А. И. Шифмана
ВОСПОМИНАНИЯ СЕКРЕТАРЯ ЛЬВА ТОЛСТОГО

Примечания
Указания имён и названий

Еще недавно в Доме-музее Льва Толстого в Ясной Поляне можно было видеть его хранителя — высокого, стройного старика с живыми, выразительными глазами и неизменно доброжелательной улыбкой на устах. Ровный, спокойный, сосредоточенный, он, рассказывая о Толстом, заметно воодушевлялся, и глаза его, зажигаясь внутренним светом, становились чем-то похожими на проникновенные и мудрые глаза Льва Толстого, запечатленные на портретах Репина и Крамского. Трудно было поверить, что этот седой как лунь, но еще молодо выглядевший человек более полувека назад был близким другом писателя, помогал ему в работе, а затем пережил в этом доме трагедию Толстого, которая в свое время потрясла мир...

Да, это был Валентин Федорович Булгаков, друг и последний секретарь Толстого, человек, который позднее находился в переписке с Роменом Ролланом, Рабиндранатом Тагором, Альбертом Эйнштейном и другими выдающимися деятелями мировой культуры.

Мне посчастливилось в течение четверти века пользоваться дружбой В. Ф. Булгакова, слушать и записывать его увлекательные рассказы о Толстом. На моих глазах создавались его мемуарные очерки о минувших днях, о друзьях я близких писателя. И могу горячо засвидетельствовать, что они писались с беспредельной любовью к Толстому, с высоким чувством ответственности перед его памятью, перед историей...

Жизнь Булгакова была полностью отдана служению Толстому и его гуманистическим идеалам. Он родился 13 (25) ноября 1886 г. в г. Кузнецке Томской губернии (ныне Кемеровская область) в семье смотрителя училищ. Окончил с золотой медалью томскую гимназию. В юности написал ряд талантливых историко-литературных работ, в том числе статьи

«Ф. М. Достоевский в Кузнецке» и «Письма П. И. Чайковского к А. Я. Александровой-Левенсон». Позднее он под руководством известного путешественника и писателя Г. Н. Потанина занимался фольклористикой.

Еще в ранней юности, живя в далекой Сибири, он прочитал сочинения Толстого и навсегда был покорен их художественной силой и правдой. Через несколько лет, основательно изучив творчество писателя и после ряда личных свиданий с ним¹, талантливый студент Булгаков, написавший к тому времени книгу об этике Толстого², без сожаления оставил Московский университет ради счастья находиться вблизи любимого учителя. Так 23-летний Валентин Булгаков очутился в 1910 году в Ясной Поляне в роли секретаря Льва Толстого. Вскоре он заслужил доверие и дружбу великого писателя.

В. Ф. Булгаков был не первым секретарем Толстого. Обходясь долгие годы без всяких помощников, Толстой на старости лет все же стал ощущать потребность в чьей-то повседневной технической помощи. Жена писателя, Софья Андреевна, и его дочери, которые па протяжении многих лет усердно помогали ему, переписывали его сочинения, уже не могли справиться с возросшей работой. Не удовлетворяла Толстого и помощь, которую время от времени оказывали ему друзья и последователи — П. И. Бирюков, П. А. Буланже, П. А. Сергеенко, X. Н. Абрикосов, В. А. Лебрен, Д. П. Маковицкий и др. Поэтому в 1007 г. был приглашен в дом писателя в качестве секретаря молодой литератор и историк Н. Н. Гусев, верный последователь Толстого, к тому же владевший стенографией. Толстой был весьма доволен его работой. «Помощник и работник он бесценный», — писал он о нем³.

Но в августе 1909 г. Н. Н. Гусев, обвиненный в рассылке запрещенных сочинений Толстого, был арестован и сослан в Пермскую губернию. На смену ему и пришел Б. Ф. Булгаков.

Появление Булгакова в доме Толстого было во всех отношениях счастливым. Выбор на него пал потому, что он был молодым, энергичным, образованным человеком, горячо преданным Толстому. К тому же своей книгой он показал, что способен делать не только техническую работу. Как он впоследствии объяснил, в Ясной Поляне «нужен был человек, который был бы знаком с мировоззрением Толстого и мог бы самостоятельно отвечать на письма по религиозным и философским вопросам. Кроме того, Льву Николаевичу требовалась подчас и более сложная помощь в любимой работе его последних лет — составлении сборников мыслей, излагающих его жизнепонимание»⁴ В. Ф. Булгаков был вполне подготовлен для такой серьезной и вдумчивой работы. Поэтому он с первых же дней оказался вполне на месте. Толстой поручал ему самостоятельно отвечать на письма, вести переписку с редакциями, издательствами, подбирать необходимую литературу. И всегда оставался доволен своим деятельным и преданным сотрудником. По душе Толстому были и личные качества Булгакова — сдержанность, доброта, трудолюбие, скромность, старательность и неизменная благожелательность в отношениях с людьми.

Молодой Булгаков провел с Толстым последний год его жизни. Это был год, когда автор «Войны и мира» на закате жизни, в тяжелейших условиях семейной распри, но с неувядаемой творческой силой, создавал свои последние художественные творения: пьесу «От ней все качества», повесть «Нет в мире виноватых», рассказы «Ходынка», «Нечаянно», «Три дня в деревне», когда он составлял знаменитую книгу изречений «Путь жизни». Молодой секретарь оказался не только превосходным помощником писателя, по и одним из его самых преданных учеников и единомышленников. Пользуясь расположением учителя, сознавая, сколь важны для человечества его мысли, его творческий опыт, молодой секретарь своими вдумчивыми, содержательными вопросами побудил Толстого высказаться на многие темы, которые ранее не были достаточно прояснены в его философской, педагогической и эстетической системе. Такова, например, известная, высоко ценимая педагогами, обширная статья Толстого о воспитании и образовании, написанная в ответ на вопросы Булгакова⁵. Толстой развил и обогатил в ней свои педагогические воззрения, ранее, в 1860-х годах, изложенные им в серии педагогических статей, напечатанных в журнале «Ясная Поляна». В частности, Толстой сейчас признал искусственным то разделение, которое он раньше делал между воспитанием и образованием. Более глубоко и всесторонне обосновал он, отвечая на вопросы Булгакова, свои основные педагогические принципы — о свободе образования, о тщательном отборе предметов изучения, о трудовом и нравственном воспитании учащихся, о приспособлении школьного образования к коренным нуждам народа. Столь же плодотворными и мудрыми были и другие высказывания Толстого о жизни, культуре, цивилизации, о литературе, искусстве, живописи, музыке и т. д., записанные Булгаковым после бесед с учителем.

Толстой ценил любознательность молодого помощника и охотно беседовал с ним по философским, эстетическим и моральным вопросам. В свою очередь, Булгаков точно записал и бережно сохранил драгоценные высказывания Толстого, что впоследствии позволило ему опубликовать свой ныне широко известный дневник «Л. Н. Толстой в последний год его жизни» — один из самых достоверных мемуарных документов о последнем, трагическом годе жизни великого писателя⁶.

Живя в доме Толстого, Булгаков был свидетелем драматических событий, разгоревшихся здесь в 1910 г. и разделивших его обитателей на враждующие «лагеря». Ровный, тактичный, сдержанный, он по мере своих сил вносил в их среду дух спокойствия и примирения. Толстому несомненно была по душе эта позиция его молодого секретаря. Необходимое хладнокровие и присутствие духа Булгаков проявил и в страшные дни после внезапного тайного ухода Толстого из Ясной Поляны и последовавшей вскоре его кончины на безвестном полустанке Астапово: именно он, вместе с младшей дочерью Толстого — Александрой Львовной, спас жизнь покушавшейся на самоубийство жене писателя — Софье Андреевне.

После смерти Толстого Булгаков не покинул Ясную Поляну, а остался там на правах друга и помощника осиротевшей семьи. Это дало ему возможность наблюдать, а затем и описать жизнь Ясной Поляны и семьи Толстого в этот печальный период. Кроме ряда статей и очерков, Булгаков опубликовал в эти годы вторую книгу о жизнепонимании Толстого⁷ и подготовил к печати упомянутый дневник, вскоре переведенный на многие европейские языки⁸. Дневник вызвал одобрительные отклики М. Горького, Р. Роллана и других деятелей мировой культуры. Тогда же, живя в доме Толстого, Булгаков выполнил огромной важности работу: составил первое научное описание личной библиотеки Толстого, состоящей из 22 тысяч томов. Благодаря гигантскому кропотливому труду, перед нами более полно раскрылись читательские вкусы и интересы писателя, стали известны его драгоценные пометы на прочитанных книгах. Этим описанием, впоследствии уточненном Булгаковым, доныне с благодарностью пользуются исследователи жизни и творчества Толстого, советские и зарубежные⁹.

Дальнейшая долгая жизнь В. Ф. Булгакова была связана с пропагандой идейного и художественного наследия Толстого. Верный последователь его морально-философской доктрины, он во многих статьях и книгах отдал дань и заблуждениям своего учителя, пропагандируя вместе с его гениальным художественным творчеством и его «религию»: учение о непротивлении злу насилием и нравственном самосовершенствовании, как единственных средствах переустройства мира. «Проповеднические» работы Булгакова этих лет носят на себе печать сухого рационализма, сектантской узости, догматизма, — всего того, что было присуще реакционной толстовщине. Они заслуженно критиковались в русской и мировой печати¹⁰. Этими чертами отмечена и книга Булгакова «Опомнитесь, люди-братья!», выпущенная им после нашумевшего судебного процесса над группой толстовцев (в том числе и Булгаковым), выступивших в 1914 г. с пацифистским воззванием против войны¹¹. С позиции реакционного толстовства написаны и некоторые послеоктябрьские статьи Булгакова, закономерно приведшие к тому, что он в 1923 г. был вынужден оставить пределы родины и выехать за границу. Но, справедливости ради, следует сказать, что вскоре началась идейная эволюция Булгакова в сторону большего понимания революционных устремлений народа, — эволюция, которая постепенно привела его к критическому пересмотру своих толстовских позиций, а затем — в последние десятилетия жизни — и к отходу от них.

После Октябрьской революции Булгакова получил возможность участвовать в осуществлении того, что он и все мыслящие люди России считали своим нравственным долгом перед памятью писателя: издать для народа ранее запрещенные произведения Толстого. Это было нелегким делом, ибо многие рукописи не были разобраны, а некоторые погребены в дебрях царских архивов. Тем не менее Булгакову, в содружестве с другими деятелями литературы, удалось подготовить и опубликовать в издательстве «Задруга» целую «Серию сочинений Л. Н. Толстого, ранее запрещенных цензурой» и тем самым открыть для читателей многие неизвестные страницы.

В период с 1916 по 1923 год Булгаков принимал активное участие в организации музеев Л. Н. Толстого и «стальной комнаты» архива писателя в Москве. Под его руководством был в 1921 году реставрирован и открыт Дом-музей Толстого в Хамовниках, а до этого — литературный музей Толстого на Пречистинке (ныне Кропоткинская, 11)¹². С 1922 г. он также сотрудничал в Музее А, П. Чехова, Музее-квартире А. Н. Скрябина, Доме-музее П. И. Чайковского и многое сделал, чтобы сохранить л обогатить драгоценные фонды этих музеев.

С 1923 по 1945 гг. Булгаков проживал с семьей в Праге. Здесь он также занимался собиранием и изданием материалов о Толстом, пропагандой его наследия. К этому времени относится большая литературная и лекционная деятельность Булгакова в Чехословакии, Австрии, Германии, Болгарии, Югославии, Швейцарии и других странах Европы, его общение с выдающимися деятелями мировой культуры.

Живя на чужбине с мыслью о родине, Булгаков явился инициатором создания в Збраславе, близ Праги, Русского культурно-исторического музея — своеобразного культурно-просветительного учреждения, которое поставило себе целью собирать и хранить все, что дорого русской культуре, русской истории. Бессменный директор этого музея, отдававший любимому делу не только свои силы, но и свои скудные средства, Булгаков собрал драгоценнейшие коллекции произведений русского искусства, рассеянных по многим странам мира.

Согласно уставу музея, все его коллекции являлись национальным достоянием русского народа и подлежали возвращению на родину. Это было строго и точно выполнено Булгаковым после второй мировой войны. Своими руками он бережно упаковал и отправил в СССР десятки ящиков с собранными им редкими книгами, бесценными рукописями, фотографиями и предметами русской старины. Вслед за этим он передал советским музеям более 150 картин работы Репина, Рериха, Коровина, Бенуа, Билибина, Добужинского, Анненкова и других русских художников¹³. Этим высокопатриотическим поступком, достойно оцененным Советским правительством, Булгаков вернул себе честь и право именоваться деятелем советской культуры.

В первый день нападения гитлеровской Германии на Советский Союз, 22 июня 1941 г., Булгаков и его старшая дочь, подозревавшаяся в подпольной коммунистической деятельности, были в Праге схвачены агентами гестапо и брошены в тюрьму Панкрац, где томился и выдающийся чехословацкий писатель коммунист Юлиус Фучик. Позднее дочь Булгакова была фашистами отправлена в лагерь смерти Равенсбрюк, а он сам переведен в баварский концлагерь Вейссенбург, где, подвергаясь мучениям и издевательствам, находился до конца войны. Здесь, в гитлеровском каземате, рискуя жизнью, он на обрывках бумаги писал драгоценные воспоминания о Толстом и его близких.

Автору этих строк пришлось видеть и читать волнующие драгоценные записи, которые Булгаков в лагере делал на обороте рекламных листков какой-то немецкой фабрики. Листки раздобывали ему друзья по камере, которых гнали туда на работу. Больной, изможденный Булгаков исписывал листки мелким почерком и один за другим нанизывал на ржавую железную проволоку. Получилась своего рода бумажная гирлянда, чем-то напоминающая цветочные гирлянды, которыми венчают почетных гостей в странах Востока. С помощью друзей по камере ее удалось спрятать и чудом сохранить. А затем, в Ясной Поляне, снимая с проволоки листок за листком, переписывая и пополняя их, он составлял своп во-спомипания о Толстом, об окружении писателя — яркие литературные портреты, часть которых включена в настоящую книгу.

Главной мечтой Булгакова в эти тяжелые годы была мечта вернуться на родину, в дорогую Ясную Поляну, отдать последние годы жизни служению своему народу, своей культуре. Этой мечте суждено было сбыться. По окончании войны, освобожденный из гитлеровского застенка, Булгаков в 1948 г. вернулся с семьей в СССР и все последующие годы провел в Ясной Поляне в качестве научного сотрудника музея-усадьбы, хранителя дома Толстого.

В эти годы расцвел талант Булгакова-писателя, мемуариста. Член Союза писателей СССР, он принимал активное участие в жизни Тульской писательской организации. В журналах и газетах публиковались его статьи и воспоминания о Толстом. В 1964 г. вышла в свет его книга мемуаров о великом писателе¹⁴. Журнал «Искусство» опубликовал серию очерков Булгакова о его встречах с выдающимися русскими художниками и скульпторами: Нестеровым, Коровиным, Пастернаком, Трубецким, Меркуровым и др. Эти очерки изданы отдельной книгой¹⁵. Наряду с обширными мемуарами и пьесой, посвященной трагическому уходу Толстого из Ясной Поляны, Булгаков был в последние годы занят завершением монументального «Словаря русских зарубежных писателей» — солидного труда, еще не увидевшего света. Одновременно он участвовал в подготовке к печати начатого им полвека назад научного описания личной библиотеки Л. Н. Толстого.

Валентин Федорович Булгаков умер в Ясной Поляне 22 сентября 1966 г. в возрасте восьмидесяти лет, оставив обширное литературное наследие. Его перу принадлежит десять книг, около 70 очерков и статей, а также еще полностью не увидевшие света мемуары «Друзья Л. Н. Толстого» и «Так прожита жизнь»¹⁶.

II

В предлагаемой читателям книге Булгаков не ограничивается рассказами об отдельных событиях из жизни Толстого, свидетелем и участником которых он был, но дает разностороннюю характеристику писателя, воссоздает атмосферу его повседневного бытия и творчества. Большое внимание уделяется в ней писательскому труду Толстого, процессу создания его последних произведений, что придает ей также историко-литературную ценность.

Отличительная черта Булгакова-мемуариста — живость описаний, достоверность и точность в изложении фактов. В очерках «Каким я его помню», «Черты великого образа», «День Льва Николаевича», «Толстой и дети» и других характеризуется Толстой — человек, художник, мыслитель. Булгаков наблюдал его в последний, наиболее тяжкий год его жизни, но какой могучей, полной жизненных сил фигурой и одухотворенной личностью он предстает перед нами! Ни прожитые годы, ни напряженный, изнурительный труд, ни душевные страдания не сломили его, не состарили его душу. На закате жизни Толстой жил и творил с той же неиссякаемой энергией и свежестью мысли, с тем же душевным неистовством, какие отличали его на протяжении всего творческого пути.

Булгаков решительно восстает против попыток гримировать великого писателя под оторванного от жизни схимника, «святого», под современного Христа, Будду или Магомета. В своих очерках он рассказывает, наряду с фактами и событиями, рисующими главные черты личности Толстого, и о малоизвестных особенностях его характера, о некоторых интимных сторонах жизни, о тех гранях богатой натуры, которые опровергают представления о нем, как о немощном старце, жаждущем покоя. Мощный, не знающий предела интеллект, страстно увлекающийся человек, жизнелюб, которому ничто человеческое не чуждо, — таким встает Толстой со страниц правдивой книги Булгакова.

Следует упомянуть, что некоторые места в воспоминаниях Булгакова в свое время вызывали критические отклики в печати. Правоверные толстовцы выступали против попытки Булгакова рассказать, наряду с важным и главным в облике Толстого, и о некоторых слабостях великого человека, полагая, что это может повредить его репутации моралиста и вероучителя. В этом духе в свое время высказался, в частности, секретарь Толстого и его талантливый биограф Н. Н. Гусев¹⁷.

Однако вряд ли эти упреки полностью справедливы. Мемуары Булгакова пронизаны столь глубокой любовью к Толстому, таким всеобъемлющим уважением к его личности и труду, что отдельные дополнительные штрихи к им же любовно написанному портрету писателя не отдаляют от нас эту гигантскую фигуру, а приближают ее, делают роднее, человечнее. Вместе с тем некоторые незначительные детали из личной жизни Толстого вряд ли заслуживали специального очерка Булгакова да еще под сенсационным заглавием «Замолчанное о Толстом».

Интересны и воспоминания мемуариста о родных и близких Толстого. Очерки «Уход и смерть Л. Н. Толстого», «В кругу семьи Толстого», «Письма С. А. Толстой В. Ф. Булгакову» воспроизводят напряженную атмосферу яснополянского дома, сложные отношения его обитателей, содержат множество ярких зарисовок повседневной жизни Толстого и его близких. Здесь мы находим живые портреты жены писателя Софьи Андреевны, его сыновей Сергея, Льва, Андрея, Ильи, Михаила, дочерей Татьяны, Александры, а также новые подробности из жизни свояченицы Толстого Татьяны Андреевны Кузьминской, в молодости послужившей ему прототипом Наташи Ростовой в романе «Война и мир». Автор мемуаров общался с этими людьми и при жизни Толстого и после его кончины, оставаясь в течение полувека близким другом его семьи. Вместе с тем он абсолютно свободен в своих суждениях, — портреты этих людей написаны остро, правдиво, без всяких прикрас.

III

Наибольший интерес в очерках В. Ф. Булгакова представляют, разумеется, страницы, посвященные самому Толстому. Здесь воочию видишь, что Лев Николаевич на склоне лет — все тот же живой, пытливый, неиссякаемо мудрый художник, все тот же страстный и неуемный бунтарь, борец за свободу и счастье народа, каким он был па протяжении всей жизни. С годами не угас его неукротимый дух, не ослаб его интерес к острым социальным проблемам, к судьбам мира, к науке, литературе, искусству, — ко всему, что тревожило и волновало современников писателя.

О социальных воззрениях Толстого Булгаков пишет так:

«Его политические суждения подчас казались парадоксальными, но их всегда отличали, во-первых, любовь к народу, и, во-вторых, сила, вытекавшая из глубокой внутренней убежденности. На самодержавное правительство Толстой смотрел как на главное препятствие в удовлетворении народных нужд и требований. Он отлично сознавал классовый характер старой власти и относился к ней с величайшим недоверием и презрением».

Таково же, по рассказу Булгакова, было отношение Толстого и к либеральной буржуазии в России и на Западе. Он знал, что предлагаемые ею реформы половинчаты, направлены не к освобождению, а к закабалению народа. Когда на политическом горизонте в России появилась партия кадетов с ее «вождем» Петрункевичем, Толстой сказал: «Если в церквах станут поминать вместо Николая II Петрункевича I, то народу от этого не станет легче».

Ироничным, презрительным было отношение Толстого и к западной буржуазной демократии. В. Ф. Булгаков пишет: «Не признавая русской формы буржуазного парламентаризма, Толстой так же отрицательно относился и к западноевропейским его формам. Он даже считал особо вредным, что на Западе деятельность буржуазных правительств «замаскирована», как он выражался, внешней свободой, и говорил, что люди западных народов «находятся в самом безнадежном состоянии рабства, — рабства рабов», не понимающих того, что они рабы, и иногда даже «гордящихся своим положением рабов».

В центре внимания Толстого этой поздней поры, как и во все предыдущие периоды — общественная жизнь России, нужды народных масс. Незадолго перед описываемым временем, в разгаре революционных событий 1905 года Толстой писал В. В. Стасову: «Я во всей этой революции состою в звании, добро и самовольно принятом на себя, адвоката 100-миллионного земледельческого народа. Всему, что содействует или может содействовать его благу, я сорадуюсь; всему тому, что не имеет этой главной цели и отвлекает от нее, я не сочувствую. На всякие же насилия и убийства, с какой бы стороны ни происходили, смотрю с омерзением»¹⁸.

Творчество Толстого этого периода точно отвечает сформулированной писателем позиции. Его повести, рассказы, статьи содержат страстное обличение самодержавия и остатков крепостничества, резкое отрицание земельной собственности, решительную защиту прав и интересов трудового народа. По своему бунтарскому духу они точно отражают революционные настроения русского крестьянства. Вместе с этим, как указал В. И. Ленин, Толстой страшится революции, отстраняется от нее, ищет мирных способов решения назревших проблем. Никогда еще противоречия во взглядах писателя — жажда социальных перемен и страх перед ними — не достигали такой силы и остроты, как в это время. Они поистине отражали силу и слабость, мощь и ограниченность массового крестьянского движения, — высокий накал его бунтарского духа и присущие ему политическую неподготовленность, незрелость, наивность.

Творчество Толстого последних лет обильно и многообразно. Писатель работает с необычайной интенсивностью. Едва успев откликнуться на бедственную для народа русско-японскую войну, он тут же принимается за гневную статью против правительства и казенной церкви, а порою одновременно работает и над несколькими статьями, перемежая их пламенными воззваниями и обращениями к пароду. Публицистика в этот период — главная сфера писательской деятельности Толстого. Она отодвинула на второй план все его другие дела, в том числе и самые сокровенные художественные замыслы.

Лейтмотив, проходящий через все статьи и выступления Толстого последних лет, — нестерпимо бедственное положение крестьянства, лишенного земли. В. Ф. Булгаков свидетельствует: «Толстой с малолетства особенно хорошо знал крестьян, все его симпатии принадлежали трудовому крестьянству. Он глубоко страдал, наблюдая печальные последствия крестьянского безземелия, много и резко писал против частной помещичьей собственности на землю и мечтал о переходе земли к тем, кто на ней работает, то есть к крестьянам».

И действительно, тема народной нужды, крестьянского безземелая горестно звучит во всех высказываниях Толстого описываемой поры. Эта тема, как мы знаем, в полной мере звучала и в более ранних произведениях писателя, — таких, как драма «Власть тьмы», комедия «Плоды просвещения», роман «Воскресение», а также в его публицистике предыдущих лет. Однако в годы революции, а затем, особенно в годы наступившей реакции, мы наблюдаем у него новый акцент, новые ноты. Положение народа, утверждает сейчас Толстой, стало совершенно невыносимым; оно требует немедленного и решительного изменения. Толстой добивается не отдельных реформ и уступок народу, а уничтожения всей государственной машины царизма, ее полного устранения. «Карфаген должен быть разрушен», — так провозглашает Толстой, имея в виду власть богачей и помещиков.

Из записей Булгакова видно, что коренной проблемой русской революции Толстой в эти годы считает вопрос о земле. Ни одно из требований крестьянства он не отстаивает с такой силой и убежденностью, как требование о ликвидации земельной собственности и передачи земли крестьянам. В голосе писателя поистине слышен голос миллионов русских мужиков, ограбленных реформой 1861 г., разоренных помещиками дотла, согнанных с земли и обреченных на «ужасы разорения, голодной смерти, бездомной жизни среди городских «хитровцев»¹⁹.

Толстовской программе разрешения земельного вопроса, как и другим его общественно-политическим воззрениям, присущи многие иллюзии и слабости. Отражая стихийно-бунтарские настроения русской деревни, писатель ставит вопрос о земле вне связи с более широкими экономическими и политическими задачами русской революции. Он не видит за близкими и непосредственными нуждами крестьянства более широкие политические цели. Отмену частной собственности на землю он мыслит как мирную реформу, согласно учению американского буржуазного экономиста Генри Джорджа²⁰.

Однако статьи Толстого по земельному вопросу, при всей слабости их положительной программы, играли в те годы большую революционизирующую роль. Крестьяне пропускали мимо ушей его советы насчет туманной и непонятной им системы Генри Джорджа (как это делали н крестьяне в романе «Воскресение;), зато они всем сердцем откликались на страстные толстовские обличения земельного рабства и делали из них собственные выводы.

С еще большей страстностью Толстой, по свидетельству Булгакова, осуждает царизм в период реакции 1907 — 1910 гг., когда, разгромив революцию, самодержавие справляло свою тризну и, опираясь на поддержку европейской реакции, жестоко мстило восставшему народу.

Правительственное насилие, разгул топора и плахи достигли в это время небывалых размеров. Газеты ежедневно сообщали о судах, заточениях и казнях революционеров. «Столыпинские галстуки», т. е. казни через повешение, стали, по выражению В. Г. Короленко, бытовым явлением. В эти тяжелые дни голос Толстого зазвучал с еще небывалой гневной силой. Его статьи «Не убий никого», «Закон насилия и закон любви» и особенно потрясший весь мир памфлет «Не могу молчать» достигли вершин обличения господствующего зла. Писатель открыто и бесстрашно выступил против самодержавия, в защиту жертв реакции.

Решительно осуждая злодеяния царизма, клеймя их перед всем миром, он неизменно высказывал убеждение, что народное недовольство невозможно сломить судами и тюрьмами; казни только увеличат сопротивление народа. «Чем больше вы перебьете людей, тем меньше вам возможности избавиться от главного врага вашего: от ненависти к вам людей. Своими преступлениями вы только удесятеряете эту ненависть и делаете ее для себя более опасной», — писал он, обращаясь к царю и правительству²¹.

В последний раз Толстой обратился к теме революции в своей оставшейся незаконченной статье «Действительное средство», которую писал за месяц до кончины. Как и в предыдущих статьях, он с глубокой уверенностью предсказывал в ней грядущую победу народа над своими насильниками. Как свидетельствует В. Ф. Булгаков, бунтарский дух и пламенный темперамент борца не ослабели в Толстом даже в последние месяцы его жизни. Он ушел в могилу с тем же проклятием на устах отживающему строю угнетения, какое звучит во всем его неукротимом творчестве.

IV

Один из очерков Булгакова носит заглавие «Черты великого образа». Этими словами можно было бы озаглавить все его воспоминания. Ценность их в том, что они воссоздают образ Толстого не односторонне, однозначно, а во всей его сложности и противоречивости.

В мемуарной литературе о Толстом имеются произведения, в которых он на старости лет предстает успокоенным, умиротворенным «апостолом любви», для которого все проблемы человечества решены и никаких сомнений больше не существует. В других мемуарах утверждается его мнимая цельность и религиозная ортодоксальность, исключающие всякие новые идеи, новые поиски и подходы к ранее решенным вопросам.

По-другому характеризует Толстого В. И. Ленин. Горячо любя и высоко ценя его как гениального художника, давшего «не только несравненные картины русской жизни, но и первоклассные произведения мировой литературы»²², Ленин говорит о «кричащих» противоречиях мысли писателя, отражавших условия, в которые была поставлена русская жизнь последней трети XIX века. В статьях Ленина Толстой предстает одновременно гениальным и наивным, прозорливым и заблуждающимся, ищущим и сомневающимся, утверждающим и колеблющимся, т. е. истинно живым, развивающимся художником и мыслителем, стремящимся идти в ногу с веком, во многом его опережающим, но в чем-то и неизбежно отстающим от него.

Толстой, по словам Ленина, — горячий протестант, страстный обличитель, великий критик господствующего несправедливого строя. И вместе с тем — проповедник учения, которое отражает сознание наивного патриархального крестьянина. «Борьба с крепостническим и полицейским государством, с монархией превращалась у него в отрицание политики, приводила к учению о «непротивлении злу», привела к полному отстранению от революционной борьбы масс 1905 — 1907 гг.»²³.

Толстой ведет решительную борьбу с казенной церковью, разоблачая ее как служанку царизма, как темную силу, которая держит народные массы в повиновении. Обличению церкви посвящены его многие статьи и трактаты — «Соединение и перевод четырех Евангелий», «Критика догматического богословия», «Исповедь», «В чем моя вера», «О жизни» и др. Но, по Ленину, борьба с казенной церковью совмещается у Толстого «с проповедью новой, очищенной религии, то есть нового, очищенного, утонченного яда для угнетенных масс» ²⁴.

Толстой непримиримо и страстно борется против угнетения народных масс фабрикантами и помещиками. В этом он не знает ни устали, ни компромиссов. Но его «обличение капитализма и бедствий, причиняемых им массам, совмещалось с совершенно апатичным отношением к той всемирной освободительной борьбе, которую ведет международный социалистический пролетариат»²⁵.

Анализируя учение Толстого в целом, Ленин говорит, что в нем отразилось «великое народное море, взволновавшееся до самых глубин, со всеми своими слабостями и всеми сильными своими сторонами» ²⁶. И это убедительно подтверждается всеми, кто правдиво описывал жизнь Толстого, в том числе достоверными мемуарами Булгакова.

Прежде всего автор воспоминаний подчеркивает разносторонность интересов Толстого, его отзывчивость на все живое, современное. «Интерес и восприимчивость Льва Николаевича ко всему окружающему были удивительны. Он знал все, что пишется в газетах, следил за новостями русской и иностранной литературы, переписывался с писателями, с единомышленниками и с лицами, ему совершенно не известными, принимал множество посетителей, знал всех крестьян в Ясной Поляне и входил во все мелочи их быта, умел каждому в доме сказать что-нибудь нужное и сердечное».

Художник огромного диапазона, мыслитель, который критически переосмысливал все современные ему явления жизни, он не мог не относиться критически и к самому себе. И мы это видим на примере того, как он в конце жизни снова и снова продумывал собственное учение.

В дневнике Толстого за полгода до его кончины мы читаем: «Страшно сказать, но что же делать, если это так, а именно, что со всем желанием жить только для души, для бога, перед многими и многими вопросами остаешься в сомнении, в нерешительности» (запись от 13 мая 1910 г.)²⁷. Это самоощущение весьма характерно для Толстого последних лет.

Нет, Толстой в эти дни не отрекается от своего учения, — он утверждает его с еще большей силой и страстью. Снова и снова он возвращается к своим тысячу раз продуманным идеям, подкрепляя их все новыми и, как ему кажется, более вескими и неопровержимыми аргументами. И все ж, предельно честный с самим собой, он не может совладать и с сомнениями, посещающими его все чаще и чаще. А иногда его живые порывы, непосредственная реакция на явления и события, не совпадают с его ортодоксальной метафизической доктриной.

Так, Толстой в десятках статей и писем убежденно отстаивает идею непротивления злу насилием как единственно плодотворный путь борьбы за социальное переустройство общества. А сам каждый раз воодушевляется и радуется, когда слышит о разгорающейся в стране крестьянской «жакерии», о захвате крестьянами помещичьих земель, о стачках на фабриках и заводах. По слову Короленко, Толстой легко заражается боевыми настроениями масс и горячо, от всего сердца, сочувствует им в борьбе за освобождение.

Десятки статей и сотни писем посвящены Толстым утверждению идеи бога, — «хозяина», по отношению к которому человек — лишь «работник», должный выполнить свое призвание на земле. «Бог» Толстого — совсем не тот, которого проповедует казенная церковь. Церковного бога, с его «таинствами» и мистикой, Толстой решительно отвергает, за что «жандармы во Христе» (по выражению В. И. Ленина) отлучили его от церкви. На языке Толстого бог — это синоним всеобщей любви, олицетворение высшей совести, которой должен руководствоваться человек. Вместе с тем Толстой утверждает превосходство религиозного мышления над научным, ставит веру выше рационального знания. И в этом — одно из коренных противоречий его сознания.

Толстой со всей силой страсти отстаивает свое учение о боге. Но вот под конец жизни он однажды записывает в дневнике: «Ночью и поутру нашло, кажется, никогда не бывшее прежде состояние холодности, сомнения во всем, главное в боге, в верности понимания смысла жизни. Я не верил себе, по не мог вызвать того сознания, которым жил и живу» (запись от 2 сентября 1909 г.)²⁸.

С не меньшей убежденностью Толстой отстаивает идею всеобщей любви, как единственное средство уничтожения социального зла. Доказательству правоты этой идеи он посвящает свои крупнейшие трактаты, десятки статей и сотни писем. Но, земной мыслитель, всегда стремившийся проверить истинность всех учений реальной жизнью, он в годы реакции бесстрашно признается самому себе: «Главное же, в чем я ошибся, то, что любовь делает свое дело и теперь в России с казнями, виселицами и пр.» (запись от 13 февраля 1910 г.)²⁹.

Таков Толстой. Высшая честность с самим собой, прямота и бесстрашие мысли, чуткое внимание к голосам самой жизни придают ему необычайную интеллектуальную широту, опровергающую представление о нем, как об узком мыслителе, фанатике единственной идеи. «Толстой, — пишет Булгаков, — не был ни педантом, ни сектантом, и в этом отношении выгодно отличался от многих своих последователей. Отношение его к каждому положению, к каждому собеседнику всегда было новое, неожиданное, не казенно-«толстовское».

К примеру, Толстой был горячим сторонником «хлебного труда», — крестьянскую работу он считал лучшим из человеческих занятий. И все же, в зависимости от конкретных обстоятельств, он многим обращавшимся к нему городским жителям советовал не покидать своих мест, а постараться и в городе наладить добрую жизнь. То же он советовал молодым людям, намеревавшимся покинуть деревню, отчий дом, чтобы в городе, в услужении господам, заново начинать свою «биографию». Толстой утверждал, что честную трудовую жизнь можно вести всюду, — и лучше всего в своей родной среде, поддерживая престарелых родителей, родных и близких. Особенно решительно Толстой отвергал намерение своих единомышленников сгруппироваться вокруг него, создать нечто вроде «толстовской» партии. Против этого он выступал не только потому, что отстранялся от всякой политической деятельности, но и потому, что видел непоследовательность, незначительность многих «единомышленников». К тому же он свое миропонимание не считал единственно правильным. До последнего дня в нем непрерывно шла неустанная работа мысли, поиски новых решений, тяжба с самим собой. Это отметили все близкие Толстого, в том числе и В. Ф. Булгаков.

V

Защищаясь от упреков своих критиков, Булгаков писал, что он поставил себе задачей нарисовать не святой лик Толстого, а его живое человеческое лицо. Действительно, в отличие от некоторых последователей, создававших иконописный портрет учителя, Булгаков показывает Толстого в обыденной, повседневной жизни. И все же перед нами вырастает гигантская фигура, изумляющая своей красотой и величием.

А. В. Луначарский писал: «Толстой был невероятно ярко выраженная личность, поэтому он и мог сделаться великим художником, и как великий художник был наделен необыкновенной, по сравнению с нормальной, человеческой степенью восприимчивости ко всем внешним впечатлениям, огромной глубиной эмоциональных переживаний»³⁰. Эти особенности личности Толстого отражены в мемуарах Булгакова.

Прежде всего изумляет в них жизнестойкость художника, полнота его духовных сил, несмотря на преклонный возраст и тяжкие душевные переживания. Как известно, оптимизм, душевное здоровье, светлое мироощущение всегда отличали автора «Казаков», «Войны и мира», «Хаджи Мурата». В его дневнике 1889 г. (запись от 15 сентября) можно, например, прочесть: «Дело жизни, назначение ее — радость. Радуйся на небо, на солнце, на звезды, на траву, на деревья, на животных, на людей. И блюди за тем, чтобы радость эта ничем не нарушалась»³¹. Это светлое мировосприятие не покидает Толстого и в последние, трагические годы его жизни.

Следует напомнить, что эти годы, совпавшие с мрачным периодом реакции, были годами, когда в интеллигентских кругах России распространились пессимизм, уныние, общественный индиферентизм. Многие произведения литературы этих лет, наподобие «Санина» Арцыбашева, отражали упаднические настроения, царившие в обществе. Декадентство, мистика, порнография — дурные поветрия эпохи безвременья угрожали захлестнуть здоровые силы культуры. Толстой в этот период — активный борец против любых проявлений декадентства и упадочничества. В своп восемьдесят лет по-молодому активный, горячий, неистовый, он смело выступает против псевдомодернизма, высоко поднимает знамя здорового, общественно полезного, реалистического искусства.

«В литературе, — пишет автор мемуаров, — Толстого привлекали правдивость, жизненность, простота, богатый и выразительный народный язык. Реалистический метод в литературе Толстой считал наиболее плодотворным. К декадентству относился резко отрицательно, считая его продуктом буржуазной среды, утратившей связь с народом. Писать он хотел не для привилегированных классов, а для всего парода». Булгаков приводит слова Толстого, написанные при нем на память артисту П. Н. Орленеву: «Как только искусство перестает быть искусством всего народа и становится искусством небольшого класса богатых людей, — оно перестает быть делом нужным и важным, а становится пустой забавой».

Светлое мироощущение, полнота жизни имеют у Толстого истоком глубокие связи с народом, с крестьянской жизнью. Ясная Поляна является в это время местом, куда со всей страны стекаются люди со своими думами и чаяниями. Ни на день не умолкает колокол на «дереве бедных», и Толстой, сидя под его раскидистыми ветвями, выслушивает сотни бесхитростных рассказов о бедах и радостях, мечтах и чаяниях простых людей, поверяющих ему свои заветные думы. Крестьянин-бедняк, у которого за недоимки увели единственную корову-кормилицу, погорелец, оставшийся с малыми детьми без крова, изможденный фабричный, безжалостно выброшенный за ворота, солдатская вдова, хлопочущая о скудном «пенсионе» за убитого в Маньчжурии мужа — весь этот нескончаемый людской поток несет Толстому свою неизбывную печаль, тоску — и вместе с тем неиссякаемый запас народной мудрости, оптимизма, веры в лучшее будущее. Толстой выслушивает, сочувствует, советует, помогает людям и, вместе с печалью, впитывает в себя их мечту о лучших временах, о радостях, о счастье.

Животворным источником оптимизма Толстого является и его общение с природой. Н. Н. Гусев свидетельствует: «В Толстом было очень сильно чувство жизни и чувство природы. Он любил всякую перемену в природе — наступление осени, зимы и особенно весны, и делился своими впечатлениями и наблюдениями с окружающими. Его радовало разбухание почек на деревьях, наливание ржи; он любил собирать цветы, рвал их даже верхом, нагибаясь с лошади» ³². В. Ф. Булгаков дополняет это свидетельство новыми деталями. По его рассказу, Толстой, как юноша, упивается красотой весны, буйным разливом ее красок. «Я наслаждаюсь этой весной как никогда. Точно в первый или последний раз». Его восхищает дружное цветение сада, рост трав, пение птиц. Он радостно зовет всех смотреть, как каштан цветет...

По свидетельству близких, любовь Толстого к природе была самозабвенной, неиссякаемой. 82-летний старик, страдающий от многих недугов, он по-детски радовался всему, чем природа одаривала людей: ясному утру, теплому дню, прохладному ветру, летнему дождю. Неизменно восхищался он красотой мира: розовой пеленой гречишного поля, ястребом, парящим в небе, воркованием горлинки. И, конечно, прежде всего, добрыми, трудовыми людьми.

«Какая синева везде! — восклицал он, бывало, восторженно. — Сейчас все в самом расцвете: словно человек в 32 — 33 года. Пройдет немного времени и все начнет вянуть. Я нынешней весной особенно любуюсь, не могу налюбоваться. Весна необыкновенная!»

Общение с природой было целью ежедневных верховых прогулок Толстого, Он называл эти часы единения с лесами и полями — «молитвами», ибо черпал в них силу и вдохновение. В. Ф. Булгаков рассказывает: «Ездок он был очень смелый. Мне доводилось нередко сопровождать его. Вот программа всех верховых прогулок Льва Николаевича, от которой он отступал очень редко: выехать по дороге, скоро свернуть с нее в лес или в поле, в лесу пробираться по самым глухим тропинкам, переезжать рвы, прыгать через канавы и заехать таким образом очень далеко; затем — заблудиться и, наконец, тогда искать дороги в Ясную, спрашивая об этом у встречных, плутать, приехать утомленным». И в этом, мы убеждаемся, не было ничего странного, чудаковатого. Ежедневные прогулки давали Толстому на целый день заряд свежести и бодрости. На лоне природы он не только отдыхал, но и творил — спокойно размышлял и заносил в записную книжку свои мысли, напряженно обдумывал будущие сочинения, принимал важные жизненные решения.

Свежо, эмоционально остро Толстой воспринимает в свой последний год и все виды искусств, особенно музыку. В Ясную Поляну часто приезжают музыканты, и они доставляют ему огромное наслаждение. Со слезами па глазах слушает он музыку Моцарта, Гайдна, Бетховена, Шопена, и она потрясает его. «Не забуду, — рассказывает Булгаков, — чудного вечера в яснополянском доме, когда Гольденвейзер долго и прекрасно играл Шопена. Лев Николаевич слушал-слушал, и, наконец, не выдержал:

— Вся эта цивилизация, — воскликнул он дрожащим голосом и со слезами на глазах, — пускай она пропадет к чертовой матери, только... музыку жалко!»

А книжные интересы, круг чтения Толстого — они безграничны. На столе писателя всегда гора книг. Едва закончив объемистый труд по философии, он принимается за историческое исследование, а затем за том Достоевского и далее — за тетрадку молодого поэта или за современную книгу по естествознанию. В поле зрения Толстого — художественная, историческая, мемуарная, социологическая, философская, естественно-научная, религиозная и многие другие виды литературы. Привлекают его и книги по фольклору, этнография, лингвистике и даже по точным паукам — физике, химии, математике, астрономии. «Помню, — пишет Булгаков, — как поражен был я, наткнувшись однажды в библиотеке Толстого на английскую книгу по электричеству, всю испещренную отметками и критическими замечаниями Толстого на полях». Напомним, что все это совмещается у него с неустанным собственным писательским трудом, который не прекращается ни на один день. О писательском труде Толстого, о его творческом процессе рассказали многие мемуаристы. Мы уже немало знаем о зарождении его художественных замыслов, об истории их воплощения в полноценные произведения. В. Ф. Булгаков и здесь добавляет ряд новых, ярких штрихов. Оказывается, Толстой работал только днем, преимущественно по утрам, на свежую голову, и решительно отвергал ночную работу. В пишущем, считал он, живут два человека: один творит, другой критикует: «И вот ночью критик спит», а это губительно для истинного творчества.

Творения Толстого поражают своей естественностью, простотой. В них как бы переливается сама жизнь в ее повседневном течении. Но за этой простотой, показывает Булгаков, стоит гигантский труд художника. Толстой подолгу и упорно работал над своими произведениями, исправляя и переписывая их много раз. Он говорил — и собственным примером оправдывал эти слова: «Когда писатель пишет, то он должен каждый раз, как обмакивает перо в чернильницу, оставлять в чернильнице кусочек мяса».

Ярко и живо рассказывает Булгаков о самом процессе писания у Толстого — о предварительном изучении им многочисленных источников, о привычке бесконечно исправлять написанное, о манере вести записные книжки, дневники, — наконец, о необозримой переписке Толстого со всем миром. Тонкие наблюдения Булгакова, его рассказы на эти темы делают их, помимо всего, ценным источником сведений для биографов великого писателя.

VI

Справедливо уделив главное внимание самому Толстому, В. Ф. Булгаков посвятил многие страницы его ближайшему окружению, и прежде всего, жене писателя Софье Андреевне. Как известно, вокруг имени С. А. Толстой в свое время кипели споры, которые отчасти не утихли до сих пор. Существуют мемуары, в которых она несправедливо изображена злым гением своего мужа, губительницей его таланта, человеком, отравившим ему жизнь, и даже чуть ли не виновницей его смерти. Таковы, в известной мере, писания ее главного «противника» В, Г. Черткова, возглавлявшего в 1910 г. «лагерь» ее жестоких врагов³³. С другой стороны, существуют книги, дающие объективное освещение этой сложной и противоречивой фигуры. К ним относятся мемуары детей писателя — С. Л. Толстого ³⁴, И. Л. Толстого³⁵, Т. Л. Сухотиной-Толстой³⁶, содержащие правдивую, беспристрастную картину яснополянской трагедии. С. А. Толстую под защиту взял и А. М. Горький, считавший, что уже один факт «неизменности и длительности единения с Толстым дает Софии Андреевне право на уважение всех истинных и ложных почитателей работы и памяти гения» ³⁷.

В. Ф. Булгаков дает б своих мемуарах собственное истолкование личности жены писателя и публикует свою переписку с ней. Это обязывает нас остановиться на этом более обстоятельно.

Нет сомнения — и об этом не надо умалчивать, — что в семейном разладе, омрачившем последние десятилетия жизни Толстого, С. А. Толстая сыграла не лучшую роль. Дневники Льва Николаевича содержат десятки горестных записей, свидетельствующих о ее несдержанности, резкости, нетактичности, а главное, о ее непонимании идейных устремлений мужа и отказе следовать за ним в его новом, глубоко выстраданном им миропонимании. Софья Андреевна еще в начале 1880-х годов восстала против предложения мужа опростить их быт, отказаться от аристократического уклада жизни. Впоследствии, когда к ней присоединились выросшие сыновья — Андрей, Лев и Михаил, — она с еще большим упорством противопоставила себя мужу, не замечая, какие тяжелые страдания ему доставляет. И в этом была ее тяжкая вина и еще более тяжкая беда...

Воспитанная в дворянской среде, отдав всю жизнь созданию семейного уклада по образцу, который ей казался единственно приемлемым, она не смогла перешагнуть через самое себя и отказаться от своих взглядов и привычек. Предлагаемый мужем отказ от собственности и раздачу имения крестьянам она воспринимала как нелепую причуду, как крах всей жизни и катастрофу для семьи. К тому же в последние годы прогрессировало ее давнее нервное расстройство, принявшее под конец характер тяжелого психического заболевания.

И все же, оценивая яснополянскую трагедию сквозь призму прошедших семи десятилетий, можно многое сказать и в защиту глубоко несчастной жены писателя, что и делает В. Ф. Булгаков.

Уже при первой встрече с ней в день своего прихода в дом Толстого, Булгаков отметил ее лучшие качества — энергию, доброжелательность, сердечность. «Мне понравился, — пишет он, — прямой взгляд ее блестящих карих глаз, понравились со простота, доступность, интеллигентность. Тронуло любезное и гостеприимное отношение к человеку, впервые ею увиденному»³⁸. Привлекательные черты характера С. А. Толстой Булгаков отмечает во всех своих очерках.

Софья Андреевна была несомненно незаурядной женщиной. Человек доброго сердца, отличная мать, верная жена, заботливая хозяйка большого дома, она хорошо понимала значение деятельности ее мужа и видела свое призвание в том, чтобы создать ему благоприятную для творчества обстановку. На плечах Софьи Андреевны лежали не только дом и многочисленная семья, но и требовавшее неусыпной заботы обширное хозяйство Ясной Поляны — имение, сад, поля, парк, лес, содержавшиеся не только из-за хозяйственных выгод, но и как необходимое Толстому жизненное окружение. Вдобавок на ее плечах лежали нелегкие заботы по изданию сочинений мужа, дела с издателями, книгопродавцами, цензурой, хлопоты у «великих мира сего», вплоть до царя, о разрешении на эти издания.

Некоторые мемуаристы писали о Софье Андреевне как о женщине, ограниченной семейными заботами, далекой от умственных интересов мужа. Вместе с другими близкими писателя В. Ф. Булгаков это опровергает. Жена Толстого была щедро одаренным человеком, близко причастным к литературе и искусству. Среди ее друзей в разное время были И. С. Тургенев, В. В. Стасов, Н. Н. Страхов, А. Ф. Кони, И. Е. Репин, С. И. Танеев и другие видные деятели культуры, ценившие ее за живой ум и неизменное гостеприимство. А. А. Фет посвятил ей превосходные стихи³⁹. Сама она писала повести, рисовала пейзажи Ясной Поляны, вела содержательный дневник, любила музыку, отлично фотографировала. Понимая историческое значение литературного наследия мужа, она бережно сохраняла его рукописи, дневники и письма, а также Ясную Поляну н московский дом Толстого для будущих поколений.

Софья Андреевна придерживалась взглядов и предрассудков окружавшей ее среды. Однако неверно, будто она была далека от передовых веяний ее времени. Не во всем сочувствуя мужу, отчуждаясь от людей крайних убеждений, она горячо поддерживала многие его общественные начинания. Когда над головой мужа сгущались тучи, как это было, например, в 1901 г., во время отлучения его от церкви, она публично выступила против Святейшего синода, заклеймила его презрением, и ее гневные обличения продажных попов с сочувствием читались всей Россией. Широкий отклик получили и ее смелые обращения к общественному мнению, когда нужно было — как, например, в дни голода 1891 — 1893 гг. — привлечь внимание публики к общественным начинаниям Толстого. В этих случаях Софья Андреевна становилась плечом к плечу с мужем и отдавала начатому им делу свои силы, средства и недюжинные организаторские способности. В частности, благодаря стекавшимся — по опубликованному ею призыву — денежным пожертвованиям, были спасены тысячи голодающих крестьян.

Семейный конфликт последних лет, трагическая кончина Толстого, виновницей чего она себя считала, и особенно продолжавшаяся, хотя и в более легкой форме, изнуряющая болезнь наложили отпечаток на ее мировосприятие последних девяти лет, прожитых после смерти мужа. Хоть и поздно, но она глубоко и искренно раскаивалась в совершившемся. Временами чувство вины вызывало у нее новые вспышки ненависти к Черткову, досаду и по адресу мужа, и это однажды привело к ее размолвке с автором мемуаров. Но В. Ф. Булгаков пишет о жене Толстого с большим уважением, с желанием понять ее больную, истерзанную душу. И в этом — большое достоинство его книги.

К. А. Федин писал В. Ф. Булгакову: «Прочитывая письма Софьи Андреевны к Вам, думаешь: как хорошо Вы сделали, опубликовав их. Она видна во всей внешней несовместимости черт своего характера и опять-таки в цельности своей личности, которую понимаешь, — понимаешь, даже не прощая. Вы правы, конечно, что доброго Софья Андреевна сделала в жизни Толстого больше, нежели причинила этой жизни горьких обид. Тут Вы исполнили ее последнее Вам завещание — «заступиться» за нее.

Благодарю Вас за этот труд, как равно и за весь труд, так прочно спаянный с Толстым, так верно и с такой сердечностью передающий его дух» ⁴⁰.

VII

Помимо портретов Толстого и членов его семьи, книга содержит портреты людей, стоявших близко к писателю. Таковы очерки о его русских друзьях и последователях — В. И. Алексееве, П. И. Бирюкове, И. И. Горбунове-Посадове, Н. В. Давыдове, С. Т. Семенове и многих других, а также о его заграничных единомышленниках — А. А. Шкарване, Д. П. Маковиц-ком, Христо Досеве, А. А. Ернефельте. Люди разнообразных индивидуальностей, они были объединены любовью к своему великому другу, часто приезжали в Ясную Поляну, переписывались с ним.

Памятуя статьи В. И. Ленина о Толстом, его резкие и справедливые слова по адресу русских и заграничных «толстовцев», пожелавших «превратить в догму как раз самую слабую сторону его учения»⁴¹, можно спросить, интересны ли нам портреты этих людей, поскольку ни один из них но занял выдающегося места в истории нашей культуры. На этот вопрос отвечает автор мемуаров. О мотивах, побудивших его создать эти портреты, Булгаков в предисловии к сборнику «Друзья Толстого» пишет так:

«Я часто думал, что придет время, когда будут изучаться все, даже малейшие подробности о жизни и личности Л. Н. Толстого. И может статься, что будущему читателю понадобятся сведения не только о самом Толстом, но и о лицах ближайшего его окружения, в частности, о его друзьях и знакомых, поскольку характеристика того или иного из них в какой-то мере может служить материалом для углубленного понимания личности и деятельности Толстого и его эпохи.

Эти соображения привели меня к мысли набросать хотя бы краткие и несовершенные, но только искренние (другие не имели бы цены!) характеристики тех из друзей Толстого и его почитателей, лично ему известных, которых более или менее близко знавал и я, встречаясь с ними, при жизни Льва Николаевича, в его доме, а после его смерти — за общей работой, так или иначе связанной с его именем»⁴².

Характеризуя далее людей, окружавших Толстого в последний период его жизни, Булгаков пишет:

«Круг близких Л. Н. Толстому людей второй половины его жизни мы часто представляем однообразно серым и неинтересным. Это не отвечает действительности. Круг этот состоял из людей самых разнообразных не только по своим индивидуальностям, но также по своему воспитанию, образованию и по своей профессиональной принадлежности. Тут можно было встретить крестьянина М. П. Новикова наряду с членом Государственного совета М. А. Стаховичем и судебным деятелем Н. В. Давыдовым, профессора консерватории А. Б. Гольденвейзера наряду со слесарем В. А. Молочниковым, директора банка А. Н. Дунаева наряду с участником одной из первых социалистических групп в России В. И. Алексеевым и т. д., и т. п.

Поскольку сам Толстой ценил превыше всего не внешнее положение, а внутреннее состояние человека, лишь бы он не стоял на месте, а подвигался вперед в своем духовном развитии, то для него, Толстого, и открывалась возможность сближения с людьми, выросшими на разной почве, но обнаружившими способность восприятия высоких общечеловеческих мыслей и настроений».

Отобранные для данной книги очерки-портреты интересны тем, что они дополняют нарисованную в мемуарах картину яснополянского бытия Толстого новыми штрихами, воссоздают ее человеческий фон.

Большинство показанных здесь людей — бывшие толстовцы, и это настораживает. Мы знаем, что «таких последователей Толстого, которые действительно перестраивали бы свою жизнь согласно его учению, было очень мало даже в России, тем более вне ее» (А, В. Луначарский)⁴³. Мы знаем также, что среди тех, кто именовал себя последователями Толстого, были и люди фальшивые, лицемерные, которые из своего «толстовства» дедали позу, а иногда извлекали и личную выгоду⁴⁴.

Вместе с тем несомненно, что в ближайшем окружении Толстого находились люди честные, которые искренно стремились воспринять и осуществить его гуманистические принципы.

Иначе и не могло быть при той психологической проницательности и глубине знания людей, которые отличали автора «Анны Карениной» и «Воскресения». Дурные, корыстные или просто никчемные люди — «людская пыль», как они были названы в одной дореволюционной книге, — не могли рассчитывать на его внимание и дружбу.

Разумеется, не все, чьи портреты нарисованы Булгаковым, имеют право именовать себя друзьями Толстого. Великий писатель был весьма разборчив в своих связях с людьми и хорошо знал им цену. С разными своими знакомыми Толстой общался по-разному, раскрываясь перед ними различными гранями своей богатой натуры. Но вряд ли было бы правильно на этом основании замолчать тех из них, кто общался с ним, но не был ему душевно близок. Правильнее, на наш взгляд, всем окружавшим Толстого людям дать справедливую, конкретно-историческую оценку, нарисовать их портреты правдиво, без прикрас и шаржирования, а это в значительной мере и удалось автору мемуаров.

В упомянутом выше предисловии В. Булгаков пишет:

«Моей задачей было представить то глубоко индивидуальное, что несет в себе каждая личность, воскресить ее аромат, колорит и тембр. Для этого пришлось касаться и отрицательных сторон характера и деятельности того или другого лица. Многим, шедшим за Толстым, свойственны были высокие мотивы, прекрасные стремления, но не всегда и не всем удавалось удерживаться па высокой ступени сознания. Не только в личной, но и в общественной жизни они, как н большинство людей, не свободны были подчас от ошибок и промахов. Едва ли нужно их идеализировать и рисовать односторонне добродетельными и прекрасными. Сделай я это, и меня справедливо обвинили бы в идеализации близких Толстого, в приукрашивании действительности. Суровый девиз правды более уместен в этом случае.

Полвека с лишним отделяет нас уже и от личности самого Л. Н. Толстого, высокого друга и кумира всех выведенных в этой книге лиц. Это дает нам право на их искреннюю и точную характеристику. История вступает в свои права».

Вероятно, можно поспорить с автором портретов, насколько полон и исторически точен каждый из них, — мемуары всегда носят на себе печать субъективности. Зарисовки В. Ф. Булгакова — плод его личного восприятия людей, и здесь, как и вообще в мемуарах, возможны отдельные ошибки памяти, невольные смещения событий, неточные оценки. Так, например, в обрисовке фигуры В. Г. Черткова Булгаков неправ, подвергая сомнению его искренность и бескорыстие. Неточен он ив очерке о С. М. Беленьком, излагая историю с прочтением завещания Толстого. Честность и принципиальность С. М. Беленького не подлежат никакому сомнению. Вместе с тем зарисовки некоторых других лиц, если их взять в контексте дальнейшей жизни, заслуживали более острых и резких штрихов. Но автор ведь не задавался целью создавать исчерпывающие биографии этих людей. Да и интересны они нам лишь в той мере, в какой они были сопричастны к жизни Толстого. Ценно то, что Булгаков не идеализирует их, рисует правдиво, без прикрас. Имеющиеся отдельные недостатки окупаются искренностью и правдивостью автора, его стремлением быть в своих описаниях точным и справедливым.

«Как много хорошего, нового Вы опять сказали любящим Толстого — о нем и его многоцветном окружении», — писал Булгакову К. Федин в упомянутом выше письме. Слова эти можно отнести и к публикуемым здесь очеркам о близких и знакомых Толстого.

VIII

Большое и важное место в книге Булгакова занимает роковой конфликт в семье писателя, приведший в 1910 году к тайному уходу Толстого из Ясной Поляны и его трагической кончине. Автор книги был свидетелем и даже участником этих драматических событий; его мемуары имеют ценность исторического документа. Вместе с тем в осмыслении и трактовке этих событий Булгаков, при всей своей объективности и беспристрастности, не избег некоторой односторонности. Вот почему следует этой теме уделить особенное внимание⁴⁵.

В очерке «Уход и смерть Л. Н. Толстого» и других своих воспоминаниях В. Булгаков касается только последнего акта драмы, разыгравшейся в Ясной Поляне, не связывая ее с уже давно назревавшим духовным кризисом писателя и недостаточно раскрывая ее причины и истоки.

Мне уже приходилось писать⁴⁶, что истоки эти восходят к значительно более раннему периоду его жизни, точнее, корни трагедии лежат во всей предыдущей жизненной и творческой биографии писателя.

Еще в ранней молодости — это запечатлено в юношеских дневниках и в трилогии «Детство», «Отрочество» и «Юность» — Толстой, принадлежавший по рождению и воспитанию к высшей знати, испытывал тяжкие укоры совести за владение крепостными крестьянами, за свои барские условия существования. Постепенно, с течением времени, это возникшее в детстве, под влиянием общения с крестьянскими детьми, инстинктивное ощущение випы перед народом переросло в глубоко осознанное мучительное чувство «стыда и раскаяния» (слова Толстого). Именно оно — в эмоциональном плане — питало его беспокойную, постоянно ищущую мысль, его тяготение к простым людям, его демократические убеждения.

В зрелые годы, по море того, как Толстой глубже постигал окружающую действительность, внутренняя работа ума и совести в нем еще более усиливается. После выхода в спет его кавказских и севастопольских рассказов и, особенно, романа «Война и мир» он становится широко известным писателем. К нему приходят слава, почет, достаток. Его окружают любящие жена, дети, близкие. И все же, как мы видим это по его дневникам, он далек от истинного счастья. За внешним успехом и безмятежностью, за покровом семейной идиллии таятся — и чем дальше, тем острее! — беспокойство, тревога, неудовлетворенность. Толстой не мыслит себе личного счастья вне всеобщей радости и гармонии. Его не может удовлетворить узкий мирок собственного благополучия в то время, когда вокруг царят ложь и несправедливость. Ничто: ни всемирная слава, ни материальные блага — но могут погасить в нем огонь недовольства собой и окружающей действительностью, но могут хоть на миг приостановить мучительные укоры совести.

Резкий идейный и душевный перелом, пережитый Толстым па рубеже 1880-х годов, приведший его к разрыву со своим классом и переходу на позиции патриархального крестьянства, вносит, путем мучительной переоценки ценностей, некоторую, весьма относительную гармонию в его взгляды на мир, на общество, на человека. Поистине выстрадав свое новое миропонимание, он обретает в нем духовную опору для дальнейшего творчества. Но оно не приносит ему душевного покоя и удовлетворения. С этого времени начинается разлад с семьей, особенно с сыновьями и женой, которые не приемлют его нового миросозерцания н противятся претворению его в жизнь. Медленно, постепенно, но с неотвратимой силой нарастает та духовная и семейная драма, которая, в конечном счете, после тяжких раздумий и мучений, заставит 82-летнего старика темной осенней ночью, тайком, покинуть Ясную Поляну...

В чем была духовная драма Толстого?

В. Булгаков, к сожалению, не дает ответа па этот вопрос, а между тем без этого мы не поймем закономерность поступков Толстого, сложность создавшейся ситуации.

Духовная драма Толстого заключалась во псе нараставшем противоречии между его вдохновенным, но утопическим идеалом «царства божия на земле», его всепрощающим учением о непротивлении злу насилием и опровергавшей это учение повседневной реальной жизнью. Это противоречие становилось с каждым годом все ощутимее и под конец жизни Толстого, в годы первой русской революции, стало для него особенно очевидным. Русские крестьяне, интересы и чаяния которых выражал Толстой, сочувствовали его страстным обличениям социального зла, его призывам к добру и справедливости. Ограбленные и разоренные помещиками, они решительно выступали против капитализма, царизма, против безземелья, против насилия пад ними власть имущих. Но тяжкий многовековой опыт народа показал, что невозможно добиться свободы и справедливости, подставляя левую щеку, когда тебя ударяют по правой...

Толстой, при всем бесстрашии его мысли, по мог отречься от своей религиозно-нравственной доктрины, — революционные учения были для него сокрыты и силу узости патриархально-крестьянского сознания, выразителем которого он был. Вместе с тем он был чересчур «земным» мыслителем, тесно связанным с народом, чтобы закрывать глаза на факты реальной жизни, на жестокую классовую борьбу, которая разгоралась и пылала вокруг него. В атом повседневном, псе нарастающем ощущении дисгармонии между его учением, в которое он глубоко и страстно верил, и непостижимым «роком событий», движущихся по собственным, непопятным ему и казавшимся «неправильными» законам — заключалась большая духовная трагедия мыслителя.

Толстой, все чаще испытывая сомнения в правильности своей доктрины, разумеется, не осознавал трагедии столь ясно и отчетливо, как это видно нам сейчас, спустя более чем полстолетия. Этот разлад он, в личном плане, прежде всего ощущал как невыносимое противоречие между его идеалом простой, доброй жизни и вынужденным пребыванием в барской среде, где его по понимают и не хотят понимать. Еще в 1885 г. (14 декабря) он с горечью писал В. Г. Черткову об окружающей его среде:

«... Жизнь дикая с торжеством идет своим ухудшающимся порядком... Обжираются, потешаются, покупая на деньги труды людей для своего удовольствия, и все увереннее и увереннее, чем больше их становится, что это так. То, что я пишу об этом, не читают, что говорю, не слушают или с раздражением отвечают, как только поймут, к чему идет речь, что делаю, не видят или стараются не видеть. На днях началась подписка и продажа на самых стеснительных для книгопродавцев условиях и выгодных для продажи. Сойдешь вниз и встретишь покупателя, который смотрит на меня как на обманщика, пишущего против собственности и под фирмой жены выжимающего сколько можно больше денег от людей за свое писанье»⁴⁷.

О своих страданиях он многократно пишет и в дневнике последних лет:

«Мучительно стыдно, ужасно... да, тяжела, мучительна нужда и зависть, и зло на богатых, но не знаю, не мучительней ли стыд моей жизни»⁴⁸. (Запись от 12 апреля 1910 г.).

Мотив стыда, тоски, бессилия перед злом окружающего мира, ощущение резкого контраста между тяжелым бытием голодного и бесправного народа и своим существованием в сравнительно «роскошных» условиях звучит на страницах дневника с каждым годом все явственнее и острее.

Семейный конфликт, от которого Толстой тяжело страдал его все растущее отчуждение от жены и сыновей имели своим истоком те же социальные причины, что и его духовная трагедия последних лет. Семейная драма неотделима от духовной.

Придя после кризиса 1850-х годов к мысли об отказе от всякой собственности, Толстой стремился свою жизнь и быт семьи построить на новых, более справедливых основах. В 1882 году он отказался от владения имением, землей, от доходов за произведения, которые в дальнейшем напишет, но, не желая причинить «зло» ближним, он передал все права на сочинения, написанные им до 1881 года, не во всенародной пользование, а своей семье. Этим половинчатым решением, не удовлетворившим никого и, прежде всего, его самого, была созвана почва для семенного конфликта, который с этого времени никогда не прекращался.

Одним из первоначальных поводов к резкому разладу с женой послужила издательская деятельность С. А. Толстой, открывшей в 1885 г. против воли мужа подписку на его Собрание сочинений. Толстого тяготило, что распространение его сочинений связано с получением доходов. 15 — 18 декабря 1885 г. он передал С. А. Толстой большое письмо, в котором объяснил смысл происшедшею в нем нравственного переворота и потребовал опрощения барского образа жизни семьи. Толстой писал: «Боль от того, что я почти 10 лет тому назад пришел к тому, что единственное спасение мое и всякого человека в жизни в том, чтобы жить не для себя, а для других, и что наша жизнь нашего сословия веч устроена для жизни для себя, вся построена на гордости, жестокости, насилии, зле, и что потому человеку в нашем быту, желающему жить хорошо, жить с спокойной совестью и жить радостно, надо не искать каких-нибудь мудреных далеких подвигов, а надо сейчас же, сию минуту действовать, работать, час за часом и день за днем, на то, чтобы изменять ее ии идти от дурного к хорошему... А между тем ты и вся семья идут не к изменению этой жизни, а с возрастанием семьи, с разрастанием эгоизма ее членов — к усилению ее дурных сторон. От этого боль⁴⁹.

Аналогичные столкновения на этой же почке происходили год за годом и приносили Толстому тяжкие страдания. Под колец жизни, боясь, что семья после ого смерти нарушит его волю и предъявит права на все литературное наследство, Толстой составил летом 1910 года тайное завещание. по которому все его сочинения должны были стать всенародным достоянием. Это завещание, о существовании которого Софья Андреевна вскоре догадалась, и которое она с болезненной настойчивостью разыскивала, и сослужило роль той новой искры, из которой в последний год разгорелось давно тлеющее пламя вражды между нею и близким другом; Толстой — В. Г. Чертковым.

История толстовского завещания не была до последнего времени ясна и нашла в литературе неточное освещение, Уязвимо это место и в изложении Булгакова, поэтому мы остановимся па этом подробнее.

Толстой всегда отрицательно относился к мысли об официальном завещании по двум причинам: ему. решительному противнику государства, казалось морально недопустимым узаконить свою волю путем обращения к казенным властям, которых он всегда обличал в беззаконии и несправедливости. С другой стороны, в подобном официальном узаконении своей роли он видел проявление недоверия к близким, которые таким образом как бы заранее подозреваются в злом намерении эту волю нарушить. Эти соображения Толстой откровенно высказал В. Г. Черткову еще 13 мая 1904 г. в ответ на заготовленные им вопросы относительно прав на сочинения Толстого после его смерти. «Не скрою от вас, любезный друг, Владимир Григорьевич, — писал Толстой, — что ваше письмо… было мне неприятно. Ох, эти практические дела! Неприятно мне не то, что дело идет о моей смерти, о ничтожных моих бумагах, которым приписывается ложная важность, а неприятно то, что тут есть какое-то обязательство, насилие, недоверие, недоброта к людям. И мне, я не знаю как, чувствуется втягивание меня в неприязненность, в делание чего-то, что может вызвать зло. Я написал свои ответы на ваши вопросы и посылаю. Но если вы напишете мне, что вы их разорвали, сожгли, то мне будет очень приятно»⁵⁰.

Позднее, однако, обострившийся семейный конфликт и настойчивое стремление Софьи Андреевны и сыновей Андрея и Михаила получить права собственности на все сочинения, натолкнули Льва Николаевича в 1909 г. на мысль составить официальное завещание и четко выразить свою волю о передаче его творений народу.

Заодно Толстой хотел перерешить и вопрос о земле, которая была в 1882 году им передана во владение семьи. «Решил отдать землю (крестьянам. — А. Ш.)... Как трудно избавиться от этой пакостной, грешной собственности!» — читаем мы в дневнике Толстого от 23 июля 1909 года⁵¹.

Другим «камнем преткновения» в разгоревшейся борьбе двух «лагерей» были дневники Толстого. Еще в 1890 г. В. Г. Чертков предложил Льву Николаевичу пересылать ему дневники для сохранения. Толстой тогда ответил отказом. «Мне очень жаль, что не могу послать вам дневники, — писал он Черткову 23 мая 1890 г. — ...Не говоря о том, что это нарушает мое отношение к этому писанию, я не могу послать, не сделав неприятное жене или тайно от нее. Это я не могу...

Дневники же не пропадут. Они спрятаны, и про них знают домашние — жена и дочери»⁵².

В 1900 г., в виду нависшей опасности изъятия дневников при возможном обыске, Толстой согласился на их хранение вне Ясной Поляны. С этого времени дневники пересылались Черткову и хранились в банке, в Москве. Софья Андреевна многократно возражала против пересылка дневников Черткову, а в описываемые дни решительно потребовала их возвращения. «Его (Толстого. — А. Ш.) дневники, — писала она Черткову 18 сентября 1910 г., — это святая святых его жизни, следовательно, и моей с ним, это отражение его души, которую я привыкла чувствовать и любить, и они не должны быть в руках постороннего человека»⁵³.

Одним из обстоятельств, побудивших Софью Андреевну требовать возвращения дневников, было также то, что в них содержались отдельные негативные записи по ее адресу. Она боялась, что жестокие противники используют их для ее дискредитации. С другой стороны, «чертковцы» боялись, что Софья Андреевна, если дневники окажутся в ее руках, уничтожит эти записи. (Опасения впоследствии оказались безосновательными). В целях всеобщего умиротворения, Толстой согласился забрать у Черткова дневники и более их ему не посылать. 14 июля 1910 г. он писал жене: «1) Теперешний дневник никому не отдам, буду держать у себя. 2) Старые дневники возьму у Черткова и буду хранить сам, вероятно, в банке. 3) Если тебя тревожит мысль о том, что моими дневниками, теми местами, в которых я нишу под впечатлением минуты о наших разногласиях и столкновениях, что этими местами могут воспользоваться недоброжелательные тебе будущие биографы, то, не говоря о том, что такие выражения временных чувств, как в моих, так и в твоих дневниках, никак не могут дать верного понятия о наших настоящих отношениях, — если ты боишься этого, то я рад случаю выразить в дневнике или просто как бы в этом письме мое отношение к тебе и мою оценку твоей жизни»⁵⁴. Дневники, после того, как с них Чертковым были сняты копии, вернулись в Ясную Поляну, однако это лишь на короткое время утихомирило страсти.

Летом 1910 г. борьба между В. Г. Чертковым и его соратниками, с одной стороны (среди них была и младшая дочь писателя А. Л. Толстая), и Софьей Андреевной и ее сыновьями, с другой, приняла крайние формы. Создалась угроза, что последняя воля Толстого, если бы она была выражена только устно, могла быть после его смерти нарушена. И тогда он решился на последний шаг. Завещание, составленное тайно в 1910 году, повторившее, в основном, главную мысль завещания 1909 года, было проявлением решимости писателя хотя бы после смерти осуществить заветное стремление — передать свои писания народу.

Завещание было, с согласия Толстого, составлено В. Г. Чертковым и А. Л. Толстой при участии юриста Н. К. Муравьева. Первоначально оно было тайно подписано Толстым 17 июля 1910 г. Однако из-за пропуска нескольких слов оно было 21 июля переписано. В тот же день в лесу, вблизи дер. Грумонт, Толстой подписал его. 15 качестве свидетелей присутствовали А. Б. Гольденвейзер, А. П. Сергеенко и А. В. Калачев. Согласно завещанию, все его сочинения, «как художественные, так и всякие другие, оконченные и неоконченные, драматические и во всякой иной форме, переводы, переделки, дневники, частные письма, черновые наброски, отдельные мысли и заметки», где бы они ни хранились, переходят в полную собственность его младшей дочери А. Л. Толстой, а в случае ее смерти, — в собственность старшей дочери Т. Л. Сухотиной⁵⁵. При этом предполагалось, что дочери писатели, получив формально права, сделают все, чтобы творения их отца стали всеобщим достоянием.

Такова подлинная история завещания Толстого.

Для уяснения ситуации, сложившейся в это время в Ясной Поляне, следует еще добавить несколько слов о главных действующих лицах трагедии.

О С. А. Толстой уже сказано выше. Она несомненно любила своего мужа, была ему истинным другом и помощником. Мать тринадцати детей и двадцати пяти внуков, она сыграла в жизни мужа огромную роль. Она была первым человеком, кому он поверял свои думы и замыслы и от кого он слышал слова любви и ободрения. Она десятилетиями от руки переписывала его сочинения и держала их корректуры. Как пишет А. М. Горький, «жить с писателем, который по семи раз читает корректуру своей книги и каждый раз почти наново пишет ее, мучительно волнуясь и волнуя; жить с творцом, который создает огромный мир не существовавший до него, — можем ли мы понять и оценить все тревоги столь исключительной жизни?⁵⁶

В мемуарах некоторых «толстовцев» можно встретить утверждения, будто Лев Николаевич не любил своей жены, и она не любила его а вышла замуж «по расчету»; будто под конец жизни они ненавидели друг друга и т. п. Это неправда! Дневники Толстого и его письма к жене⁵⁷, в том числе и самые последние, решительно опровергают эти утверждения. К В. Г. Черткову — наиболее значительному из своих единомышленников — Толстой, помимо духовней близости, испытывал чувство благодарности за неутомимую работу по изданию и распространению его сочинений. Многочисленные дневниковые записи и существующая между ними многолетняя переписка⁵⁸ свидетельствуют о большом доверии Толстого к Черткову, об уважении к его уму и опыту, о личном благорасположении к нему, как к «одноцентренному» другу, близкому человеку и общественному деятелю.

Однако, натура активная, властная, честолюбивая, Чертков, не заметая того и впоследствии раскаиваясь, порою переходил ту грань душевного такта и скромности, к которой обязывала его большая близость к любимому учителю. С особенной силой, как уже сказано, отрицательные черты характера Черткова — самоуверенность, деспотичность, резкость — проявились в 1910 году в отношениях с Софьей Андреевной.

В. Ф. Булгаков не прав, когда характеризует Черткова как узко расчетливого и даже корыстно-практичного человека, когда берет под сомнение моральные мотивы его поступков, когда объясняет злые действия Черткова его психической болезнью и т. д. Эти места, а также излишне резкий, разоблачительный мы воспоминаний Булгакова уже подвергались критике в среде литературоведов. Объективности ради, напоминалось, что Толстой высоко ценил Черткова и именно ему в последнем завещании поручил редактирование своих сочинений. Несомненны и заслуги Черткова по подготовке и изданию в советские годы произведений. Толстого, особенно его Полного собрания сочинений в 90 томах.

Вместе с тем Булгаков несомненно верно уловил отрицательные черты этой сложной, неуравновешенной личности: слепой фанатизм, грубость, бесцеремонность, барственность, властность — все то, что придавало ему характер «генерала от толстовства». Подтверждение этому мы находим во многих других мемуарах, а также в письмах бывших друзей и соратников Черткова.

Толстой горячо желал мира в семье. Глубокий знаток человеческой души, он отчетливо сознавал, что неуравновешенное, агрессивное поведение его жены во многом вызвано ее болезнью, и был готов, не поступаясь своими принципами, сделать все, чтобы найти приемлемую основу для дальнейшей совместной жизни. Даже в самом разгаре борьбы между Софьей Андреевной и Чертковым он пытался ее защитить перед ним, напоминая о ее болезненном состоянии и особом складе характера. Но действительность, вопреки воле Толстого, приводила ко все новым и новым столкновениям.

Нельзя без волнения читать дневники и письма Толстого последнею года, в которых 82-летний писатель на склоне жизни предстает одиноким, тоскующим, глубоко страждущим человеком, лишенным не только душенного, но и самого необходимого житейского покоя, превращенного в объект безжалостной борьбы двух воюющих «лагерей». «Чертков вовлек меня в борьбу, и борьба эта очень и тяжела и противна мне», — с горечью записывает Толстой 30 июля 1910 г. в «Дневнике для одного себя»⁵⁹. «Они разрывают меня на части. Иногда думается уйти от всех» — читаем мы в записи от 24 сентября 1910 года⁶⁰.

Вскоре, испив чашу горечи до дна и не найдя другого выхода, Толстой осуществил свое давнее намерение. 28 октябри 1910 года он внезапно принял решение и ночью, тайно, в сопровождении одного лишь домашнего врача Д. П. Маковицкого, навсегда покинул Ясную Поляну.

При отъезде из дома у Толстого не было определенного плана действий. Д. П. Маковицкий первоначально предложил ему временно направиться в Бессарабию, к знакомому рабочему И. С. Гусарову, жившему там с семьей на земле. На это Толстой ничего не ответил. Он очень боялся погони, а потому они в Щекино сели на первый проходивший поезд в направлении ст. Горбачево, а затем пересели на поезд, шедший до ст. Козельск. Оттуда они направились под Калугу в Оптину пустынь, вблизи которой, в селении Шамордино, в женском монастыре, жила сестра Толстого — Мария Николаевна. Здесь Толстой намеревался временно остановиться и даже сговорился в деревне о найме избы. Но после беседы с тайно прибывшей сюда дочерью Александрой Львовной он решил, не задерживаясь, поехать дальше, — в Новочеркасск к своей племяннице Е. С. Денисенко, с тем, чтобы через ее мужа, члена судебной палаты, достать заграничный паспорт и уехать в Болгарию, а если не удастся, то — к единомышленнику на Кавказ. Однако и этот план не был осуществлен. После двухдневных лихорадочных скитаний Толстой в пути простудился и заболел крупозным воспалением легких. Деревянный домик на безвестном, затерянном в степях полустанке Астапово, где он был вынужден сойти, стал последним его приютом. 7 ноября 1910 года (ст. ст.), после недели тяжелой болезни, великого писателя не стало...

Такова правда о трагическом конце Толстого.

Книга В. Булгакова ценна тем, что в ней — глазами друга-очевидца — воспроизводится напряженная атмосфера яснополянского дома в памятные трагические дни, приводятся — большей частью впервые — выразительные детали последних месяцев жизни Толстого. Вместе с дневником, в котором запечатлены события и Ясной Поляне после отъезда Толстого, эти воспоминания являются неоценимым материалом для биографов писателя.

IX

Помимо воспоминаний о Толстом и его близких, в сборник включены очерки Булгакова о русских художниках, с которыми ему довелось общаться в Ясной Поляне. Таковы воспоминания о Л. О. Пастернаке, авторе превосходных портретов Толстого и иллюстраций к роману «Воскресение», скульпторе П. П. Трубецком, лепившем фигуру Льва Николаевича, М. В. Нестерове, авторе известного портрета писателя и др. Позднее Булгаков встречался и с Остроуховым, Салтановым, Меркуровым, Бенуа, Коровиным, Малявиным, Добужинским, Григорьевым, Аронсоном и другими выдающимися русскими мастерами.

Включаемые в книгу очерки о художниках содержат интересные сведения о творческой истории созданных ими произведений, живые детали их общения с Толстым. Ценны они и вдумчивыми суждениями о яснополянских работах художников. Так, в портретах работы Пастернака, запечатлевших облик писателя последних лет его жизни, Булгаков справедливо отметил их особенную верность натуре. «Едва ли не один он из всех художников верно передал и острые плечи, и выдающийся острый затылок, и общую угловатость фигуры Толстого». Справедливо и его замечание, что известный портрет

Толстого работы М. В. Нестерова (1907) несколько статичен и излишне благообразен: этих черт в характере писателя не было. Объясняется это, вероятно, тем, что в дни работы над портретом художник, из-за занятости Толстого, не имел достаточно возможности наблюдать его лицо: вместо него художнику позировал... Д. П. Маковицкий. Наряду с этим. Булгаков превосходно передал глубокую внутреннюю убежденность Нестерова, его непоколебимую честность и бескомпромиссность, проявившие себя особенно при создании портрета В. Г. Черткова. Любопытными суждениями изобилует и очерк о скульпторе Павле Петровиче Трубецком.

В целом очерки Булгакова о художниках столь же ярки и выразительны, как и остальные его воспоминания. Собранные после смерти мемуариста в книге «Встречи с художниками» (Л., 1969), они существенно обогащают наши представления о выдающихся деятелях русского изобразительного искусства.

X

Особняком стоит в сборнике очерк «Встреча и переписка с Роменом Ролланом».

Роллан не был среди друзей и близких Толстого. Он не бывал в Ясной Поляне, не встречался с Толстым, а только переписывался с ним. Вместе с тем его связывали с автором «Воскресения» и «Что такое искусство» духовные узы, более крепкие, чем то, которые связывали Толстого со многими из его близкого окружения. Общеизвестна история взаимоотношении Толстого н Роллана⁶¹. Известно и огромное воздействие, которое Толстой оказал на творчество французского писателя. По существу, весь писательский путь Роллана был идейно связан с гуманистическим наследием Толстого, хотя он, как об этом пишет в письме к Булгакову, неизменно стремился «сохранять и утвердить свою независимость»⁶² по отношению к Толстому.

В публикуемых письмах к Булгакову отражен тот этап идейно-творческой эволюции Роллана, когда он, пережив трагедию первой мировой войны, освободился от многих своих прежних иллюзий и заблуждений. Если ранее, особенно в молодые годы, Роллану не был в полной мере открыт социально-исторический смысл доктрины Толстого, ее противоречивый характер, то к описываемому времени, благодаря статьям

Ленина и Горького о Толстом, а главное, под воздействием самой действительности, он многое пересмотрел в своих взглядах на мир.

Особенно примечательны воззрения позднего Роллана на русскую революцию и пути се развития. Октябрьская революция помогла ему более глубоко осмыслить все проблемы века, в том числе и ту, которая волновала его и Толстого на протяжении всей их жизни — проблему путей социального переустройства мира. Да, насилие, даже революционное, не является, по мнению Роллана, идеалом. Он по-прежнему остается сторонником мирных средств борьбы. Но, в отличие от воззрений Толстого и своих собственных прежних взглядов, Роллан сейчас отчетливо различает насилие, которое ведет к социальному прогрессу, и насилие, которое ведет к реакции. Опыт мирового развития показал ему, что толстовская проповедь непротивления в условиях современного мира — «»не добро, а зло более унизительное, чем героическое и бескорыстное насилие, которое соединено с жертвованием собой (и жертвой другими) во имя высшего идеала».

В 1923 — 24 гг., к которым относится публикуемая переписка, Булгаков, как это видно из его рассказа, еще стоял на старых толстовских позициях. Отдельные акты революционного насилия в России заслоняли перед ним все величие борьбы народа, строившего новую жизнь. Роллан же, к его чести, убедившись в бесплодности абстрактного гуманизма и пацифизма, сумел к этому времени подняться над своими прежними заблуждениями и стать горячим защитником русской революции, борцом «против отвратительного тартюфства империалистов Европы или Америки и их цепной своры».

Переписка Булгакова с Ролланом ценна не только как источник новых сведении о французском писателе, но и как яркое свидетельство того, какие изменения претерпевала религиозно-нравственная доктрина Толстого в умах лучших представителей мировой интеллигенции. В. И. Ленин в свое время предсказывал, что в ходе исторического развития, «под молотом» неумолимой действительности, деятели культуры будут все быстрее изживать свои утопические иллюзии и будут все меньше впадать в «исторический грех толстовщины»⁵³. Письма Роллана к Булгакову — лучшее этому подтверждение.

В целом книга В. Ф. Булгакова представляет большой интерес. Написана ярко, живо, эмоционально, она дополняет мемуарную литературу о Толстом сведениями большой ценности. Книга создавалась в последние годы — на ней лежит печать не только толстовской эпохи, по и нашего времени. И это тоже существенно. Как известно, мемуарная литература о Толстом в своем большинство принадлежит перу его религиозных единомышленников, — жизнь писателя дана с них порою в весьма искаженном освещении. Здесь, же мы имеем свидетельства человека, который под конец жизни сумел, хотя и не до конца, взглянуть на минувшие события сквозь призму более широкого, современного взгляда на мир. Книгу отличают независимая, самостоятельная, критическая по отношению к «толстовцам» позиция автора, — и в этом также ее значительная ценность.

Читатель, знакомый с биографией Толстого, легко простит автору мемуаров некоторые фактические неточности или излишне субъективные суждения, неизбежные в мемуарном жанре¹. Зато он с благодарностью примет в его книге множество ценных наблюдении, картин и зарисовок, обогащающих наше представление и увеличивающих пашу любовь к гениальному писателю и мыслителю Льву Толстому.

А. Шифман

ПРИМЕЧАНИЯ

В этой книге собраны воспоминания В. Ф. Булгакова о Толстом разных лет, в том числе и написанные незадолго до кончины. Часть из них увидела свет при его жизни. Книга состоит из трех частей.

Первая — «О Толстом» — печатается (с незначительными поправками) по изданию: «Вал. Ф. Булгаков. О Толстом. Воспоминания и рассказы». Тула, 1964. Из этой книги в сборник включены очерки: «Каким я его помню», «Черты великого образа», «День Льва Николаевича», «Толстой и дети», «Толстой и кино», «Уход и смерть Л. Н. Толстого», «В кругу семьи Л. И. Толстого», «Письма С. А.Толстой к Вал. Ф. Булгакову».

Вторая часть книги — «Друзья и знакомые» — публикуется по изданию: «Вал. Ф. Булгаков. Лев Толстой, его друзья и близкие. Воспоминания и рассказы». Тула. 1970. В нее включены очерки о людях из ближайшего окружения Толстого — В. II. Алексееве, Л. И. Бирюкове, П. И. Горбунове-Посадове, Д. П. Маковицком, А. А. Шкарване, С. Т. Семенове, С. Д. Николаеве, Е. И. Попове, Н. В- Давыдове, Л. А. Сулержицком, Ф. А. Страхове, X. Ф. Досево, М. П. Новикове, Н. Е. Фельтене, В. А. Лебрене. Л. А. Ериефельте, С. М. Беленьком, В. А. Молочникове, М. А. Шмидт.

В третью часть книги — «Художники» — вошли рассказы Булгакова о его встречах со скульптором П. П. Трубецким, художниками Л. О. Пастернаком и М. В. Нестеровым, а также о его встречах и переписке с Роменом Ролланом. Таким образом, настоящая книга, озаглавленная нами «О Толстом» — наиболее полная из мемуарных книг В. Ф. Булгакова.

В настоящем издании использован научный аппарат книги Б. Ф. Булгакова «Лев Толстой, его друзья и близкие», yо вступительная статья и комментарии значительно расширены. К книге приложен указатель смен и названий.

Все воспроизводимые в книге цитаты из произведений Л. II. Толстого, его дневников и писем, сверены с печатными изданиями или с автографами, хранящимися в Отделе рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого.

В комментариях к тексту поясняются упоминаемые факты, события, имена и географические пункты, связанные с жизнью Толстого, а также названия издательств, заглавия книг, газет, журналов и произведений литературы а искусства, которые могут быть неизвестны читателю. Примечания к ним даются только при первом их упоминании, — повторные упоминания остаются без пояснений. Широко известные факты, а также популярные имена (например, Пушкин, Чайковский, Шекспир, Роллан, Шоу и др.) не комментируются.

Нумерация сносок дана в пределах каждого очерка. Примечания автора книги оговариваются.

Ссылки на сочинения Л. Н. Толстого, на его дневники, письма и записные книжки даются по его Полному собранию сочинений в 90 томах (М., Государственное издательство художественной литературы, 1928 — 1958) с указанием тома и страницы, но без указания года и места издания каждого тома.

В указатель вошли имена и названия, упоминаемые в тексте очерков, во вступительной статье и в примечаниях. К именам, не комментированным в примечаниях, даются краткие аннотации.

Воспоминания секретаря Льва Толстого

¹ В. Ф. Булгаков впервые посетил Толстого 23 августа 1907 г. См. об этом в очерке «Черты великого образа». Затем он посетил его в 1908 и 1909 гг.

² Б у л г а к о в В. Ф., Христианская этика. Систематические очерки мировоззрения Л. Н. Толстого. Книга вышла в свет в Москве в 1917 г. с предисловием, написанным в 1910 г. Л. Н. Толстым. Рекомендуя книгу к изданию, Толстой писал 27 марта 1910 г. редактору журнала «Вестник знания» В. В. Битнеру: «Уведомляю вас, что сочинение это мною внимательно прочитано и что я нашел в нем верное и очень хорошо переданное изложение моего религиозного миросозерцания». (Толстой Л. Н. Полн. собр. Соч., т. 81, с. 190). Книга была переиздана в 1917 и 1919 гг.

³ Толстой Л. Н. Поли. собр. соч., т. 89, с. 99.

⁴ Из предисловия В. Ф. Булгакова к кн.: Л. Н. Толстой в последний год его жизни. Дневник секретаря Л. Н. Толстого. М., 1957, с. 50.

⁵ Статья «О воспитании» (1909). См.: Толстой Л. Н., т. 38, с. 62 — 69.

⁶ См.: Булгаков В. Ф. Л. Н. Толстой в последний год ого жизни. Дневник секретаря Л. Н. Толстого. М., 1960. В первых изданиях: дневника (1911, 1918 и 1920 гг.) автором было сделано много сокращений, вызванных тем, что в это время еще были живы многие участники яснополянской драмы 1910 г. Эта сокращения были автором устранены в 1924 г. в сб.: Па чужой стороне (кн. IV, Прага), а затем в отдельной книге: Булгаков В. Ф. Трагедия Льва Толстого (Л., 1928). В последних изданиях дневника (1957 и 1960 гг.) эти дополнения учтены.

⁷ Жизнепонимание Льва Николаевича Толстого. В письмах ого секретаря В. Ф. Булгакова. Изд. Сытина, М., 1911.

⁸ Дневник В. Ф. Булгакова переведен на чешский, немецкий, итальянский и др. языки.

⁹ Первый том этого обширного описания вышел в свет. См.: Библиотека Льва Николаевича Толстого в Ясной Поляне. Книги на русском языке. Часть I. Изд. «Советская Россия», М., 1958. См. также: Библиотека Льва Николаевича Толстого в Ясной Поляне. Библиографическое описание. Книги на русском языке. Т. I. M., изд. «Книга», ч. I — 1972 г.; ч. И — 1975 г.

¹⁰ Ромен Роллан в письме к А. М. Горькому от 8 января 1924 г. резко критиковал «Христианскую этику» В. Булгакова, находя, что гуманистические идеи Толстого отдают в его изложении «неистовым обскурантизмом» («Иностранная литература», 1968, Л» 5, с. 208).

¹¹ Книга названа по заглавию нелегального воззвания толстовцев. В ней описывается состоявшийся судебный процесс, речи подсудимых, оправдательный приговор и др. Она вышла в свет в Москве в 1922 г.

¹² См.: Булгаков В. Ф. Из истории музеев Л. Н. Толстого в Москве. — «Яснополянский сборник. Статьи, материалы, публикации». Тула, 1968, с. 22-44.

¹³ Коллекции Русского культурно-исторического музея распределены между Третьяковской галереей, Театральным музеем имени Бахрушина, Историческим музеем в Москве и Центральном архивом Октябрьской революции.

¹³ Булгаков Вал. Ф. О Толстом. Воспоминания и рассказы, Тула, 1964.

¹⁵ См.: Булгаков Валентин. Встречи с художниками. Изд. «Художник РСФСГ». Л., 1969.

¹⁶ Архив В. Ф. Булгакова, согласно его завещанию, хранится в Москве, в Центральном Государственном архиве литературы и искусства (ЦГАЛИ). Часть материалов находится также в Отделе рукописей Гос. музея Л. И. Толстого, в Центральном архиве Октябрьской революции и в семье покойного.

¹⁷ См.: Гусев Н. Н. Две книги о Толстом. «Русская литература», 1966, № 4, с. 221. Н. И. Гусев полемизирует с В. Ф. Булгаковым по поводу очерка «Замолчанное о Толстом», вошедшего в кашу «О Толстом» (Тула, 1904).

¹⁸ Толстой Л. П., т. 70, с. 45.

¹⁹ Ленин В. И. Поли. собр. соч. Изд. 6-е, т. 20, с. 40. В дальнейшем все ссылки на это издание.

²⁰ Согласно учению Генри Джорджа (1839 — 1897), изложенному в книгах «Прогресс и бедность», «Общественные задачи», «Земельный вопрос» и др., экспроприация земли у народных масс — единственная причина разделения людей на богатых и бедных. Отсюда он делал неверный вывод, будто не пролетарская революция и национализация всех средств производства, а высокий «единый» государственный налог на частную земельную собственность может положить конец обнищанию масс в буржуазном обществе. По его мнению, основная причина народной бедности — не эксплуатация трудящихся капиталистами и помещиками, а высокая земельная рента. Он выступал за национализацию земли государством без ликвидации частного землевладения.

К. Маркс и Ф. Энгельс считали учение Г. Джорджа одной из разновидностей буржуазной экономической науки. Об утверждении Г. Джорджа, будто с превращением земельной ренты в государственный налог исчезнут все беды капитализма, Маркс писал, что это «не что иное, как скрытая под маской социализма попытка спасти господство капиталистов и фактически заново укрепить его на еще более широком, чем теперь, базисе». (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. II, Т. 35, с. 104). В. П. Ленин указывал, что характерной ошибкой Г. Джорджа и других буржуазных национализаторов земли является смешение частной собственности на землю с господством капитала в земледелии (См.: Ленин В. И., т. 16, с. 382). В конце жизни я сам Толстой высказал сомнение в эффективности и применимости ученая Генри Джорджа к русским условиям.

²¹ Толстой Л. Н., т. 37, с. 214.

²² Ленин 13. II., т. 17, с. 209.

²³ Ленин В. И., т. 20, с. 21.

²⁴ Там же.

²⁵ Там же.

²⁶ Там же, с. 71.

²⁷ Толстой Л. Н,, т. 58, с. 51.

²⁸ Толстой Л. Н., т. 57, с. 131.

²⁹ Там же, с. 200.

³⁰ Луначарски й А. В, Толстой и Маркс. Цит. по сб: Классики русской литературы. Избранные статьи. М., 1937, с. 348.

³¹ Толстой Л. Н., т. 50, с. 144.

³² Гусев Н. Н. Два года с Толстым. М., 1973, с. 363.

³³ См.: Чертков В. Г. Уход Толстого. М., 1922. Аналогичное освещение фигуры С. А. Толстой мы находим в ни. А. Б. Гольденвейзера «Вблизи Толстого. Дневник 1910 г.», М., 1923, в статье О. Волжанина «Правда о С. А. Толстой» («Вестник литературы», 1921, № 6 — 8) и в некоторых других изданиях.

³⁴ Т о л с т о и С. Л. Очерки былого. Тула, 1975.

³⁵ Толстой И, Л. Мои воспоминания. М., 1969.

³⁶ С у х о т и н а - Т о л с т а я Т. Л. Воспоминания. М., 1976.

³⁷ Горький М. ОСА. Толстой. Собр. соч. в 30-ти т. Т. 14,

М.. 1955, с. 310.

³⁸ Из предисловия В. Ф. Булгакова к кн.: Л. Н. Толстой в последний год его жизни. Дневник секретаря Л. Н. Толстого. М., 1957,

с. 52.

³⁹ А. А. Фет посвятил С. А. Толстой стихотворения: «Гр. С. Д. Т-ой» («Когда так нежно расточила...») (1866), «К портрету графини С. А. Т-ой (1885), «Ей же» («Я не у Вас, я обделен...») (1886), «Графине С. А, Толстой во время моего 50-летпего юбилея» (1889). См.: Фет А. А. Вечерние огни. М., 1971.

⁴⁰ Из письма К. А. Федипа к В. Ф. Булгакову от 14 августа 1904 г. (ЦГАЛИ).

⁴¹ Ленин В. И., т. 17, с. 210.

⁴² Здесь и ниже цитаты из вступительной статьи В. Ф. Булгакова к рукописи книги «Друзья Толстого» приводятся по его кн.: Лев Толстой, его друзья и близкие. Тула, 1970. Рукопись хранится в ЦГАЛИ.

⁴³ Л у н а ч а р с к и й А. В. Вступительная статья к изданию романа «Анна Каренина» для американского читателя. М., 1933.

⁴ⁱ В очерке «Лев Толстой» А. М. Горький писал: «Мне всегда казалось, что и яснополянский дом, и дворец графини Паниной эти люди насквозь пропитывали духом лицемерия, трусости, мелкого торгашества и ожидания наследства» (Горький М. Собр. соч. в 30-ти т. Т. 14, с. 290).

⁴⁵ Этой теме посвящено исследование Б. С. Мейлаха «Уход и смерть Льва Толстого», ГИХЛ, М.-Л., 1960. См. также очерк Т. Л. Сухотиной-Толстой «О смерти моего отца и об отдаленных причинах его ухода» в кн.: Сухотина-Толстая Т. Л. Воспоминания. М., 1976.

⁴⁶ См. статью «Дневники Льва Толстого» в кн.: Толстой Л. Н. Собр. Соч., т. 19, М,, 1965; см. также статью «Воспоминания секретаря Льва Толстого» в кн.: Булгаков Вал. Ф. Лев Толстой, его друзья и близкие. Тула, 1970.

⁴⁷ Толстой Л. II., т. 85, с. 294-295.

⁴⁸ Толстой Л. Н., т. 58, с. 37.

⁴⁹ Толстой Л. И., т. 83, с. 541.

⁵⁰ «Литературное наследство», т. 69, кн. 1. М., 1961, с. 554 — 555.

⁵¹ Толстой Л. Н., т. 57, с. 100.

⁵² Т о л с т о й Л. Н., т. 87, с. 27 — 28.

⁵³ Цит. по кн.: Гольденвейзер А. Б. Вблизи Толстого. Т, 2. с. 293.

⁵⁴ Толстой Л. Н., т. 84, с. 398-399. ⁵⁵ Т о л с т о й Л. Н., т. 82, с. 227.

Го р ь к и й М. Собр. соч. в 30-ти т. Т. 14, с. 308.

⁵⁷ Письма Л. Н. Толстого к жене опубликованы в его Полном собрании сочинений, тт. 83 — 84.

⁵⁸ Письма Л. Н. Толстого к В. Г. Черткову опубликованы в его Полном собрании сочинений, тт. 85 — 89.

⁵⁹ Толстой Л. Н., т. 58, с. 129,

⁶⁰ Там же, с. 138.

⁶¹ См. об этом в книге Т. Мотылевой «О мировом значении Л. Н. Толстого». М., 1957, с. 389 — 484 н в других работах этого автора, посвященных Ромену Роллану.

⁶² Здесь и ниже цитаты из писем Голлапа к В. Ф. Булгакову приводятся по тексту очерка «Встреча н переписка с Роменом Ролланом», помещенному в данной книге.

⁶³ Ленин В. И., т. 17, с. 213.

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН И НАЗВАНИЙ

Абрамович Мария Ивановна — 239,441.

Абрамовская посадка — 251, 443.

Абрикосов Хрисанф Николаевич (1877 — 1957), близкий знакомый и родственник Толстых — 6, 315.

Авдотья, кухарка в доме Толстого — 213.

Агафья Михайловна (1812 — 1896), горничная — 240.

Адриан. См. Елисеев А. П.

Александр II (1818 — 1881) — 173, 174, 246, 373, 442.

Александр III (1845 — 1894) — 173, 174, 189, 246, 369, 373, 376, 442.

Александр Петрович, переписчик рукописей Толстого — 142. Александров А. Н., композитор — 319, 377.

Александрова Анна Яковлевна, жена А. И. Александрова — 377.

Алексеев Василий Иванович — 29, 30, 234 — 254.

Алеша. См. Сергеенко Алексей Петрович.

Альбертини Татьяна Михайловна, рожд. Сухотина ("Татьяна Татьяновна") — 88, 89, 90, 92, 187, 211, 212, 220, 222, 224, 225, 230, 431.

Амиель Анри Фредерик — 50, 228, 411.

Андреев Леонид Николаевич (1871 — 1919), писатель — 103, 321, 382.

Андронников Ираклий Луарсабопич (р. 1908), литературовед — '

377.

Андрюша. См. Толстой Андрей Львович, Анна Константиновна. См. Черткова А. К. Антонина Тихоновна. См. Кудрявцева А. Т. Апостолов Н. Н. См. Арденс Н. Н.

Арденс Николай Николаевич, литературовед — 224, 439. Аронсон Наум Львович (1872 — 1943), художник — 42. Арцыбашев М. П. "Санин" — 22.

Арцимович Е. В. См. Толстая Екатерина Васильевна. Арцимович Михаил Викторович (1859 — 1933), тульский губер" натор — 173.

Астапово - 8, 42, 156, 185, 271, 336, 427. Афанасьевна. См. Сидоркова Прасковья Афанасьевна.

Бабурино, дер. в 4-х верстах от Ясной Поляны — 96. Баршева Ольга Алексеевна (1844 — 1893), учительница, знакомая Л. Н. Толстого — 359.

Баташов, фабрикант — 303.

Бах Иоганн Себастьян (1635 — 1750), немецкий композитор — 51,

Беленький Самужл Моисеевич — 32, 218, 351 — 355, 436, 452.

Белый Андрей (псевд. Бугаева Б. Н.) (1880 — 1934), писатель — 321.

Бенуа Александр Николаевич (1870 — 1960), художник — 10.42.

Беркенгейм Григорий Моисеевич — 155, 218, 427.

Берне Роберт (1759 — 1796), шотландский ноэт — 181.

— "Шестнадцать песен" — 181. Берс Елизавета Андреевна — 200, 433. Берс Степан Андреевич — 190, 431.

Берс Т. А. См. Кузминская Татьяна Андреевна.

Бетховен Людвиг ван (1770-1827) — 24, 51, 182, 387, 388.

Бибиков Александр Николаевич (1827 — 1914), тульский помещик — 162.

"Библиотека Льва Николаевича Толстого" — 8, 161, 208, 223, 230, 406.

Бирюков Борис Павлович, сын П. И. Бирюкова — 259.

Бирюков Павел Иванович-6, 29, 110, 119, 208, 255-261, 303, 305, 349, 359, 376, 380, 381, 419.

— "Биография Л. Н. Толстого" — 260.

— "Воспоминания" — 257.

— "Отец и дочь" — 257.

Бирюкова Ольга Павловна, дочь П. И. Бирюкова — 259.

Бирюкова Павла Николаевна, жена П. И. Бирюкова — 257, 259.

Блан Луи (1811 — 1882), французский историк и политический деятель — 236.

Бодянский Александр Михайлович (1842 — 1916) — помещик, отдавший землю крестьянам — 299.

Борисов Иван Петрович — 176, 430.

Борисова Надежда Афанасьевна, сестра А. А. Фета — 176, 430.

Боровиковский Владимир Лукич (1757 — 1825), художник — 393.

Боровково — деревня Тульской губ. — 70, 152, 331, 333, 336.

Браун Рэнхэм — английский общественный деятель — 400.

Бригге Вильям — 116, 421.

Брожик Вацлав. "Ян Гус перед судом Констанцского собора" — 234.

Брюллов Карл Павлович (1799-1852) — 323.

Будда - 12.

Буланже Павел Александрович — 6, 365, 554,

Булгаков Валентин Федорович —

— "Встреча с Ролланош — 401.

— "Встречи с художниками" — 11, 407.

— "Жизнепонимание Льва Николаевича Толстого" — 8,406.

— "Замолчанное о Толстом" — 13.

— "Из истории музеев Л. Н. Толстого в Москве" — 10, 406.

— "Лев Толстой, его друзья и близкие" — 12, 29, 30, 31, 408, 409.

— "Лев Толстой и ваша современность" — 401, 402.

— "Опомнитесь, люди-братья" — 9.

— "О Толстом. Воспоминания и рассказы" — И, 407.

— "Письма П. И. Чайковского к А. Я. Алексаидровой-Левинсон" — 5.

— "Словарь русских зарубежных писателей" — И.

— "Так прошита жизнь" — 12.

— "У Толстого в последний год его жизни" ("Лев Тол-, стой в последний год его жизни") — 6, 8, 150, 338, 397, 406, 408, 440.

— "Ф. М. Достоевский в Кузнецке" — 6.

— "Христианская этика" — 6, 397, 398, 405.

Булгаков Сергей Николаевич (1871 — 1927) — реакционный философ, экономист и публицист — 390.

Булыгин Михаил Васильевич — 197, 432.

Бунин Иван Алексеевич — 57.

Бьёрнсон Бьернстьерне (1832 — 1910), норвежский писатель и общественный деятель — 187.

— "Перчатка" — 187.

Варвара Михайловпа. См. Фсокритова В. М.

Василий, школьник — 95.

Всбер Карл-Марна (1786 — 1826), немецкий композитор — 217.

Вейсенбург, концлагерь в Германии — 40.

Велеминский Карел (1880 — ? ) — 275,445.

Вельс, гувернантка Т. Л. Сухотиной — 220, 224.

Веригин Петр Петрович, сын руководителя духоборов П. В. Веригина — 259.

Вертинский Александр Николаевич — 178.

"Вестник Европы", жури, — 285, 287.

Вильгельм И (1859 — 1941), германский император — 199, 432.

"Возрождение", журн. — 328, 329.

Волконская Екатерина Дмитриевна, рожд. Трубецкая, бабушка Л. II. Толстого — 176, 429.

Волконская М. Н. Си. Толстая Мария Николаевна. Волконский Николай Сергеевич, дед Л. Н. Толстого — 176, 429. Волконские — 176.

Вольтер Франсуа-Мари-Аруэ (1694 — 1778), французский писатель, философ, историк — 179.

"Вопросы философии и психологии", журн. — 115. Воронка, речка близ Ясной Поляны — 188, 197, 217. Воронцов-Дашков, граф — 168. Всероссийский крестьянский союз — 285.

Гайдн Иосиф (1732 — 1809), австрийский композитор — 24, 51.

Гадя. См. Черткова А. К.

Ганди Мохандас Кармчанд (1869 — 1940) — 402.

Гартунг Мария Александровна — 162, 428.

Гаспра — имение гр. С. В. Паниной в 12 верстах от Ялты — 211.

Ге Николай Николаевич (1831 — 1894), художник — 187, 341, 359, 447.

— "Выход с Тайной вечери" — 234.

Ге Николай Николаевич (Колечка, 1857 — 1940), сын художпи-ка Н. Н. Ге, друг семьи Л. Н. Толстого — 301.

Германова Мария Николаевна (1884 — 1940), актриса — 382.

Гете Иоганн Вольфганг (1749 — 1832), немецкий поэт - — 179, 182, 386.

Гзовская Ольга Владимировна (р. 1889) — актриса — 382.

Гиер, город во Франции — 182.

Гильбо Анри, швейцарский общественный деятель — 259.

Гимер Николай Самуилович, прототип Федора Протасова в драме "Живой труп" — 307, 308.

Гинцбург Илья Яковлевич (1859 — 1939), скульптор — 383.

— "Бюст Толстого" — 383.

Глебова Софья Николаевна (1854 — ? ), мать жены М. Л. Толстого — 184.

Глинка Андрей, католический ксендз — 273. Глинка Михаил Иванович (1804 — 1857) — 192.

— "Не искушай" — 192.

Гоголь Николай Васильевич (1809 — 1852) — 328, 329. Голицын Григорий Сергеевич (1838 — 1907), главноначальствующий гражданской частью па Кавказе — 317.

Гольденблат Борис Осипович (1864 — 1930), тульский адвокат — 74.

Гольденвейзер Александр Борисович — 24, 30, 39, 51, 81, 85, 105, 125, 126,130, 132, 146, 382, 408, 409, 412.

Гольденвейзер Анна Алексеевна (1881 — 1929), жена А.Б.Гольденвейзера — 126, 130.

Гончаров Иван Александрович (1812 — 1891) — 66.

Горбунов-Посадов Иван Иванович — 29, 69, 110, 114, 119, 148, 221, 261-266, 359, 378, 414, 444.

— "В Христову ночь" — 261.

— "Освобождение человека" — 263. Горохов, тульский помещик — 179.

Горький Алексей Максимович — 8, 26, 39, 44, 123, 159, 318, 397, 398, 400, 406, 408, 409, 428, 449.

— "Лев Толстой" — 318, 449.

— "Мать" — 220, 438.

— "О С. А. Толстой" — 26, 39, 123, 408.

Грехем Джоя В. — английский общественный деятель — 400.

Грот Николай Яковлевич (1852 — 1898), философ, редактор журнала "Вопросы философии и психологии" — 115.

Грузинский Алексей Евгеньевич — 161, 428.

Грумонт (Угрюмая), дер. в двух верстах от Ясной Поляны — 39, 132.

Гусев Николай Николаевич — 6, 13, 23, 269, 407, 408, 445.

Гучков Александр Иванович (1862 — 1936), председатель третьей Государственной думы, впоследствии белоэмигрант — 170.

Грюнфельд Альфред (1852 — 1924), австрийский пианист — 158.

Давыдов Николай Васильевич (1848 — 1920), судебный деятель, близкий знакомый Л. Н, Толстого — 29, 30, 285, 302, 307 — 313, 382.

Дельвиги, семья — 189.

Денисенко Елена Сергеевна (1863 — 1942), дочь М. Н. Толстой — 41.

Денисенко Иван Васильевич (1851 — 1916), судебный деятель, родственник Л. Н. Толстого — 41, 153, 336.

Денисенко Оиисим Иванович — 220.

Держинская Ксения Георгиевна (1889 — 1951), певица — 393.

Дефо Д. "Робинзон Крузо" — 418.

Де Ла-Сказ. "Мемориал острова св. Елены" — 224, 439.

— "Деяния апостольские" — 399.

Джордж Генри - 16, 98, 289, 293, 296, 297, 298, 300, 446.

— "Земельный вопрос" — 298.

— "Общественные задачи" — 293.

— "Прогресс и бедность" — 298.

Добролюбов Николай Александрович (1836 — 1801) — 236.

Добужинский Мстислав Валерианович (1875 — 1957), художник — 10, 42.

Долгое, село Тульской губ., в 20-ти верстах от Ясной Поля-пы — 179, 180.

Дом-музеи П. И. Чайковского — 10.

Дора. См. Толстая Дора Федоровна.

Дорошевич Влас Михайлович (1864 — 1922), журналист, писатель и театральный критик — 215.

Досев Христо Федосиевич — 29, 152, 326-330, 425, 449, 450.

Достоевский Федор Михайлович (1821 — 188Г) — 25, 50, 54, 66.

Дранков Александр Иосифович — 107, 178, 419.

Дрожжип Евдоким Никитич — 303.

Дунаев Александр Никифорович (1850 — 1920), директор Московского торгового банка, близкий знакомый Л. II. Толстого — 30, 63, 301, 413.

Дурылин Сергей Николаевич, советский литературовед — 394.

— "Нестеров — портретист" — 394.

Душан Петрович. См. Маковицкий Д. П.

Дюамель Жорж (р. 1884), французский писатель — 400. Дюма А. "Дама с камелиями" — 164.

"Единение", журн. — 414,

Елизарова Анна Ильинична — 264, 444

Елисеев А. П., кучер в Ясной Поляне — 212.

Ернефельт Арвид Александрович (1861 — 1932) — 29, 349, 350, 452

— "Мое пробуждение" — 349, 452.

— "Тит, разрушитель Иерусалима" — 349, 350, 452.

Жданов Н. М. — юрист, член, правления Толстовского общества в Москве — 231.

Желябов Андрей Иванович — 246.

"Жизнь", журн. — 284.

Жорж Запд (псевдоним Авроры Дюдеван) (1804 — 1876), французская писательница — 397.

"Завтра", журн. — 259,

Загоскина Вера Владимировна, жена В. И. Алексеева — 249.

"Задруга", изд. — 9, 290, 291, 439.

Зайцев Миша, кучер — 149.

Засека — 71, 209, 212, 222.

Захарьин Григорий Антонович — 82, 417.

Золя Эмиль (1840 — 1902), французский писатель — 163, 164.

Зубова Александра Васильевна (1838 — ШЗ)., мать жены С. Л. Толстого — 183.

Ибсен Генрик (1828 — 1906), норвежский драматург — 83, 187,

Иванов Александр Андреевич (1806 — 1858), художник — 302.

— "Явление Христа народу" — 302. Иванов В. II., посетитель Л. Н. Толстого — 102.

Игумнов Константин Николаевич — 86, 382, 417. Игумнова Юлия Ивановна — 161, 162, 167, Ш, 176, 184, 209,

Ильин, философ — 390.

Исайя (библ.) — 182.

Калал Карел — 113.

Калачев Александр Васильевич (? — 1931), сотрудник В. Г. Черткова — 39.

Каракозов Дмитрий Владимирович — 237, 441

Кассо Л. О., министр просвещения царской России — 308, 433,

Катков Михаил Никифорович (1813 — 1887), публицист, издатель "Русского вестника" — 442.

Качалов Василий Иванович (1875 — 1948), актер — 382.

Кенворти Джон — 113, 420.

— "Анатомия нищеты" — 113.

Кипренский Орест Адамович (1783 — 1836), художник — 393.

Кирюша. См. Толстой Кирилл Ильич.

Кислинские, семья А. Н. Кислинского (1831 — 1888), председателя Тульской губернской земской управы — 490.

Кита. См. Толстой Никита Львович.

Клетковский Ф. См. Страхов Федор Алексеевич.

Клечковский Маврикий Мечиславович, преподаватель музыки - 148, 149, 425.

"Книга друзей Ромена Роллана" — 400.

Книппер-Чехова Ольга Леонардовна (1868 — 1959), актриса — 382.

Козлова Засека, станция Московско-Курской ж. д. в трех верстах от Ясной Поляны. Ныне — ст. Ясная Поляна — 361.

Козловы, яснополянские крестьяне — 69.

Кологривов, помещик — 174.

Комиссаржевская Вера Федоровна — 90, 91, 418.

Кондаков Иван Лаврентьевич (1857 — 1931), академик — 393.

Кони Анатолий Федорович — 27, 309, 310, 356, 357, 448.

Коншин Александр Николаевич (1867 — 1919), сотрудник изд-ва "Посредник" — 318.

Копылова Анисья Степановна (1846 — 1928), вдова яснополянского крестьянина А. Д. Копылова — 359.

Корин Александр Дмитриевич, художник — 393.

Корин Павел Дмитриевич (1892 — 1967), художник — 393.

Коровин Константин Алексеевич (1861 — 1939), художник — 10, И, 42.

Короленко Владимир Галактионович (1853 — 1921) — 17, 418.

Кочаки — деревня в двух верстах от Ясной Поляны — 161, 203.

Кочеты — 53, 54, 79, 91, 94, 107, 146, 161, 205, 211, 212, 220.

Крамской Иван Николаевич (1837 — 1887) — 5, 158, 393.

Крекшино — станция Московско-Киевской ж. д. — 105.

Кропоткина, княгиня — 75.

Кругликова Елизавета Сергеевна (1865 — 1941), художница — 393.

Крупская Надежда Константиновна — 264, 444.

Кудрявцев В. М., литератор, член правления изд-ва "Задруга" — 290, 291.

Кудрявцев Тихон Агафонович — 221.

Кудрявцева Антонина Тихоновна ("Нина"), помощница С. А. Толстой по хозяйству — 213, 215, 217, 218, 221, 222, 230.

Кузевич Маша — 94.

Кузевич М. П., жена В. В. Черткова, крестьянина дер. Ясснкя Тульской губ. — 218, 436.

Кузминская Татьяна Андреевна (рожд. Берс) — 13, 58, 190 — 198, 200-202, 204, 209, 218, 413, 431, 432.

— "Моя жизнь дома и в Ясной Поляне" — 193, 218, 225 — 227, 413, 432.

Кузминаский Александр Михайлович — 190, 191, 197, 209, 310, 431.

Кузминский Дмитрий Александрович — 181, 226.

Кузминские, семья — 179, 198, 209, 431.

Куприн Александр Иванович (1870 — 1938) — 350, 452.

— "Как я видел Толстого на пароходе "Св. Николай" — 350, 452.

Кюэс Морис. "Живой Толстой" — 375.

Лазурский Владимир Федорович (1869 — 1943), историк литературы, профессор — 118.

Ландовска Ванда — 86, 417.

Лао Цзы (VI — V вв. до н. э.), древнекитайский философ — 303.

— "Тао те кинг" — 303.

Лассаль Фердинанд (1825 — 1864), философ и политический деятель, один из руководителей рабочего движения в Германии — 236.

Лебрен Виктор Анатольевич — 343 — 348.

Лёва — См. Толстой Лев Львович.

Левин М., норвежский журналист — 97.

Левченко Г. И., слесарь — 355.

Ленин Владимир Ильич — 15, 16, 18, 19, 20, 22, 29, 44, 84, 259, 387, 407, 409.

• Статьи о Л. Н. Толстом — 18, 19, 29, 44.

Лесков Николай Семенович — 119, 320, 321, 422.

• "Мысли Лескова" — 320, 321.

Либерман Макс, художник — 388.

Липецкий Эммануил Григорьевич (1870 — ?), зубной врач — 68.

Лилина Мария Петровна (1866 — 1943), актриса — 282.

Лина. См. Толстая Александра Владимировна. Лир, король, персонаж драмы В. Шекспира — 71.

— "Листки "Свободного слова" — 113, 420.

Лужский Василий Васильевич (1869 — 1931), актер и режиссер — 382.

Луначарский А. В. — 22, 30, 408.

Лютецкая Н. А. — 220, 226, 227.

Львов Н. А. — 307.

Магомет — 12.

Маклаков Василий Алексеевич — 310, 356, 448.

Максимов В. А. "Все в прошлом" — 276.

Мануйлов А. А., профессор — 308.

Маковицкая Анна Душановна, дочь Д. П. Маковицкого — 273, 276-278.

Маковицкая Матрёна Константиновна, рожд. Орехова, жена Д. П. Маковицкого — 272 — 274, 278.

Маковицкий Владимир Петрович, брат Д. П. Маковицкого — 273, 278.

Маковицкий Душап Петрович — 6, 29, 41, 43, 52, 110, 112, 113, 119, 131, 145, 150, 153, 161, 162, 167, 210, 219, 222, 224, 227 — 230, 267 — 274, 277, 279, 280, 300, 390.

— "Яснополянские записки" — 269.

Маковицкий Петр Петрович, брат Д. П. Маковицкого — 276.

Маликов Александр Капитонович (1839 — 1904), бывший революционер, позднее проповедник учения о "богочеловечестве" — 237-239.

Маляввн Филипп Андреевич (1S69 — 1940), художник — 42.

Мануэль И (1889 — 1932), португальский король — 85.

Маркс Адольф Федорович (1838 — 1904), издатель — 316.

Маркс Карл (1813 — 1883) — 236, 407.

— Сочинения — 236, 407.

Масарик Томаш Гарриг — 270, 246, 396, 445.

Матвеевы, помещики, друзья А. Л. Толстого — 216.

"Маяк", журн. — 221, 262.

Медведь А. Н. — 211, 213, 215, 434.

Мейерхольд Всеволод Эмильевич (1874 — 1940), режиссер, народный артист — 318.

Мельгунов С. П., профессор, историк — 290.

Меркуров Сергей Дмитриевич (1881 — 1952), художник — 11, 42.

Метерлинк Морис (1862 — 1949), бельгийский поэт и драматург — 83.

Мещерское, Московской губ. — имение В. Г. Черткова — 53, 54, 57, 104, 109, 110, 358.

Мидзутаки Кодшу, гость из Японии — 69, 70.

Михайловское — село в Тверской губ., родовое имение матери А. С. Пушкина — 99.

Миша. См. Толстой Михаил Львович. Миша. См. Толстой Михаил Михайлович.

Моисси Александр (Сандро, 1880 — 1935), немецкий актер — 49. Молочников Владимир Айфалович — 30, 74, 191, 356 — 358, 416, 453.

Моод Эльмер — ИЗ, 420.

Морозовы, крестьяне дер. Ясная Поляна — 69.

Москва - 72, 73, 114, 188, 222, 225-229, 231.

Москвин Иван Михайлович (1874 — 1946), актер — 382.

Мотька. См. Кузевич М. П,

Моцарт Вольфганг Амадей (1756 — 1791), композитор — 24, 51, 217.

Музей А. П. Чехова — 10.

Музей-квартира А. Н. Скрябина — 10.

Музей Л. П. Толстого а Москве (литературный) — 9, 10, 223, 227, 228, 231, 258, 259, 266, 310, 341, 376, 379-382, 389, 392.

Музей-усадьба Л. Н. Толстого в Москве (Хамовники) — 9, 392.

Музей-усадьба Ясная Поляна — 11, 101, 386.

Мунтьяпов С. И. (1887 — ?), ссыльный революционер — 68.

Муравьев Николай Константинович (1870 — 1936), юрист — 39, 356.

Мюллер М. "Шесть систем индийской философии" — 99.

Нагорнова Варвара Владимировна — 171, 190, 193, 214, 224, 227, 360, 431.

— "Воспоминания о Л. П. Толстом" — 193.

Наживин Иван Федорович — 91, 418.

Накашадзе Илья Петрович — 58, 418.

Наполеон I Бонапарт (1769 — 1821) — 76.

"Неделя", журн. — 284.

Некрасов Николай Алексеевич (1821 — 1878) — 220, 438.

Нерадоваши Петр Иванович (1875 — 1962), художник — 383.

"Нерон", кинофильм — 104.

Нестеров Михаил Васильевич (1862 — 1942), художник — 11, 42, 43, 389-395, 455.

— "Л. Н. Толстой с бороной" — 392.

— "Портрет Л. Н. Толстого" — 43, 390, 391, 455,

— "Портрет Н. Г. Яшвиль" — 392, 393.

Нестеропа Вера Михайловна, дочь М. В. Нестерова — 393.

Нестерова Екатерина Петровна, жена М. В. Нестерова — 389, 390, 393.

Нестерова Наталья Михайловна, дочь М. В. Нестерова — 390, 393.

Нестерова Ольга Михайловна, дочь М. В. Нестерова — 390.

"Нива", журн. — 284, 384.

Никитин Дмитрий Васильевич (1874 — 1960), в 1902 — 1904 гг. домашний врач Толстых — 131, 225, 267, 439.

Никифоров Лев Павлович (1848 — -1917), народник, знакомый, Л. Н. Толстого — 332.

Николаев Валентин Сергеевич — 98, 99, 293, 294, 299, 418.

Николаев Сергей Дмитриевич — 93, 293 — 300, 418.

Николаев Роман Сергеевич — 98, 99, 293, 294, 299, 418.

Николаева Лариса Дмитриевна (1875 — ?), жена С. Д. Николаева — 293, 294, 299.

Николай II (1868-1918) — 14, 77, 84, 331.

Никольское-Вяземское, Тульской губ., имение С. Л. Толстого — 182-184.

Никольское-Обольяниново, имение Д. А. Олсуфьева в Дмитровском уезде Московской губ. — 341.

Нина. См. Кудрявцева А. Т.

Новиков Андриан Петрович — 336, 450.

— "Записки лакея" — 336.

Новиков Иван Петрович, брат М. П. Новикова — 337, Новиков Михаил Петрович — 30, 70, 152, 228, 283, 331 — 337, 425.

— "Голос крестьянина" — 332.

"Обновление", журн. — 338, 340, 355.

Оболенская Мария Львовна (1871 — 1906), дочь Л. Н. Толстого — 144, 201, 256, 257, 359, 364.

Оболенская Елизавета Валериановна — 190, 431.

Оболенский А. Д. — 312.

Оболенский Дмитрий Дмитриевич (1844 — ?), тульский помещик, автор воспоминаний о Л. Н. Толстом — 162.

Оболенский Николай Леонидович (1872 — 1934), муж М. Л. Тол-стон — 201, 230, 257.

"Образование", жури. — 284.

Овсянниково, усадьба Т. Л. Сухотипой-Толстой в 5-ти верстах от Ясной Поляны — 100, 221, 265, 343, 360-363.

Озолин Иван Иванович (? — 1913), начальник ст. Астапово — 156.

Олсуфьев Дмитрий Адамович — 310, 341, 357, 448.

Олсуфьева Елизавета Адамовна — 190, 431.

Оптина пустынь — монастырь в Козельском уезде Калужской губ. — 41, 153.

Орехова М. К. См. Маковицкая Матрена Константиновна.

Орленев Павел Николаевич — 23, 51, 412.

Осман, сторож в Ясной Поляне — 166 — 168.

Оссовецкий, посетитель Ясной Поляны — 216.

Остроухое Илья Семенович (1858 — 1929), художник — 42.

Павленкова Е. А. См. Берс Елизавета Андреевна. Павлов Иван Петрович (1849 — 1936), физиолог — 393.

Паля. См. Толстой Петр Львович.

Панина Софья Владимировна (1871 — 1957), владелица имения в Гаспре — 434.

Панкрац, тюрьма в Праге (Чехословакия) — 10.

Пастернак Леонид Осипович — 11, 42, 377 — 388, 454.

— "Вести с родины" — 377, 378.

— Иллюстрации к роману "Воскресение" — 378, 379, 454, 455.

— Портреты Л. Н. Толстого — 42, 384, 385, 386.

— "Семья Л. Н. Толстого" — 378.

— "Уголок яснополянской библиотеки" — 378.

Пастернак Роза Исидоровна, жена Л. О. Пастернака, пианистка — 377.

Переплетчиков Василий Васильевич (1863 — 1918), художник — 380, 381.

Перовская Софья Львовна — 246.

Перфильев Василий Степанович (1826 — 1890), друг молодости Л. Н. Толстого — 162.

Петербург — 127, 196, 205, 213, 219, 222.

"Петербургская газ." — 323.

Петр I (1672-1725) - 174.

Петрункевич Иван Ильич — 14, 84.

Пирогова Анна Степановна — 162, 428.

Пифагора, теорема — 99, 101.

Плотин, философ — 329, 450.

Победоносцев Константин Петрович — 238, 441.

Поленц Вильгельм фон — 50, 411.

— "Крестьянин" — 50, 411.

Попов Евгений Иванович — 301, 306.

— "Жизнь и смерть Е. Н. Дрожжина" — 303. Попов Сергей Михайлович — 119, 421.

"Посредник", изд. — 111, 114, 148, 221, 247, 255, 261, 263, 264, 283, 284, 298, 317, 320, 338, 378, 414.

Принцип, серб, террорист — 198, 432.

Пушкин Александр Сергеевич (1799 — 1837) — 162.

Пшесмысл Питтер — 260.

Пыриков Е. И., крестьянин — 325.

Равенсбрюк, немецкий концлагерь — 10.

Рагаз Леонард, англ. пастор, общественный деятель — 400.

Радынский Анатолий Дионисович (1888 — 1954), сотрудник В. Г. Черткова — 132,

Рай Лагпат Лала, индийский социалист — 400.

Резуповы, крестьяне дер. Ясная Поляна — 69. Репин Илья Ефимович (1844 — 1930) — 5, 10, 27, 158, 186, 187, 383, 386, 392, 393.

• Портреты Л. Н. Толстого — 383, 386.

Ризов, болгарский дипломат — 55.

Роден Огюст (1840 — 1917), французский скульптор — 372.

Роллан Ромен (1866 — 1944) — 5, 8, 43, 44, 396 — 403, 406, 409, 455.

— "Внутреннее путешествие" — 397, 456.

— "Над схваткой" — 396, 398,399, 456. — "Настанет время" — 400, 456.

— "Предтечи" — 399, 456.

Романов Алексея Михайлович (1629 — 1676), второй царь из дома Романовых — 174.

Романов Андреи Владимирович, член царской фамилии — 173.

Романов Михаил Александрович, вел. кп., третий сын Александра III — 173, 186, 222.

Романов Михаил Федорович (1601 — 1645) — 174,

Романов Николай Михаилович — 181, 430.

Романов Николай Николаевич — 181, 430.

Романовы — 173, 174, 429.

Россинский Владимир Илларионович (1874 — 1919), художник — 380.

Россолимо Григорий Иванович (1860 — 1928), врач — 131.

Ротнагль Иосиф, чех — 112.

Румянцев Семен Николаевич, повар в доме Толстого — 170, 433.

"Русские ведомости", газ. — 284, 415.

Русский культурно-исторический музей в Збраславле — 10, 387, 406.

"Русское слово", газ. — 215, 284.

Руссо Жан Жак — 91, 418.

Садырин П. А. — 311, 312.

Салтанов Сергей Николаевич (1870 — 1917), художник — 42, 169, 211, 213, 434.

Самарины — 163, 164, 429.

Самсонов, генерал — 170.

Саша. См. Толстая Александра Львовна,

Свербеевы, семья тульского вице-губернатора Д. Д. Свербеева — 190.

"Свободное воспитание", жури. — 262.

"Свободное слово", журн, — 113, 275, 332, 420.

Северцов Алексей Николаевич (1866 — 1936), академик — 393.

Семен Николаевич. См. Румянцев С. Н.

Семенов Сергей Терентьевич — 29, 50, 83, 283 — 292, 411.

— "Крестьянские рассказы" — 283, 291, 411.

Сенкевич Генрик (1846 — 1916), польский писатель — 223.

Сергеенко Алексей Петрович: ("Алеша") — 39, 126,128 — 130,132, 153, 154, 394, 422.

Сергееяко Лев Петрович (1896 — 1937), сын П. А. Сергееяко — 99, 100.

Сергеенко Петр Алексеевич — 99, 201, 228, 230, 231, 321, 418.

Сергей Николаевич, См. Салтанов С. Н.

— "Серия сочинений Л. Н. Толстого, ранее запрещенных цензурой" — 9, 439.

Серов Валентин Александрович (1865 — 1911), художник — 393.

Сибор Борис Осипович — 69, 86, 414.

Сидорков Алеша, сын И. В. Сидоркова - — 93.

Сидорков Илья Васильевич (1858 — 1940), слуга в доме Толстого — 74, 78, 93, 170.

Сидоркоза Вера Ильинична (1891 — ?), горничная в доме Толстого — 211, 213,434.

Сидоркова Прасковья Афанасьевна (1865 — 1945) — 213.

Скороходов Владимир Иванович (1862 — 1924), организатор земледельческих обществ — 329.

Скрябин Александр Николаевич (1872 — 1916), композитор — 51.

Сметана Бедржих (1824 — 1884), чешский композитор — 396.

Собрание сочинений Л, Н. Толстого. 12-е изд. — 221.

Сонюшка. См. Толстая Софья Андреевна (Есенина).

"Спутник противников войны" — 400.

Станиславской Константин Сергеевич (1863 — 1938) — 256, 308, 318, 319, 382.

Стасов Владимир Васильевич — 15, 27, 55, 413.

Стахович Михаил Александрович — 30, 301, 309, 310, 379, 382, 447.

Стахович Софья Александровна (1862 — 1942), дочь А. А. Стаховича, близкая знакомая семьи Толстых — 92.

Столыпин Аркадий Дмитриевич — 299, 447.

Столыпин Петр Аркадьевич (1862 — 1911), реакционный государственный деятель. С 1906 г. — председатель Совета министров и министр внутренних дел царской России — 110, 298, 299, 446.

Страхов Николай Николаевич — 27, 110, 3S2, 419.

Страхов Федор Алексеевич (Ф. Клетковский) — 120, 320 — 325, 449.

Суворин Алексей Сергеевич (1884 — 1912), реакционный публицист, издатель газ. "Новое время" — 77, 416.

Судьбинин Серафим Николаевич (1867 — ?), скульптор — 372.

Суколенкова А. С — 207, 224, 433.

Сулержицкнй Леопольд Антонович ("Сулер") — 314 — 319, 448, 449.

— "В Америку с духоборцами" — 317.

Сумбатов-Южин Александр Иванович (1857 — 1927), актер и режиссер — 308, 382.

Сухинин Гриша, сын Л. Г. Сухинина — 100.

Сухинин Л. Г., тульский врач — 100.

Сухомлинов Владимир Александрович (1848 — 1926), военный министр царской России — 171.

Сухотин Михаил Сергеевич — 79, 81, 90, 91, 187, 199, 205, 212, 220, 412.

Сухотина Н. М., вторая жена Н. Л. Оболенского — 201.

Сухотина Татьяна Львовна (рожд. Толстая), старшая дочь Л. Н. Толстого — 13, 26, 39, 79, 88, 91, 94, 96, 97, 99, 107, 126, 134, 146, 151, 156, 161, 185-190, 211, 212, 219-222, 224, 225, 228, 230, 239, 302, 314, 360, 362, 364, 378, 408, 409, 412, 418, 431.

— "Воспоминания" — 26, 408, 409.

— "Друзья и гости Ясной Поляны" — 186, 225. Сухотина Т. М. См. Альбертшш Татьяна Михайловна. Сухотины, семья — 53, 107, 212.

Сытин Иван Дмитриевич — 114, 420.

Сытин Сергей Дмитриевич, брат И. Д. Сытина — 301.

Тагор Рабиндранат (1861 — 1945) — 5.

Танеев Сергей Иванович — 27, 86, 163, 417, 428.

Тапсель Томас (? — 1915) — 57, 107, 118, 373, 413.

Телятинки — 69, 93, 99, 110, 125, 128, 130, 143, 145, 148 — 151, 154 — 156, 159, 218, 234, 235, 250, 288, 305, 319, 335, 349, 352, 353, 355, 368,372, 374, 414.

Толстая Александра Андреевна — 176, 429.

Толстая Александра Владимировна (Лина, рожд. Глебова), жена М. Л. Толстого — 184, 213.

Толстая Александра Львовна (Саша, р. 1884), младшая дочь Л. Н. Толстого — 8, 13, 38, 39, 41, 109, 110, 126, 130-135, 139, 140 —

148, 151, 153, 154, 169, 185, 209, 215, 216, 218-220, 222, 224, 225, 231, 240, 270, 439.

Толстая Александра Михайловна (р. 1905 г.), внучка Л. Н. Толстого - 222, 439.

Толстая В. В. См. Нагорнова Варвара Валериановна.

Толстая Дора Федоровна (рожд. Вестерлунд), жена Л. Л. Толстого — 185, 199, 215 — 217, 433.

Толстая Екатерина Васильевна — 173, 176.

Толстая Мария Андреевна, дочь А. Л. Толстого от второго брака — 176.

Толстая М. Л. См. Оболенская Мария Львовна.

Толстая Мария Михайловна, рожд. Шишкина (1829 — 1919), жена С. Н. Толстого — 194.

Толстая Мария Николаевна (1790 — 1830), мать Л. Н. Толстого - 171.

Толстая Мария Николаевна, сестра Л. Н. Толстого — 41, 71, 153, 214, 415.

Толстая Мария Николаевна, рожд. Зубова, вторая жепа С. Л. Толстого — 183, 185, 431.

Толстая Ольга Константиновна — 126, 130, 133, 173, 422.

Толстая Пелагея Николаевна (рожд. Горчакова, 1762 — 1838), бабушка Л. Н. Толстого — 241.

Толстая Софья Андреевна (рожд. Берс), щепа Л. Н. Толстого.

— "Автобиография" — 212, 213.

— "Моя жизнь" — 440.

Толстая Софья Андреевна (в замужестве — Есенина), внучка Л. Н. Толстого — 90, 92, 225, 226, 439.

Толстая Софья Николаевна (рожд. Философова, 1S67 — 1934), жена И. Л. Толстого — 178.

Толстая Т. Л. См. Сухотина Татьяна Львовна.

Толстая Татьяна Михайловна (р. 1903 г.), внучка Л. Н. Толстого, дочь М. Л. Толстого — 222, 439.

Толстой Андрей Ильич (1895 — 1920), внук Л. Н. Толстого — 222.

Толстой Андрей Львович, сын Л. И. Толстого — 13, 26, 90, 159, 170, 172-178, 184, 185, 214 — 216, 218, 222, 239, 289, 410, 429.

Толстой Иван Львович ("Ванечка"), сын Л. Н. Толстого — 26, 96, 163, 169, 418.

Толстой Илья Андреевич, дед Л. Н. Толстого — 176, 429.

Толстой Илья Андреевич ("Илюшок"), внук Л. Н. Толстого — 90, 92, 139, 252, 351, 418.

Толстой Илья Ильич (1896 — 1970), внук Л. Н. Толстого — 222.

Толстой Илья Львович, сын Л. Н. Толстого — 13, 26, 177 — 180, 219, 222, 410, 430.

— "Мои воспоминания" — 26.

Толстой Кирилл Ильич ("Кирюша", 1907 — 1915), внук Л. Н. Толстого — 219.

Толстой Лев Львович, сын Л. Н. Толстого — 13, 20, 168 — 172, 175, 178, 181, 182, 196, 199, 215-218, 224, 429.

— "Правда о моем отце" — 429.

— "Прелюдия Шопена" — 170, 429.

— "Яша Полянов" — 429.

Толстой Лев Николаевич —

— "Анна Каренина" — 31, 80, 101, 162, 195, 213, 321, 442.

— "Благодарная почва" — 50, 411.

— "В чем моя сера" — 18.

— "Власть тьмы" — 16, 307, 416.

— "Война и мир" — 7, 13, 22, 33, 68, 70, 80, 102, 179, 192, 193, 213, 380.

— "Воскресение" - 16, 17, 31, 42, 43, 111, 277, 308, 316, 378, 380, 383, 384.

— "Детство" — 33, 415.

— "Дневник для одного себя" — 41.

— Дневники и запасные книжки — 19, 20, 21, 22, 35, 37, 38, 40, 59, 60, 117, 120, 126-132, 152, 154, 275, 330, 413.

— "Живой труп" — 184, 307, 318.

— "Закон насилия и закон любви" — 17.

— "Исповедь" — 18, 243.

— "Кавказский пленник" — 69.

— Кавказские рассказы — 33.

— "Казаки" — 22, 258.

— "Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят?" — 87.

— "Краткое изложение Евангелия" — 247.

— "Крейцерова соната" — 277.

— "Критика догматического богословия" — 18.

— "Круг чтения" — 7, 66, 74, 277, 320, 413.

— "Лето в деревне" — 53, 412.

— "На каждый день" — 7, 101, 114, 418.

— "Не могу молчать" — 17, 287.

— "Не убий" — 338.

— "Но убий никого" — 17, 35.

— "Нет в мире виноватых" — 7, 50, 411.

— "Неужели это так надо?" — 70, 415,

— "Нечаянно" — 7, 50, 410.

— "О воспитании" — 7, 406.

— "О жизни" — 18, 321.

— "О социализме" — 50, 411.

— "От ней все качества" — 7, 49, 236, 410.

— "Отрочество" — 33, 413.

— "Первый винокур, или как чертенок краюшку заслужил" — " 69, 414.

— "Плоды просвещения" — 16, 307, 416, 447, 448.

— "Предисловие к "Путь жизни" — 76,

— "Послесловие к кн. Е. И. Попова "Жизнь и смерть Е. Н. Дрожжина" — 303.

— "Путь жизни" — 7, 49, 76, 321, 410.

— "Рабство нашего времени" — 70, 414.

— Свод мыслей Л. И. Толстого — 324, 449.

— Севастопольские рассказы — 33.

— "Соединение и перевод четырех Евангелий" — 18, 247, 265, 444.

— "Три дня и деревне" — 7.

— "Хаджи Мурат" — 22.

— "Ходынка" — 7, 50, 76, 430.

— "Чем люди живы" — 178.

— "Что такое искусство" — 43, 115.

— "Что такое религия, в чем ее сущность" — 321.

— "Юность" — 33, 413.

Толстовская выставка 1911 г. — 258, 311, 378, 381.

Толстовский музей. См. Музей Л. II. Толстого в Москве.

"Толстовское общество" — 161, 180, 219, 225, 227, 311, 379.

Толстой Михаил Ильич (1893 — 1919), внук Л. И. Толстого — 222.

Толстой Михаил Львович, сын Л. Н. Толстого — 13, 26, 175, 184, 185, 210, 220, 222, 225, 227, 410, 431.

— "Мы вышли в сад", романс — 1S4.

Толстой Михаил Михайлович ("Миша"), внук Л. II. Толстого — 219.

Толстой Никита Львович ("Кита"), внук Л. П. Толстого — 215. 224.

Толстой Николай Ильич (1795 — 1837), отец Л. Н. Толстого — 183.

Толстой Николай Николаевич, брат Л. Н. Толстого — 182, 251,

431, 443.

Толстой Петр Львович ("Паля"), внук Л. Н. Толстого — 215.

Толстой Сергей Львович, сын Л. Н. Толстого — 13, 26, 85, 93, 151, 175, 180-185, 218, 219, 222, 239, 247, 248, 312, 316, 317, 334, 375, 386, 408, 410, 430.

— "Л. Н. Толстой и музыка" — 430.

— "Мать и дед Л. Н. Толстого" ~ 430.

— "Очерки былого" — 26, 408.

— "Федор Толстой — американец" — 430.

Толстой Сергей Николаевич (1826 — 1904), брат Л. Н. Толстого — 193, 194.

Толстой Сергей Сергеевич, внук Л. Н. Толстого — 93, 183, 375,

418.

Топтыково, Тульской губ., имение А. Л. Толстого — 172, 175, 176.

Трегубов Иван Михайлович — 119, 256, 303, 421

Трояновский Борис Сергеевич — 85, 417,

Трубецкая С. Н. См. Глебова Софья Николаевна.

Трубецкой Евгений Николаевич, профессор, брат С. Н. Трубецкого — 184.

Трубецкой Павел (Паоло) Петрович — И, 42, 43, 188, 189, 368 — 376, 454.

— "Бюст Л. Н. Толстого" — 371.

— "Девочка с собакой" — 376.

— "Лошади с жеребенком" — 37G.

— "Мать и дочь" — 376.

Трубецкой Сергей Николаевич (1862 — 1905), философ, профессор Московского университета — 184.

Тула — 72, 74, 152, 153, 211 — 213, 218.

Тульское просветительное общество "Ясная Поляна" — 201.

Тургенев Иван Сергеевич — 27, 55, 77, 187, 341, 412, 416.

Угрюмая, дер. См. Грумопт.

Урусов Леонид Дмитриевич — 163, 164, 429.

"Утро России", газ. — 323.

Уэллок Вильфрсд — англ. общественный деятель — 400.

"Фароэс", песня — 270.

Федин Константин Александрович, писатель — 28.

Федоров, ученик — 68.

Фельтен Николай Евгеньевич — 119, 338 — 342, 428, 451.

Фельтен Юрий Михайлович (1730 — 1801), архитектор — 339.

Феокритова Варвара Михайловна (1875 — 1950), переписчица у Л. Н. Толстого — 126, 130, 133, 140, 141, 143, 145-147, 153. 210, 215, 216, 240, 423.

Фет (Шепшин) Афанасий Афанасьевич (1820 — 1892), поэт — 28, 163, 193, 408, 432.

— "Графине С. А. Толстой во время моего 50-летнего юбилея" (1889) — 28, 408.

— "Гр. С. А. Т-ой" (1866) - 28, 408.

— "Ей же" (1856) — 28, 408.

— "К портрету графини С. А. Т-ой" (1885) — 28, 408.

— "Крошка" — 28, 408, 432.

— "Опять" — 28, 193, 432.

Фетлер, проповедник — 127.

Филя, лакей — 374.

Философова С. И. См. Толстая С. Н.

Фокановы, крестьяне дер. Ясная Поляна — 69.

Фор Жан-Батист (1830 — 1914), французский композитор и певец — 178.

— "Распятие", романс — 178.

Франц-Иосиф (1830 — 1916), австрийский император — 277.

Франц Фердинанд (1863 — 1914), австрийский эрцгерцог — 198, 432.

Францизск Ассизский (1182 — 1226), католический монах, основатель ордена францискианцев — 134, 423.

Фучик Юлиус — 10.

Ханжонков Александр Алексеевич — 105, 419.

Хельчицкий Петр — 50, 411.

Хирьяков Александр Модестович — 208, 338, 434.

Хомяков Алексей Степанович — 171.

Хомяков Николай Алексеевич, председатель 3-ей Государственной думы — 171, 172.

Хорада Тацуки, японский литератор — 69,

Хорош Моисей Осипович — 389.

Хребтович-Бутенев — 380.

Хромушкии А. Г., автор воспоминаний о Л. И. Толстом — 102.

Хромченко Екатерина Михайловна, крестьянка — 364.

Цвейг Стефан (1881 — 1941), австрийский писатель — 400.

Чайковский Николай Васильевич — 236, 237.

Чайковский Петр Ильич (1840-1893) — 51, 178, 193, 349.

— "Был у Христа-младенца сад", романс — 178.

— "Подвиг", романс — 178.

— "Сияла ночь. Лупой был полон сад", романс — 193.

Чернышевский Николай Гаврилович (1828 — 1889) — 236.

Чертков Владимир Владимирович, сын В. Г. Черткова — 69,104, 115, 156, 157, 369, 372, 373.

Чертков Владимир Григорьевич —

— "Уход Толстого" — 207, 408, 433.

Черткова Анна Константиновна ("Галя", рожд. Дитернхс), жена В. Г. Черткова — 126, 130, 132, 133, 135, 148, 152, 156, 157, 173, 218, 234, 235, 240, 275, 326, 328, 355.

Черткова Елизавета Ивановна (1832 — 1922), мать В. Г. Черткова — 110, 121, 127.

Чертковы, семья - 53, 54, 57, 93, 99, 104, 109, 147, 148, 152, 153, 159, 160, 218, 234, 261, 277, 279, 285, 288, 353, 355, 358, 373, 412.

Чехов, руководитель экскурсии в Ясную Поляну — 215.

Чеков Антон Павлович (1860 — 1904) — 220, 221, 437, 438.

Чистяков Матвей Николаевич (1854 — 1920), управляющий имением В. Г. Черткова — 130.

Чифировка, Тульской губ., имение М. Л. Толстого — 184.

Чичерин Георгий Васильевич (1872 — 1936), дипломат — 259.

Чуковский Корией Иванович — 103, 419.

Шадр Иван Дмитриевич (1887 — 1941), скульптор — 393.

Шаляпин Федор Иванович (1873 — 1938) — 339.

Шамордино, женский мопастырь в Козельском уезде, Калужской губ. — 41, 70, 153, 425, 426.

Шарапова П. Н. См. Бирюкова Павла Николаевна.

Шахов А. А., фабрикант — 180.

Шекспир Вильям (1564 — 1616) — 50.

Шишкина М, М. См. Толстая Мария Михайловна.

Шкарваа Альберт Альбертович — 119, 273, 275 — 282, 421.

— "Мой отказ от военной службы" — 275, 421.

Шкрах Василий — 397.

Шмидт Мария Александровна — 119, 343, 347, 359 — 365, 421, 454.

Шмидт Отто Юльевич (1891 — 1956), академик — 393.

Шокей, сторож в Ясной Поляне — 166, 167.

Шопен Фредерик (1810-1849) — 24, 51, 397.

Шопенгауэр Артур (1788 — 1860), немецкий философ — 244.

Шостак Анатолий Львович — 162, 428.

Шоу Джордж Бернард (1856-1950) — 83.

Штраус Иоганн (1825 — 1899), австрийский композитор — 158.

— "Весенние голоса" — 158.

Штюрмер Борис Владимирович — 182, 431.

Шуберт Франц (1707 — 1828), австрийский композитор — 216.

Шуман Роберт (1810 — 1856), немецкий композитор — 51, 182.

Шумилин Юрии Иванович, приказчик в Ясной Поляне — 221"

Щеглов, тульский врач — 150.

Щекиио — 41, 153, 234.

Щуровский Владимир Андреевич (1852 — 1939), врач — 218.

Эдисон Томас Альва (1847 — 1931), американский ученый, изобретатель — 107.

Эйнштейн Альберт (1879 — 1955), физик — 5, 388.

Эмерсон Ральф Уолдо — 50, 411.

Энгельс Фридрих — 407.

"Эпроновец", журн, — 342.

Эрдели Иван Евгеньевич, родственник С. А. Толстой — 226.

Эрдели, семья И. Е. Эрдели — 225, 434.

Эрденко Михаил Гаврилович — 86, 209, 417.

Ясенки, станция Московско-Курской ж. д., ныне ст. Щекино — 105, 153, 162, 234, 326, 328.

"Ясная Поляна", журнал — 7, 417.

Яшвиль Наталья Григорьевна, знакомая М. В. Нестерова — 392, 393.

---

1. МАНИФЕСТ ИСТИННОЙ ЖИЗНИ
«Жизнь со смыслом, или Куда я зову».

2. Призвание России — демонтаж «си$темы»!

3. «Mein Kopf. Мысли со смыслом!»
Дневник живого мыслителя.

4. Сверхновый Мировой Порядок,
или Рубизнес для Гениев из России

Подписывайтесь — и к вам будут приходить добрые мысли!

Марсель из Казани. «Истина освободит вас» (Marsexx.ru).
Mein Kopf, или Мысли со смыслом! Дневник живого мыслителя. Предупреждение: искренность мысли зашкаливает!
Русский Христос — Лев Толстой. Поддержка на Истинном Пути Жизни, увещевание и обличение от Льва Толстого на каждый день.
Рубизнес для Гениев из России. Как, кому и где жить хорошо, а также правильные ответы на русские вопросы: «Что делать?», «Кто виноват?», и на самый общечеловеческий вопрос: «В чём смысл жизни?»