей идеи. Он не только не видит альтернатив, но и не хочет их видеть. Блокируется обратная связь.
При авторитарном влиянии больше возможностей для принятия ошибочных решений, не видно опасностей, минусов в предлагаемом авторитарным лидером решении, все боятся ему о них сказать. В результате страдает общество, да в конце концов и сам лидер. О нем-то говорят, что он, дурак, не предусмотрел...
Люди задавлены — инициатива наказуема — нет идей. Ни у общества. Ни у самого лидера, который мог бы их получить. Почему продуктивен мозговой штурм? Много народа — много идей. Сняты преграды, не боимся даже абсурдных на первый взгляд предложений — потом критически осмыслим, — и идей становится все больше. Авторитарному лидеру не нравятся мозговые штурмы, он может на них выглядеть не самым-самым...
Партнер лишь исполнитель, инструмент. Он чувствует себя таковым. Но он не хочет им быть. Страдает его человеческое достоинство. Воплощать не свои решения, навязанные извне, не хочется. Человека принуждает воля авторитарного лидера. Он сопротивляется. В итоге необъявленный саботаж. В группе апатия: мы не отвечаем за принятые решения.
Исследованиями крупного психолога Курта Левина выяснено, что при авторитарном стиле руководства падает производительность труда.
В группе плохой микроклимат. Авторитарный стиль эмоционально неприятен, создает напряженность.
У человека, которого принуждают, формируется психологическая защита: я не глупее (вариант: умнее), почему я должен подчиняться? Как результат — сопротивление и конфликт. И таких людей много. Они не только сами восстают, но и поднимают на восстание людей, бегущих от свободы с ответственностью, те поддаются влиянию, и конфликт становится массовым. Общество сотрясает очередная революционная война всех против всех. Лидера убирают. Невыгодно быть авторитарным лидером.
Как минимум у партнера формируется отношение к лидеру тоже как к инструменту, а не к субъекту, к личности. Его воспринимают как явление неживой природы, к которому нужно только приспособиться и выжимать манипуляциями из него то, что можно. Лидер и подчиненный «живут мимо друг друга».
Психолог А. Глянц обратил внимание на то, что при авторитарном стиле руководства не выдвигаются и не воспитываются новые лидеры.
И действительно — вспомним нашу брежневскую геронтократию.
Что же: минус, минус...
Раз демократию обычно расхваливают, начнем с минусов.
Требует времени. Вон сколько занимают процедурные вопросы на съездах. И автократы предъявляют претензии: хватит разговаривать, надо работать. Действительно. Вот не беда нагрянула даже, а небывалый урожай. И уже мы не можем обойтись демократией и разработкой экономических мер, а подавай нам чрезвычайное положение.
• Демократия — это разделенная ответственность, могущая вести к общей безответственности.
• Демократия — это дополнительная работа ума и просто физическая работа.
• Демократия — это выдержанность, не разрядишься так просто в крике, это уже было бы антидемократично. А быть выдержанным трудно — «слушать там всякие глупости, когда ты сам жутко умный».
Так что есть минусы.
Но плюсов больше, и они ощутимее.
У партнера сохраняется достоинство. Если влияющий прав, то истина, к которой партнер был подведен методом Сократа, прочувствована и принята им. Принуждает человека не человек, а действительность, которую они вместе постигли.
У партнера стимулируется активное мышление над проблемой с высокой вероятностью принятия и использования его предложений. А свою идею приятнее воплощать в жизнь. А если и не совсем свою, то принятую с моего одобрения, и уж по крайней мере с моего ведома. Повышается активность при воплощении решения. А значит, и производительность труда (Курт Левин).
Повышается самооценка и самоуважение. А значит, и уровень притязаний в творчестве, а это, в свою очередь, повышает производительность. Но более важно
ОСОЗНАНИЕ СВОЕЙ СУБЪЕКТИВНОЙ САМОДОСТАТОЧНОСТИ, СОЗНАНИЕ РЕАЛИЗОВАННОЙ ВОЗМОЖНОСТИ ВЛИЯТЬ НА ОБЩЕСТВЕННО ЗНАЧИМЫЕ ПРОЦЕССЫ.
Осознание себя успешной личностью, которую ценят, которая может влиять на жизнь группы. В связи с этим — эмоциональный подъем, переживание психологического комфорта, удачливости, удовлетворенности бытием. Такая личность менее агрессивна, энергия уходит на творчество, спорт, семью, секс.
В микрогруппе улучшается психологический климат. Никто друг на друга не давит, никто никого не презирает, не эксплуатирует.
Влияющий тоже выигрывает. Он получит идеи (при авторитарном стиле не получит). Перепроверит, подправит, отточит детали в своих ранее предлагаемых решениях. Может быть, откажется от своей проигрышной идеи — зачем же вкладывать средства и труд в заведомо нерентабельное дело?
Но при всем этом авторитет влияющего увеличится, а не уменьшится, как ожидает этого тревожная невротическая личность.
Группа развивается свободно, больше воплощенных возможностей, ничто не упускается.
В группе формируются демократические лидеры, успешно работающие и в других группах.
Ну, если столько плюсов у демократического стиля, то почему все-таки часто превалирует авторитарный?
Конечно, и сами по себе плюсы авторитарного стиля, которые мы разобрали, — вещь достаточная, чтобы к нему обращаться время от времени, несмотря на все минусы. Об этом чуть впереди.
Но почему авторитарный стиль используется по преимуществу, а за демократический еще надо ратовать, ему еще надо обучаться?
Для объяснения этого придется опять вспомнить о чувстве и знаках превосходства. В демократической группе все на равных. А биогенное стремление к превосходству очень сильное. Я лучше, я умнее, и поэтому вы должны меня слушаться. Авторитарная личность может быть, так сказать, первично-авторитарной и невротично-авторитарной. Первый вариант — это эпилептоидный психотип, у которого мощная энергетика и стремление наводить установленный кем-то порядок. Второй вариант — личность с комплексом неполноценности, гиперкомпенсирующаяся. Термин «гиперкомпенсация» надо включить в свой практико-психологический словарь. Человек восполняет (компенсирует) свой недостаток с избытком, с лихвой (гипер), «сверхвосполняет» (гиперкомпенсирует). В любом случае
ПРОИСХОДИТ САМОУТВЕРЖДЕНИЕ ЧЕРЕЗ УНИЖЕНИЕ ДРУГОГО С ПЕРЕЖИВАНИЕМ ИМ ЧУВСТВА СВОЕЙ УНИЖЕННОСТИ,
И даже если авторитарная личность подавляет вас, казалось бы, не себе во благо, а «вам же на пользу», можно сбежать из дому от таких забот. Что и делают нередко подростки.
Авторитарные действия для энергетической личности, ориентированной не на предметный мир (порубить дрова, сделать самолет), а на социальный мир (переделать людей, социальное переустройство) — это выход их бурной энергетики, которую трудно сдержать, но которую при использовании демократического стиля приходится все-таки сдерживать. Обычно авторитарные действия оправдываются интересами дела. Но это часто лишь камуфляж основных мотивов, о которых только что шла речь.
Участник одной из групп в «Маленьком принце» Е. Бобров обратил внимание на то, что есть в мотивации авторитарности и такой вот манипулятивный компонент.
Если я предложил правильную идею (автором которой я действительно являюсь), но тут же ее предложили и другие, поскольку она видна и другим, то слава достается всем. И «общую курицу славы» придется разрезать и каждому выдать «по равному куску». А если я отодвинул манипулятивно другого автора, то делиться уже не придется. Подленький мотивчик. Но ведь многим он виден. Не скроешься. Так зачем же?
Психолог А. Глянц выдвигает еще один мотив авторитарного возвышения: при успехе после авторитарного единоличного принятия решения возрастает авторитет, и люди охотнее пойдут за таким лидером. Тоже вроде для дела. Но на самом деле для мелкого самоутверждения за счет принижения личности другого.
Вообще авторитарному человеку свойственно преувеличение своей ответственности и своей значимости в общем деле.
— Я такой хороший, я беру на себя все тяготы, а вы...
Не оправданные действительно экстремальными обстоятельствами авторитарные действия негуманны. Особенно если они проводятся человеком без должного авторитета, а только в связи с формальным лидерством, с должностью. При более глубоком осознании (самоанализе, рефлексии) самооценка снижается. Снижается, понятно, и оценка окружающих, поскольку самооценка — это отражение, мы говорили, оценки окружающих. Этого ли мы добивались? Нет, мы хотели повышения и оценки, и самооценки.
Сейчас в ходу много новых выражений, связанных с изменениями в стране. Одно из таких — «подавляющее меньшинство». Ну, так понятно, что авторитарность и нужна именно этому подавляющему меньшинству.
Мы живем в мире взаимодействия и взаимовлияния друг на друга. И не можем обойтись без этого.
И мы увидели, что плюсы и минусы есть и в авторитарном стиле, и в демократическом. Ну, что же, придется, как всегда, учитывать и то и другое.
Вот профессор говорит студентке, которая у него занимается в студенческом научном кружке:
— Танечка, будь добра, мел...
Авторитарность, смягченная вежливостью. Конфликтогенно? Нет. Синтонно. Почему? Да потому, что Таня за честь почтет помочь профессору. Перед другими студентами это означает ее близость к уважаемому шефу. И то, что он именно к ней обратился, означает, что она все здесь, в кружковском помещении, знает.
Совсем иное дело муж — жена. Они на равных, но жена (как будто она профессор, а он для нее как будто студент) говорит мужу фразу, которую мы уже выучили наизусть:
— Сереженька, кисонька, вон ту тарелочку...
И все вроде в порядке, но Сереженьку как будто электродугой свело, а понять, что его крутит, он не может. Аналогично, но еще более ярко видна неприемлемость авторитарности в ситуации, когда, скажем, студенческий новоиспеченный лидер вдруг начинает другого студента держать за секретаря. Когда зазор между моим статусом и статусом партнера маленький, а важности много, это особенно неприятно.
Ну и совсем уж нелепо звучало бы, если бы невестка попросила свекровь:
— Анна Сергеевна, неплохо бы за продуктами в магазин сходить...
Значит, речь идет не только о том, может ли данное высказывание характеризоваться как авторитарное, но еще и о том, как оно ложится на психику партнера. Если партнеру нравится ваша позиция, то это синтон, не нравится — конфликтоген. Мягкие же формы авторитарных просьб, если у вас есть основания для пристройки сверху, звучат нейтрально.
Если начальник советуется с коллективом — нейтральность. Если с одним подчиненным — скорее, синтон.
В СРЕДНЕМ МОЖНО СКАЗАТЬ, ЧТО ПРИ ОТСУТСТВИИ ДЕФИЦИТА ВРЕМЕНИ, В СПОКОЙНОЙ 0S-СТАНОВКЕ, КОГДА НЕТ СУЕТЫ, СПЕШКИ, НЕОБХОДИМОСТИ WCTP0 ДЕЙСТВОВАТЬ, ПРЕДПОЧТИТЕЛЬНЕЕ ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ СТИЛЬ, ЕСЛИ ЦЕЙТНОТ, ОПАСНОСТЬ, ЭКСТРЕМАЛЬНАЯ СИТУАЦИЯ, ДОПУСТИМ АВТОРИТАРНЫЙ СТИЛЬ.
НО!
Во-первых, нормально, когда в 75-90% ситуаций практикуется демократический стиль, а в 10—25% применяется (в трудной обстановке) авторитарный стиль. А не наоборот.
Во-вторых, после вынужденного авторитарного посыла, когда экстремальная ситуация позади, неплохо бы устроить демократический разбор, вызвав огонь на себя, и понять, правомерен ли был авторитарный посыл. Это покажет вашу самокритичность, желание выверить свое поведение. В случае неправомерности это будет выглядеть фактически как извинение. И скорректирует вас на будущее: может быть, можно было обойтись и без этого.
Лидер должен научиться быстро менять по обстоятельствам стили влияния. В спокойной обстановке — демократичный, рассудительный, в цейтнотной — распорядительный, не шумливый, но в случае опасности чтобы мог и нажать голосом. Если превалирует демократический стиль, то единичный авторитарный посыл понимается и оправдывается людьми.
Мои наблюдения, однако, показывают, что в организационных делах без известной доли авторитарности не обойдешься. Избавиться от авторитарности полностью — это утопия. Потому что есть люди, для которых демократический стиль влияния на них — это как бы несерьезно. А серьезно — это авторитарность. В какой-то мере я объясняю это наследием командно-административной системы, в которой мы выросли. И привыкли. Наверное, действительно надо водить 40 лет по пустыне наш народ, чтобы он выдавил из себя по каплям раба.
Родителям можно порекомендовать, по крайней мере, практиковать предложение многочисленных альтернатив:
— Маш, какую кашу сварим? Гречневую, овсяную, перловую?
Возможность выбрать отвлекает ребенка от сопротивления еде как таковой.
Некоторые родители, педагоги оправдывают свою авторитарность тем, что «его» надо спасать от самого себя. Не согласен. Человеку надо предоставить всю информацию, если он захочет ее взять. Ему надо предложить помощь, но не давить советами, назиданиями или, чего доброго, репрессиями.
Человек имеет право на ошибку, в отношении себя даже на трагическую.
На его опыте будут учиться другие. В этом драматизм демократизма. Но у людей есть потребность и в эффективных советах, в эффективной информации для решения своих проблем. Если вы даете человеку нужный ему совет, он, возможно, будет рад этому.
Кто чаще лидер в служебной сфере? А кто в семье? В самих вопросах содержится ответ, потому что из житейских наблюдений ясно: в семье — женщина, на работе — мужчина. Разумеется, по преимуществу, с исключениями, нужными для всякого правила.
Поскольку чаще всего почти все рычаги власти — в руках молодой жены, у нее вырабатывается агрессивный авторитарный стиль влияния. Так быстрее. Так легче испытать чувство значимости и показать его мужу. Вот зарисовка с натуры. На занятиях с супружескими парами — все сидели сначала попарно -— я вдруг обнаружил, что нет мела... Разведя руками и показав на доску, я дал понять, что, мол, мела нет и неплохо бы сходить кому-нибудь за мелом. Реакция молодых жен была мгновенной и почти у всех выразилась одинаково. Каждая ткнула в бок своего мужа:
— Сережа, мел!
— Вань, сходи ты!
— Андрей, быстренько за мелом!..
Постепенно рычаги переходят к мужу, но авторитарным он становится в семье где-нибудь в конце супружеского двадцатилетия, когда проведены пробные разрывы и когда она поняла, что деваться некуда. Когда же молодая супружеская пара живет у чьих-то родителей или хотя бы только зависит материально {или и то и другое), авторитарно ведут себя теща или свекровь, мужья которых уже умерли, развелись или не вмешиваются в семейные дела, потому что заняты общественными. Свой «взрослый ребенок» — тоже часто жертва родительской авторитарности.
Понятно, главный объект для авторитарного тирана — дети. По отношению к ребенку авторитарны мягко-жестко все: и бабушка, и папа, и конечно же мама. До той поры, пока само чадо, не усвоив стиль и не получив психологических (сбегу из дому) или юридически-материальных (отсужу площадь) рычагов, не начинает авторитарно же сопротивляться: «Ну ладно, хватит читать нотации», а потом авторитарно загоняет престарелых родителей в угол.
Разумеется, все это не может способствовать миру в мире семьи.
Но «такова жизнь». И «что же делать?».
Авторитарность допустима и здесь лишь в экстремальных ситуациях, с последующим обсуждением, правомерен ли был авторитарный акт. В целом же
ДОЛЖЕН ИСПОЛЬЗОВАТЬСЯ ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ СТИЛЬ ПРИНЯТИЯ СОВМЕСТНЫХ РЕШЕНИЙ.
Нелегко, имея в руках рычаги власти, заставить себя ими не пользоваться. Но надо. Если говорить о психологических средствах помощи семье, то нужно помочь каждому члену семьи осознать все закономерности, которые мы обсуждали в этой главе. А затем, если возможно, — серьезный
Вопросами тренинга в принципе мы займемся позже в специальной главе. Здесь же — несколько уместных слов.
Трудно это — переделывать авторитарную личность. Дело в том, что демократические действия сложнее, чем авторитарные. Авторитарные навыки в арсенал берутся личностью по подражанию. Пассивные, дефензивные (то есть защищающиеся) люди вообще забиваются в угол и становятся подвластными или защитно ощетинившимися, и они не овладевают демократическими средствами влияния.
Ну так что же тренинг? В первую очередь в группе с помощью психолога повышается чувствительность к авторитарности. Каждый должен у других и у себя услышать-увидеть даже намек на авторитарность. Причем сначала это удается лучше по отношению к другим, а потом слышится и у себя. В длительных тренингах надо добиться того, чтобы авторитарные тенденции оттормаживались еще на этапе возникновения плана авторитарного действия, на бессознательном уровне. Постепенно все больше акцент будет смещаться на поиск демократических средств.
Мы рекомендуем обратить внимание на вопросы тренинга уже сейчас (перелистните страницы). А когда вы будете фундаментально прорабатывать вопросы тренинга, следует не раз заглянуть в эту главу.
Рекомендация дана психологам, занимающимся общением. А что же остальным людям? Читать и самодисциплинироваться в соответствии с прочитанным и принятым. Но лучше обратиться в тренинговые группы, которые ведут психологи нашей ориентации.
Одним из способов влияния, как было уже сказано, может быть манипуляция. Вспомним: это скрытое психологическое воздействие с психологической или материальной выгодой для себя и в ущерб партнеру. Манипуляция может быть и скрытым принуждением, как в примере с цветами для врача.
Этот способ в какой-то мере противоположен авторитарному стилю. А в какой-то мере сродни. Противоположен потому, что нет заведомо осуждаемых признаков авторитарности: криков, оскорблений, угроз... А сродни — своей принудительной сутью: «Делай, как я велю». Но манипуляция даже более неприятна, чем авторитарность. Здесь что-то иезуитское. Воздействие скрытое, не придерешься. Трудно искать возможности противодействия. Действия манипулятора нервируют, выводят человека из себя, вызывают на открытую агрессию и ставят в худшее положение — не партнер кричит, а я, не он оскорбляет, а я.
Если я применяю манипуляцию, то рискую создать вокруг себя вакуум, так как люди будут избегать меня.
Манипуляция может применяться не только в целях влияния на поступки человека, а более широко. Можно вызвать на откровенность, а потом осудить и возвыситься за счет унижения. Манипулятивные воздействия широко распространены. Люди даже не замечают, как самодовольно хвастаются именно этим змеиным способом. Давно в журнале «Семья и школа» напечатали материал, в котором мама рассказывает, как она воспитывала аккуратность в сыне.
■ Он приходил и не чистил обувь, забывал. Тогда она вычистила до блеска один ботинок, а другой оставила в комьях грязи.
Манипулятивное воздействие. Я не помню, что эта мама написала об эффекте. Но можно себе представить ребенка, каково было его смятение. Идти с таким контрастом или чистить второй ботинок и опоздать в школу? Или лучше разразиться слезами, и пусть мама посмеется?
Манипуляция конфликтогенна и антигуманна. Лучше от нее отказаться.
Карнеги говорит: улыбайтесь. И американцы улыбаются. Они улыбались и до него. Наверное, это совет для европейцев. Потому что нам, особенно тем, кому грозил ГУЛАГ или «тот свет», было не до советов выходцев из Нового Света. У американцев есть еще и Уильям Джеймс, великий психолог, который говорил: «Мне весело, потому что я смеюсь». В противовес распространенному мнению, что я смеюсь, потому что мне весело. И это было не литературной находкой, а легло в основу его труда по теории эмоций. И было это до Карнеги.
Мы за улыбку, даже в том случае, если это, выражаясь словами Сеченова, улыбка Гарибальди, когда его гонят за излишнюю любовь к Родине. Или даже тогда, когда улыбка — приправа к проданному товару. И уж тем более не против, когда улыбается вся нация. Улыбка, вне сомнений, нужна, чтобы располагать к себе людей.
Но Карнеги написал свой бестселлер до того, как в обиход вошел термин «приятие». И очевидно, что та улыбка, о которой говорит Карнеги, это знак приятия человека. Я хочу с тобой общаться, ты мне приятен. А хмурое лицо — «к нам не подходи, к нам не подходи, к нам не подходи, а то зарежем!» или «но сурово брови мы насупим, если враг захочет нас сломать» — знак неприятия.
Итак, знаки неприятия и приятия. Опять конфликтогены и синто-ны. Разберемся в них подробнее. Сначала знаки неприятия.
К ним в первую очередь относится, как уже говорилось,
Или даже не хмурое еще, но слишком серьезное, сосредоточенное. Человек и хотел бы, чтобы с ним общались, и даже бывает, что, когда к нему с улыбкой обратятся, он тоже улыбнется и обрадуется нашему обращению. Но он привык не улыбаться, как американцы привыкли улыбаться. Так у нас «прилично», так принято. Взглянем на наших людей в метро. Все хмурые, напряженные, озабоченные — к нам не подходи! Ну и не подходят. А то действительно если не зарежет, то заколет осуждающим презрительным взглядом. Как обдаст тебя презрением. Страшно же. Все смотрят не друг на друга, а в пространство между головами. А если и друг на друга, то как на недруга. Но люди сторонятся хмурых и серьезных. И все друг друга сторонятся. К кому скорее обратятся с вопросом о том о сем? К улыбающемуся. А к хмурому — нет. На хмурого взглянешь — и сам хмуришься. И мы, получается, нация хмурых.
Я отнес хмурость к конфликтогенам условно. Сразу, конечно, конфликта не будет. Но все-таки хмуриться — значит лить воду на мельницу напряженности. Пустячок, а неприятно (вот как!).
Люди хмурятся не только по инерции, но и из-за боязни контакта. Ну да, действительно, а вдруг провокация. Ему бы своего добиться, а потом не женится. А вдруг заманит, а потом убьет, а вдруг она окрутит, а потом посадит. Черный юмор, скажете? Черный, но не юмор, а страх. Мы нация запуганных. Перестанем наконец ими быть. Пусть не улыбка, а на полпути к улыбке — ненапряженное лицо. Вот бы хорошо датчик поставить, и коль скоро человек хмурится — небольшой удар электрическим током. Но разве это не удар током — вакуум вокруг, одиночество. Хватаешься за трубку при первом же сигнале телефона. Или выжидаешь сладостно четыре приличных гудка, чтобы не произвести впечатления одинокого и «ждущего не дождущегося», чтобы кто-нибудь позвонил. Пусть воспоминание об этом сыграет роль отрицательного подкрепления вместо удара током.
Не хмурьтесь. Улыбайтесь — по Карнеги.
Вот мы входим в канцелярию за справкой. Как чаще всего ведет себя завстолом, к которому вы обращаетесь? Понятно, что чем-то люди занимаются всегда. Пишут, читают, перебирают бумаги, болтают по телефону, болтают ногами. И все это дела важные. А то они ими бы и не занимались. Так как же ведет себя заведующий столом? Правильно. Он продолжает заниматься тем важным делом, за которым мы его застали. Ест конфету. И болтает ногами. И не поднимает головы. Игнорирует нас. Дело важнее, чем человек. Такой он делает вид.
Но вот мы что-то спросили. Что же в ответ столоначальнида? Варианты разные. Она может сказать, например:
— Вы что, не видите, я занята? Или в лучшем случае назидательно:
— Я вижу, что вы стоите, но я не Юлий Цезарь, не могу делать сто дел, сейчас освобожусь и займусь вами.
Все это — применим уже известный нам термин — знаки неприятия. При этом человек может быть занят приемом другого посетителя, клиента. И вот он, демонстративно не отрываясь от разговора с этим клиентом, вас «не замечает». Ведь он занят не бумагами, а людьми. Подождете. Мы и ждем. Только приятно ли это нам?
Но может быть и еще хуже. Разве не встречались вы, скажем, с продавцами, которые вообще не отвечают, когда к ним обращаешься? Они молчат. Они не согласны с вами общаться, разменивать золото своего молчания на высшую роскошь общения. «Так бы и врезал!» Стоп, на это и рассчитано. Вы возмутились, и вот вы уже возмутитель спокойствия. А она со своим олимпийским спокойствием выше вас. Мотив понятен. Так легко возвыситься, даже и усилий-то никаких не надо. Узнаете манипуляцию?
Игра в молчанку имеет и более мягкие проявления. Дается односложный ответ, вызывающий множество других вопросов, каждый из которых наталкивается на холодное раздражение, или вам говорят, не желая утруждать себя разъяснениями: «Посмотрите сами, что там написано».
Итак,
ЗНАК НЕПРИЯТИЯ «НЕ ЗАМЕЧАТЬ ЧЕЛОВЕКА» (ИГНОРИРОВАТЬ ЕГО ПРИСУТСТВИЕ) — ДЕШЕВЫЙ КОНФЛИКТОГЕННЫЙ СПОСОБ САМОУТВЕРЖДЕНИЯ.
Демонстрация собственной значимости. Этот мотив требует нравственного осуждения. Вместо того чтобы добиться уважения к себе благодаря своей деятельности и интересу к своей личности, человек добивается внешних проявлений этого уважения по отношению к своему креслу, даже стулу. Что же должно произойти с самооценкой после такого проведенного психологического анализа? Понятно, она понизится. А этого ли вы добивались? Нет. Ну, так бред получается.
К тому же это полная бессмыслица и в плане внешних проявлений. Ведь они явно лицемерны, манипулятивны. Тут манипуляция на манипуляцию. Вы манипулируете — не обращаете внимания. Вами манипулируют — льстиво упрашивают, подчиняются, тихо (а потом и громко) ненавидя вас. Приятно ли вам уважение к вашему обшарпанному или даже фешенебельному столу (предмету мебели!), к вашей стойке, которая отделяет вас от просителя? К тому же и вы будете просителем в другой такой же конторе. Возвышаясь за счет другого с помощью знаков неприятия, человек может испытывать садистически-приятное чувство. Ну а садизм, если не считать его сексуально-игровые мягкие формы в садомазохистской паре, отвратителен.
А иногда знаки неприятия подаются для того, чтобы избавиться от лишней работы. Ты демонстративно не обратил внимания или нагрубил. Клиент ушел, и ты болтаешь себе дальше. Или таксист не поворачивает головы, даже когда вы ему даете деньги. Как бы знак нежелания разговаривать, а на самом деле цель манипуляции — не дать вам сдачу, показать, что в расчете.
Знаки неприятия подаются и дома. Чаше женами. Вот он пришел, чуть запоздав. Надо его поставить на место, вменив ему это в вину. Она и ставит его на место, как стул, и смотрит сквозь него. Или: ну что ты, как маленький, сам не можешь взять в холодильнике. Мужья реже играют в молчанку ради наказания или манипуляции. Они молчат, потому что сдерживаются. А жены молчат, чтоб вывести его из себя. Он и выходит из себя. А потом уходит в себя... и из дома.
В ряду знаков неприятия и просто невнимательность, рассеянность, вы не очень вслушиваетесь. Это и в принципе раздражает, но хуже, если из-за этого вы не запомнили имя нового человека, назвали его не «Павел Иванович», а «Петр Иванович», а то и хуже — «Петр Ильич». Или не называете никак, а общаетесь безлично, не желая показать, что забыли имя. Но ведь забыли же вы имя, не запомнили, значит, этот человек вам не очень интересен, — знак недостаточного приятия. В таких случаях раздраженный собеседник иногда напоминает вам свое имя. Да-а... пустячок, а неприятно. Карнеги мудро подмечает, что
ДЛЯ КАЖДОГО ЧЕЛОВЕКА НАИБОЛЕЕ ПРИЯТНОЕ СЛОВО — ЭТО ЕГО ИМЯ.
Так запоминайте имена сразу, не допускайте таких знаков недостаточного приятия. Это просто: повторите про себя несколько раз, отойдите в сторонку, запишите, прислушайтесь к речи других, они могут назвать человека в разговоре. Наконец, извинившись, переспросите.
Это тоже знак неприятия. Например, отказ от предлагаемой услуги (такой, в которой вы явно нуждаетесь) означает: я не хочу с вами связываться. Отказ от предлагаемого совместного действия, деятельности. Отказ от предложения сблизиться. Скажем, человек называет вас уже только по имени, а вы его продолжаете называть по имени-отчеству (при том, что вы ровесники). Он уже перешел на «ты», а вы упорно обращаетесь к нему на «вы» или даже поясняете, что хотели бы остаться в официальных отношениях. Знаки нежелательности дальнейшего контакта: поглядывание на часы, собирание портфеля, бумаг. Прерывание контакта «неотложными делами» — набор номера телефона, и если абонент ответил — переключение на разговор по телефону. Выбор здесь большой. Можно чистить ногти, что-то записывать, искать нужную вещь, вертеть локон, медальон. При этом делать вид, что слушаете, что-то невпопад отвечая, и думать о своем. А можно позвать другого сотрудника и начать с ним «неотложный» разговор. Можно просто выказать собеседнику нетерпение. Все это знаки неприятия, которые имеют манипулятивный неоткрытый характер, раздражают, вызывают протест.
Мотивы подачи знаков неприятия очень разнообразны. Мне некогда. Я хочу возвыситься за счет унижения. Показать свою независимость. Уйти от обязанностей... Но нельзя исключать и собственно неприятие. Человек мне неприятен, и я показываю ему это, подаю ему знаки неприятия. Имею право? Имею. Но все же нравственность не позволяет этого делать. Мы вынуждены контактировать с множеством людей, которые могут и не быть нам приятны. Не по-христиански — морщиться при виде неэстетичного ожога или келоидного рубца. И если мне неприятны черты характера человека, я должен ему это не показать. Это неаутентичное (неоткрытое) поведение ведет, конечно, к невротическим явлениям, но пусть лучше они (не так уж они велики), чем открытые конфликтогены, которые наносят психическую травму человеку и вызовут открытый конфликт. Ведь если вы даете человеку знаки неприятия, то он становится неприятелем.
Но кроме увеличения психологической дистанции, знаком неприятия может быть увеличение и физической дистанции. Я просто от тебя отстраняюсь при попытках протянуть руку для рукопожатия, взять за локоть, обнять за плечи. Как минимум не приближаюсь на расстояние, при котором возможен такой физический контакт. В сущности, это увеличение и психологической дистанции — физический контакт имеет и психологический смысл.
Только искренняя улыбка, которая означает: мне хочется с тобой общаться, что-то вроде того, когда у собаки хвостик ходит туда-сюда, сюда-туда... А если это саркастическая, ироническая, сардоническая, насмешливая, издевательская, формальная, «приклеенная» улыбка, то она играет отрицательную роль в общении. Но Карнеги имел в виду улыбку искреннюю. Хотя, чего там говорить, даже не такая уж искренняя, но все же приветливая улыбка лучше, чем искренние постоянные тучи на вашем лице. Иногда говорят, что на Западе люди платят за улыбку. Речь, конечно, о товаре, упакованном в улыбку. Ну что ж, в коммерции это помогает, только чтобы без обмана. Но улыбка важна и для других деловых отношений. А главное, что, как поется в наивной, но мудрой песенке, «дружба начинается с улыбки». Да, аффилиативное общение, общение ради общения, ради дружбы, секса, любви, включает в себя улыбку как неотъемлемый знак приятия. Искреннего приятия.
Улыбка — это радость по поводу встречи и предстоящего общения. Но улыбка действительно еще не все. Она сопровождается рядом других действий, которые мы часто производим, если искренне рады общению, но не всегда отдаем себе в них отчет. А может быть, даже не сопровождается ими, а сопровождает их. Их можно собрать под рубрикой
Жена может встретить опоздавшего мужа не многозначительным молчанием, а тем, что выключит газ под кастрюлей, чтобы не убежал суп, и, повернув голову, посмотрит приветливо, подбежит и скажет с интонациями, в которых угадывается радостно виляющий хвостик болонки:
— Ну, что так поздно? Ничего не случилось?.. Тебя заждался ужин со всякой вкуснятиной.
А если это не дома, а на работе, то любой вошедший человек получает:
• Поворот головы в его сторону.
• Взгляд, не невидящий и не ненавидящий, а дел овито-приветливый, говорящий: я готов к деловому общению.
• Фразу, означающую при любом ее словесном оформлении: мол, я сейчас освобожусь и буду в вашем распоряжении.
И уж при всем этом
• Приправа по вкусу — улыбка. Та самая, охарактеризованная выше.
То есть вы заметили человека, приветили его, принимаете во внимание, собираетесь общаться. Вы его имеете в виду. А не «имеете в виду».
А если вы занимаетесь уже каким-то человеком? Все равно оторвитесь от того, кем уже занимаетесь. Когда я веду прием больных (я по первой специальности врач-психотерапевт) и ко мне в кабинет кто-то заходит, я останавливаю разговор с больным и обращаю положительное внимание с улыбкой на вошедшего. Понятно — мягкое «извините» к пациенту, которого я уже принимаю. Не помню случая, чтобы кто-то обиделся. Ведь я с ним поступал так же, а если и нет, он понимает, что им уже я занимаюсь, и занимаюсь вдумчиво, серьезно, и он делится охотно моим вниманием с вошедшим. Конечно, такое невозможно во время хирургической операции, хотя бы и в поликлинических условиях, но мы говорим о других, более частых ситуациях... А если человек, которым вы занимаетесь, выше по статусу, чем тот, кто вошел? Все равно. Если он сам вежлив и гуманен, он поймет и не обидится. Вы же извинились перед ним.
Простое «Привет. Ну, как дела?» с ожиданием «Нормально» — тоже знаки приятия в дружеских отношениях.
Но это при инициации контакта. А в самом процессе контакта? Вы часто бросаете взгляд на собеседника, согласен ли. Например, переводя глаза с текста на партнера, вы стремитесь к более хорошему и более подробному (понятно, с чувством меры) разъяснению интересующих партнера вопросов. Так сказать, приятное для него многословие. Вы поддерживаете предлагаемые им темы, развиваете их. Вы вводите сами новые темы в разговор, конечно все время ориентируясь на то, нужны ли они партнеру. Если человек нам нравится и если мы хотим ему подарить свое общение, мы непроизвольно затягиваем разговор.
человека, с которым вы общаетесь. Вспомним этикет. Нельзя при человеке говорить о нем в третьем лице. Только по имени. Этикет впитал в себя кое-что из психологии. Однако в принципе этикет — это «мило, но мало».
Вспомним снова: Карнеги говорил, что самое приятное для человека слово — это его имя. Ну, так не просто его запомните, чтобы не назвать Павла Ивановича Петром Ильичом, а при любом удобном случае произносите имя. Человеку будет нравиться, что вы говорите о нем. Манипуляцией это будет только в том случае, если вам от него что-то нужно прямо сейчас. А если в будущем, вступив с ним в эквивалентный обмен без обмана, попросите о чем-то (а он попросит о чем-то другом), то вы ведете себя не манипулятивно.
Итак, вы находите приятным его имя, произносите его на разные лады, подчеркивая красоту его звучания оригинальным интонированием, много раз употребляете имя в разных падежах, обрамляете его имя интересными разговорами о нем самом. Около «располагаются» положительные оценки в адрес его хозяина. Его имя варьируется в оправданных отношениями формах: уменьшительных (Валерик), фамильярных (Славка), выпендрежных (Викниксор, как в «Республике Шкид»), Вы много раз обращаетесь к партнеру по имени с мелкими просьбами...
Итак, мы показали много возможностей использования имени для демонстрирования приятия. Но! Внимание! Во всем должен быть вкус и чувство меры!
А вотлюбопытная ситуация. Общение уже идет, а вы не знаете имени человека в компании. Иногда люди спрашивают: мол, как тебя зовут. Но можно и не дожидаться вопроса, просто сказать:
— А меня зовут Катя...
Это будет знаком приятия. Человеку останется назвать свое имя, и неудобство растает.
Психологической и физической. Все обратное тому, что мы обсуждали в знаках неприятия. То есть вы предлагаете перейти на «ты» (если вы старше или оба — ровесники). Предлагаете услуги. Предлагаете затеять совместное дело. Совместные развлечения. Совместный отдых. Расспрашиваете о семье, интимных сторонах жизни, «врубаетесь» в его ситуацию, хотите помочь, сопереживаете. Просите совета по своим достаточно интимным ситуациям. Рассказываете о них, доверяя, как бы подставляя живот. Помогаете ему по сути его проблем. Знакомите с людьми, знакомите со своими близкими, родственниками, друзьями. Стараетесь разрешить так или иначе его сексуальные проблемы. Сближаетесь с человеком сексуально (имеется в виду гетеросексуальная направленность), знакомите человека с вероятным сексуальным партнером. Может быть, это его будущая жена... Ну, и т. д. Конечно, многое из того, о чем мы сказали, выходит за рамки собственно знаков приятия в сферу более глубоких отношений, но все же это и знаки приятия.
Уменьшение физической дистанции может проявляться в рукопожатии, дружеском объятии. При прощании по телефону — «целую», «обнимаю». В разнополой паре — сексуальное частичное или полное сближение. Все это, разумеется, — в рамках нашей культуры, с ориентацией на соответствующее ответное желание к сближению со стороны партнера. То есть при том, что и вы ему приятны. Внимание! Чувство меры!
Мысль об этом мне подал замечательный врач-психотерапевт Александр Лившиц. В подмосковных Подлипках есть кардиологический санаторий. Туда водили как бы на экскурсию врачей-психотерапевтов, которые повышали свое мастерство в Центральном институте усовершенствования врачей. Лившиц заведовал кабинетом психотерапии. Так вот, около кабинета висели таблички с надписью «Вас принимают и лечат...» и далее полностью имена-отчества-фамилии врачей и медсестер... Я тут же сделал у себя так же. Почему? Да потому, что формальное перечисление врачей в таблице вперемешку с часами приема и номерами кабинетов — это проявление безразличия к больному. Только информация, и все. К тому же трудно найти, что чему и кому соответствует. А что значит приведенный текст в табличках около кабинета? Желание вас принять и лечить. И знакомятся врач и медсестра с больным заранее. И заботятся о том, чтобы человека не поставить в дурацкое положение, когда П. И. может означать и Павел Иванович, и Петр Ильич. И человек должен выяснить у кого-то, как зовут врача, а то назовет неправильно. А тут так просто.
■ Поэтому, например, в «Маленьком принце» множество указателей и разъяснений. Что обращаться к нам живьем и по телефонам мож-нотогда-то. Что, если вы пришли к нам впервые, вам даст исчерпывающие сведения наш администратор. На кабинетах не только полностью ФИО, но и фотографии психологов и администраторов.
Опрос показал, что людям действительно легче стало обращаться, снимается лишнее напряжение.
Итак, знаки приятия могут быть и превентивными.
целесообразно оказывать лишь в том случае, если вас обязаны принять, обслужить. Когда человек не обращает на вас внимания, можно поздороваться достаточно громко, чтобы было явно слышно. Все это уже давление. Если реакции не последовало, спросить:
— Здесь кто-нибудь работает?
Обычно реакция в том или ином варианте последует. Ну а более полные рассуждения о сопротивлении в ответ на конфликтогены, как мы уже говорили, — в специальном материале. Это же замечание — просто для того, чтобы, не уходя от темы, все же дать важную ремарку.
как проявление неприятия — негуманно и конфликтогенно. Он может быть обоснованным, и тогда напряженность, с которой реагирует партнер, несправедлива по отношению к нам.
■ Кто-то из сектантов подошел ко мне на улице и навязывает беседу, я говорю мягко, что меня это не интересует, а он корит меня за это.
Но всегда имеет смысл подумать, обоснован ли наш отказ от общения, хорошо ли это. Нередко он морально не оправдан.
■ Вот бабушка, которая вас пеленала, «заласкивала», откладывала на дне комода вам на подарок ко дню рождения, хочет вспомнить молодые годы и рассказать вам о них или даже, чего греха таить, пытается поучать вас...
А вам малоинтересно то, что она скажет, интереснее поболтать с подружкой (и тоже, скорее всего, не о судьбах мировой революции), она важнее бабки, и вы отказываетесь от общения. Бабушке горько, обидно. А ваш отказ необоснован, негуманен. Конечно же он вызовет напряженность в отношениях с ней.
Или муж с женой. Решил кто-то кого-то наказать отлучением от общения. Но ведь вы же не в магазине, где можно и не общаться. Там вы имеете полное право на отказ от общения. А если вы назвались мужем, а жена даже набедокурила, опоздала... Не надо наказывать отлучением от общения. Ну опоздала, может быть, потому что вовремя не попала на поезд и чуть было не попала под поезд... Что ж теперь в молчанку играть? Юмор черный, но черней отлучение.
Или вот еще картинка.
■ Двое стоят, разговаривают между собой. Третий вставляет что-то в надежде, что его примут в компанию и поддержат попытку поучаствовать в общем разговоре. Но оба или один из пары оставляет его замечание без комментария, реакции: ну просто нет человека, и все.
Они вроде бы ведут себя прилично, это ты вмешался в чужой разговор. Ну, правильно, прежде чем встревать, пойми, нужен ли ты в этом разговоре. Но даже если человек не понял, что не нужен, стоит ли так вот его фейсом об сейф?
тем, кто в нем нуждается. Конечно, сами по себе знаки приятия — это залог того, что вы будете с удовольствием долго общаться. Но все же это только залог, а не само общение. А человеку оно необходимо. Он хочет вам что-то рассказать, получить согласие, сочувствие, сопереживание. Иногда нам бывает неинтересно. Но может быть, мы в таком случае просто черствы? Хорошо ли это, спросим мы себя. И так ли уж много усилий потребуется от нас, чтобы доставить человеку радость своим обществом? Ну, если это целая работа, а мы торопимся для великих свершений или хотя бы по своим явно неотложным делам, тогда ладно, можно и не дарить таких роскошных подарков, как свое общение. Но если мы спешим творить добро (как советовал Чехов), то учтем, что иногда его так легко творить.
ПООБЩАЙТЕСЬ С ЧЕЛОВЕКОМ, КОТОРЫЙ «ЛЕЗЕТ» К ВАМ CO СВОИМИ ТЕМАМИ.
И не свысока пообщайтесь, эдак снисходительно бросив ему кость — ну ладно уж, пообщаюсь с тобой, а искренне, заинтересованно. Но как искренность разыграть??? Не разыгрывать надо! Не будем лукавить, что человек, дескать, целый мир. Но каждый по-своему интересен. И главное, попытаться искренне стремиться делать добро. Изучите особенности его характера — он ведь относится к какому-то психотипу, проверьте свои диагностические способности. А может быть, он расскажет интересные факты, наблюдения из жизни, что-то интересно «проинтерпретирует». По крайней мере, он представляет точку зрения определенного слоя, возрастной группы (подростки, старики), целого поколения, этнической общности. Ведь вы не все на свете знаете. Обычно человек интересуется информацией только значимой лично для него, такая узконаправленная эгоцентрическая установка. Ну, так она подведет вас, и смотритесь вы некрасиво, а расспрашивая человека, удивляясь фактам, восхищаясь интерпретациями, беря на заметку меткое выражение, вы уже искренне интересуетесь человеком, и общение с вами доставляет ему приятные эмоции.
Тут есть еще маленькая деталь. Болтать по душам лучше за трапезой. Это всегда было так. Ну, не пиры закатывать, конечно, для задушевной болтовни, но вот вы пришли к сотруднику со своей заваркой, сделали чай, поставили сушки, и уже вокруг этого и разговор завертелся: с чая на кофе, с кофе на цены, с цен на политику, с политики на секс, с секса на бренность жизни или ее очарование, несмотря ни на что...
Навязывать свое ненужное партнеру общение конфликтогенно, если человек не хочет этого и имеет основания не хотеть. Если же вы имеете основания требовать контакта (обращаетесь к продавцу, и он обязан вас обслужить), то конфликтогенным является отказ от общения со стороны партнера, а не ваше обращение или даже требование делового общения.
Но если мы дарим свое общение партнеру, мы должны все время спрашивать себя, а нужно ли оно ему. Человек может не хотеть с нами общаться, мы можем быть ему неинтересны. Имеем право хотеть. Но и он имеет право не хотеть, и не надо обижаться на отказ. Если вы нуждаетесь в этом человеке, станьте ему интересным, это другое дело. Но навязывать свое общество — конфликтоген. Мы можем из кожи лезть вон, стараясь подавать много синтонов, но все равно в таких случаях в целом это конфликтогенное поведение. Я видел много людей, прочитавших Карнеги, но не прошедших психологического тренинга на «чувствительность к обратному приятию». Впечатление было удручающим. Человек сыпал комплименты, но они воспринимались, как приторная патока, и вызывали отвращение.
Итак, если наше общение партнеру не нужно, то нельзя навязываться. А как узнать, нужно ли?
А все по тем же знакам приятия, которые мы сами должны культивировать в своем коммуникативном поведении, но если они непроизвольно проявляются в поведении партнера, то мы их учтем как положительную обратную связь — значит, наше общение нужно. Человек подает нам знаки положительного внимания: часто бросает на нас взор, переспрашивает, уточняет, улыбается, охает, ахает, сопереживает, удивляется, восторгается. Поддерживает разговор. Ответы на наши вопросы распространенные, с заботой, чтобы нам все было понятно. Дает встречные идеи, предложения, вспоминает по ассоциации что-то и торопится высказать это. Предлагает общие действия, строит проекты по совместной деятельности, хочет помочь. Дарит сувениры. Предлагает обменяться информацией, книгами. Просит, советует, сетует, цитирует вас, соглашается, вдохновляет на разговор, пожалуй, поставим здесь многоточие... Но может быть все наоборот. И по тем или иным признакам мы должны понять, принимает ли партнер, собственно говоря, само наше приятие. Есть ли приятие приятия?
Если мы не видим знаков расположения партнера к общению или реакция партнера только формально-вежливая, если ему не так уж приятно само наше приятие (мы не можем нравиться всем) или он реально занят, то не следует навязывать контакт. Иначе наши претензии на общение, повторим, могут быть конфликтогенными. Они ведь не обоснованы обязанностями партнера, его должностной инструкцией.
Поэтому надо всегда думать о том, имеем ли мы основания претендовать на общение. Уговоримся так. Пока мы не знаем, хотят ли с нами общаться, мы начинаем общение по делу с умеренным «синтони-рованием» и смотрим на эмоциональную реакцию. Человек дает нам обратную положительную связь — продолжим. Увидим, что он сух, формален — а мы не имеем оснований требовать от него неформального эмоционального общения (то есть это не продавец, секретарь), — надо прекратить контакт. Особенно это важно в ситуации знакомства в случайной обстановке.
Вежливый уход от общения в том случае, если вы поняли, что ваше желание общаться не получает резонанса, можно считать проявлением нейтрального коммуникативного поведения. Разговор целесообразно свернуть, мягко улыбнувшись, сказать, что, мол, понятно, все торопятся, ну, «до следующей встречи».
А если вы поняли, что двое разговаривают о чем-то своем и не хотят включать вас в свой разговор? Что ж, у людей могут быть тайны. Они имеют на них право. Тогда надо психологически оправданно удалиться:
— Пойду вниз, дам телеграммы...
и только по делу, многие люди не ценят время партнера. Мы писали уже о том, что по этикету младший должен продемонстрировать старшему, что он ценит его время, его занятость. Повторим, что мы посоветовали, идя по делу к старшему, приготовить все для быстрой записи, а не отнимать его время на поиски куда-то запропастившейся ручки, тем более не просить ручку у него. Но не так же ли и в общении с друзьями и коллегами? Равно как и в общении с руководителем, которому вы подаете апелляцию на подчиненного ему нарушителя в сфере бытового обслуживания.
■ Когда секретарь, выдающая бумаги, много раз повторяет одно и то же, вместо того чтобы вывесить разъяснительные тексты на стенах или дать инструктивные картонки, то она очень сердится на вас, если ей приходится ждать, пока вы достанете ручку для записи.
Не стоит раздражать людей и в этом случае. Это вы знаете о превентивных знаках приятия — она не знает.
Но что можно противопоставить в качестве синтона навязыванию своего ненужного партнеру общения? Я думаю, что это — требование к себе
для партнера. Тогда ваше общество будет не раздражать, а тонизировать его психику в положительном смысле. У человека всегда есть потребность в новой для него информации. Но не во всякой, а в личностно значимой, истинной и... парадоксальной. Это значит — поражающей воображение — казалось так, а оказалось наоборот. Такая информация трудно набирается. «И гений, парадоксов друг...» Приходится поэтому собирать ее у гениев, талантливых людей. В сущности, парадоксальная природа и у юмора — там тоже несовпадение с ожиданиями. Потому-то хорошая шутка так ценится нами. Так что незазорно заимствовать парадоксальные мысли у писателей, ученых. А может, вы сами можете изобретать парадоксы, открывать их в природе, искусстве, литературе... Ну вот пример. В «Песни о вещем Олеге» есть строки:
Так вот где таилась погибель моя!
Мне смертию кость угрожала!
Обычно их читают эпически, размеренно, равновесно, тяжелой поступью чеканного ритма. И непременно утвердительно. Вот именно здесь таилась его погибель. Он с обреченностью это констатирует. И в общей эпической картине «Вещего Олега» это звучит понятно и не вызывает вопросов. И как-то не так уж приметны после этого строки, которые следуют чуть дальше: «И вскрикнул внезапно ужаленный князь!» Они не меняют общего пафос но-трагического настроя. Акцент обычно делают на «вскрикнул» и «ужаленный», и все «ясно»: Олег видит змею, он обречен, он это понял и произносит речь, из которой следует, что он понял, что обречен. Но как только мы обратим внимание на слово «внезапно», затерявшееся за обычными речевыми ударениями, то все парадоксально и точно становится на свои места. Олег не видит змею. Он «вскрикнул внезапно ужаленный». Причем Пушкин не обозначил, что из двух: «вскрикнул внезапно» или «внезапно ужаленный», но это и не важно, можно так и этак. Важно, что, произнося фразу «Так вот где таилась погибель моя!», Олег змеи не видел, а значит, все иначе. А как? Олег высмеивает волхва и произносит фразу «Так вот где таилась погибель моя! Мне смертию кость угрожала» иронично. Но по иронии судьбы, с которой на «ты» не Олег, а волхв, погибель его таилась именно здесь. Ну а тогда... А тогда и вся драматургия с самого начала иная. Спесивый викинг Олег не спешился перед мудрым старцем, а самодовольно, полный сознания своего могущества вопрошает волхва: «Скажи мне всю правду, не бойся меня». (Ну как же, ведь чуть позже и хан Кончак: «Все боятся меня, все трепещет кругом!») А волхв Олегу: «Волхвы не боятся могучих владык». И припечатал: «Но примешь ты смерть от коня своего». Далее по тексту. Князь трусоват. Он храбр только с хазарами. А судьба — это вам не хазары. И Олег дрогнул. Но надо соблюсти приличия. Примите и прочая. И вот пир. И сантименты. «А где мой товарищ? <...> Где конь мой ретивый?» И тут на тебе. В ответ на такой запрос — донесение: «Давно уж почил непробудным он сном». Чтобы мертвый конь принес ему смерть — такая диалектика не по зубам князьям. Отсюда и насмешка. Но смеется тот, кто смеется последним.
Мы нарочно провели такой вот скорее психологический, нежели литературоведческий анализ этого гениального и забытого в учебниках пятого класса трагического рассказа о схватке власти духа и власти силы, чтобы показать, как из очень знакомого материала можно извлечь то, что может быть информативно для человека, который не задумывался, а вы задумались, и вот такая вот парадоксальная вещь приключилась.
Есть гении парадоксального мышления в литературе. Анатоль Франс. Хорхе Луис Борхес. Фридрих Дюрренматт. Макс Фриш. Мы не можем, конечно, подробно останавливаться на изложении их произведений. Это будет сделано в специальной брошюре «Как быть интересным». Названные мною мастера парадоксов входят в ряд гениев мировой литературы. Так что если я хочу быть интересным, то должен стать энциклопедически образованным человеком.
Мы должны быть информативны, но ненавязчиво информативны. Ориентироваться все время на потребность человека в даваемой ему информации. Он проявит заинтересованность в материале с помощью уже известных нам коммуникативных знаков: задаст дополнительные вопросы, попросит почитать еще, даст положительные оценки, выскажет сомнения, улыбнется.
Кроме того, быть интересным — это (вернемся к пройденному) правильно вести беседу, не забивать, слушать партнера, вдохновлять на разговор, уяснять все время, нравится ли то, что вы ему преподносите. Помнить о секрете Сократа. Трудно общаться с безудержным говоруном, который безостановочно рассказывает.
Быть информативным — это значит показать человеку новое и в области музыки. Среднестатистический современный человек знает и слушает рок, компьютерную медитативную «музыку». В лучшем случае джаз. Имеет право. Можно обходиться даже и жвачкой вместо настоящего искусства. Но вы (я говорю для тех, кто не учился в музыкальных школах, училищах и «гнесинке») можете развить в себе музыкальный вкус, слушательскую культуру. Тогда вы из Бетховена будете знать не только «Патетическую», «Лунную» и «Аппассионату», но и Крейцерову, не только начало Пятой симфонии, но и вторую часть Седьмой, и Концерт для скрипки, и Третий и Пятый фортепианный... В мире музыки на одном уровне с этими произведениями стоит еще около ста пятидесяти вещей. Освойте хотя бы часть их. И совместное слушание с комментариями сделает вас информативным и интересным для собеседника человеком. Причем информативность, что важно, будет в глубинной эмоционально-культурной сфере.
Освоить такое духовное наследие сложнее, чем разговаривать об уфологии («наука» о летающих тарелках), не приводя должных научных обоснований, или поболтать о Джуне (тоже все бездоказательно). Но и эмоция будет глубже и вообще другая по качеству. Есть только один способ овладеть классическим музыкальным наследием. Долго, по многу раз слушать одно и то же произведение. Не надо это делать специально, ведь все забиты бытом. Но если вы это делать будете, чистя картошку или подметая, перекладывая бумаги или даже делая какие-то расчеты, или купите дешевенький плейер для метро, вы все равно освоите не только Крейцерову таки м способом, но и Четвертый квартет Шостаковича.
Не будем сбрасывать со счетов и чисто прагматический момент. Чтобы быть принятым в салонах, надо уметь говорить на темы, принятые в салонах. Ну ладно, ознакомьтесь с хиромантией, астрологией, уфологией. Вот вам и темы для разговоров.
особенно у женщины с истероидным рисунком личности, — это нажить себе серьезного врага. Мы писали о необходимости давать человеку в первичном контакте положительное внимание — это знак приятия. Но вот вы уже в контакте. Вы разговариваете и говорите:
— Нет, что вы такое говорите, это же не так.
И далее перехватили инициативу. Но люди нуждаются в том, чтобы они были время от времени в центре внимания. А истероидные психопаты, как уже ясно, только и хотят вертеться в центре этого внешнего внимания. И для них смещение внимания с них на других людей особенно конфликтогенно.
Если мы не будем возражать против попыток человека сосредоточить внимание на себе — наше поведение нейтрально. А будем стараться специально
то ему это будет приятно, это синтон. Если человек не истерический психопат, то это целесообразно: пустячок, а приятно. Вы просто будете знать и осознанно стремиться сделать ему приятное. Но перебар-щивание, как это бывает с родителями, которые ставят свое дитя на стульчик: «Андрюша, прочитай стишок...» — сформирует истерического психопата, который будет съедать все большие куски этого внешнего внимания и станет совершенно невыносимым. Этакий вампир внешнего внимания. А вот
ЕСЛИ ЧЕЛОВЕК РЕАЛЬНО ТАЛАНТЛИВ, ВНИМАНИЕ И ВОСХИЩЕНИЕ ВЫЗОВУТ У НЕГО ПРИЛИВ ТВОРЧЕСКОЙ ЭНЕРГИИ,
поэтому по отношению к нему это надо практиковать.
Двое разговаривают, третий подходит. А эти двое — раз и замкнулись, и глаза их забегали. Можно сказать: «Ну, и подумаешь, важность какая...» Да, но... опять: пустячок, а неприятно. «Опять» — это значит, что из множества «пустячок, а неприятно» складывается одна большая неприязнь. Выделение жирным шрифтом слов «пустячок, а неприятно» и комментарии к ним типа «опять» или «да-а...» я использовал для того, чтобы мысль о суммировании этих «пустячок, а неприятно» хорошо отфиксировалась в умах читателей, то есть даже если пустячок (но неприятно!), то стоит дать себе труд не допускать этого.
А дальше сами решайте, что пустячок, а что не пустячок. Например, такой ли уж пустячок, когда третий подходит, а двое замкнулись и глаза их забегали? Почему замкнулись? Потому ли, что считают меня недостойным быть посвященным в тайны их мадридского двора? Или я вообще недостоин их компании? Или потому, что я разболтаю всему свету и меня надо опасаться? Или, может быть, это разговор обо мне? Меня обсуждают, а то и осуждают? А вдруг даже заговор против меня? И значит, опасаться надо мне? Для гипертима это не больше чем укус комарика, но чуть-чуть почесать укушенное место и ему придется. А для паранойяльного и истероида это — ядерный удар по самолюбию.
Мы ведем речь здесь не более чем о психотехнике общения. Конечно, вы имеете право на тайну и имеете право обсудить что-то без посторонних ушей. Но вы имеете право и на то, чтобы съесть на глазах голодного вкусный бутерброд с черной икрой, и все же вы понимаете, что это некрасиво, и не будете этого делать. Поэтому, если у вас есть необходимость обсудить что-то без свидетелей, делайте это так, чтобы никто не мог случайно появиться из-за угла или из-за притворенной, но незапертой двери. Ведь это так несложно предусмотреть. При обсуждении этого вопроса на одном из занятий в «Маленьком принце» цеховой мастер с инженерным образованием вставил:
— Входишь в кабинет главного инженера, и при тебе прекращается дискуссия. Значит, помешал.
Ну а в семье? О! Тут тоже информация скрывается от «нечлена союза». А «союз нерушимый» бывает между мамой и дочкой против папы или против мужа. Союз между мужчинами семьи, куда не впускается ни одна женщина. Дети хранят секреты от родителей. Родители — от детей. При этом не надо никаких членских взносов и никакой организующей силы. Союз образуется спонтанно и мгновенно.
Как в семье иногда проходят телефонные разговоры? Звонок. Жена берет трубку.
— Да, я.
— (Пауза. Мы слышим неразборчивое гуление младенца — речь из трубки. Кто на том конце провода — неясно.)
— Ну что ты?
— (Гуление.)
— С ума сойти. А ты им что?
— (Гуление.)
— Ей-богу?
— (Гуление.)
— Ну, я приеду сейчас, минут через пятнадцать, ты меня у подъезда встреть.
И он переживает, кто там, ни имени-отчества, ну хотя бы он или она... Ачего там, пусть помается, больше любить будет. И он мается. И ему «все ясно».
— Да, я.
— Представляешь, к нам мальчишки только что приехали, интересные парни.
— Ну что ты?
— Приглашают.
— С ума сойти. А ты им что?
— Ну, приняла приглашение, а что делать-то?
— Ей-богу?
— Ну, так ты приедешь, а то что я без тебя смогу сделать с ними?
— Ну, я приеду сейчас, минут через пятнадцать, ты меня у подъезда встреть.
И как в романсе у Глинки: «Мне снится соперник счастливый, и страстно оружия ищет рука».
А на самом деле все было вовсе не так уж и романтично.
— Да, я.
— Ты представляешь, колготки на распродажу привезли.
— Ну что ты?
— Такие, знаешь, с узором и широкой сеточкой. Ну и конечно, наши-то все себе забрали.
— С ума сойти. А ты им что?
— А я им говорю: «Хамство, я этого так не оставлю».
— Ей-богу?
— Нуда. Но если ты подъедешь сейчас, то мы сможем вместе нажать на них. Так отдадут, все-таки несправедливо. Я выйду, обязательно встречу тебя.
— Ну, я приеду сейчас, минут через пятнадцать, ты меня у подъезда встреть.
Что можно счесть за нейтральное поведение в таких ситуациях?.. Вы продолжаете разговаривать, не меняя интонаций, в том же темпо-ритме, «как ни в чем не бывало». Ну а если вы выполните такой наш совет — «введите партнера в разговор», то, понятно, это будет синтонным посылом. Та же картина, с которой мы начинали главку: двое разговаривают, третий подходит. Они ему:
— Вот тут мы размышляем о том, как лучше поделить доходы нашей фирмы... Смотри, как ты думаешь, процент отчислений на благотворительность, по-твоему, достаточный?
И он включен в разговор. Назовем это активной гласностью. Активная гласность может быть и упреждающей. Это еще лучше. Предположим:
— Знаешь, я собираюсь поговорить с мамой о покупках, у нас ведь не хватит на телевизор, у тебя есть соображения на этот счет?
Слово «гласность» привычнее в политике, но ведь на микроуровне в социальных группах все то же и не менее остро. Но и политикам имеет смысл практиковать активную гласность, и хозяйственникам. Распределяете проездные билеты, льготные путевки, гуманитарную помощь — вывешивайте сразу списки: что кому. Проблем прибавится только на первый взгляд, на самом деле они будут на поверхности и быстрее разрешатся, а не загонятся вглубь.
Возьмем шире. Мы имеем право на информацию, имеющую к нам отношение: о моей личности, моих правах, действиях, которые могут затронуть мои интересы, и т. п. Отсутствие активной гласности создает, пусть микро-, но напряженность, а уж таинственность, специальное сокрытие информации и вовсе конфликтогенно. Активная же гласность — это демонстрация безобманности.
Другая сторона: каждый человек имеет право и на тайну, коль это не грозит опасностью другим людям. Но если человек вам доверился, а вы раскрываете его тайну, нарушаете ту интимность, которая между вами установилась, обсуждаете и осуждаете его, это может быть неприятно и в разной степени конфликтогенно. А почему хочется иногда поделиться тайной другого человека с кем-то? На занятиях высказывались такие объяснения:
• Произвести впечатление в том смысле, что вот какая информация мне доступна.
• В целях шантажа или мести.
• Создать себе круг слушателей легче, если рассказываешь именно что-то таинственное.
• Возвышение за счет унижения того, чью тайну раскрывают.
• Дешевый способ дать знаки уважения тому, кому вы доверяете чужую тайну. Ведь обычно-то это сопровождается словами: «Только ты уж — никому!»
Вот это последнее мне показалось особенно тонким и интересным. Действительно: доверь свою тайну и окажи тем самым ему уважение и доверие. А если доверяешь чужую тайну, то при более глубоком подходе обнаруживается проигрыш. Вы оказываете человеку доверие, а он вам потом — недоверие: ведь опасно довериться трепачу.
Щепетильная охрана тайны — проявление нейтральности, а может быть, даже синтонности. Человек испытывает благодарность за то, что принимают и оберегают его тайну.
И если вы чувствуете, что вторгаетесь негаданно в чью-то тайну, то вряд ли стоит вести себя так, будто говорите: ну, давай-давай, выкладывай. Конфликтогенно. Лучше деликатно избежать вторжения. Синтонно. Если же вы упреждающим самораскрытием создаете возможность самораскрытия партнеру, сопереживаете по поводу содержания тайны и храните ее — такое поведение синтонно, и даже очень. Подчеркнем: таких людей мы ценим сами. А ведь если мы так будем себя вести по отношению к людям, то получим без особых физических затрат и душевных мук с нашей стороны уважение и хорошее отношение. Нас тоже будут ценить.
Почти в каждом наставлении по психологии общения есть глава, которая обычно называется «Умейте слушать».
Это умение хорошо описано у Карнеги. Он рассказывает о Шаляпине, который на все лады повторял одно слово Yes и производил впечатление замечательного собеседника.
Но обычно, на все лады расхваливая умение слушать, авторы не раскладывают это умение на отдельные составляющие, не обсуждают подробно мотивы «плохого слушания» и не предлагают более привлекательные мотивы слушания хорошего.
И нам без этой проблемы «умейте слушать» никак не обойтись. Но мы постараемся врыться, как говорил Гамлет, на метр глубже. Потому что обычно человек прочитает наставление на эту тему и настаивает на своем:
Во-первых, обсудим такую привычку многих людей (да почти что и всех) — перебивать партнера. Депутаты с их «парламентскими» манерами являют тому яркий пример. Перебивают друг друга и профессора в телепередачах. Перебивают даже на телемостах. Особенно часто перебивают председательствующие в парламенте выступление депутатов. Перебивают жена мужа, муж жену, свекровь невестку, зять тещу, брат сестру...
Перебивают, потому что...
Здесь остановимся подробнее на каждом оправдательном моменте.
Я боюсь, что потеряю мысль, забуду! Ну, и сразу «психоанализ»: я боюсь, что забудется моя мысль, а что забудется его мысль, не боюсь. Ну, как же, моя мысль важнее, она более ценная. Экое заблуждение. Говорят, один великий ученый — как будто бы даже сам Эйнштейн — записывал что-то в маленький блокнот. Он объяснил любопытствующему, что записывает пришедшую в голову удачную мысль.
— А почему такой маленький блокнот? — не унимался человек.
— А потому, что удачных мыслей приходит в голову мало, — ответил Эйнштейн.
Вот так, а мы тут из кожи лезем вон, чтобы перекричать и докричаться со своими мыслями. Осознаем:
■ есть потребность в получении информации, но не менее важна потребность высказаться.
Человек хочет дать информацию, а вы его прерываете.
Итак, не бойтесь, даже если мысль забудется, она менее важна, чем отношения. К тому же она не забудется, если кажется вам важной; через некоторое время вы ее вспомните. А если не вспомните, то она не так уж и важна. Ценные мысли не забываются. А если вы не такую уж ценную мысль боитесь за-
быть, то это потому, что хотите перебить партнера. Не такие мы гении, чтобы наша мысль была важнее общения с близким нам человеком. Но если вы считаете себя гением и все-таки очень уж боитесь ее потерять и раз вы в принципе человек с плохой памятью, то носите с собой блокнот и авторучку, чтобы, как только мысль возникла, а перебивать нельзя, вы ее тут же и записали бы. Партнер по общению подумает, что вы конспектируете его речь, а если даже и поймет, что составляете конспект не его, а вашей будущей речи, все же вы его не перебивали.
Боязнь, что партнер не услышит вашу ценную мысль сейчас же, тоже напрасна. Вы ему в другое время в более спокойной обстановке, когда он не будет увлечен течением собственных мыслей, ее изложите. И он будет готов к ее восприятию — то, что вам и надо.
Перебивать к тому же бессмысленно. Ну посмотрите, что делает человек, которого пытаются перебить? Он останавливается и внимательно слушает вас? Да нет же, он ускоряет темп речи, чтобы скороговоркой высказать побыстрее то, что он хотел до вас донести, увеличивает громкость, тоже думая, что вы его услышите, что, добавив децибелы, он будет лучше понят. Да, он тоже наивен. Но теперь посмотрите, что из этого получается. Вы говорите вместе, причем все громче и быстрее, совершенно не слушая друг друга. На что это похоже? Правильно, это похоже на «острую» палату психиатрической больницы, когда не было еще современных психотропных средств. Люди как будто галлюцинируют и разговаривают сами с собой. Бред, бессмыслица.
Кроме того, перебивать — невежливо и весьма конфликтогенно. Ведь он первый держит речь? Это ведь вы его перебиваете? Так он рассердится на вас. И будет вроде бы прав. «Вроде бы» — это потому, что и он вас перебил бы, потому — он и не прекращает свои словоизлияния...
А почему все-таки рассердится? А вспомним, какое у нас впечатление от ученых в различных телепередачах, где они, ученые, спорят... Приятно ли наблюдать хотя бы и со стороны, как они перебивают друг друга и педалируют, чтобы было громче и быстрее? Где бы в аудиториях при чтении лекций мы ни задавали этот вопрос, везде нам отвечали, что даже со стороны созерцать это неприятно... Ну а каково же тому, кого перебивают?
И вовсе не оправдание для нас живой, непосредственный интерес к теме. Подспудно мы чувствуем, что это отсутствие интереса к нам.
Во время дискуссии на эту тему в «Маленьком принце» 23-летняя красавица — колено на колено, руки вызывающе сложены на груди, из глаз не искры, а трассирующие пули — возразила:
— Ну а если он не останавливается, что же, я и слова не могу сказать, если не перебью?
— Человек не может говорить бесконечно, дождитесь паузы, — даю совет.
— Да-а, есть и такие, что и паузы не дождешься, — не унималась Света.
— Отнеситесь к этому как к дефекту, ну, скажем, зрения. Не будете же укорять человека, что у него минус шесть... Зарядитесь добротой.
А психолог Н. Сугробова (Айша), например, рекомендует в таких случаях переосмысление своих переживаний. Каждый человек интересен, изучайте, он что-то скажет, вы обогатитесь. В крайнем случае вы узнаете что-то о нем. Это он не узнает вас, о вас и от вас, а вы узнаете.
Еще мотивация: желание интересную мысль высказать первым. Пусть и партнер хочет того же. А может быть, лучше проявить благородство и удовлетвориться, как Сократ, тем, что вы, как и он, — повивальная бабка мысли. Способствуйте своими вопросами пробуждению мысли; а когда партнер ее сформулирует первым, скажете, что и вы так думали.
Отрицательно должно быть расценено, как нетрудно догадаться из предыдущего разговора, и жесткое сопротивление с вашей стороны, когда перебивают вас. И объяснения относительно мотивации здесь все те же. И советы наши такие же: лучше нажать не на акселератор, а на тормоз.
Но не только перебивание партнера и не только жесткое сопротивление перебиванию конфликтогенны. Сам по себе длинный монолог, монологическая речь, когда человек долго говорит, слушая сам себя, хотя и обращаясь вроде бы к другому, упиваясь звучанием своего голоса и красотой построения фразы... тоже конфликтоген. Человек хочет, чтобы слушали только его. При этом часто бывает так. Кончается одна тема, и тут же начинается другая. А партнер хочет, чтобы его тоже слушали. Один остроумный человек сказал такому говорливому субъекту:
— Ну вот, ты опять вступил со мной в монолог.
Так вот, не надо вступать в монолог, лучше — в диалог. А то получите трассирующую пулю в свой ясный лоб из светлых глаз Светы.
Бывает и так. Я не перебиваю, но все равно не слушаю партнера, а в это время подыскиваю контраргументы, и только партнер замолк, тут же я воткнулся со своим возражением. И стараюсь быстрее и громче говорить, чтобы, пока он переводит дух, в этот промежуток все и выпалить. Или более того, выказываются знаки нетерпения. Вы все время как бы начинаете, набрав воздух, но останавливаетесь перед произнесением слов. В описанных вариантах я вроде не перебиваю — значит, нейтральное поведение? Формально — да, но в сущности человек же понимает подспудно, что его не воспринимают. Если вы только ждете пауз, чтобы вставить свое слово, то это все равно неудовлетворение потребности партнера в том, чтобы его выслушали и поняли. Тоже напряженность, тоже, в сущности, конфликтегенно. Надо дождаться, когда человек даст понять, что слушает теперь он.
Почему мы так подробно останавливаемся на психотехнике собственно разговора в отрыве как бы от его содержания? Ну, отрицательные оценки, обвинения, высмеивание, думай, как я говорю, делай, как я хочу... Это, понятно, важно. А тут всегда все друг друга перебивают, подумаешь — велика важность... Нет, не подумаешь... Разговариваем мы с человеком «о том и о сем» чаще, чем обвиняем, чем высмеиваем. И поэтому выражаем к нему отношение больше именно в такой вот разговорной технике. Перебил — моя мысль умнее, перебил — я знаю больше, перебил — ты должен подчиниться и слушать, что я скажу... Самоутверждение за счет принижения (тут, конечно, еще не унижение) происходит по ходу дела, как-то естественно и без особого напряжения творческих сил (высмеять, например, — это все-таки требует умения)... Вполне просто также и «солировать», не давая себя перебить. Но совсем непросто выдерживать хотя бы нейтральность. Вас так и подмывает перебивать. И уж совсем трудно выполнить имеющую синтонный смысл заповедь
Даже сама мысль об этом, когда мы ее подаем на занятиях в «Маленьком приние», кажется неприемлемой. Ну как же, я не должен перебивать, а он может меня перебить. Здесь явная несправедливость. Да. Несправедливо. Но благородно. И выглядите вы и перед самим собой, и перед окружающими, и перед самим словоохотливым человеком симпатично. Если только замолкаете не формально, лишь бы замолкнуть, а действительно вы весь — внимание. И даже специально переводите свой внимающий взор на его глаза. Имеет смысл выработать в себе умение мгновенно прерваться на «четверть-слове», как только партнер набрал в легкие воздуха для фразы или подал другой невербальный сигнал о своем желании высказаться. Дать себя перебить — это эффектный и очень эффективный психотехнический прием. Но даже и это синтонное начало в разговоре только часть того, что можно было бы выразить известным словосочетанием
Понятно, что, если тебя не перебивают и даже дают себя перебить, — это уже хорошо. Но мало.
Человеку важно не только, чтобы его формально слушали, то есть по крайней мере не перебивали, но чтобы и услышали. А как он об этом узнает, если перед ним каменное лицо, пусть даже и не перебивают?
Нет, мы должны внимать и подавать знаки этого внимания, внимания как процесса, а не просто состояния.
Прежде всего, невербальные элементы. Взгляд, выражающий заинтересованность, кивок согласия, удивленно приподнятые брови, оживление в интересном месте, улыбка.
■ Ну а такие действия, как поглядывание на часы (я тороплюсь, а ты говоришь неинтересно), перевирание бумаг, набор телефонного номера, набирание в легкие воздуха для возражения, как понятно из главы о приятии — неприятии, надо изъять из общения.
Слушать надо вдохновенно. Пусть будет и поддакивание (в духе Шаляпина), и так-так-так, и ага-эмоция (дескать, а-а-а! Вот оно в чем дело). Все это, однако, не должно быть притворным, в то время как на самом деле вы подыскиваете, как бы ему похлеще ответить...
Можно вообще-то даже и перебить, но для уточнения того, что говорит человек, а не для возражения... Что-то типа «Ну а он что? А она что?». Или более развернуто:
— Я вас правильно понял? (И далее пересказ позиции, фразы.) Вообще вернуть человеку в том или ином виде его мысль (как это сделано в последнем случае) — важный психологический прием, который рекомендуется психологами гуманистического направления. Вот еще фраза:
— Иными словами, вы хотите сказать... (Изложение иными словами.) Например, в ответ на фразу «У меня плохое настроение» вы говорите: «Да? Тебя что-то гнетет?» Это выражает позицию понимания. Вы поняли и показали человеку, что поняли и приняли во внимание.
Но для того чтобы иметь возможность вернуть мысль, надо все время мысленно повторять про себя, что говорит собеседник, а не подыскивать во время его речи противоаргументы. Потренируем себя: постоянно задавайте себе вопрос, могу ли повторить, а если нет, то попросить собеседника повторить фразу («Простите, тут я отвлекся мыслью», «Виноват, я здесь недопонял, еще раз вот об этом...»). Такой постоянный мысленный дубляж важен для нас потому, что если я повторил — значит, усвоил, понял, запомнил.
Нужна и эмоциональная реакция участия, выраженная сочувствием, сожалением, негодованием по отношению к оппонентам рассказчика... «Ну, от него этого следовало ожидать...», «Да, нехорошо получилось». Но только искренне! Фальшь чувствуется и ухудшает, а не улучшает атмосферу.
Следующий психологический прием, который мы выделим, заключается в упреждающем расспросе по ходу рассказа партнера. Допустим, человек сказал, что у него хорошее настроение. Можно спросить:
— Да, мне твоя мама говорила, что ты сдала экзамен. А что тебе досталось?
Упреждающий расспрос, впрочем, должен быть деликатным. А то я был свидетелем такого разговора.
— Настроение что-то плохое последнее время...
— Откуда же оно может быть хорошим, когда от тебя жена ушла. А к кому она ушла?
Надо бояться такого садистского ковыряния в судьбе человека. Это конфликтогенно и негуманно. Куда лучше выразить сопереживание и помочь не утратить высокую самооценку.
— Настроение, сам знаешь какое, ведь я ее так любил, а она...
— Но может быть, что-то можно сделать еще? Ведь вряд ли она найдет такого человека, как ты. Просто неправильно поняла, что к чему.
Вдохновлять на разговор — это также значит вызвать на откровенность. Ведь у человека большая потребность в самораскрытии перед другим, понимающим тебя человеком. В сущности, это и есть сближение душ. Причем это касается тех тем, на которые не со всяким поговоришь. Часто это то, что уязвляет самолюбие (вот, жена ушла). Или сексуальные потребности, осуждаемые в обществе. «Счастье — это когда тебя понимают». И добавим, счастье — это когда ты понимаешь другого. Может быть, это даже более высокое счастье. Так вот, вызвать на откровенность можно своей встречной, точнее, упреждающей откровенностью, упреждающим самораскрытием. Мы упоминали о нем вскользь, а сейчас вот уместно поговорить подробнее.
Вы говорите о себе что-то сокровенное, и в ответ вам человек открывается. Вероятнее, что он, будучи простимулирован вашей откровенностью, откроется побольше. А вы в ответ на его откровенность — еще побольше... И этот процесс пойдет по возрастающей.
Открытость порождает открытость. Тайна обменивается на тайну.
И принять эту тайну можно, только опережающе раскрыв, доверив свою тайну. Возрастает взаимная аутентичность, подлинность психологического бытия друг перед другом. Люди не раскрываются (а хочется), так как они боятся ударов.
— От меня муж ушел...
— Да кому ты нужна!
А если человек подставил свой живот, то и я могу не опасаться, а рассчитывать, что буду понят и принят. На этом процессе раскрытия, в сущности, построен психоанализ. С той разницей, что в психоанализе специалист ведет более быстро к сущностному переживанию, к скрытой и скрываемой тайной потребности. За психоанализ дорого платят. А здесь люди могут быть друг для друга «естественными» психоаналитиками.
Это важно и для родителей. Они хотят все знать о своем подростке. Раскрывайте ему себя. Я со своей дочерью не имел особых проблем. Вот ей десять лет. Я рассказываю о своих переживаниях, относящихся к четвертому классу школы. А тогда были драки из-за девочек, инфантильные сексуальные переживания. В ответ на «доверение» своей тайны я знал все передряги в их классе и то, что мальчишки подрались за право провожать молоденькую учительницу, а также и то, что тот, который дергал мою дочь за косичку (большой хулиган), предлагал ей пойти на сексуальный фильм.
Тема «Вдохновляй на разговор», наверное, бесконечна. К сказанному еще добавим, что надо дать человеку возможность показать свои положительные качества. Эрудицию. Результаты творчества. Замыслы. Его дело. Оригинальные оценки. Соображения. Словом, надо в разговоре интересоваться личностью партнера, ее положительными сторонами. Отрицательными стоит интересоваться лишь в том случае, если человек сам захочет к вам обратиться за помощью. Или если вы идете на конфликт с ним.
Итак, из ваших расспросов виден интерес к личности партнера, к знаниям, умениям, положительным нравственным качествам. Можно апеллировать к нему в связи с этими его положительными качествами. Можно просить совета, консультации. Опять-таки только искренне, ибо фальшь сразу почувствуется. Здесь положительные оценки, впрочем, не высказываются, а только подразумеваются. Главное, что мы создаем партнеру условия для того, чтобы он «распустил павлиний хвост». Но распустил в хорошем смысле. Чтобы он купался в лучах вашего интереса к нему. И с вашей стороны это не должно быть манипулятивной провокацией, дескать, пусть распустит павлиний хвост, а мы его сразу и обстрижем, посмеемся, осудим. С другой стороны, и в искреннем предполагаемом восхищении и интересе к личности партнера тоже не должно быть перебора. Есть ведь еще собственно деловые стороны разговора. Да и чтобы приторно не было. Но лучше переборщить, чем недоборщить, так как мы интересуемся-то чаще и больше всего собой. А если уж поняли, что «слишком», нетрудно будет слегка ужаться.
Нельзя упускать из виду такую важную вещь в разговоре, как цитирование. Я об этом говорил ранее, но то касалось публичных выступлений, печати. Мы действительно привыкли к тому, что цитирование — это атрибут науки и политики. Но и в обыкновенном житейском разговоре цитирование тоже может играть положительную роль. Имеется в виду цитирование просто умных житейских высказываний, выражений, соображений, острот, замечаний, оценок. Жена цитирует мужа — ему приятно. Ну а наоборот — тем более. Вот муж высказался мудро, жена сделала тонкое замечание. Тотчас же обнаружить согласие, процитировать. Или позже процитировать и постоянно цитировать, если это действительно что-то стоящее. Замечать и не забывать. То же и в кругу друзей. И уж в особенности это важно в служебной сфере. Повторим, что цитирование должно быть сочувственное. И со ссылками. С помощью сочувственного со ссылками цитирования поднимаем авторитет автора фразы, создаем ему хорошее настроение. Но мгновенно плюс может поменяться на минус, если цитирование несочувственное или не со ссылкой. Тогда это либо отрицательная оценка, либо плагиат.
Заканчивая разговор о разговоре, обсудим еще один важный вопрос. Люди находятся на разных уровнях общекультурного развития. Они принадлежат к разным группам специалистов. Внутри специальности множество различных школ, течений, творческих ответвлений. В связи с этим каждый человек пользуется системой слов, понятий, фраз, которая может быть и непонятна человеку из другой группы. Так вот, можно «форсить» принадлежностью к этой группе-клану и разговаривать на недоступном языке (так часто делают истероиды). Или другой вариант: человек, усвоив внутригрупповой жаргон, не хочет от него отказываться, а возможно, и затрудняется. В любом случае это несинтонно или даже конфликтогенно. Это дает партнеру понять, что он не включен в наш круг, не достоин, не дорос, пусть почувствует свою неграмотность, непричастность. В общем, понятен манипулятивный или небрежный характер такого речевого поведения. Конфликтогенно. Раздражает, отталкивает, по крайней мере не располагает, не сближает.
Лучше стремиться к понятности своей речи для партнера, не навязывать непонятный ему стиль. И постоянно контролировать себя: ясно ли я говорю. Но не так, чтобы в подтексте было: понял ли он,
дурак, меня, умного. А в смысле: хорошо ли я построил свое высказывание. Можно спросить, например: «Я не слишком путано говорю?» Или:
• «Не слишком ли громоздко оформление моих мыслей?»,
• «Я немного устал и, возможно, говорю нескладно».
Итак, вместо традиционного лозунга «Умейте слушать» лучше провозгласить более широкий — «Умейте разговаривать». Ведь надо прерваться, подавить в себе желание перебить, вдохновлять на разговор. Мы поведем в дальнейшем и подробный рассказ о том, как реагировать на конфликтогены, и как общее к частному это будет относиться и к таким конфликтогенам, как бесконечные монологи и перебивания. Но мы подозреваем, что читателю не терпится получить уже сейчас какую-то информацию на эту тему. Ну, что ж, пойдем на поводу у этого закономерного желания.
Сопротивлением, как ни странно, является уже само непротивление тому, что вас перебили.
■ Я позволил ему много раз себя перебить — этим я дал ему фору, как в шахматах, значит, показал, что я сильнее, а не слабее. И он это поймет в конце концов.
То есть через некоторое время человек скомпрометирован в собственных глазах, а он не хочет выглядеть менее благородным и, следуя вашему примеру, тоже начнет уступать. Тем более если это будет происходить на глазах у других людей.
Ну а если все-таки не происходит этого? Тогда через несколько таких «сеансов» (он перебил, я дал себя перебить, замолк) можно мягко на это посетовать: ну вот, вас слушаю, а сам не имею возможности высказаться, это же неравенство... А если и это неэффективно, воспользуемся приводившейся выше юмористической фразой, что, дескать, вы вступили со мной в монолог. Я вас слушаю, а вы совсем не хотите меня послушать. Редко кто станет говорить: да, вот ты меня и слушай, а я тебя слушать не буду. Смешается, извинится и станет слушать. Потом, наверное, снова будет перебивать. А вы повторите процедуру. Если и это не дает результатов, можно обострить ситуацию.
— Я слушала не перебивая, а ты упивался своими мыслями и купился на это. Ты все время будешь говорить или я тоже смогу слово вставить? Нельзя же, чтобы игра была в одни ворота.
Смысл такой: я сильный человек, я управляю своими реакциями, а ты — нет. Но это допустимо только в том случае, если человек и в самом деле плох и нахален. А хорошему человеку, который только разве что необучен, мы сами уступаем дорогу из вежливости и уважения к нему.
А вот человек не рассчитал свою речь, не учел вашей занятости. Дождитесь какого-то знака, что вас ждут. В разговоре по телефону упомяните, что вы помните, ваша встреча в таком-то часу, скажите, что вы будете заняты еще несколько минут. Потом объясните говорящему: видите, так получается, что нам надо торопиться.
Еще один вариант. На собрании.
— Товарищи, сколько мы еще дадим оратору? По регламенту пять минут. Давайте мы дадим десять минут.
Это дисциплинирует говорящего. Но если нет, то настроит весь коллектив против него.
Ну а если уж совсем невозможно урезонить, то, не дожидаясь паузы, брать инициативу в свои руки и говорить, перекрывая голосом. Но это конфликт.
Люди часто испытывают затруднения в самом начале контакта. Как начать разговор? Вот вроде бы и условия есть, сидят в купе уже вместе или собрались и ожидают конференции. Потом, когда уже сами обстоятельства их сталкивают в разговоре (принесли чай в купе, объявили, что с повестки дня снят важный вопрос, ради которого и собрались), они разговорятся. Но то обстоятельства, стихия. А как сделать эту стихию управляемой?
Мы не давали бы наших советов подобного рода, слишком уж они кажутся нам сами собой разумеющимися, и все же понаблюдайте за людьми, когда они уже вроде и вместе, но «молчат друг с другом». И нужен фасилитатор (вспомним, употребляли этот термин, когда говорили о демократическом стиле влияния). Так будьте вы сами таким фасилитатором для себя. Речь идет сейчас не о психотехнике знакомства, а об инициативе в разговоре даже в кругу уже знакомых друг с другом, но все же не близких людей.
Поводы могут быть внешнеассоциативные: что это за станция, на которой остановился наш поезд, не знаете ли вы, будет ли сегодня выступать обозначенный в программе человек. А потом уже идти по внутренним ассоциациям. С программы — на содержание его выступления, о его оппонентах, а потом последние известия и т. д. И разговорились.
как и черный юмор, — тонко жалящий конфликтоген. Вы что-то сделали полезное, важное и приятное, предположим, принесли на дискотеку модные, с вашей точки зрения, записи танцевальной музыки. А вам:
— Ну что ты принес устаревшие вещи, это же платье моей бабушки...
Когда речь идет не о договоре, не об обмене без обмана, а о добровольном — по моей инициативе или по его просьбе — поступке, нужном партнеру, то мы, конечно, не ожидаем платы. Но, положа руку на сердце, заглянем себе в душу. Мы вообще ничего не ожидаем? На лекциях и в переписке на этот, с простительным подвохом, вопрос почти все люди честно признаются, что да, ожидаем. Ожидаем слов благодарности, бессловесных знаков признательности.
— Ну, хорошо, — допытываюсь дальше, — а если эти знаки не поступают?
— Тогда плохо, — был честный ответ.
Ну, хорошо, а почему же плохо? А плохо потому, что мы ожидаем от партнера на самом деле не только слов и благодарной улыбки. Ожидается еще и внутреннее состояние благодарности, которое может быть расценено как моральное вознаграждение.
Впрочем, слова благодарности могут иметь не только моральное значение, а быть сами по себе определенным материальным воздаянием. Ведь слова благодарности поднимают престиж, ну а престиж — это нечто уже материальное: человеку больше доверяют, охотнее вступают в выгодные деловые контакты. Но главное, мы хотим, чтобы в случае необходимости в будущем партнер нам помог, отблагодарил действенно. Таким образом, слова благодарности — это как бы аванс, некоторая гарантия того, что в будущем «действенное» отблагодарение произойдет. А отсутствие слов или, что еще хуже, отрицание нашего благодеяния (а оно, с нашей точки зрения, реально, оно состоялось) означает, что вы «можете не надеяться на ответный шаг». Конечно, если с нашей стороны это благородство в чистом виде и мы знаем, что ответного шага не будет, то знаки признательности тешат наше самолюбие, соответствуя положительной самооценке нашего поступка. Так бывает, когда мы делаем что-то хорошее чужому ребенку, которого мы больше никогда не увидим. Тут наша позиция — дающая. Но происхождение то же. Положительная самооценка, как мы знаем, это ведь продолжение положительной оценки общества. А обще-
ство в целом за хорошие поступки тоже действенно благодарит. И мы переносим голод-холод за эту благодарность общества. А есть люди, которые идут и на смерть, а перед этим, может быть, и на смертные муки, в общем, все потому же, представляя себе в уме будущую благодарность (или отсутствие позора — а это только оборотная сторона: предал — позор, не предал под пытками — герой). Благодарность общества, или слава в хорошем смысле, вожделенна. Ну а неблагодарность, несправедливое забвение переживаются, следовательно, не менее остро, чем холод-голод, а иногда не менее остро, чем смертные муки. И даже наихристианнейшая мораль, призывающая творить добро втайне, чтобы не получить вознаграждения в виде одобрения окружающих, подсовывает взятку за благородный поступок в виде тепленького местечка в раю на том свете. Так что давайте не будем лукавить, требуя исключительно безвозмездных, благородных поступков и оправдывая этим часто потребительское отношение к благодетелям. А будем рассматривать благородный поступок по минимуму как своего рода заем, долг, который платежом красен.
А если это благородство в духе Шота Руставели: «Что отдал, твоим пребудет, что не отдал — потерял», то есть если это благородные люди, которые удовлетворяются лишь высокой самооценкой и совершают значимые и трудоемкие благодеяния, может быть связанные и с самопожертвованием? Благодарное человечество будет ставить памятники!
Или голосовать потом за них на выборах, как это случилось с Джоном Кеннеди. Рискуя жизнью, молодой Кеннеди после гибели своего катера и почти всей команды, будучи раненным, тащил на себе несколько миль по океану раненого же чернокожего товарища. Многие знают, что после этого незначительного эпизода Второй мировой войны (катер уничтожили японцы), когда Кеннеди выставил свою кандидатуру на выборах в президенты, чернокожее население США голосовало за него. Не думал тогда Кеннеди, как это приписывал ему один советский журналист, что за это его в будущем поддержат чернокожие избиратели, он просто был хороший человек. И смерть Кеннеди — фактически памятник его героической личности. Это убийство было потрясением для шестидесятников...
Итак, условимся. Если человек сделал вам что-то приятное и, заглядывая вам в глаза, как бы спрашивает: «Ну как?» — или если задает прямой осознанный вопрос о том, как вы оцениваете его благодеяние, не раздражайте его и прямо произносите слова благодарности.
Или выкажите другие знаки признательности. Это будет проявлением нейтрального коммуникативного поведения.
Синтонным в данном ситуативном контексте будет активное выражение благодарности, даже если человек «не заглядывает вам в глаза», если он забыл о своем хорошем поступке. Одна абитуриентка — я ее консультировал по ее личным проблемам — пользовалась конспектами своей приятельницы, которая тоже поступала и поступила в этот же институт. Став студенткой, она неоднократно, но ненавязчиво, с чувством меры, выражала восхищение конспектами подруги и признательность ей за помощь, подчеркивая ее благородное бескорыстие. Ведь та увеличила для себя конкурс, помогая конкурентоспособной сопернице. Возможно, что это было не вполне осознаваемо подругой в то время, но когда моя клиентка разъяснила, вывела в сознание своей приятельницы все это, она просияла и тут же предложила ей использовать для курсовой работы свои дефицитные книги по психоанализу. У моей подопечной это не стало, однако, основой для возможных манипуляций, осмеянных в басне Крылова «Ворона и Лисица»: я тебе лживую лесть, ты мне сыр. Поскольку студентка прошла солидный психологический тренинг, даже будучи истероидной личностью, по психотипу склонной к манипуляции, она тут же предложила своей благодательнице искреннюю и нужную услугу — сделать выписки из этих книг и вместе выступить на конференции с докладом.
Честная благодарность действует как катализатор в дальнейшем процессе обмена услугами.
Итак, рецепт. Встретились ли вы случайно или запланированно с человеком, которого давно не видели, позвонил ли он вам внезапно... Что нужно сделать после того, как вы сказали: «Здрась-сьте»?..
■ Постарайтесь припомнить, что хорошего вам сделал человек, с которым вы поздоровались, и найдите способ об этом заговорить.
Может быть, не надо даже слов благодарности. Обойдитесь, если можно, без заформализованного «спасибо». Вы как бы ведете рассказ о том, что явилось следствием его благодеяния, делитесь своей радостью по поводу того, как теперь идут ваши дела, описываете свое благостное состояние после его поступка, советуетесь с ним, «а как дальше». К слову, все это не такая простая вещь, и на тренингах успех достигался далеко не сразу. Так что пусть хоть стандартное: ты знаешь, я тебе очень признательна.
Когда мы говорим о благородной и справедливой благодарности, само собой разумеется, что эта благодарность, как и само благодеяние, должна предполагать отсутствие вреда, а лучше пользу и для других людей. А то ведь существует и воровская «этика»: своим помогаем, а чужих топим. Или «этика» внутрисемейных отношений взяточников. Отец «благородно» дарит дочери квартиру, купленную с помощью взяток, а дочь после его смерти ставит ему роскошный памятник на средства, полученные из финансовой пирамиды. Какое уж тут благородство и благодарность?! Когда взяткодатель говорит взяточнику: «Я буду вам благодарен», то здесь само слово «благодарность» до неузнаваемости фальсифицировано. Ведь мзда, которую они при этом имеют в виду, так или иначе означает отнятие у другого чего-то, ему по праву принадлежащего.
Остановимся более подробно на конфликтогенной неблагодарности, на ее мотивации. Мы приняли благодеяние. Благодарим за него, давая тем самым понять ему и себе, что «долг платежом красен». Это вызовет у партнера приятные эмоции и, как мы говорили, активность в добротворчестве. Но в нас, во мне возникает тревога: а что я должен ему буду сделать впоследствии, потяну ли, а как я этот долг отдам? Произнося слова благодарности, мы вступаем в ситуацию долженствования. Тревога неприятна. Как от нее избавиться? Самый простой способ — не принимать благодеяния. Простой, но не оптимальный. Лучше принимать и отдавать по возрастающей. Будет круговорот добра. Но подленькое психозащитное бессознательное подбрасывает нам другой способ избавления от тревоги — девальвацию благодеяния, то есть обесценивание его. Этим вопросом мы займемся поподробнее.
Прежде всего, виды девальвации.
Может девальвироваться само деяние. По типу: не очень-то мне и нужно было. Или по типу: ну это же мелочь, подумаешь, он ведь всего-навсего же одолжил, а не дал мне эти деньги навсегда. И наплевать мне на то, что человек эти деньги на время оторвал от себя, значит, не сможет ими при внезапной необходимости сразу воспользоваться, что он мне доверился, а я возьму вдруг и слукавлю.
А может девальвироваться мотивация благодеяния: это было нужно ему.
■ Врач сделал для больного что-то сверх обязанностей, а больной говорит, что он ведь собирал материал для диссертации, а за степень платят, и доктором наук быть престижно, или, на худой конец, это ему просто интересно, он же профессионал.
Или благодеяние необоснованно подводится под реестр обязанностей. Особенно часто такое случается со взрослыми детьми. Взрослый птенец проглатывает очередные кроссовки из престижного магазина и, точь-в-точь как желторотый, широко раскрывает клюв для очередных модных брюк, забывая, что родитель обязан его содержать только до 18 лет, а дальнейшие благодеяния исключительно добровольны.
А вот и еще: подумаешь, ситуация и так через некоторое время разрешилась бы.
Благодеяние обесценивается и за давностью лет: что ж мне — всю жизнь помнить и быть обязанным? (А отец ради музыкального развития дочери отложил на три года диссертацию.)
Нередко девальвируются средства, с помощью которых совершается благодеяние. Но ведь это же ему ничего не стоило, подумаешь, один телефонный звонок... А на самом деле, например, это было обращение к человеку, которому вы в свое время оказали услугу, а он теперь будет считать, что все — вы теперь в расчете. Или я не только дал информацию обоим, но еще и рекомендовал их друг другу, а значит, взял на себя моральную ответственность за то, что рекомендуемый не подведет.
Часто девальвируются усилия, которые не дали результатов. Дескать, делал, но не сделал. Но человек ведь старался, и в другой раз он стараться не будет, хотя в этот другой раз все могло бы получиться.
Еще один способ манипулятивной девальвации: а ведь репку вытянула мышка, а вовсе не вы все. То есть объявляется, что результат был достигнут не тобою, хотя здесь твоего труда — львиная доля.
Девальвация иногда виртуозна. На занятиях в «Маленьком принце» 16-летняя десятиклассница, понятно, «истероидка» и, понятно, симпатичная, объяснила:
— А вдруг я своей похвалой подниму его на такую высоту, которой он недостоин...
Не пропустим между строк все эти виды девальвации, вдумаемся в их мотивацию. Ведь из мелких психозащитных пакостей составляется в конце концов видная всем большая непорядочность. Стоит ли? Или, может быть, лучше быть пощепетильнее? Если вместо поверхностной психозащиты м-ы хотим иметь глубокоэшелонированную оборону, то надо быть благодарным, говорить об этом, помнить и возвращать долги, даже если от вас этого не требуют. Это уже будет неплохо.
Если же вы сверх того будете сами создавать как бы буфер из своих благородных поступков, то есть сами будете давать в долг, не проявляя к тому же сверхактивности в возврате долга человеком, то люди еще больше будут с вами считаться и уважать вас.
И еще надо очень хорошо прочувствовать, что девальвация благодеяния — это манипуляция. Скрыто подменяя понятия, мы получаем психологическую выгоду (я не обязан, а значит, не тревожусь), а то и материальную (я должен был что-то делать, а так ничего не делаю). И все вроде шито-крыто. Да, но с тем добавлением, которое мы уже единожды сделали к этому выражению. Так что это «шито-крыто белыми нитками».
Манипулятивную сущность девальвации принятой нами услуги люди чувствуют, Поэтому здесь не только обман с нашей стороны, но и самообман. Если я не отвечаю благодеянием на благодеяние, то самооценка-то на самом деле должна снизиться. И мы не замечаем, что другие-то всё видят. Самообман — еще и потому, что кажется, что это выгода, а на самом деле — проигрыш. Ведь нам не будут доверять. Будут видеть нашу потребительскую сущность, и благодеяний в наш адрес будет меньше, нас будут сторониться. Вы этого хотели? А может, лучше, как было начертано на скрижалях русского купечества: «Прибыль превыше всего, но честь превыше прибыли!» Ну а если уж вы Данко из горьковской «Старухи Изергиль», то тогда вам еще большая хвала и честь, только жертвуйте, как он, собою, а не другими.
Скажем себе: не очень-то нужно — не принимай, принял — значит, нужно. Это ему нужно для диссертации, для самоутверждения, для заработков — не способствуй. Способствую — значит, нужно мне. Пусть для нас будет привычным выражать благодарность за результаты, полученные даже малыми усилиями. И за достаточные усилия, давшие даже малые результаты, а то и вовсе безрезультатные!
Конфликтогенным может быть также и осуждение ожидания благодарности. В том смысле, что: подумаешь, что-то сделал — и уже ждет медали. Такую фразу поведал нам один наш клиент, ему ее обычно говорила его жена. Будучи эпилеп-тоидом, он очень сильно переживал такие ее высказывания.
Чаще всего у людей, которые не прошли специального психологического обучения, чувство благодарности возникает не сразу, а по мере накопления благодеяний. Человек хороший, но у него не хватает тонкого социально-психологического чутья. Не надо печалиться. Если вы совершили благородный поступок, вы и так наполнены благостью высокой самооценки, гордостью перед самим собой. Ну, и достаточно. А через некоторое время благодарность с его стороны к вам придет.
Если же вы поняли все-таки, что ваш партнер по общению — бездонная бочка, прорва, что он только поглощает и требует еще и еще, вы просто прекращаете свои благодеяния в его адрес. Ну а если он на основании того, что вы постоянно что-то ему давали, требует очередных подвигов с вашей стороны, расцениваем это как конфликтоген и проводим мягкую конфронтацию, жесткую конфронтацию и управляемый конфликт с целью скорректировать поведение партнера на будущее.
Не оказать сопротивление человеку, который благодаря мне, но не благодаря меня, живет лучше, означает поощрять его и воспитьшать в нем потребительство, которое представляет опасность не только для вас, но и для других людей (он будет их «утилизировать»). Игра в одни ворота развращает. Поэтому сопротивление наше также благородно, а несопротивление такому психологическому, манипуляторе кому насилию означает трусливый уход от ситуации, психозащитно прикрываемой красивой фразой о своей душевной щедрости. Но это относится именно к ситуации неоднократного бездонного потребительства.
А вообще-то, увы, стоит понять и принять такую истину: люди не очень хотят возвращать благодеяния. И стоило бы удовлетвориться в большинстве случаев своих благодеяний тем, что вы творите добро в соответствии с категорическим императивом Канта, то есть, даже если Бога, который требует творить добро, и нету, все равно его надо творить. И удовлетворяемся только высокой самооценкой.
Требовать же благодарности и обвинять человека в том, что он не проявляет, — конфликтогенно.
Не хочешь удовлетворяться лишь самосознанием своего благородства — не совершай активных благодеяний,
если тебя об этом не просят, и все. Или договаривайтесь заранее о справедливом обмене без обмана. Это нормально. А если речь не идет об обмене сейчас, то есть вы не договариваетесь о том, что вы получаете взамен, обозначьте, что выполнение просьбы связано с такими-то вашими усилиями, временными и материальными затратами, что ваши усилия могут и не увенчаться успехом. Удостоверьтесь — пусть партнер сам об этом скажет, — насколько он в этом нуждается. Это не позволит партнеру утверждать, что не очень-то и нужно было. Таким способом мы в какой-то мере подстрахуемся от неблагодарности партнера.
Еще хуже, чем простое требование благодарности, такая ситуация: мы совершаем некое благодеяние без договора об обмене, а потом в ответ выжимаем нужное нам благодеяние. Но ведь человек в случае предварительного договора мог бы и не захотеть такого обмена. Получается неловкая ситуация. В сущности, манипулятивная. Как понимать, например, студентов, которые приходят на зачет и перед зачетом дарят преподавателю цветы? Вроде бы традиция: на зачет или экзамен с цветами. А на самом деле манипуляция, как и с цветами врачу. Мы вам хорошее настроение (цветы) — и вы нам хорошее настроение (зачет без хлопот). Все мои студенты знают (оповещаю на первой же лекции), что цветы на зачетах и экзаменах отменяются. Лучшим подарком будут хорошие знания.
Манипуляции с благородством, наверное, неприятнее всего. Как бы в ответ на такие манипуляторские действия вырабатываются другие манипуляторские приемы. Один «рыцарь конца XX века» признался мне, что старается не приходить на работу 23 февраля, потому что «надарят одеколонов, а восьмого.марта духами отдавай». Да, требовать благодарности конфликтогенно. И все же если сравнивать степень конфликтогенности, то более конфликтогенным является отрицание или девальвация реального благодеяния.
В физиологии есть такое понятие — «уравнительная фаза». На сильный раздражитель дается такой же ответ, как и на слабый раздражитель. Что-то подобное часто наблюдается и в отношении благодеяний. Маленькое благодеяние помнится наравне с благодеянием побольше. Человек подарил авторучку или хорошую книгу. Разные ведь «весовые категории». Но и то и другое помнится как единица благодеяния. Когда я занимался службой знакомств (был собран массив в 3 тысячи человек — гигантская, чудовищная работа, в застойные годы она, понятно, проводилась на голом энтузиазме), ко мне обратился после женитьбы на красивой женщине клиент, которому без этой системы о такой женщине даже и мечтать не пришлось бы. Я дал ему пустячную консультацию по сексологии, для него, впрочем, важную. При встречах, однако, он истово благодарил за консультацию, ни разу не обмолвившись о своей благодарности за женитьбу. Увы, в наших глазах большое и малое благодеяние часто уравниваются по механизму психологической защиты. За малое благодеяние я чувствую себя должным отплатить при случае в будущем малым же благодеянием. А большое благодеяние в ответ на большое благодеяние как бы отпадает за ненадобностью. В то же время слова благодарности произнесены, следовательно, я человек в принципе благодарный. Какие же могут быть претензии? Но на душе у благородного благодетеля горький осадок. Он может даже и не осознавать этих скрытых психологических нюансов, но совершит ли он в другой раз большое благодеяние для вас и для других? Ну что ж, введем в память нравственного компьютера: конфликтогеном может быть преувеличенная благодарность за мелкое благодеяние при игнорировании большего.
Ну и, как всегда, рецепт. Хотим пользоваться расположением людей (не забывая о справедливом воздаянии или отдаче долга, причем не обязательно благодетелю, а кому-нибудь другому), не хотим отвратить от добротворчества нашего благодателя по отношению к другим людям — будем тщательно следить за соответствием нашего чувства благодарности и его проявлений тому благу, добру, которое мы приняли от человека. Не забывая о самом малом принятом нами благе и о самом малом взятом на себя долге. И чтобы не получилось так: за конфетку — спасибо и за идею, которая приносит серьезный доход, — спасибо. Надо, чтобы соблюдались пропорции. Может, однако, случиться, что нам трудно определить соотносительную ценность благодеяния. Что же, имеет смысл обратиться к друзьям, а еще лучше к людям и вовсе чужим, а значит, более объективным. Может быть, они вам разъяснят, как оценивается это благодеяние в нравственном и материальном плане. Но даже если мы уверены в правильности оценок, то наша оценочная шкала слишком субъективна, слишком подвержена искажениям, мы склонны преувеличивать значимость наших благодеяний и недооценивать благодеяния в наш адрес. Здесь срабатывает известная уже нам психологическая защита, и благодеяние девальвируется. Ну а оценили с помощью других, тогда и цените его в соответствии с тем, что говорят другие люди, а не только вы сами.
Выше мы говорили, что поскольку механизм девальвации психозащитный, то мы должны противодействовать ему в нас самих. Но ведь хорошо бы обезопасить себя и от потребительской тенденции у других людей. Случай, который мы сейчас обсудим, занимает промежуточное положение между справедливым обменом и в чистом виде благородным поступком.
■ Мы оказываем серьезную, солидную услугу, договорившись о моральной и материальной ее ценности для партнера. Не набивая себе цену, мы адекватно описываем трудности, с которыми сталкиваемся при оказании услуги, временные и материальные затраты. Договариваемся о том, что если в будущем случится необходимость, то партнер поведет себя аналогичным образом по отношению к нам, что мы можем рассчитывать на его помощь.
Но в чем конкретно будет заключаться эта помощь, ни он, ни я пока не знаем. Это будет отложенный обмен благодеяниями. Тем не менее эта ситуация ближе к благородству, потому что я, имеющий возможность свершить такие вот поступки в расчете на отдачу долга лишь в перспективе, скорее всего, преуспеваю и вряд ли буду нуждаться в ответе на благодеяние.
Один склонный к добротворчеству человек, эпилептоид, обескураженный предыдущими «актами черной неблагодарности», вывел для себя такое жесткое правило. Он не дает сразу в долг много денег, а дает на пробу небольшую сумму и смотрит, как отдаются долги: вовремя, не вовремя, с напоминанием или без. Если вовремя и без напоминаний, то он начинает давать взаймы человеку более крупные суммы. Аналогично можно поступать в плане других услуг. То есть идет планомерное зондирование порядочности, признательности человека.
Я, конечно, здесь не выгляжу чистюлей. Чай, не при утопическом коммунизме живем. Дал Бог хоть по самой малой мере недикий капитализм или в лучшем случае справедливый социализм построить. Но. разумеется, эти рассуждения не отвергают благородных поступков в адрес беспомощных детей, стариков, инвалидов, за которые, повторяю, человечество будет чтить таких людей. Рассуждения эти касаются лишь тех, кто склонен проехаться за чужой счет, будучи далеко не беспомощными.
Один из наших слушателей из Ташкента, по имени Вильям, сформулировал некий закон: недостаток близости и взаимного доверия материализуется в виде принципа «ты мне — я тебе».
Если же вы сами выступаете в качестве просителя и не можете или не хотите сейчас предложить что-то взамен, то и здесь лучше определенность. Скажите, что это для вас серьезная услуга, что она вам очень нужна и вы будете ее ценить (и, разумеется, в дальнейшем будет именно так). Этим вы успокоите человека и в серии ответных актов убедите его в вашей надежности, вам будет оказано доверие и создан режим наибольшего благоприятствования со стороны людей, дееспособных в плане предоставления кредитов.
Если же благодеяние, которое вам предлагают, вам не нужно, надо честно и откровенно об этом сказать, потому что человек может ожидать отдачи, а вы обманете его ожидания. Поведение здесь должно быть открытым, аутентичным. Это относится и к случаям, где нет манипулятивности со стороны партнера. Человек искренне может хотеть сделать вам какое-то добро, но вы так же искренне не хотите связывать себя будущими его ожиданиями.
Возможен и иной вариант. Приняв мелкое, непрошеное благодеяние, вы тотчас же отвечаете адекватным благодеянием. Но становится ясно, что будущие ожидания партнера уже неправомерны. Разумеется, это все относится к той ситуации, когда вы не хотите углублять с человеком отношения. И напротив, как мы уже говорили выше, увеличивая «список благодеяний» в адрес партнера и получая в ответ положительное к себе отношение, мы углубляем наше взаимодействие с партнером на основе взаимного доверия.
Все же, отказываясь от контакта и отвергая предлагаемые благодеяния, на что вы имеете, конечно, полное право, неплохо помнить о том, что этим можно и обидеть. Поэтому делать такие вещи надо как можно деликатнее. Например, отказавшись от подарка, вы охотно продолжаете беседу, предлагаете свою услугу. Юная дама в купе поезда. Ладно скроенный нестарый бизнесмен угощает ее шоколадом. Понятно, что это ухаживание «с прицелом». Такого ухаживания она не принимает, но, не желая обидеть приятного и ни в чем пока не виноватого человека, со словами «шоколад мне явно противопоказан» она игриво показывает на свою идеальную фигуру и предлагает нормальную заварку для чая, что в купе поезда тоже уместно. Продолжает беседу на общие темы.
Задаю вопрос:
— Гадости чаще говорят в глаза или за глаза?
Ответ единственный:
— За глаза.
Ну, и, как обычно, дальше:
— Почему?
Разброс ответов:
— Не хочется обидеть человека...
— А может, я не прав и меня поправят...
— Хочется поболтать о чем-то, а отношения — наиболее интересная тема...
— Я тебе доверяю...
Конечно, эти мотивы «имеют право на существование», но главный обычно обнаруживается лишь после долгих попыток. Заключается он в том, что высказывание гадостей, то есть отрицательных оценок, обвинений, насмешек, в глаза вызывает сопротивление со стороны «объекта». А нам нужно сочувствие. И это сочувствие мы получаем от собеседника. По крайней мере, мы на него надеемся. Все очень удобно. Выплескиваем свою агрессию, а получаем не конфликт, а сочувствие, по крайней мере, покорное выслушивание. Конечно, и собеседник может возразить, но, во-первых, менее агрессивно, чем критикуемый, а во-вторых, мы выбираем собеседником чаще всего в таких случаях «своего» человека. Кроме того, изложение наше одностороннее, и плохого-то о себе мы не говорим, поэтому сочувствие практически гарантировано.
Но все это обманчиво. Конфликт только откладывается во времени.
— Ведь ему передадут? — спрашиваю я группу полуутвердительно. И не встречаю никакого сопротивления.
— Пе-ре-да-дут, пе-ре-да-дут, — саркастически улыбается вся группа.
— Ну а как будет реагировать тот, кому передадут?
— Агрессией...
Да. А еще вы будете выглядеть весьма неприглядно: ведь вы сплетник и трус, заушник, или (как высказался один злословный шизоид) «науходоносор». А если правду-матку в глаза, то хотя вы и конфликтный, но прямой. Так что уж лучше прямо в глаза. То есть если вы полагаете, что он дал вам конфликтоген, то проводите в глаза мягкую, жесткую конфронтацию и управляемый конфликт. А уж если невтерпеж или надо высказать отрицательную оценку за глаза, чтобы и в самом деле предупредить хорошего человека (своего собеседника) о серьезной опасности, то сделайте специальное заявление собеседнику по этому поводу:
— Я говорю это тебе, но никакой тайны из этого не делаю, ты можешь передать ему мое мнение.
Есть и такой не очень чистоплотный мотивчик заглазного осуждения «нашего общего знакомого»: мы с тобой оба хорошие, а он плохой.
И за глаза, как и в глаза, давать отрицательные оценки, обвинять и высмеивать можно, пожалуй, лишь тогда, когда вы считаете, что напряженность и конфликт неизбежны, что получен весомый конфликтоген и вы на него реагируете. А так просто, чтобы потешить себя сочувствием собеседника, так не стоит...
Итак, передадут! А почему передадут? Покопаемся, как обычно, в мотивациях. Разброс мнений:
— Хотят предотвратить беду...
— Хочу предупредить человека...
— Хотят показать истинное лицо человека, который сказал про другого пакость.
Да, но главное-то, главное? А главное то, что чаще всего опять-таки выдается на-гора не сразу, а то и вовсе принимается после нашего разъяснения. Это «диавол» нашептывает: «Видишь, это о тебе плохо говорят, а обо мне не говорят...» Вот наиболее частая мотивация. То есть опять повышается «за так» самооценка, опять переживание чувства превосходства за счет пусть маленького, но унижения партнера. И ведь тот, кто передает плохую весть, чаще передает ее с каким оттенком в голосе: с доброжелательным или садистским? Большинство ответов на этот вопрос — что, мол, с садистским. Ну конечно, приятно ведь увидеть, как партнер сразу встревожится, заволнуется, а не говорили ли еще чего-нибудь дурного, а ты его сразу так по-отечески-матерински успокоишь, заверишь, что нет, не говорили, и что тебе его жалко. И сразу станешь вроде бы благодетелем.
Как вариант предыдущей подленькой мотивации: мне плохо, пусть и тебе будет плохо. А то и просто: передадут, потому что хотят поссорить...
■ Понятно, как и в предыдущем материале, что от таких манипуляций по отношению к партнеру в своем поведении надо избавляться. Ловить в себе за ниточку гаденькое, разматывать весь клубок или даже всю паутину этой скверны.
Преодолевать.
Нелишне будет отметить, что механизм такого самовозвышения за счет унижения другого считают невротическим. Вспомним, что здоровое самовозвышение — это самовозвышение над самим собой. Так что если я хочу считать себя здоровой личностью и быть ею, то я должен преодолеть в себе эти невротические тенденции.
Понятно, что с излагаемых позиций преодоление такого дешевого способа самовозвышения будет проявлением нейтрального коммуникативного поведения. И как всегда, не обойдемся без оговорок. А если мы искренне хотим предупредить о наличии отрицательного мнения в окружении, то как быть здесь? Ну что ж, аналогично тому, как в случае с критикой партнера, если я уверен, что отношусь к нему, как к себе, и что он воспринимает меня как свое второе «я», и все это без натяжки, то я могу и должен его оповестить, после этого мы совместно обсуждаем вопрос о сопротивлении этому мнению, если оно неправомерно. А если отрицательное мнение справедливо, то следует совместно с партнером разобраться в этом, чтобы скорректировать его поведение.
Не только насмешки, обвинения и охаивания не следует производить за глаза. Исключим и типовое «только ему не говори». Уберем также прямые и косвенные знаки неприятия. Например, не говорить «только его не зови». Ну, и т. д.
Синтонным поведением в приложении к этой теме будет передача за глаза положительной информации о человеке. Если я говорю о другом человеке кому-то хорошее, есть вероятность — есть ведь? — что этот кто-то это хорошее передаст субъекту-объекту моей оценки.
А интересно, что скорее передадут — отрицательное или положительное?
Здесь привычного разброса ответов мы не получили. Ответ, как это очень редко, но бывает, единственный:
— Скорее передадут отрицательное. Но продолжаем диалог с аудиторией:
— Скажите, пожалуйста, что делали с гонцами, которые приносили недобрую весть?
Опять полное единодушие:
— Отрубали голову.
И действительно, только один великий драматург создал образ императора, который, несмотря на то что гонец Спурий Тит Мамма привез наверняка отрицательную весть, перед тем, как с ним поговорить, велел даже накормить его и уложить спать. И то это был вымышленный мастером парадоксов Фридрихом Дюрренматтом «закрывший» Римскую империю Ромул Великий.
— Ну а гонцов, которые приносили хорошую весть?., —допытываюсь дальше.
— Награждали.
Так, хорошо, сведем эту ситуацию к нашей бытовой. Если вы сообщаете весть отрицательную, то вестник отождествляется, идентифицируется с этой отрицательной вестью и на него переносится неприятное отрицательное отношение.
Аналогично с положительным вестником. Передатчик информации — вестник — на бессознательном уровне это чувствует, ему не хочется испытывать напряжение при отрицательном к себе отношении, и это в определенной мере сдерживает передачу отрицательного мнения. Все же на полное торможение надеяться не следует, потому что поверхностное психозащитное стремление пережить чувство превосходства и легкие садистские тенденции могут взять у некоторых личностей верх. Кстати, чем объяснить единодушие в том, что отрицательная информация передается быстрее? Скорее всего, в этом звучит страх, что о каждом из нас могут говорить плохо. Но грех и не воспользоваться благородной мотивацией в плане передачи положительной информации. Говоря хорошее о нашем друге разным людям, мы можем быть уверены, что кто-нибудь да передаст ему, что мы говорили о нем хорошо. И он расплывается в счастливой улыбке. Только пусть это будет искренним, ибо фальшь и здесь чувствуется и раздражает. Наш адресат, до которого дошел такой желанно-неожиданный привет, захочет соответствовать тому ореолу, который мы ему создаем.
■ Известен эффект ореола в отношении хорошего и плохого ребенка. Хороший хочет соответствовать своему ореолу и умножает соответственно хорошие поступки. Плохой ребенок, слыша отовсюду о себе гадости, говорит «ну и пусть» и ведет себя еще хуже.
Дорогие дамы, ну признайтесь, вы же часто считаете своих мужей большими детьми, ну, и последуйте моему совету — и убедитесь, что муж, как и ребенок (все мы немножко дети), захочет соответствовать тому ореолу, который вы создаете. Пользуйтесь этим.
Две пары супругов дружат домами. Но вот две противоположные картины.
1. Таня Лене говорит:
— Сережка совсем ничего не хочет делать по дому, обленился, обнаглел.
Лена — своему мужу Васе:
— Все вы, мужики, такие. Сережка тоже ничего не хочет делать по дому. Танька жаловалась.
Василий — Сергею:
— Слушай, пойдем выпьем, ну их к черту, этих баб, только осуждать любят. Моя мне ставила тебя «в пример», что ты, мол, такой же бездельник, как и я.
Сергей Татьяне в ответ на ее просьбу пропылесосить квартиру язвительно:
— Знаешь, попроси Ленку, она у тебя в доверенных лицах ходит, вот пусть и мужа заменит.
2. Лена — Тане:
— Твой Серега что-то маловато зарабатывает, все мужики обленились. Ты бы его послала поторговать на рынок.
Таня:
— Ты знаешь, Лен, нам хватает, зато у Сережки больше свободного времени, и он больше с детьми возится. Он и инженер талантливый, но как педагог, по-моему, гениальный. Мне важнее, что он Алешке «Карлсона» читает вместо этой убогости «Спокойной ночи, малыши».
Лена — Василию:
— Вот ты никогда не почитаешь детям ничего. У Сереги с Танькой детки будут грамотные, а у нас нет, потому что Сережка — настоящий отец, с детьми все время. Взял бы у него «Карлсона» да нашим почитал, а то и сам небось никогда не читал.
Вася обиделся, но при встрече попросил Сережу:
— Старик, одолжи «Карлсона». Ты закончил его читать с малышней? Танька Ленке говорила, что ты вроде почти все прочитал.
Сергей раздувается от гордости и на сэкономленные на сигаретах деньги приносит дорогое, с картинками, издание «Короля Матиуша Первого».
А почему я дал совет именно дамам ? Это не случай ность. Хотя, конечно, пусть в несколько меньшей степени, но и мужчинам он тоже адресован. Все же мужчины в силу их рационализма (женщины дают им фору в интуитивном мышлении) и большей увлеченности миром предметов (женщины интересуются больше миром отношений) менее склонны к выпусканию на свободу и передаче отрицательной информации. Да и кстати, не заметили ли вы? Мужья чаще обсуждают плюсы чужих жен, а жены чаще обсуждают минусы своих мужей.
Но что это мы все: мужья-жены, жены-мужья? Говорите одним своим подчиненным о других что-либо положительное, и у всех появится желание работать. Пусть образуется «круговая порука добра». Спешите быть гонцами добра, ангелами, ведь «ангел» в переводе — «вестник». И пусть срабатывает эффект положительного ореола, как в нашем втором примере, при том, что обученной в нем была только Таня.
Но предупреждаю, даже в стремлении к нравственно положительным эффектам все должно быть искренним, аутентичным, правдивым, потому что фальшь будет действовать против замысла. Но совсем уж недопустимо использовать эти приемы в составе манипуляций, когда целью является своя мелкая выгода. Еще одно предупреждение. Мани-пулятивно выиграв фитюльку, вы проиграете доверие. А с ним — и возможности более выгодного в материальном смысле взаимодействия.
В использовании заочного распространения положительной информации есть существенное преимущество перед похвалой в глаза. Похвала в глаза быстрее может быть принята за лесть, а восхищение за глаза вызывает большее доверие. Не так ли? А значит, эффект улучшения отношений также более выражен. И что еще важнее — я ощущаю присутствие Друга в своем окружении, заблаговременную поддержку, рост моего авторитета.
Мы все сказали о конфликтогенах и синтонах, источаемых нами во внешнюю среду. Но вот мы сами являемся субъектами, о которых говорят хорошее и плохое. А ведь мы интересуемся, какое впечатление производим. Ну так и учтем, что не только наши впечатления о других людях могут быть субъективны и обманчивы, но и наши впечатления о самих себе могут быть ошибочными. А мнения различных людей, высказанные за глаза, несут в совокупности много ценной информации о нас. Вряд ли стоит пренебрегать этими сведениями. Наоборот, отбросив свою предвзятость относительно предвзятости всех вокруг, имеет смысл собирать эти сведения не с целью, не дай Бог, мести, а для самокоррекции. Я, например, часто по поводу своих занятий провожу среди клиентов и студентов анонимное анкетирование. Очень помогает!
Мы уже столько наговорили, что, кажется, нет живого места в злополучном процессе общения. И создается впечатление, что, как ни старайся, все равно попадешь на рытвину или ухаб. И не хочешь даже, а наградишь человека незаслуженным конфликтогеном.
Ну что ж, с одной стороны, нужна самобдительность. А с другой — не так уж все трудно. Призыв к стерильности в отношении конфлик-тогенов надо соблюдать постольку, поскольку наше общение очень сильно ими загрязнено, и если мы будем стараться, то, освободившись от 50—80% конфликтогенов в своем коммуникативном поведении, мы все равно получим очень существенный эффект и будем в глазах окружающих выгодно отличаться от других, которые еще не освободились.
■ Конечно, сколько ни старайся, что-то из конфликтогенов все равно проскочит. До автоматизма этот процесс довести можно (и чуть дальше мы посоветуем как), но сделать это трудновато, а вот знать, где повысить бдительность, а где можно и слегка расслабиться, было бы целесообразно.
Надо правильно ориентироваться в ситуации. Вам хочется при партнере отругать какого-то третьего человека и получить сочувствие. Ну так уточните сначала с помощью расспросов и наблюдения, каково его мнение на этот счет. Сориентируйтесь во всей системе ценностей партнера. Хотя об этом мы уже говорили, здесь обращаем на это специальное внимание. Как и в поведении на дороге, чтобы не было дорожно-транспортного происшествия, нужно сначала притормозить, а может быть, и остановиться, осмотреться и только тогда совершить маневр — крутой поворот, объезд, обгон и т. д. Сколько сломалось отношений почти на пустом месте из-за того, что люди, не узнав предварительно мнение человека по тому или иному вопросу, слишком круто судили о том, что «вдруг» оказалось дорого собеседнику.
Ну, и многое другое поимеем в виду. Оцените степень занятости человека, его любовь к тому или иному порядку, нужен ли я со своим разговором, обоснованны ли мои желания, законна ли моя требовательность, уместны ли мои синтоны, хочет ли он внимания, которое я на нем сосредоточиваю, своя ли это компания, или надо все по протоколу и табель о рангах блюсти. И далее — по вашему вкусу и интуиции.
Имеет смысл сориентироваться также и в том, какой у партнера пси-хотип. В зависимости от этого мы можем ожидать от него той или иной реакции на наши конфликтогены.
Гипертим — бесшабашная душа, сам незлобиво может обложить кого-то матом, а потом вместе с ним же и веселиться — менее чувствителен и к конфликте генам со стороны других людей. Шизоид замкнется, психастеноид примет все всерьез и займется самобичеванием, сензитив тихо заплачет и... Но не дай Бог нарваться на паранойяльного или хотя бы на эпилептоида. Здесь или бурные конфликты сразу, или ваш конфликтогенный посыл запомнят и при случае отомстят. А для истероида ваш конфликтоген может послужить лакомым кусочком: он используется для скандала, в котором истероид с удовольствием барахтается, как поросенок в грязи, а вы забрызганы.
Мы обсудили, как реагируют те или иные психотипы на конфликтоген. Но ведь и «я» отношусь к какому-то психотипу. Как наша природа сказывается на поведении в плане конфликтогенов-синтонов по отношению к другим людям?
Паранойяльные люди. Сплошные конфликтогены в адрес окружения: отрицательные оценки, обвинения, авторитарность, высмеивание. Это «рвущиеся к власти» и «дорвавшиеся до нее».
Эпилептоиды. Здесь появляются уже и синтоны, иногда похвалит свысока, но все же больше обвинений, у них все «не соблюдают законы, отвергают традиции»; они авторитарны: не хотите жить по-старому, танки нагоним в Москву; к власти пришли планомерно.
Гипертим. Тут конфликтогены пополам с синтонами, причем и тех и других много.
Истероидка. Много уместных и неуместных (льстивых) синтонов, если хочет понравиться, и много конфликтогенов, когда царапается за свое место под солнцем внимания. И много демонстрационных конфликтогенов: «Да, я плохая, но вы все на меня смотрите».
Шизоид. За деревянной маской ни синтонов, ни конфликтогенов, точнее, и того и другого мало.
Психастеноид. Тонко, искренне синтонен, жутко боится кого-либо обидеть, конфликтогенов мало, но иногда со своими синтонами может тоже надоесть, так что ему, как и другим, нужно чувство меры.
Сензитив. Конфликтогенов не дает, потому что боится; много теплых синтонов, но в основном на уровне общения, а на уровне отношений энергетический кризис не дает ему возможности развернуться...
РЕЦЕПТ. Произвести тщательную самодиагностику, использовав мою книгу «Как разбираться в людях?» (АСТ-ПРЕСС, 2002). Если трудно, обратиться к психологу и провести диагностику со стороны. Обратить внимание на то, что в вашем психотипе является сильной стороной, опираться на это в отношениях и общении, понять, что раздражает всех людей в вашем психотипе, самодисциплинироваться и отслеживать проявление этих черт, в особенности обратить внимание на реагирование на них со стороны разных психотипов (рис. 5).
■ Эпилептоид, например, и для гипертима может быть тяжеловат со своей настоятельной любовью к порядку и требовательностью, гипертим поотшучивается, а потом начнет огрызаться. Но сензи-тива эпилептоид может довести до слез, а гипотима до самоубийства.
Зачем? Негуманно и нерационально. Сензитив не сможет навести порядок в большом хозяйстве, но сможет навести бесшумный уют в вашем эпилептоидном кабинете, так не орите на него за пролитый чай.
Но все это тоже только примеры. Мы полагаемся на интуицию и активность анализа со стороны читателя.
Вспомним еще раз Шекспира. Королева: «О, Гамлет, ты рассек мне сердце». Гамлет: «Отбросьте же дурную половину и с лучшего живите в чистоте».
Мы уже рассказывали, что в «Маленьком принце» не только теоретизируем на дискуссиях, но и проводим психологическую тренировку. В психологии есть несколько столпов. И Фредерик Скиннер — один из... Так вот, Фредерик Скиннер говорил об оперантных рефлексах. Operatio — действие (в переводе с латинского). Значит, речь идет о рефлексе действия. Условном рефлексе. Любой ученик десятого класса знает условные рефлексы Павлова. В них подкрепляется внешний сигнал. Загорелась лампочка, после этого собаке дали мясо, у нее выделилась слюна и желудочный сок. Несколько таких сочетаний, и вот уже на электролампочку «слюнки текут». Скиннер пищей подкреплял не внешний сигнал, а внутреннее состояние организма, по большей части изменения в организме, связанные с активным действием. По закрытому со всех сторон ящику мечется в поисках выхода любимое животное Скиннера — крыса. Любимое, потому что умное. В стенку ящика вмонтирована педалька. Крыса случайно, а чаще с исследовательскими целями (умная) нажимает на педальку.
Остановимся здесь, вдумаемся. Поднятие лапки, попадание на педальку и нажатие на нее дает определенную систему сигналов изнутри организма. Педалька связана с механизмом, выдающим мясо-сухарную таблетку. В потолке открываются створки, и вот тебе манна небесная за многострадание. Несколько сочетаний, и смышленое животное добывает себе корм. Ну а если подкрепить какое-то сочетание сигналов изнутри отрицательно, например ударом тока, то такое действие оттормаживается. Многое в нашей жизни построено на оперантных рефлексах. Неодобрительные взгляды — все равно что удар током. А понахальничал, и получилось — хочется делать то же дальше. Скиннер продолжил свои эксперименты и в человеческой области. Оговорюсь заранее, что за это его справедливо критиковали. Ведь понятно, что и Дуров, и другие дрессировщики до Скиннера пользовались фактически оперантными рефлексами. Он же решил дрессировать психически больных. За хорошее поведение (хорошее — значит устраивающее психиатра) душевнобольной получат жетон. На такие жетоны в конце дня он мог купить себе какие-то удовольствия. Прямо скажем, оттенок коричневатый. Но он совершенно исчезает и появляется нормальная гуманистическая окраска, как только мы применяем метод оперантного обусловливания по отношению к самим себе для самодисциплины, для выработки правильных форм поведения с целью обезопасить окружающих от наших вероятных конфликтоге-нов, выработать автоматизм в их оттормаживании.
Но не только. Еще — выработать автоматизм в стремлении подавать синтоны. Как же это сделать? Все-таки в своем глазу бревна не видишь. Да, но зато в чужом видишь соринку. Так соединим усилия и договоримся в специальном тренинге выискивать в глазу друг у друга соринки и говорить об этом. А уж наказание (отрицательное подкрепление) обеспечим себе сами. Итак, здесь, в группе, самокоррекция происходит с помощью «я — глазами других». Это, так сказать, теория. Ну а как в «Маленьком принце» мы это делаем на практике?
Семь человек плюс психолог вне группы. Вне и в то же время в ней. Психолог организует какую-нибудь совместную деятельность: чай пить вместе, решать головоломку, а чаще и проще подискутировать на остросюжетную тему. Политика, сексуальные меньшинства, кто виноват в разводах... Острота спора заставляет забывать о вежливости, снижает внутреннюю цензуру.
В результате конфликтогены, которые в спокойной обстановке могли бы и не проявиться, будучи подавляемыми осознанно, здесь, как сорняки, произрастают. В сельском хозяйстве есть такое понятие — «лущение стерни». Дают прорасти сорнякам и срезают ростки, а потом засевают поле. Так вот здесь что-то наподобие. Стоит прорваться кон-фликтогену, психолог останавливает дискуссию, спрашивает у «автора», всем ли он доволен в своем поведении. Если он не заметил, что допустил конфликтоген, психолог спрашивает группу. Скорее всего, кто-нибудь (а все прошли материал, содержащийся в предыдущих главах) этот конфликтоген замечает. Группа обсуждает, что здесь было кон-фликтогенно, а «автор» принимает критику. Принимает, потому что понимает и потому что все критерии того, что это конфликтоген, налицо, только он этого не заметил. Досадно, но факт. Как, впрочем, и в первом случае. Если и группа не замечает, тогда психолог, поскольку у него более развита социально-перцептивная (не пугайтесь, сейчас разъясним) чувствительность, указует на конфликтоген, объясняет свое понимание, и группа, а с нею и «автор» с этим чаще всего соглашается. Что там у нас было за заковыристое словосочетание? Социально-перцептивная чувствительность. Ну, здесь все просто: перцепция — восприятие. Значит, речь идет о восприятии «друг друга» в социуме и о чувствительности в этом процессе. Группа и психолог только говорят о своем впечатлении. И если человек с ним согласен, то он сам себя штрафует по оговоренной ранее системе, которую он принял вместе с группой. И выкладывает из своей мелочи монетку на общий «базарчик». Этот «термин» мы «за неимением лучшего» заимствовали из общенародной игры домино. Правда, с того базарчика только берут доминошки, а на наш — монетки и кладут. Ну а если не согласен? Такое бывает крайне редко. Но психолог в этом случае советует все же учесть, что истина здесь субъективна, что если человеку неприятно, если его что-то царапнуло, если хотя бы кто-нибудь из группы обратил на это внимание, то все-таки стоит и свое внимание на этом заострить, и самооштрафоваться. Но психолог на этом не настаивает: хочешь — оштрафуешься, не хочешь — нет. Так что, повторим, здесь все «само».
Интересная происходит динамика в подаче конфликтогенов. Этап 1. «Автор» конфликтогена выдает на-гора конфликтоген, не замечая этого и лишь соглашаясь постфактум с мнением группы.
Этап 2. Как там говорится: слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Ну так вот, конфликтоген вылетает, и человек готов за ним из своей шкуры выскочить, чтобы поймать его и «вернуть обратно». И он уже сам виновато смотрит на группу и активно или неуверенно выкладывает на базарчик монетку. Это и есть штраф. Сказал: «Аи, да брось ты!» — монетка, перебил — еще монетка, засмеялся, когда кто-то кого-то высмеял, — монетка. Ну, нам-то теперь понятно, что все это конфликтогены, с которыми надо расставаться, но вот попробуйте не рассмеяться. Подождем немножко с этапами и поговорим о системе штрафов. Почему монетка? Потому что купюра — много, а фантик — мало. И ведь вот какая «подлость»: прежде чем ее положить, надо испытать чувство стыда, а до этого еще проделать анализ, а потом только положить монетку. Вся эта процедура запоминается, как легкий удар электрическим током. Но вернемся к этапам.
Этап 3. Конфликтогенное словосочетание или сочетание жестов, смена выражения лица в определенной последовательности... начинается, но не завершается, обрывается. Человек произносит слово «ничего», а продолжение «подобного» как бы проглатывает, осекается. Потому что понимает уже, что оштрафуют, точнее, что самому придется оштрафоваться. Ибо «ничего подобного» означает, что «он такой дурак», что даже близкого к истине не говорит, и главное, хоть что-нибудь подобное истине сказал бы, так буквально ничегошеньки. В таких случаях для закрепления все-таки рекомендуют самооштрафоваться.
Этап 4. Он самый тяжелый для человека. Во всем буквально сомневаешься. Возник план произнесения фразы, и думай: есть здесь конфликтоген или сойдет, не оштрафуют. Речь замедляется, и мужчины идут, как танки по пустыне сквозь песок, а женщины, как кошечки по битому стеклу, так осторожно пробуют лапкой, не колется ли? Трудная работа происходит внутри личности, хорошая работа.
Этап 5. Темп речи вновь становится быстрым, а конфликтогенов в ней — как допустимый радиационный фон по счетчику Гейгера. Что и требовалось доказать.
Но стоп! А как же быть с синтонами? Надо же не только конфликтогены изъять («Отбросьте же дурную половину»), но и синтоны культивировать («...и с лучшею живите в чистоте»). Ну, что же, не только «кнут», но и «пряник» ведь можно использовать: за каждый синтон — вознаграждение от группы — та же монетка... И здесь опять осложнения... Такая тонкость: конфликтогены в силу нашей агрессивности мы подаем часто, поэтому и подрезать их тоже не так сложно, а синтоны в силу нашей невнимательности, в силу большей, чем допустимо, эгоцентричности «не произрастают». Даем синтон — и получаем в награду монетку. Ну, и привыкли бы так же подавать синтоны, как изымать конфликтогены. Но синтоны... не произрастают. Так вот, за упущенную возможность подать синтон — штраф.
■ Вы не дали себя перебить, но и не форсировали звук голоса -в чистом виде нейтральное коммуникативное поведение. Все равно оштрафуемся: упущенная выгода — упущенная возможность дать синтон. Женщина уронила авторучку, мужчина не поднял -был бы, понятно, штраф за конфликтоген. Женщина уронила ручку, другая женщина не подняла ее — штраф за упущенную возможность заработать реноме хорошего и успешного человека.
И люди не сразу, а «медленно и печально» (но «печаль моя светла») выравнивают корабль своего коммуникативного поведения по син-тонному компасу.
А что же с базарчиком из монеток? В первые два часа он бурно пополняется, вторые два часа постепенно тает. Это показатель того, что группа вместе с каждым из ее участников «проделала саморазвитие». В такой игровой дискуссии человек достаточно быстро избавляется от конфликтогенов и привыкает «синтонировать». Бывает, что он даже фонтанирует синтонами, но штрафуем мы и за переизбыток синто-нов, за их неуместность, льстивость. Все должно быть искренним, уместным, со вкусом и чувством меры. Ну что ж: недолет, перелет, попадание в цель.
Сменяя виды совместной деятельности (дискуссию на чаепитие, подготовку к вечеру на танцы и т.д.), мы добиваемся все большего очищения от конфликтогенов нашего коммуникативного бытия.
Тренинги мы проводим в клубе «Маленький принц» и в настоящее время. Теперь это, кроме меня, делают под моим руководством студенты. И делают — профессионально. Мы зовем к нам хороших людей от мала до велика — в конце этого издания помещены сведения о том, как к нам попасть. А кому не доступны занятия в «Маленьком принце»? Никто не помешает вам собраться в компании 5—6 человек, прочитать эту книгу и устроить тренинги самостоятельно. Эффект стереоскопического зрения (ведь каждый будет просвечиваться глазами каждого) плюс самокритика — и вы получите совершенно самостоятельный инструментарий. Разве что будет чуть подольше. Но не убаюкивайте себя тем, что, мол, книжку прочитал — и достаточно. Организуйте просвечивание своей души таким «рентгеном».
КАК РАСПОЛАГАТЬ ЛЮДЕЙ | ||
КОНФЛИКТОГЕННОЕ коммуникативное поведение | НЕЙТРАЛЬНОЕ коммуникативное поведение | СИНТОННОЕ
|
| обязан, но не сделал | обязан и сделал | не обязан, а сделал |
| должен, но не сделал | должен и сделал | не должен, а сделал |
| должен по межличностному договору, но не сделал | должен по межличностному договору и сделал | не должен по межличностному договору, о сделал сверх договора |
| обесценивание благодеяния при ожидании благодарности | пассивная благодарность | активное выражение благодарности, несмотря на то, что ее ни ждут |
| отрицательная оценка | отсутствие оценок или объединенная отриц. оценка | положительная оценка в соответствия с желаемой пристройкой |
| обвинение | объединение вины или отказ от обвинения | снятие вины с партнера, самообвинение |
| юмор на партнера | юмор на себя и на партнер, отказ от юмора | юмор без адреса и юмор но себя |
| категоричность, безапелляционность | не категоричность, но определенность | приглашение к обсуждению |
| авторитарность | отказ от авторитарности | приглашение к совместному принятию решений |
| знаки неприятия | нет знаков приятия и знаков неприятия | знаки приятия |
| перебивать | не перебивать | дать себя перебить, |
| таинственность вместо гласности | отказ от таинственности | активное слушание |
| тянуть одеяло внимания на себя | ни то ни се | фокусировать на партнере нужное ему внимание людей |
| грубый отказ от нужного партнеру общения | деликатный уход от общения, пассивное общение | щедро дарить свое общение |
| отрицательное за глаза | ни то ни се | положительное за глаза |
Чтобы тренинг легче было проводить, имеет смысл перед глазами держать красочный плакат с напоминанием об основных конфликтогенных и синтонных позициях (см. табл. выше). В «Маленьком принце» он занимает большое пространство на стене напротив основной части группы. Мы приводим его в уменьшенном виде на странице 153 (см. табл.). А вы сможете его снова увеличить и повесить на стенку.
хотя из своего первичного коммуникативного поведения вы тщательно изымаете конфликтогены и насыщаете его синтонами. И это обстоятельство вас очень тревожило, когда вы читали все вышесказанное. Несмотря на то, что время от времени мы обещали в нем разобраться. Ну вот, время пришло. Но прежде чем мы с вами начнем разрабатывать принципы и алгоритмы правильного реагирования, стоит проанализировать, как чаще всего реагирует на конфликтоген человек, не обученный нашим премудростям. Скажем заранее, впрочем, что не только неоптимальные формы реагирования, но и оптимальные, улучшенные, в жизни существуют. Я анализировал поведение людей в конфликтах и присматривался к находкам, коллекционировал их. Кое-что придумывал сам. Соединял в блоки. Разъединял. Снова соединял в других сочетаниях. В конце концов сложилась система блоков и подблоков, которая в нашей длительной психологической работе с участниками клуба «Маленький принц» и на занятиях с моими студентами (будущими психологами), а также в процессе дискуссий с профессиональными психологами постепенно оттачивалась и обрастала деталями. Последние лет десять эта система уже практически не менялась, и можно считать, что в основе своей она сложилась. Ее-то мы и представим, после того как критически осмыслим
Самая, пожалуй, распространенная неоптимальная форма.
Автобусная давка. Вам наступают на ногу и не извиняются. Конфликтоген. Явный. Реакция ваша незамедлительная и бурная. С резко осуждающей интонацией вы бросаете «автору» конфликтогена:
— Нельзя ли поосторожнее своими каблуками?! — и скорчили при этом «приятную» рожу. А партнер-зачинщик — так его назовем — в ответ что выдает? А вот что! Теперь ведь он унижен. Отнимите от вашего большего с передозировкой конфликтогена его первичный конфликтоген, и вы получите в виде разницы не что иное, как конфликтоген же. Этот конфликтоген редко бывает меньше конфлик-тогенного первотолчка, который дал наш собеседник, чаще он существенно больше. И партнер, который не «хуже вас», а «лучше вас», точно знает, что сказать в ответ:
— Если вы такой неженка, надо в такси ездить!
Ну а вы что? А вы то же, что и он. Съездили его по его личности без околичности еще сильнее:
— Хватит давать советы, это вы, может быть, взятки берете, чтобы в такси ездить, а я человек честный.
Налицо эскалация конфликта. SCALA — лестница (в переводе с латинского), поэтому дословно это «взлестничивание», или, попонятнее, — взвинчивание.
Эскалация может привести к банальной драке, которая закончится тем, что вас разнимут или кто-то уступит позицию и выйдет из нее. Или драка приведет к убийству. Но в бытовых конфликтах чаще всего дело до драки не доходит и люди останавливаются на одном из витков этой спирали.
Неуправляемый конфликт неуправляем в том смысле, что здесь в управлении не участвует разум, а срабатывают лишь бессознательные механизмы. И вот еще какой вопрос... Почему с каждым новым витком конфликта увеличивается агрессия? Это нетрудно понять в рамках биологической целесообразности. Надо прогнать того, кто первым начал агрессию. То есть логика все же есть, биологическая логика. «Биологика».
У кого чаще возникают неуправляемые конфликты? У взрослых или у детей и подростков?
На этот риторический, как нам кажется, вопрос практически все отвечают, что у детей и подростков — чаще. Взрослея, человек научается сдерживать агрессивные импульсы, и поэтому неуправляемый конфликт у взрослых обычно не доходит до драки, а ограничивается вербально-невербальными коммуникативными средствами. Но чаще всего он сдерживается на первом же витке. И тогда мы получаем иную, в значительной мере самостоятельную форму реагирования. Назовем ее
То есть: словесное вроде бы молчание, но на лице напряженное, строгое, осуждающее, злое, ненавидящее, холодное, негодующее... выражение. Понаблюдайте за людьми из очереди, если кто-нибудь что-нибудь берет без очереди... «Народ безмолвствует». Но недаром лучшее произведение Пушкина заканчивается этой авторской ремаркой. У Пушкина ведь в другом месте сказано, что за таким терпеливым безмолвствованием следует бунт и он бессмысленный и беспощадный. Итак, очередь молчит. Но грозно молчит. Это как бы предгрозовое удушье. И вот кто-нибудь из очереди, пусть даже очень вяло, запротестовал. Это искра в пороховой бочке. И дальше — неуправляемый конфликт. Впрочем, далеко не всегда находится этот кто-то, кто запротестует. Тогда холодная напряженность в чистом виде продлится неопределенно долго. Можно сказать, что холодная напряженность — это скрытый, неразвернутый конфликт.
Третья форма неоптимального реагирования —
Вот поступил конфликтоген, который вызывает в человеке страх, угнетенность, чувство бесперспективности сопротивления. И тогда в адрес агрессора идет приниженная просьба, его умоляют, принимают его несправедливые условия, на которых он готов прекратить или ослабить свое конфликте генное поведение. Например, мать избиваемого сына униженно припадает к стопам бандита, чтобы спасти своего ребенка.
четвертая форма.
Одна женщина призналась, что не поднимала трубку из-за боязни угроз со стороны бывшего мужа, теряя нужные звонки.
Избегание контакта — во избежание конфликта: развернутого неуправляемого или свернутого скрытого. И во избежание еще большей приниженности (а в малой дозе при избегании ее все равно не избежать). Избегание практикуется потому, что конфликт, напряженность и пристройка снизу неприятны.
Избегание — реакция не на непосредственно поступивший конфликтоген, а долговременная тактика реагирования на вероятность конфликтогенов. Зять реже видится с тещей, чтобы не слушать ее нравоучений. Дочь уезжает из родительского дома в другой город и живет в «общаге» только для того, чтобы избежать надзора. Неуправляемый конфликт, холодная напряженность, пристройка снизу, избегание... — все это неудачные формы реагирования на конфликте гены, потому что очевидно: они не соответствуют требованиям, которые мы могли бы им предъявить. Предъявить эти требования-критерии надо не только для того, чтобы «сурово» осудить эти формы, а и для того, чтобы разработать «вместе с вами, читатель» оптимальные формы. Ну, так предъявим наши
Их многовато. Но, не осознав каждое из них и не доведя до автоматизма сам процесс предъявления себе этих требований во всей совокупности, человек не научится правильно конфликтовать.
В этом кругу требований трудно выделить, что главнее, так что наше перечисление будет идти скорее в некотором беспорядке, чем в строгой последовательности. По принципу: на что прежде всего упадет глаз.
Так вот, в первую очередь в глаза бросается, что в конфликтах страдает
Выставим ли мы в качестве требования к нашему реагированию на конфликтоген восстановить наше достоинство? Вряд ли кто-нибудь ответит здесь отрицательно. Но вот разумеется ли само собой, что мы должны заботиться о достоинстве и партнера? Ставит ли каждый человек перед собой такой вопрос? Заострим проблему. Если это обсчитавший вас продавец, то вопрос о его достоинстве спорный. Ну а если это мама? Или жена, с которой детей крестить? Здесь, понятно, о достоинстве партнера мы побеспокоимся. Но даже если это обсчитавший вас продавец —вернемся к более щекотливому сюжету, — стоит ли отыгрываться на его достоинстве? А может быть, лучше дать ему возможность сохранить лицо, и будет худой, но мир вместо хорошей ссоры? И после этого он, может быть, сам исправится? Или из-за моего, возможно, легкого и отчасти оправданного садизма (я таки сделал ему неприятно) пусть разыграется конфликт, от которого и я пострадаю больше?
Итак, в требования навек внесено сохранение достоинства партнера. Согласны?
А теперь проанализируем. Анализ должен быть глубоким и точным.
■ На первый взгляд я, отреагировав на конфликтоген конфликтогеном, свое достоинство восстановил? Вроде бы да. Но... тут же меня унизили еще больше. И по «биологике», в ответ на следующем витке я унижаю его достоинство еще больше.
Не получается. Ну а в холодной напряженности? Как дело обстоит с достоинством? Тут еше сложнее. Я упорно делаю вид перед собой и окружающими, что мое достоинство сохранено, что я выше ситуации. Но на душе-то кошки скребут. Вот очередь, о которой мы уже вели речь. Кто-то без очереди прошел, а я стою. Значит, он лучше меня? Нет, мое достоинство и в этом случае попрано. Но, может быть, достоинство партнера сохраняется? Если он с пониженным чувством ответственности, с неполным самосознанием, если он живет не рефлексивно, а лишь рефлекторно, то есть удовлетворяя только свои низшие, пусть и условные рефлексы, то он будет радоваться жизни. Но если это человек с совестью, то он понимает, что, давая осознанный конфликтоген, он теряет свое достоинство прежде всего в своих глазах.
Если же партнер, будучи наглым, раздает конфликтогены направо и налево, кичась при этом своей безнаказанностью, то в конце концов его осадят, а то и посадят. А если он не будет наказан при жизни, то его осудят после смерти, проклянут. И коли ему это не все равно, этого ли он добивался? Так ведь было со Сталиным и Брежневым. Они ведь хотели искренней признательности людей. Но получили страх и лесть. А потом, после смерти, — возмездие в виде ненависти и презрения к себе. Так что в любом случае не только для нас, но и для партнера — проигрыш в плане достоинства. Уж лучше ему выслушать справедливую критику и скорригировать свое поведение, а нам — помочь ему стать лучше. Поэтому не надо молчать. Поэтому холодная напряженность не выдерживает критики. Здесь только иллюзия сохранения достоинства.
Но хуже всего с достоинством обстоят дела в пристройке снизу. Наше достоинство здесь полностью раздавлено. Ну а с достоинством партнера такая же история, как и при холодной напряженности.
При избегании — почти все то же, что и при пристройке снизу, хотя есть иллюзия сохранения своего достоинства, но ведь это только иллюзия, а если подумать хорошенько, то вы все же проглотили предназначенную вам пилюлю.
Второе требование: партнер за поданный конфликтоген должен быть наказан. Не плетьми, конечно, и не обязательно чем-либо материальным, как, например, денежный штраф, лишить наследства или сладкого на десерт... Но хотя бы моральное осуждение должно быть? Только уж очень изощренные теоретики-нравственники от христианства ответят на этот вопрос отрицательно, потому что и христианство считает грехом многое из того, что мы обсудили в предыдущих главах. Справедливость, коль скоро мы эту категорию отстаиваем в реальной жизни, может быть защищена лишь в том случае, если мы сознательно творимому злу будем сопротивляться. Более того, непротивление злу есть способствование насилию, так как в этом случае мы поощряем насилие, значит, увеличиваем его, способствуем его росту, а это безнравственно. Сопротивление должно быть грамотным, адекватным. Если сопротивление без использования насилия невозможно, то можно и к нему прибегнуть. Но и насилие должно быть соразмерным, не мстящим, а только устраняющим и предотвращающим насилие со стороны партнера.
Помним оперантные рефлексы Скиннера? Мы говорили о них, когда разрабатывали способы самотренировки по изъятию конфликтоге-нов и культивированию синтонов. Так вот, если, подав конфликтоген (нарушив ли в ущерб мне закон, ухмыльнувшись ли непроизвольно по поводу того, что я поскользнулся и упал), партнер не получит сопротивления, если его несправедливое конфликтогенное поведение по закону оперантного обусловливания будет подкреплено успехом и закрепится, то он все больше нахальничает, потом наглеет, а дальше, как мы говорили, его осадят или даже посадят. Страдает общество, страдает он сам, страдаю от него я. Не в порядке скиннеровской дрессировки, о которой шла речь выше, а в порядке моей самозащиты и зашиты других людей от его конфликтогенного поведения мы должны подкрепить его неуспехом. Но и для него, объективно говоря, польза: мы его сейчас немного осадим, но потом его не посадят.
А как реализуется это наше второе требование подкрепить партнера неуспехом в неуправляемом конфликте? С одной стороны, мы сразу реагируем более сильным конфликтегеном на его несправедливый конфликтоген и тем самым вроде бы подкрепляем его неуспехом. Но, во-первых, передозировка несправедлива, то есть теперь унижен партнер-зачинщик. А во-вторых, это — неуспешное подкрепление неуспехом, потому что я же сам потом буду себя осуждать за эту передозировку. Но и он меня осудит и будет казаться себе правым, а то, что он зачинщик, в его собственных глазах уйдет на второй план. Но вероятнее такой ход событий.
■ Партнер стыдит вас за передозировку (вы накричали, нагрубили, оскорбили), и вы устыдитесь. В дело включаются обычно и свидетели, которые могут стать на сторону партнера по своим соображениям (продавец неточно взвесит, но отпустит товар побыстрее; или неточно взвесит, но мне за поддержку даст более лакомый кусочек).
Или свидетелям в глаза бросится ваша передозировка, а не привычные, хотя и конфликтогенные действия партнера (подумаешь, обвесил на пять граммов, а крик подняли на всю улицу). И тогда вас стыдят или грубят вам уже свидетели. И тогда не он, а вы подкреплены неуспехом. И впоследствии вы либо грозно молчите, либо лебезите, либо уходите от ситуации.
• А холодная напряженность? Здесь партнер подкреплен успехом и продолжает раздавать конфликтогены. И на ваше «но сурово брови мы насупим» не обращает внимания.
• Пристройка снизу? Так он, с его неразвитой нравственностью, только этого и ждет.
• Избегание? Ну так и не ходите в ресторан съесть печеное яблоко и выпить чашечку кофе, нечего вам здесь делать, а он за это время обслужит того, кто побогаче.
Будем считать это третьим требованием к реагированию на конфликтоген. Какое противоречие имеется в виду? А то, которое уже привело к конфликту. Но важно то, что оно и дальше будет приводить к конфликтам, если его не убрать. Ну, например... Одна талантливая, но вздорная учительница постоянно опаздывала к первому уроку. Третий класс сидел так, что звенела тишина. Но нашлись ветераны труда в школе, которые вынудили молодую же директрису пойти на разговор. Она выяснила, что этой вздорной и талантливой учительнице надо или постоянно ждать полтора часа до урока (так ходили электрички), или постоянно опаздывать на 15 минут. И предложила ей, чтобы уйти от формально обоснованных претензий учителей, приходить на полтора часа раньше и располагаться у нее в кабинете, пользоваться телефоном, компьютером, можно даже вздремнуть на диване. Учительница оценила доверие и предложенные удобства (дома у нее не было телефона и компьютера) и перестала опаздывать.
Ответим на вопрос: как обстоят дела с конструктивностью в неуправляемом конфликте? Можно ли здесь мыслить конструктивное разрешение противоречия? Да нет же, здесь сплошная деструкция. Ни конструктивно, ни даже деструктивно не разрешаются противоречия и при холодной напряженности, и при избегании. А при пристройке снизу противоречие разрешается лишь частично, но и это — за счет нашего унижения.
четвертое требование.
При неуправляемом конфликте межличностная напряженность только возрастает. А при холодной напряженности, при холодном скрытом конфликте? Она выражена на невербальном уровне (мимикой). А с другой стороны, и открытая внешняя напряженность ведь близка. Вернемся к примеру с очередью. Помните, стоило кому-то вяло запротестовать — и это служило детонатором взрыва. При холодной напряженности мы все время в состоянии готовности к военным действиям. Межличностная напряженность при пристройке снизу вроде бы и вовсе отсутствует, но пристройка снизу чаще всего является скрытой, замаскированной холодной напряженностью. Однако даже если она искренняя, такое христианское смирение чревато тоже тем самым бессмысленным и беспощадным русским бунтом, который тем бессмысленнее и беспощаднее, чем ощутимее приниженность и больше долготерпение.
Что касается избегания, то оно тоже не может быть бесконечным, а дальше и после него «вечный бой, покой нам только снится».
Соединим четвертое требование с третьим такой фразой:
НАМ НАДО НЕ РАЗРУШАТЬ ОТНОШЕНИЯ, А РАЗРЕШАТЬ ПРОТИВОРЕЧИЯ,
Это — пятое требование. Ведь от внутриличностной напряженности, которую вызывает сдержанность, зависит здоровье. Немного о психофизиологии.
Если я реагирую агрессией на агрессивный же посыл партнера, то в моем организме все в порядке. Поднимается нижнее артериальное давление, поскольку кровь из желудка, кишечника, подкожной клетчатки — словом, из тех органов, которые не обслуживают сию секунду агрессию, выжимается в артериальное русло для лучшего кровоснабжения печени, легких, мозга и мышц, то есть органов, непосредственно участвующих в обеспечении агрессии. Сердце бьется сильнее и чаше — для тех же целей. Поднимается верхнее артериальное давление. И вот получается 150/100 вместо 120/80. Сильнее работают легкие, чтобы насытить кровь кислородом. Печень выбрасывает в кровь сахар, отчего концентрация сахара в крови увеличивается. Кислород и сахар — основные энергетические ресурсы, которые расходуются в мышцах. И мышцам во время агрессии их нужно существенно больше. Вот и «стараются» легкие, печень и сердце увеличить снабжение мышц этими энергоносителями, которые в мышцах растрачиваются без каких-либо отрицательных последствий, так как мышцы работают энергично. Кроме того, в центральной нервной системе возникает повышенное возбуждение, так как надо руководить сокращениями мышц, работающих в этом усиленном режиме.
Но вот в человеческом обществе (по сравнению с биологическим миром) возникли новые регуляторы — нравственные и юридические. Здесь часто в ответ на агрессию нельзя позволить себе защитную, справедливую даже, агрессию. И вот тогда-то «энергоносители» (кислород и глюкоза), в повышенном количестве циркулирующие в крови, дополнительно возбуждают нервную систему. Но главное, что импульсы, которые должны были бы пойти из перевозбужденной центральной нервной системы в мышцы для руководства мышечными сокращениями, идут не по каналу «мышцы», а по каналу «сердце, печень, легкие, сосудистая система». Эти каналы как бы не находятся под запретом. Энергия агрессии сюда устремиться как бы имеет право. Но тогда это получается аутоагрессия. Эти каналы перегружаются. И артериальное давление повышается намного больше и надолго, одышка тяжелее и принимает затяжной характер, кровь кипит от сахара и кислорода, поджелудочная железа не в состоянии загнать назад в печень такое большое количество сахара, она перенапрягается.
Работа этих каналов нарушается, а затем они и разрушаются. Ведь если хронически повышено артериальное давление, то постепенно развивается гипертоническая болезнь с ее инсультами. А если сердце постоянно в напряженной и напрасной работе, то адреналин и нор-адреналин, которые должны были бы израсходоваться в мышцах (но не расходуются), обрушиваются на сердечную мышцу. Вот вам и ишемическая болезнь сердца с ее инфарктами. Кровь, помним, выжимается в артериальное русло из желудка и из кишечника, а там желудочный (более злой) и кишечный (менее злой) сок. Происходит самопереваривание стенки желудка с формированием язвы и самопереваривание стенки кишечника с дальнейшим изъязвлением. Срыв деятельности поджелудочной железы — вот и диабет. Постоянные одышки — известный симптом неврастении, когда все время вдох-вдох-вдох из-за перегрузок «канала дыхания». А дальше впечатление нехватки воздуха и страх смерти. Тут же рядом эмфизема и бронхиальная астма.
Конечно, сказанное нами сейчас грешит эскизностью. Но этого достаточно для понимания, что именно внутренняя напряженность, возникающая в связи с задержкой агрессивных импульсов, обусловленной социальными запретами, служит болезнетворным началом в тех страданиях, с которыми медицина пока плохо справляется. Действительно, получше обстоят дела с инфекциями и травмами. А вот гипертоническая и язвенная болезнь, ишемическая болезнь сердца — из самых основных проблем для врачей. Это заболевания психосоматические. Причины их — в психике, а следствие (симптоматика) — в соматике, в телесной сфере. У них есть и другие причины: переедание, мясо, соль, сахар, экология. И тем не менее потому они и называются психосоматическими, что основные причины — психологические. Ну а уж о психоневрозах и говорить нечего, тут все в психике: и причины, и следствия.
Мы совершили большой экскурс в медицину потому, что когда люди корчатся от язвенных болей, когда от смертельного страха при инфаркте они заглядывают в глаза родственникам или когда от «молчащего инфаркта» внезапно умирает мужчина сорока двух лет от роду, то, ясно, должны помогать врачи. Но когда этого еще нет, а мы вынуждены обуздывать нашу агрессию непосредственно перед конфликтом или, хуже того, непосредственно в ходе конфликта и неизбежно в таком случае заболевать, то провести профилактику может, должен, обязан сам человек. Он должен защитить себя от аутоагрессии, проявляющейся в том числе и в психосоматических болезнях.
Итак,
ДОЛОЙ ВНУТРЕННЮЮ НАПРЯЖЕННОСТЬ.
И не только о себе должны мы позаботиться, но и о партнере. Помним, ведь партнерами по общению могут быть мать, отец. Ну а если даже партнером является и толкнувший вас в автобусе случайный пассажир или нарушивший ваши права клерк (тоже ведь россияне, а не марсиане) — имеет смысл из соображений гуманности позаботиться о том, чтобы и у них не было язвы желудка.
Как обстоят дела с внутренней напряженностью в неоптимальных формах? Да все так же неоднозначно, как и с другими требованиями. Итак, как обычно, начнем анализ с неуправляемого конфликта. «Прелесть» его в том, что как раз внутренняя напряженность вроде бы мгновенно разряжается. Поэтому-то он так и популярен. Выкричался—и стало радостно на душе. Но так бывает только тогда, когда провинившийся, то есть подавший первичный конфликтоген, ведет себя как ягненок. В подавляющем же большинстве случаев возникает эскалация конфликта. Просто выкричаться, и все, — не удается. Приходится увеличивать обороты. Но на каком-то витке все равно ведь придется остановиться. Ну, повысили голос, ну, сказали человеку, что он негодяй... Но остановились перед нецензурной бранью, чтобы не осадили. Ну, даже бранное слово употребили, но подраться побоялись... Остановка агрессии на любом дальнейшем витке эскалации чревата разрушительными последствиями, ведь успокаиваться приходится, находясь во взвинченном состоянии. И на организм обрушивается уже лавина катехоламинов (адреналин, норадреналин), сахара и кислорода. А при этом, как подчеркивал академик П. К. Анохин, катехоламины назад не загонишь, они должны быть истрачены. Лишний сахар и кислород, правда, частично будут выведены, сахар — частично загнан обратно в печень. Все это, вместе взятое, — серьезное испытание для организма. Так что разрядка при неуправляемом конфликте — иллюзия и провокация. За легким успокоением — более серьезные напряжения, которые в процессе ишемической болезни могут обусловить сердечную катастрофу (инфаркт), а в процессе гипертонической болезни — мозговую катастрофу (инсульт).
А вот в рамках холодной напряженности (скрытый конфликт) внутренняя напряженность поддерживается хронически на одном уровне. И в большей степени, чем при неуправляемом конфликте, способствует именно постепенному, но неизбежному формированию тяжелых психосоматических болезней. Мы говорили, что при холодной напряженности внешняя напряженность близка. Сдерживаться трудно, особенно эпилептоидным личностям, а их больше среди мужчин (как и больных с инфарктами и инсультами). И почти невозможно сдержаться больному гипертонической болезнью в далеко зашедших случаях, сопровождаемых атеросклерозом головного мозга (взрывчатость гипертоника широко известна). Сосуды уже ломкие, артериальное давление хронически повышено, сдерживаться на ранних этапах конфликта трудно, а в более взвинченном состоянии и подавно, но это не отменяет необходимости сдерживания. И вот здесь-то очередная задержка агрессивного импульса приводит уже к мозговой катастрофе. Так неуправляемый конфликт и холодная напряженность каждый в своем амплуа «работают» в одном направлении. Холодная напряженность готовит почву для катастрофы, а неуправляемый конфликт добивает человека.
В пристройке снизу, если она неискренняя, дела обстоят приблизительно так же, хотя и в меньшей степени. А если она искренняя, то внутренняя напряженность минимальна, в связи с чем, собственно, пристройка снизу и практикуется. Но припомним, однако, что при ней сильно принижается достоинство, что создает хроническую меланхолию, а она тоже никак не способствует здоровью.
Почти все то же самое можно сказать и об избегании.
Наши ответные действия должны быть планомерными, с постепенным повышением давления, но, как мы уже говорили, без превышения мер защиты, без передозировки. Партнеру надо дать возможность сделать ответный ход, как в шахматах. И если на наше справедливое давление партнер не отвечает снятием своего конфликтегенного поведения, то делаем следующий ход и увеличиваем наше давление.
В неуправляемом конфликте все как раз наоборот. Мы хаотично выкрикиваем оскорбления в адрес партнера с явной передозировкой и не даем ему ничего путного сказать. Аналогично ведет себя и партнер. Фактически нет нужного «шахматного» диалога и в холодной напряженности. Сбивчивый диалог присутствует, правда, в пристройке снизу, но это в пользу богатых, в выгоду нахальному партнеру. При избегании? Ну какой же тут диалог?
и с моей стороны, и со стороны партнера. Но по крайней мере — с моей стороны. Надо, чтобы не стихия управляла нами, а мы управляли стихией. Здесь есть, однако, одна опасность. Можно невзначай сбиться на манипулирование. Это ведь тоже управление ситуацией. Но припомним, мы говорили о том, что это управление ситуацией скрытое и в ущерб партнеру. А мы стремимся к справедливости. Справедливое управление ситуацией — ну где же оно и в неуправляемом конфликте, и в холодной напряженности, и в пристройке снизу, и в избегании? И манипулятивное управление ситуацией чаще происходит на бессознательном уровне под влиянием иррациональных психических сил. По большому счету преодоление манипуляторской тенденции в себе — это тоже не стихия владеет мной, а я — стихией.
то есть без маски, человек предстает перед нами как он есть. Если мы будем подлинными, то получим больше доверия. В холодной напряженности, в лицемерной пристройке снизу и в какой-то мере в избегании — маска. Она, как отмечал мудрый польский психолог Антони Кемпински, напрягает, утомляет, изматывает нас. Но она неприятна и для партнера. Искреннее наше возмущение бывает легче перенести, чем ухмылку. Оно менее неприятно, по крайней мере, более простительно, чем лицемерие. В этом отношении неуправляемый конфликт как раз менее неприемлем для нас и даже для партнера, но уж очень много в нем других отрицательных моментов.
поведения партнера. Таково следующее и, пожалуй, наиважнейшее требование к поведению в конфликте. Мы должны понять его мотивы, более того, постараться максимально оправдать его поведение. Все невыясненные и сомнительные моменты — в пользу партнера! И только если уж явно баланс не в его пользу, только тогда надо реагировать. Иногда кажется, что вот, мол, мало времени на выяснение. Но ведь мы можем предполагать, что с этим человеком у нас могут возникнуть противоречия в потребностях, и заранее продумать все. А если все-таки не получилось заранее, то не реагировать как на кон-фликтоген на его поведение, пока все не будет выяснено.
Это, по определению, реализация творческого потенциала личности с целью, по крайней мере, жить за свой счет, а не за счет других и по возможности дарить излишки своего творчества другим людям. Где угодно, в том числе в начинающемся конфликте, мы должны думать о самоактуализации. Реагируя даже на явный конфликтоген, мы не должны самоутверждаться за счет другого. И даже выиграв конфликт (партнер уступил), не надо разыгрывать роль победителя. С другой стороны, если мы подкрепляем неуспехом конфликтогенного партнера, склонного направо и налево раздаривать свои конфликтогены, то мы тем самым заботимся о других, уменьшаем его конфликтогенную активность.
То есть неуправляемый конфликт, холодную напряженность, пристройку снизу и избегание...
Мы убедились, что эти наиболее «популярные формы» реагирования на конфликтогены не годятся потому, что не соответствуют требованиям, которые мы только что обсудили. Тем не менее если бы ни одна из форм не соответствовала ни одному из этих требований, то вряд ли эти формы были бы столь живучими.
• Все же в неуправляемом конфликте первый выплеск агрессии приносит нам такую сладострастную радость, что ее можно сравнить разве что с любовным экстазом.
• Все же в холодной напряженности вот в эту секунду нет внешнего «огнестрельного» конфликта.
• При пристройке снизу мы получаем какой-никакой, а результат.
• При избегании мы можем на некоторое время отвлечься от проблем.
• При неуправляемом конфликте партнер может испугаться дальнейших таких же конфликтов и уступить.
• При холодной напряженности он, пусть лишь взглядом, но все-таки осужден.
• При пристройке снизу нет бурления катехоламинов в крови...
И все равно это не уравновешивает отрицательного начала в каждой из этих форм. В то же время, как мы говорили, талантливые в коммуникативном плане люди находят сами и
■ Например. В ситуации острого противостояния вместо привычного «ты сволочь» иногда мы слышим «я удивлен».
Но эти находки единичные и разрозненные. И они редко становятся достоянием других людей. Настолько редко, что, диктуя этот текст машинистке и намереваясь продолжить их список, я испытал затруднения. Мало их вошло в обиход. А вот элементов, творчески находимых разными людьми, но не вошедших в лексику народа, я насобирал достаточно много. Как уже говорилось, я и сам пытался их творить. Объединил в условные, но, на мой взгляд, наиболее оптимальные формы и блоки. Договоримся еще об одном: «оптимальное» не значит «идеальное». И в мягкой конфронтации, и в жесткой, и в управляемом конфликте требования к реагированию на конфликтоген, выдвинутые нами, соблюдаются не на все сто, но существенно больше, чем при неоптимальных формах.
При описании алгоритмов здесь и дальше мы будем соблюдать определенный порядок изложения, более подходящий для использования в общении. Более подходящий — значит, более удобный, но вовсе не обязательный. Блоки «внутри алгоритма» можно по обстоятельствам менять местами, но лучше, если каждый из блоков будет тем не менее воспроизведен. Впрочем, возможно и сокращение за счет того или иного блока, а может быть даже: из мягкой конфронтации — один блок, из управляемого конфликта — один блок, и в целом получается повышение давления без передозировки... Но читателю, по крайней мере поначалу, имеет смысл усвоить и оттренировать полностью алгоритм мягкой конфронтации, жесткой конфронтации и управляемого конфликта, которые представляют собой, с нашей точки зрения,
Последнее время слово «конфронтация» стало обиходным в политике и имеет здесь отрицательный оттенок. Мы тоже в принципе против конфронтации. Вот если бы только можно было вкушать лишь райское блаженство сплошных синтонов в адрес друг друга, и никаких тебе конфликтогенов. Но поскольку это чистейшей воды идеализм, то констатируем, что собственно конфликту, пусть и, как мы провозгласили, управляемому, имеет смысл предпослать спокойное противостояние интересов. Лицом к лицу, чтобы было видно, в чем, собственно, противоречие. Или, почетче: лоб в лоб, как дословно можно перевести с латыни слово «конфронтация».
Но сначала мягкая конфронтация. Эту форму реагирования на первичный конфликтоген изобразим, как в дальнейшем и другие формы, в виде отдельных блоков. Я их сразу дам в виде единой схемы (рис. 7). Хотя она обычно рисуется мною блок за блоком с пояснениями к каждому из них, и, сопровождаемая текстом, она вырастает на глазах. Так, как это осуществлено в главе по особо трудной для понимания теме «Запланированный ребенок». Психологам-практикам, которые захотят работать по нашей программе, я советую делать так же. А читате-
лю целесообразно будет обращаться к схеме после каждого поясняющего очередной блок фрагмента текста.
Мягкую конфронтацию можно начать с блока
Понятно, речь идет о психологическом состоянии, о психологических переживаниях, возникших в связи с получением конфликтогена со стороны партнера.
Этот блок, скажем заранее, противопоставляется блоку из жесткой конфронтации, который мы позже условно обозначим как формулирование обвинения. Здесь же, в мягкой конфронтации, мы действительно говорим, например, мужу, который несправедливо старается уйти от домашней работы: «Миш, ну мне же тоже хочется посмотреть телевизор, а у плиты я этого не могу сделать, да и голова от газа болит, ведь я слишком много нахожусь на кухне». Или буфетчице, которая, после того как считала деньги, берет бутерброд немытыми руками, а не щипцами: «Вы знаете, все-таки малоприятно, что вы берете руками, а не щипцами». Описание своего состояния, с одной стороны, все же не обвинение, а следовательно, более мягкое воздействие. Ас другой стороны, это все же сопротивление, а не проглатывание пилюли. Иногда бывает даже достаточно мягкого намека на неудобство, и партнер, допустивший незлоумышленный конфликтоген, может быть, засмущается, засуетится: как бы исправить положение.
Не будем идеалистами, совестливых «конфликтогенщиков» не так уж много, поэтому повышаем давление, вводим следующий блок — просьбу снять конфликтоген. Мужу, к примеру: «Ну, может быть, ты все же поможешь?» Таксисту мягко-настоятельно: «Пожалуйста, включите счетчик, поедем».
Заметим опять-таки, что это повышение давления, но мягкое.
Это третий блок, как бы смягчающий первые два. Частично оправдываем партнера обстоятельствами и собственным поведением. Например, таксисту: «Я понимаю, у вас трудности: запчасти за свой счет и прочие «накладные» расходы». Это обстоятельства, которые как-то делают понятным желание таксиста выгадать на нас. Мужу: «Сереж.
ну, я, конечно, не оговорила перед свадьбой наше равенство на кухне». Тут имеется в виду, что я не ставила условие, не предупредила, значит, я частично обусловила твое поведение, — оправдание партнера своим поведением. Мы не снимаем полностью вину с партнера и не берем ее полностью на себя, как при, вспомним, исключительно синтонном общении. Но и не концентрируем вину только на партнере, как это будет при жесткой конфронтации. Значит, это смягчение, но в духе сопротивления.
Ясно, что сопротивление может привести к ссоре и партнер может понять ваше сопротивление как раз в том плане, что вы ведете к ссоре, поэтому в качестве отдельного блока выдвинем мирные инициативы. Собственно, это просто провозглашение, призыв к миру. Но в то же время — это очень важно — надо, чтобы партнер понял: вы ссориться не хотите. Таксисту: «Я бы не хотел доводить дело до конфликта» (подтекст: он возможен, но нежелателен для меня). Жена мужу: «Сань, так не хочется ссориться, а мы стоим на тропе войны». Опять смягчение, но мир — на справедливых условиях.
Предлагаем партнеру такое решение противоречия, которое пусть частично, но в то же время по большей части удовлетворяет ваше справедливое предложение снять конфликто генное поведение и частично уменьшает трудности партнера. Компромисс, не унижающий партнера и восстанавливающий ваше достоинство и ваши права. Таксисту: «Вам хочется попасть вовремя домой, сейчас действительно поздно. Но и мне хочется попасть домой пораньше. Право мое, и я настаиваю. Однако мы могли бы доехать до стоянки такси, которая расположена по дороге к моему дому, и если вы договоритесь со своим коллегой, чтобы он меня доставил, то я могу пересесть; впрочем, понятно, пересадка за ваш счет». Он потеряет немного времени и денег, но вы, не настаивая на невыгодном для него вояже, существенно облегчаете его ситуацию, сами потеряв три минуты на пересадку. Ну а что же с женой и мужем? Конструктивное предложение в нашем примере может состоять в том, что муж почистил бы картошку на два дня, не отрываясь от телевизора.
Конструктивные предложения означают и усиление давления, и смягчение его. Я ведь не снимаю требований, а вношу предложение, которое может обеспечить их выполнение, а сам по себе очередной блок воздействия означает наращивание давления. Но я забочусь и о том, чтобы неудобства для партнера при условии выполнения этого требования были минимальными.
Мы строго следим за тем, чтобы в нашем поведении не проскользнули даже минимальные конфликтогены. Понятно, это смягчение по сравнению с неуправляемым конфликтом, где конфликтогены составляют суть воздействия. Но как ни странно, это — такова диалектика — и элемент давления. Человек ведь чувствует разницу: сам он дал конфликтоген, а с ним — по-человечески, заботятся о том, чтобы не задеть, сравнение в его глазах и в глазах свидетелей — не в его пользу, и он «засмущается» или даже искренне засмущается.
Но это сложное дело — изъятие конфликтогенов в процессе мягкой конфронтации. Обычно-то нас так и тянет оскорбить в ответ на оскорбление... При первичном коммуникативном поведении не так трудно сдержаться, а здесь ох как трудно. И поэтому при мягкой конфронтации более тщательно, чем при первичном коммуникативном поведении, надо следить, чтобы конфликтоген в ответ на конфликтоген не проскочил даже случайно, даже махонький, ибо дальше —свалка неуправляемого конфликта. Ни ирония, ни легчайшая пристройка сверху, особенно с близкими. Вычеркиваем конфликтогены начисто.
Любопытный вопрос. Почему мы выделили изъятие конфликтогенов в блок? Ведь здесь вроде бы не действие, а, наоборот, отсутствие действия. Тонкость в том, что это тем не менее целенаправленная и упорная деятельность, заключающаяся в постоянном уловлении, пресекании, оттормаживании постоянно и напряженно возникающего желания выдать конфликтоген. Все время надо быть начеку.
Выделим в мягкой конфронтации еще один блок — подачу синтонных посылов. То есть постоянно изыскиваем возможности подать адекватные, уместные, нельстивые, искренние, с чувством меры и вкуса синтонные посылы.
■ Вернемся к любимому персонажу — таксисту. Ему можно сказать (если это действительно так): «У вас очень ухоженная машина, мне хотелось бы ехать с вами, а не в развалюхе какой-нибудь...» Ну а что скажет жена любимому мужу? «Вить, ну поссоримся, от ссоры до развода рукой подать. А где я найду потом такого хорошего мужа?»
То, что это играет на смягчение конфронтации, понятно. Но опять-таки и давление: я, несмотря на напряженность, нахожу в себе силы увидеть в тебе положительные качества; ответь и ты мне искренним стремлением уменьшить напряженность. Но чтобы не было соскальзывания в сторону манипуляции. Такая опасность есть, но именно поэтому мы и дали такой длинный ряд определений для синтонов: адекватные, уместные, нельстивые, искренние, с чувством меры и вкуса. Кроме того, манипуляция, не забудем, — это скрытое психологическое воздействие в ущерб партнеру. Нет, наша мягкая конфронтация не приносит ему ущерба, это только восстановление справедливости.
Как видим, подача синтонных посылов тоже напряженная деятельность. Тем более напряженная, что, как мы уже толковали, хочется-то прямо противоположного — оскорблять.
К сожалению, нет возможности в книге «озвучить» речевые интонации. Мы сможем только описать их. Разделим (очень условно) людей на близких и неблизких. Близкие: муж, жена, сын, дочь, мама, папа, брат, сестра... Неблизкие: таксист, продавец, кассир, хамящая завстоловой, мелкий чиновник в учреждении, крупный чиновник городской исполнительной власти... Ну а преподаватель, подчиненный, непосредственный руководитель — они где-то посередине...
Так вот, в речевых интонациях при мягкой конфронтации с близкими людьми лучше, чтобы присутствовали мягкость, нетвердость, неуверенность, прерывистость речи, негромкость, нежесткость, рассудительность, легкое чувство обиды, удивление. Но в то же время это не попытка разжалобить, а сигнал сопротивления, предупредительный «выстрел вверх». Интонации могут быть и сожалеющими или щадяще-настоятельными. Но чтобы не было вкрадчивости, фальши, неискренности.
С неблизким человеком. Какие здесь интонации? Ну, прежде всего, более уверенные. Речь уже гладкая, а не прерывистая; без запинок, как бы выученная. Легкий (только очень легкий) оттенок вальяжности. Непреувеличенное, неподчеркнутое, но отчетливо обозначенное чувство достоинства. Чиновник, выжимающий взятку, должен почувствовать, что впереди жесткая конфронтация. Речь может быть и более громкой или подчеркнуто переходить на почти шепот. Кстати, модуляции в голосе позволяют разрядиться и в то же время не орать и не размахивать руками, а выглядеть спокойным.
Вам придется потренироваться самостоятельно, найти и выбрать подходящие интонации. Попробуйте записать свои поиски на магнитофон, послушайте внимательно и добейтесь, чтобы вы услышали в своих интонациях те оттенки, которые мы только что попытались описать.
Тоже со счетов не сбросишь. В неуправляемом конфликте глаза вылезают из орбит, сверкают, расстреливают партнера в упор. Взор-взгляд, направленный в глаза (глаза в глаза) в биомире — это выражение либо сексуальных чувств, либо агрессии. При получении конфликтоге-на мы, конечно, не сексуальные чувства испытываем, поэтому глаза мечут молнии, в такт грому из гортани. В то же время прятать глаза — в биомире означает трусость. Вспомним, как провинившаяся собака прячет морду, когда ее стыдят. Поэтому лучше не так и не так. Взор — по разным точкам контура верхней части фигуры, редко — на лицо, еще реже — в глаза.
Тоже придется потренироваться. В наших тренинговых группах это проделывается под руководством психолога. Но можно и самостоятельно, а лучше вдвоем-втроем. Затеять тренировочный мягкоконфронтационный разговор (третий — сторонний наблюдатель, как бы режиссер). И в определенном ритме смешать взор с одного плеча на другое, потом на верхнюю точку головы, потом на пряжку ремня, потом на левое ухо, потом на правый глаз, потом снова на левое плечо, но чуть пониже, чем в первый раз, потом снова на правое плечо, но тоже чуть пониже, потом на левый глаз, потом на правое ухо...
должна быть не развязная и не скованная. Разговоры с выяснением отношений чаще всего бывают в положении сидя. Если человек, равный с вами по статусу, сидит, то и вы должны сесть. Бывают исключения, конечно, но чаще всего возможность сесть есть. Лучше это сделать со словами «И я присяду, если вы не против».
Если партнер стоит, проводить разговор надо тоже стоя. Итак, сначала про положение сидя. Руки и ноги должны быть несомкнуты, тем более не перекрещены. Голени не выставлены вперед и не поджаты под себя, они должны располагаться перпендикулярно к полу. Причем так, чтобы они удерживались бы сами в этом положении без напряжения. Это достигается тем, что колени слегка, под углом в 30 градусов, разведены. Понятно, что, если это дама и на ней юбка, то колени, как и стопы, — уступим этикету — пусть будут сведены, но все же не перекрещены. Но полная симметрия неестественна, так что лучше одну стопу — на 3 сантиметра вперед, другую — на 3 сантиметра назад. И руки тоже не так симметрично, как у египетского сфинкса, одна пусть будет на ноге чуть ближе к туловищу, другая — чуть дальше. Не стоит локоть класть на спинку стула — это агрессия. Не стоит кисти рук и тем более локти класть на стоящий перед вами стол — это занятие пространства партнера и тоже напрягает.
Если вы стоите (равный вам по статусу партнер при этом тоже стоит), не надо стоять широко расставив ноги. Помните фильмы про фашизм? Так стояли эсэсовцы. Но и не «пятки вместе, носки вместе». Это неустойчивая поза, или, точнее, поза неустойчивости: достаточно дуновения, и «вы свалились». Пусть между стопами будет 20 сантиметров, при этом одна на 3 сантиметра вперед, другая — на 3 сантиметра назад.
Экспансивные политические лидеры любят широкие жесты. Часто — это выбрасывание руки вперед, а иногда и в других направлениях. При мягкой конфронтации пусть руки движутся, не слишком отдаляясь от туловища и головы. Жесты — скромные, неэнергичные, в основном кистью руки, но жесты должны быть, и притом живые, а не полная неподвижность.
Опять начнем с целостной схемы, к которой читатель сможет обращаться по мере описания каждого блока (рис. 8).
Почему именно формулирование? Потому что партнер должен четко понять, чего, собственно, от него хотят. Обычно в неуправляемом конфликте обвинение предъявляется хаотично, беспорядочно. Сопровождается выкриками, оскорблениями. Одни бурные эмоции. Как
определял немецкий психолог-психиатр Эрнст Кречмер, двигательная буря. А что значит формулирование? Последовательное, четкое изложение вины или, скажем так, подведение под статью уголовного кодекса, процессуального кодекса, морального кодекса, словом, какого-либо кодекса. Нарушены какие-то правила, может быть, административные, а может, нарушен только межличностный договор (но значит, нарушен моральный кодекс).
Пример? Ну что же, продолжим примеры с таксистом и мужем. Таксисту: «Ведь вы прекрасно знаете, что сейчас семь часов, а посадка до семи тридцати, и вы обязаны меня везти в любой конец города и в аэропорт». Мужу (понятно: жена — мужу)... «Ты хочешь, чтобы, работая с тобой на равных в школе, я вела бы дом одна? Но ведь это же несправедливо. Это даже не домострой. Потому что при домострое жена вела только дом. Это же не по-человечески...»
В жесткой конфронтации уже нет блока частичного оправдания партнера (смягчения вины). Хотя разные другие средства позволяют провести жесткую конфронтацию и более жестко, и более мягко (смотря по обстоятельствам). А блок
заменил собой блок просьба снять конфликтоген, который был частью мягкой конфронтации. Содержание блока, в сущности, то же. Даже слова могут быть теми же. Но произнесение их более требовательное, более настоятельное. А иногда имеет смысл и слова изменить. Вместо «Ну, может быть, ты мне все же поможешь?» — «Ты мне все же должен помочь» (это, как вы обратили внимание, — к мужу). Вместо «Будьте добры, включите счетчик, поедем» — короткое «Так мы едем?!». Этот блок мы, в отличие от предыдущего, в видоизмененном виде повторяем, если жесткая конфронтация является этапом после мягкой конфронтации, а не «самостоятельной» формой реагирования. Но если она не этап, а сама по себе, то это, понятно, не повторение, а звучит впервые для партнера, но тоже с известной степенью жесткости.
Есть и еще блоки, которые с небольшими изменениями или вовсе без них мы можем повторить на этапе жесткой конфронтации. Или если это не этап, они просто являются аналогами блоков мягкой конфронтации. Это мирные инициативы и конструктивные предложения. Рассмотрим их.
Мужу: «Виталь, ну, я думаю, что нам все же не удастся поссориться». Таксисту: «Честное слово, мне не хочется обострять обстановку. Да и вам это не нужно». Ремарка:
МИРНЫЕ ИНИЦИАТИВЫ И В ЖЕСТКОЙ КОНФРОНТАЦИИ, И В МЯГКОЙ ИМЕЕТ СМЫСЛ ВЫДВИГАТЬ НЕОДНОКРАТНО, ВАРЬИРУЯ СЛОВА И НЕВЕРБАЛЬНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ.
Как бы уговаривая, внушая.
Мужу: «Саш, так я принесу тебе сюда к телевизору картошку?» — мягко-настоятельно. Таксисту: «Так все-таки давайте заедем на стоянку и пересадите меня в другое такси!» — жестко-настоятельно.
Но есть много нового по сравнению с мягкой конфронтацией. И самое серьезное новое — это
Опять формулирование. Почему? А потому, что угрозы, как и обвинения, высказываются обычно в духе двигательной бури по Кречмеру. И тогда партнер понимает, что это «буря в стакане воды», то есть что ничего не будет, что дело кончится только эмоционально высказанными угрозами, в ответ на которые он также что-то беспорядочно выкрикнет. К неуправляемым конфликтам он привык.
Итак, что же мы формально-сухо должны сказать таксисту.
— Вы полагаете, что дело тем и кончится, что я выйду из машины, и только. Нет, я запишу ваш номер, придя домой, сяду за машинку и напишу письмо о том, как вы работаете. В трех экземплярах. Один пойдет в мэрию. Второй — в общество потребителей. Третий — в городскую газету. В каждом экземпляре будет указано, что копии пошли в два других адреса. Вы понимаете, конечно, что мэрия, зная о копиях, так или иначе вынуждена будет сообщить в ваше АО и проверить, как отреагировало руководство. Вы хотите немного выиграть, отказываясь меня везти, но проиграете вы существенно больше. Стоит ли?
(И снова мирные инициативы: «Может быть, не будем доводить дело до конфликта?»)
С родственниками и вообще с близкими людьми угроза должна звучать не формально-сухо, а в голосе будет горькая обида и обреченность. Вы вынуждены обострить отношения, потому что страдает ваше достоинство. Итак, горечь, обида, обреченность:
— Алеш, если ты отказываешься на равных со мной вести кухню, то я отказываюсь готовить, и мы переходим на сухомятку.
— Ты отказываешься покупать стиральные порошки, ну что ж, я отказываюсь стирать рубашки...
Угрожать близкому человеку мы можем, скорее всего, частичным разрывом отношений. Это очень много, если он вас ценит. А угроза полного разрыва еще более тяжела.
Внимание! Никогда не бросайтесь словами о полном разрыве. Если вы решаетесь на него, то до этого должен быть проведен неоднократный глубокий нравственно-психологический анализ ситуации. Эти слова сначала сильно ранят. Но если ими злоупотреблять, то они перестают работать. Или резко портят отношения.
Этот блок особый в том смысле, что надо (очень надо) и трудно (очень трудно) соблюсти чувство меры. Сразу же ограничение: с очень близкими людьми, с которыми вам «детей крестить», — вообще никаких конфликтогенов, как и при мягкой конфронтации. Если не считать конфликтогеном саму вынужденную угрозу, высказанную горько-обреченным тоном. Но в жесткой конфронтации с работниками сферы обслуживания, которая хочет, чтобы мы ее обслуживали, конфликтоге-ны просто необходимы. Надо выбить их из седла, сбить с них спесь, подкрепить неуспехом, одновременно оставаясь неуязвимыми. Неуязвимыми. Что мы имеем здесь в виду? Наши фразы могут быть запротоколированы, подшиты к делу, и мы при этом не будем осуждены юридически и морально. Например, оправданная формально пристройка сверху: «Вы сфера обслуживания — обслуживайте». В ответ на их стандартную фразу «Н ичем не могу вам помочь» — «А я и не прошу у вас помощи, вы обязанности свои выполняйте». В некоторых случаях можно применить жестко-язвительную отрицательную оценку: «Вы профессионально несостоятельны, не знаете правил, по которым вы должны работать». Хорошо бы иметь в запасе юмористические фразы. Помните? «Я коплю на машину, но не вам, а себе. Будьте добры — сдачу».
Вспомним, в мягкой конфронтации мы пеклись об изъятии из коммуникативного поведения конфликтогенов. Говорили о том, что это — деятельность, постоянное слежение. Такая же деятельность, но по отслеживанию импульсов подать синтон должна осуществляться в процессе жесткой конфронтации. Здесь нас может потянуть на смягчение (до снятия конфликтогена со стороны партнера), а с близким человеком нас может потянуть и на сюсюканье. Но ведь мы проводим уже жесткую конфронтацию, и партнер может понять это как слабость. Для смягчения ситуации достаточно более жестко подаваемых мирных инициатив. Надо, чтобы выдерживалась структура. Конечно, нет особой беды, если она не выдерживается, но и успеха меньше.
В жесткой конфронтации, как и в мягкой, очень важен тон.
С близкими людьми палитра интонаций не очень велика. Это сдавленный голос, в нем обреченность, огорчение, обида. Обреченность в том смысле, что вы вынуждены идти на жесткую конфронтацию, хотя не желаете этого, вынуждены, потому что иначе роняете ваше достоинство. Это особо важно при формулировании угрозы, поэтому в своем месте мы об этом вели разговор почти в тех же словах, но и в целом интонации с близким человеком очень важны, поэтому мы записали это здесь «отдельной строкой».
С неблизкими людьми. Уверенность, гладкость, текст как бы хорошо заучен, не лезете за словом в карман. Не дарите партнеру пауз. Голос может быть твердым, даже громким, в нем может чувствоваться металл. Но никак нельзя срываться на крик. Вот здесь-то и проявится чувство меры. Можно применить нестандартные интонации. Легкая снисходительность, вальяжность, ироничность, язвительность. Когда голос бархатный, нахалы часто становятся шелковыми.
Еще лучше интонации менять. От вальяжности к ироничности, от ироничности к снисходительности, от снисходительности к небольшому металлу в голосе — все это помогает быть уверенным и незаметно для окружающих выплеснуть свою агрессию.
Особенно труден вопрос с интонациями при подаче конфликтоге-нов. Конфликтоген только нам, посвященным, должен быть виден. Но именно в подаче конфликтогена особенно заметна наша агрессия, и именно здесь легко соскользнуть в русло неуправляемого конфликта. Поэтому в блоке жесткой конфронтации должна быть особенно жесткая самодисциплина.
В мягкой конфронтации взор был — по контуру верхней части фигуры и редко в глаза. Но сейчас — жесткая конфронтация. Нужен взгляд глаза в глаза; не все время, конечно, а периодически. И периодически же — по контуру головы, то есть от глаз мы не отходим, не прячем свои глаза, смело смотрим опасности в лицо. Партнер ведь тоже подает нам своим взглядом «глаза в глаза» и мимикой сигналы опасности. Нам нелегко выдержать это, и наш взор как бы автоматически уходит в сторону. На такой случай посоветую прием, который часто практикуется гипнотизерами при фасцинации (то есть гипнотизации взглядом, направленным в глаза партнера). Надо смотреть на переносицу или в середину лба. Если трудно и это, то перевести взор еще выше, к границе лба и волос. У партнера складывается впечатление, что вы смотрите ему в глаза, а вы существенно облегчаете свою задачу. Потренируйтесь сначала в спокойной обстановке друг на друге. Потренируйтесь на ничего не подозревающем человеке в простой беседе. Если это будет недолго, то он не заметит или в крайнем случае ущерб для него будет невелик.
С близким человеком — как в мягкой конфронтации: поза неагрессивная.
С неблизкими людьми — поза неразвязная, но независимая, с легким налетом агрессивности. При переходе от мягкой конфронтации можно положить ногу на ногу, а одним локтем опереться о спинку стула, на котором сидите. Можно сложить руки на груди. Можно откинуться на спинку стула, а ноги чуть выдвинуть вперед. Но все это должно быть не слишком вызывающе, а для придания большей стабильности защитной позиции. Так сказать, стабилизатор.
Могут быть более энергичными, но так же, как и в мягкой конфронтации, — в пределах своей фигуры. Опять же с близким человеком — они, как и интонации, должны выражать горечь обиды. А с нарушителем ваших прав — чиновником — пусть они будут вальяжными, восстанавливающими баланс достоинства, но тоже не оскорбительными. Не стоит на похлопывание по плечу хлопать по плечу в ответ, как это сделал персонаж Олега Басилашвили в «Осеннем марафоне». Это было начало неуправляемого конфликта. Лучше при попытке похлопать отодвинуть вовремя похлопывающую руку со словами типа «Ты не в Чикаго, моя дорогая...».
Но вот ни мягкая конфронтация, ни жесткая конфронтация не дали результата — партнер упорствует во грехе. Или... мы решаем сразу приступить к конфликту, без постепенного увеличения давления. В любом случае, понятно, этот конфликт должен быть управляемым.
Человек на одной доске с нами. То есть нет инстанции, куда мы могли бы апеллировать. В этом случае управляемый конфликт проводится достаточно просто.
Мы сообщаем о переходе к исполнению угрозы. Еще раз выдвигаем (на всякий случай — а вдруг он передумал) мирные инициативы. И осуществляем то, что звучало в «угрозе».
Это, в общем, ситуация супругов. Конечно, можно представить себе, что они апеллируют как к инстанции к родителям, но все же с натяжкой. Это два суверена, которые решают вопросы самостоятельно. Итак, жена мужу говорит:
— Дим, ну так я уже сегодня ничего не готовлю на ужин? А может, все же помиримся?
И если «Дим» непреклонен, ужин таки не готовится.
проводится по более сложной схеме. Мы ее распишем сейчас так же подробно по блокам, как мягкую и жесткую конфронтацию. Но сначала — вот она вся (рис. 9). Начнем с блока
Обращаемся в инстанцию, и если мы с ее работниками не знакомы, то представляемся, лучше развернуто: фамилия-имя-отчество и что-то из статуса (студент, доцент, наконец, просто житель района). Просим представиться работников инстанции. Даже если мы имеем право не представляться, допустим, директору магазина при обжаловании действий продавца, — все же лучше представиться. Директору тогда психологически труднее будет отказаться назвать свои имя-отчество-фамилию, а коль скоро он их назвал, он тоже как бы уязвим и поэтому более склонен к справедливому разрешению противоречий.
Если «инстанция» стоит, то можно разговаривать стоя. А если сидит за своим столом, обязательно надо сесть. Вы не проситель. В кабинете около стола руководителя есть стулья. Мы предполагаем, что руководитель о нарушениях знает и их покрывает. Не будем забывать, что это, однако, только предположение, хотя и очень правдоподобное. Поэтому мы ведем себя мягко-настоятельно. И усаживание должно быть тоже мягко-настоятельным. Это проявляется в том, что мы уса-
живаемся с одновременным произнесением фразы: «С вашего разрешения, я сяду?!» Эта полуутвердительная-полувопросительная фраза психологически затруднит давление на вас: мол, мне некогда, давайте быстрее. Вы уже сидите, следовательно, разговаривать будете долго и серьезно. Поднять вас труднее, чем не разрешить сесть. Вы уже как бы заняли плацдарм. В самом деле, нелепо будет выглядеть директор, который стал бы требовать от вас встать. Полувопросительная форма предполагает, что по каким-либо весомым причинам вас могут попросить не садиться. Но это только «как бы», вы ведь входите в кабинет к руководителю, который обязан решать вопросы, так что обращаетесь вы законно. И «плотно» усаживаетесь тоже законно. Сесть настолько важно, что мы выделили это действие в отдельный блок.
Это самое важное в управляемом конфликте. И здесь легко поскользнуться. Репортаж должен быть именно репортажем. Два момента надо выдержать четко. Без оценок и без эмоций. Нет, конечно, оценки и эмоции предполагаются, подразумеваются, но явно они звучать не должны.
В репортаже надо ответить как бы на все вопросы русского языка. И только. Что? Кто? Где? Когда? Как? Сколько? При каких обстоятельствах?
Репортаж должен быть исчерпывающим, но без лишних подробностей, которые затрудняют восприятие, отнимают время и поэтому раздражают.
Почему не должны звучать оценки? Потому что руководитель и сам в состоянии правильно оценить действия подчиненного. Вот пусть он это и сделает. И пусть сам ответит на вопрос, соответствует ли то, что описано в репортаже, правилам, законам. Если руководитель отвечает, что соответствует, он должен обосновать это, дать прочитать соответствующие постановления. Мы убедимся, что разговор надо вести не в этой инстанции, а, например, переизбирать отцов города.
Если руководитель говорит, что поведение его подчиненного не соответствует правилам, и сам по своей инициативе или по нашей просьбе принимает меры, то это то, что и требовалось доказать.
А если он говорит, что соответствует, а на самом деле мы знаем, что он врет, постановлений не показывает, выдвигая какую-нибудь отговорку, или говорит, что да, нарушение есть, но я, мол, ничего не могу поделать, у меня свои трудности, то есть он заодно с нарушителем, и сам тогда является нарушителем, то с нашей стороны уже по отношению к нему проводится
Как они проводятся, мы уже знаем. Все по тем же блокам.
С директором магазина начинаем разговор приблизительно так.
— Вы описываете мне ваши трудности — и, получается, не хотите понять наши. Вы просите нас войти в ваше положение и не требовать то, что нам положено по закону. Но нас это все слишком затрудняет. Для нас ваши трудности означают слишком большие материальные потери и потери времени, да и большие затраты сил. Так что я бы просил вас не перекладывать на нас ваши трудности. Неужели из-за ваших трудностей вы испортите свою репутацию? Мне совсем не хотелось бы устраивать переписку с вышестоящими организациями по этому поводу. И потом испытывать хмурые взгляды работников магазина. Но и вам, наверное, не нужна такая переписка. Решите ваш вопрос сами.
Содержанием этот разговор наполняется по обстоятельствам.
■ В магазине нет бумаги для бесплатной упаковки, а есть полиэтиленовые пакеты за дополнительную плату. Считают деньги и «этими же руками» отпускают пищевые продукты. На витрине одно, а из ящика дают другое. Обсчитывают, обвешивают, не принимают изношенные купюры. Продали бракованный товар и не обменивают. Я был свидетелем того, как юная «леди» (в кавычках, под -черкиваю, в кавычках), продававшая в овощной палатке зелень, опрыскивала ее водой прямо из своего рта.
Да мало ли еще что... В муниципалитетах свои «розочки», в коридорах губернской власти — свои. Вы наполняете разговор этим содержанием. А мы дали вам форму.
Если мягкая конфронтация не увенчалась успехом, то приступаем к жесткой. Вот приблизительный набор фраз при разговоре все с тем же директором.
— Вы все же не хотите решить этот вопрос здесь и теперь, хотя отдаете себе отчет в том, что это нарушение. А я все же требую исполнения вами ваших обязанностей. Вызовите, пожалуйста, вашего работника, разъясните ему его обязанности. И тогда конфликт исчерпан, я буду с вами и с ним здороваться в магазине или на улице, раз мы уж познакомились. Ну а если вы этого не сделаете, то я вынужден сделать вывод, что вас устраивает переписка с вашим начальством. Что ж, устраиваем переписку.
Если мягкая и жесткая конфронтация с руководителем не привела к успеху, обращаемся письменно или устно в более высокую инстанцию и проводим по отношению к этому руководителю управляемый конфликт в этой более высокой инстанции.
при проведении управляемого конфликта — такие же, как при мягкой конфронтации с неблизкими людьми.
Проводя управляемый конфликт, имеем в виду, что, с одной стороны, руководитель или контролирующая инстанция в ответе за действия того, на кого мы подаем рекламацию. Так что — не сплошные же синтоны. А с другой стороны, они могут ничего не знать о поведении конкретного подчиненного. Проводить конфронтацию надо в ответ на свершившийся факт, на уже поданный конфликтоген, а не на вероятность, хотя бы и очень большую. Руководитель, который пока еще не покрывает нарушителя и не скрывает от нас истинное положение дел с нашими правами, то есть пока он не обманул нас (дескать, мой подчиненный ничего не нарушал), — пока еше и не подал конфликтоген. Поэтому наше общение с ним должно быть нейтральным, то есть конфликтогены должны изыматься. Но некоторая вероятность должна заставить нас быть в состоянии готовности. В голосе — настойчивая просьба, определенная доза уверенности, гладкость, выученность без запинок, легчайший оттенок вальяжности, хорошо прочитываемое, но не преувеличенное чувство достоинства, легкое невербальное давление (вот — сесть, не дожидаясь разрешения, изредка — взгляд в глаза...).
Мягкая конфронтация, жесткая конфронтация, управляемый конфликт, как мы уже писали, могут быть отдельными, как бы изолированными и независимыми друг от друга формами реагирования на конфликтоген. А могут быть ступенями в процессе воздействия на партнера-нарушителя, подавшего нам конфликтоген. Из описания алгоритмов это вроде бы ясно. Но это стоило записать и отдельной строкой. Однако этим не исчерпывается вопрос о повышении давления, которое, как было сказано в требованиях к реагированию на конфликтоген, должно быть постепенным и без превышения дозировки, достаточным и необходимым. Сделаем несколько важных добавлений в этом ключе.
Заканчивая мягкую конфронтацию, мы должны как бы подвести черту. Жена — мужу: «Сереж, ну так получается, что ты не хочешь мне помочь?» Пассажир — таксисту: «Так вы отказываетесь меня везти?» Получив ответ, что нет, не буду помогать, или что нет, не повезу, вы убеждаетесь, что партнер «упорствует во грехе», что его конфликтогенное поведение стабильно, и получаете тем самым основание для повышения давления, что можно смело и осуществлять. Подводим его поведение под статью уголовного, административного или морального кодекса. Как остроумно выразился один из наших обучавшихся, «шьем дело». Это уже, как мы помним, блок из жесткой конфронтации.
Аналогично подводим черту и в конце жесткой конфронтации — заявлением о переходе к исполнению угрозы.
Даже при всех смягчениях в мягкой конфронтации каждый очередной блок означает повышение давления на партнера. То же можно сказать и о жесткой конфронтации. В этой постепенности есть свой смысл. Если нет дефицита времени, то лучше всего добиться результата без обострения обстановки. Человек может уступить на меньших оборотах еще в пределах мягкой конфронтации. Иногда даже и подведение черты под мягкой конфронтацией играет положительную роль и партнер смягчается на этом этапе. А подведение черты в конце жесткой конфронтации переполняет чашу страха перед возмездием. Каждый новый блок (не важно, в какой последовательности блоки выстраиваются) означает повышение давления. С другой стороны, блоки в жесткой конфронтации, которые подобны блокам в мягкой конфронтации, осуществляются с большей степенью вербально-невербального давления, чем в мягкой конфронтации. В мягкой — просьба снять конфликтоген. В жесткой — требование. В мягкой — разложение вины, в жесткой — формулирование обвинения. В мягкой — мирные инициативы и конструктивные предложения в менее категоричной форме, в жесткой — они в более категоричной форме. А то и вовсе наоборот. В мягкой — убираем конфликтогены, подаем уместные синтоны. В жесткой — убираем синтоны, подаем допустимо-целесообразные конфликтогены. В мягкой — описание состояния и нет формулирования угрозы. В жесткой — нет описания состояния, а есть формулирование угрозы.
Понятно, что управляемый конфликт знаменует собой также повышение давления. А внутри него — наращивание, блок за блоком, всей блок-схемы знаменует собой повышение этого давления.
При разных обстоятельствах (дефицит времени, явное нахальство партнера и т. п.) можно сокращать мягкую конфронтацию и жесткую до одного-двух блоков. Например, в мягкой конфронтации ограничиваемся описанием своего состояния, к тому же сведенным до одной-двух фраз. Таксисту: «Но ведь на улице холодно...» Жене: «Но ведь я после двух работ пришел, а ты была дома...» И при отсутствии должной реакции тут же переходим к жесткой конфронтации. Чиновнику, выжимающему взятку: «Вы хотите трудностей в своей биографии?! Выполните лучше свои обязанности вовремя».
■ Иногда даже только изменение интонации во фразе и одно вводное слово будут означать резкий переход от мягкой конфронтации к жесткой. «Ну почему вы так? (с мягкой обидой)». И тут же, если продолжение конфликтогенного поведения означает наглое хамство: «А почему вы, собственно, так?! (независимо-холодно)».
Можно сократить этап мягкой конфронтации до одной фразы, а жесткую — развить в полном объеме. Или даже жесткую конфронтацию дать в полном объеме, вовсе не предваряя ее мягкой.
Смягчать и ужесточать давление можно и только интонацией. Вспомним, с близким человеком при мягкой конфронтации в интонации — мягкая обида. С официозным хамом — уверенно-достойный тон. В жесткой конфронтации с близким человеком — в интонации горькая обида. Ас таксистом — в голосе металл, вальяжность, снисходительность и другие приправы «по вкусу».
Резюмируя последние рассуждения, скажем так: по обстоятельствам можно смягчать и ужесточать давление самыми различными приемами.
И МЯГКУЮ И ЖЕСТКУЮ КОНФРОНТАЦИЮ МОЖНО ПРОВОДИТЬ И МЯТЧЕ И ЖЕСТЧЕ.
Среди близких людей целесообразно, если это возможно, применять только мягкую конфронтацию. И переходить к жесткой уже, собственно говоря, тогда, когда вы решились на разрыв. Но это крайность. А так — вы не пропускаете конфликтогены без реагирования, но реагируете только в духе мягкой конфронтации, даже если партнер упорствует. Ясно, что с вашей стороны есть сопротивление, но ясно и то, что вы очень бережете отношения, что отношения для вас дороже вещей, дороже порядка, дороже амбиций... Такое постоянное возобновление мягкой конфронтации обычно приводит к тому, что партнер прекращает подачу аналогичных конфликтогенов, поняв, что действительно те или иные действия его вам неприятны и что это обоснованно. Ну а если нет, то жесткая конфронтация всегда в активе, и с тем большим основанием вы ее проведете.
Описывая алгоритмы, мы специально не загромождали текст некоторыми важными, но дополнительными «но», «и в то же время» и тому подобными оговорками. Для легкости усвоения самих блок-схем. А сейчас по принципу «на что в первую очередь упадет глаз» дадим все же несколько важных комментариев.
Обращаю внимание, советую, настаиваю:
Если уж мягкая конфронтация, не вводите в нее даже элементы жесткой. Тем более не сбивайтесь на неуправляемый конфликт. Вот типичные ошибки. Вместо описания состояния — подведение под статью. Вместо разложения вины — обвинения исключительно в адрес партнера. А то и (пусть на фоне идеального интонирования): «Уйду от тебя». В процессе жесткой конфронтации, коль скоро вы ее начали проводить, не сбивайтесь на элементы мягкой, тем более на пристройку снизу. Но особенно велика опасность в жесткой конфронтации сбиться на неуправляемый конфликт. Здесь должна быть самодисциплина — «Терек, стиснутый гранитными набережными».
Но вот не пошел на уступки хамоватый официант из привокзального ресторана или официальный хам из верхов. Надо
— Вы остались при своем мнении, но это не останется безнаказанным.
И перейти к управляемому конфликту.
А возможны и изыски. Например, по отношению к таксисту, который незаконно отказался везти, я практикую дополнительные меры психологического возмездия. Выйдя из машины, оставляю дверцу широко открытой. При этом я, как и всем советую, сажусь на заднее правое сиденье — это безопаснее, по этикету почетнее, легче проводить конфронтацию (он вынужден повернуться, чтобы смотреть на вас, а вы смотрите прямо), но главное: в случае отказа везти это влечет за собой более эффективное наказание — закрыть придется заднюю правую дверцу — дотянись-ка или выйди из машины и захлопни. Обычно люди в сердцах хлопают дверью. Что толку? Ну, чуть громче она захлопнется, но зато плотно закроется, и он спокойно поедет дальше. А здесь ему придется потрудиться. Разумеется, это конфликтоген. Но элегантный. Он как бы существенно меньше поданного таксистом, а с другой стороны, фактически больше. Водитель при этом разрядится с помощью нецензурных слов, а я снисходительно улыбнусь:
— Не расслышал... Пожалуйста, повторите.
Или пусть он рванет с места, и дверца от этого громко, но не плотно захлопнется, придется все-таки остановиться и захлопнуть ее плотно. Я и вам «разрешаю» этот прием.
Коллеги-психологи, исповедующие гуманистическую психологию, могут упрекнуть меня в том, что все это сродни манипуляции. Я соглашусь. Сродни. Но ведь это уже ответ на серьезный конфликтоген, который нельзя оставлять безнаказанным, надо эффективно защититься, а уж потом думать о психологической помощи первичному агрессору. Вспоминается фильм Куросавы, где врач приемами джиу-джитсу ломает кости бандитам, после чего приказывает своим помощникам наложить «пострадавшим» шины. Манипулирование является первичным конфликтогеном, на который надо реагировать с позиции психологической силы, в том числе допустима и манипулятивная шпилька, только не следует увлекаться.
Входя в конфронтацию или выходя из нее, не стоит сбиваться на лексикон Соловья-разбойника. Или хотя бы на подцензурный лексикон кухонно-коммунального скандалиста: мерзавец, скотина, негодяй, подлец, сволочь, вонючка, гадина, стерва, гнида, козел... Куда более эффектно и эффективно сказать просто и обескураженно:
— Вы плохой человек. И обосновать:
— Хотите жить за счет других...
— Самоутверждаетесь унижением людей...
Дальше сказать, что это нечестно и мы не позволим так поступать. По крайней мере, знайте о том, что люди думают о вас так. И другие будут знать, мы не будем скрывать нашего отношения к вам.
Однажды в гостинице областного города в буфете меня обсчитали. В два раза. Уличив буфетчицу, я сказал ей, что у меня много знакомых среди проживающих в гостинице и я им всем об этом инциденте расскажу. При этом я говорил не шепотом, а в очереди стояли люди. Меня она уже больше не обсчитывала, но думаю, что побаивалась обсчитывать и других, по крайней мере некоторое время.
Такой стиль воздействия вызывает у партнера-нарушителя даже более неприятные эмоции, чем заурядный мат. Вы свое достоинство восстановили. А он пусть дальше сколько его душе угодно изливает душу на языке Соловья-разбойника. Ни на нас, ни на окружающих это уже не будет действовать оскорбительно, просто будут говорить о том, что он неуправляемый психопат. А будет «Соловей-разбойник» продолжать заливаться, можно эффектно-язвительно провести такой поверхностный психоанализ:
— У вас трудности с женщинами?
Подчеркнуть нелишне, что если бы это было в ответ на незначительный нечаянный конфликтоген (человек чуть-чуть повысил голос, но без оскорблений), то предложенная нами фраза была бы явным перебором. Помним о мере.
Есть опасность (или мягче — возможность) пробуксовки. Мы говорили, что мирные инициативы надо выдвигать многократно. Но не бесконечно. Тем более не следует по нескольку раз повторять другие блоки. Тренируйте себя так: на каждый блок блок-схемы — по одной-две фразы, и идем дальше. Ведь она вся сама по себе достаточно большая, и не следует ее слишком раздувать.
Пробуксовка может произойти и благодаря уводу от темы, который может манипулятивно практиковать партнер. В таких случаях надо деликатно, но настойчиво:
— Мы же говорим сейчас не об этом, давайте закончим одно, а потом перейдем к другому.
Не стоит идти на унизительные компромиссы. Подчеркнем, не вообще на компромиссы, а именно на унизительные. Если таксист просит вас, мол, заедем на бензоколонку, простаивание за мой счет, вам только придется потратить некоторое время, и если действительно есть необходимость заправиться, то можно и нужно пойти на этот неунизительный нормальный компромисс. Но если вы, например, с метрдотелем разговариваете по поводу обслуживания вас в ресторане, а он говорит, чтобы вы сели за столик у колонны близко от входа на кухню, и добавляет при этом, что не более чем на полчаса, то надо продолжить конфронтацию.
Нельзя пропускать мимо ушей дополнительные конфликтогены. То есть мало того, что вас обвешивают. Стоит вам завозражать, в ответ еще и хамство, помните:
— Крохобор.
Надо кратко отреагировать:
— Крохобор не я, а вы, это вы подбираете наши крохи.
Вполне достаточно. А то, если на каждый дополнительный конфликтоген отвечать по полному алгоритму мягкой и жесткой конфронтации, мы завязнем.
В проведении жесткой конфронтации мы можем произвести на неблизкого нам партнера давление уверенным записыванием нужной информации, которая в дальнейшем понадобится для проведения управляемого конфликта. Но мы обычно волнуемся. Это ничего. Во-первых, проведете много конфронтации — волноваться перестанете. Во-вторых, для того чтобы ваше волнение не было видно партнеру, имеет смысл заранее приготовить все для записи и положить в карманы или в сумку так, чтобы легко и быстро можно было достать. А что все? Карточки, лучше каталожные, плотные. И авторучка, лучше щелкающая. Почему карточки? Потому что блокнотик надо открыть на нужной странице. А руки дрожат. Почему щелкающая? Потому что колпачок надо снять, надеть, а руки дрожат. Щелкающая же ручка избавляет от тонких движений, при которых дрожание виднее. Кроме гого, щелканье ручкой (как затвором ружья) производит дополни-гельное давление. Но если вы не произвели такую подготовку — тоже ничего. Тогда совет: производите движения более медленно, нарушитель или начальник нарушителя пусть подождет. Главное, чтобы не было смешной суеты, которая дала бы повод для дополнительных конфликтогенов.
Прежде чем проводить сопротивление конфликтогенному поведению, мы должны сориентироваться в ситуации. Точнее, эта ориентировка должна происходить постоянно, после каждого коммуникативного действия партнера. Еще точнее: должна постоянно осуществляться ориентировочная деятельность, в процессе которой мы получаем ответы на множество вопросов, от которых будет зависеть, проводим ли мы вообще сопротивление, и если проводим, то мягче или жестче, по полному алгоритму или с купюрами и т. п.
Первый вопрос, который мы должны себе задать и на который ответить максимально точно для себя, — а, собственно.
А то, может, его и не было? Тогда и напрягаться не стоит. И опасно: ведь общение вообще может расстроиться, и, в сущности, не из-за чего. С другой стороны, если мы упустили, что по отношению к нам допустили конфликтоген, и не отреагировали, то может пострадать наша репутация («он проглотил пилюлю»), а партнер будет воодушевлен успехом, ему ведь сошло, значит, и дальше так можно. Отношения осложняются тем, что рано или поздно придется реагировать, но эта реакция, скорее всего, должна уже быть жестче, а будь мы более бдительны — все могло обойтись лишь мягчайшей конфронтацией.
Для ответа на этот каверзный вопрос — а был ли подан конфликтоген? — мы должны очень быстро и очень точно провести очень сложный нравственно-психологический анализ ситуации. То есть надо в мгновение ока решить параллельно то множество вопросов, которые мы обсуждали до сих пор.
Да, сложно, но придется... И... но не невыполнимо. Когда накапливается опыт, процесс свертывается до нескольких мгновений. Анализ по разным аспектам проводится симультанно, то есть сразу много аспектов анализируется одномоментно. Так что мы сразу прочесываем лес проблем: содержится ли в высказывании отрицательная оценка, положительная с неадекватной пристройкой, есть ли юмористический настрой в мой адрес, есть ли категоричность, авторитарность, знаки неприятия... и т. д. по списку.
Помните, мы говорили о том, что конфликтогены лучше знать в лицо. И говорили, что это нужно не только для того, чтобы самим их не употребить невзначай, но и для того, чтобы на них быстро и правильно реагировать. Так что, если партнер сказал: «Ну, вы же взрослый человек», — вам не надо долго ориентироваться — ясно, что это вербальный пристроечный-сверху конфликтогенчик, усвоенный от папы-мамы, но требующий все-таки реагирования. А если вам сказали: «Ай, да бросьте, ну что вы такое говорите...», то, хотя это и конфликтоген, скорее всего, реагировать на него не будем, слишком обиходно.
А иногда все же ситуация столь сложна, что невозможно провести нравственно-психологический ее анализ сейчас же. Тогда мы решаем по принципу неясность — в пользу другого. Но потом продумываем, прорабатываем ситуацию, возможно привлекая для обсуждения других людей в качестве экспертов. Причем эксперты должны быть независимые, то есть я советуюсь не со своей мамой, а с его, не со своей подругой, а с психологом.
Внесем в блок-схему ориентировки блок «а был ли конфликтоген». Схему мы, как и прежде, даем сейчас всю (рис. 10). И возвращаемся к ней по мере описания блоков.
Но вот ясно, конфликтоген подан. Маленький, побольше, совсем большой. Как мы должны реагировать? Мягкой конфронтацией? Жесткой конфронтацией? А в рамках той и другой как? Мягче? Жестче? Ведь есть некая алгебраическая сумма смягчающих и ужесточающих элементов, которую трудно описать, но достаточно легко почувствовать.
■ У нас уже было раньше: в голосе ни металла, ни вальяжности, только горькая обида (смягчение), а в словах — угроза разрыва отношений (ужесточение). Или сокращение жесткой конфронтации до одной фразы (смягчение), но в голосе металл или вальяжность (ужесточение). Мы привели примеры как бы взаимного нивелирования.
Но возможно и взаимное усиление. Угроза разрыва (жесткость), произнесенная вальяжным тоном (жесткость), или жесткая конфронтация по всей форме со всеми блоками, со сменой металла в голосе на вальяжность и наоборот.
Но когда же надо мягче, когда жестче? На что опираться при построении тактики реагирования в смысле смягчения или ужесточения? Какие здесь мы выделим ориентиры?
Если действие произведено нечаянно (муж оказался неловок и разбил чашку) — мягче. Но вот человек достает сигареты, зажигалку и закуривает в помещении, где нет таблички no smoking. Он осознанно закуривает? Отдает отчет в своих действиях и может руководить ими? То есть он вменяем? Ведь это же не нечаянно, как с чашкой? Жестче. Но опять же, хотел ли он этим вас унизить? Нет? Он только нарушил этикет, но почти машинально? Ну что же, в этом «жестче» надо что-то ужать и сделать это «жестче» смягченным. Ведь поступок осознанный, но проступок — нет.
А вот вам не дают справку по вашей просьбе, а требуют справку, что нужна справка. Хотя обязаны дать по вашей личной просьбе. Работники понимают, что наносят вам моральный и материальный (время — деньги) ущерб. Это уже преднамеренный проступок (а не только преднамеренный поступок). Тогда жесткость в полной мере.
Итак, в зависимости от пред намеренности-непреднамеренности-нечаянности — решение о том, жестче или мягче мы будем реагировать. Но поставим еще один вопрос. Каков моральный или материальный
который нанес вам партнер своим конфликтогеном? Ущерб больше — реагируем жестче, ущерб меньше — реагируем мягче. В самом деле, вас процитировали и не сослались. Плагиат. Теперь, если вы опубликуете свою идею, вам придется долго доказывать, что не вы плагиатор. Или просто надымили в вашем кабинете. Вас оскорбительно обозвали или не передали, что кто-то вам звонил по телефону. Есть разница? Так вот и реагировать будем, учитывая ее. Следующий ориентир: подал ли я
Человек наследил в моей квартире или офисе. Но перед дверью нет половика и щеток для чистки обуви. Мягче.
Мы не подали повод: половик и щетки есть, а гость, который нанес нам визит, нанес еще и грязи. Жестче.
о том, что то или иное правовое или моральное установление мы особо чтим? Ну, с тем же курением. Что же, не предупреждался — тогда мягче. Предупреждался? Нагло попирает и закон, и нравственность, и наши предупреждения. Жестче. Ведь получается, что он «рецидивист».
Мы знаем, что в целом наш партнер —
Но дал нам конфликтоген. Бывает. Тогда реагируем мягче. Наоборот, интегрированная оценка «плохой человек» дает нам основание к жесткому реагированию. Или даже мы не знаем его как человека, но знаем как представителя некоего клана обирателей народа — жестче. Заметим, однако, что все это не дает нам оснований для жесткого первичного коммуникативного поведения, то есть пока человек не подал нам конфликтоген, мы с ним должны общаться синтонно.
Хороший — плохой. Такие целостные, недетализированные оценки в ходу в человекомире. Вот и мы здесь учтем именно такую целостную, интегрированную нравственную оценку. Она неточна, но ведь мы пользуемся ею в принципе для себя, значит, ее можно использовать и для нашей ориентировки в реагировании на конфликтоген.
Учтем и возраст. Основание для смягчения нашего реагирования дает детский, подростковый и старческий возраст. Старческие изменения личности (раздражительность, завышенная оценка своего опыта, любовь к своей молодости, к ее вкусам, образу жизни) обусловливают большую конфликтогенность поведения старшего поколения в целом, так что реагируем мягче. А подростковый возраст наиболее уязвим, раним, нет коммуникативного опыта, вегетативная неустойчивость, обидчивость. И подростковый период — наиболее трудный из всех периодов жизни для личности.
■ Проблемы неустроенности в профессиональном плане, сексуальная неустроенность, нет даже своего угла в квартире. Биомасса, рост, пограничный возраст обусловливают жгучее желание занять место среди взрослых.
Но весь «взрослый» мир старается запихнуть подростка назад в детство, добиться былого послушания. Папа с мамой, дедушка с бабушкой, учителя, прохожие, даже молодые люди, сами едва перешагнувшие порог взрослости. Каждый напоминает ему, что он ребенок и должен знать свое место. Подросток защищается. Неуклюже по сравнению со взрослыми, хотя и они без обучения делают это не так уж хорошо. Защитная позиция выражается в грубости, которая часто бывает уже не в ответ на бестактное поведение старших, а проявляется сама по себе, в первичном коммуникативном поведении.
Итак, с подростками, стариками и (тут уж без дополнительных пояснений) с детьми — мягче. Что же касается человека зрелого возраста — если уж подал конфликтоген — отвечай по полной форме — жестче.
Мы все время противопоставляли таксиста мужу, имея в виду более широкое противопоставление человека, далекого от нас, отношения с которым регламентированы только юридическими установлениями, человеку близкому, с которым отношения неформальные. С таксистом детей не крестить, а с мужем — крестить (пусть даже к большинству случаев это выражение относится лишь фигурально). Или мама. Она рожала, дрожала, волновалась за вас: ушко, брюшко. Все же не то что продавщица. Так что с папой-мамой, дедушкой-бабушкой, братом-сестрой, тещей-свекровью, сыном-дочерью — мягче. Ну а преподаватель, руководитель, подчиненный, ближайший сосед — это что-то среднее между мамой и продавщицей, между мужем и таксистом. Тоже мягче, мягче.
Как-то однажды по телефону писатель Л. Жуховицкий «обозвал» меня идеалистом-прагматиком, желая подчеркнуть совмещение во мне, казалось бы, несовместимых личностных черт. Жуховицкий много писал о нашем «Маленьком принце» и знает, чего стоило во время застоя заниматься гуманизмом, который сродни идеализму. Мне приходилось самому с засученными рукавами, стирая стекавший по лбу грязный пот, авторитарно требовать от других не быть потребителями — иначе уходи. Но я идеалист-прагматик не только в этом плане. Не надо ставить идеалистически-утопических нравственных задач: любите своих врагов. Слишком уж это несбыточно. Да уж тогда надо, чтобы все христиане любили Иуду, царя Ирода и Понтия Пилата. Что-то я не обнаруживаю особой любви церкви к врагам: нет, она их предает анафеме и, следовательно, предназначает для ада. Не надо пустой фразеологии. Так что таксист — для нас личность в плане субъект-субъектных отношений, и этого достаточно, а любить будем маму и папу, своего супруга, своего ребенка больше, чем несвоего, но и о несвоем будем заботиться. Я это говорю в оправдание того, что поделил людей в плане реагирования на их конфликтогены на близких и неблизких. Хотя ясно, что неблизким тоже не надо приносить вреда.
Учтем? В том числе и психическое? Вопрос риторический. Если мы видим явные признаки болезни, инвалидности, то реагируем как можно мягче. Здоров, но дал конфликтоген, при прочих равных условиях — жестче. Здесь я как психиатр-психотерапевт (по своей первой профессии) хотел бы предупредить вот о чем. У подавляющего большинства людей, обнаруживающих, что перед ними душевнобольной, возникает юмористическое отношение, которого они не скрывают, и если реагируют даже мягко (ну, больной, что с него возьмешь), то посмеиваясь и даже высмеивая (больной!). Но! Вы стали бы посмеиваться и высмеивать человека без ноги? Не стали бы. Это негуманно. Так вот, психически больной человек — часто это как бы человек без ноги. Он сам может осознавать свой дефект и страдать от него. Вы хотите увеличить его страдания? Наверное, нет. Тогда сдержите свою «понимающую улыбку», а реагируйте на конфликтоген мягче, как можно мягче. Вспомните, как Христос относился к блаженным.
Принимаем во внимание? Одно дело, если человек в спокойном состоянии духа сознательно ущемляет наше достоинство, права, — здесь уместны более жесткие формы реагирования. И совсем другое дело — если человек во власти сильной эмоции. В таком случае следует реагировать более мягко. При этом желательно понять, какая именно эмоция владеет им, что тоже должно повлиять на выбор тактики реагирования. Система наших воздействий может быть более деликатной, если у человека снижено настроение из-за неудач или несчастья, — тут смягчение. А если он в состоянии «невменяемости», вошел в раж, то иногда пресечь его действия можно авторитарным жестким требованием, а уж потом смягчить реакцию и перейти к мерам деконфлик-тизации.
Но оценивать надо не только состояние партнера, но и свое. Прежде всего человек должен отдавать себе отчет, не во власти ли он дезорганизующей эмоции, и, ответив себе, что «да» — это состояние аффекта, что в нем кипит непродуктивная агрессия, надо предпочесть более мягкие формы реагирования.
Очень важно для нас также уяснить свои собственные мотивы, толкающие нас на конфликт. Может быть, это стремление разрядиться, а может, покрасоваться своей смелостью или выразить скрытую недоброжелательность по отношению к партнеру. Это не слишком положительные мотивы, чтобы им поддаваться в реагировании на конфликтоген. Например, критика молодой женой родителей своего мужа часто обусловливается больше не желанием восстановить справедливость, а стремлением разрядиться в адрес неприятного ей человека (свекровь ведь может быть неприятна своей, скажем, назидательностью). А критика подчиненным своего начальника может быть обусловлена больше желанием покрасоваться перед сотрудниками. Да, свекровь несправедлива, а начальник груб. И критика нужна. Но все-таки если мы заметили в себе более выраженный мотив «разрядиться!» или «покрасоваться», то мы поступим разумнее, если смягчим нашу реакцию на их конфликтоген.
И наоборот, мы можем открыть в себе, приглядевшись к своей психике, боязнь конфликта, прикрываемую другими мотивами. Жена боится, что не выдержит конфликта в магазине, и прикрывает свой страх нежеланием выглядеть склочной, а на самом деле увеличивает напряженность с мужем, ибо ему придется зарабатывать дополнительно на компенсирование недовесов. Муж, которому зарплату выдали на три месяца позже, фактически недодает семье инфляционный коэффициент, а ему не хочется ссориться с директором, который вроде к нему хорошо относится. Вскрыли в себе такой мотив — преодолеваем его.
Вы относитесь к агрессивным психотипам: паранойяльный, эпилеп-тоид, гипертим, истероид. Тогда вам легче дается жесткая конфронтация и у вас больше склонность к переходу в неуправляемый конфликт и к холодной напряженности. Реагируйте мягче. Наоборот, вы шизоид, психастеноид, сензитив... Вам жесткость дается труднее — увеличиваем жесткость (тренируемся). Но вообще-то, по моим наблюдениям, в наших тренингах жесткая конфронтация дается большинству людей легче, чем мягкая. Ведь это форма проявления агрессивности, пусть при этом мы управляем ею. Здесь только надо сдерживать агрессию слегка и направлять ее в ту или иную сторону. Для проведения же мягкой конфронтации нужно существенно перестроить психику или, по крайней мере, настроить ее на другой лад.
■ Невестке кажется, что свекровь ей хочет зла, а надо настроить себя на то, что это мать любимого мужа и бабушка ее любимого ребенка.
Это сложнее, чем сдержать брань.
От их мнения зависит репутация. Так что если есть свидетели, то лучше тоже проводить смягченные и по длинным алгоритмам конфронтации (мягкую и жесткую), чтобы все убедились в том, что вы старались, тогда свидетели будут, скорее, на вашей стороне. Манипуляцией это будет лишь в том случае, если вы по существу не правы и ловчите. А если вы убедились, проведя глубокий нравственно-психологический анализ, что не прав партнер, привлечение свидетелей будет справедливым и не будет манипуляцией. Если же свидетелей нет, а прочие условия не требуют смягчения, можно короче и жестче. Но в случае если свидетели изначально на вашей стороне, то можно сразу короче и жестче. С той самой «леди» (в кавычках), которая «освежала» продаваемую ею зелень, опрыскивая водой изо рта, я поговорил сразу достаточно круто. Заявил об этом во всеуслышание, и возмутилась вся очередь, а подошедший хозяин палатки заверил, что отстранит продавщицу от работы. На следующий день и впоследствии ее я не обнаружил.
Бывает и так, что соотношение сил настолько не в нашу пользу, что проводить жесткую линию — это определенно обречь себя на поражение. Тогда смягчаем или свертываем конфронтацию до уровня декларативного нравственного осуждения и выходим из контакта. Допустим, вам надо ехать в медвежий угол, вы женщина, а таксист увесистый хам, не стоит обострять, одна-две фразы для сохранения достоинства, и достаточно:
— Вы считаете, что превыше всего прибыль, а купцы вот русские считали, что превыше прибыли честь.
наша и партнера... Важно учесть? Ведь вы уже обучены, коль скоро хотя бы прочитали материал предыдущих глав, а он, скорее всего, нет. Значит, вы сильнее, у вас преимущество, поэтому должны относиться к промахам партнера снисходительно. Он в какой-то мере «не ведает, что творит». Им опять же владеет стихия иррациональных эмоций, в то время как обученный нами человек, пусть хоть в какой-то мере, уже сам владеет этой стихией. У того, кто умеет фехтовать шпагой, должна быть иная психология, чем у того, кто умеет только размахивать дубиной. Тот, кто владеет знаниями, — как более развитый человек, — должен быть более гуманным и помочь партнеру справиться с его иррациональными конфликтогенными тенденциями. Значит, с необученным — мягче. Как в шахматах, ему надо дать фору. Однако это при «прочих равных». Если он «необученный», но упорно нападает, надо суметь дезорганизовать в нем эти его антисоциальные тенденции, простимулировать в нем желание пересмотреть свою позицию, подкрепляя неуспехом его экспансивное субъект-объектное отношение к людям.
И вот еще один интересный момент. Как показал в исследовании психолога И. Гуренковой тест Розенцвейга, при обучении оптимальным формам реагирования на конфликтоген в людях растет агрессивность. Это легко понять. Если я не умею постоять за себя, я веду себя психозащитно-трусливо. Умею — веду себя смелее, и во мне разгорается агрессивность. Происходит это все, конечно, на бессознательном уровне. Так вот, если вы почувствовали в себе эту дополнительную агрессивность, происходящую от обученности, боритесь с ней в себе, смягчайте даже «благородный» гнев по отношению к человеку, подавшему вам конфликтоген.
а ваш партнер подвластен. Он имеет меньше воли к сопротивлению, чем тот, кто с вами на равных... Мягче. Ведь авторитарность, сопряженная с властью, — конфликтоген. Следовательно, при реагировании будем учитывать то, что у вас преимущество обладания властью. Аналогично этому реагируем мягче, если у нас более мощный общественный статус, если на нас работает даже честно заработанный авторитет. Это тоже ведь уже власть, только неформальная. А если вы превосходите партнера пусть только в физической силе, при прочих равных, — тоже смягчайте конфронтацию.
Вы торопитесь... предположим, в аэропорт — не до мягких длинных конфронтации. Ажесткая подействует, но если не подействует, то, может быть, на другого таксиста подействует, и мы попадем в аэропорт вовремя. Так что в таких случаях ужесточаем наше сопротивление до предела. До какого предела? Конечно, без оскорблений. Но до того, что сразу четко заявляем, что примем действенные меры по наказанию нарушителя, если он будет упорствовать.
Каждый из предложенных ориентиров берется не по отдельности, а в совокупности. И если по одному ориентиру надо мягче, а по другому жестче, то они как бы нейтрализуют друг друга, и тогда должна выдерживаться некая средняя линия. Не слишком жесткая, не слишком мягкая. Ну а может, и иначе. Ориентиры как бы складываются в один вектор. И по тому ориентиру и по другому надо бы жестче, тогда жесткость удваивается. Или наоборот, и по этому и по тому ориентиру надо бы мягче, тогда и смягчение тоже вдвое. А уж если все ориентиры требуют смягчения, то и вовсе снимается вопрос о конфронтации, даже мягкой.
■ Вот в квартиру к вам приходит долгожданный гость, который сделал много для вашей семьи, ему немало лет, на улице проливной дождь, он промок до нитки, взбудоражен ситуацией... И оказывается, он принес еще и грязи с улицы. Н-н-да... все же конфликтоген.
Но будем ли мы проводить с ним даже мягчайшую конфронтацию? Да нет же, все обычные люди скажут, что не будем. Но эпилептоидный психопат или даже, может, только акцентуант скажет, ну как же, наследил, значит, надо указать. Поэтому-то я и рассматриваю этот случай на занятиях.
Обратимся к варианту, когда все слагаемые — в пользу ужесточения. Работник, получающий приличную по нашим временам зарплату, не выполняет свою работу и при разговоре на тему о причинах манипулятивно говорит, что, мол, что же делать, так получилось. На следующий день повторяется то же самое. И так изо дня в день. Здесь уместна жесткость.
А вот та талантливая постоянно опаздывающая учительница в третьем классе, о которой мы уже упоминали. Дети от нее в восторге, ходят по пятам, она с ними разучивает стихи, остается после уроков позаниматься с отстающими, и в то же время она опаздывает регулярно на уроки, дерзит старшим по возрасту учителям, называя их застойным болотом. Что здесь делать директору, который не хочет с ней расставаться и в то же время должен отрегулировать отношения в коллективе? Вот здесь-то и нужна тончайшая филигранная работа по алгоритмам мягкой конфронтации, жесткой конфронтации и управляемого конфликта.
Провести его самостоятельно труднее, чем тренинг баланса «конфликтогены — синтоны», который мы описывали выше. Но тоже возможно. А если будут трудности, тогда пожалуйте в мою лабораторию-мастерскую практической психологии (телефоны в рекламе в конце книги) и уж там мы со студентами-психологами и с вами проведем этот тренинг по всей форме. Но задача книги дать и самостоятельные возможности человеку или группе людей, которые хотели бы помочь Друг другу.
Мы разработали две основные формы тренинга реагирования на конфликтогены. Одна из них, главная, может быть названа
Раз ролевой, значит, что-то есть от театра. Действительно есть. Есть нежесткий сценарий. Есть участник группы, который играет роль успешно реагирующего на конфликтогены человека. Есть другой человек из группы (или психолог, или приглашенный актер), который играет роль человека, подающего конфликтогены. И есть режиссер. Это группа. Актер-партнер должен как можно более приближенно к действительности, достоверно изобразить типовое поведение представителя определенного круга людей (родитель, жена, муж, директор...). Тренируемый должен провести мягкую конфронтацию, жесткую конфронтацию, управляемый конфликт по тем алгоритмам, которые мы дали выше. Группа оценивает пробу, обсуждает ее, указывает на ошибки, предлагает другие варианты. По лексике, по интонированию, по мимике, жестам, позам. Снова проба, снова обсуждение, снова осознание ошибок, принятие предложений. При этом тренируемый играет далеко не пассивную роль, он сам первый оценивает пробу, критикует ее, сам предлагает новые варианты. И если он затрудняется найти приемлемое решение сам, то в дело вступает группа. Разумеется, человек с опытом, прошедший тренинги у нас, быстрее организует такой процесс самокоррекции, но можно попытаться это сделать и самостоятельно.
Такая ситуация. Муж лежит, жена у плиты. Задается вопрос, кто подал конфликтоген? Типичный ответ даже со стороны мужчин: кон-фликтоген подал муж.
Но надо провести нравствен но-психологический анализ ситуации. А для этого целесообразно выяснить многие детали. Почему лежит, может быть, умер... А ведь не подумали. Ну ладно, это преувеличение. Но, может быть, не умер, но устал смертельно...
Мы даем обычно два варианта этой ситуации.
■ ...Муж и жена работают в школах рядом учителями, одинаковые нагрузки, оба здоровы, детей нет. Нравственно-психологический анализ показывает, что конфликтоген подал муж, не предложив жене разделить поровну кухонные работы.
... Муж — машинист в метро, работает на полторы ставки. Жена — машинистка, у нее ставка, работа на дому. Она высказывает ему претензии за то, что он ей не помогает по кухне. Анализ ситуации приводит к выводу, что конфликтоген подала жена.
Теперь играем... Она подает конфликтоген. Он реагирует. Наоборот, он подал конфликтоген, она реагирует.
Это супруги. А что далекие друг другу люди? Надо получить справку в присутственном месте. А потом средняя степень близости — директор и ближайший подчиненный. А? Ведь не только подчиненный от директора зависит, но и директор от подчиненного. Играем, играйте и вы. Проба, другая, третья, как дубли в кино. И результат: потихоньку в группе чувствуется прогресс. А потом и отточенность! Можно остановиться и на стадии, которую мы характеризуем прижившейся у нас фразой «с горчичкой сойдет». В самом деле, часто даже не слишком тонкая игра, но в жизни уже больше успеха.
Через ролевой тренинг мы стараемся прогнать каждого члена группы. Но если группа большая, то приходится довольствоваться тем, что кто-то активно играет в пробах, а кто-то пассивно наблюдает и принимает участие в обсуждении, предлагает варианты. Надо отметить, что пассивное участие все-таки лучше, чем никакое, человек ведь сопереживает и активен, а если он хочет предложить что-то свое, то ему всегда предоставляется такая возможность, после чего его предложение обсуждается. Кроме того, если группа большая и несколько человек прошли активный тренинг, а другие пронаблюдали этот тренинг многократно, этого достаточно, не имеет даже смысла их прогонять через активный тренинг — теряется элемент новизны. Сказанное относится больше к истероидам, которые легко усваивают новые нужные интонации, жесты, позы; в значительной мере — к гипертимам, эпилептоидам, сензи-тивам, которые, пусть и похуже, но усваивают. А вот менее пластичных шизоидов и психастеноидов лучше потренировать побольше.
Ролевой тренинг хорош тем, что можно проиграть любые ситуации, весь набор встречающихся в жизни этого конкретного человека конфликтных хитросплетений. Но этого не нужно. Достаточно того, что происходит отработка формы, а ее можно наполнить любым содержанием. Происходит перенос. Отработав мягкую конфронтацию с несправедливо ленивым мужем, женщина сможет провести ее правильно и в отношении своей авторитарной мамы. Почувствовав в горле бархатистую вальяжность при жесткой конфронтации с мелким чиновником, даже шизоид сможет воспроизвести ее при разговоре и с проводником вагона, и в приемной замминистра.
Мы и подчеркиваем, что отрабатываем форму реагирования на конфликтоген. И один из элементов формы — найти содержание.
В ролевом тренинге есть и недостатки. Все же это не реальная ситуация. Здесь нет той ответственности, что в жизни, здесь больше прав на ошибку. А как в жизни? Это пока остается за кадром.
Поэтому мы сочинили еще
Полевой — это как? А это как в геологии, только у нас «поле» — это поле деятельности в живой жизни.
Выйдя в город вдвоем-втроем, сесть в такси и попросить таксиста повезти вас на короткое расстояние. Ваше право, но попробуйте им воспользоваться. Или попробуйте поговорить с человеком, который хочет что-то взять без очереди.
«Полевой» — еще и потому, что рифмуется с «ролевой». Получается ролевой и полевой тренинг. И запоминать легче, и по сути они близки. Дополняют друг друга. Ведь в полевом тренинге есть группа (группа поддержки), та или часть той, в которой проходил ролевой тренинг. Есть и элемент розыгрыша — это тоже похоже. В полевом тренинге сразу коррекция, как и в ролевом, в виде товарищеской помощи, ведь если ты не нашелся, то, как и в ролевом тренинге, друг сменит тебя; а пока ты перегруппировываешь мысли, работает коллективный разум, происходит мозговой штурм ситуации.
По поводу наших полевых тренингов мы с Козловым даже в фельетон попали; был он напечатан в «Московском комсомольце». Это было где-то году в девяностом.
Помните, когда шла речь о базарчике, на который клали штрафы за провинность в образе какого-то конфликтогенчика и с которого награждали за синтоны, ситуация была жизнью. Там шла реальная совместная деятельность (дискуссия, чаепитие и что-то там еще, головоломки решали вместе). И коррекция происходила «здесь и теперь», вслед за первично поданным ко нфли кто геном или фальшивым синтоном. К слову, в полевом тренинге и отчасти в ролевом тоже действует принцип «здесь и теперь». Но его, этот принцип, не надо возводить в абсолют, как это иногда происходит в среде психологов. Ведь нельзя здесь и теперь пропустить через себя все жизненные ситуации, а научиться их проживать надо все. Ну, подсобит ролевой тренинг, но жизнь есть жизнь, она нет-нет да и подбросит что-то такое, что и не придумаешь нарочно, вот и произойдет проба пера.
А как произойдет это там, в миру, мы здесь, в скиту, расскажем, послушаем, обдумаем, обсудим, а потом там, в миру, еще раз попробуем себя повести правильно уже после обсуждения. Это мы из Достоевского взяли: «в скиту», «в миру». В «Братьях Карамазовых» старец Зосима в скиту обсуждал, что и как происходило в миру. Образ у нас прижился и стал работать. Так что и в книге мы его будем в меру эксплуатировать.
Так вот, диалектика «в скиту — в миру» важна для тренинга. И не стоит ее отбрасывать. А это, получается, «там и тогда», а не «здесь и теперь». Все должно сочетаться и взаимодействовать. Только все
в сочетании дадут полновесный единый тренинг. Каждый дополнит другой и дополнится другими. Поэтому лучше комплексность, системность. Повторим сейчас кратко плюсы и минусы каждого способа.
• «Базарчик». Плюсы. Реальная жизнь. Коррекция — сразу. Минусы. Нельзя проиграть все ситуации.
• «Там и тогда». Плюсы. Реальная жизнь. Проигрываются в конце концов все ситуации. Минусы. Жизненные ситуации проигрываются не концентрированно, а как бы в розницу. Коррекция — «отставленная» во времени, только по памяти, по рассказу.
• Ролевой тренинг. Плюсы. Концентрированно проигрываются нужные сюжеты. Коррекция сразу, а не по рассказу. Минусы. Все-таки это не живая реальность.
• Полевой тренинг. Плюсы. Живая реальность. Коррекция сразу. Минусы. Не все ситуации. Коррекция в условиях, диктуемых ситуацией.
Каждый из способов тяготеет к чему-то своему. Штрафами, которые применяются при организации реальной деятельности типа дискуссии на политическую тему и кладутся на базарчик, можно ведь тренировать и реагирование на конфликтогены, а не только изъятие первичных конфликтогенов. То есть к ролевому тренингу можно добавить и штрафы. У нас это не привилось, так как ролевой тренинг сам по себе достаточно насыщен действием, и то, что группа отвергает вариант, предложенный тренируемым, а потом предлагает другой, уже само по себе серьезный штраф. Так что штрафы остаются только в одном виде тренинга («базарчик»).
«Там и тогда» используется и для первичного коммуникативного поведения, и для реагирования на конфликтогены. Ролевой и полевой тренинг, конечно, можно было бы и туда, и туда. Но как-то мы его больше используем для обучения реагированию.
Для «проращивания» первичных конфликтогенов лучше организовать реальную деятельность, а не разыгрывать сцены. Тем более выходить куда-то в город в поисках ситуаций для проращивания конфликтогенов — избыточно, можно их «прорастить» и в дискуссии на острую политическую тему. И не будем же мы сразу при непосвященных людях штрафовать себя за наши конфликтогены.
Стратегия коммуникативного поведения
Высший пилотаж — это не выиграть конфликт. Вспомним, мы уже в середине говорили, что, выиграв конфликт, не стоит разыгрывать роль победителя. Высший пилотаж — это привести «нечестивца» к старцу Зосиме в скит, чтобы он оттуда вышел в мир с миром, с обновленной душой и чтобы он сам приводил потом в скит других «нечестивцев». Для меня Зосима — собирательный образ практического психолога. Аи да идеалист же я опять. Психологией переделывать мир. Нет, не идеалист, а идеалист-прагматик. Разберемся. В моем психотерапевтическом кабинете висит лозунг:
ЗДОРОВЫМ МОЖЕТ БЫТЬ ТОЛЬКО ДОБРЫЙ.
Хотите быть здоровыми — будьте ими. Будете злыми, вас будут ненавидеть, вы будете ожидать ударов со всех сторон, страшиться их, а это психоневроз и соматоневроз с дальнейшим переходом в соматические заболевания. Одним из злодеяний является корыстный обман. Но ведь если обманете, вам не поверят больше, а значит, утеряете нормальные возможности экономического процветания, надо будет судорожно искать, кого бы еще обмануть, но крут обманутых быстро расширяется, и они, обманутые, окружат вас недоверием, вот роскошь-то. А недоверие породит в вас комплекс неполноценности, а комплекс — невроз, а дальше — психосоматику. А здоровыми и богатыми лучше быть, чем больными и бедными. Кто же этого не знает. Так что давайте лучше объясним это им, они и поймут, и это прагматизм высшего идеалистического толка.
Я за деньгами не гонюсь, особенно за маленькими, как часто это делают другие. Это невыгодно. Выгодно работать много, бесплатно и увлеченно, ты становишься мастером, и тебе люди сами дают заказы и платят хорошие деньги, лишь бы согласился. И этот идеализм, как видите, прагматичен.
Так что прагматик, не будучи идеалистом, если ему растолковать, станет идеалистом-прагматиком. И придет в скит. И для этого не нужна слепая и непонятная вера в наполненного противоречиями Бога, а нужна только нормальная вера в себя, в свои силы. Ты можешь жить за свой счет, дарить людям излишки своего творчества, защищать слабых... (все это есть самоактуализация)... И люди тебе возвратят десять процентов, и ты будешь счастлив сознанием своей силы и этими благодарственными десятью процентами в виде памятника за открытие генетики или «бюста на родине героя».
Итак, сначала самоактуализация и синтоны, синтоны, синтоны в процессе общения (тоже самоактуализация, только в суженно коммуникативном процессе). Почему три раза синтоны?.. Ну как же... сначала синтоны первичные, сами по себе. Потом синтоны в ответ на синтоны партнера. Потом синтоны в ответ на простительные, допустимые конфликтогенчики, если все складывается в пользу смягчения нашей реакции. И только потом, если со стороны партнера идут в наш адрес сплошные конфликтогены, — только потом сопротивление: МК, ЖК, УК (мягкая конфронтация, жесткая конфронтация, управляемый конфликт), а потом смягчение общения, и снова мы хорошие.
Смягчение — это так: после проведения управляемого конфликта, если партнер уступил, мы продолжаем общаться с ним короткое время жестковато (но это уже не конфронтация): голос остается металлическим или вальяжным, можно допустить укор, что, мол, не надо было доводить до обострения, нет синтонов, взор как в жесткой конфронтации по контуру лица и часто в глаза и т. д. А потом... еще большее смягчение. Укоры мягче, появляются синтоны в адрес партнера. А потом и вовсе только синтоны. И самоактуализация. И привести в скит, то есть помочь человеку по большому счету. Вот это высший пилотаж при проведении конфликта. А выиграть конфликт и издать победный крик, — смотри, как я тебя придавил, — это манипуляция, не более того. И снова стихия владеет вами, а не вы владеете стихией. Составим сводную схему стратегии коммуникативного поведения (рис. 11). При проведении занятий по психотехнике общения социальными педагогами и практическими психологами она войдет в психологический инструментарий. Ее тоже можно увеличить и повесить на стенку в виде плаката. При этом для теоретических занятий схема может быть
в развернутом виде. А для тренингов — в свернутом (схема-напоминание) (рис. 12).
Не надо думать, что нам все время придется в одном и том же месте проводить конфронтации и управляемый конфликт. Нарушитель вас запомнит, поймет, что и в следующий раз вы не уступите ему, и не пойдет на нарушение. Так что в той палатке, где вы один раз добились, чтобы с вас не брали «полиэтиленовый налог», его с вас не будут брать и дальше. Но позаботимся не только о себе, но и о пенсионерах и до-
бьемся от этой палатки законопослушания. И так везде. Конечно, какое-то количество конфронтации придется провести со случайными палатками. Хотите уступить им в их нарушениях? Дело ваше. Наведите порядок хотя бы в своем микрорайоне. Но я бы не стал пропускать и случайных палаток. Во-первых, потренируетесь. Потренируете свидетелей. Они же услышат и поймут и свои права, и средства защиты. Кроме того, удружите своей совести. Я не пропускаю и нарушений в адрес других людей, вступаюсь за их права. Этого требует самоактуализация. И она же требует обучить весь народ правильной психотехнике в дополнение к знаниям законов и своего естественного права, еще не оформленного в закон.
Ну а если нарушитель не уступил? — слышу каверзный вопрос. Вот если не уступил, а нарушение со стороны партнера существенное — тогда «вечный бой» с несправедливостью. Если мы хотим быть людьми, надо пройти все инстанции, а последнюю, от которой зависит издание законов и их исполнение, возможно, надо поменять. Демократическим, ненасильственным путем. Но это мы уже вышли за рамки психотехники общения в область политической психологии. Это — на потом. И если угодно, это еще более высокий пилотаж.
Вот мы говорили долго-долго о том, что необходимо располагать к себе людей, долой конфликтогены, да здравствуют синтоны, уметь мягко уладить начинающуюся ссору. Ну а как быть, если и поссориться-то не с кем, если и рад бы послать синтон, но ответят только стены... бездушным эхом — вот и все общение... Как быть, если даже только иногда испытываешь чувство одиночества... И не то чтобы совсем никого не было рядом. Просто, хочется «настоящей большой любви». Но нет того, своего, интересного, желанного, взлелеянного в грезах. Вы не можете никак его встретить в своем кругу. Судьба не так добра к вам, как вы того заслуживаете. По крайней мере, вам так кажется. Возможно, вы себя переоцениваете, но как об этом узнать? Может быть, он проходит по противоположной стороне улицы и мечтает о вас, но тоже стесняется подойти, а вы ему, наверное, понравились бы. Вот если бы нашелся добрый гений и как-то познакомил. Тогда, по крайней мере, если отказ, то я бы узнала об этом. И в следующий раз согласилась на знакомство с кем-нибудь и не таким уж престижным. Но пока кажется, что он, этот престижный, недоступен не в принципе, а из-за разделяющей нас стеклянной стены...
Ну так что же? Может быть, имеет смысл разбить эту стену между мною и всеми людьми? И научиться входить в контакт с незнакомыми так же легко и непринужденно, как это делают совсем маленькие дети... И любимые наши друзья — собаки и кошки?
Это в принципе можно, потому что стеклянные стены стеснительности и отчуждения сотворил именно человек. Значит, человеческими же, психологическими средствами это может быть изменено.
Причем все, что мы говорили, в равной степени касается и мужчин и женщин. Мы и начали говорить о женщине, потому что это непривычно, но не невозможно. Но как этому научиться? Знакомство в случайной обстановке — коварная проблема. Очень острая.
В связи с тем что естественно складывающихся кругов общения и усилий друзей для завязывания новых контактов не хватает, появляются службы знакомств. Худо-бедно, людям они помогают. Однако многим трудно обращаться туда. Страдает достоинство. Я думаю, надо изменить отношение большинства к службам знакомств, ведь находим же мы по объявлению репетиторов, тоже ведь человеческие отношения завязываются. Впрочем, дело не только в человеке, надо совершенствовать и сами службы. В безвременье всеобщей коммерциализации свои «услуги» по знакомству предлагают люди психологически безграмотные, которые часто наносят душевные травмы или попросту обманывают. Службой знакомств должны заниматься практические психологи. Но... можно и вообще обойтись без нее. Можно научиться знакомиться самостоятельно. Без посредников.
спросит кто-нибудь из блюстителей.
Нравствен но-нравственно! Вслед за писателем Л. Жуховицким провозгласим: да здравствует день знакомств, который бывал бы 365 дней в году! Но откуда взялись запреты? Они были понятны в прошлом, когда Наташа Ростова могла познакомиться на балу с Андреем Болконским, но вряд ли мыслимо было такое с разночинцем на улице. Только свой круг, свое сословие... А вот более вольный уже американский поэт Уолт Уитмен в «Листьях травы» возражает против таких запретов.
Первый прохожий, если ты,
проходя, захочешь заговорить
со мною, почему бы тебе
не заговорить со мною,
почему бы и мне не начать
разговора с тобой ?
Бытует мнение, что знакомство в случайной обстановке хуже, чем знакомство по работе или по месту жительства, именно потому, что оно случайно и мы человека знаем мало. Но ведь никто не мешает, познакомившись в кино или на выставке, узнать друг друга глубже, прежде чем вступать в брак. А с другой стороны, более тонкий выбор может быть осуществлен при «просеивании» большего числа людей, чем то, которое встречается в облегченной обстановке, способствующей знакомству. Поток людей на улице включает все возможные варианты внешности и психического склада личности.
Конечно, познакомившись в кино или театре и обменявшись координатами, не надо сразу приглашать в загс. Или даже только (а для кого-то тем более) в постель. Но этого не надо делать и при знакомстве на работе или по месту жительства. Постепенное духовно-душевное сближение, а потом уж и сексуальное вызывает больше доверия и у женщины, и у мужчины. Ну, итак — знакомимся?
сделать без сторонней помощи даже тем людям, которые более или менее успешно общаются в своей среде? А вот почему. Подойти с предпожением познакомиться означает с большой степенью вероятности получить отказ, который больно бьет по самолюбию. А если все произо-шло на глазах у других, пережить это еще тяжелее.
К слову, здесь возникает вопрос об этике и этикете отказа. Вот она дернула плечиком, вздернула носик, сопроводив это пренебрежительным «пустое...». А потом сама будет, жалея себя до слез, смотреть на молодого человека, который подходит ей, да не подходит к ней, потому что он получил уже такую психическую травму от другой. Каковы мотивы такого девичьего хамства? Они в желании самовозвышения за счет унижения другого. Я высоконравственная, не знакомлюсь на улице, я не «уличная девка», а вот ты уличный приставала. Или: я не хочу знакомиться именно с тобой, ты мне не пара. Осознаем это и откажемся от таких низкопробных форм психологической защиты. Ну, не нравится человек. Скажите вежливо, что при других обстоятельствах вы охотно завязали бы знакомство, но сейчас — что же поделаешь? — вас ждет любимый. Вы не хотите доставлять ему тревог. У человека, предлагающего вам познакомиться, не будет горечи раздавленного самолюбия. Останется надежда, что в другой раз он встретит девушку, не связанную отношениями. Не будет и неуклюжих и неприличных приставаний, идущих чаще всего от защиты собственного достоинства. Конечно, ему будет грустно, но «грустно и легко», и «печаль» его будет «светла».
Иногда человек как будто и нравится внешне, но так неуклюже предлагает общение, что ставит вас в неловкое положение перед окружающими. И у вас возникает рефлекторное движение «ОТ». Стоит ли сразу поддаваться этому? Ведь, скорее всего, он тяжким усилием воли преодолел себя и нахальством «восполнил» неумение. Но неумелый — не значит плохой. Может быть, именно своей неуклюжестью он и мил. Ну так помогите ему! Поговорите немножко. Скажите с сомнением: «Да? Вы считаете, что это удобно? Ну что ж, давайте поболтаем. В нашем кинотеатре идет какой-то зарубежный фильм, забыла название. Вы не видели афишу?» И дальше становится ясно: человек хороший и интересный. С какой же стати отказываться от контакта?
А вы, свидетели трудных подвигов по преодолению стеснительности, проявите чуточку понимания и такта, отведите взгляд в сторону.
■ А то однажды я услышал такой комментирующий диалог:
— Спорим, она его пошлет...
— Да она ему не очень-то и нужна...
Вот так не надо.
Чаще всего молодой человек пытается завести знакомство путем простого взлома запрета... «Даже если окружающие осудят, а она откажет, все равно не сдамся!» Нахальство, увы, или, может быть, к счастью, иногда помогает, как отмечает правильно все тот же глубокий исследователь молодежной психологии Л. Жуховицкий. Но нахальство не стоит культивировать. Во-первых, потому что оно нахальство. А во-вторых, потому что помогает оно не всегда. Ту, которая нравится, нахальство может и отпугнуть. А главное, если она нравится, то быть нахальным труднее. А вот сдаваться действительно не надо. Ведь люди, которые во все глаза глядят, — они из тех, кто и в замочную скважину подглядывает... Что на них внимание обращать... Ну а она? Если вы не понравились — поймем и не обидимся, не можем же мы нравиться всем. А если понравились, но отказывается от контакта, страшится самоосуждения или осуждения — все равно простим. Но и девушка, принимая или отвергая (но отвергая тонко, необидно) притязания молодого человека, тоже пусть прислушивается к своему внутреннему голосу, а не к нахальным же обывателям.
Главное, однако, к своему «не сдамся» приложить прежде всего филигранное умение заводить беседу на темы, «дозволенные» между незнакомыми людьми. Итак,
Всегда уместно предложить помощь, если человек в ней нуждается. Настойчиво ищите подходящий повод. Вот в автобусе девушка достает билет, чтобы прокомпостировать. До компостера далековато. Не дожидайтесь, пока она попросит прокомпостировать, может попросить
и не вас, и вы упустите шанс. Протяните руку, а получив билет, не передавайте его другому, а прокомпостируйте сами. Такая услуга будет всегда оправданна и доброжелательно воспринята.
Кстати, если вы до того оказали помощь другому, более нуждающемуся в ней человеку, то предложение помощи вашему избраннику (избраннице) будет воспринято
более естественно. Например, мужчина помогает выйти из автобуса старушке, а потом подает руку выходящей вслед молодой даме. Только доброта должна быть не показушной, а всамделишной, и тогда человек поверит в нее и в отношении себя. То есть я хочу сказать, что надо подавать руку старушке всегда, даже если около нее нет вожделенного лакомого кусочка.
Надо приучить себя сеять вокруг добро, хотя бы в тех случаях, когда это не требует больших усилий.
Оправданна и просьба о помощи. Вам трудно сориентироваться в транспортной схеме, вы не уверены, стоит ли тратить время на просмотр этого спектакля. Отказ от контакта при таком обращении был бы воспринят любым человеком как невежливость. И поэтому в определенных рамках на контакт пойдет любой. А человек, который готов с вами познакомиться, ответит на все ваши вопросы и окажет посильную помощь с радостью.
Между двумя незнакомыми людьми может возникнуть и разговор как бы ни о чем... Один:
— Да, погодка вроде бы настраивается... Другой:
— Да, вроде бы настраивается...
И если этот другой готов к диалогу, то поддерживает его активно.
Итак, ясно, санкционируются окружающими обращение за помощью, предложение помощи и оправданный ситуацией «разговор ни о чем». В эти три группы можно уложить бесчисленное множество поводов для вступления в первичный контакт, вряд ли их все можно даже каталогизировать, а не то чтобы описать в книге. Но все же имеет смысл увеличить количество примеров, чтобы человек, живущий в клетке, прутья которой отделяют его от других живых людей (так выразился один мой бывший застенчивый), смог бы протиснуться к ним хотя бы в нескольких местах этой наводящей ужас клетки. С другой стороны, чем больше конкретных способов осознано, тем больше вероятность переноса.
Вот вы в универмаге, в отделе мужской галантереи, выбираете папе подарок и сомневаетесь, подойдет ли ему вот этот модный галстук. И, советуясь вслух с подругой, говорите:
— Давай попросим какого-нибудь респектабельного господина приложить этот галстук и посмотрим, как это будет выглядеть на живом человеке.
И, поискав глазами доброе лицо, но обязательно именно «поискав», вы «останавливаете свой выбор» на том, кого уже раньше заприметили.
— Не будете ли вы так добры, вы немного похожи на моего папу... И возможно, завяжется знакомство.
А вот почти пустой вагон электрички. Как садятся люди, входящие в него? Каждый старается занять отдельное купе, но не для того ведь, чтобы чувствовать себя хозяином этих апартаментов, а для того, чтобы не подумали, что он навязывает свое общество. Но вот вы входите и, поискав глазами доброе лицо, у кого бы спросить, — а это оказывается он, — усаживаясь в этом же купе напротив него, спрашиваете, останавливается ли этот поезд в Люберцах.
Здесь и дальше мы заботимся о том, чтобы все было естественным. Поискав глазами доброе лицо... Что это, для чего это? А вот для чего. Это значит, что вам вроде бы действительно нужна информация и что вы могли бы обратиться и к другим людям, а не только к этому человеку. Значит, вы уже «не вяжетесь», а действительно нуждаетесь в помощи, которую могут оказать и другие. Но в то же время помощи лучше искать у хорошего человека, поэтому, обратившись к нему, вы тем самым даете понять, что расцениваете его именно как такого человека. Это уже синтонно, и человек охотнее даже идет на контакт.
А вот вы зафиксировали в уме словосочетание «усаживаясь... спрашиваете»? Ведь можно спросить, не усаживаясь. Но тогда после получения ответа топайте себе в другое купе... Уселись, расположились... и после этого спрашиваете? А что это вы уселись в купе рядом со мной, когда есть много других свободных мест, а потом еще и в разговор? Так вот это «усаживаясь, спрашиваете» и спасает дело. Я начал усаживаться, одновременно задавая вопрос. Если эта электричка не останавливается в Люберцах, я готов тотчас же сорваться и выбежать из нее. Но уж если в Люберцах электричка останавливается, то не буду же срываться с места и пересаживаться на другое. Я оправдан в том, что остался.
Хорошее подспорье — сводная киноафиша или театральная касса. И там и там вы должны выбирать, куда пойти. Очень легко спросить, что за кинофильм, режиссер, как добраться именно до этого кинотеатра.
А гостиница: какие развлечения готовят нам, что вообще есть интересного в этой местности, нет ли иголки с ниткой. Однажды молодой приятный мужик с тоской смотрел вслед удаляющемуся по гостиничному коридору «прелестному халатику», в сердцах махнул рукой и собрался было уже идти в свою конуру, проклиная свою одинокую собачью жизнь.
■ Я увидел, в какую комнату зашел халатик. Подошел к мужику:
— Тяжело, старик?
— Ох, тяжело, старик.
— На, смотри, — сказал я, взял его за пуговицу костюма и резким движением оторвал, — пойдем.
Стучу в номер, халатик открывает с чудесной открытой улыбкой.
— Мой приятель, — говорю, — только что случайно с досады оторвал пуговицу, нет ли у вас нитки с иголкой?
Нитка оказалась, а за иголкой она сбегала в соседний номер к подруге, пуговицу пришила сама, заявив, что ее зовут Люся.
Пансионат, турбаза — это еще легче. Там столовая. Но не только столик объединяет, на других столиках может быть нужная и отсутствующая у вас соль. Закончился чай в их чайнике — подсуетитесь, налейте из своего. Мужчины играют в шахматы, вы подходите, наблюдаете, просите прокомментировать, поучить вас. Одна моя студентка рассказала, что подошла к ребятам, которые пилили дрова, и попросила научить пилить (она девочка была достаточно хрупкая, субтильная). Юноши восприняли это с улыбкой, но контакт состоялся. Я уже не говорю о волейболе.
Пляж-пляж. О, тут — шахматы, карты, книги, ракетки, мяч, вода для питья, тент, зонт, сводка погоды, плавательный круг, в кругу поиграть в мяч — все может послужить поводом предложить, попросить. и вы в контакте.
А одна симпатичная «очкарик», маявшаяся от одиночества, стала кататься в метро со сломанными очками. Садится недалеко от приличного молодого человека, степенно достает книгу, раскрывает, достает очешник, вынимает очки, и — ах! — дужка отвалилась. Посмотрела налево — далеко. Посмотрела направо — о, молодой человек, технарь, сидит за полметра от нее:
— Простите, пожалуйста, тут вот техническая неисправность.
На эту наживку девушка не только нашла себе любимого, но и выдала замуж и свою менее интересную старшую сестру.
Стоите вы в очереди, хоть за продуктами, хоть за выпиской в Бюро технической инвентаризации, делать-то нечего, а вы — рядышком и долго стоите. Или даже сидите. Ну так ведь все условия для первичного контакта. Начните с того, что вот, мол, очереди, тяжко, когда же все кончится... Но не застревайте на этом долго, нытики не пользуются успехом, переходите на рассказ о своей фирме, спросите, чем занимается тот, с кем вы хотите познакомиться, если это не коммерческая тайна.
А вот она читает книгу, а вы сидите рядом и тоже читаете... ее книгу. Она это видит, не реагирует, но в то же время отфиксировала, она немножко даже ждет, пока вы дочитаете страницу, и только после этого ее переворачивает, все, разумеется, на полутонах... А тут вдруг не поняла, что и вы читаете ее страницу, перевернула. Незамедлительно:
— Ой, а я не успел дочитать страницу.
Насчет прилично-неприлично... Ну не воруете же вы и не читаете чужое письмо. Хотя да, есть немного от нарушения этикета, но нарушения с намеком на какую-то внутреннюю духовно-душевную связь, ведь вы заинтересовались именно тем, чем интересуется она. Чаще всего в таких случаях доброжелательная улыбка, и дальше — дело техники. И сами вы можете рассматривать что-нибудь интересное, юмористическое, с иллюстрациями, которые привлекают взор, тогда и к вам будут заглядывать. Народные гулянья в праздники — сам Бог велел, «плодитесь и размножайтесь». «А что тут интересненького?» И вам рассказывают, а потом представляются.
Вокзалы и аэропорты... — расписание, задержки, который час, подержать очередь...
И на худой конец: как пройти-проехать. Этот повод всегда в запасе. Останавливайте и спрашивайте. А хоть и «Простите, который час?».
Все это — в обход заскорузлых психозащит!
Давайте, впрочем, не исключать полностью и метод взлома — если вы смелее и не забоитесь вероятных щелчков по носу. Его к тому же можно смягчить юмором. Представим, что вы вошли в ту же электричку:
— Прошу прощения, мисс, далеко ли до Лос-Анджелеса? И если она в ладах с юмором, то ответит чем-то наподобие:
— Наверное, километров двенадцать... тысяч, имеется в виду. Но не пугайтесь, мы же на электричке...
А если не удалось и она фыркнула или холодно сказала что-то типа: «Ваши шутки неуместны», то с юмором же выйти из несостоявшегося контакта:
— Большое спасибо, но мне, в сущности, все равно, я ведь на велосипеде...
Но зачем в принципе так резвиться? Ведь неудача все-таки более вероятна. А что касается юмора, то его можно использовать в дальнейшем для развлечения в процессе углубляющегося контакта.
Ну, ладно, ладно, вот вошли мы оправданно или менее оправданно в первичный контакт, — задают обычно вопрос нетерпеливые слушатели, — дальше-то что? Как довести до знакомства?
Дальше чуть труднее, но только чуть, не бойтесь... Во-первых, если есть такая возможность, надо
и временно выйти из контакта, с тем чтобы восстановить его через некоторое время. Но ведь есть опасность и утратить его вовсе. Вот если такая опасность действительно реальна, не стоит рисковать. Например, человек идет навстречу вам, вы остановили его, спросили, «как пройти, как проехать», разойдетесь — и конец. Тогда обойдемся без демонстрации ненавязчивости. Но много и других ситуаций.
Если вы сидите в одном купе или стоите в одной очереди, можно просто как бы закончить разговор, заняться чтением или продолжить обсуждать тему, которую вы было начали с приятелем. А потом, спохватившись — вы не уточнили что-то важное в беседе с той, которая вам так подробно все объяснила, — снова обратиться к ней. В вагоне метро на станции «Молодежная» вы спросили, как добраться до «Речного вокзала», вам объяснили, на схеме показали. Вы, сказав вежливое «спасибо», вновь якобы погрузились в свою газетную статью, а потом у вас возник вопрос, а можно ли добраться с другими пересадками, в центре, а не по кольцу, и вы вновь задаете ей вопрос с уточнением.
Или еще радикальнее. Вы вообще уходите оттуда, где произошел первичный контакт, конечно предполагая высокую вероятность новой встречи. Во время поездки в автобусе вы получили информацию о том, что в интересующем вас магазине у метро перерыв с часу до двух. Вежливое теплое «спасибо». Вежливо-теплое: «Ну, что вы, не стоит». Вы снова заговорили со своей подругой о своих безделицах, а потом — все же в основном едут до метро — вы выходите, и вместе с вами выходит ваш «благодетель». Тут возможно продолжение контакта. Взглянув на него и уловив ответный взгляд:
— Ой, а вон в том магазине не знаете, когда перерыв?
Благодетель-информатор говорит вам с заискивающей улыбкой, что тоже с часу до двух, и направляется в метро. Делать нечего, вы тоже — в метро и говорите, как бы оправдываясь, что в магазин придется зайти на обратном пути, сейчас половина второго, скорее всего, я не успею...
Зачем все эти сложности?.. Ой, как они важны, эти мелочи! Если вы вышли из контакта, это значит, что вы ненавязчивы, не стараетесь познакомиться, вы просто свободный человек в свободном мире, легко общаетесь, получая от этого радость и информацию. И повторный контакт — тому подтверждение.
Если в человека вцепились мертвой хваткой — это пугает. А если проявляется ненавязчивость, это успокаивает, укрепляет доверие: «не знакомятся», не цепляются, а просто естественный разговор, случайность, разговорились по какому-то поводу, интересно беседуете, дальше непроизвольное знакомство не противопоказано. Проявление ненавязчивости «умиротворяет» и находящихся рядышком моралистов, которые часто мешают осуждающими взглядами.
Особенно имеет смысл проявить ненавязчивость, если повторные встречи неизбежны. Вы работаете вместе с ним на одном предприятии, ходите обедать в одну столовую. Танцевать — в одну дискотеку. Со мной был случай, когда одна дама просто ездила на работу в одно и то же время в троллейбусе... Контакт по поводу ее тяжелых сумок (помог ей войти и выйти из троллейбуса); а потом, когда повторно встретились, раскланялись; встречаясь впредь, о чем-то говорили; и через некоторое время возникла необходимость обменяться телефонами, сложился деловой контакт.
Возникает вопрос: а если невтерпеж... Ничего, потерпите, меньше шансов на отказ, а вам ведь не на одну минуту нужен этот человек.
Проявление ненавязчивости может быть и в том, что на протяжении длительного времени, пока идет разговор, вы не спрашиваете, как зовут собеседника, и не говорите своего имени. Просто разговариваете, как птичка поет.
Понятно, что мы выходим из контакта не просто так, а для того, чтобы вступить в
Это делается точно так же, как и в первый раз. Ищете повод и используете его. Но повторный контакт легче именно тем, что повторный. В сущности, вы уже в контакте, который только продолжается. Тем более что если вы еще раз обращаетесь, то, значит, в первый раз вам дали синтонные посылы. Тема может быть уже другая. Вот в электричке вы получили фразу, пусть с дежурной, но улыбкой, что да, в Люберцах останавливается. Вы сказали теплое: «Ой, большое спасибо, а то один раз сел не в ту электричку, и пришлось добираться на перекладных». Вы перевели дух, уселись, вынули журнал, углубились в чтение, усыпили бдительность юной дамы, с которой собираетесь познакомиться, а потом перелистнули страницы и начали разгадывать кроссворд. Шевелите губами (даже не полушепот), пытаясь прикинуть варианты. И — «о ужас!» — в двух узлах кроссворда ничего не получается. Тогда вы, сначала осторожно глядя на плечо своей будущей приятельницы, переведите раздумчиво взор на ее глаза, и когда она перехватит ваш взгляд:
— Злой попался кроссворд, вы мне уже раз помогли, может быть, и здесь поможете?
Повторный контакт уже не стоит прерывать для демонстрации ненавязчивости (чувство меры), но надо постараться придать ему характер непринужденной, спокойной беседы на
Тем, естественно-интересных для обоих, очень много, но как их ввести в разговор? Как переходить на новые темы? Опыт наших психологических тренингов в «Маленьком принце» показывает, что это наиболее трудная задача. И совет здесь такой. Надо скакать по ассоциациям. Психология выделяет ассоциации между словами, понятиями, фразами, положениями, ситуациями, — по сходству и по смежности. Говорим о Никите Михалкове, он режиссер. Переходим к Тарковскому — тоже режиссер. Это по сходству. А если от Михалкова к Богатыреву, на том основании, что второй у первого снимался в фильме «Свой среди чужих, чужой среди своих», то вот вам ассоциация по смежности. Главное, что мы получаем возможность свободного течения от темы к теме. С Михалкова — на Богатырева, с Богатырева — на Миронова (оба «сгорели на сцене»), с них — на трудную жизнь актеров в искусстве, с искусства на науку; а искусство и наука сейчас испытывают финансовые трудности, так что с финансовых трудностей — на удачливых бизнесменов.
■ Ну а если не знаешь, с чего начать?
Можно оглядеться... Тряхнуло в автобусе.
— Мэр обещал починить дороги.
С мэра на президента, с президента на Думу, с Думы на царя, с царя на князей, с князей на...
И дальше мы должны нащупать
то есть такие темы, которые затрагивают личность более существенно. Например, девушка занимается в музыкальном училище, а вы дома слушаете записи классической музыки и ходите на концерты в филармонию. Чаще всего это профессия или хобби. Переход на эти темы можно произвести с использованием все тех же ассоциаций.
Но и эти темы, которые потом могут составлять предмет бесконечных разговоров по душам, здесь нам нужны не сами по себе, а для того, чтобы благодаря им искусно и безыскусственно (ассоциации, ассоциации!) перейти на
Общее дело в дальнейшем требует контактов. А дальнейшие контакты требуют знания имен, телефонов, адресов, договоров о встречах... При этом прелесть в том, что приличия соблюдены. Благодаря тому что подменены мотивы. Что такое, — запротестуют некоторые психологи-гуманисты, — вы призываете к манипуляции! Да, действительно, прикрытие, но чтобы ни тому, ни другому не потерять свое лицо на первых порах, пока они не признались друг другу в любви. Это гуманно — соблюсти приличия, хотя, конечно, не аутентично, нет пока полной искренности, но она проявится потом, не страшно. И это не манипуляция, потому что никому не нанесен ущерб, все в выигрыше.
Итак, около киноафиши...
ОН: Извините, ради бога, вам не встретились фильмы Тарковского в афише, а то мне нужно в школе организовать их обсуждение?
ОНА: Да, что-то попадалось, а, вот как раз «Зеркало», а тут еще и «Солярис». А вам самому Тарковский интересен?
ОН: Ну, как более понятный, мне больше нравится «Андрей Рублев», но это уже классика, «Зеркало» — тоже, просто надо знать символику, например, вот птица вылетает — так это душа умирающего, мне и самому это однажды объяснил один киновед.
ОНА: Где же возьмешь киноведа на каждый фильм...
ОН: А у нас как раз киноклуб по пятницам, вот и детям он будет читать. Может быть, придете?
ОНА: Так запросто?
Стоп. Вот то, что нам сейчас и надо. Это и есть общее дело. Она хочет пойти в киноклуб, он хочет ее туда привести. Теперь дело даже не психотехники — все потечет своим чередом. Они обменяются телефонами, договорятся о встрече, она придет в киноклуб, и happy end — свадьба.
Ну, давайте проиграем еще пару сюжетов.
Он у той же киноафиши говорит об интересе к фильмам Тарковского, она живет около кинотеатра, где идет ретроспективный показ его фильмов. Он просит ее узнать время сеансов, он ей позвонит. Они перезваниваются, он говорит: а не пойти ли нам вместе. Отчего же не пойти? Happy end.
Продолжим разговор в электричке. Порешали вместе кроссворд. Если сразу вы сели напротив, то для динамики можно повернуть кроссворд к ней и показать строчку, в которую должно вписаться слово, но неудобно так смотреть, далеко, вы можете на пять секунд пересесть на ее сторону, показать строчку, вставить слово и... коснуться невзначай своим рукавом (не руками!) ее рукава, такое касание рук через одежду, как дуновение, как единое дыхание, сближает и в то же время не выходит за рамки приличий. Если она приняла это касание, не отодвинулась, это — знак приятия. Но нельзя этим злоупотреблять. Только 5—10 секунд, и вы возвращаетесь на прежнее место. А кроссворд сделает свое дело. Слова в кроссворде связаны с массой разнообразных тем, и вот беседа потекла сама собой. А тут и она, возможно, что-нибудь читает, и уместен после кроссвордной беседы очередной приличный вопрос:
— А что вы читаете?
— Фейхтвангер, «Иудейская война»...
— А-а-а... А «Лже-Нерон» читали?
— Слышала только название...
— Ну так я могу вам дать, у меня есть. А я не дочитал в свое время «Иудейскую войну». Обменяемся на время?
— О yes!
AND HAPPY END.
Более молодежный вариант. Они вышли на тему записей рок-музыки. Надо обменяться кассетами. До этого обмен телефонами. Имена, встреча. Свадьба.
Подытожим сказанное в собирательной схеме (рис. 13). Она поможет зрительно сконцентрировать основные блоки для собственного пользования, а если нужно, преподнести материал вашей пастве.
Вы скажете, что мы обрисовали радужную картину. Нет: реальную, а не радужную. Но чтобы все это состоялось, к тем алгоритмам, которые мы набросали, нужно еще кое-что. И поэтому
Важно, чтобы во всех этих психологических приемах не было сверхкраткости.
— Который час?
— Пять.
И разговор сник, и дальше тягостное молчание. Нет, если уж пользоваться, например, темой «время», то пусть у вас будут неисправные часы, которые то отстают, то убегают вперед. Вы их показываете своему будущему знакомому и просите:
— Извините, пожалуйста, может быть, вы мне поможете, нельзя ли уточнить у вас время. А то у меня с моими часами сложные взаимоотношения: то я их подвожу, то они меня подводят, вот сейчас снова что-то стряслось.
Эта юмористическая находка одного из участников «Маленького принца» уже цитировалась нами в главе о юморе. Но здесь для нас важно другое.
Вы обратили внимание на многословность в приведенном примере? Здесь она уместна и целесообразна. После того как человек с охотой согласился вам помочь и вы подправили стрелки, можно еще раз переспросить его, чтобы поставить часы еще точнее, с точностью до секунды.
■ Или, спросив «свою жертву» о заковыристом маршруте (вам надо проехать из одного конца города в другой с тремя пересадками), обнаруживаете как бы непонятливость и даже просите нарисовать, чтобы вам было проще.
Конечно, вы сами прекрасно знаете маршрут. Ну а не знаете, так тем более. А разговор затянется. Для того чтобы «рисование» осуществилось наверняка, надо предусмотрительно носить с собой блокнотик и исправную авторучку. А еще лучше, если авторучка будет с кнопкой, щелкающая.
Прием многословия и непонятливости хорош, впрочем, только в том случае, если человеку не изменяет вкус и чувство меры. Это ведь может и раздражать. Ориентируйтесь на оценку человека.
Затягиваться разговор может не только благодаря многословию и непонятливости, но и в результате перехода с темы на тему (при этом в каждой теме возможна своя затяжка благодаря тому же с чувством меры многословию).
Зачем надо затягивать разговор?
Суть приема в том, что за эти несколько вопросов-ответов, или, как выражаются психологи, интеракций, происходит обмен не только деловой, но и эмоциональной информацией.
Человек за это время сможет немного узнать вас. Как вы говорите: грамотно, связно, игриво, застенчиво, чуть-чуть заикаетесь...
И вы тоже получите дополнительные визуальные впечатления и оцените, как мимолетный избранник владеет речью, каков тембр его голоса, богата ли его эрудиция, и решите, с наличием уже более обширной информации о нем, стоит ли продолжать игру и знакомиться, или, может быть, вежливо поблагодарив, выйти из контакта.
Дальше, на протяжении разговора, происходит успокоение и у вас, и у него. А то ведь и он несколько взволнован неожиданным контактом. Вы как бы привыкаете друг к другу. Это все снимает напряжение первого момента, а у девушки, может быть, даже и страх. Ведь вы не знакомитесь, а просто болтаете о том о сем. А если женщина первая проявляет активность, то и у мужчины может появиться настороженность. Транквилизирующий эффект важен и здесь.
Это же успокаивает и несносное окружение, люди постепенно возвращаются к своим мыслям, заботам, к тому, что все дорого и дорожает с каждым днем.
И наконец, самое главное.
■ Вы за это время сможете понять, насколько интересны этому человеку.
По каким признакам? Не по движению же планет. Нет, но по движению его души, которое проявится в том, торопливо и односложно он говорит или старается быть более детальным, уточняет все, чтобы вы его поняли, старается помочь, спрашивает, понятно ли он говорит, да и сам своим многословием, словоохотливостью затягивает приятный для него разговор с вами. Какое у него лицо? Приветлив ли его взор? Есть ли на губах улыбка? При этом в голосе слышны недоброжелательные нотки или, наоборот, приветливость? А когда вы переходите на другие темы, он подхватывает их, развивает, сам предлагает по ассоциациям возникшие другие темы? Или старается свернуть разговор и вежливо отвязаться?
Получив эту обратную связь, мы либо вдохновляемся на дальнейший разговор, либо постараемся свернуть его на вежливое краткое «Спасибо» и выйти из контакта (ну что ж поделаешь, неинтересен я ей, надо искать другую или, чтобы я понравился такой, мне становиться более интересным).
Не так, конечно, как это делали Сталин и Гитлер, а по-человечески. Но лучше избавиться физически. Опять же не пугайтесь, даже в шутку никто не советует их уничтожать. И все же свидетели вступления
в контакт очень мешают. Вот спрашиваешь понравившуюся девушку, как пройти, как проехать, и тут же из добрых чувств вам начинает это подробно объяснять совсем не та, к которой вы обратились, а вы и так прекрасно знаете этот маршрут, могли бы и ей объяснить. Ну что ж, доброта не всегда приводит к добру. Но чаще — мы уже об этом толковали — свидетели бдят. Иногда из добрых побуждений: а вдруг он начнет насиловать ее прямо в метро... Но обычно свидетели просто подглядывают жизнь, недоступную им самим, проецируясь в ситуацию, сопереживая или осуждая...
Эта их бдительность неприятна и очень мешает. Представьте себе, что на вас все время смотрят, когда вы едите, например. А если есть свидетели моего фиаско — женщина не захотела познакомиться, — это вообще катастрофа для самооценки и самолюбия. Но ведь, с другой стороны, само фиаско отчасти обусловлено наличием свидетелей. Женщина, которая принимает предложение о знакомстве, в глазах бдящих моралистов выглядит гулящей. И она не соглашается иногда только потому, что страшится упасть в их мнении.
Что же делать? По большому счету надо перевоспитать общество в духе гуманистической морали, отвергнув ханжескую. Мы уже говорили о том, что неприлично лезть в чужую жизнь. Но не все ведь прочитают эту книгу, да и не все согласятся с идеей свободы. Так что тем, что происходит у знакомящихся, интересоваться будут. И скорее всего — все. Этим и оправдано наше желание избавиться от свидетелей физически.
Как же это сделать? Оказывается, в определенных ситуациях проще простого.
Вот вы идете в одном направлении с тем, кто вам приглянулся. Спросили его, как дойти до консерватории, он объяснил, вы «не поняли», вынимаете карточку и щелкающую авторучку, просите нарисовать. Понятно, это вы делаете, получив положительную обратную связь (улыбка, лучистые глаза, приятное ненавязчивое многословие, доброта в голосе), и он охотно соглашается. Вы вынуждены остановиться, не на ходу же. Это то, что надо. Люди, идущие в одном направлении с вами, ушли вперед. А вы с ней остались, в сущности, наедине. Когда люди идут рядом, то скосить глаза — что там у них получится? — достаточно легко. А вот выворачивать шею, чтобы смотреть назад, идя вперед, уже не только совсем уж неприлично, но и опасно — можно споткнуться и упасть.
Аналогично обстоят дела, если вы затеяли первичный контакт в транспорте. Поговорили о пересадках, подземных переходах, о направо-налево... Выходите из вагона метро, из троллейбуса, и — о ужас! — вы забыли спросить о том, куда — направо или налево — надо двигаться, а когда вы вышли из подземного перехода, вообще запутались во входах и выходах. А она уже продемонстрировала благожелательность, и видно, что не только из вежливости. Вы достаете блокнот и щелкающую ручку, а соседи-пассажиры уходят восвояси, делая вид, что не очень-то и интересно.
А вот вы идете навстречу друг другу. Ваши спутники ушли себе вперед в одном направлении, ее спутники ушли себе вперед в противоположном направлении. Для тех, кто поравняется с вами через пять секунд, вы, скорее всего, будете казаться неожиданно повстречавшимися давними знакомыми. Так что в плане избавиться от свидетелей этот вариант еще лучше, чем предыдущие два, там все-таки остаточный интерес свидетелей «вашего позора» или «легкой победы» может заставить их вывернуть шею и смотреть на вас, а здесь интерес вообще ничтожен.
Но появляется другая трудность. В тех двух вариантах вы вышли вместе или шли параллельно — вы и после получения разъяснения (пройти-проехать) продолжаете двигаться вместе в одном направлении. Есть время для нейтральных тем, и далее по алгоритму. А здесь вы шли в противоположных направлениях, получили информацию — и идите себе дальше. Потребуется очень быстрый переход на нейтральные темы, это трудно, нужна маневренность, что не всегда удается даже коммуникативным асам.
■ Ну, во-первых, выработается сноровка в переходе на нейтральные темы — и эта трудность станет преодолимой. А во-вторых, есть одно зато.
Зато в параллельных потоках и в случайных временных группах в замкнутом пространстве вы не увидите такого большого числа людей, потенциально интересных для вас.
А здесь буквально прочесывание больших людских масс. И количество контактов, потенциально результативных, может быть большим. Не получилось с одним хорошим человеком, получится с другим. Все же при этом надо не просто спрашивать о том, как пройти в консерваторию, а и попытаться втиснуть фразу, что там сейчас концерты Спивакова (Ростроповича, Третьякова) и что вы хотите попробовать взять билеты. Если вы вызвали в нем эмоциональный резонанс личиком и личностью и если он тоже любит классическую музыку, то последует непроизвольное «Да неужели Спиваков?», и начнется разговор.
Есть еще одно непринципиальное затруднение: мало времени на решение вопроса о том, стоит ли подходить к этому человеку для первого контакта. Издалека человек со «сделанным» имиджем может привлечь вас, а увидев его вблизи, вы предпочтете отойти. Или внешность вроде и привлекательна, а откроет рот, и оттуда «розочка» вылетает. Ну, что же, бывает. Но при первых же словах, в которых пока нет предложения о встрече, вы можете понять, надо ли дальше знакомиться. Не бойтесь поэтому ошибки, времени для экспресс-диагностики в процессе начавшегося разговора вполне достаточно, прервать его легко, главное, чтобы человек не заподозрил, что вы разочаровались. Кстати, подходим или не подходим, надо решать быстро, даже если есть время на размышления; неприятно, когда на тебя долго оценивающе смотрят. И в любом случае человек должен думать, что вы подошли к нему действительно с деловым вопросом.
Но бывают ситуации, когда физически избавиться от свидетелей нельзя. Вы едете вместе в одном вагоне электрички, стоите в одной очереди в коридорах власти за очередной бюрократической бумажкой. Тогда надо постараться избавиться от них психологически. Само вступление в контакт только на дозволенные незнакомым друг с другом людям темы уже частично притупляет бдительность, а потом идет неторопливый, даже вялый, разговор, с темы на тему, временный (для демонстрации ненавязчивости) выход из контакта — пойду позвоню, а вы подержите, пожалуйста, очередь, затем снова с темы на тему. И все без вопросов «как зовут», без предложений «давайте встретимся». И интерес окружающих угасает. И никто уже не будет неприлично заглядывать и уточнять, как у них там продвигаются дела в знакомстве и не близится ли дело к скандалу. А вы будете эдак прилично беседовать и продвигаться все-таки к заветному телефону, а потом, когда вы обоснованно для партнера и для окружения обмениваетесь с ним деловой информацией и координатами, у людей, конечно, интерес снова пробуждается, но все, уже поздно, вы уже в контакте, а чем мы будем заниматься потом — не их, неприлично любопытных, дело. В этом случае, между прочим, есть свое зато. Зато вы долго находитесь вместе, времени для демонстрирования ненавязчивости и выхода на нейтральные темы достаточно. И между прочим, в таких случаях можно даже и окружение включить в разговор, и он становится естественнее, а вот уж выход на телефон все равно лучше вынести за кадр.
Вступая в контакт с человеком на дозволенные темы, вы защищены от щелчка по носу, который можете получить, если идете на взлом социального запрета относительно знакомства. Потому что в случае, когда налицо явное отсутствие интереса и только лишь вежливость, вы, мило улыбнувшись и поблагодарив за внимание, выходите из контакта. Ну даже если человек невежлив и отвечает грубо, вы, выразив удивление и извинившись, также избавляетесь от неловкого положения. Конфликтоген подал он, не пожелав помочь в том, в чем обычно люди друг другу помогают и будучи незнакомыми. А уж если человек отказывается от предложенной вами помощи (только не надо сильно настаивать типа «нет уж, позвольте вам не позволить» и все же помочь вам), то в случае вежливого отказа все в порядке и в случае невежливого отказа тоже все в общем-то в порядке (невербальное удивление).
Но помним о цели. Будучи в любой момент готовыми выйти из контакта, мы все время его углубляем и расширяем. И обратно: расширяя и углубляя контакт, мы все время готовы из него выйти, мы его не навязываем, а только предлагаем. Важно, что незнакомые друг другу люди идут на контакт только на том основании, что оба принадлежат к роду людскому; мне приятно ему помочь, а я прошу у него обычной «принятой» помощи. А может быть, на том же основании мне интересно с человеком поговорить на дозволенные для незнакомых темы, о том о сем, о политике, о беспорядках на транспорте... Но слежу. И как только человек проявляет малейшее движение к тому, чтобы прервать разговор, — не сопротивляюсь и, извинившись за то, что его задержал, раскланиваюсь с ним.
Это удобная позиция. Мы, будучи еще незнакомыми, постепенно углубляем контакт до такой степени, что можно уже и знакомиться. Мы либо выводим разговор на совместное действие (обменяться книгами, сообщить-получить какую-то дополнительную информацию). Либо если производим взлом, то тогда, когда уже практически гарантирован успех.
В этом тексте мы все время говорим о том, что добиваемся сближения, будучи незнакомыми. Но с другой стороны, что значит незнакомыми? Незнаем еще «ФИО» друг друга? Зато постепенно узнаём многое другое, значит, уже и знакомы в значительной мере. Как Чапаев учил, заходим с тыла, обманываем судьбу, то есть делаем ее сами.
На протяжении всего контакта мы постепенно как бы истончаем ту стеклянную стенку, которая разделяет нас, и чем длительнее контакт, тем больше она истончается. Так что затягивание разговора на любом этапе (вхождение в контакт, нейтральные темы, темы общего интереса, деловые замыслы) работает на это истончение. И обмен информацией друг о друге (интересы, взгляд на обсуждаемый предмет и т. п.) работает на это истончение. И привыкание друг к другу работает на истончение... И она, эта стенка, истончается настолько, что вообще растаивает, как льдинка в теплой воде. То есть разговор сам собой дойдет-таки до делового контакта с обменом услугами, книгами, информацией и до обмена телефонами. Это лучший вариант.
Но не беда, если так не получается. Вот вы уже видите интерес человека к вам, уверены в том, что стена развалится, стоит ее ткнуть пальцем. Здесь можно санкционировать взлом. Вы стоите у театральной афиши и ведете разговор о спектаклях. Поняли, что все будет хорошо. И:
— А не попытаться ли нам прорваться на табаковскую премьеру в «Таганке»? А? Штыком и гранатой?
Конечно, гарантий нет, но и риска очень мало. А если отказ, то ваше предложение оправдано всем предшествующим разговором. И отказ вряд ли будет невежливым. Скорее — со ссылкой на обстоятельства...
Боитесь? Даже маленького укола в область самолюбия... — избегайте взлома и развивайте умение выводить разговор на тему общего дела, тогда она сама, может быть, предложит обмен координатами, окажется активнее. Ну а трудности компенсируйте трудолюбием и большими затратами времени.
В принципе удача для вас неизбежна, если будете применять прочитанное. Но надо рубить сук по плечу.
■ Если вы старший лаборант с высшим образованием, лысоватый, в потертом пиджачке, с двумя минимальными зарплатами, а запретендовали на манекенщицу из коллекции Славы Зайцева — то, скорее всего, ничего не получится.
В принципе она вам не так уж и нужна. Но если вы все-таки захотели получить очередной удар судьбы, ну что ж, «хотеть не вредно». Учтите только, что в психологии есть понятия «социометрический статус» и «уровень притязаний». Социометрический статус измеряется процентом людей, которые выбирают вас для какого-либо совместного дела. В том числе для сексуально-матримониальных отношений. Под матримониальными отношениями понимаются обычно отношения мужчины и женщины в супружестве, до супружества, для супружества, по поводу супружества... А уровень притязаний — это то, на что я претендую. В данном случае на какого человека — с высоким статусом или с менее высоким. Если мой статус средний и я претендую на человека со средним статусом, то уровень притязаний адекватен. Если у меня статус невелик, а я претендую на общение с человеком с высоким статусом — уровень притязаний завышен. И если я хватил лишку — запретендовал на «суперстаршу» и получил высокомерный отказ, это не значит, что я вообще никому не нужен. Кроме звезд, есть звездочки, да и в младшей лаборантке с перхотью могут быть свои прелести, а причесать, умыть шампунем фирмы «Шер Лайн» — так и она засияет своими милыми рыженькими пушистыми перышками. Так что не беда, можно снизить уровень притязаний и найти свое счастье.
А можно повысить свой статус, став красивее, умнее, остроумнее, красноречивее, эрудированнее, знаменитее... — все это, между прочим, можно, можно. А может быть, и не надо из кожи вон лезть и на котурнах со своим наполеоновским комплексом дотягиваться до носа манекенщицы. Наоборот, может быть, надо стать добрее... Ведь снизить уровень притязаний — это значит порадовать кого-то, кто в вас нуждается, но обойден вниманием... Ну, как хотите, словом, я не призываю вас ни к каким нравственным подвигам, просто, может быть, и вам так легче будет жить.
Иными словами, изучи как следует психотехнику общения. Потому что часто, стоит только войти в мало-мальски устойчивый контакт, тут же пускаются в ход самоутвержденческие конфликтогены.
■ Например, девушка, с которой уже идет разговор на нейтральные темы, сказала, что любит какую-то музыкальную группу, а он, чтобы возвыситься в ее и в собственных глазах, задумчиво так произносит:
— Но это ведь антиискусство.
Беда в том, что в своих-то глазах он вознесся, но у нее свои предпочтения, и категоричностью он вызвал у нее агрессию. Частенько в ходу самоутвержденческий юмор, отрицательные оценки, авторитарность, перебивание. Но это и есть — рубить сук, на котором ты еще не сидишь. Так что в деловую инструкцию по технике знакомства составной частью входит вся психотехника общения, которая и составляет более значительную по объему первую часть нашей книги.
Не надо думать, что вас будут преследовать одни удачи. Но не надо и переживать по поводу каждой неудачи. Скажем себе: ну что ж, будет другой случай, более счастливый. Вы же не просто выжидаете, а будете активно искать, и таких случаев будет много. Запасемся активным терпением. Скажем себе, что только каждый пятидесятый заход будет результативным. На самом деле им будет каждый пятый или даже каждый третий. Но терпением нужно зарядиться на большее число неудач.
Да и что значит неудача? Вы не получили телефон? Но приобрели опыт вступления в контакт. Это была хорошая разминка. Вы пообщались с интересующим вас человеком. Поняли, что завысили уровень притязаний.
Надо учиться проигрывать и не ударяться в панику, жизнь не может состоять из одних побед. Кто-то из великих полководцев сказал, что
ПОБЕЖДАЕТ В ЦЕЛОМ ТОТ, КТО УМЕЕТ ПРОИГРЫВАТЬ И ИЗВЛЕКАТЬ ИЗ ЭТОГО НУЖНЫЙ ОПЫТ.
Вовсе нет. Алгоритмы знакомства могут с успехом использовать не только мужчины, но и женщины. Во-первых, если позволяет ситуация, за женщиной может быть даже инициатива обмена координатами. Он интересуется расписанием концертов, а она как раз едет туда, где можно это узнать. «Позвоните мне, я уточню, вот мой телефон».
Но это не обязательно. Если она нравится, то он сам, скорее всего, осмелеет и предложит встречу. Ему, храброму в бою и в простой драке, но беззащитному перед женским вероятным «фи», надо просто помочь.
Все это надо иметь в виду и женщинам помоложе, которые и так привлекают своей внешностью мужчин, но те боятся к ним подойти, и чем краше она, тем труднее ему.
Поэтому, когда вы входите в контакт по нашим алгоритмам, вы создаете ему облегченные условия. И если вы ему понравились, то после первой же фразы на «нейтральные темы» он «обезумеет от счастья» и перехватит инициативу, а ваше дело только ему подыграть.
И все же, как мы уже вскользь примечали, кроме психотехники в деле знакомства важна привлекательность. Немного о том, как это делается, мы уже говорили в главке «Быть интересным». Но важна не только общая культура и социальный статус. Важна и сексапильность как таковая. Я не буду сейчас охватывать всю проблему, «вся Одесса очень велика». Из множества вопросов затронем подробнее каверзный вопрос о нашей коже...
Отсутствие талии, короткая шея или плохая осанка не приносят тех страданий, которые связаны с прыщами, морщинами, землистым цветом, растяжками, пигментными пятнами, шрамами... Кожа для сексуальной привлекательности имеет особое значение. Женщины поэтому уделяют ей повышенное внимание. Но чаще всего они пользуются камуфляжной косметикой — гримом. Многие фирмы идут на поводу у женщин, которые, в свою очередь, идут по линии наименьшего сопротивления (замазать), и выпускают продукцию замазывающую, маскирующую и в конце концов ухудшающую свойства кожи. В то время как надо пользоваться оздоровляющей и поддерживающей косметикой. Такой косметикой является растительная косметика Мэри Кей и косметика «Шер Лайн», в основе которой — вещества плаценты.
Особенно интересна вторая. Ведь плацента питает растущие ткани будущего ребенка. Из эмбриона в несколько миллиграммов за девять месяцев получается три с половиной кило... Это значит, что ее вещества должны способствовать омоложению тканей кожи. Это, впрочем, понимали многие косметологи. Но только биологу по профессии Ширли Клей удалось добиться того, чтобы вещества плаценты проникали в глубокие слои кожи. Кроме того, по ее методам вещества плаценты очищаются от гормонов. Другие авторы используют кратковременный гормональный эффект, но гормоны имеют свое неприятное побочное действие. Свой метод она запатентовала, основала фирму «Шер Лайн», и теперь продукцией этой фирмы пользуется 5% населения США, в основном элита. Понятно, что это хрустальные упаковки и все очень дорого. Но время бежит вперед, и вот израильские специалисты решили распространять косметику «Шер Лайн» в своей стране, где практически нет элиты, а основу составляет средний класс. Упаковка красивая, но пластмассовая, а цены в три раза ниже. В сухом и жарком климате Израиля для многих людей это было манной небесной. Но страна маленькая, а народ активный. И вот четыре года назад первые поставки «Шер Лайн» появились в Москве.
Фирма очень серьезно относится к своей репутации. Видов продукции много, употребляются они в определенной последовательности и по определенным правилам, пользование косметикой требует некоторых знаний и навыков, поэтому «Шер Лайн» распространяет свою продукцию только через консультантов. Я убедился в действенности шерлайновских препаратов на себе и близких мне людях.
И коль скоро вся моя книга предназначена для помощи людям, коль скоро кожа — важный компонент общения, я обратил внимание читателя и на этот серьезный вопрос. Сейчас вот еще надо присмотреться к японской плацента-маск.
Конечно, не только бархатистость кожи, но и бархатный голос, и умение петь под гитару, и многое другое — слагаемые успеха у мужчин. Но если говорить о внешней сексапильности в деле знакомства, невторостепенную роль играет прическа. У женщин и мужчин здесь иногда разные представления. Женщинам, по крайней мере для разнообразия, нравится открытый лоб. А мужчины предпочитают челку. Хотите — учтите. Только немногим женщинам с идеальным лбом идет «открытый лоб». Возможен вариант с частичным открытием лба (посредине или сбоку), но полностью открытый лоб — это ответственно, это вызов. Трудно объяснить эти эстетические предпочтения, но они есть.
Эти несколько замечаний не исчерпывают проблемы. Я коснулся лишь того, что изучил. Но советую не только женщинам, но и мужчинам уделять этим вопросам время и внимание.
Их много. Во-первых, вы прервете свое одиночество. Это кажется единственно важным для людей с синдромом одиночества. Но ведь потом захочется и расширить круг знакомых людей противоположного пола. И тот, кто ориентирован на смену сексуальных партнеров, само собой разумеется, получит возможность утолить сексуальную жажду. Кто-нибудь и осуждает такую потребность, а кто-то восхищается людьми, у которых одно увлечение сменяется другим, и сам хотел бы обогатить свой сексуальный опыт. Ну и ради бога, если это не связано с насилием и обманом. Но ведь бывают ситуации, что партнер уходит. И тогда снова восстанавливается одиночество. Умение знакомиться тут же обеспечит замену, и жизнь не будет так трудна. И конечно, умение знакомиться с большой вероятностью даст возможность теплого супружества. Поиск выраженного совпадения личностей для
брака — ох какая непростая задача. А в большом потоке людей, как мы говорили, возможность такого совпадения больше, чем в малых группах.
Но людей интересует не только секс и брак, есть потребность просто в друзьях. При этом расширение круга знакомых идет и за счет людей своего пола, имеются в виду не гомосексуальные, а просто человеческие и деловые контакты.
Итак,
УМЕНИЕ ЗНАКОМИТЬСЯ МЕНЯЕТ ВСЮ ВАШУ ЖИЗНЬ.
Это уже совсем иное жизненное качество. Поменяется в целом самочувствие личности, увеличится уверенность в себе, в своей ценности для других людей. Когда вы едете в метро или идете по улице, думайте не только о себе: контакт с этим молодым человеком у вас предвидится лишь дружеский, но вы познакомите его со своей подругой, и, может быть, это обернется романом, а того гляди, и замужеством для подруги. Вас станут больше ценить в вашем круг)'. А ваша душевная щедрость и тепло добавят вам жизненных сил.
Но представим себе, что кто-то — однолюб и ценит единобрачие. А ему ставят невыносимые условия и заявляют, что если он на них не пойдет, то его покинут.
■ Например, одна жена заявила мужу, что уйдет от него, если он не будет не только общаться со своей дочерью от предыдущего брака, но и думать о ней.
Страшась одиночества, он отказался от контактов с дочерью. Но если человек умеет знакомиться, представляя при этом реальную ценность для людей противоположного пола, он чувствует и ведет себя независимо. И не теряет достоинства.
При этом семейный диктатор почувствует, что и сам может остаться один, и, возможно, перестанет угнетать. А если я боюсь потерять супруга и готов на рабство, только бы не одиночество, то так оно и будет.
Вообще, когда человек свободно входит в контакт с незнакомыми людьми, он обретает какое-то совершенно иное жизненное пространство, получает безграничное число степеней свободы. Самочувствие
его всегда лучше, чем у стесненного стесняющегося. Он, этот свободный человек, более свободен и в помощи другим людям. Он более добр и более мягок.
Пусть все эти соображения станут мощным мотивом для овладения умением знакомиться.
Советы к алгоритму знакомства вынесем на схему, чтобы она всегда была вам в помощь (рис. 14).
В «Маленьком принце» проводится ролевой тренинг психотехники самостоятельного знакомства. Разыгрывается ситуация с заданными обстоятельствами. Мы берем ситуации четырех степеней сложности. Поездку в купе поезда дальнего следования не рассматриваем, слишком долго едете вместе, слишком много поводов для естественного развития событий. А вот вы рядом в самолете или через проход — или ваше кресло за креслом понравившегося человека... Это уже возьмем. И будем считать это первой степенью сложности. Но здесь все же судьба играет человеком, а не человек играет на трубе. То есть кто окажется вашим соседом — от вас не зависит. Совсем другое дело — любимая нами электричка... Вы ведь можете пройтись по вагонам и войти в контакт только в том случае, если человек вам понравился. Вот этот вариант мы отрабатываем уже более тщательно. Он сложнее, чем предыдущий, но не намного, у вас достаточно времени. Третья степень сложности — сводная афиша. Четвертая — встречный прохожий.
Как и в ролевом тренинге поведения в конфликте, психолог — организатор действия, но режиссирует группа. Проба — обсуждение — снова проба. Сначала спрашиваем самого тренируемого, нравится ли ему, как он сыграл роль успешного человека. Не нравится — спрашиваем почему. И просим переиграть... Если тренируемому нравится, спрашиваем группу, нравится ли игра тренируемого. Кому-то из группы не нравится — объяснения почему. Тренируемый принимает их — снова проба, ошибки, обсуждение... Так в долгих пробах-ошибках постепенно вырабатывается умение.
В ролевом тренинге умения знакомиться обратите внимание на речь. Обычно обучаемых тянет (а потом и в жизни) к эдакому витиеватому с множеством причастных и деепричастных оборотов литературному языку. Так вот, старайтесь говорить не литературным языком, а разговорным, бытовым, с междометиями. Я часто во время тренинга требую: говорите междометиями. Ведь человеческая речь изобилует невербальными добавлениями, поэтому совсем не обязательно проговаривать все слова, многое подразумевается.
Ну а потом полевой тренинг. По двое-трое, для взаимной поддержки, выходят наши учащиеся на улицы и вступают в контакты. Так удобнее, потому что один забыл — другой вспомнил (имеется в виду: элементы алгоритма и наши достаточно многочисленные комментарии к ним). Сверхзадача полевого тренинга — привести хороших людей в клуб сегодня же, сейчас же и попить с ними чаю, а дальше сделать их нашими.
Любопытно, но факт, полевой тренинг легче и результативнее у женщин. Они «приводили» удивленных мужчин раза в полтора чаще, чем мужчины — женщин. Явление объясняется просто. В принципе женщины более способны в мире отношений и общения, лучше и обучаются. Так что дерзайте, уважаемые дамы. Ведь им, мужчинам, как мы уже говорили, надо только помочь, снять с них путы, они и сами тогда помогут вам обрести их самих.
Но что делать, если психолога нашего направления нет в вашем городе?
■ Во-первых, просто прочитать много раз материал о знакомстве в этой книге. Советую самим вам в кругах близких людей несколько раз его пересказать (да вы и так делали бы это). А потом попытаться организовать группу заинтересованных людей и организовать тренинг в группе.
Как получится. Какой-то успех будет в любом случае. Лучше, чтобы группа была разнополой и разновозрастной. Кто-нибудь возьмет на себя роль организатора. Собирайтесь, разыгрывайте сценки, корректируйте друг друга. Только пусть организатор не слишком забивает остальных. Его задача быть фасилитатором, облегчать процесс тренинга, он должен все время апеллировать к группе, а не сам высказываться, группа критикует, режиссирует.
Для лучшего проведения ролевого тренинга советую сделать два плаката со схемами, которые мы привели чуть выше. Один — с основными моментами алгоритма. Другой — с комментариями к нему.
Пусть плакаты висят на виду. А вы, обращаясь к ним, контролируете себя: так, этот элемент я выполнила, перехожу к этому. Можно даже эту фразу произнести вслух. Другие члены группы тоже, следя за вашей игрой, поглядывают на плакаты.
А потом организуйте полевой тренинг. Лучше, как я уже сказал, вдвоем-втроем. Лучше, чтобы этот коллектив был разнополым. Больше доверия у человека, с которым вы знакомитесь: если спутник уже есть — значит, не знакомятся, а действительно разговор по обстоятельствам. Кстати, и саму процедуру не тренировочного, а реального знакомства тоже легче проводить вдвоем-втроем. Ну а не сумели организовать группу взаимопомощи — проводите полевой тренинг в одиночку.
Тренируйтесь сначала просто входить в контакт, пусть без продолжения, пусть с людьми, которые не соответствуют вашему вкусу, пусть с людьми своего пола — вдруг сложатся дружеские отношения. А потом тренируйтесь и с теми, кто симпатичен вам, даже в не совсем удачной обстановке — вдруг партнер сам поможет вам или обстановка внезапно изменится в лучшую для вас сторону. Вы почувствуете людей, их реакции, научитесь быстро отличать искреннюю заинтересованность от холодной вежливости.
Создавайте вокруг себя ауру общения, вступайте в контакт не с одним человеком, а со многими сразу, заводите общий для всех разговор. Это сделает вас раскованнее.
Фразы в предьщущих текстах даны для примера. Хотя и их можно использовать. Но мы надеемся больше на перенос, на творческое преобразование их каждым читателем по ситуации, и тогда вы свободный человек в свободном мире людей. И здесь надо, чтобы не стихия владела вами, а вы — стихией.
Но вот вы познакомились — и, как мы там писали, — happy end — свадьба. Но happy end — это мы так, для красного словца, happy end — это только в напомаженных голливудских фильмах. А в жизни трудности подстерегают и дальше. Конечно, трудности неотделимы от радостей, но всегда хочется, чтобы радостей было больше, а трудностей меньше. Поэтому то, что будет после свадьбы, нас волнует не меньше, чем то, что до нее. А главный вопрос после свадьбы, увы, не любовь и тем более не секс. Главный вопрос — это власть!
Повсюду цитируются слова Толстого, что все счастливые семьи похожи, а каждая несчастливая несчастлива по-своему. Но и в несчастьях есть свои закономерности, познав которые можно предотвратить хотя бы некоторые из них. Обсудим мы далеко не все варианты. Нас больше будут интересовать браки городские. И это приблизительно ровесники, поженившиеся по любви в молодом возрасте, не слишком религиозные, принимающие идею равенства мужчины и женщины. Итак — лидерство в супружеской паре...
Если противоречий нет и дело решается простым побуждением: кто-то подал мысль, а кто-то принял, то и сложностей никаких нет. Расхождения непринципиальные — один поканючил, другой «снизошел» — и тоже без коллизий. Можно призвать на помощь логику, привести аргументы и убедить второго супруга, что предложенное нужно ему же. Но если вскрываются непримиримые противоречия, то люди обращаются к средствам принуждения. Когда мы задавали вопрос о том, у кого в руках в семье больше средств принуждения, люди обычно говорили, что у жены, реже — у мужа, и еще реже говорили о паритете. А мы убеждены, что в первые годы супружества рычаги власти сосредоточены у жены, а к двадцатому году, если семья не распалась. они почти все переходят к мужу. Изобразим это графически (рис. 15).
первые годы супружества
Это — теорема, которую требуется доказать. Итак, доказательства. Они у вас в руках, это ваши же наблюдения, которые лишь изредка мы будем подтверждать научными фактами. В то же время эти ваши правильные житейские наблюдения мы постараемся свести в некую единую систему, которая и должна нам дать новое парадоксальное знание.
Обратим внимание, что сейчас мы будем говорить именно о первых годах. А потом — о последних годах супружеского двадцатилетия. Почему двадцатилетия (если, к слову, оно еще будет отпраздновано, то есть если не будет развода)? А в конце двадцатилетия дети выросли, брак выполнил как бы свою родительскую функцию, и в это время начинают активнее разводиться мужчины.
Кто над кем будет властвовать, зависит в значительной мере от того, кто в ком больше нуждается. А это последнее, в свою очередь, зависит от того, кто легче найдет замену «худшему», делающему все вразрез с моими представлениями о жизни, на «лучшего», того, кто будет послушен. При всем том, что в других отношениях он и она нравятся друг другу.
Так вот,
Начнем с самого начала. Ребеночек родился. Вряд ли кто-нибудь, не кривя душой, скажет, что он прекрасен. Ну, для матери — не в счет. Но к двум годам он действительно становится притягательным своей инфантильной красотой. От двух до пяти — этот возраст занятен не только в известной книге Чуковского. Он милый пупсик с бабочкой, а она милый пупсик с бантиком. А потом? Потом начинается некоторое ухудшение эстетических качеств, которое достигает своего максимума в 11—13 лет. Это возраст гадкого утенка.
Но кто гаже? Опять же на этот вопрос все дружно заявляют, что он! А выход из состояния гадкого утенка? Она к 17—18 годам расцвела, она царевна Лебедь. А он в этом возрасте еще пока едва выбирается из этого состояния. Лебедем он станет, по мнению практически всех женщин, лет в тридцать. Отобразим это графически (рис. 16). Приблизительно, только для пояснения мысли. Точных исследований на эту тему никто не проводил, да они были бы не нужны. Я это привожу по экспресс-опросам на массовых лекциях.
Но что же из этого вытекает? Она привлекательна для своих и его ровесников. Но она привлекательна и для тех, заматеревших, со ста-гусом, с деньгами, со связями, с опытом в сексе, много повидавших, имеющих об увиденном поведать, решивших проклятую квартирную троблему... Он неконкурентоспособен пока по отношению к тем, старшим, да и его ровесники, в силу того что проявляют по отноше-чию к ней повышенный интерес и покладистость (они же не в браке ; ней), тоже кажутся ей лучше.
Так что, исходя из ее более высокой по сравнению с ним секса-гильности для людей противоположного пола,
ЗАМЕНУ МОЛОДОМУ МУЖУ НАЙДЕТ СКОРЕЕ МОЛОДАЯ ЖЕНА, ЧЕМ ОН НАЙДЕТ ЗАМЕНУ ЕЙ.
Девочки-подростки бойко щебечут, а мальчики говорят междометиями. К свадьбе он разговаривает уже простыми предложениями, ну а тридцатилетний его соперник изъясняется уже сложносочиненными и даже сложноподчиненными предложениями, употребляет часто не только причастные, но и деепричастные обороты, а к ласкам и сказки прибавит, и к ее шелковой коже так идет его бархатный голос. К чему это мы? А вот к чему... При разрыве у нее благодаря и этому больше возможности замены. Чтобы ей познакомиться, достаточно бросить взгляд с милой косинкой. И ухаживания она принимает красиво, а он красиво ухаживать еще не умеет. Он в технике знаком-
ства проигрывает не только ей, но и старшим соперникам. Разумеется, и ухаживает он хуже, чем они. Это только кажется, что у подростков нет проблем с общением, напускная развязность — как раз от неумения, она «призвана» компенсировать это неумение.
Все обрисованное, как и разница в сексапильности, работает на то, что замену супругу скорее найдет она, чем он.
Уступим нашему непреодолимому желанию многое иллюстрировать схемами. Вот как приблизительно выглядит развитие психотехники общения у женщин и у мужчин (рис. 17).
У него хуже и с деньгами. Уточним. Он зарабатывает в среднем чуть больше. В застойные годы это было практически всегда так. На сегодняшний день в среднем это тоже остается так, но исключений больше. (Молодые мужчины — более рискованные люди, и они могут начать получать доходы существенно большие за счет существенного риска в жизни.) Потом, через двадцать лет, все изменится. Его доходы растут существенно быстрее, чем ее (рис. 18).
Но в среднем в молодости остается чуть больше, а не намного больше. Не разбежишься с такой финансовой властью. Тем более что в это время родители жены — в самой силе, они помогают ей материально, и жена в этом отношении ориентирована не на мужа, а на родителей, а теща
Рис. 18
чаще всего не в ладах с зятем. Жена может не считаться с его доходами. Ну а в случае разрыва ему придется завоевывать будущую жену, ухаживать за ней, а его бывшая жена от потенциального нового мужа ухаживания принимает. Старинные слова «ухаживать», «ухаживание», по-моему, хорошо отражают суть дела. Как ни крути, но в понятие «ухаживать» вкладываются денежные траты. Привезти-увезти, хотя бы и на метро, обеспечить совместную вечеринку, билеты в театр, развлечения. По принятым пока обычаям — это за ним. Следовательно, траты неодинаковые. Ей надо только одеться, а ему и одеться и одеть. Фигурально, конечно, выражаясь. Ну, и что из этого следует? Он, молоденький, отдал ей, молодой жене, хозяйке, всю свою зарплату. А за новым вариантом надо ухаживать и тратить деньги, которых нет, и нет возможности заработать (нет опыта, нет связей, нет надбавки за стаж)... Следовательно, он в поисках замены — в худшем положении, чем она.
Если говорить об объективных социологических данных, то обеспеченность потенциальными брачными партнерами в возрастной группе до 24 лет у женщин по четырем переписям населения всегда была выше, чем у мужчин. То есть неженатых мужчин от 18 до 24 лет больше, чем незамужних женщин до 24 лет. Понятно, молоденькие девушки выскакивают замуж за слегка более старших женихов. Такую любопытную информацию получил в своих расчетах известный социолог семьи А. Б. Синельников. Получается, что для молоденьких женихов вовсе не хватает молоденьких невест, они вынуждены (иногда, правда, желают этого) жениться на женщинах старше себя — таких браков около 10%. Эта перспектива при раннем разводе у молоденького с молоденькой ему, молоденькому, чаще всего не нравится, он цепляется за свою молоденькую жену и, понятно, зависим от нее. Правда, после 24 лет картина меняется. «Качественные» молодые женихи расхватаны, остаются «некачественные». Кроме того, молодые мужчины гибнут, становятся инвалидами в горячих точках, более часто заболевают несовместимыми с браком болезнями (алкоголизм, наркомания, тяжелые формы шизофрении). И незамужних женщин становится, как мы писали, относительно больше. Так что возможность замены после 24 лет постепенно перерастает в рычаг власти в руках мужа. Но зато у женщин в это время появляется другой, более мощный рычаг власти — ребенок, о чем мы будем рассказывать ниже более подробно. Другие средства воздействия либо остаются такими же, либо тоже постепенно изменяются.
Итак, замену он находит более трудно.
Значит, не он, а она может сказать (и говорит): не хочешь делать, как я хочу, — расходимся...
Ну а как будут чувствовать себя после разрыва отношений он и она? Сравнительный анализ. Кому хуже,
Для него! Потому что стресс разрыва — это стресс. А мужчины менее стрессоустойчивы. В главке «Активная антикатегоричность» мы к этому привели читателя методом Сократа. И вынесем это, так сказать, за скобки. Имеется в виду, что все мужчины по сравнению со всеми женщинами. Здесь есть что уточнить. Обычно говорят, что женщины более эмоциональны. И это верно, если говорить о подвижности эмоций. Ей легко заплакать, но в общем переход от искренних слез к искреннему смеху — в этом тоже — женщина. Но и мужчины более эмоциональны. В том смысле, что у них больше сила эмоционального переживания. Их эмоции более энергетичны. А значит, и стресс, вызванный разрывом отношений, у него сильнее...
Но это в целом. Понятно, что стресс уменьшился бы, будь возможной сразу адекватная замена. Но достойной замены ей у него нет, а у нее ему замена найдется.
И еще.
■ Все мы, когда нам плохо, идем к друзьям за разговорами и за сочувствием, эмоциональным резонансом. И при разрыве с любимыми — тоже. Друзья поймут, но к ним со своей болью надо обратиться. Для женщины это так естественно. А для мужчины? Что ж я, девица, что ли, что не справлюсь сам, а буду плакаться в жилетку,..
И он не идет. Труднее. А если все-таки пойдет, то кто легче выскажет свою боль, негодование в поисках сочувствия? И кто его скорее получит? Она посигаретничает за кофейком, выговорится. А ему, что-бы выговориться, сигарет и кофе мало, ему надо выпить. К слову, это одна из причин мужской алкоголизации, но не об этом сейчас речь, а о том, что раз нужна более серьезная наркотизация, значит, и страдание большее. Здесь психотехника общения выступает в своей второй ипостаси (мы помним, что она помогает найти замену — это первая ипостась). И эту вторую ипостась тоже надо оценить по заслугам. Когда некуда пойти и поплакаться, то недалеко и до невроза, депрессии, самоубийства.
Сексуальность мужская в молодом возрасте уже вовсю «играет», женская же — медленно набирает высоту. Получается, что и в этом плане он при разрыве терзается сильнее, чем она. К душевной боли личностного одиночества присоединяется боль сексуального одиночества. Она же переносит его спокойнее.
С появлением ребенка положение молодого мужа и вовсе усугубляется. По справедливости сказать, плохих отцов больше, чем плохих матерей. Хотя и такие встречаются, — чего стоят душераздирающие гелепередачи о брошенных в роддомах и заброшенных в детдомах де-гях. Но не о плохих, а о нормальных отцах, коих подавляющее большинство, и о вполне нормальных мамах ведем мы речь. Отцов мамы могут задеть и поддеть угрозой возможного разрыва с ребенком. Дело в том, что вопреки законодательству и благодаря сложившейся практике ребенок при разводе остается почти всегда с матерью. Отец же практически полностью лишается прав и, по существу, освобождается от обязанностей. Он имеет одно право (оно же и обязанность) — платить алименты. Во время ссор муж и жена уточняют каждый свои возможности в отношении ребенка. Так что и он и она понимают, что ребенок останется с ней. Если отец любит ребенка, то разрыв с ним страшен. Наверное, он тяжелее даже потери жены. Ведь новую жену все-таки можно найти и забыть первую. А утрата ребенка невозместима, потому что ребенок — своя кровь, к нему привыкают с его рождения, ребенок забывается намного труднее. И поэтому если разрыв и с женой, и с ребенком, то стресс разрыва для мужа — двойной.
Боязнь потерять ребенка делает положение мужа-отца очень зависимым. Он не хочет развода. И добивается стабильности послушанием жене.
В случае развода муж-отец лишается большей части нажитого, в том числе (и главное) — жилища. Как решается чаще всего вопрос о жилплощади? Из сделанной правдами-неправдами двухкомнатной квартиры он едет в комнату в коммуналке, а она с ребенком — в однокомнатную отдельную квартиру. Уважающий себя совестливый мужчина, как говорится, берет электробритву и уходит. То есть он отброшен в имущественной проблеме к началу процесса, все надо начинать снова. А если он оставляет за собой что-то по закону, то терпит моральный урон в глазах общества и близких.
Это еще больше увеличивает стресс разрыва и способствует воскообразному состоянию воли к власти у мужа.
Все то, что мы обрисовали здесь, придает разрыву и разводу для мужчин драматическое и даже трагическое звучание. Вдумаемся в социологические данные. В целом в городах лишь менее трети разводов инициировано мужчинами, а 68% (более двух третей) разводов инициировано женщинами. При том, что у 40% разводящихся пар супружеский стаж менее трех лет. И при том, что активность мужчин в разводах начинает превалировать только после 50 лет. Что это? А это вот что. Наибольшая активность жен в разводах — в самом молодом возрасте. А молодые мужья прилагают много усилий, чтобы сохранить брак. И если развод состоялся против его воли, ему настолько плохо, что дело доходит до самоубийства. Количество самоубийств в молодом возрасте у мужчин в 6—7 раз больше, чем у молодых женщин. Конечно, часть их обусловлена более распространенными среди мужчин психическими заболеваниями. Конечно, они более часто запутываются и в уголовных делах, но из трудной для него социальной ситуации он старается выпутаться, а матримониальный крах как раз и является наиболее распространенной причиной самоубийств. Женские самоубийства, как правило, демонстрационные, чтобы привлечь внимание, чтобы пожалели: она десять таблеток примет и десять записок разложит, чтобы ее спасли. Мужчины же употребляют двойной-тройной способ самоубийства, и их находят чаще уже мертвыми.
Угрозу развода муж воспринимает всерьез и старается его предотвратить покладистостью, подчинением, послушанием. Ну а
Женщина — талант в мире отношений и общения. Гораздо способнее мужчины. Она изысканно экспериментирует. Она практикует пробные разрывы с повышением напряженности. Для начала — молчание. О, это вам не ворчание. Ну что такое ворчание? Это — жена, хоть и трудная, но все еще здесь, никуда не денется, поворчит — и успокоится. Когда на лекциях я задаю вопрос о том, что страшнее, зал единодушен: молчание. И это понятно: молчание — это заговор, разрыв, пусть и частичный, но это и предтеча полного разрыва.
Не помогло молчание — уход без оповещения на несколько часов из дому. Не подействовало — переезд ненадолго к родственникам или друзьям с демонстрацией доказуемого (обратите внимание на такую манипулятивную тонкость) сохранения верности мужу на тот случай, если развод все же не состоится. И это не сработало, что ж, может быть, более действенно будет объявление о временном, а потом о полном разрыве, затем о разводе. Такое постепенное повышение давления на иррациональном уровне — не что иное, как зондирование. Если нет уступки при меньшей напряженности, то включается большая.
Нередко жена стремится вызвать чувство ревности. Она демонстрирует интерес к ней других мужчин. Говорит о возможности и допустимости измены и замены. Иногда дело доходит до действительной измены с демонстрацией ее мужу. Мы имеем в виду не измену, диктуемую новой глубокой любовью, а измену именно как средство принуждения.
Измена для молодого мужа — душевная боль. Удар по самооценке. Позор при огласке. Мужчины и измену переносят тяжелее, чем женщины. Ревность мужчин более глубинная, биогенная. Угроза измены — это очень неприятный, серьезный, бьющий по самолюбию рычаг власти в руках женщины. Послушался — отношения восстанавливаются.
Посмотрим теперь, как используется
Окружение «по месту жительства» как чаше настроено? Женщины — хранительницы домашнего очага, мужчины — пьяницы и гуляки. Так что если она изменяет даже, то потому что он ее обижает. И действительно, пьяниц среди мужчин больше, чем среди женщин. Правда,
и нравственных гениев больше. У мужчин все так. Больше талантов в науке и больше олигофренов (чем среди женщин). Больше коротышек и больше долговязых. Больше особо плохих и больше особо хороших. Но бросаются в глаза пьяницы, и по ним — выборка ведь! — делается вывод обо всем роде мужском: средний мужчина хуже средней женщины. Более сложная закономерность (у мужчин больше вообще крайностей) в расчет не берется, она и неизвестна в широких кругах, открывший ее кибернетик Геодакян обсуждал это не в газетах, а в научных журналах. Так что общественное мнение дома и на работе — не в пользу молодого мужчины, и чуть что — к этому мнению можно апеллировать. Рычаг, пусть небольшой, но в руках жены.
А вот вздумал бы он прийти к начальству по поводу семейных конфликтов... Что бы вышло? Правильно, ничего, кроме смеха со стороны ее сослуживцев. Иное дело, если она на работу к нему придет. Тут будет получено понимание и поддержка. Дыма без огня не бывает — полагают сослуживцы.
Руководитель-женщина поддержит молодую жену из женской солидарности. Руководитель-мужчина поддержит молодую жену вопреки мужской солидарности из соперничества, хотя в мотивах не признается иногда даже себе. А мотивы такие: сейчас я ей окажу услугу, защищу ее, а потом мы будем с ней знакомы, разведутся, и она со мной заведет роман. А по отношению к молодому мужу у начальника срабатывают родительские тенденции — наказать.
Молодой муж продвигается по службе, и любая запятая может стать точкой на этом пути.
Так что молодой муж боится жалоб на работу со стороны жены.
С одной стороны, ему это выгодно. Можно полежать или заняться интересными для него мужскими делами. Поэтому он не сопротивляется такому положению. А проигрыша-то оказывается на поверку гораздо больше, это он начинает понимать много позже. Например, оставшись без обеда (это она не оставила ему обед), он чувствует себя беспомощным. Но это не главное. Важнее, что она компетентна в домоведении, а он нет. Поэтому она распорядитель кредитов. Он ей деньги отдает, а она ему выдает. На еду-транспорт. На покупки-химчистку. Она же в доме работодатель, поскольку все в доме знает. А дала работу — надо проконтролировать ее исполнение (функция ОТК — отдела технического контроля). А за нерадивость надо наказать (судебный исполнитель!). Наказывает не плеткой, конечно. Ворчанием.
Или молчанием. Все это вместе (финансирование, работодательство, контроль, наказание) — атрибутика ВЛАСТИ. По известному выражению, власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно... Женщинам есть повод задуматься.
Когда-то я опубликовал в «Вечерней
Москве» небольшую статью под эдаким заголовком «Кухня — дело мужское», в общем-то в защиту задавленных кухней жен. И получил большую почту, в которой рефреном было: «Э нет, мы кухню мужьям не отдадим». Это и понятно. Постанывая от перегрузок (кстати, лишний повод дать ему почувствовать свою значимость и упрекнуть), жена не склонна отдать лидерство в домоведении, а вместе с ним и власть по дому, которая фактически означает власть в доме. Пусть он ей «помогает», то есть выполняет неквалифицированные работы. Под ее руководством. Мелочным. Дотошным.
Мы говорили, что жена-мать в случае разлада может ребенка мужу дать, а может и не дать. Тут ребенок выступал в качестве некоего объекта, который и можно «дать или не дать». Но ребенок, пусть и пятилетний, уже субъект, у него свои мотивы, свои понятия о жизни. Естественно, очень зависимые от психологической ситуации.
Он знает, что в случае развода останется с мамой. Ведь так уже случилось с некоторыми другими детьми. И к той пуповинной привязанности, которая естественна в каждом ребенке, присоединяется еще и командно-административная зависимость. Ребенок видит все то, о чем мы говорили в предыдущих главках. Но прибавляются и еще впечатления. Мама дает папе десятку на обед-сигареты и ему, ребенку, трешку — на завтрак-мороженое. Понятно, папа больше, поэтому ему мама дает больше, но и ему и папе дает мама. И он с папой в этом отношении — на равных. А вот папа и ребенок возятся с конструктором, а мама возится на кухне. Магия запахов, источаемых кухней, пьянит обоих. Наконец, мама (главный маг и магистр!) объявляет: «Ну, мужчины, руки помыли? Быстро марш за стол». И он с ребенком как бы в одном вольере. Для маленького ребенка, как справедливо заметил один писатель, кормилец тот, кто ставит кашу на стол. И в результате ребенок, даже мальчик, при ссорах родителей эмоционально объединяется с мамой. Отец оказывается в изоляции, избежать которой можно опять же только подчинением.
Мы уже писали о лучшей психотехнике общения у молодых жен по сравнению с их молодыми мужьями и о ее значении для уменьшения стресса одиночества и для поиска замены в случае разрыва. И оставили за кадром аспект, имеющий значение непосредственно в супружеском общении. Ведь имея такое преимущество, она его, попросту говоря, «переговорит». К тому же муж по характеру своих служебных обязанностей выполняет работу, требующую большего нервного напряжения, чем работа, которую выполняет жена. В первые годы ему приходится и прирабатывать. Работа на одну ставку не покрывает всех нужд семьи (читай — жены), он работает на полторы ставки. Домой он приходит сверхуставший. И вот, представим себе, она заказывает билеты в Сочи, хотя он полагает, что ехать семье на отдых надо в Карелию, на озера, где костры, грибы, мало людей, а не в Сочи, где грязно и дорого. Но вот он, уставший и «косноязычный», вяло возразил — одно слово в две секунды. А она три слова в секунду выдает, и он уступает.
И снова вспомним о сексе, но уже не в ситуации разрыва, а в рамках непосредственно супружества. В связи с повышенной сексуальной активностью молодой муж зависит от менее активной, лишь пробуждающейся сексуально, жены: конечно же любое непослушание мужа вызовет у нее отрицательные эмоции, которые будут угнетать ее сексуальность, и ясно, что в этом случае ни о какой близости не может быть и речи. Но это, так сказать, естественная регуляция. Некоторые же жены, будучи менее зависимыми от мужей в силу менее выраженного влечения или, может быть, в силу даже конституциональной фригидности (просто холодна от роду, и все тут), просто отлучают мужа от супружеского ложа за любую провинность. В моей клинической практике была такая пара — жена мужу говорила: «Помойное ведро не вынес — полового акта не будет».
Смех смехом, но на самом деле это очень сильный рычаг власти женщины. А он козликом прыгает вокруг нее и ублажает.
Как о средстве возможного принуждения жены со стороны мужа вспоминают о физическом превосходстве мужчины. Что ж, в отсталых слоях населения применение таких рычагов случается, но это те исключения, которые только подтверждают правило. Нормальный социализированный мужчина сдержит свою агрессию прежде всего из моральных соображений: осудят друзья, снизится самооценка (опус-гился до того, что ударил женщину). Понятно, не последнюю роль сыграет и страх перед юридическим возмездием за несдержанность. Как бы он ни осуждал ее, он боится судебного осуждения, которое конечно же поломает ему всю жизнь, карьеру, и из-за кого, из-за «глупой бабы»? Сдержится. Ну а не сдержится, ударит... Не убьет, только побьет. Ау нее вон сколько рычагов власти против этого одного, который и блокируется всей этой совокупностью. К тому же сам его проступок может превратиться в козырь в ее руках. Я тебя не посажу, хотя могу, но будь послушен. И он, понурый, нашкодивший песик, водит мордой по полу, боясь глаза поднять, и старается ей угодить.
Не надо думать, что жена то и дело бегает к мужу на работу с жалобами и устраивает сексуальные забастовки или постоянно напоминает о том, что он бесправен в отношении ребенка. Это может быть на полутонах, намеках, это подразумевается, понимается. В психологии такое скрытое психологическое воздействие с выгодой для себя и в ущерб партнеру, как мы помним, называется манипуляцией. Это одна из форм субъект-объектного отношения к людям, когда другой рассматривается осознанно или на бессознательном уровне не как равный мне субъект, равная мне личность, а низводится до уровня предмета (объекта). В данном случае муж является объектом манипуляции.
— Ах, так? Ты не хочешь ехать со мной в Сочи. Ну и прекрасно. — Жена замолчала..
Он тоже замолчал — а что же делать? И вот она подходит к телефону, а он садится в кресло. Она набирает номер, а он берет книгу. Но до чтения ли ему? Буквы прыгают перед глазами, да и книга вверх ногами, он же взял ее в руки только для того, чтобы показать, как он спокоен, не подумав о том, что она прекрасно видит, как книга, подрагивая в его руках, выдает его внутреннее волнение. Да и не может он сосредоточиться на чтении, потому что прислушивается к разговору, а до того еще к звуку диска телефонного аппарата, что там за номер; но разобрать трудно, то ли 151-05-07, то ли 262-06-08. И кто там? Может быть, жена назовет имя? Н-нет, она не назовет имени, пусть он помучается в догадках, измена или еще нет. И дальше разговор происходит так, как в главке «Тайны мадридского двора» (чтобы здесь его не переписывать — загляните туда сами), помните, там жена не только не называет имени того, с кем она говорит, но и тщательно избегает глагольных окончаний в прошедшем времени, которых он ждет, потому что ясно: «делал» — значит, там мужчина, «делала» — значит, женщина. Разговор закончен, через 15 минут ее встретят у подъезда, кто — для него неясно, то ли давняя подруга, то ли давний друг. И вот она готовится к свиданию. Возможно, с подругой, но... припоминаете такие картинки, как это делается. Вот она каблучками простучала туда — подкрасилась, вот каблучками простучала обратно — поправила прическу, подошла (каблучки!) к вешалке — прошуршала плащом, прошла (каблучки!) в другую комнату — взять сумку, подошла к двери (каблучки...), остановилась — поразмышляла, не забыла ли чего, все-таки забыла (каблучки), взяла (каблучки), остановилась у двери, тихо щелкнула замочком сумки, громко щелкнула дверным замком, отворяя дверь... Все, его нервы не выдерживают, он отбрасывает книгу:
— Ну хорошо, едем на юг, как ты хочешь, бог с ней с Карелией и с озерами, едем в Сочи.
И она, не сразу, умеряет свой гнев:
— Ну вот, сразу бы так, а то север... Снимает плащ, звонит:
— Кать, ну, ты извини меня, в другой раз, ладно. Тут Сережка со мной помирился, сама понимаешь, примирение должно быть бурным...
Улыбается:
— Ну, иди сюда, глупый...
Итак, только полутона, намеки, вероятность. Но даже только опасения, что она применит рычаги власти, заставляет его отступить и уступить. Некоторые мужчины защищают себя мыслью, часто высказываемой в наших дискуссиях:
— Это все мелочи: юг, север, покупки... Когда дело дойдет до серьезных вещей, она будет послушна.
Но жизнь состоит в основном не из землетрясений и пожаров, где жена будет охотнее подчиняться, чем командовать, — к счастью, такое встречается редко. Она состоит из будничных мелочей и средних по значимости проблем: купить телевизор или прицеп, север — юг... И ему приходится чаще подчиняться, чем командовать.
Основная манера женского властвования — манипуляция. Впрочем, иногда жена и напрямую напоминает о наличии у нее серьезных аргументов: не хочешь ты со мной на юг — найдутся другие спутники. Так тоже бывает.
Владея рычагами принуждения, жена применяет безнаказанно авторитарный стиль влияния:
— Так, едем, собирайся!
Или по крайней мере практикует мягко-снисходительный командно-административный тон:
— Кисонька, не раздевайся, ну очень надо сходить за хлебом.
Она позволяет себе быть категорично-безапелляционной с мужем, высказывает наедине и на людях отрицательные оценки в его адрес, обвиняет, высмеивает, обнаруживает неблагодарность в ответ на его заботы о семье. Если муж бывает не прав, она реагирует открыто конфликтно, не стараясь смягчить ситуацию... Мы говорим о сути, которая в зависимости от степени деликатности может варьироваться по форме, то смягчаясь, то ужесточаясь. Только очень гуманные, хорошо владеющие гуманной же психотехникой общения и обладающие большой самодисциплиной жены в таких условиях не используют конфликтную манеру общения с мужем и не пользуются средствами принуждения. Если возникают противоречия в интересах, вопросы в таких парах решаются пятьдесят на пятьдесят. То есть раз на юг едем отдыхать — раз на север, раз телевизор смотрим — раз в кино идем, раз ковер покупаем — раз самолет (раз нельзя купить ковер-самолет). Муж ценит такое отношение жены и, сравнивая свое положение с положением большинства собратьев, испытывает счастье.
Контраст между лидерским положением в служебной сфере и подчиненным положением в семейной мужья переживают остро. От домоведения они стараются уйти. Отчасти из-за перегрузок на работе. Но больше потому, что тяготит именно неквалифицированный домашний труд. Тяготит и произвол жены.
Он предпочитает быть добытчиком. А в это понятие входят почти всегда и приработки, которые, в свою очередь, способствуют переутомлению на работе и отходу от домашних дел, а это опять же увеличивает значение и власть в доме именно жены. Это психозащитное поведение. Неприятные переживания уменьшаются, но не устраняется их причина, которая воспроизводит ситуацию, вызывающую напряженность. Можно и вообще, и в данном случае психическую защиту сравнить с ненадежной покрывающей рану пленкой, под которой происходит острое или хроническое воспаление. Психозащитная природа просвечивается и в том, что он уходит в свой рабочий угол для выполнения «домашних заданий» по служебной линии, в хобби, в телевизор, в спорт. Особняком стоит автолюбительство. Машина дает ему чувство значимости в доме, ведь машина — продолжение дома, а здесь жена некомпетентна.
То, что мы сейчас описали, можно образно назвать внутренней эмиграцией. Но постепенно она перерастает во внешнюю.
■ Вот он ушел к соседу перекинуться в шахматы, вот пошел в сауну с мужиками попариться, вот оторвался на рыбалку, этой на охоту.
Но сейчас он старается всеми силами сохранить семью и сохранить в ней мир. Пусть и ценой собственного самолюбия. В общении он старается не задевать жену первым, а в ответ на ее конфликтное поведение пытается вести себя сдержанно, не показать свое справедливое, с его точки зрения, раздражение. Но это чередуется с взрывами гнева, после чего обычно возникает досада на себя, и он снова покорный.
Но есть и менее покладистые мужчины. И с ними жены активно разводятся. Мы уже затрагивали вопрос о неравенстве при разводе (ребенок с ней, квартира делится не поровну), поэтому жена может позволить себе такой неравный развод, в надежде, впрочем, на иллюзорную возможность замены на «хорошего» другого. Есть и вовсе непокладистые мужья, которые, не выдержав гнета, сами подают на развод...
Мы все еше говорим о первых годах брака... Но и менее покладистых, и вовсе непокладистых мужей в молодом возрасте — явное меньшинство. Понятно, что некоторые мужья терпят такое положение вещей в семье скрепя сердце. И скрипя зубами. Жена чувствует это, и, несмотря на внешне проявляемую покорность его, она недовольна, она хотела бы искреннего согласия с ее «мудрым» руководством и с ее руководящей ролью вообще. Кроме того, вскрываются и другие малоприемлемые для нее его черты, которые до свадьбы отсутствовали. Все это, складываясь, порождает ее желание и в этом даже случае развестись и найти замену. И вот многие из таких жен делают это, не ведая, что творят. А творят разрыв себе с ним и ему с собой и с ребенком. Они не знают, что в новом варианте, даже если он состоится (а с ребенком труднее выйти замуж, чем без ребенка), будут новые трудности, похожие или чуть иные, но все равно трудности.
Мы описали события, которые происходят в первые 2—3—4 года супружества. Понятно, что модель взаимоотношений супругов носит
собирательный характер. Это только модель. Могут, разумеется, быть исключения.
Сейчас «пошел процесс» расслоения в обществе, и при активности и нещепетильности, как замечено в главке «Любовь и деньги», можно получить большие доходы и в молодом возрасте. И вот если муж ради семьи стал зарабатывать существенно больше, то власть молодой жены становится несколько меньше, а его вес в семье — несколько больше.
А может быть, его родители весомее.
А может быть, он обрел дополнительные умения по психотехнике общения благодаря занятиям у психологов.
Но ситуация, при которой по всем пунктам, определяющим доминирующее положение супруга в молодежной паре, проходил бы молодой муж, — маловероятна.
Подытожим описание рычагов власти жены над мужем (в первые годы супружества, когда она молода) (рис. 19).
Теперь так же собирательно, в общем и целом, мы сейчас опишем ситуацию, характерную для, условно говоря, двадцатого года супружества, если оно сохраняется. По нашей «теореме», в это время почти все рычаги власти переходят к мужу. (Вернемся к схеме, в которой это отображено графически. См. рис. 15.)
Схема наглядно демонстрирует, что переход этот происходит не сразу, а постепенно. Но мы обсудим уже результат этого процесса... Итак — двадцатый год супружеского «поединка»...
В изложении соотношения сил на двадцатом году возьмем ту же последовательность, что и в главе «Рычаги власти. Первые годы супружества». Но только с одной разницей. Тогда мы как бы жалели мужа. И женщины, читая тот материал, наверняка сделали вывод, что я принимаю сторону мужчин. Нет, я не против никого! Я за тех и за других! Но там действительно все складывалось не в пользу молодых мужей. А вот на двадцатом году все складывается не в пользу прожившей с мужем двадцать лет жены, и мы будем как бы жалеть теперь ее. Эти наши «как бы» означают, что жалеть на самом деле надо обоих и что мы описываем процессы как они есть.
Начнем с того, с чего мы начинали там. Прежде всего, возможность замены.
Мы помним, что эта возможность зависит в первую очередь от степени привлекательности каждого из супругов. Так вот, теперь-то...
Он заматерел, стал по-мужски красив. Конечно, в рамках, отпущенных природой. Его даже седина красит. Она же не помолодела. И уже седину красит. Такова жизнь. Но такова еще и воля женщин. Они прямо-таки стараются стареть: злоупотребляют косметикой-гримом (а нужна бы косметика «Шер Лайн»), едят не то и не столько, курят, мало занимаются физкультурой. Кроме того, такой парадокс. Жена старается улучшить свою внешность для чужих людей, а перед мужем часто появляется в креме, бигуди, без привычного макияжа. Получается, что мужу бигуди, а начальнику локоны. Раньше это все компенсировалось молодостью. Но с утратой молодости заботы о своей внешности для мужа не прибавляется. Он тоже ведет не идеальный образ жизни (курит, выпивает). Но природа у него другая. Он дольше держит форму. (Хотя, пренебрегая советами гигиенистов, диетологов, быстрее, иногда внезапно, умирает.) Все это работает в плане сексуальной привлекательности на него, но не на нее. С внешней привлекательностью, как мы видим, положение у мужчины и женщины меняется, происходит перекрест (см. рис. 16).
В то же время внешние красивые своей молодостью формы более важны в женщине для мужчины, чем в мужчине — для женщины.
Доходы растут и у жен, если они работают. Но доходы у мужей растут все же быстрее, чем у жен. Это подтверждается не только житейскими наблюдениями, но и некоторыми социологическими выкладками. Известно, что руководящий состав зарабатывает больше. А среди директоров и их заместителей больше мужчин, чем женщин, и не на 10%, а в десять раз. Разумеется, заработать можно не только на директорском месте. Но и другие мужские профессии оплачиваются лучше (там риск, там нужна техническая смекалка, физическая сила, возможность оторваться от дома...). Так что в среднем возрасте мужья зарабатывают существенно больше жен.
Вспомним, что в молодости, когда ее родители были еще в силе и зарабатывали, будучи зрелыми людьми, намного больше, чем муж, ее тыл был обеспечен этим и она от мужа была независима. И что мать жены чаще всего была недовольна зятем и поддерживала ее морально, отец же, не очень вмешиваясь в житейские дела, поддерживал ее материально. Теперь родители — пенсионеры, и приходится морально и материально поддерживать их. А муж — единственный серьезный добытчик. Здесь, таким образом, тоже происходит перекрест. Она зарабатывает немного больше, чем в молодости, но это перекрывается необходимостью помощи родителям. А у него заработки растут неуклонно.
Все эти денежные соотношения повышают его ценность в глазах жены. Но не только жены, но и ее соперниц. Теперь он в случае развода выгодный жених. С другой стороны, в случае развода он может теперь «красиво» уйти, оставив жене и детям нажитое, а себе купить новую квартиру и продолжать хорошо зарабатывать. Так что здесь нет и в помине имущественного краха, о котором мы говорили, когда речь шла о первом десятилетии.
Навыки в психотехнике общения у него по сравнению с молодыми годами усовершенствовались, так что теперь он знакомится и ухаживает пластично, умело. Она же по-прежнему владеет навыками общения, они, ранее обретенные, у нее не утрачиваются. Так что вроде бы перекреста здесь нет. Но, пытаясь их применить, она уже не получает того резонанса, который был в молодости. Она умеет принимать ухаживания, которых становится все меньше и меньше. У него же к умению ухаживать прибавляются еще и деньги, которые делают это ухаживание более респектабельным, красивым.
не только в связи с импозантностью, деньгами и психотехникой общения. Он и социальный статус имеет более высокий. И социальные связи, которые определяют многое, у него наладились.
Но главное, у него появилось больше «статистических» возможностей. Конкурентоспособных мужчин с возрастом становится все меньше. Поумирали, поскольку, выражаясь словами Воланда, мужчины «внезапно смертны». А среди выживших мужчин больше «выживших из ума», тяжело больных, заключенных, чем среди женщин. Они женщинами как женихи рассматриваются тоже очень условно.
А конкурентоспособных женщин — все больше. Он легко может после развода вновь жениться. На женщине, существенно более устраивающей его в каких-нибудь смыслах.
■ Например, на более уступчивой и покладистой, пусть и ненамного моложе его — она тоже развелась-разошлась и стала понимать тягость одиночества и бояться этого одиночества.
Мужчины пользуются тем, что потенциальных невест существенно больше. По демографической статистике: среди 40—49-летних людей неженатых было 8,4%, а незамужних — 21%. В два с лишним раза. И, не понимая, не зная этого, женщины тоже в два с лишним раза чаше сами подают на развод. Но разведенный зрелый мужчина может жениться и на существенно более молодой женщине. Теперь он имеет много преимуществ перед молоденькими соперниками.
Снова обратимся к цифрам. 13,4% женихов в возрасте 40—44 лет и 32,9% женихов 35—39 лет, по анализу социолога А. Б. Синельникова, сочетались браком с женщинами моложе 30 лет. То есть существенная разница в возрасте «в пользу мужчин».
В связи с возможностью замены в случае ее непокладистости теперь угрожает ей он, среднестатистический мужчина, а уж тем более если он «выше среднего». И это может играть роль средства давления в его руках.
у него уже не такое тяжелое. Хотя физиологическая стрессоустойчи-вость, конечно, не увеличилась с возрастом, а, может быть, даже и снизилась, у него появились навыки преодоления стрессовых ситуаций. Появился опыт. В том числе опыт разрывов. Он не переживает это так драматично, как в молодом возрасте.
И с друзьями он в лучшем деловом и аффилиативном контакте. Теперь он не только может выговориться в их компании, но в случае разрыва с женой друзья помогут ему и действенно (познакомят с кем-нибудь, дадут ключ от запасной квартиры, своеобразного охотничьего домика, где набит холодильник и все вычищено для очередного «охотника»). Возможность такой действенной поддержки понимается и греет.
И перспективы возможной замены, о которых мы говорили выше, тоже, разумеется, греют и снижают переживание разрыва.
И о сексуальном одиночестве уже и речи нет. По крайней мере, любовницу он найдет без труда. Покладистую — он ведь не муж, она только хочет, чтобы он стал мужем, а он может им и не стать.
Так что разрыв переживается только в связи с муками совести (а совесть легко уговорить) и в связи с некоторым сожалением, что вот биография не вполне удалась, что вот столько лет прожито вместе — а тут разрыв...
уже не объекты-игрушки, которых (которые — даже!) можно дать или не дать.
Они продолжают привязывать мужа-отца к семье, но не настолько, чтобы удержать его, если жена не будет теперь покорна его воле, и уж тем более, если она несправедлива. Он после развода сможет с ними наладить контакт.
Они становятся все более субъектами, творцами своей судьбы, имеют свои интересы, свое мнение и свои отношения с каждым из родителей.
В 15-летнем возрасте дети в состоянии нравственного поиска, и если мама несправедлива, они могут поддержать уже отца, а не беспринципно жаться к ней.
Но важнее, что в этом возрасте идет бурная борьба за независимость. Отец в этом вопросе обычно более демократичен с ними, дает больше степеней свободы, даже девочке и даже в сексе. И они объединяются с ним.
А тут еще одна психологическая закономерность. Количество власти, которую привыкла осуществлять жена-мать, по ее мнению, должно остаться таким же. Это проявляется в определенном числе приказаний: поди вынеси мусор, поди выбей ковер, поди подотри нос ребенку... Но папа выходит из-под власти. И тогда она всю ее сосредоточивает на детях. А они протестуют и еще больше стремятся объединиться с отцом. Мать может оказаться теперь в такой же изоляции, в которой в свое время оказывался отец, когда маленький ребенок объединялся с матерью.
Не сбросишь со счетов, что дети бывают и расчетливы. В воздухе уже витает слово «развод», но с папой, у которого доходы в 2—3 раза больше, лучше не ссориться.
столь переменчиво, что на 20-м году супружеской жизни оно поворачивается на 180 градусов. Смотрите, во дворе столько вдов и разведенных, а жена несправедливо, грубо («бисер мелок!») обходится с таким нормальным мужиком. И в учреждение, где он работает, жаловаться бессмысленно. Он стал мастером, на нем цех держится, так что даже если руководитель — женщина, она его защитит. И для нее он как производственник, работник важнее, чем как семьянин. Но чаще (повторим, в 10 раз) руководитель — мужчина, у которого положение в доме такое же, а симпатий, которые вызвала бы молоденькая, нет, так что он поддержит мужа еще и поэтому. Но конечно же и для руководителя-мужчины важнее то, что он хороший производственник, а какой он там семьянин — это на третьем месте. Это было даже в застойные времена, а теперь и подавно.
В крайнем случае муж пренебрежет дальнейшим повышением по служебной лестнице. К тому же оно менее вероятно, чем в молодости, тогда он с рядового врача скорее бы «скакнул» на завотделением, чем сейчас с главного врача — на руководство окружным управлением. Ну а снять за развод с должности сейчас уже не смогут. Обвинение еще надо доказать. Здесь, по этой позиции, нет перекреста, то есть он не получил еще рычага власти, но теперь он защищен от ударов.
когда-то было для него трудным делом, целая наука. Кухня представлялась чем-то вроде операционной: ножи, вилки как кохеры, пеаны, лигатуры... Все разложено по порядку, заведенному женой. И он подчинялся охотно. Мальчиков на уроках труда опять же учат не тому. Табуретки делать... Это уже программа профтехучилища. В школе надо бы учить домашнему труду, вот суп сварить. Но не учат. И молоденькие мужья ничегошеньки не умеют. Но проходит время. Съездит он раз пятнадцать в командировки, поймет, что не так уж страшен этот кухонный чертик, как его малюют женщины. Сам начнет потихоньку заниматься, что-то изобретет, чему-то научится, переймет, жену еще сможет подучить. Лучшие повара — мужчины. И лучшие портные...
Так что в случае разрыва он себя обслужит. Да чего греха таить, быстро найдется кто-нибудь из женщин, кто захочет это делать. А чаще и мама еще его жива (а папа, скорее всего, умер — мужчины в среднем на 10—15 лет меньше сейчас живут), она не оставит свое дитя без женского глаза, тем более надо найти применение своей заботе о ком-то.
она его. Он научился, пусть и не по разработанным нами алгоритмам, пусть неоптимально, отстаивать свое мнение в конфликте. И разговор его немногословный, но весомый:
— Машенька, давай конструктивно...
А в ответ на три слова в секунду заявит:
— Я все сказал!
Нехороший, плохой, грубый, невежливый, безжалостный... Список эпитетов можно было бы продолжить. Но говорит он, чувствуя силу своей позиции.
Сексуальность его стала спокойнее, не такая экзальтированная, как восемнадцать лет назад. Нет-нет, не подумайте, он все еще на сексуальной высоте... если женщина нравится. Нравится же ему скорее послушная, чем вздорная. А любовницы, которые хотят стать женами, выказывают кротость. Но с женой, если она продолжает «бузить», секс явно менее интересен, он предпочтет даже побольше поспать... или даже побольше поработать. А у жены в этом возрасте сексуальность — в самом расцвете. Так что это будет для нее уже наказание. Не пришила пуговицы к костюму — полового акта не будет.
Все как двадцать лет назад — только двадцать лет спустя. И все наоборот. Перекрест.
Женщины иррациональны, мужчины рационалисты. Он получил рычаги власти. Начинает властвовать. Но он не пользуется манипуляцией, а чаще по-рабоче-крестьянски ставит ультиматумы:
— Так, дорогая, мы едем к Славке в Карелию на озера. Иначе я вообще не беру отпуск сейчас и поеду в командировку в Корею.
Манипуляция — это долго, зачем? Так проще и яснее.
Роли поменялись. И жена, предвидя полное одиночество (дети тоже разъедутся), часто становится покорной, как тогда — он. И тоже все это скрепя сердце и скрипя зубами.
И муж, ведь не ангел он, начинает вести себя авторитарно, напоминая о рычагах принуждения и даже применяя их:
— Не хочешь ехать со мной в Карелию — найдутся другие «спутницы».
Но может смягчиться до снисходительного командно-административного тона:
— Ну-ну, Томуся, надеюсь, у тебя разум возьмет верх над иррациональными побуждениями.
■ Он безапелляционен с ней, высказывается критически по поводу ее вкусов и развития, бывает, что и на людях, обвиняет в том, что плохо воспитала детей, высмеивает ее сентиментальность, далеко не признателен ей за тот трудный период, когда они жили победнее и она обстирывала, готовила, проводила лучшие годы в трехметровой ванной и пятиметровой кухне...
Если жена не права, то он грубо, на высоких тонах, с эпитетами «объясняет ей, насколько она не права». Речь тут идет об отношении к жене по сути, а в зависимости от меры интеллигентности мужа все это может быть высказано по форме то более мягко, то более жестко.
Легко заметить, что, описывая поведение мужа, мы не слишком затруднялись в подборе фраз. Они почти те же, что и при описании отношения жены к мужу в начале брака.
Да, он не лучше. Сейчас он, может быть, даже хуже. Например, жена авторитарно настаивала на чем-то в интересах, пусть лишь с ее точки зрения, но семьи в целом:
— Наша семья поедет отдыхать на юг, как все нормальные люди, а ты, ненормальный, тащишь нас на север.
Да, это было бестактно, нетерпимо. Но вот сейчас он говорит, что не уйдет от семьи, если она будет терпеть то, что он с любовницей поедет на байдарках, а уж потом, так и быть, он с женой съездит вместе в пансионат. А нет — вообще уйдет. Он ставит откровенно несправедливые условия, при которых не будет развода. В частности и в особенности, эти условия, как это уже прозвучало в нашей иллюстрации, касаются адюльтера. Известно, что полигамные тенденции, стремление к сексуальной экспансии у мужчин выражены сильнее, чем у женщин. Она если и прибегала к измене, то больше как к рычагу влияния или просто способу найти запасной аэродром. У мужчин же полигамность в самой их биологической природе. Но в первом периоде брака он ей верен. Срабатывают внушенные обществом нравственные установки. И тем легче, чем труднее реализация полигамной тенденции. Кроме того, привыкание, способствующее охлаждению, в первом периоде брака восполняется молодостью и сексапильностью жены и относительной новизной для него самой сексуальной жизни. Теперь же сдерживающий и восполняющий факторы существенно слабее, а нравственная установка надломлена обидами. И полигамность выявляется в плохо прикрытой или откровенной форме. Это жене причиняет страдания тем более горькие, коль скоро она ему не изменяла.
Протест против грубой полигамности или ухода от нее она нередко выражает суицидальной попыткой, которая носит в основном демонстрационный характер. Недостойно. Жалко все выглядит. Но вспомним и реализующиеся суициды молоденьких и даже более зрелых мужей. И пожалеем и женщин и мужчин.
Только в физике противодействие равно действию. А в «лирике» — противодействие сильнее действия. Так что по закону конфликта ответный удар всегда сильнее. А первая, как говорят дети, начала она. В «Литературной газете» я опубликовал в виде статьи мысли, положенные в основу этой главы, и мой редактор Лора Великанова придумала броское название «Лидер начинает и проигрывает», а художник над фотоэтюдом, изображавшим мрачную жену лет тридцати пяти и мужа к нам спиной, нарисовал поверженную шахматную королеву. И над всей этой композицией слева «Лидер начинает и», а справа сверху вниз «проигрывает». И врезка: «Заметки, единственная цель которых — убедить начинающих жен и мужей (жен в особенности), что обиды, нанесенные в первое десятилетие семейной жизни, не только не забываются, но и оказываются для брака гибельными». Не всласть оказалась для нее власть.
В нем говорят обиды и молчит совесть. Применяя рычаги власти, средства принуждения, он оправдывается перед собой, перед ней и перед друзьями прошлым ее поведением.
Часть жен реагирует очень конфликтно на изменения в поведении мужа. А некоторые, недооценивая ситуацию (не ведают еще, что такое одиночество), продолжают и сами вести себя по-прежнему, как в первом десятилетии: авторитарны, обвинительны, насмешливы, безапелляционны, раздают мужу по разным поводам отрицательные оценки. Вспомним кинофильм «Прости» по сценарию Виктора Мережко.
Пользуясь ситуацией, некоторые мужья инициируют развод, с возрастом все активнее. И тем активнее, чем больше они зарабатывают, как это выяснила социолог Л. В. Чуйко. А случается, что на развод подает жена, но тогда уже, когда муж фактически вне семьи.
Мы описали начало и конец процесса перехода рычагов власти от жены к мужу. Есть и середина. Все происходит, как мы уже заметили в самой общей форме, постепенно. Но эта мысль достойна чуть более
подробного рассмотрения. Нет какого-то рубежа, скажем, между первым и вторым десятилетием. Постепенно муж набирает профессиональную высоту и статус. Постепенно вырастают его доходы. Постепенно он становится солидным «мэном». Так же постепенно она утрачивает свежесть. Постепенно снижаются темпы ее профессионального роста и «рассеиваются» ее связи. Все больше она врастает только в быт. Постепенно вырастают дети. Внутренняя эмиграция мужа все больше переходит во внешнюю. Вот так и получается, что процесс пошел.
Но есть и узлы. После 24 лет расхватаны женихи, а разведенные мужчины не все стремятся вновь стать мужьями, а если и женятся, то, как мы уже знаем, предпочтительно на более молодых. И несмотря на то что она все-таки еще привлекательна, при пробном разрыве обнаруживается, что замену найти очень нелегко. Правда, утрата этого рычага власти нивелируется тем, что подрастает и становится все более интересным для отца ребенок (знаменитый возраст с 2 до 5). А когда ее родители вышли на пенсию и перестали быть ее финансовой опорой, она остро почувствовала значимость заработков мужа. Узловым моментом может быть вторжение претендентки на роль новой жены (что может ускорить развод). Вот так, с остановками и рывками, но в среднем «медленно и печально» все и происходит.
И распад семьи на этом насыщенном драмами пути происходит тоже у кого раньше, у кого позже либо... либо вообще не происходит, то есть, скорее всего, происходит в неполном объеме.
Бывшая жена, вероятнее всего, замуж больше не выйдет, перенося горечь обиды за одиночество на отношения с детьми, зятьями, невестками и внуками.
Он доживет холостяком до старости или вступит в новый проблемный брак, насыщенный новыми трудностями, которые могут привести к новому разводу.
Развод может не произойти вовсе. Но это при том, что жена наконец да убоялась мужа своего, смирилась, построив себе поверхностную психозащиту (такова женская доля, так во всех семьях...), а он, пользуясь этим, властвуя неправедно и мстя за прошлое, живет «в свое удовольствие», не разводясь, потому что так удобнее. Возможен редкий вариант и «с начала до конца» подвластного мужчины.
Возможен!
Она первая начала... Ну-с, а ежели она была бы той, которая описана нами как приятное, но более или менее исключение? Конечно, нет гарантий, что и он был бы идеальным мужем в этом случае. Слишком уж велики соблазны, кругом столько «зимней вишни», а то и свеженькой клубнички. Но если он нормальный средненравственный человек, то в нем говорила бы совесть, а не обиды. Их соединяла бы история их любви, история семьи, дети, внуки, тылы, теплота, чувство защищенности.
Гарантий нет в каждом отдельном случае. Но вспоминаются старики, которые умирали 30-40 лет назад. Они проживали жизнь трудную, а семья была стабильнее. Не потому ли, что, хотя и ушел патриархат, оставалась некая патриархальность, при которой женщины были изначально более сдержанны во властных проявлениях. А мужчины отвечали им верностью и в конце жизни.
Но, скажут нам, не возвращаться же к скрижалям этой патриархальности. Не возвращаться! Но обратимся к фольклору, который очень наблюдателен. Даже во времена патриархата мачеха могла заставить отца везти родную дочь в лес замерзать («Морозко») или по крайней мере держать в черном теле («Золушка»). И помните, в «Сказке о рыбаке и рыбке» у Пушкина старик настолько затерроризирован старухой (а тоже ведь уже не матриархат), что ему и в голову не приходит попросить рыбку, чтобы старуха «заткнулась». И все, и никаких проблем не было бы. Правда, не было бы и сказки. Но прекратила старухину экспансию только сама рыбка. И не был ли сам патриархат в определенной мере защитой от манипулятивных талантов жены? Нет, не возвращаться, даже если моя гипотеза справедлива. Потому что есть самодисциплина, есть психологическая культура, которой можно овладеть, есть понимание описанных нами здесь грустных закономерностей и есть гуманизм. А мы, люди, хомо сапиенсы и хомо моралитесы, человеки разумные и человеки нравственные, должны стараться соответствовать этим сакраментальным терминам.
А пока что приходится констатировать, что проблемным является каждый брак. Но можно ведь, поняв закономерности трудных отношений, оптимизировать его.
Пока эта книга, посвященная самовоспитанию в области отношений и общения, готовилась к выходу в свет, мне довелось написать и опубликовать несколько статей по психологии воспитания в журнале «Воспитание школьников» и в новом, предназначенном в основном для государственных деятелей, журнале «Президент, парламент, правительство». Проблемы воспитания и самовоспитания как-то очень уж близки. Поэтому я решил в качестве заключительной главы дать материал из этих статей. Ведь сегодняшние даже очень молодые люди, читающие эту книгу, завтра станут папами и мамами, а то уже и сейчас работают с детьми, подростками и молодежью в детских садах, школах, ПТУ, техникумах, вузах, спортивных организациях...
В решении проблем воспитания, как и везде в нашей (не в «этой») трагически любимой стране, много неувязок и противоречий, грозящих катаклизмами. Ведь все мы родом из детства. А потому, например, и чеченский синдром в целом, и каждый чеченский след в частности — это, наверное (или даже наверняка), результат просчетов в дореволюционных, послереволюционных и современных психолого-педагогических концепциях. Но разве только о Чечне речь? И коррупция, и заказные убийства — это тоже недосмотр, по большому счету, психологов и педагогов. Значит, не смогли они как следует донести до родителей и их детей простые христианские заповеди «служи Богу, а не мамоне», «скапливай богатства на небе, а не на земле», «не убий». Эти заповеди священны независимо от того, кто какую религию исповедует или отрицает.
Конечно, никто из педагогов и психологов, ни из творцов, ни из исполнителей, ни в чем особенно не виноват... Мы живем в своем времени и не можем перескочить в некое идеальное будущее.
Интересно, однако, понять причины. И построить перспективы.
Всем сейчас вроде бы ясно, что для дела воспитания важна психология. А в начале XX века она только пробивала себе дорогу в школьную практику, превращаясь постепенно сама в самостоятельную науку. В советскую эпоху психология стала как бы основой для педагогики, но не имела своего собственного дела в школе. Она не имела своего дела и вообще в ленинско-сталинской стране. Целиком завися от тяжелой поступи псевдокоммунистической идеологии, психология была тоже в основном лишь деталью идеологической машины. Настолько, что в хрущевские времена были кандидаты и доктора педагогических наук (по психологии) и философских наук (по психологии). То есть не было вообще психологической науки. Не было института психологии в «большой» Академии наук, и, например, всемирно известная знаменитость, создатель целого направления в психологии А. Р. Лурия был действительным членом Академии тоже лишь педагогических наук. Все время быть в скобках, понятно, психология не могла, и стоило ослабнуть идеологическим цепям, чему способствовали, разумеется, и сами психологи, психология вышла на широкую арену практической помощи людям в их собственно психологических проблемах. Прежде всего
Медицинская психология в соавторстве с психиатрией и в особенности с психотерапией оказала влияние и даже давление на психологическую помощь в школе. Как только возникла возможность получения ставок и в школах стали работать практические психологи, они занялись в первую очередь задержкой психического развития, отклонениями в поведении, неврозами, наркоманиями... Одновременно с этим, пусть и с меньшей интенсивностью, пробуждается интерес к одаренным детям. Появились государственные стандарты преподавания психологических дисциплин, вузовские программы... И это дает основания для «осторожного оптимизма».
Почему не для бурной овации? Ну, во-первых, потому, что мы насытились разочарованиями. А чтобы не разочаровываться, не надо очаровываться. А во-вторых, психология БОЛЬШАЯ и возможности ее практического приложения выходят далеко за рамки отрицательных и положительных отклонений. Много трудных проблем в пределах статистической и медицинской «нормы». И, оказывая помощь небольшому числу детей с пограничными состояниями, мы не вправе оставлять без внимания кричащие или молчащие (но это грозное молчание!) психологические проблемы обычных школьников, их родителей, их учителей... Это, кстати, будет и профилактикой болезней. Однако важнее, что сами эти проблемы, будучи непатологическими, тяжело переживаются, заставляют страдать. В то же время не составлен еще даже полный реестр таких проблем. И мы обсудим здесь лишь те
Много говорится о дедовщине в армии. Но она начинается в школьных дворах и коридорах. Каждый в детстве испытал на себе гнет более старших агрессивных ребят. И здесь для понимания уже недостаточно житейской психологии («все мы психологи!»), здесь требуется не слишком сложная, но все-таки научная концепция. Школьник гиперкомпенсирует за счет младшего свой комплекс неполноценности по отношению к старшему. Этот психологический механизм впервые описал ученик Зигмунда Фрейда Альфред Адлер.
В особенности тягостна ситуация с второгодником в младших классах. Ребенок, интеллектуально отставший от одногодков, «возвращает» утраченную самооценку по отношению к его теперешним одноклассникам за счет их подавления благодаря связям с одногодками и превосходству в биомассе и физическом развитии. Страдает при этом не только подавляемый. Резко искажается личностное развитие подавляющего. Он учится пресмыкаться перед сильным и получать удовольствие от своего насилия. Так рождается «обыкновенный фашизм». Но потом-то его все равно (помните?) осудят, осадят или даже посадят — вот и крах, вот и его страдание.
Подростки и юные люди стремятся занять правдами-неправдами положение среди «взрослых». А «взрослые» упорно стараются загнать их назад в детство. (Кавычки означают, что в основе этого стремления — тоже незрелость психики.) Типовая ситуация в метро. Подросток не уступает место пожилым людям. Это почему? Да потому, что взрослые взрослым не уступают, и если я уступлю — я не взрослый, а я взрослый — вот и не уступлю. И начинаются обвинения и назидания в адрес негодника. А то, что лучшее воспитание — собственный пример, родителям и окружающим в очередной раз непонятно.
Психотехника общения и у «взрослых»-то не оптимальна, потому что «не проходили» и «не задавали». Но ни школьный психолог, ни учитель-предметник не занимаются этим с учащимися системно.
Так лишь... в меру своей культуры учитель в дополнение к математике-физике-химии подаст пример или даст нужные сведения. А надо системно, системно...
Эта книга восполняет для прочитавшего ее нужную недостающую информацию, но все это надо бы дать в школе каждому ученику. А школьные программы содержат много информации, которая никогда не пойдет в дело у подавляющего числа людей. В учебнике биологии для седьмого класса перечисляется девять представителей семейства крестоцветных. А за это время можно было бы перечислить столько же кон-фликтогенных словосочетаний, которые надо выбросить из обихода.
в числе необсуждаемых, но очень значимых проблем. Редко оно доходит до степени страдания. Но отсутствие значимого одногодка переживается как тягостный хронический коммуникативный голод. Нужен понимающий другой. Нужно alter ego, твое второе «я». Отсутствие этого другого в зрелом возрасте не столь драматично.
■ Работа, семья с ее уже иными проблемами, просто сексуальные связи отставляют проблему значимого другого в прошлое.
А потребность в друге в школьном возрасте, особенно в старшем школьном, — очень велика. Что мы имеем, кроме общих и опять же заидеологизированных рассуждений с привлечением в качестве примеров дружбы, далеко не оптимальной на деле, Маркса и Энгельса? Это в псевдокоммунистическом «раньше». А теперь и вовсе ноль или минус.
(и детская, и подростковая, и юношеская) с ее романтической атрибутикой. Психологи будут называть известные из кинофильмов вещи латинизированными терминами и будут думать, что это и есть психология. Или вовсе игнорировать проблему. Неадекватно мало даже просто рассуждений на эту тему. И рассуждения эти обычно имеют сладко-приторный привкус.
Особенно часто встречается в старших классах, когда Она уже царевна Лебедь, а Он еще гадкий утенок, и Она уходит от него, а Он из жизни... «Он, она и проблемы» — все это начинается здесь, в старших классах школы. Кто поможет? Только фильм «А если это любовь?», Пока школьный психолог занят в основном тестированием для диагностики отклонений?!
У старшеклассников увеличивается удельный вес сексуальных и околосексуальных проблем. И они, эти проблемы, труднее, чем у более старших людей... Вынужденное воздержание с мастурбацией и вероятными она-нофобическими переживаниями (знаем уже, что это боязнь несуществующих последствий онанизма и что это более трудно переносится юношами). У юношей — ускоренное или преждевременное семяизвержение. У юных женщин — незапланированная беременность. А если у него или у нее симптомы гонореи или трихомониаза? К кому обратиться с каждым из этих жизненных осложнений? К маме-папе? К. бабушке-дедушке? К другу-подруге? Учителю-директору? Терапевту-хирургу?.. Вот у подростков и снижается настроение. И не до учебы им. А некоторые родители уже психозащитно запамятовали, как сами, может быть, были в состоянии ипохондрического невроза: приглядывались, не появились ли в связи с онанизмом симптомы болезней, обещанных врачами. А какие-то родители забыли, как не знали, куда деваться с гнойными выделениями из половых путей. И как это было страшно.
В ответ на мою статью «Сексология снимает запреты» в редакцию «Семьи и школы» пришли письма, на которые пришлось отвечать специальной статьей «Это все надо знать». Часть переписки читателей через журнал по поводу моей статьи я здесь приведу дословно.
17-летняя Аия из Саратова высказалась за сексологическое просвещение и раннюю — в подростковом возрасте — половую жизнь. О себе она откровенно пишет, что впервые в интимные отношения вступила в 15 лет и теперь она «очень опытная женщина с совсем еще детским наивным лицом». Одна мама, Ирина из Оренбурга, резко осудила ее. «...Яне против подобных тем в разумных научных публикациях. Но отклик на статью некой Ани из Саратова вызвал у меня негодование... Как можно оправдать редакцию, когда она печатает исповедь, мягко говоря, молодой шлюхи ? Больше всего боюсь, что мои дочери в будущем также начнут менять партнеров. Неужели эта распущенность нормальна, что вы берете это письмо за образец ?» А Лариса из Ленинграда: «...большое спасибо за информацию, Вы дали ответы на многие вопросы... Но внутренне мне очень не хочется, чтобы мои дети начали половую жизнь задолго до создания семьи. У меня двое детей; девочке шесть лет, мальчику четыре года...»
Итак, две мамы не хотят ранней и добрачной половой жизни для своих детей. Чем обусловлено столь резкое суждение Ирины и более спокойное, но все же отрицательное суждение на эту тему Ларисы? Причин много. В числе первых назовем заботу родителей о нравственном здоровье своих детей. За основу здесь берутся традиционные нормы морали. Но есть и реалистичные опасения. Раннее начало половой жизни на сегодняшний день связано для девушки и с опасностью забеременеть. Аборт вредит здоровью. Однако к взрослой женщине, идущей на аборт, по крайней мере, относятся снисходительно и сочувственно. К юной же — с явным осуждением. Поэтому пережить все сложности, связанные с нежелательной беременностью, ей труднее. Еще одна реальная опасность — венерические заболевания, а теперь еще добавился и СПИД. Но есть и другая причина негодования «взрослых», в которой им, вероятно, нелегко будет признаться. Это в некотором роде ревность: мы были обделены, а они — нет. Чувствовать себя обделенными не хочется, гораздо приятнее ощущать себя выше. Довольно часто встречается у родителей и стремление сохранить свою власть над ребенком, установив для него запреты и ограничения. Родителям-то обычно кажется, что они исходят исключительно из заботы о благе ребенка. Но это не всегда так. С точки зрения Ирины и Ларисы, Аня не права, начав половую жизнь в 15 лет. По их мнению, это распущенность. В то же время 14-летняя Джульетта Капулетти и 16-летний Ромео Монтекки были обвенчаны патером Лоренцо, и раннее начало их половой жизни никем, в том числе и нашими блюстителями нравственности, не осуждается. В России до революции было обычным венчание 16-летней невесты и 17-летнего жениха. А вот наших акселератов не обвенчают и не зарегистрируют, в то время как половое воздержание переносится достаточно мучительно всеми мальчиками и некоторыми (гиперсексуальными) девочками.
В моей клинической практике был случай, когда 13-летний мальчик потребовал от родителей, чтобы они разрешили ему жить половой жизнью с 16-летней девушкой. Понятно, что родители (не только мама, но и папа!) были против. В ответ на их увещевания мальчик потребовал, чтобы они тоже отказались от половой жизни. При всей необычности ситуации мальчик, в сущности, прав, ему нечего возразить. Мужчины именно в юном возрасте особенно тяжело переносят сексуальное одиночество, и это иногда становится поводом для сексуальной агрессивности: они требуют от девочки близости, угрожая прекращением отношений. Но ведь и тут секс — не причина, а лишь одна из сфер жизни, где каждый проявляет свойства своей натуры. В этой сфере, как и во всякой другой, можно быть подлецом, а можно — нормальным порядочным человеком.
Достаточно часто девочек склоняют к близости их сверстники, не задумываясь о дальнейшем. А иногда — задумываясь и желая брака, но еще не понимая, что семейная жизнь требует определенной зрелости, знаний и умений не только в сексе, но и в быту, в межличностных отношениях. Вашему сыну, Лариса, сейчас 12 лет, и вам надо знать, с какими проблемами ему предстоит встретиться через год, чтобы быть в состоянии понять его. Кстати, не все девочки оказываются «жертвами коварных соблазнителей». По данным Имелинского, к 18 годам 44,6% девочек мастурбируют с достижением оргазма, а значит, и достаточно темпераментны, так что могут начать половую жизнь раньше, чем хотелось бы родителям. И по собственной воле, а не по воле соблазнителя. Все это необходимо родителям знать. Письма же, к сожалению, доказывают, что они этого не знают, а ранние сексуальные проблемы детей сводят к «распущенности».
Еще к проблеме добрачной половой жизни. По данным социолога Тольца, 46% невест к моменту свадьбы беременны, так как дети у них рождаются раньше чем через девять месяцев после регистрации брака. По другим данным, у нас лишь 66% беременностей заканчиваются родами, а 34% — абортами. Абортов — треть. Если 46% родивших невест взять за две трети всех беременных невест, то еще одна треть невест были беременными, но сделали аборты. Эта треть составляет 23%. Значит, минимум еще 23% вели половую жизнь, забеременели, но сделали аборты. То есть 46% + 23% = 69% невест. Можно предположить, что половина невест из оставшихся 31% не вели половую жизнь. Но ведь и это явное меньшинство. Однако логичнее предположить, что часть из них просто достаточно надежно предохранялись. Пусть половина. Так что меньшинство становится еще меньше. Кстати, аналогичные данные были получены при сличении книг регистрации браков и регистрации рождений в одном из церковных приходов средневековой Англии. Так что наша молодежь ничем «не хуже».
Что же делать? Запретить секс под страхом наказания? И начать применять к школьникам закон о «совращении» несовершеннолетних (а что? ведь каждый из них «совратил» другого, такого же, как он, несовершеннолетнего)? Представляете, сколько девчонок и мальчишек пришлось бы упрятать за решетку, где их превратили бы в сексуальных рабов. Это несправедливо, жестоко, да и нереально. Слава богу, эти законы к несовершеннолетним почти никогда не применяются. Подумаем, законы принимаются пятьюдесятью процентами плюс один голос от списочного состава. В данной же ситуации подавляющее большинство молодых (получается, не менее 85%) всем своим жизнеповедением голосуют за раннее начало половой жизни. Они хотят решать сами за себя. Вот и Аня пишет, что не осуждает других подростков. Не осуждают и многие взрослые. Тут многое зависит от бытующих в обществе предрассудков, от умения и желания преодолеть их в себе, не закрывать глаза на реальность, не негодовать на нее бесплодно, а считаться с ней.
Наверное, имеет смысл подумать и о снижении брачного возраста. И не стремиться во что бы то ни стало, любой ценой не допустить раннего начала половой жизни до брака. Если мы действительно желаем своим детям добра, это не должно быть самоцелью. Гораздо важнее помочь им научиться относиться друг к другу бережно. Юный мужчина должен чувствовать ответственность, чтобы его подруге не пришлось делать аборт. А юной женщине нужно помнить, что ее сверстник более раним и беззащитен в психологическом плане. Печальная статистика говорит, что самоубийств (в основном «на почве несчастной любви») среди мальчиков в 4 раза больше. Но это уже отдельная серьезная тема, требующая особенного разговора.
Вот видите, Ирина и Лариса, как много граней у проблемы, само существование которой вызывает у вас протест. А что касается вызывающего тона Аниного письма, то, несомненно, ее бравада раздражает. Молодежь у нас (да и не только молодежь, увы) не столь деликатна, как хотелось бы. Так что встает вопрос о нашем психолого-этическом развитии, в котором не последнюю роль сыграют психологи. Возможно, Аня даже наговаривает на себя насчет количества связей. А если и не наговаривает, то вряд ли стоит стремиться это количество увеличивать. Дорогая Аня, люди сходятся и расходятся, всякое бывает. Обычно смена партнеров обусловлена неудовлетворенностью одним из них. Вам я пожелал бы не только успешной карьеры, но и большей осмотрительности и осторожности в контактах.
Что же касается собственно моральных соображений, то требования морали очень изменчивы и зависят от образования, образа жизни, специальности, социальной среды, общественного мнения, формируемого как традициями, так и влиянием разных веяний моды. Например, у некоторых народов добрачная половая жизнь считается делом совершенно обычным. А вот христианская мораль это запрещает. С ее точки зрения крайне безнравственным выглядит, скажем, многоженство. Мусульманство его одобряет...
Главной же, непреходящей ценностью морали, добытой как раз ранним христианством, является доброта к ближнему (а мы добавим — и к дальнему). Не стремление осудить и наказать, а готовность понять, посочувствовать, простить.
Но в школе... Кто займется этими проблемами? Учитель ботаники?
А здесь еще напряженные отношения среди родственников, развод родителей, алкоголизм в семье, проблема самостоятельного заработка, межнациональные отношения во дворе и в школе.
■ И еще: взрослые позволяют себе то, что запрещают школьникам (курят, выпивают, поздно возвращаются, не говоря уже о сексе); это вызывает обиду, сопротивление, агрессию.
Много проблем с поступлением в вузы или в ПТУ. Мы — за... За то, чтобы дети ценили ПТУ и поступали в них. Многие ПТУ производят впечатление, кстати, лучшее, чем многие школы или даже некоторые вузы. Для примера, в Мценске есть колледж непрерывного профессионального образования, где учат обработке дерева. Дело здесь поставлено так, что выходят в лучшем смысле этого слова мастера (Русь всегда славилась деревянными изделиями). Так вот, среди будущих мастеров я не увидел хулиганья и «наркоты», все ребята как-то больше заняты мастерством художественной обработки дерева. В Англии о юных людях, вышедших в жизнь из школы, заботятся так. Созданы инкубаторы, где их обучают премудростям постановки своего дела и действенно помогают встать на ноги. Почему бы не поучиться и нам? Три-четыре года назад из Англии приезжал один такой инкубатор с предложениями помощи. Но что-то не слышно о развертывании этого дела. А в условиях рынка, тем более нашего «рынка», это выход!
Наверное, лучше быть хорошим мастером, чем плохим инженером с вузовским дипломом. И все же, конечно, есть и проблема поступления в вузы. Как сделать, чтобы в вузы поступали талантливые, а не просто натасканные? Учение обычно тем эффективнее, чем лучше учитель. И психологи занимаются усовершенствованием учителей. Вот если бы все стали Шаталовыми. Пока это, однако, редкость. Понятно, что хороший учитель-репетитор, работающий индивидуально, может даже при средних способностях ученика гарантировать результат. Но для учащихся это означает большие денежные траты. Учиться же самому настолько мучительно, что обычно родителями все-таки нанимается репетитор. И получается, что вузовские конкурсы — это конкурсы репетиторов. Вплоть до того даже, что, чего греха таить, можно сказать, что между средней школой и высшей школой есть еще особая школа — школа репетиторов.
А нельзя ли не только учителей обучать хорошему преподаванию, но и научить школьников такой самостоятельной работе с любым научным (учебным) материалом, которая будет доставлять радость, сравнимую с радостью чтения высокохудожественного остросюжетного романа или успешного распутывания детективной интриги. И чтобы при этом конечный результат самостоятельной работы над учебным материалом был бы надежнее и богаче, чем результат «колдования» над учеником даже хорошего репетитора. Наивно думать, что обострить ум могут экстрасенсы, гипнотизеры и прочие маги... Ум оттачивается в мыслительной деятельности. Ее изучают психологи. И надо, чтобы познание базовых закономерностей обеспечило резкий прирост знаний и возможностей эти знания показать. Глубоко мыслящий ученый и яркий преподаватель в одном лице — нечастое явление. И может вполне случиться, что автор написал книгу трудным языком, доступным лишь уже посвященным, но материал этот для ученика важный.
Нами разработан способ, который обеспечивает старшекласснику успешное самостоятельное овладение трудно изложенным материалом. Мы учим выделять понятия, в скольких бы словах они ни выражались, обводить понятия своеобразными рамками, легко выделяемыми из фона в качестве фигуры, разносить обведенные рамками понятия по полю страницы удобно для восприятия, соединять заключенные в рамки понятия организованной в пространстве структурой и включенным в нее сверхкратким текстом, отражающими их логические соотношения. В принципе — и все. И открытие это сделано еще Аристотелем. А мы его применили для самонаучения, ну, и адаптировали к этим целям. Эффект тем не менее получается огромный. Затраты времени сначала здесь чуть-чуть больше. Но замена репродуктивного ученического труда на творческий сказывается интересом к работе вместо бегства от нее. А результативность в плане понимания-запоминания и сокращение времени на повторение перед экзаменами с избытком восполняют труд, затрачиваемый на создание такого конспекта-картины.
Методика обучения представленному здесь логико-графическому структурированию апробирована в широкоформатном эксперименте со старшеклассниками школы-гимназии № 1041 (лабораторная и практическая база нашего факультета) нашим выпускником, психологом Виктором Давыдовым. Школьники на глазах изумленных руководителей и родителей намного шире и глубже, чем учителя, воспроизвели новый для тех и других научный материал. Это дает возможность выдержать без репетиторов конкурсные экзамены по любому предмету, учиться сверхуспешно в школе и вузе, уметь самостоятельно овладевать учебным материалом повышенной сложности, развить творческое мышление. Почему творческое? Потому что при таком переконструировании информации рождаются собственные мысли и появляется критический подход к изучаемому тексту. Если текст не полностью содержит выводы, ученик их вынужденно делает сам, а если текст содержит логические дефекты, ученик их видит, констатирует, исправляет, возражает. Таким образом достигается высший уровень усвоения материала — творческий. В этой книге мы не раз продемонстрировали логико-графическое структурирование в разных главах. Но вопрос настолько интересен, что я думаю написать специальную книжку. Мы проводим со старшеклассниками в лаборатории-мастере кой занятия и на эти темы. Обращайтесь к нам. Студенты мои займутся с вами из интереса, в порядке благотворительности, без финансовых расчетов.
Кто готовит к этому? Биолог? Историк? Географ? Литератор? А предмет «Этика и психология семейной жизни», введенный десяток лет назад, был успешно дискредитирован застойными «коммунистическими» морализаторами, которые разрешали кормить юных пытливых людей лишь бессодержательной мякиной. И в самое последнее время уже «демократические» моралисты в очередной раз не одобрили преподнесенные действительно в слишком уж грубой форме тонкие материи интимных отношений. Ну что ж, поэтому-то мы и дали соответствующие главы в этой книге.
религия золотого тельца, и в особенности коррупция, требуют не только продуманных законов с неотвратимостью наказания и экономической стимуляции правоохранительных работников. Нужны специальные воспитательные методы в школе (!). Не копите на земле, копите на небе... — внушал Иисус Христос. Да вот что-то не очень слышат пастырей, все копят на земле. Плоха, значит, их педагогическая система, что-то другое надо придумывать. Ну, во-первых, и здесь, как и с усту-панием старому человеку подростком места в метро, лучшее воспитание — собственный пример. Какой же пример дает своей пастве церковь? Возрождается непомерное ее богатство. Она торгует. Что же это?
Христос плетью выгнал торгующих из храма. А торговля религиозной утварью, свечами, литературой идет в Его храме! Или это не торговля, потому что продают за деньги иконы и Святое Писание? Или это не храм, раз в храме нельзя торговать, а здесь торгуют? Или торговать нельзя было только в ветхозаветном храме?.. А как истолковать освящение автомобилей? На Волгоградском проспекте в Москве я часто встречаю рекламу «Освящаем машины», и чуть дальше в самом деле сидит облаченный в священническую одежду человек и ждет клиентов... Он так Богу служит? Или мамоне? Что это: художественная самодеятельность младшей церковной братии? А то, может быть, это — сегодняшний Ос-тап Бендер с Шурой Балагановым? Или «провокация коммунистов»? А чего стоит такое? К восстановленному гигантскому храму пристроена стоянка на шестьсот шестисотых «мерседесов». Это храм Христа Спасителя? Или Гермеса? По дороге, которая ведет к храму, надо бы пешком ходить, если, конечно, она не для бандита с большой дороги...
Но, помимо собственного бессребреничества, нужна серьезная психолого-педагогическая тактика. Тут на память приходит яркая, хотя и отдаленная аналогия. Можно сколько угодно внушать, что надо соблюдать чистоту, но лучше сделать, как Сухомлинский: перед входом в школу есть все для очистки и помывки обуви, а сразу при входе в коридоре школы постелена большая белая простыня, на которую водичка стечет и высохнет, а комья грязи на ней бросаются в глаза; самооценка и оценка окружающих заставит вернуться и тщательно очистить обувь.
Мы проделывали что-то подобное, но в отношении моральной чистоты. Сначала методом Сократа приводили ребят к выводу, что вор — это несостоятельный человек, что он умеет только паразитировать, а произвести и заработать не может. Подвели их к тому, что вор похож на глиста, который всасывает, но слеп, глух, глуп... — вы хотите быть такими? И невзначай оставляли достаточно значимые деньги в клубе на столе. Деньги лежали долго, и нам пришлось их через две недели убрать, их никто не украл.
Надо неопровержимо развенчивать мафиозную «романтику». Надо, чтобы воцарилась романтика САМОАКТУАЛИЗАЦИЙ. Под этим термином, вспомним, понимается реализация творческого потенциала для как минимум самообеспечения, а лучше для дарения людям излишков своего творчества. («Цель творчества — самоотдача...» — умудренный Пастернак). Самоактуализация предполагает даже самопожертвование. Но она исключает жертвоприношение, как бы его ни рекламировали и ни реализовывали недоучившиеся семинаристы, внезапно ставшие атеистами. И все это — дело не одного абзаца, а фундаментальных программ воспитания, все это — корень добра...
семей многих школьников приводит к комплексу неполноценности по отношению к устроенным и богатым. Вообще, когда дети беспризорны или их призревают презренные эксплуатирующие их околомафиозные твари, когда им кушать нечего, а их родители кончают самоубийством или устраивают голодовку, потому что не могут пережить голодание своих детей, когда слишком поздно спохватились, что уже проданы квартиры, на жилплощадь в которых дети имели право, — как вообще можно о чем-то говорить? И это в то время, когда «решается вопрос», как простимулировать «укравших миллион» (долларов, разумеется) поместить его в российское производство... Все не так уж сложно — дайте полицейским в десять раз больше зарплату и в двадцать раз больше неотвратимое гласное наказание, и вопрос этот уйдет в историю.
Список, пусть далеко не полный, и суть обсуждавшихся вопросов приводят нас к выводу, что акцент должен быть смещен с проблемных детей на проблемы детей. Иными словами, надо больше заниматься «нормальными» психологическими проблемами, или, если удобнее выразиться так, «проблемной нормой». Конечно, некоторые школьные психологи (по крайней мере, наши выпускники) занимаются; но это должно стать главной задачей прикладной психологии в учреждениях образования. Если школа бедна и может содержать только одного психолога, то пусть лучше он процентов 75 рабочего времени уделяет большой массе детей без (условно говоря) отклонений, а четверть — проблемным детям. Когда у школы появятся возможности содержать четырех психологов, один из них может специализироваться на отклонениях, а три — на «норме». А надо, очень надо, чтобы психологов и социальных педагогов в школе было побольше.
А почему мы, поставив проблему воспитания, говорим все о психологических трудностях школьников? А потому, что психологическую помощь мы должны оказать параллельно со всеми воспитательными мерами. Потому, что она — условие воспитания (как воспитывать хорошее отношение к людям в тот момент, когда человек сам страдает?). И потому, что она восполнение плохого воспитания в прошлом (ведь коррекция психологических качеств плохо воспитанного человека — неотъемлемая часть психологической помощи). Чтобы человек получился хороший, надо, чтобы он сам, страдая, получил помощь. Иначе он, страдая, будет звереть и зверствовать. У большинства фашистов-садистов было тяжелое детство. Это не дает оснований не осуждать их человеческим судом. Но без учета этого немыслимы профилактика и хорошее воспитание. Получив помощь, человек сам сможет захотеть ее оказывать. Можно даже усилить акцент. Человек, который не страдал и не получил помощь, сам как бы неполноценен, он не может сострадать и вообще не живет, потому что в жизнь в широком смысле входит и страдание («Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать». Пушкин). Человек нестрадавший похож как бы на не болевшего инфекциями, и, не имея опыта перенесения страданий, он может от первой же психической травмы погибнуть. Но это только как бы идеальный эксперимент, на самом деле страдает каждый, но, перенося страдание в одиночку, становится, как мы уже сказали, агрессивным, а получив помощь — становится Хорошим.
Есть Человек по имени Айша. Получив классическое образование на факультете психологии МГУ, она не остановилась на университетских истинах, а ушла в мудрость Востока, в Лао-цзы, в позднего Толстого и создала сообщество в одной из деревень Средней России. Когда-то в восьмидесятых годах она, как и Козлов, пришла к нам в «Маленький принц» уже с дипломом психолога и приняла на время нашу позицию. Несколько лет мы сотрудничали. Но потом она отошла. Стремление к самостоятельности и ей присуще. И слава богу. Теперь я многое перенимаю у нее. Далеко не все. Но о том хорошем, что я услышал и увидел, я хотел бы рассказать. Став мастером рейки (ветвь буддизма), она изменила свое имя — теперь она именно Айша — и стала вместе с мастером ци-гун (восточное оздоровительное искусство) Ареном проводить в жизнь удивительные для многих, и в том числе для меня, истины.
В частности и в особенности, поразительна в корне противоположная обычным взглядам парадигма «не соревновательность, а взаимопомощь». Это везде. И в отношениях взрослых, и в воспитании детей.
И это на 180 градусов «в сторону» от того, что когда-то советские педагоги эту самую соревновательность приветствовали в качестве стимула для детей в их интеллектуальном и физическом развитии. До того приветствовали, что даже детскую организацию назвали пионерской. А пионер — это первый. Поощрение и наказание — это да, но это хуже. А вот соревнование — это ДА! Крупская в духе революционной романтики видоизменила идею бойскаутизма и ввела соревновательность вместе с бойскаутизмом в школу и пионерские лагеря. И все как бы понятно. И даже гуманно. Стимулировать соревнование — это не воля педагога, которая проявляется в «погладить по головке» или «лишить сладкого»; это как бы внутренний perpetuum mobile. И это соответствовало всему духу времени. Тогда все было такое...
■ Была книга «Рассказы о русском первенстве». Было социалистическое соревнование, стахановское движение. В эпоху революционной романтики модны были псевдонимы, символизирующие твердость: «Сталин», «Молотов», «Каменев». И в песнях: «в стальную грудь сильней стучи-стучи-стучи...», «и вместо сердца пламенный мотор».
А сочувствие, сопереживание, по-психологически эмпатия, это как бы и нельзя. С пионерией связаны лагерь, горн, барабан. Что же, мы знаем судьбы барабанщиков революции, пусть земля им будет пухом, и пусть им будет вечная память. Но, может быть, лучше, чтобы наши дети не повторили эту судьбу?
Само слово «лагерь» военизирует воспитание, а слово «пионер» абсолютизирует первенство во всем, призывает к борьбе за первенство. Но первенство — это значит, что кто-то должен остаться позади тебя. Это дает повод и подтасовать результаты, и подставить ножку, и не протянуть руку, и испытывать гордость при победе, и издавать победный клекот над поверженным соперником. Конечно, для противостояния интервенции и преступлениям надо быть сильнее врага и преступника, но важны приоритеты. Так, в воспоминаниях Жукова звучит постоянно мотив соперничества с Коневым, при этом Жуков говорит о том, что Конев у него старался украсть его победу, добивался от Сталина права на завершение уже сделанного Жуковым. И это в ту войну шла эта борьба за первенство среди маршалов. И не это ли соперничество в придачу к тому, что взятие стратегического города приурочивалось к революционному празднику, увеличило наши потери и сказалось горем у советских семей?
Соревновательность — из биомира. Даже маленькие рыбки соревнуются на скорость плавания, и побежденный должен плавать унизительным способом под углом, а победитель может гордо плавать прямо. Соревновательность лежит в основе культа спортивных состязаний. И спорт почти напрочь вытесняет физкультуру. Соревновательность — и в основе культа знаний. Отсюда и общество «Знание», и журнал «Знание — сила». При этом знание ценится такое, которое увеличивает мощь силовых ведомств. Всегда хорошо у нас обстояло дело с преподаванием физики, математики, химии, то есть тех предметов, которые нужны для ядерного потенциала и совершенствования «обычных» вооружений. А психология с ее эмпатией, психотехникой общения, рефлексией (самонаблюдением души) не очень-то приходилась ко двору. Сначала вместе с логикой преподавали ту часть психологии, которая изучала познавательные процессы. Они были нужны для формирования материалистического мировоззрения. А потом психологию и вовсе выбросили из школьных предметов. Лишь в самое последнее время ее разрешили преподавать в порядке энтузиазма.
Так вот, пусть будет взаимопомощь, а не соревновательность. Ведь взаимопомощь вписывается в то, что у человека больше должно быть в почете: в самоактуализацию, в альтруизм, в персонализацию. Вспомним, под последним термином понимается как бы расцветание твоей личности в личности другого, в личности твоего alter ego (второго «я»), при этом чтобы и персонализация была субъект-субъектной, то есть чтобы в этом другом я видел равного мне субъекта, личность, а не механически впихивал в него свои взгляды и кажущуюся мне нужной ему помощь (ведь и помогать человеку надо по существу его нужд). А уж простое опережение другого — что в этом интересного...
Провозглашение приоритета нравственно-психологического развития личности в духе субъект-субъектной персонал изации и альтруизма, справедливости и благородства, самоактуализации и гуманизма требует дальнейших конкретных разработок.
Во-первых, думается, что предметные пропорции в государственных школах целесообразно пересмотреть. Увеличить «за счет» естественных наук долю жизненно важных наук, в том числе и в особенности психологии отношений и общения. И не надо, наверное, страшиться, что вот очередная переделка после очередной неудачи. Что ж, один период без переделок (со сталинской зато стабильностью), другой — с большим количеством переделок, но без жесткости... Но и не оставлять же так, как есть, если не очень хорошо, а можно лучше, а то попадем в более серьезную переделку, упустив поколение...
Во-вторых, надо стараться больше создавать конкретных работающих и легко воплощаемых методик нравственно-психологического развития личности.
Одну из таких методик, разработанную нами, мы апробировали в младших классах. Мы представим ее на примере с использованием сюжета из «Илиады». В театрализованной форме наши студенты преподносят ученикам события Троянской войны. Пока не более чем сказка.
чтобы вернуть похищенную жену Менелая. Среди них Ахилл, которого его мать богиня Фетида окунула в воды реки Стикс, держа его за пятку, благодаря чему он стал неуязвимым. Он вызвал Гектора на поединок... и далее по тексту «Илиады». Дети с удовольствием делают из картона «стены Трои», примеряют шлем Гектора, размахивают мечом Ахилла. Дети как дети. Но они буквально на глазах «взрослеют», когда мы задаем вопросы.
■ Справедливая ли была война со стороны греков? Был ли бой, в котором Ахилл сразил Гектора, честным?
Дискуссия приводит их к тому, что Ахилл вместе с другими греками хотел разграбить Трою, воспользовавшись поводом, а Гектор защищал родной город от нашествия, поэтому война, в которой участвовал Ахилл, была со стороны греков несправедливой. Ахилл был неуязвим, и бой поэтому был нечестный. Нас интересуют, однако, не сами по себе эти простые нравственные теоремы, а та эмоциональная реакция, которая сопровождает самостоятельные нравственные открытия первоклассников.
Они плачут слезами (после того как дурачились, разыгрывая бой Ахилла с Гектором!) — им жалко Гектора. Они топают ногами, негодуя по поводу нечестности Ахилла (неуязвим!) и его бесчеловечности (надругался над телом Гектора, не отдал его старику Приаму...). И вспоминается Шекспир: что он Гекубе, что ему Гекуба...
ВОСПИТАНИЕ — ЭТО СОЗДАНИЕ ЦЕННОСТЕЙ. А ЛИЧНОСТЬ — ЭТО ИЕРАРХИЯ ЦЕННОСТЕЙ.
Жалость со слезами на глазах к благородному человеку, раздавленному жестокосердным фактически убийцей под личиной храброго воина, и ненависть к убийце, выраженная с такой яркой детской непосредственностью, — это то, что нужно, это те эмоционально-ценностные блоки, из которых строится целостная нравственная личность.
Разумеется, ценности в определенной их иерархии создавать надо системно, не одноактный это процесс, а долгий. И осмысление фактов истории, сюжетов греческой и библейской мифологии, отношений литературных персонажей происходит в нашей базовой школе №1041 на протяжении всего 11-летнего периода обучения-воспитания. Поскольку главным здесь является не само событие, а его нравственно-психологическая интерпретация, то порядок обсуждения тех или иных тем не диктуется ни хронологией, ни географией, ни каким-либо иным внешним по отношению к собственно нравственной проблематике принципом. Обсуждаются вперемешку подвиги Прометея, Христа и Джордано Бруно. Дмитрий Донской, сражавшийся на Куликовом поле в доспехах и в рядах простых ратников, протест и ссылка Сахарова, Пугачев, отдавший Машу своему врагу Гриневу, Ян Гус, произнесший слова прощения и понимания («святая простота») в адрес старушки, подложившей веточку в костер, на котором он сгорит... Так же вперемешку идут один за другим для критического осмысления сюжеты с безнравственными поступками. Вот чванливый и малодушный князь Олег (см. главу «Быть интересным»), А вот злобный и тщеславный Иоанн Четвертый, ослепивший Барму и Постника, «чтоб в земле его церковь стояла одна такова». Или из романа «Овод» кардинал Монтанелли, дважды отрекшийся от своего сына Артура...
Но как бы ни интересны были результаты этой методики, это именно методика, хотя и не лабораторная, скорее полигонная, но методика.
Хотя бы по преимуществу. Жизненными в том смысле, что школьникам надо бы не играть в труд на уроке труда, а трудиться, не играть в дочки-матери, а реально выхаживать и воспитывать младшего. Идея сама по себе тоже не нова. Но как там говорится? Новое — это хорошо забытое старое? Вот и прекрасно. В первобытном ли обществе, в большой ли крестьянской семье — все было на самом деле, а не как будто. И все возрасты были перемешаны, а не искусственно разведены по возрастным группам. Но здесь есть еще место для творчества. Вот и у Айши в российской глубинке десятилетней девочке поручается своенравная шестилетка. А четверке мальчишек (9, 9, 10 и 11) — задание починить оконные рамы, чтобы их можно было заново вставить в окна. Взрослые показывают, если умеют (а не умеют — учатся сами), как надо безопасно и эффективно пилить дрова, которые пойдут сейчас же в топку для варки пищи, и реально пилят их вместе с «учениками». Пусть это будет медленней. «Нам нужны вообще-то больше не дрова, а люди», — говорит взрослым членам общины Ай-ша. А вот мальчик, переведенный в пятый класс, ставит петли на дверцы шкафа... Нет, гвоздики — это чтобы временно повесить майки, а здесь надо стационарно, на шурупах, а для шурупов надо просверлить дрелью маленькие отверстия, а чтобы просверлить отверстия, надо дверцу зафиксировать зажимом на верстаке... И все это, чтобы старый добротный шкаф прослужил еще года четыре до следующего кампремонта. Здесь вообще не любят новые вещи, здесь любят старые вещи. На новые вещи может уйти жизнь, а ее можно посвятить людям, рождающимся, рожденным, развивающимся, зрелым и старым.
■ На Востоке, кстати, ценится старость, и поэтому здесь никто не комплексует по поводу своего возраста, хотя очень много детей.
Четырехлетка в ванночке, стоящей в саду, моет тряпкой картошку. А 12-, 13- и 14-летние заняты прополкой картошки, которую они будут есть зимой. Все на самом деле, а не понарошку. Я не видел, чтобы дети, прополовшие сотку картофельного поля и евшие выращенную ими картошку, кидались бы ею. Но видел, как прибывшие из города новички самозабвенно развлекались киданием картофелин друг в друга.
Зачем мы тратим так много пафоса на простые, казалось бы, мысли? А затем, что у людей, имеющих отношение, скажем, к детским игрушкам, мысль идет прямиком в противоположную сторону. «Лего» и другие красивенько разукрашенные конструкторы, Барби и другие омерзительно дорого разодетые куклы разовьют в детях не любовь к творчеству и к будущим их детям, а стремление к роскоши, на которую надо столько средств, что добыть их можно только воровством, разбоем или иными, замаскированными, способами насильственного отъема чужого труда. А если добыть не получается, то развивается чувство недоступности, зависть и комплекс неполноценности. Хотя комплекс этот по большому счету должен возникнуть у обладателей «Лего» и Барби и без недоступности. Ведь они ничему не научатся, кроме как собирать простенькие комбинации, запрограммированные устройством конструктора и картинкой-эталоном, или разбирать куклу, нет ли в ней чего-нибудь более интересного, потому что сама-то кукла жуть как неинтересна, и разбрасывать по полу ноги-руки (а то и голову с выколотыми глазами) в одну сторону, а туловище без рук — в другую. Лев Николаевич (Толстой) не одобрял фабричных кукол, в его доме у детей были в основном самодельные.
■ А лучший, на мой взгляд, конструктор — козлы, которые еще надо смастерить, бревна на дворе, которые надо распилить на дрова, и двуручная пила (этот сложный, как оказывается, и даже каверзный для подростка инструмент).
Здесь столько простора для трудового воображения, сколько не найдется у сотни напомаженных «Лего». И если уж понадобится кукла, то пусть ребенок ее сделает из глины, палочек и соломы. Любой «психолого-педагог» скажет, что здесь больше эстетического и нравственного творчества, чем в распотрашивании и обезглавливании десятков Барби. В естественных конструкторах таится созидание, а не разрушение. Но нет, «старые русские», или просто русские, Толстой, Макаренко и Сухомлинский с их колониями для несовершеннолетних, с их деревнями и простым трудом не устраивают «новых русских», им нужны заграничные Барби и «Лего». Потому что при отсутствии естественного вкуса они стремятся к созданию искусственного спроса. А может быть, уже скажем дружно... Да так, чтоб и в рифму получилось, и с ритмом чтоб все оказалось в порядке. Поймем наконец, что и здесь мы наелись до расстройства желудка ихней упаковки с тошнотворным содержимым...
Но нет, нас «не поймаете на слове», мы «вовсе не против мещанского сословия». Русским по культуре людям нужен немец Бах, австрийский голландец Бетховен, итальянец Верди, француз Цезарь Франк... Мы — ЗА! За Рассела, за Роджерса, за Альберта Швейцера, за мать Терезу... Только вот и они не только не нужны «новым русским», а и вовсе терра инкогнита для них. А русским они нужны, они «Лего» и Барби не придумают, они с Толстым совместимы. Они, как и Пушкин, знают, что золото полито кровью, и, как и Пушкин, против этого. «Новые русские», вы помните («вы все, конечно, помни-ге»...), как скупой рыцарь говорит об этом... Между прочим, деятельность матери Терезы (и, наверное, многих неизвестных нам скромных служителей различных религий) как-то не похожа и на деятельность верхушки православной церкви. Мать — она все больше в горячих точках была, а наши святые отцы все больше на тепленьких местечках отсиживаются.
Когда все делается системно, как в «епархии» Айши — Арена, то любые попытки нравственного совершенствования личности ребенка быстро увенчиваются успехом. Я пригласил на автомобильную прогулку порученных мне четырех пацанов (помните: 9, 9 , 10 и 11?) по окрестностям их деревни, и каждый из них готов был вступить в драку за право ехать на месте рядом со мной. В духе «не соревнование, а взаимопомощь» я провозгласил, что, раз возникла проблема, установим очередность, при этом каждый едущий справа-спереди сам сообщает, когда он захочет уступить место следующему. К моему удивлению, смена наступала достаточно быстро, а один из четверых заявил даже, что он вообще уступает свою очередь. Не все так идиллично: он уступил очередь тому, кого считал своим другом, и потребовалась дополнительная работа, чтобы он уступил свою очередь не по принципу дружбы. Да, у Айши и Арена все «схвачено»: учение-воспитание-жизнь в одном узле.
В ценностную иерархию личности входят и эстетические ценности. Они не менее важны, тем более что не только в науке, но и в жизни эстетика идет в паре с этикой. Крылатая фраза Достоевского, что красота спасет мир, более глубока, чем красива. Конечно, все слишком нежестко связано. Гитлер любил Вагнера, Эйхман даже и играл на скрипке бетховенские вещи, а великий Шостакович поднятием руки в Верховном Совете санкционировал все, что надо было Политбюро. Но в целом «несовместны гений и злодейство». В целом даже дуэль Пушкина, может быть самое великое его произведение, — это призыв к благородству. В целом финал Девятой симфонии Бетховена — это вселенская любовь. В целом от «Пушкинских вальсов» Прокофьева хочется на износ работать для человечества... Какая же эстетика преподносится детям?
■ Начнем хотя бы с бесконечных гипсовых — белых, посеребренных, позолоченных, покрашенных коричневатым или цвета «детской неожиданности» суриком — Лениных с рукой, указующей в беспросветное будущее.
Все это в таком недалеком прошлом, что когда в очередном районном городке на 5000 жителей видишь сегодня очередного Ильича, то понимаешь, что Ленин не будет похоронен, даже если тело В. И. Ульянова будет покоиться рядом с его матерью. Если Ленина уважать, как уважаю его я, несмотря на то что он, именно он, пусть и не ведая, что творит, проложил дорогу Сталину и сталинизму, то за него становится обидно, — никакой враг с талантом Кукрыниксов не поиздевался над этой трагической личностью язвительнее, чем брежневские наполеоны Мценского уезда. Но Бог с ним. Дело, начало которому он положил, продолжает жить в виде такой вот карикатуры. Кто-то может сказать даже, что так ему и надо. Но дети-то при чем? Впрочем, нас больше волнует даже не это как символ распада несостоявшейся утопической системы. Хотелось бы, чтобы ребенок предпочитал слушать ту музыку, которую предпочитает исполнять Ростропович.
Этой образной фразой я хочу выразить, конечно, нечто более общее. Как только с людьми без музыкального или достаточного культурологического образования заводится разговор о классике, тут же начинается: если нам нравится шлягер и не нравится классика, то это дело вкуса, а о вкусах не спорят, и не надо насаждать классику. Беда, однако, именно в том, что насаждается как раз шлягер. И чем более низкого пошиба, тем больше он насаждается. Этот разговор легко завершить сразу, если сойтись на методе экспертов. Экспертами могут быть Ростропович, Спиваков, Светланов. Потому что они смогут сыграть по нотам любую шлягерную вещь. А Укупник или Киркоров вряд ли сыграют репертуар Спивакова или Рихтера. Так вот, мнения настоящих, квалифицированных экспертов уже собраны — они предпочитают играть классику. Так что будем ориентироваться на них в том, какую музыку преподносить детям. Опять же оговорка, песня под гитару, под фортепиано и под оркестр может, быть и со вкусом. Мы опять же — ЗА. За Высоцкого, за Окуджаву, за Веронику Долину, за Эдит Пи-аф, за Мирей Матье, за Шарля Азнавура, за «Битлз», за... Но и ПРО... Ну как можно петь такое (это о словах в данном случае): «ледяной горою айсберг из тумана выплывает»? Заглянем в словари. Айс — лед, берг — гора. Да это давно уже хороший художник Федотов высмеял в картине «Анкор, еще анкор!»... И навязывается эта безвкусица, а не Высоцкий. Навязывается Лариса Долина, а не Вероника Долина...
С другой стороны, довольно сложная задача — создать потребность в классике. Те, кто учится в музыкальных школах, слушают много хорошей музыки на «специальности», на сольфеджио, на муз-литературе, на академических и других концертах. И только такое слушательское трудолюбие обеспечивает слушательскую культуру. Ведь чтобы соль-минорная симфония Моцарта стала своей, ее надо прослушать раз десять, чтобы узнаваемой стала «Патетическая соната»
Бетховена, ее надо воспринять раз двадцать, чтобы начать наслаждаться Седьмой симфонией Малера, ее надо прокрутить раз тридцать, а Первый скрипичный концерт Шостаковича надо выдержать раз сорок. Но вместо этого — у всех в ушах торчат уши «Зайки моей». Уж пусть лучше бы в ушах были бананы.
В музыкальных школах учатся единицы, и то иногда лишь для того, чтобы получить минимальную музыкальную грамоту и уйти в доходный шоу-бизнес. Впрочем, в наших музыкальных школах, училищах и вузах качество музыкального обучения прекрасное. Когда-то партком в Московской консерватории решал, кто поедет за первой премией во Флоренцию в этом году (а то, что первая премия будет наша, и сомнений-то не было). Только это высокое качество для малого количества. И когда самоотверженный Спиваков ездит по городам и весям России — это капля в океане. В то же время загляните в музыкальные магазины — все есть на кассетах. Все симфонии Чайковского, все оперы Мусоргского, не говоря уже обо всех увертюрах Вагнера и всех концертах Бетховена, — все есть. Только это все не слушает Россия. А слушает навязанный низкопробный шлягер.
■ В Париже многие храмы превращены в концертные залы, где бесплатно дают концерты классической музыки, а у нас — о, у нас! — если, не дай Бог, нотная библиотека в бывшей церкви, то ее тут же надо выселить.
Пусть святые отцы построят новые храмы, что же выселять библиотеку нотную-то, ведь не казино же устроили. В Париже в каждом переходе подземки — скрипач или виолончелист, а то и арфа, а у нас в наших роскошных метровских дворцах это — лишь в порядке экзотики.
Не слушает Россия, потому что не услышала, а то бы услышала, расслушала и стала бы слушать. Не слушает, потому что не создана потребность. В школе, в школе надо прививать музыкальную слушательскую культуру. Небольшое насилие необходимо, даже чтобы ребенок окунулся в прохладную, неприятную сначала воду и понял бы, что она потом становится теплой. Так же и с музыкой. Лекции студентам я начинаю часто с одной части крупной музыкальной формы, заполняю ею и перерывы в качестве музыкальной паузы. И уже это дает свои результаты. А потом те же студенты записывают на аудиокассету, например, увертюру к «Эгмонту» Бетховена, «Форель» Шуберта, «Турецкий марш» Моцарта, и на вечерах для старшеклассников в качестве фона это все идет non stop. Час звучания — и юный народ живо интересуется: «А что это? Нельзя ли переписать?»
Аналогично обстоят дела с изобразительным искусством. Клиповые видеоряды заполонили телеэкраны. Какой там Леонардо да Винчи... в лучшем случае появится Джоконда в карточной колоде. В Третьяковке — мало народа. Зря Третьяков тратился, «новым» якобы русским все это собрание сокровищ интересно только как предмет коммерции, а учительницам с учениками на приобщение не хватает денег. Даже при удешевлении билетов. До Москвы еще надо и доехать... Ну, что ж, репродукция — не картина, но неплохие огоньков-ские репродукции дали представление о живописи многим из нас. Так вот, в качестве подспорья в деле эстетического воспитания мы применяем такой способ.
Войдя с лестничной клетки в коридор школьного клуба культуры общения, человек оказывается перед огромным (от пола до потолка и протяженностью 20 метров) коллажем, который составлен из репродукций живописных полотен гениальных художников всего мира. На коллаже они расположены хаотично.
■ Причем каждая репродукция представлена не прямоугольником или овалом, а обрезана по «неправильному» контуру, который взаимосвязан с контуром расположенной рядом картины, составляя с ней некое единство по сходству или контрасту содержания или формы.
Смешение всех времен и народов. Коллаж — это и очень красивые обои. Но главное его назначение — запечатление в психике детей образов картин. Нет названий и имен авторов. И не надо — много раз воспринятые, они запоминаются на бессознательном уровне. А потом уточнится, кто это и что это.
В какой-то мере лучше дело с литературой. Но еще классик советской психологии Выготский вслед за Толстым отмечал, что привить отвращение к литературе легко — надо начать ее преподавать в школе. Разумеется, смотря как преподавать. Маленький, старый, рыжеватый и лысоватый кандидат педагогических наук Семен Рувимович Богуславский не едет в «свой» Израиль, а ездит с детьми своей авторской школы в Орел, чтобы там знакомить ребят с Лесковым, Тургеневым, Леонидом Андреевым — и вообще со всей своей Россией. А когда его шестиклассники разбираются в «Парусе» Лермонтова, то чувствуешь, что и ты развиваешься вместе с ними. Конечно, Богуславские — редкость. Поэтому нужны поддающиеся описанию и воплощению конкретные методы. Но животворящие, а не мертвящие.
Мы для целей развития литературного вкуса используем такой же коллаж, что и для изобразительного искусства. На стенах коридора, ведущего в клуб, напротив живописного коллажа — в виде облаков белые листы со стихами, написанными разными шрифтами, причем размер шрифта увеличивается по мере удаления «облаков» вверх или вниз, чтобы все было «читабельно». Это целые стихотворения или фрагменты стихотворений и поэм, четверостишия, двустишия... одна строка... «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать». А может быть, это прозаическая крылатая фраза... — «держава для народа, а не народ для державы». Только проникновенные и проникающие в ум слова. «Ичем случайней, тем вернее слагаются стихи навзрыд». Их много. «Ее глаза, как два тумана...» Они витают в облаках. «А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой!» Они приковывают взор. «Двадцатый век... Еще бездомней, еще страшнее жизни мгла (еще чернее и огромней тень Люциферова крыла)». Они завораживают. «О красном вечере задумалась дорога...» Они поражают философской глубиной. «Поймет ли он, чем ты живешь? Мысль изреченная есть ложь». Они заставляют задуматься о тщете сущего. «Вот так и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова». Они запоминаются. «Мне кажется, что я магнит, что я притягиваю мины. Разрыв — и лейтенант хрипит. И значит, смерть проходит мимо». Они предупреждают. «Кто раз испил хмельной отравы гнева, тот станет палачом иль жертвой палача...»
Ради святых, не подумайте, что мы подумали, что коллажи и «навязчивая музыка» — это все. Это только примеры того, как, нестандартно мысля, можно изобрести способы, которые восполнят хотя бы отчасти черные дыры в эстетическом воспитании.
Разумеется, главное — в школьных программах. И придется, наверное, уточнить, что важнее для будущего гражданина: знать, что есть голосеменные и покрытосеменные или что Бетховен сначала посвятил свою Третью симфонию Наполеону, а когда узнал, что тот стал императором, разорвал посвящение и назвал симфонию Героической. И, помимо школьной программы, надо бы еще системно-бессистемно все по многу раз преподносить в разных формах, в разное время, в разных местах, как это делается в художественных и музыкальных школах.
В наших психолого-педагогических исканиях мы пришли к тому, что многие проблемы, по крайней мере старшеклассников, можно решить с помощью внутришкольного клуба, который условно можно назвать клубом культуры общения. Действующая модель такого клуба создана нами все в той же школе № 1041 как филиал «Маленького принца», к опыту которой по ходу изложения мы неоднократно апелтируем. Эта школа получила благодаря воплощению наших идей статус школы-гимназии. Она была и остается экспериментальной базой факультета педагогики и психологии МГОПУ. Нам повезло с директором в этой школе. Маргарита Константиновна Мишина — человек далеко не спокойный. Может нашуметь на ученика или учителя. Но вот с педагогической совестью у нее все в порядке. Школа при тех же бюджетных средствах выгодно выделяется среди многих школ Москвы ухоженностью. Почему бы это? Директор очень восприимчива к новым идеям. Практически все, что нами замышлялось, воплощено благодаря ее директорской поддержке. В том числе и в первую очередь это — школьный клуб.
В связи с возрастными психологическими особенностями и условиями жизни у российских подростков и старшеклассников возникают трудноразрешимые микросоциальные проблемы. Среднестатистический старшеклассник, живущий со своей семьей в двух- или трехкомнатной малогабаритной родительской квартире, как правило, не имеет своей комнаты, а иногда и своего делового уголка. Он делит комнату с бабушкой или младшим братом (сестрой), с которыми у него много противоречий. Чтобы решать все свои проблемы развития в предметной деятельности и в межличностных отношениях со сверстниками, он вынужден встречаться с ними «на улице». Туда же его выпихивают и авторитарно-назидательные родители. Дружба и предательство, неутоленная жажда любви, пробудившаяся сексуальность (в этом возрасте гиперсексуальность) с ее неразрешимыми проблемами, давление со стороны старших сверстников — все это падает на неопытную душу и ломает ее или «закаляет» до ожесточения и жестокости. И в том, «уличном» мире, закрытом для гуманистически настроенных к подросткам и старшеклассникам взрослых, невозможны содействие их саморазвитию и коррекция отклонений в нем. Нет контакта...
Важна и другая сторона дела. В системе влияний более старших поколений можно выделить, пусть и очень условно, положительный и отрицательный полюсы.
■ Положительный — это, например, консерватория, театры, выставочные залы. Отрицательный — рэкетиры, проститутки, просто хулиганы...
Зададимся вопросом, какой полюс более притягателен? Парадоксально, но факт: аморфная, неорганизованная масса среднестатистических подростков и старшеклассников, как заряженные ионы, тянется к отрицательному полюсу. Почему? А потому что он, как это ни странно, теплее. В том числе и физически. В подвале теплее, чем на улице. А в консерватории этого подростка никто не ждет, и туда его никто не приглашает. Старший «мафиози» научит воровать, но и нальет чаю с водкой, и защитит. Так вот! Клуб с его самодеятельностью, творчеством, если он будет теплым, по-хорошему призывным, без назидательности и авторитарности близких взрослых (родителей и учителей), но также и без мафиозной авторитарности, без подвальной грязи (физической и нравственной), с красивыми интерьерами и неформальным уютом — играет роль того положительного полюса, к которому тянутся молодые люди.
Начинает оголяться отрицательный полюс. А он не может обойтись без «подданных». Акцентуированные (на полпути к психопатии) и психопатические личности подросткового и более старшего возраста тянутся в клуб. Акцентуированных мы принимаем с условием подчиняться общим правилам, которые они чаще всего выполняют, хотя требуется более жесткий контроль. Психопатический контингент мы пока не принимаем. Но при этом предполагается организовать с ним работу в малых группах, в которых вместе с психологом будет работать представитель «романтической» профессии (разведчик, каскадер, джигит, парашютист, мотогонщик). Добившись психокоррекционного эффекта, можно будет приобщать компенсированного психопата и к клубу.
Для того чтобы уяснить значение клуба в воспитательном процессе, надо разобраться в том,
Прежде всего, как он создается. Театр начинается с вешалки — вот и для воспитания важен интерьер, в котором оно происходит. Вся работа по созданию интерьера клуба велась в расчете не на спонсорство, которого трудно дождаться от наших предпринимателей, если речь не идет об акциях ради рекламы, а на самодеятельность с использованием подручного материала. Если угодно, все это методика создания из ничего, которая может быть легко воспроизведена практически в любых условиях. Гигантский абажур сконструирован школьниками и их родителями из тонких реечек и обтянут вымпелами от горнов (надо было еще удалить кичовую пионерскую символику), шестигранный стол под абажуром составлен из шести трапециевидных столиков с малышовской продленки. На стенах черные арабески, имитирующие железные решетки, которые перекликаются с реальными черными железными решетками (бывшими настенными вешалками). Решетки разделяют пространство комнаты на уютные уголки с пристенными столиками на двоих, контрастируя с желтыми репсовыми и белыми тюлевыми занавесями.
Коллаж как деталь интерьера и облака с гениальными поэтическими строфами мы уже описали. Общее впечатление от клубного дизайна — праздничность и теплота. А сделано все практически без затрат. Есть еще рекреация, которая расписана под фойе, где можно и танцевать. Есть еще «девичья» с тюлевыми занавесями в бело-голубых тонах и беленькими ходиками — нежность и лиричность, — здесь можно пошептаться о своем, о женском.
Мы так подробно остановились на интерьере потому, что он несет множество функций. Но он не только создан для учеников. Его создали сами старшеклассники своими руками (где-то и при участии по необходимости родителей и педколлектива), что имеет свой психолого-педагогический смысл и является частью нашей методики нравственно-психологического саморазвития. В процессе совместной дизайнерской работы завязывались разговоры об искусстве. Работая над коллажем, мы отталкивались от персонажей и сюжетов картин и старались вдохновить учеников на разговор о нравственных проблемах, о творчестве, о прекрасном. Перебрасывались мостики в поэзию. Наклеивая на стены панно со стихами, прочитывали их вслух, иногда ученик переписывал наново неудачный лист и благодаря этому вникал в строфу более глубоко. Тут же на стену между облаками стихов клеились портреты поэтов. Пушкин Кипренского. Автопортрет Тараса Шевченко... И опять по ассоциациям: переходили к Брюллову (учителю Шевченко), а через него снова к коллажу. Исподволь старались донести до подростков красоту, лаконизм поэтической строки, строфы. И это все опять же в свободной, неформальной, неурочной манере. Иногда мы перебрасывались фразами типа:
— А вот сюда, рядом с Шагалом, пойдет Эль Греко...
— О, «Лопухина» Боровиковского, а ведь она могла вполне ходить в такую вот саврасовскую церковь...
«Прислушивание» к беседам более взрослых дает поразительный эффект. То, что в формальной атмосфере урока иногда отторгается, здесь впитывается нечаянно, но полностью, и еще требуется добавка. Смесь имен. Аргунов, Левицкий, Крамской... Кедрин, Багрицкий, Цветаева... Каждое подброшенное в воздух имя — повод для разговора о трагедии поэта, драме художника, тяжелой судьбе России, нравственной чистоте... А возможна и гимнастика ума в связи с тем, что рядом с Геркулесом и Омфалой Буше наклеивается Спас Нерукотворный:
— Галя, а как ты думаешь, что общего между Иисусом и Гераклом? И вот догадка, которой девятиклассник радуется, как ребенок: и тот и другой помогали людям, и тот и другой — сыновья бога и женщины; кто-то добавил, что Иисуса можно назвать героем, раз он богочеловек. Кто-то совсем уж в стиле журнала «Наука и религия»: а ведь миф о Христе сродни мифу о Геракле.
В процессе работы над интерьерами мы используем в качестве фона все ту же музыкальную классику, легко воспринимаемую, легко запоминаемую, которая в целом на слуху, но обычно не воспроизводится в увеселительных мероприятиях. В то же время, будучи воспринятой в качестве фона, она входит в глубь души и становится своей.
Обострение восприятия прекрасного формирует у ребят умение распознавать настоящее искусство и кич.
Обратим внимание, что процесс создания коллажа и панно из стихов может быть бесконечным. Ведь можно перенести его и на лестничную клетку рядом, и в другие коридоры, а стихов и картин хватит.
Во время работы над интерьером клуба у школьников происходило свободное общение друг с другом, в которое вплетались комментарии студентов по искусству, поэзии, прозе, по психологии общения, этикету.
Но вот клубное помещение в основном готово. Продолжается его совершенствование, расширение. И соответственно — общение и интеллектуально-нравственный процесс в ходе его досоздания. В то же время им можно уже пользоваться и как бы по назначению.
Одной из важных форм, которая одновременно является фоном для других клубных форм, является
в стенах клуба. Ученикам сразу при первой встрече сообщается, что они могут свободно приходить в клуб в любой день с 17 до 22 часов. В это время дежурят студенты и родители. Приходить в клуб можно без предварительного согласования, можно звонить в клуб, можно дать телефон родителям и друзьям, можно звонить из клуба домой (мы предусмотрели отводную трубку от учительской). Это важный момент. Родители спокойны. Удобство и доверие ценятся учениками и родителями. Придя в клуб с другом или подругой, ребята могут сами сделать себе легкий ужин.
Если собираются ученики разных классов, не знакомые друг с другом, или если приходят люди из других школ, мы стараемся организовать совместное общение, центром которого чаще всего является чай. В естественном процессе приготовлений и чаепития молодые люди знакомятся. Мы говорили об одиночестве, а если и не оно, то этот возраст испытывает серьезную потребность в расширении крута знакомых. Ведь пока этот круг ограничен двором и классом. А дискотеки далековаты и опасны. Да и не все хотят именно танцевать.
В процессе свободного общения учеников мы стараемся повернуть разговор на нравственно-психологические темы, темы политики, искусства, поэзии. Зацепившись за сюжет в коллаже, в настенной росписи, развиваем беседу по ассоциациям, сосредоточиваем внимание на альбомах, сборниках стихов, которые подобраны в шкафах кафе. Они листают альбомы, книги, общаясь по поводу увиденного. Говорим о музыкальных произведениях, воспроизводимых и на вечерах свободного общения в качестве музыкального фона. Музыкальную классику можно послушать и специально, можно и помузицировать (есть пианино). Или в шахматы поиграть. А можно посмотреть видеозаписи высокохудожественных глубоких фильмов. «Список Шиндлера», «Звезда пленительного счастья»... Боевиков и ужастиков принципиально не держим, удержаться ребятам от них будет пока трудно.
Еще более важной формой являются, как принято в нашем обиходе говорить,
Они готовятся заранее. На них мы зовем определенный круг учеников соизмеримого возраста: 8 и 9, 9 и 10, 10 и 11 классы. Но не ограничиваем появление на вечере и школьников других возрастных групп. Главное, чтобы каждый человек был не пассивным потребителем, а активным созидателем вечера. Обязательно чай с нехитрой снедью. Ученики с ведома родителей приносят из дома для чаепития старенькие чашки с блюдцами, печенье, сахар, заварку. Сами готовят все для чаепития, расставляют посуду, делают бутерброды. Хозяин и Хозяйка вечера (из активистов клуба) принимают новых гостей, озадачивают их, давая совместные поручения, для того чтобы участники вечера могли познакомиться в деле. Есть касса с именами на красивых карточках, каждый прикрепляет свое имя — так легче обращаться друг к другу. В продолжение всей этой подготовительной части звучит 2—3 классических музыкальных произведения. Тихо, ненавязчиво, так, чтобы можно было спокойно разговаривать. Но в то же время «навязчиво»: они постоянно повторяются (чтобы произошло запечатление), и столь громко, что как только разговор прекратится, то они были бы явственно слышны. Новенькие удивлены коллажем, и тут же начинается неформальное общение по этому поводу. «Завсегдатаи» объясняют, что к чему, подводят к стихам, показывают любимые укромные уголки. Кто-то садится за шахматы, кто-то берет гитару. На этом вечере тоже продолжается по ассоциациям разговор о музыке, о живописи, о поэзии, политике, жизни, завязкой чего служит живописный и поэтический коллаж.
Вот к чаю все готово, но чаепитие будет потом. А сейчас — вторая часть вечера. Музыкальный фон выключается. Все рассаживаются для информационно-развлекательного действа. Его готовят и проводят с ребятами студенты. Это разговор о поэзии, теперь уже прицельный. Пушкин... но не привычно-школьный, а трагичный, углубленный. Или поэты-шестидесятники (наше время). Это может быть и разговор о музыке, но тоже сосредоточенный на какой-то теме: Бетховен и Французская революция, русский романс середины XIX века. Тема практически всегда отражена в значительной мере в коллаже, в музыкальном фоне, в поэтических «облаках» на стенах. Поэтому часто имеет место эффект узнавания. Ребята подходят к коллажу и высматривают картину Делакруа «Свобода на баррикадах», портрет Дидро, стихотворение Тютчева (переписывают), просят проиграть еще раз «Средь шумного бала», звучавший в составе фона... Вторая часть длится час.
Потом чаепитие, во время которого разговор на заданную тему все равно продолжается, уже сам собой.
Ведущему объясняют, что он должен не себя показать и даже не тему раскрыть, а с помощью темы дать возможность раскрыться друг перед другом школьникам. Поэтому задаются проблемные вопросы. Ученики активны, часто возбуждены разговором, выявляются лидеры. Но мы поднимаем и тихих, они тоже могут сказать что-то интересное и тоже активизируются. Вопросы задаются такие, чтобы процентов двадцать учеников знали на них ответы или могли догадаться. Остальные что-то узнают. Узнают, что чего-то они не знали, а это что-то, как оказывается, ценится. Хотят в следующий раз тоже не быть в отстающих, приготовятся. Идет духовно-душевное сближение.
Во время чаепития, которое всегда очень нравится ученикам, — шум, гвалт, но в качестве музыкального фона — все та же классика, те же повторяющиеся 2-3 произведения. После чая свободное общение и танцы, уже, понятно, не под классику.
Все уютные уголки обычно заняты. Время от времени ребята прохаживаются по коридору, экзаменуют друг друга по картинам, охотно демонстрируют свои достижения в познании живописи студентам.
Слух о клубе распространился по микрорайону как среди школьников, так и среди недавно окончивших школу. Они стараются попасть в клуб и охотно или менее охотно, но смиряются с нашими условиями (музыка классическая, сидеть вразвалку нельзя и т. п.).
Клуб, конечно, далеко не единственная возможная организационная форма психологического действа. Но он в отличие от других форм решает напрямую многие проблемы школьников, обсуждавшиеся выше, которые невозможно решить без него. Справляемся с проблемой одиночества. В клубе возникают целесообразные дружеские компании и пары из юношей и девушек. Ученики приобщаются к творческому «всамделишному» труду. Отвлекаются от «улицы». Приобщаются к высокой культуре. Будучи добровольно занятыми общением с участием взрослых, они не могут участвовать в школьной дедовщине, нет для этого времени.
Но клуб косвенно помогает решению множества других задач, Клубная работа психолога — это наиболее удобная форма вовлечения учащихся в психологическую работу в целом, так как легче прийти в клуб (это же развлечение), чем переступить порог кабинета психолога. И здесь происходит естественный контакт психолога со школьником, ведь психолог выступает в роли педагога-орган и затора, и есть множество поводов для общения с ним. Когда психолога школьники узнали в неформальной обстановке, и он вошел, что называется, в доверие, и ты знаешь, что он знает, как помочь, и он сказал об этом и еще о том, что все это никуда не уйдет, останется тайной, то к нему можно обратиться по любому волнующему вопросу.
Кроме того, психолог на вечерах интенсивного общения и при любом другом удобном случае проводит информирование о психологических занятиях и набирает группы на тематические циклы. Содержание циклов практически полностью перекрыто содержанием этой книги. А вот их названия. Что такое хороший человек? Как располагать к себе людей? Как вести себя в конфликте? Как разбираться в людях? Он, она и проблемы... Что надо знать юным людям о сексуальности? Этикет. Имидж. Как расширить круг знакомых? Эти трудные родители. Как поступить в вуз без репетитора? Каждый из этих циклов длится 16—20 часов (4—5 занятий). И предполагает усвоение теоретического материала, прорабатываемого в лекционной и большей частью в дискуссионной форме, а затем (это главное) — обучающие задачи и там, где адекватно, тренинг. Круг обозначенных тем охватывает практически всю жизненную психологическую проблематику. Каждый ученик имеет возможность пройти каждую тему. Если что-то остается за кадром или школьник стесняется что-то обсудить в группе, то всегда остается возможность поработать с психологом индивидуально.
Набор в группы происходит и множеством других путей. Вот девушка 15 лет пришла на клубный вечер и сидит одна, с ней не контактируют, психолог вступает с ней в беседу о том о сем, разговорились, выясняется, что перевелась из другой школы, не может войти в компании, ее отторгают... Приглашаем на групповые занятия. А вот звонок по внутришкольному телефону доверия, выясняются трудности с родителями — в группу...
В клубе почти таким же образом формируются и группы родителей (присоединяются к ним и учителя) для занятий по возрастным особенностям, по психологии отношений и общения с акцентом на проблемах общения со школьниками.
Если психолог будет гуманистичен и бескорыстен, будет копить не на земле, а на небе, и не в убогом понимании, что за хорошее поведение ему будет уготовано тепленькое местечко в раю, а в том глубоком иносказательном смысле, что за служение людям, идеалам, культуре, нравственности он будет «любезен... народу», то он будет «любезен» и подрастающему народу. И подрастающий народ будет его ценить и чтить. И будет сам учиться копить на небе, а не на земле. И уже сейчас будет творить добро. Не в духе слащавенько-игрушечной тимуровской команды Гайдара-деда, когда наносили воду в кадку, а старушка выплеснула свое ведро в их благодеяние и облилась (это добрый юмор?). И не «добро» в духе Гайдара-внука: дескать, давайте создадим компрадорской буржуазии возможности для первичного накопления капитала, а старики пусть пока покопаются в мусорных баках, перемрут, а мы, здоровые и упитанные, еще сможем пожить в капиталистическом раю. И не добро в духе коммунистического светлого «послезавтра», которое, сколько ни идти к нему, как горизонт или как подвешенная перед мордой осла морковка (цитирую фольклор!), всегда впереди. Нет, этот подрастающий народ будет творить добро в виде реальной каждодневной заботы о людях в духе Альберта Швейцера и матери Терезы. Наши одиннадцатиклассники — пока не подвижники, но они реально возятся с семилетками на продленке и с семиклассниками в клубе и так оттачивают свои психолого-педагогические умения. Они на деле уже сейчас испытывают радость от действенного осознания того, что, как говорил Эрих Фромм, ценность — «в давании, а не во взятии», с первоклашки что возьмешь. Мы и в окрестную церковь обратимся, мы не против веры и верующих, пусть только церковь с нами сотрудничает действенно, конкретно и без навязывания одной какой-либо веры. А то года четыре назад настоятель нашего храма в своей проповеди объяснял, что автокефальная церковь — это от дьявола... Школа с ее клубом не должна быть противопоставлена церкви, она должна в хороших делах сотрудничать с ней. Но она должна быть противопоставлена всей антикультуре, она для учащихся должна стать социокультурным центром округи.
И в каждой школе должен был бы функционировать такой клуб. И все клубы микрорайона и даже макрорайона должны быть связаны между собой теплыми узами. Так, чтобы ученик одной школы мог спокойно ходить в клубы других школ. Нужна сеть клубов.
Клуб клубом, но учебный процесс тоже важен. В нашей подшефной школе мы с ее директором Маргаритой Мишиной ввели системные занятия по психологии. Раз в неделю, по 34 часа в год. В 7-м классе — логико-графическое структурирование, в 8-м — психотехника общения, в 9-м личностные психотипы, в 11-м — психология семьи. Школьникам нравится, а методисты иногда хмурятся.
Мы не раз помянули в качестве причины «недовоспитания» материальные трудности. Но надо учитывать еще и непробуждение интереса ко всем этим темам у специалистов по школьной психологии. Причина же «непробуждения» в несостыковке фундаментальной психологии (да и прикладной) с жизненной проблематикой. Решать «заземленные» проблемы, осознанные в бытовых терминах, кажется непрестижным, даже неприличным. Говоришь, например, о беременности в школе, а некоторые «психологи»: «Но где же здесь психология?» Пусть-ка они не согласятся, что беременность для школьницы — это психическая травма, что отношения с родителями и с окружением осложняются, что такой школьнице и родителям нужна психологическая помощь. Так мне приходилось отстаивать эту болевую тему для дипломной работы. В порядке черного юмора: если жизнь не вписывается в жесткие рамки искусственных психологических конструкций, то тем хуже для жизни. И тем хуже — поставим все-таки все на свои места — и для психологии.
А как психологическая схоластика коверкает язык! Вот образчики из известного учебника психологии: «Задача воспитателя должна заключаться... в том, чтобы путем систематической работы содействовать развитию положительных сторон...», «О ней судят... по расположенности находить поводы...» И здесь не важно, кто автор. Это не исключение, это правило: «путем... работы содействовать...», «по расположенности находить поводы...». За словесной вязью отсутствует содержание... У ребенка должны воспитываться положительные черты, а не отрицательные... Кто-нибудь думал иначе? Что ж, скажем со вздохом: когда нечего сказать, говорят что-нибудь.
Такой разрыв между «наукой» и практикой в значительной мере обусловлен тем, что доценты и профессора педагогики и психологии преподают студентам, как надо воспитывать и преподавать, а сами не работают со школьниками. Работали в свое время. Но «свое время» уже ушло в прошлое, школьник изменился. А главное, что навык-то теряется; скрипачу, если он не поиграет неделю, надо долго входить в форму. В медицинских вузах такое никак не возможно, а в педагогических... В университетской же и научно-исследовательской психологии больше интереса к лабораторной чистоте исследований, чем к прагматической жизненной целесообразности.
Вот еще причина безжизненности многих психологических стараний. Заграничное — значит отличное. И интеллектуалами от психологии импортируются, имплантируются и рекламируются частные теоретико-методические построения, настолько противоречащие друг Другу, что Аристотель, творец нормальной логики, ворочаясь в Тартаре, вот-вот вызовет землетрясение. К тому же все это излагается непонятно, то ли из-за неумения, то ли из-за желания ограничиться рекламой и выжать деньги за рекламируемые занятия.
Не сбросишь со счетов и то, что в психологию идет специфический люд. Шизоиды. Это не психиатрический диагноз и не ругательство. Это специфический психологический тип — теоретики, ученые сухари, с недостаточной эмпатией, мало интересующиеся тем, как их поняли... Надо, чтобы в психологию шли и другие психотипы. Но в больших университетах психология отпочковывалась от философии, ну а философы — они почти все шизоиды. К тому же важнейший вступительный экзамен — математика. Другие психотипы если и захотят, то не поступят. С притоком в психологию людей из других областей (прикладных) это положение вещей изменится, вот пусть бы побыстрей и изменилось. Хотя, конечно, и шизоиды нам очень нужны, ведь они основные поставщики необычных мыслей во всех науках. Но и только шизоидной всю психологию оставлять тоже не надо.
Психология — большая. По большому счету в ней хватит поля деятельности для всех направлений. И конструктивный спор между «идеалистами» и «прагматиками» должен завершиться тем, что станет больше «идеалистов-прагматиков».
Я благодарю мою жену Елену за нашу любовь,
за сотворчество, за сопереживание, и за нашу
дочь Катю, ровесницу XXI века...
СОДЕРЖАНИЕ
Краткое введение ................................................3
Длинное введение...............................................5
Как располагать к себе людей.....................................16
Конфликтогены и синтоны, связанные с позициями «выше», «ниже»,
«на равных» ...............................................16
Обязан, а не сделал............................................20
Знакомый знакомого .........................................30
Оценки... самооценки..........................................31
Обвинения конфликтогенны! ..................................48
Смеяться, право, не грешно?...................................54
Критика .................................................... 69
Категоричность? Категорически нет!! ...........................70
На жизнеповедение тоже влияют ...............................75
Приятие — неприятие ........................................98
«Имеющий ухо (слышать) да слышит!» .........................118
Черная неблагодарность......................................129
В глаза или за глаза...........................................i 39
Ориентировка в коммуникативной ситуации ....................!45
Синтоны-конфликтогены и психотип ..........................146
Тренинг — это можно и самостоятельно ........................149
Вам дан конфликтоген.......................................154
Неоптимальные формы реагирования на конфликтоген...........155
Требования к реагированию на конфликтоген ...................157
Почему же люди практикуют неоптимальные формы? ............167
Другие возможности.........................................168
Оптимальные формы реагирования на конфликтоген.............168
Ориентировка при получении конфликтогена ...................192
Тренинг реагирования на конфликтогены.......................203
Стратегия коммуникативного поведения........................208
Обойдемся без посредника ......................................212
«А нравственно ли это?»......................................213
Но почему это так трудно.....................................214
Взлом .....................................................215
Психотехника знакомства. Основной алгоритм ..................215
Еще несколько соображений по психотехнике знакомства.........225
Каковы плюсы умения знакомиться.............................236
Тренинг психотехники знакомства.............................239
Всласть ли власть?.............................................242
Рычаги власти. Первые годы супружества.......................243
Рычаги власти. Конец супружеского двадцатилетия...............259
Сексология снимает запреты.....................................270
Секс — это важно!...........................................270
Психотерапевт отпускает грехи................................271
Весь твой, вся твоя............................................273
Сакраментальная тема .......................................274
Наблюдательный фольклор...................................281
Восхищайтесь ею.............................................282
Фантазии на тему.............................................284
Опережающее самораскрытие.................................286
«Расстрелять всех развратников!» ..............................286
Супружество — для сексуальности...............................287
Познай женщину.............................................288
Мужчину тоже надо знать......................................292
Черные кардиналы ..........................................294
А другие способы?...........................................296
Запланированный ребенок ...................................297
«96,3% мужчин должны погибнуть!»............................319
«Женщин тоже надо затравить»................................321
Когда еще полезна мастурбация.................................321
«Вредные последствия» ......................................322
Непотопляемый корабль .....................................323
Предпоследнее .............................................326
И последнее................................................326
Воспитание гражданина России и психология .......................327
Недосмотр психологов и педагогов.............................327
В медико-психологической сфере..............................328
Проблемы, которые бьют по глазам ............................329
От проблемных детей к проблемам детей! .......................339
Психологическая помощь — средство воспитания................339
Не соревнование, а взаимопомощь! ............................340
Греки приплыли в Трою ......................................343
Методы должны быть жизненными!............................344
«Лего» и Барби..............................................345
Прогулка по окрестностям....................................347
Эстетика и воспитание.......................................347
Внутри школьный клуб.......................................351
Как работает клуб...........................................353
Свободное общение .........................................355
Вечера интенсивного общения ................................356
Что может клуб? ............................................357
Психология — большая ......................................360
Подготовил к публикации:
Ваш брат-человек Марсель из Казани,
мыслитель,
искатель Истины и Смысла Жизни.
«Сверхновый Мировой Порядок, или Истина Освободит Вас»
www.MarsExX.ru/
marsexxхnarod.ru
|
Добрые, интересные и полезные рассылки на Subscribe.ru Подписывайтесь — и к вам будут приходить добрые мысли! | |
| copyright: везде и всегда свободно используйте эти тексты по совести! © 2003 — 2999 by MarsExX (Marsel ex Xazan) www.marsexx.ru Пишите письма: marsexxхnarod.ru Всегда Ваш брат-человек в труде за мир и братство Марсель из Казани |
|
|