OCR: Марсель из Казани, / «Как примирить делание денег со спасением души».

Ещё труды С.Л. Рубинштейна: /bib.html#rubinstein

Сергей Леонидович Рубинштейн

Тактика и стратегия этики

Идея воинствующего добра. Формирование человеческих отношений (отношения человека с другим человеком) как моральная дуэль, как борьба, оружием в кото­рой является активное хорошее отношение к другому человеку. Мое отношение к другому человеку должно обезоружить его дурные намерения, демобилизовать их, ставить его в такие моральные условия, при которых лишаются почвы, мотива его дурные отношения. (Происходит) активная перестройка (детерминация) по­ведения других людей, изменение моральных условий их поведения (на основе моего) активного отношения к ним.

Всякое поведение человека — хочет он того или нет, — поскольку он живет в общении с другими людьми, есть воспитывающее поведение: оно оказывает то или иное формирующее воздействие на другого человека. Поведение, поступки одного (каждого) человека как то, что обусловливает моральное поведение другого человека. Надо определить свое поведение так, чтобы поставить его в ситуацию, требующую с его стороны морального поведения, мое поведение должно стать условием его морального поведения. Это и есть воспитание как действенное от­ношение к людям, направленное на моральное формирование людей. Воспитание в этом смысле — не только педагогическая, но и моральная проблема, и, только так поставленная, она может дать педагогический эффект.

Я не реагирую на его поступки, а учитываю эффект, который производят на него мои поступки. Я оцениваю каждый свой поступок как условие, в которое ста­вится другой человек.

Долой этику жалости, сострадания (не во имя жестокости, не во имя здоровой белокурой или какой-либо другой бестии) — во имя воинствующей этики борьбы за совершенствование человека.

Не только поведение, но самая жизнь человека выступает как морально обу­словливающая совершенствование другого человека. Самое существование тако­го человека делает других людей лучше.

Этика выявляет условия, при которых отношение к человеку адекватно ему как человеку. В любви ее объект существует для любящего не как объект, орудие, средство, а как субъект. В самой общей форме это вообще характеризует отноше­ние к другому человеку: другой человек, будучи дан как объект, вызывает к себе отношение как к субъекту. Я для него объект, которого он, в свою очередь, прини­мает как субъекта.

Теория этического познания. Человеку в жизни непрерывно приходится ре­шать не только технические, логические, но и этические проблемы. Этика имеет дело не только с поведением и мотивацией, но и с мышлением — с решением оп­ределенных жизненных проблем: как в данных условиях относиться к другому человеку, как поступить по отношению к нему. Решение этих вопросов, так же как и всякое мышление, требует анализа конкретной ситуации, задачи и обобщения, актуализации и применения определенных принципов. Основное в конечном итоге заключается в том, как относиться и поступать по отношению к людям по-челове­чески, однако конкретно должно быть определено, в чем это должно в каждом част­ном случае выражаться.

Это определяется в результате решения этических проблем, которые на каж­дом шагу ставит перед человеком жизнь, этических противоречий, с которыми че­ловек на каждом шагу сталкивается. Самые положения этики, которые служат принципами, большими посылками при решении этих проблем, выявляются, стро­ятся путем анализа фактического хода событий и последствий, которые влекут за собой действия и поступки в определенной обстановке. Анализ последствий (ре­зонанса) своих поступков по отношению к другим людям, результатов их поступ­ков по отношению ко мне, воздействий поступков людей друг на друга в смысле построения и развития их человеческой сущности — такова та эмпирия, «онто­логия», из анализа и обобщения которой рождается и формулируется этическая теория.

Два пути, два направления и точки приложения действий человека.

1. Изменение внешних условий общественной жизни, снимающих внешние при­чины моральных трудностей человека и его жизни, внешних источников мо­ральных конфликтов.

2. Формирование внутренней позиции, внутреннего отношения к любым кон­фликтам, которые приносит жизнь, к любым противоречиям, которыми она может оказаться чреватой.

Верность и искренность. Обязательства, которые я принимаю на себя перед другими людьми на будущее, предполагают абстракцию от привходящих новых обстоятельств. Способность абстрагироваться от них, сохраняя верность, неиз­менность в будущем, в новых обстоятельствах линии, которая сложилась у меня в нынешних обстоятельствах. В этом заключены внутренние противоречия. В но­вых, будущих обстоятельствах, порождающих новые тенденции, желания и т. д., сохраняя верность принятым обязательствам, я могу оказаться неискренен, вы­полняя принятые обязательства формально, лицемерно. Неискренность, т. е. из­менение верности себе будущему, изменившемуся, либо, сохраняя верность себе, я должен буду нарушить верность принятым на себя обязательствам, нарушить верность обязательствам, принятым перед другим человеком. Либо неискрен­ность, либо неверность, либо неверность своим обязательствам, либо неверность самому себе. Суть в том, чтобы, оставаясь верным своим обязательствам, остаться верным самому себе, остаться самим собой в изменившихся обстоятельствах. В этом есть разрешение жизненных противоречий.

Голос совести — переживание конфликта или разлада, неадекватности между тем, что человек непосредственно переживает (а не только абстрактно признает) как добро, и тем, что он делает или допускает (или упускает). Наличие у человека совести — это наличие в нем внутренней инстанции, которая непрерывно мораль­но реагирует на все, что происходит, что он делает. Необходимым условием нали­чия совести является переход представлений о добре и зле из сферы абстрактных положений, о которых ему известно, в сферу непосредственных переживаний. Голос совести — это «суждение», суд, осуществляющийся в виде непосредственной реакции, непосредственного переживания чего-то как добра (или зла) и обуслов­ленной им непроизвольной реакции на все моральное (этическое) по содержанию (непроизвольной по форме). Представление о добре, вошедшее в качестве пере­живания в жизнь человека, это и есть совесть.

Долг и влечение. Здесь должна быть преодолена кантовская формальная анти­теза, представляющая подстановку качества, в котором нечто выступает, на место того, что выступает в этом качестве и заодно обладает другим, противоположным качеством. Согласно этой антитезе есть: долг, должное, к которому меня не вле­чет, к которому сердце не лежит, которое меня от себя отвращает, внушает отвра­щение, и нечто, что меня влечет, но как противоположное долгу, и не заключает в себе ничего этического, доброго, хорошего — хорош же в таком случае я!

Добро вне его чуждо, враждебно ему, его влечениям, так же как он и его влече­ния чужды всему, что есть доброго и человечного, — это фальшивая антитеза, по­рожденная формально-логическим мышлением — подстановкой понятий, выра­жающих качество, в котором нечто выступает в качестве того конкретного, что, обладая этим качеством, обладает и другим — противоположным. Согласно Кан­ту, долгом в чистом виде является добро, утратившее или лишенное всякой при­влекательности. Это значит, что все добро чуждо человеку, а потому в нем нет влечения ни к чему доброму. На самом деле, одно сознание, что нечто есть добро (долг), имеет нравственное содержание, достаточное, чтобы вызвать побуждение сделать это. Это не влечение в специфическом смысле слова, но тем не менее по­буждение достаточной силы, чтобы обусловить поведение вопреки «влечению». На самом деле там, где есть серьезные нравственные конфликты, один долг вы­ступает против другого долга и обычно в какой-то мере одно влечение (в виде, скажем, привязанности к семье, к женщине, с которой была связана вся прошед­шая жизнь, к детям) выступает против другого влечения (новая любовь к другой женщине). Этот спор серьезен только тогда, когда это спор добра с добром, там, где есть влечение, не отпадает вопрос о нравственном содержании того, что вле­чет. Во всяком серьезном этическом конфликте добро, а не зло борется с добром. Там, где зло борется с добром, этически все заранее решено (здесь вообще нет эти­ческой проблемы). Там, где зло борется с добром, нужны не этические размышле­ния, а несгибаемость мужества, непреклонность борьбы. Бывает, конечно, и так — мертвый долг, к которому не влечет человека ничто, никакая потребность, кото­рый существует лишь в прописной морали, а не в самой жизни человека, с одной стороны, С другой — голос влечения, лишенный какого бы то ни было человече­ского значения, морального содержания, но горе тому, у кого бывает так. И во всяком случае, это не этическая проблема, она лежит по ту сторону этики.

В действительности все гораздо сложнее: во всяком подлинном, искреннем че­ловеческом влечении есть нравственное содержание (долг) и в каждом долге — пока идет борьба — есть элементы влечения (в виде, скажем, привязанности). Борьба у человека всегда в какой-то мере переносится в этическую плоскость, но здесь наличие более сильного влечения легко порождает моральную казуисти­ку — подчеркивается, выступает на передний план, акцентируется нравственное содержание в том, к чему направлено более сильное влечение, и маскируется нравственное содержание отношений, с которыми оно вступает в конфликт. Та­ким образом делается попытка решить спор в этической плоскости, но нравствен­ная картина искажается. Первая задача нравственного сознания заключается в том, чтобы увидеть и восстановить истинную нравственную картину. Сохранение status quo не может быть признано принципом, лежащим в основе моральных ре­шений, иногда приходится рвать одни — старые отношения и строить новые, но решающим остается вопрос о том, что разрушается и что создается с точки зрения нравственной ценности.

Страдания, которые при этом наносятся другому человеку, не могут не учиты­ваться, но жалость вместе с тем не может быть высшим принципом морали. Ре­шающим в конечном итоге является нравственное качество того, что разрушается и что создается. Бороться нужно за нравственно совершенствующее человека от­ношение, а не за человека, не знающего страданий. Паника перед необходимостью страдания так же неправомерна, как и культ страдания как средство самоусовер­шенствования или путь к совершенствованию другого человека. Основная на­правленность этики на совершенствование другого человека, самоусовершенст­вование должна быть не целью, а результатом.

Проблема оценки, значимости, отношения есть генеральная проблема психиче­ского. При отражении мира субъектом психическое всегда выступает как «опре­делитель» не только того, что нечто есть, но и того, каково его отношение к субъ­екту (и тем самым — субъекта к нему). Отправная точка, ведущая затем к этике (также к познанию), — в самих истоках жизни.

Жизнь человека — это тоже способ бытия, специфический способ существо­вания, поэтому жизнь человека выступает как новая онтологическая категория. Специфический способ детерминации, отражающий коммуникацию (общение), взаимосвязь людей друг с другом, — специфическая сфера взаимодействия, взаи­мосвязи, взаимоотношений людей друг с другом, в которой осуществляется их бытие (бытие человека). Познание моральной истины осуществляется как вклю­ченное в жизнь, идущее из нее, ею обусловленное.

«Психоанализ» человеческого поведения — интерпретация человеческого по­ступка должна быть сделана подобно интерпретации речи — как раскрытие зна­чения и смысла человеческого действия, поведения.

Духовная история человека — история того, как изменяется значение, смысл происходящего, как происходит переосмысливание и переакцентирование и в связи с этим изменяется отношение человека к окружающему (каково отношение человека и к чему). Отсюда проистекает изменение мотивации. В психическом отражении происходит раскрытие жизненного смысла, значения событий для личности. Отсюда — отношение ее к происходящему. Переосмысливание жизнен­ных явлений, переакцентирование происходящего, смена законов (положитель­ный — отрицательный) и значений — это духовная история личности, ее духовная жизнь.