OCR: Марсель из Казани, / «Как примирить делание денег со спасением души».

Ещё труды С.Л. Рубинштейна: /bib.html#rubinstein

Сергей Леонидович Рубинштейн

Николай Николаевич Ланге

14 февраля 1921 г. Одесская Высшая школа и русская наука потеряли Николая Николаевича Ланге. Он скончался в университетской клинике, в стенах того уни­верситета, в котором протекла вся его академическая деятельность; он ушел из него в трудную пору перестройки Высшей школы, которой при этой перестройке особенно тяжкой должна быть утрата одного из наиболее видных представителей Новороссийского университета.

Среди людей, которые не только живут, изживая себя в процессе жизни, но и творят, воплощая и объективируя себя в каком-либо произведении, немногим удается установить такую счастливую гармонию между своим произведением и собственной личностью, чтобы можно было по уровню и масштабам творения со­ставить безошибочное представление о значительности и истинных масштабах личности их творца. Бывают люди, внесшие значительный вклад в науку или ка­кую-либо другую область духовного творчества, в жизни которых их произведе­ния были высочайшими вершинами, на которые сами они поднимались лишь в редкие минуты наибольшего напряжения всех своих творческих сил; вся осталь­ная их жизнь, в которой и складывалась и проявлялась их личность, протекла на значительно более низком уровне. В свое произведение они вложили все, что бы­ло в них значительного; подходя к ним, сразу чувствуешь, что в них творение ис­черпало творца. Но встречаются и другие — люди, в которых всегда чувствуется какая-то не сполна еще реализовавшаяся возможность, какая-то сила, которая не исчерпала себя в действии и которой не измеришь произведенной ей работой. Живые и непреложные опровержения позитивизма, который стремится отожде­ствить бытие с данностью и определить его ею, они историей своей жизни говорят и всем своим существом свидетельствуют, что в них есть что-то сверх того, что да­но, в том, что они сделали. Николай Николаевич Ланге принадлежит к числу та­ких людей. Это чувствовалось во всем его духовном облике; это сказалось в исто­рии его научной деятельности. Он начал в роли самостоятельного исследователя, исследованием о внимании под заглавием: «Beitrage zиr Theorie dersinnlichen Aufmerksamkeit und der aktiven Apperceptions, появившимся в журнале Вундта: Phi-losophische Studien (Bd. IV) и обратившим на себя серьезное внимание Вундта, Джемса, Мюнстерберга. Последний писал в своих «Beitrage* (II. С. 73); «Работа Н. Ланге дает в нашем вопросе (имеется в виду специально вопрос о колебаниях внимания. — С. Р.) материал, который теперь уже без изменения переходит из од­ной книги в другую, встречая всюду почтительное отношение». Это исследование вошло потом, дополненное и расширенное историческими и критическими экс­курсами, в состав докторской работы Н. Н. Ланге, последовавшей за его магистер­ской диссертацией: «История нравственных идей 19 века». В дальнейшем акаде­мическая и педагогическая деятельность поглотила, по-видимому, главные си­лы Николая Николаевича. Он дал еще после небольшой работы: «Душа ребенка в первые годы жизни» (СПб., 1892) перевод «1-й Аналитики» Аристотеля, «Учеб­ник логики», составленный главным образом по Зигварту, статью о вундтовской теории происхождения мифа и хороший сводный очерк психологии в «Итогах науки». Но значение Н. Н. Ланге как ученого, а это значит как исследователя, ос­новывается на его «Психологических исследованиях» (Одесса, 1983), являющих­ся несомненно ценным трудом, особенно приметным в нашей русской, далеко не богатой самостоятельными исследованиями, научной литературе.

«Психологические исследования» состоят из двух работ (и небольшого прило­жения о действия гашиша). 1-я из них: «Закон перцепции» была первоначально напечатана в «Вопросах философии и психологии» (кн. XIII-XIV) и в сокращен­ном виде в отчете Лондонского Международного конгресса экспериментальной психологии (Intern. Congress of Exper. Psych., II Section, L, 1892). Эта работа по основным своим тенденциями примыкает к эмпиристической психологии; самый термин «перцепция» указывает на преемственную связь с эмпиристической шко­лой. Тем отчетливее выступает своеобразие того положения, которое она выдви­гает, формулируя его как «закон» перцепции. Закон этот сводится к тому, что сама перцепция, или восприятие, есть процесс, проходящий через несколько стадий, и направление этого процесса определяется тем, что всякая предыдущая его ста­дия имеет содержание более абстрактное, менее дифференцированное, последу­ющая — более дифференцированное, конкретное. Таким образом, прежде всего экспериментально устанавливается, что содержание перцепции может быть не­определенной абстракцией: можно иметь сознание о том, что что-то случилось, но не знать, что именно; затем может явиться сознание о том, какого рода раздражение мы воспринимаем, например, что это ощущение зрительное, а не слуховое, но со­знание об определенном цвете еще отсутствует (с. 2). Итак, содержание перцепции определяется в процессе, который проходит через несколько стадий и разворачи­вается в виде перехода от более абстрактного к более конкретному, при этом «об­щее» абстрактное является не вторичным по отношению к конкретному содержа­нию перцепции явлением, копией или воспроизведением его всегда конкретного и вполне определенного содержания; так что перцепция состоит в последователь­ной смене все более и более частных суждений (с. 3). Весь процесс, в котором она, согласно формулируемому Н. Н. Ланге «закону», определяется, обнаруживает в самых общих чертах разительное сходство со схемой, согласно которой, по Геге­лю, в процессе саморазвития понятия, проходя через абстрактное как момент ста­новления конкретного, определяется и строится конкретное содержание. Иссле­дование ведется при помощи экспериментальных, психометрических методов. Выводы делаются на основании сравнительной продолжительности реакции — мускульной, которая толкуется как реакция на простой «толчок в сознании», ко­гда осознано, что воспринято нечто, но еще неизвестно, что именно, сенсориальной, которая представляется реакцией, следующей за более дифференцирован­ным содержанием сознания, и т. д. Основываясь на различной длительности этих реакций, Н. Н. Ланге устанавливает различные стадии в процессе восприятия. Таким образом в области эмпирической психологии средствами эксперименталь­ной методики намечается своеобразный pendant к той картине жизни сознания, которую дает феноменологическая и логическая концепция Гегеля. Особенно поучительна при этом обнаруживающаяся в сфере экспериментального эмпири­ческого исследования несостоятельность той догматической предпосылки эмпиризма, согласно которой всякое содержание перцепции представляется конкретной законченной определенностью. Однако эмпиризм общей концепции Н. Н. Ланге обнаруживается с полной отчетливостью и даже резкостью, когда он приступает к анализу сходства и различия, основных категорий отношения. Проблема отноше­ний и их осознания имеет кардинальное значение для всей психологии, особенно для психологии мышления. Работы Мейнонга, с одной стороны, исследования Бине и Вюрцбургской школы — с другой, выдвинули ее теперь на первый план. Для эмпирической психологии эта проблема всегда была острой. Отношения — не образы, не наглядные представления, они — содержание мысли. Признание — независимости отношений, их несводимости к содержанию терминов или членов отношения влечет за собой признание мышления как несводимого к ощущению и представлению, своеобразного явления сознания. Поэтому эмпиризм стремится редуцировать отношения. Так, Юм пытался свести идею отношения к отношению идей (например, на место идеи последовательности он подставляет последова­тельность идей или перцепций, которые одни, таким образом, представляются ос­новными самобытными элементами сознания). Н. Н. Ланге делает аналогичную попытку. Прежде всего он стремится элиминировать различие как некоторое своеобразие содержанию сознания. Истолковав различие как отсутствие сходства и приравняв сознание отсутствия сходства к отсутствию сознания сходства, он за­ключает, что «никакого специфического чувства различия не существует» (с. 45, чувство здесь, очевидно, соответствует английскому feeling и взято из того же контекста, что и перцепция). Сходство представляется более приемлемым, по­скольку оно истолковывается как ассимиляция, как чувство совпадения двух об­разцов; в этом совпадении их как будто выпадает отличное из каждого из них отно­шение между ними. Общая психология отношения представляется в следующем виде: «сравниваемые предметы должны, следовательно, во-первых, быть нами со­знаны в отдельности» (с. 45); затем лишь может быть установлено сходство и, при отсутствии его, различие. Именно эту предпосылку отвергают новейшие иссле­дования, главным образом работы, вышедшие из Вюрцбургского института экс­периментальной психологии. В данном вопросе, в частности, работа Грюнбаума (Archiv f. d. ges Psych. Bd XII) экспериментально показала, что «отношение может быть дано в сознании, хотя апперцептирован только один член отношения» и да­же «отношение может быть осознано прежде, чем совместно апперцептированы оба члена отношения» (S. 418); так, например, может быть осознано подобие фи­гур без того, чтобы было осознано, какие фигуры оказались подобными, т. е. отно­шение между терминами может быть дано в сознании без терминов этого отноше­ния; сравниваемые «предметы» «не "должны", следовательно, во-первых, быть на­ми сознаны в отдельности»; «апперцепцией содержания еще не дано осознанное отношение между ними» и «сознание отношений» в известном смысле слова неза­висимо от «апперцепции содержания» членов отношения. В соответствии с этими результатами работ Вюрцбургской школы, но на новых основах должна строить­ся психология мышления и, в частности, психологическая теория суждения.

Вторая работа, вошедшая в «Психологические исследования» Н. Н. Ланге, — «Теория волевого понимания». Она дает наиболее разработанную из всех извест­ных в литературе моторную теорию внимания и, в частности, теорию колебаний внимания. Основным эффектом внимания она признает увеличение интенсивно­сти фиксированного во внимании содержания сознания. Уяснение его, аналити­ческий эффект внимания, рассматривается как произвольный результат увеличе­ния интенсивности. К отрицанию аналитической теории внимания, считающей уяснение основным его эффектом, вынуждает Н. Н. Ланге эмпиризм его концеп­ции сознания: уяснение заключается в выявлении различий, вообще отношений, определяющих содержание. Так как эмпирическая концепция ограничивает содер­жание сознания чувственно-воззрительными элементами, то уяснение, т. е. уста­новление различий и дифференциация отношений, представляется — на основе догматической предпосылки эмпиризма — в виде результата «способности, дей­ствующей помимо и свыше данного материала» (с. 162); а введение такой способ­ности, как фактор научного объяснения, вполне основательно отвергается. Про­цесс волевого внимания, сообщающего большую интенсивность фиксированному вниманием содержанию сознания, сводится, согласно этой теории, к тому, что мы воспринимаем ряд движений — аккомодационных движений, служащих для улуч­шенного восприятия; ощущение, вызванное воспроизведением движений, произ­водимых при восприятии какого-либо содержания сознания, сообщает по ассоциа­ции большую интенсивность и этому содержанию сознания, вливая в «каждый член ассоциированного с ним ряда силу непосредственного ощущения» (с. 202). В восприятии эффектов этих двигательных реакций организма, служащих для улучшения восприятии, и заключается внимание. Хотя эта моторная теория вни­мания Н. Н. Ланге подверглась решительной критике со стороны Джемса (James. Principles of Psychology), она находится, несомненно, в очевидном духовном род­стве с теорией эмоций самого Джемса и является, наряду с этой последней, наибо­лее ярким и последовательным выразителем проявившихся в обеих теориях тен­денций. Подобно тому как теория эмоций Джемса превращает эмоции в воспри­ятие физиологических коррелятов изучаемых ею явлений сознания и физиологи­ческие корреляты этих состояний сознания, имеющих свой предмет, подставляет на место этого предмета, точно так же теория внимания Н. Н. Ланге превращает движения, физиологические корреляты процесса внимания как состояния созна­ния в предмет этого состояния сознания. Подчеркнув сначала «специфическую черту внимания как известного процесса» (с. 142), он в результате своего теорети­ческого построения превращает внимание из процесса сознания в сознание про­цесса — чисто физиологического, состоящего из аккомодационных движений и реакций организма, а не явлений сознания. В результате не оказывается вообще внимания как своеобразного явления или процесса сознания; есть только наряду с другими восприятиями восприятие реакций организма, служащих для улучше­ния восприятия, и их эффектов. Теории внимания как психологического явле­ния, т. е. как своеобразного явления сознания, значит, психологической теории внимания, это построение, в сущности, не дает: неизбежный результат — раство­рение психологии в физиологии. Задача научной теории внимания должна была бы заключаться в том, чтобы определить отношения сознания к предмету во вни­мании в функциональной зависимости от взаимоотношений содержания созна­ния между собой, но содержание сознания не должно при этом, согласно догма­тической предпосылке эмпиризма, ограничиться чувственно-воззрительными элементами. Несостоятельность этой предпосылки все отчетливее обнаруживает­ся в областях экспериментальной эмпирической науки в исследовании по психо­логии мышления и так называемых Gestaltqualitaten (помимо работы Эренфельса и Корнелиуса — экспериментальные исследования Бюлера, Бенусси и др.), являющихся крупнейшими приобретениями новейшей психологии. Аналогичный сдвиг перестает быть эмпирической психологией. После периода усиленного куль­тивирования связи с физиологией психология снова в более дифференцирован­ной и углубленной форме восстанавливает свою связь с философией. Ей откры­ваются при этом и новые предметы исследования и новая постановка ее основных проблем. Она подходит к ним, овладев новой методикой, введению которой со­действовала эмпиристическая психология. Насколько значительны проникнутые духом объективизма методологические директивы этой последней, можно судить по тому, что и современная психология не сумела совладать с поставленными ими требованиями. В виде «актов» и «функций», дуалистически противопоставлен­ных содержаниям и «явлениям» сознания (Штумпф), бродят еще по современной психологии тени мертвецов — не сполна изжитые «способности» старой метафи­зической психологии, «действующие поверх и свыше данного материала». Наме­ченная здесь задача определения всех этих актов сознания, всех форм отношения сознания к предмету в функциональной зависимости от взаимоотношений содер­жаний сознания между собой — это задача, перед которой стоит современная пси­хология, — задача будущего. Психология созрела для такой постановки проблем, лишь пройдя через ту эпоху в истории психологии, одним из крупнейших пред­ставителей которой у нас в России был Н. Н. Ланге. Имея перед собой большое и новое будущее, нельзя на этом основании не ценить того, что отошло уже в про­шлое. Обычно те, которые не имеют будущего и живут только настоящим, не уме­ют ценить прошлого как момента в созидании этого будущего: они не понимают, что значит исторический интерес к прошлому в области культурных интересов, благодарность — в сфере личных чувств. Идя неуклонно к осуществлению задач будущего, нельзя не остановиться и не вспомнить с чувством благодарности тех, которых уже нет с нами.

Примечания

1. Данный некролог был напечатан в журнале «Народное просвещение» (№ 6-10) в 1922 г. (Широкому кругу читателей он стал известен после его публикации в журнале «Вопросы психологии» (1979. — № 5) в разделе «Научный архив», с. 140 и далее «Из научного наследия Сергея Леонидовича Рубинштейна» в связи с 90-летием со дня его рождения.) Он представляет интерес прежде все­го в плане истории психологии, поскольку раскрывает малоизвестную роль Н. Н. Ланге и содержит краткий анализ его трудов. С точки зрения теоретиче­ской С. Л. Рубинштейн четко обозначает конфронтацию позиций эмпириче­ской психологии, с одной стороны, и так называемой психологии сознания — с другой. Однако за архаичностью терминологии и ряда понятий («эмпири­стическая» психология, глобальное употребление понятия «сознания» вместо современного понятия «психические явления» и т. д.) звучат принципиальные положения С. Л. Рубинштейна о предметном характере сознания, критика эм­пиризма, с одной стороны, идеалистического понимания сознания — с другой, функционализма метафизической психологии — с третьей. Иными словами, здесь — в работе 1922 г. — уже формируются исходные и негативные, и пози­тивные методологические установки психолога. Этой, по-видимому, первой психологической работой открывается и некото­рая новая страница биографии самого Сергея Леонидовича Рубинштейна, ко­торая позволяет историку психологии более точно датировать начало его на­учной деятельности в качестве психолога. Известно, что С. Л. Рубинштейн получил официальное философское образование в Германии (в Марбургском университете). Он начал свою педагогическую деятельность в Одессе в 1915 г. С 1919 г. он доцент кафедры философии Новороссийского университета. С 1922 г. после смерти Н. Н. Ланге он становится заведующим кафедрой пси­хологии того же университета. Именно к этому периоду относятся найденные в его архиве две первые статьи — данный некролог и статья «Принцип твор­ческой самодеятельности», которая, согласно авторскому примечанию, пред­ставляет собой часть 2-й главы работы «Идея знания», тогда еще не опублико­ванной (Учен. зап. Высшей школы г. Одессы. 1922. — Т. II). Психологической общественности в качестве первой работы С. Л. Рубинштейна известна статья «Проблемы психологии в трудах К. Маркса» (1934). Однако абрис принципа единства сознания и деятельности, развитого в статье 1934 г. на основе Марк-сова понимания деятельности, содержится уже в статье 1922 г. Следовательно, начало научной деятельности С. Л. Рубинштейна как психолога, разрабаты­вавшего основные проблемы и методологические принципы психологии, мо­жет датироваться 12 годами ранее, а именно 1922 г. 2. Психологическая характеристика С. Л. Рубинштейном личности Н. Н. Ланге, содержащаяся в некрологе, может быть в полной мере отнесена к личности са­мого Сергея Леонидовича. Яркая мысль о соотношении личности ученого-твор­ца, в котором всегда чувствуется еще не сполна реализовавшаяся возможность, и ученого, который лишь изредка поднимался до вершины своих творений, пе­рекликается с мыслью о соотношении жизни и личности. Образ человека, ко­торый изживает себя значительно раньше, чем кончается его жизнь, и образ ученого, произведения которого исчерпали возможность его творца, противо­положны другому типу личности — человека и ученого. Его судьба трагична, потому что его труды далеко не исчерпали его возможностей, а смерть обрывает начатое им дело. (Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии, с. 354-355.)